Военный талант Макдевит Джек

13

Толпа – это демократия в самом чистом виде.

Изречение, приписываемое Кристоферу Симу

«Анналы Деллаконды»

Что-то холодное коснулось моего лба. Я прислушался к ритму своего дыхания, но когда попытался шевельнуться, почувствовал легкое головокружение. Ребра болели, шея тоже, под прикрытые веки проникал тусклый свет.

– Алекс, с вами все в порядке?

Голос Чейз. Издалека. Вода капает в раковину.

– Привет, – произнес я, все еще плавая в полумраке.

Она взяла в ладони мою голову и прижалась губами ко лбу.

– Хорошо, что ты вернулся.

Я неуклюже потянулся к ней, Чейз отодвинулась и улыбнулась, но ее глаза остались серьезными.

– Как ты себя чувствуешь?

– Ужасно.

– Кажется, ничего не сломано. Немного помят. Что ты там делал?

– Выяснял, что бывает с посторонними наблюдателями.

– Дать тебе лекарство?

– Нет, со мной все нормально.

– Может выпьешь что-нибудь? Я не очень в этом разбираюсь. У тебя могут быть внутренние повреждения.

Я взглянул снизу вверх в ее серые глаза. Не Квинда Арин, конечно, но в тот момент она выглядела очень привлекательно.

– Я чувствую себя превосходно. Как ты здесь оказалась?

– Меня вызвал Джейкоб.

– Джейкоб?

– Мне это показалось удачной мыслью, – сказал Джейкоб.

– Он заметил что-то неладное.

– Ты раскраснелся, – объяснил робот. – И дышал неровно.

– Поэтому он рискнул и отключил тебя от программы.

Чейз протянула мне стакан.

Я отхлебнул воды, попытался сесть, но у меня ломило все тело.

– Что случилось?

– Мы точно не знаем. Какой-то дефект в записи.

– Алекс, – сказал Джейкоб, – я просмотрел все сценарии. Включи ты другие модели, произошло бы то же самое. Даже битву у Волчков. Если бы ты вернулся к Хринвару вместе с десантом Сима, то обнаружил бы, что план отвлечения ашиуров не совсем сработал, и деллакондцев уничтожили. Это не те модели, которые мы скопировали.

– Грабитель, – сказал я.

– Да, – согласился Джейкоб.

Я снова сделал попытку подняться, но Чейз заставила меня лечь.

– Возможно, именно поэтому они разбросали простыни и украли книгу.

– Причем туг простыни? – спросила Чейз, решив, что она ослышалась.

– Вчера у нас был грабитель, который проделал нечто странное с постельным бельем, а также стащил сборник Уолдорфа Кэндлза.

– Для отвода глаз, – сказала Чейз. – Чтобы скрыть истинную причину взлома. Кто-то хочет тебя убить.

– Не согласен, – вмешался Джейкоб. – Я прервал запись, как только догадался о возникшей ситуации. Однако через несколько секунд программа все равно приняла бы меры для твоего спасения. То же относится ко всем записям. Твоя смерть в их намерения не входила.

– Похоже, они пытаются запугать тебя, Алекс, – сказала Чейз.

Им это удалось. По ее лицу я видел, что она об этом догадалась.

– Все наверняка связано с Гейбом.

– Да, – сказал Джейкоб.

Я искал пути достойного выхода из игры, не рискуя показаться Чейз презренным трусом.

– Нет ничего такого, ради чего стоило бы погибнуть, – произнес я.

Джейкоб молчал.

Чейз кивнула.

– Так безопаснее всего, – согласилась она после долгого молчания. Выглядела она разочарованной.

– Ну, хорошо, чего вы от меня хотите? Я даже не знаю, кто эти сукины дети. Как я, могу от них защититься?

– Никак.

В комнате стало очень тихо.

Чейз уставилась в окно, а я приложил руку к голове, стараясь выглядеть совершенно разбитым.

– Жаль, что этим ублюдкам все сойдет с рук, – наконец произнесла она ровным голосом.

– Кто-то, наверное, думает, – вставил Джейкоб, – что ты на верном пути.

– Кто-нибудь разбирается в этих штуках? – спросил я, вертя в руках кристалл с записью моделей. – Сложно перепрограммировать один из таких сценариев? Какая квалификация нужна для этого?

– Умеренная, мне кажется, – ответил Джейкоб. – Нужно переписать базовую программу и отключить программу комментатора, направленную на обеспечение безопасности участника. И еще необходимо отключить несколько дублирующих предохранительных систем. Проделать все это может и домашняя система.

