Где кот идет 2 Водолеев Игорь
– Почему? – возразил Гарун. – Знаю, что он хорошо говорит по-русски. Еще он специалист по выживанию. Значит, окончил спецназ. Здесь он главный. Главный разведчик, значит. Или нет, он главный дивер. А сам родился в Исландии. Вот и все.
– Родился в Исландии! – фыркнул Кирога. – В Исландии многие родились. Даже Бьйорг Гудмунддроттир. Наш Эгль славен из скандинавской летописи. «Сага об Эгиле», слыхал?
– Не читал, – замотал головой Гарун. – Я физик, а не литературовед. Название знакомое, но не читал. Мог видеть в библиотеке. Вернусь, обязательно прочитаю. Хотя погодите, куда вернусь? Вы, ребята, так быстро выдернули меня, что я еще не привык, – икнул Гарун, – Чтоб меня возили, как дрова. Признаю, упаковали меня профессионально. Профессионалы, вы – профессионалы. А я еще только учусь. Я всю жизнь учусь, понимаете? Это какой-то кошмар! Я не прив…ык к этим вашим, ну понимаете, к этим штукам всяким. Тимешин, Мимешин! Где это вообще находится? Нет, господа биндюжники, я имею право знать, за сколько световых лет вы меня сюда притаранили?
– Опять за рыбу деньги, – усмехнулся Кари. – Саток, объясни, пожалуйста, аспиранту, куда он попал. Похоже, русские слова до него не доходят.
Индеец аккуратно промокнул губы салфеткой.
– Вы, молодой человек, уже знаете, что попали не совсем в обыкновенное место, – начал Саток. – Назовем его параллельным миром или другой вселенной – суть от этого не меняется. Хотя сэр Оливер предупреждал относительно вольного толкования понятия параллельности миров. В первую очередь вас наверняка интересует, каким образом мы совершаем перемещения между мирами. Вы думаете, что для перемещений вдоль мировой линии необходимо иметь какую-то «машину времени»?
– Безусловно, – легко согласился Гарун. – Как же иначе?
– Вы абсолютно правы, – обрадовался Саток. – И такая машина у нас есть.
– Где же она? Любопытно было бы на нее взглянуть. Если она не секретная.
– Никаких секретов! Смотрите, – индеец обвел рукой зал. – Вот она.
– Эта трапезная и есть машина времени? – недоверчиво протянул Гарун.
– Нет, конечно, нет, – замотал головой Саток. – Берите выше.
– Все здание станции?
– Не угадали. Еще выше.
– Ну, тогда не знаю, – сдался Гарун. – Что может быть выше?
– Весь сателлит, аспирант, – не выдержал Белов. – Планетоид, на которой мы сейчас находимся, является базой для перемещений между мирами. Мы называем его Тимешин, поскольку это уже не ваша Вселенная.
– Машина времени величиной с планету? – поразился Гарун. – Кто это сделал? Каким образом, а главное, зачем?
– Кто создал нас, тот создал и Тимешин! – торжественно объявил индеец.
Гаруна внезапно прошиб холодный пот. Он мгновенно протрезвел. Внимательно взглянув в суровые лица сидевших за столом людей он вдруг с пронзительной ясностью понял, что этот горбоносый смуглолицый человек в индейской куртке говорит абсолютную правду. Именно в этот момент его прежней и, говоря откровенно, беспечной московской жизни с ее аспирантской вольницей пришел полный и бесповоротный конец. В глазах потемнело и, чтобы не упасть, Гарун схватился за стол. Кто-то подставил ему полную кружку с квасом и он, не глядя, выпил ее залпом.
– Ну как, легче стало? – участливо спросил выбравшийся из-под стола Белов. – Ты не бери в голову, что мы здесь как бы «чужие». В вашем мире мы любому сто очков вперед можем дать.
– Это точно, – подтвердил Кари. – Случайно люди в хроники не попадают. Обрати внимание, вот Кирога сидит. Родился в Х веке, в Африке. До восемнадцати лет белых людей в глаза не видал. А пищу предпочитает что ни на есть русскую. Говоришь, почему?
– Да, почему? – механически повторил Гарун.
– Вот и я спрашиваю, – вмешался Белов. – Почему Кироге дома не сиделось? Нет же, отправился в Египет изучать лютневую музыку. Не знал бедный нигериец, что любопытство губит кошку. По дороге его схватили алжирские людоловы. Они продали его грекам из Таврии. В Алжире он научился играть на домбре, в Таврии – на кифаре. После осады Херсонеса греки подарили его князю Владимиру. Так африканец попал в Киев. Здесь его научили играть на гуслях. Заодно окрестили, о чем была сделана запись в церковной книге. Его необыкновенная одиссея заинтересовала Эгля. Вот так на Тимешине появился чернокожий любитель русских пельменей.
– Пельмени он любит, это верно, – подтвердил Саток. – Зато Кирога – лучший композитор всех времен и народов.
– Еще бы, – засмеялся Кирога. – Пока я спал в консольном скафандре, Баг Мэк заложил в меня музыкальные способности ста детей.
– Теперь понятно, почему рядом с тобой нельзя оставить вазу с пирожными, – поддел дулеб. – Тебя тянет на сладкое, как сотню детей.
– Кстати! – сверкнул зубами африканец. – Вы, ребята, вернулись из двадцатки. Я понимаю, вам было не до музыки, но все-таки, можно спросить, а вдруг вы все же…, – замялся он.
– В чем дело? – спросил Кари. – Говори прямо, здесь все свои.
– Знаете, – смутился нигериец, – Я подумал, вдруг вам удалось послушать «Элеанор Ригби»» в первой аранжировке? У меня есть более поздняя версия в исполнении команды «Редкая земля». Но это немножко не то.
– А кто ее сочинил? – спросил Кари.
– Сами «Битлс», – поднял брови Кирога.
– Послушай, друг, – сказал Белов. – Мы были не в Юнайтед Штатах, а в Советском Юнионе. Разве тебе не известно, что рок в Советах был запрещен и таких как «Битлс» туда не пускали?
– Никого у нас не запрещали, – вмешался Гарун. – Просто мы сами не желали слушать эту тлетворную западную музыку.
– Даже Битлс? – вытаращился Кирога. – даже Джо Коккера?
– Музыка Битлс – это гнойная язва на теле буржуазной культуры, – заявил Гарун. – Я сам читал это в музыкальном журнале.
– Вот как? – засмеялся нигериец. – А если тридцать лет спустя ваш журнал напечатает: «Битлс – это навсегда?» Тогда ты что скажешь?
– Тогда даже Джо Коккера пустят в Россию, – примирительно сказал Кари. – Признаюсь, я тоже не слышал его. В каком стиле он работает?
– В те годы, – охотно пояснил Кирога, – каждый крупный исполнитель создавал свой собственный стиль. Например, Том Джонс или Алла Пугачева. Я сказал бы, что голос Джо Коккера напоминает скрежет взлетающего реактивного лайнера, который уносит вас в далекое романтическое путешествие.
– Этого я не понимаю, – отвернулся Гарун.
– Это и есть настоящее искусство, – убежденно заявил африканец.
– А вы, Саток, из какой хроники? – спросил Гарун.
– Я? – смутился индеец. – Я – не из хроники. – Я просто Саток.
– Да это же вождь Длинное Перо, – удивился Кари. – Разве ты не слышал о Сатоке? Он возглавил крупнейшее восстание индейцев в Канаде. Когда восстание было подавлено, Саток бежал в европейскую Францию. Так вождь попал в анналы истории, а потом на Тимешин.
– Я что-то плохо себя чувствую, – вдруг сказал Гарун, – Голова кружится. Можно, я отдохну?
– Конечно, – сказал Кари. – Белов, проводи его, а сам возвращайся. Ты мне еще нужен.
Поднявшись из-за стола, Гарун пошел за Павлом. В дверях он остановился и спросил:
– Говорили, здесь можно брать уроки кун-фу?
– Можно, – кивнул Кари. – На Тимешине находится лучший учитель кунфу. Да ты его видел! Он сидел с нами за одним столом.
– А, монах в оранжевом халате, – вспомнил Гарун. – Кто он, как его имя?
– Это был Пути Дамо, – понизил голос Белов. – Сам Бодхидхарма.
Глава 14
Я отложил прочитанные страницы в сторону. Потянувшись до хруста в плечах, я выбрался из-за стола и подошел к окну. На другой стороне улицы измученные утренним недомоганием граждане терпеливо стояли в очереди у закрытых дверей винной лавки. Это означало, что часы скоро пробьют одиннадцать и на всей территории региона откроется винная торговля.
– Пред жгучей жаждой опохмелки, все остальные чувства мелки! – посочувствовал я страждущим гражданам и вернулся на место. – Ну что ж, господин Саничев! Пока все идёт по законам жанра. После доброй драки – дружеская пирушка. Лемеха ожидает консольный скафандр, Алмазова – новые приключения, Белова – утреннее похмелье. Кстати, откуда взялся этот Белов? Почему именно П. Белов? Если это подстава от Мамаева, я ему покажу!