– А ты бы смог?

– О, да. Довольно легко.

– Значит, кто-то узнал, вероятно, в библиотеке, какие сценарии я скопировал, получил дубликаты, перепрограммировал их на этот кристалл и подменил его.

Чейз смотрела в сторону.

– Мы могли бы запросить библиотеку и узнать, кто еще интересовался этими сражениями.

– Не помешало бы, – согласился я.

– Уже сделано, Алекс. Идентичный набор сценариев заказан два дня назад.

– Хорошо, – неохотно сказал я. – И кем же?

– В записи сказано – Габриэлем Бенедиктом.

На следующее утро Джейкоб небрежно заявил, что почитал о Кэндлзе и наткнулся на любопытную информацию.

– Он писал предисловия ко всем своим книгам. Тебе это известно?

– У нас есть или, вернее, были все пять его книг, – ответил я. – Не помню никаких предисловий.

– Просто они ужасно длинные, почти такие же длинные, как и сами книги. Поэтому их никогда не включают в сборники. Но много лет назад их собрал и снабдил комментариями Арманд Хэлли, выдающийся исследователь творчества Кэндлза.

Я с наслаждением ощущал тепло термопледа, окутывавшего мои избитые ребра.

– К чему ты клонишь? – спросил я.

– Я нашел у него описание событий на Каха Луане после оккупации Города на Скале. Там есть интересный портрет Лейши Таннер. Женщина явно обладала огромным мужеством.

– Из чего это следует?

– Помнишь, она говорила о толпе? Очевидно, Лейша не оставалась сторонним наблюдателем. У меня подобран материал. Если хочешь, посмотри.

– Давай.

– На экране?

– Прочти мне, Джейкоб.

– Хорошо. – Он помолчал. – Там довольно много говорится о политической ситуации.

– Потом. Что он говорит, о Лейше Таннер?

– Вечером того дня, когда они узнали о взятии Города на Скале, Кэндлз наблюдал, держась на безопасном расстоянии, за демонстрацией в студенческом городке.

«В качестве сцены они использовали портик столовой. Там с соответствующим моменту разъяренным видом сидели семь-восемь человек явно готовых перерезать несколько глоток ради правого дела. Выступала Мариш Камандеро, привлекательная и очень серьезная женщина, возглавлявшая факультет социологии. Как раз такой человек и нужен для преподавания социологии.

На площади собралось около двухсот демонстрантов. Число, возможно, и не очень внушительное, но кричали они громко. И были активны. Они толкались и возбужденно жестикулировали под свою ужасающую музыку. Завязались драки. Один молодой человек, по-видимому, пытался спариться с колючим кустом, повсюду валялись бутылки.

Камандеро размахивала руками и вопила об убийцах-»немых». Толпа сильно возбудилась.

Вдруг появилась Лейша и безрассудно подошла к толпе именно в тот момент, когда Камандеро заявила, что история переполнена трупами тех, кто не хотел или не мог бороться. Люди прячут головы в песок и надеются, что «немые» уйдут сами.

Толпа заревела в знак одобрения.

– Настало время, – говорила она, – встать рядом с Кристофером Симом.

Услышав имя Сима, толпа принялась во всю мочь скандировать его. Беспомощные глупцы, чья планета владела всего лишь парой дряхлых челноков!

Лейшу узнали, и шум утих. Камандеро, улыбаясь, ткнула пальцем в ее сторону.

– Доктор Таннер понимает «немых» лучше нас, – сказала она с притворной приветливостью. – Год назад она защищала своих друзей публично, заверяя, что этот день никогда не наступит. Возможно, она будет так любезна и скажет, чего нам еще не стоит бояться теперь, когда захвачен Город на Скале?

Толпа пока не видела Лейшу, она еще могла выбраться оттуда, но предпочла остаться. Безрассудный поступок, особенно в такой момент. Даже какой-нибудь энергичный бухгалтер мог бы послать этих идиотов сжечь Капитолий.

Лейша гневно посмотрела на Камандеро, с явным презрением огляделась вокруг, пожала плечами и зашагала к портику. Толпа расступилась перед ней, но кто-то бросил в ее сторону банку из-под пива.

Камандеро подняла руки, успокаивая зрителей и призывая их проявить терпение и великодушие даже по отношению к тем, кто трусит перед лицом войны.