Я отделил от пачки следующую порцию листов. Очередная глава началась с того, что Лемеха представили Хэвисайду и между ними завязалась научная беседа. В свое время я читал об этом чудаковатом англичанине, который на полста лет опередил современную науку, почти не публиковал своих открытий и умер при загадочных обстоятельствах, причем весь его архив бесследно исчез. Перевернув пару страниц, я обнаружил место, где Эгль и Хэвисайд доказывают русскому профессору, что тот является автором новейшей теории гравитации, а Лемех не может их понять. В этом был определенный юмор и дальше я стал читать без пропусков.
Глава 15
В комнате раздался звонок. Извинившись, Эгль нажал кнопку связи.
– Эгль, здесь Гунр, – раздался голос в динамике. – Кари сообщает, что они прибыли в Буту. Колодец свободен в обе стороны.
– Хорошо. Передай Касю, что платформа переходит в распоряжение Сатока. Да, на трое суток. Да, мезозой, меловой период. Разумеется, он знает. У меня все.
– Еще раз прошу прощения. Пожалуйста, продолжайте. На чем вы остановились?
– По-моему, мистер Хэвисайд как раз начал рассказывать о невидимой материи, – осторожно напомнил Лемех.
– Да-да, вот именно, – заторопился англичанин. – Все дело в том, что наш мир не похож на вашу устойчивую вселенную. Вам повезло, что почти вся энергия Большого взрыва превратилась в излучение. Ваш мир пока стабилен, потому что у вас мало мертвых звезд.
– Что это за звезды такие? – спросил Лемех.
– О, у нас их видимо-невидимо, – махнул рукой Эгль. – Житья, можно сказать, от них нет.
– Скорее невидимо, чем видимо, – пошутил Хэвисайд. – Мертвыми звездами мы называем скопления невидимой материи между галактиками. Мёртвой материи получилось так много, что её притяжение остановило расширение вселенной и повернуло процесс вспять. Было замечено, что расстояние между звездами сокращается, причем с ускорением ускорения.
– Простите, – задумался Лемех. – Разве скопления материи не должны были сразу превратиться в новые и сверхновые звезды?
– Теоретически – да, – согласился Хэвисайд. – Так и происходит в вашем мире, где плотность пространства, извините, невелика. Плотность нашей вселенной на три порядка выше. Это привело к тому, что спектр излучения наших звезд плавно сместился из видимого диапазона в ультрафиолетовый. А потом взял и исчез!
– Как исчез? – удивился Лемех. – Вы хотите сказать, что все ваши звёзды погасли?
– Вот именно, – тряхнул головой Хэвисайд. – Это чудовищно! Вместо световой энергии звёзды начали излучать гравитационные волны. Такого никто не ожидал. Теория относительности на этот счет молчит. Что делать, где искать выход? К счастью, недавно стало известно, что существует теория, из которой следует данное явление. Мы надеемся, что автор поможет нам найти выход из тупика.
– Вот как! – удивился Лемех. – Но кто автор данной теории?
Переглянувшись, Эгль и Хэвисайд дружно засмеялись.
– Вы! – наконец, выговорил Хэвисайд.
– Я? – изумился Лемех. – Когда?
– В 1986 году, – подтвердил Эгль.
– Позвольте, каким образом? – запротестовал Лемех. – Конечно, я имею кое-какие наброски, схемы будущих расчетов. Но готовой работы с результатами у меня пока еще нет. Постойте, как вы сказали, когда? Но ведь сейчас пока еще… – внезапно покраснев, Лемех в замешательстве полез в карман за носовым платком.
– Успокойтесь, профессор, – поспешил на помощь Эгль. – Мы уверены, что интеллект и здравый смысл ученого помогут вам свыкнуться с тем, что вы вторые сутки находитесь в другой реальности.
– Вот именно, здравый смысл, – подхватил Хэвисайд. – Вы, уважаемый коллега, самостоятельно вывели уравнение гравитационного излучения и блестяще доказали, что оно никак не связано с теорией относительности. Да что тут говорить! Вы наш уже тем, что опередили свою эпоху по меньшей мере на полстолетия!
– Да-да, конечно, – пробормотал Лемех. – Формула гравитационного излучения в теории относительности. Она почти сразу поставила меня в тупик.
– Чем же, – усмехнулся Хэвисайд. – Разве она не верна?
– Нет-нет, напротив, – замотал головой Лемех. – Она верна, если её рассматривать отдельно от теории относительности. Дело в том, что в этой теории гравитационное излучение исчезает при переходе к определенной системе отсчета. Но такого быть не должно. Если мне дадут мощную ЭВМ, я докажу, что принцип равенства силы тяжести и силы инерции ничем не обоснован. Да, но тогда мне грозит другое! В случае успеха придется выступать против школы Эйнштейна и Клейна. Это очень авторитетные учёные. Крайне трудно бороться с традициями в мире науки.
– Вы уже сделали это, – засмеялся Эгль.
– Неужели? – удивился Лемех. – Ах, да, я все время забываю. И каким же образом?
– Путем отказа от математики Римана, столь любимой физиками немецкой школы, – пояснил Хэвисайд.
– Интересно, интересно! – заторопился Лемех. – Вы не могли бы рассказать подробнее?
– К сожалению, нет, – развел руками англичанин. – В обзорной статье, доставленной из 1985-го года, отсутствовали математические выкладки. Именно поэтому мы обратились к вам лично.
– Но почему ко мне, к Лемеху из 71-го года? – удивился Лемех. – Не проще было бы нырнуть в восемьдесят шестой год и пригласить, так сказать, самого автора?
– Резонно, – согласился Эгль. – Но невыполнимо. Выяснилось, что этот год обладает повышенной неустойчивостью. Таких временных точек обнаружено уже около десятка. Мы называем их модальными развилками, поскольку в этих узлах вероятно резкое разветвление мировых линий. Проще говоря, самое легкое вмешательство может серьезно изменить ближайшее будущее.
– Хорошенькое дело, – возмутился Лемех. – Похищение людей вы называете легким вмешательством?
– Это не просто похищение, – возразил Эгль. – Мы создаем копию, которая остается на Земле и живет рутинной жизнью.
– Час от часу не легче! – рассердился Лемех. – Вы хотите сказать, что в моем кабинете сейчас хозяйничает моя копия?
– Верно, – согласился Эгль. – Но я должен доложить, что это очень хорошая копия, поскольку для ее создания мы используем свои методы. Поймите, это не клонирование, где неизбежны отклонения. В нашем случае мутации невозможны, поскольку ваш двойник – это вы сами, каким были за долю секунды до начала копирования.
– Кажется, я понимаю, – пробормотал Лемех. – Вы как бы отправляетесь за моим двойником в ближайшее прошлое, причем разница во времени настолько мала, что никто ничего не замечает.
– Можно сказать и так, – кивнул Эгль. – Хотя энергетически нам выгоднее приостановить ход вашего личного времени, пропустив окружающий мир вперед. Результат будет аналогичен.
– Не могу согласиться, – запротестовал Лемех. – Во втором случае мой двойник будет старше меня на микросекунду!
– Именно поэтому мы считаем, что вы настоящий Лемех, – улыбнулся Хэвисайд. – А в Москве остался ваш двойник.
– Хорошо, – смягчился Лемех. – Но я не вижу причин для катаклизмов. Если подмена произошла так быстро, что никто не заметил, то каким образом может измениться ход событий? Или вы имеете в виду нечто другое?
Хэвисайд в замешательстве достал из кармана трубку. Набив ее душистым табаком, он закурил.
– С вами, профессор, приятно иметь дело, – сказал он, окутавшись облаком ароматного дыма. – Вы все схватываете на лету. Конечно же, под катаклизмом мы имели в виду не социальный психоз или иную реакцию общественного мнения, которой, к слову сказать, не так уж трудно управлять. Но это дело политиков, а они не стремятся к быстрым переменам.
– Тогда что вас беспокоит? – спросил Лемех.
– Ваш мир, коллега, имеет одно прекрасное свойство. В нем отношение гравитации к инерции практически равно единице.
– Вы хотите сказать, что у вас не так?
– Вот именно, – ответил англичанин. – В нашем мире это равенство выполняется с точностью только до одного процента. Любая наша домохозяйка может заметить разницу между инерцией и притяжением. Результат вам известен. Вселенная погасла, звёзды излучают гравитационные волны, пространство сокращается. Каждое утро, наблюдая за восходом Сола, мы спрашиваем у себя, сколько осталось до конца света.
– Понимаю, – кивнул Лемех. – Вы хотите остановить этот процесс.
– У нас имеются все технологические возможности, – подтвердил Эгль.
– Почти все, – поправил его Хэвисайд. – Нам не хватает адекватной теории гравитации.
– И где вы её возьмете? – воскликнул Лемех. – Ах, да, что же я говорю! Надо полагать, группа Кари отправилась в Москву восемьдесят шестого именно за этой информацией?