Лейша с королевским презрением шла сквозь толпу. Смотреть на это было приятно, хотя и страшно. Она поднялась по ступенькам на возвышение и остановилась перед Камандеро. Толпа зашумела. Издалека до меня доносились голоса людей да шум летающих над головой лодок.

Камандеро была намного выше Таннер. Они стояли лицом к лицу, молча глядя друг другу в глаза. Потом Камандеро отстегнула свой микрофон, однако продолжала держать его за шнур. Лейше пришлось бы встать на цыпочки, чтобы его достать.

– Я согласна, – дружелюбно произнесла Лейша, – время сейчас опасное.

Мило улыбнувшись, она повернулась к собравшимся. Камандеро уронила микрофон на платформу, спустилась со сцены и, растолкав толпу, вышла на площадь.

Лейша развивала достигнутый успех.

– Война очень близко, и, хотя мы пока не стали ее частью, это, наверное, уже неизбежно.

Раздались редкие выкрики одобрения, однако быстро стихли.

– Сегодня в городе полно подобных митингов, поэтому мы должны на минуту остановиться и подумать...

Недалеко от площади раздался взрыв, в толпе снова зашумели.

– ...подумать о том, что мы имеем дело с народом, очень похожим на нас...

Это вызвало протест. Кто-то крикнул, что они вовсе не похожи на нас, кто-то назвал их дикарями. Лейша спокойно ждала, когда ее снова станут слушать.

– Они умеют думать!

Я огляделся в поисках поддержки, спрашивая себя, что делать, если они стащат ее вниз, в толпу.

– У них есть этическая система, – продолжала Лейша. – У них есть университеты, где студенты собираются на такие же митинги и требуют отомстить нам!

– Сегодня они отомстили!

Опять зазвучали угрозы в адрес ашиуров, университета и Лейши.

– Да! Наверное, отомстили. – По ее лицу промелькнула тень боли. – Мы потеряли несколько кораблей с экипажами, я также слышала, эти «немые» убили несколько человек на планете. Теперь у нас нет другого выбора, как самим пролить кровь.

Толпа потрясла факелами.

– Стерва!

– Правильно, черт побери!

– Многие люди погибли. Как насчет них?

Я уже слышал ответ на этот вопрос: «Мы ничего не должны мертвым. Они не узнают, остались ли мы нейтральными или выступили, прославили ли их имена или забыли о том, что они когда-то жили среди нас». Но Лейша оказалась достаточно осторожной и не сказала ничего подобного.

– Мы еще сможем остановить бойню, если действительно захотим. А если нет, то по крайней мере, сможем сами остаться в стороне. Почему Сопротивление не получает никакой помощи от Окраины? Или от Токсикона? У них же есть боевой флот! Если ашиуры представляют угрозу для всех нас, почему они не выступили?

– Я скажу, почему! – яростно выкрикнул плотный мужчина, работавший над диссертацией по классической литературе. – Они хотят всеобщего участия! Мы находимся в зоне боевых действий, и если мы сами себе не поможем, зачем им рисковать своими людьми?

Толпа громогласно согласилась.

– Возможно, вы правы, – ответила Лейша. – Но правда в том, что Окраина и Токсикон не доверяют друг другу в значительно большей степени, чем инопланетянам.

Я придвинулся ближе. Вряд ли я когда-либо боялся больше, чем сейчас. В толпе я заметил людей из службы безопасности, но если этот сброд набросится на нее, они ничего не смогут сделать.

– Если вы всерьез решили принять участие в войне, – продолжала Лейша, – то следует подсчитать, какими силами мы располагаем. Насколько мне известно, у Каха Луан есть один эсминец. Вот и все. Один эсминец. Есть еще три или четыре фрегата, которые последний раз участвовали в бою более полувека назад. Есть еще несколько челноков, но им придется стрелять камнями, поскольку они не вооружены. У нас нет заводов, способных строить военные корабли, поэтому их придется покупать. Надо будет также провести в парламенте закон об огромном повышении налогов. И отменить бесплатное образование.

Она остановилась, оглянувшись на группу людей, сидящих позади нее. Самым известным среди них был Майрон Маркузи с философского факультета.

– Уверена, – улыбнулась ему Лейша, – что доктор Маркузи одобрит меры, которые понадобятся для сбора денег.

– Правильно, черт возьми! – прокричал кто-то из задних рядов толпы.

Маркузи оказался на высоте положения.