– Совершенно верно, – подтвердил Эгль.
– А как же пресловутая модальная развилка? – напомнил Лемех. – Я бы не посчитал похищение секретного документа легким вмешательством. Представляете, какой шум поднимется в институте, когда обнаружится, что моя работа исчезла?
– Профессор, – рассмеялся Эгль, – За кого вы нас принимаете? Мы уже знаем, что в марте 1986 вы отказались передать ваши результаты заокеанским коллегам. Вы пересняли статью на микрофишу, которую спрятали в надежном месте. Кари должен найти микрофишу, сделать с нее копию и доставить нам.
– Шпионаж! – ахнул Лемех.
– Разведка! – поправил Эгль.
– Действительно, – заторопился Хэвисайд. – Не будем, дорогой профессор, влезать в дебри софистики. И потом, разве вам не интересно прочитать свою же работу?
– Конечно, – смутился Лемех. – Ведь при этом мой двойник не пострадает?
– Надеюсь, что так, – вздохнул Хэвисайд.
– Что вы имеете в виду? – насторожился Лемех.
– Видите ли, профессор, – засуетился англичанин, перекладывая на столе какие-то бумажки. – Пролонгация ответвления на мировой линии, возникшего в результате вашего отъезда в Ленинград, показала, что данный побег событий обрывается почти сразу после узловой точки.
– О чем вы? – нахмурился Лемех. – Говорите яснее.
– Понимаете, – замялся Хэвисайд. – «Красная Стрела», этот поезд на котором вы ехали… Произошло столкновение, катастрофа. Грузовик застрял на переезде, а поезд уже разогнался. Машинист ничего не смог сделать. Половина состава рухнула под откос. Это был бензовоз, восемь тонн высокооктанового топлива. Три первых вагона мгновенно вспыхнули, как свечки. Никого спасти не удалось. Вы ехали во втором. Извините…
В комнате наступила тишина, прерываемая шелестом большого вентилятора под потолком.
– Теперь ясно, – прервал молчание Лемех, – Почему вы не могли взять меня из восемьдесят седьмого года или позже. Лемеха там уже нет. Просто бред какой-то!
– Простите, профессор, – вмешался Эгль. – Как это вас нет, когда вы уже здесь? Погиб ваш двойник, который к тому же был старше вас на пятнадцать лет. Попробуйте взглянуть на ситуацию с другой стороны. Вы молоды, здоровы и впереди вас ожидает большая интересная работа. Профессор, я гарантирую, что когда Кари вернется, вам придется отпустить бороду.
– Это почему же?
– У вас просто не будет времени на бритье.
– И когда Кари планирует вернуться?
– Не позднее завтрашнего утра.
– Так быстро?
– Профессор, – засмеялся Хэвисайд, – Вы забываете о наших технологиях. Диверы могут задерживаться в прошлом на месяцы и даже годы. Но обратно они прибывают всегда в назначенный срок. Если, конечно, остаются в живых.
Глава 16
– Осторожно, аспирант, не нырни в колодец раньше времени, – сказал Карислав. – Павел, покажи, где ему можно встать.
Слабое эхо затерялось в огромной пещере, стены которой поднимались на невообразимую высоту. Гаруну сначала даже показалось, что под потолком, теряющимся в недоступной выси, клубится розовый туман, хотя никаких облаков здесь, конечно, быть не могло.
Он стоял на краю огороженной металлической сеткой шахты и наблюдал, как Кари загоняет в пещеру многотонный трейлер по бетонной полосе, проложенной прямо к пропасти. Поддав в последний раз оборотов, руссич выключил двигатель и выбрался на кабины. Не обращая внимания на Гаруна, он подошел к воротам и набрал код на цифровом замке.
Из темноты вынырнул Белов. Помахивая небольшим металлическим чемоданчиком, он прошел к воротам и протянул плоский ключ замысловатой формы.
– Порядок, все стержни на месте, – сказал он. – Можно вызывать платформу.
Кари вставил ключ в прорезь на стойке и дважды повернул его вправо, затем влево. В глубине шахты послышалось низкое гудение. Через несколько секунд из темноты вынырнуло, обдав всех волной теплого воздуха, круглое сооружение, сразу заполнившее все устье шахты. Створки ворот разъехались в стороны. Белов пошарил по стене и щелкнул выключателем. Яркий луч прожектора осветил застывшую вровень с бетонным полом массивную платформу, на которой был установлен металлический ангар высотой с двухэтажный дом.
Окликнув новичка, Белов перепрыгнул на платформу и направился к ангару. Они подошли к блестевшей в свете прожектора отполированной стене без окон и дверей. Белов остановился перед черным кругом, который был нанесен на высоте человеческого роста прямо на полированный металл.
– Скажи «сезам», – предложил он.
– Зачем? – насторожился Гарун.
– Сказал, значит, надо! – рассердился Павел. – И вообще, приказы не обсуждаются, а выполняются. Здесь тебе не кафедра Лемеха. Ладно, – смягчился он. – Объясняю в последний раз. Если в группе имеется новичок, то он должен первым войти в виброкапсулу. Иначе удачи не видать. Давай, скорей говори пароль. А то вон Карик уже сердится – он показал на Карислава, который снова забрался в кабину трейлера.
– Сезам! – гаркнул Гарун в черный круг.
На металлической поверхности появилась вертикальная полоска света. Через мгновение часть стены ушла в сторону, открывая широкий проход. Перешагнув через порог, он увидел в глубине ангара серебристый купол высотой около пяти метров. Из вершины купола выходила толстая бронзовая труба, которая упиралась в потолок ангара.
– Что это? – спросил он, показывая на купол.
– Где? – Павел замахал водителю, показывая, что можно заезжать. – А! Это виброкапсула. Как бы тебе сказать. В общем, это капсула времени.
Трейлер заехал в ангар. Стены медленно сомкнулись, не оставив ни малейшего просвета. Когда они подошли к виброкапсуле, Гарун приготовился крикнуть пароль, но Кари молча отстранил его в сторону. Дивер достал из чемоданчика короткий стержень с круглой головкой и вставил в еле заметное отверстие на поверхности капсулы. Очевидно для того, чтобы не тратить время на поиски замочной скважины, кто-то обвел отверстие кружком и приписал внизу от руки:
«Вставлять здесь. Райское наслаждение. Заведующий раем, Павел мл.». – Надпись была сделана чем-то красным, по-видимому, губной помадой.
Кари осторожно повернул головку стержня влево. Затем, утопив ключ до конца, повернул вправо. Запел невидимый электромотор, крышка люка выдвинулась на коленчатых рычагах вперед и откинулась в сторону.
Внутри капсулы было светло и тепло. Бронзовую трубу, которая проходила через капсулу от пола до потолка, охватывал толстый серебряный цилиндр, установленный на массивном стальном основании. Боковая поверхность цилиндра делилась на шесть частей различной ширины пятью разноцветными кольцами, на которых имелись риски с цифрами. Приглядевшись, Гарун заметил, что поверхность трубы усеяна рядами мелких отверстий.
Кари раскрыл чемоданчик и начал звенеть связками ключей, выбирая нужный. Диверы уселись на полу, стараясь не мешать.
– Для чего нужна эта труба? – шепотом спросил Гарун.
– Это не труба, – вполголоса ответил Белов. – Это линейный вибратор. Или, как говорит сэр Оливер, хроноклазменный резонатор. В общем, качалка для мировых линий.
– И что делает этот вибратор?
– Вибрирует. То есть, раскачивает мировые линии. Точнее можешь спросить у Кари. Если не боишься, конечно.
– Вибратор создает резонанс между двумя соседними мировыми линиями, – Карислав поднял голову. – Ты должен знать, что при раскачивании системы на резонансной частоте можно получить наибольшее усиление амплитуды почти без затрат энергии. Мальчик Паганини заполнял улицу звуками скрипки, потому что умел создавать резонансные колебания струн с максимальной амплитудой. Вибратор обеспечивает такие колебания мировых линий, при которых можно перескакивать с одной линии на другую.
– Каким образом? – возразил Гарун. – Ведь мировые линии не пересекаются.
– Безусловно. В стационарной вселенной линии не пересекаются. Если пространство расширяется, линии даже расходятся. Это пример дивергенции в пространстве-времени. Но наш резонатор работает в десятимерном пространстве, где квантуется не только энергия, но и время. Резонатор воздействует на собственную и соседнюю мировые линии, заставляя их вибрировать в резонансном режиме. Когда интервал между ними по десятому измерению достигает величины кванта времени, происходит переход с одной линии на другую. Вопрос аспиранту: как направлены колебания соседних линий при резонансе?
– В противоположные стороны. Если на нашей линии фаза имеет плюс, то у соседней должен быть минус.
– Молодец! Пятерка по теории колебаний. А вот здесь-то и начинается самое интересное. Поскольку в момент перехода они были в противофазе, то по соседней линии мы начинаем скользить в обратную сторону. Иначе говоря, перемещаемся в прошлое. При этом мы полностью изолированы от местных событий, так как резонансная частота в триллион раз превышает частоту колебаний мировых линий.