– Нас не волнуют деньги, доктор Таннер, – ответил он, пытаясь придать своему голосу побольше убедительности, но потерпел неудачу. – На карту поставлено гораздо большее, чем несколько стипендий. Мы говорим о нашей жизни, а, возможно, и о выживании человечества! Если не объединиться перед лицом общей опасности...

Его голос сорвался на писк, но ему громко зааплодировали.

Тут кто-то запел старинный боевой гимн Города на Скале «Кондор-ни». Его сразу подхватили, и вскоре песня уже гремела над площадью. А удрученная Лейша стояла, молча глядя на происходящее».

Следующие дни я провел в поисках любой информации о Таннер, связываясь поочередно с университетскими библиотеками и отдаленными архивами. Засыпал я за чтением работ Рэшима Мачесны. Мне удалось разок пообедать с Квиндой, и я получил огромное удовольствие, поскольку мы впервые провели вечер без обсуждения Сопротивления.

Через несколько дней после моего полета на «Кудасае» Чейз сообщила, что кое-что нашла. Она не захотела сказать, что именно, но была очень возбуждена. Известие не показалось мне особо радостным: я уже начал надеяться, что зашел в тупик и могу с чистой совестью отступить.

Через час с ужасно самодовольным видом появилась Чейз.

– Здесь собрание писем Уолдорфа Кэндлза, – сказала она, вручая мне кристалл.

– Привет, Чейз, – сказал Джейкоб. – Обед будет готов через полчаса. Как вам приготовить бифштекс?

– Привет, Джейкоб. С кровью.

– Хорошо. Приятно снова видеть вас. Очень хочется посмотреть на вашу находку.

– Спасибо. Я переговорила с сотрудниками отделов литературы и библиотек на всем континенте. Это нашлось в архиве небольшой школы в Масакане. Составлено местным издательством, но после смерти редактора официально не публиковалось. В собрание включена телеграмма от Лейши Таннер, посланная с Миллениума!

Миллениум – последняя информация в «Записках» Таннер.

Я вставил кристалл в считывающее устройство Джейкоба и сел на кушетку.

Свет померк.

Появилось изображение Таннер в легкой блузке и шортах. Видимо, там, где она находилась, было тепло.

– Уолли, у меня плохие новости.

В глазах Лейши застыла тревога. Ту женщину, которая, не дрогнув, стояла перед толпой на площади Каха Луана, что-то сильно потрясло.

– Мы оказались правы: Мэтт был здесь после гибели «Стращинского». Но деллакондцы пытаются скрыть это. Я беседовала с несколькими его знакомыми, но они или вообще не хотят говорить о нем, или лгут. Он им не очень-то по душе, Уолли, хотя они делают вид, что он им нравится. Я говорила со специалистом по компьютерам, ее зовут Малин или Монлин, не помню. К тому времени я уже поняла, что нельзя напрямую спрашивать о Мэтте, поскольку люди сразу притворяются, будто вообще ничего не знают. Поэтому, разговаривая с Монлин, которая слишком много выпила, я как бы невзначай сказала об общем знакомом, пару раз упомянувшим в разговоре ее имя. Она вроде бы заинтересовалась, но когда я назвала Мэтта, потеряла самообладание и так разозлилась, что разбила свой стакан и порезала руку. Она обозвала его предателем и сукиным сыном, кричала, что убила бы его, если бы могла. Я никогда не видела подобной злобы. Потом, словно кто-то повернул выключатель, она замолчала и не захотела больше ничего говорить.

На следующее утро за завтраком она заявила, что это была просто пьяная болтовня, и Мэтт ей нравится, хотя их нельзя считать хорошими знакомыми, что она сожалеет о его смерти и так далее. В тот же вечер она исчезла. Один из офицеров сказал, будто ее послали куда-то с поручением. Он не знал, куда именно.

Меня беспокоит вот что: Мэтта всегда трудно было понять, однако, он не относился к людям, вызывающим ненависть. Уолли, они его презирают. Его имя не просто вызывает раздражение. Все эти люди с радостью убили бы его!

Думаю, мне следует вернуться домой. Я устала от разговоров с военными, они слишком легко начинают ненавидеть. Но, Боже мой, как бы мне хотелось знать правду! Ведь не было никого, более верного Симу и проклятым конфедератам, чем Мэтт Оландер.

Это место превратилось в сумасшедший дом. Здесь полно беженцев с Илианды, их палатки стоят повсюду. Я смотрю на этих людей, лишившихся своего дома, и теряю мужество. Тебе известно, что ашиуры бомбили Пойнт-Эдвард? Почему они поступают так глупо? Я не могла бы сказать это никому другому, но иногда я спрашиваю себя, а не прав ли Сим в отношении ашиуров? Тяжело, Уолли. Действительно, тяжело.

Говорят, что завтра в городе выступит с речью Тариен. Он должен сообщить о выделении района для размещения илиандцев. Попытаюсь поговорить с ним, может, удастся убедить его расследовать дело с Мэттом.

Буду держать тебя в курсе.

Изображение померкло.

– Все?

– Другой записи нет, – ответил Джейкоб. – На этом кристалле.

– Это все, что есть, – сказала Чейз. – Во введении указано, что планируется издать следующие выпуски. Но ни один так и не подготовили. Умер редактор.

– Его звали Чарлз Паррини, из Милетского университета, – добавил Джейкоб. – Он умер тридцать лет назад.

– Издание мог закончить кто-нибудь еще.

– Возможно. – Чейз выпрямилась. – Значит, просто не опубликовали.

– Может, это и не имеет значения, – заметил Джейкоб. – Но ведь Паррини должен был собрать какие-то документы. Найдите их, тогда, возможно, вы получите ответы на свои вопросы.

Милетский университет располагался на Сиквине, самом маленьком из шести континентов Окраины, посреди пустыни, в городе Капучай. Паррини проработал там профессором литературы большую часть своей жизни. Библиотека была переполнена его книгами, этот человек оказался чрезвычайно плодовитым. Там можно было найти его комментарии к произведениям каждой литературной эпохи, начиная с вавилонской. Он редактировал несколько справочных изданий по великим поэтам и эссеистам, включая Уолдорфа Кэндлза, перевел целую полку ашиурской поэзии и философии. Всю вторую половину дня и часть следующего утра мы с Чейз работали в кабинете Гейба, просматривая эти книги.

Ближе к полудню Чейз позвала меня к терминалу.

– Интересный перевод сочинения Тулисофалы. Я ознакомилась с принципами, на которых основана ее этическая система: «Люби врага своего. Плати добром за зло. Справедливость и милосердие – краеугольные камни, праведной жизни, справедливость потому, что ее требует природа, а милосердие потому, что справедливость разъедает душу».

– Что-то знакомое.

– Возможно, существует единственная этическая система для всех разумных видов. Хотя у «немых» она, по-видимому, не имела успеха.

– Ты именно это хотела мне показать?

– Нет. Минуточку. – Чейз вернула на экран титульный лист и указала на посвящение. «Лейше Таннер».

Никто из библиотекарей не знал о Паррини. Для них он был всего лишь парой кристаллов в библиографическом зале и тремя коробками документов в хранилище. А может, там было четыре коробки? Точно никто не знал. По нашей просьбе коробки спустили в просмотровую комнату и продемонстрировали их содержимое. Мы обнаружили студенческие доклады, списки учеников, финансовые записи, устаревшие еще при жизни Паррини: счета за мебель, произведения искусства, книги, одежду, скиммер.

– Должно быть что-то еще, – сказала Чейз, когда мы сняли обручи и приступили к обеду. – Мы не там ищем. Составив первый том, Паррини просто не мог не создать большой задел материалов для следующих книг.

Я согласился и предложил начать с литературного отдела.

Джейкоб уже держал наготове код связи, и сразу же после обеда мы подключились к убогой конторе с потрепанной мебелью, в которой находились два скучающих молодых человека. Задрав ноги и скрестив руки за головой, они развалились у старинных терминалов. Один – очень высокий, почти двух с половиной метров, другой – среднего роста, с ясными дружелюбными глазами и рыжеватыми волосами. На мониторе быстро мелькали отрывки текстов, но никто не обращал на них внимания.

– Да? – спросил тот, что пониже, слегка выпрямившись. – Чем могу помочь?

Он обращался преимущественно к Чейз.

– Мы проводим исследование о Чарлзе Паррини. Нас особенно интересуют его работы по Уолдорфу Кэндлзу.

– Паррини – жалкий писака, – сказал высокий, не меняя позы. – Скембли гораздо лучше разбирается в Кэндлзе. Или Кестлер. Черт, почти любой, кроме Паррини.

Первый, нахмурив брови, представился:

– Корман. Зовут Жак. А это Тэкстер.

Губы Тэкстера слегка приоткрылись.

– Что вам нужно? – спросил Корман, изучающе рассматривая Чейз. Она ему явно понравилась.

– Знаком ли вам перевод Тулисофалы? Почему Паррини посвятил его Лейше Таннер?