– Понимаю, – кивнул Гарун. – Происходит нечто вроде скин-эффекта в электротехнике, когда ток высокой частоты вытесняется на поверхность провода, а его середина для тока как бы не существует.
– Хорошая аналогия, – одобрил Карислав. – Так и для нас события внутри мировой линии как бы не существуют, пока мы перемещаемся по ее поверхности в прошлое.
– А что будет, если в момент остановки точка выхода занята другим материальным объектом? Взрыв? Мгновенная аннигиляция?
– Не боись, аспирант, – успокоил Белов. – Меры приняты. Станции, как эта, сооружены в укромных уголках Земли. Обнаружить их практически невозможно. Процесс происходит в вакуумированной шахте, где не то, что пылинки, несчастной молекулы азота, и той не встретишь. А если и прорвется сотня-другая быстрых нейтронов, то все они будут рассеяны циркониевым колпаком. Видел крышу над капсулой?
– Поговорили, и хватит, – подвел черту Карислав. – Пора приниматься за дело. Обстановка сложная. В городе всегда труднее. Поэтому Гарун идет с нами проводником. Жаль, что без подготовки, но ничего не поделаешь. Эгль торопит. Сол с каждым днем все ближе к планетоиду. Осваивать оборудование придется на ходу.
– Не переживай, камрад, – подбодрил Белов. – Наше дело правое. Я тоже круглый нуль был, когда в капсулу впервые залез. А ведь надо было нырять в Х век за самим Ильей Олябко. Гарри, у этого Ильи из Мурома такие пальцы, что когда он делает фигуру «о’кей», получается кольцо как раз под размер моей шеи. Как вспомню, так вздрогну!
– Постойте, – спохватился Гарун. – Вы не объяснили, как управлять капсулой.
– Это просто, – Кари выложил связку коротких стержней. – Все рассчитано на дур… на людей с начальным образованием. Во-первых, выбираем эру. Видишь ключ с пятью насечками? С его помощью мы попадаем в Кайнозой.
Присев на корточки, Кари вставил ключ в нижнее кольцо на серебряном цилиндре. Свет в капсуле мигнул. Кольцо сделало оборот вокруг трубы и остановилось. В головке ключа заискрилась яркая зеленая точка. Кари выбрал второй ключ и вставил его в отверстие рядом с первым. Капсула дрогнула. Бронзовая труба переместилась вверх и остановилась, поднявшись примерно на метр.
– Второй ключ переносит капсулу в четвертичный период. Дальше выбираем эпоху, век и год. Для этого ключи вставляем в нужные отверстия на трубе. Первые три ключа можно не вынимать. Задействовав все пять, мы попадаем в нужный нам год. Теперь необходимо установить дату и время. Ты, аспирант, какой месяц предпочитаешь между апрелем и июнем?
– Вопрос, конечно, интересный, – задумался Гарун. – Думаю, мы можем прибыть в столицу в мае, лучше на закате. Помнится, в час жаркого весеннего заката в столице уже появлялись пришельцы ниоткуда. Поддержим, товарищи, традицию.
– Хорошо излагает, – одобрил Карислав.
– Абсолютно! – подтвердил Павел. – Люблю грозу в начале мая. Я в Гарри сразу поверил.
– Особенно после рекомендации Кася, – усмехнулся руссич. – Какой у нас год 1986? Не високосный?
– Нет, – сообщил Гарун. – Это год первенства мира по футболу.
– Хорошо, – сказал Кари, – Теперь прикинем. Майские дни, со 121-го по 151-й включительно, считая от начала года. Это на нижней половине секции. Прекрасно, лестница не понадобится. Гарри, отсчитай-ка 120 дырок на трубе вверх от кольца.
Сто двадцатый ярус дырок оказался на уровне пояса. Здесь находилось начальное отверстие с ободком. Отсчитав от него вправо еще два десятка дырок, он вставил в отверстие тонкий стержень с красным шариком. Дрогнул свет, капсула снова поползла вверх. Когда кольцо с пятью ключами коснулось красного шарика, свет мигнул дважды. Капсула остановилась.
– Отличная работа, аспирант, – похвалил Белов. – Как ты думаешь, что нам осталось сделать, чтобы попасть в нужное место?
– Наверное, задать капсуле географические координаты?
– Догадлив, черт, – проворчал Белов. – Смотри, как это делается.
Задрав голову, он щелкнул пальцами и крикнул под потолок:
– Дайте глобус!
В капсуле погас свет. Ее вогнутые стены окрасились нежным голубым цветом, на фоне которого проступили зеленовато-коричневые пятна. Гарун показал на пятно, напоминающее кобуру для револьвера.
– По-моему, это Африка.
– Она, родимая, – согласился Белов. – Хотя это родина Кироги, но нам туда не надо.
– Ищи станцию курсором, быстрее будет, – посоветовал Кари. – По ходу объясняй аспиранту.
– Разве я не объясняю? – возмутился Белов. – У меня уже мозоль на языке вскочил! И никакой, прошу заметить, благодарности. Ну, ладно, повторяю в последний раз. Гарри, слушай и запоминай. Эта шахта, а точнее сказать, колодец времени, ведет очень далеко, возможно, до центра планетоида. Так глубоко мы пока еще не ныряли. Не было необходимости. В архейской эре дышать нечем. В палеозое кислород уже имеется, но флора и фауна не шибко интересные. Жизнь бурлит, в основном, в воде. Параллельно с нами биологи работают, формируют для Баг Мэка животный мир. Начальником у них Саток. Ты его видел, он обедал за нашим столом. Вот в Мезозое они как дома. У динозавров из мелового периода половину яиц перетаскали. Зоопарк, понимаешь, мелового периода организуют. Потом в Кайнозой перебрались, начали воровать молодняк у пещерных хищников. Придумали теорию, что пещерные львы начнут охотиться на протоцератопсов и тем самым будут регулировать их численность. А пещерные медведи сожрут то, что останется и не будет эпизоотий. Это всё биология, это не для нас. Мы работаем с людьми, личностями яркими, пассионарными. В хрониках таких немало. Мы вступаем с ними в контакт, тестируем. Если человек подходит, мы делаем с него копию и переправляем на Тимешин. Поэтому наши обычные глубины лежат в пределах миллиона лет от конца света.
– Вы ведёте отсчет от конца света? – спросил Гарун. – Какого света?
– Нашего, личного, – сказал Белов.
– Брось трепаться, – засмеялся Гарун. – Как ты можешь знать, когда наступит конец времен?
– Слушай, ты в самом деле тугодум, или притворяешься? – рассердился дулеб. – Сам не видишь, что у нас творится?
– Полегче, Павел, – предупредил Кари. – Не забывай, что он из двадцатки. Я лучше скажу. – Руссич легко поднялся и Гарун невольно ощутил уверенную силу, исходившую от его фигуры.
– В этой вселенной всё имеет конец, – сказал Кари. – Умирают не только люди. Умирают горы, планеты и даже целые галактики. Наши звезды уже погасли. Наше пространство уже сократилось до размера, после которого счет идет на дни.
– Веселенькая перспектива, – поежился Гарун. – Похоже, у вас нет выбора.
– Почему же? – возразил Белов. – Выбор всегда есть. Или мы успеем запустить программу для Баг Мэка, или одно из двух.
– Павел прав, – заметил Кари. – Мы можем уйти в другую реальность. Но с гибелью планетоида оборудование будет уничтожено. Тогда мы потеряем доступ к ресурсам Вселенной. Этот вариант наиболее вероятен. Но мы не бросим наш Тимешин, пока не сделаем для его спасения всё возможное.
– А как это выглядит с точки зрения морали и законности? – спросил Гарун.
– Что ты имеешь в виду?
– Делать всё возможное! Взять хотя бы Лемеха. Кафедра осталась без заведующего. Разве это не потеря для науки? Да что там наука! А моя мама в Махачкале, девушка Лена в Москве? Ведь они больше никогда меня не увидят.
– Никогда не говори «никогда», – веско изрек Белов. – Ничего ваша наука не потеряла. В семьдесят втором ваш Лемех был избран академиком. Сейчас он уже проректор МГУ. А Леночка Коноплева как раз сегодня собирается со своим мужем в театр на Малой Бронной смотреть спектакль «Маленький Принц».
– С каким еще мужем? – возмутился Гарун.
– С Гаруном Алмазовым, доцентом кафедры теорфизики, лауреатом премии имени Ленинского комсомола. Случайно, вы с ним не знакомы?
– Бред какой-то! – рассердился Гарун. – Кари, что он несет?
– Павел, прекрати издеваться, – приказал Кари.
– Виноват, – извинился Белов, – С принцем я действительно маху дал. За пятнадцать лет он вырос и стал королем. Возможно, Людовиком XIX. Но за академика я головой ручаюсь! В апреле восемьдесят шестого статья уже была отредактирована и переснята на микрофишу.
Читать бесплатно другие книги:
