Где кот идет 2 Водолеев Игорь

Глава 23

– мурлыкал Белов, направляя вездеход за Саввой, меховая безрукавка которого уже начала теряться в наступающих сумерках.

– Внимание, через тридцать метров – поворот направо. – Кари оглянулся на стайку чертовских мальчишек, бежавших за вездеходом от границы зоны.

Савва свернул за угол кирпичного дома и въехал через чугунные ворота в просторный двор, вымощенный гладкими каменными плитами. От крыши дома к забору тянулись железные трубы, по которым змеились толстые виноградные лозы, усыпанные гроздьями начинающих чернеть ягод. Кари зачехлил «хеджес» и спустился вниз. Белов въехал во двор и сразу развернулся. Оглядевшись по сторонам, он припарковал вездеход возле большого сарая в тени раскидистого дерева.

Савва подъехал к высокому кирпичному крыльцу. Ловко спрыгнув на землю, он снял с коня уздечку и подвел его к длинному корыту, поставленному на деревянные козлы. Увидев, что корыто пусто, он сбегал к колодцу в дальнем углу двора и мигом доставил два ведра свежей воды, которые тут же вылил в поилку. Благодарно кося карим глазом, конь опустил морду в воду и начал шумно пить.

– Смотрите, виноград! – воскликнул Гарун, показывая на мощные, толщиной в руку лозы, подвязанные соломенными жгутами к железным прутьям. – Впервые вижу: в Москве и виноград.

– Видимо, климат стал теплее, – пожал плечами Кари. – Думаю, сейчас нас пригласят в дом. С собой брать только личное оружие. Прошу соблюдать выдержку. Без причины в заставцев не стрелять. Павел, ключи от вездехода оставь под сиденьем. Гарун, возьми контейнер с рационом. Возможно, здесь в гости ходят со своим пайком.

– А это самое? – подмигнул Белов. – Огненную воду брать?

– Не помешает, – согласился Кари. – Прихвати пару бутылок. Угостим голована заморским зельем. Авось его превосходительство смягчится и пропустит нас к реке.

Закрыв багажник, диверы выбрались из вездехода и направились к крыльцу, где их терпеливо поджидал сын голована.

– Милости прошу в дом, гости дорогие! – Савва широко развел руки. – Плакальщицы вас уже ждут, не дождутся.

Переглянувшись, диверы поднялись на крыльцо. Они вошли в темный коридор, освещенный масляным светильником, подвешенным к потолку на толстой цепи. Савва подкрутил фитиль, добавляя огня. В глубине коридора обозначилась узкая железная дверь, на которой был изображен огромный человеческий глаз. Савва пошарил по стене. Сдвинув незаметную планку, он засунул руку по локоть в щель. Щелкнула скрытая пружина. Дверь легко повернулась на шарнирах.

Они вошли в ярко освещенную комнату, стены которой были увешаны холодным оружием.

Оружия имелось так много, что мечи и пики попроще были увязаны в тюки и сложены в штабели, как простые снопы. Возле двери стоял молодой воин в каске и кожаном панцире, надетом на голое тело. При виде Саввы он стукнул древком копья в пол и вытянулся во весь рост, кося глазом на пришельцев.

– Прямо арсенал какой-то, – заметил Гарун, поправляя ремень автомата.

– Это оружейная лавка, – охотно пояснил Савва. – Гостей принимают в большом зале.

Похлопав стражника по плечу, он открыл дверь и пригласил диверов следовать за ним. Перешагнув через порог, они оказались в просторном зале с высоким потолком. Напротив был устроен большой камин, в котором горели толстые поленья. В глубине зала находилось небольшое возвышение, застеленное пестрыми коврами. Вокруг подиума сидели в свободных позах, опираясь на подушки, воины, увешанные оружием. На подиуме лежал туго завязанный кожаный мешок, на котором восседал грузный мужчина лет сорока, одетый в синий халат с массивной золотой цепью на груди. Мужчина внимательно выслушивал тощего длинноносого человека с наголо обритой головой. Почтительно согнувшись, бритоголовый энергично нашептывал что-то головану в ухо, поглядывая на четырех женщин в темных покрывалах, сидевших на корточках возле камина.

Увидев сына в сопровождении пришельцев, голован жестом отстранил бритоголового и хлопнул в ладоши. Вскочив на ноги, воины выстроились вдоль стен. Женщины в темном неторопливо поднялись и направились к гостям. При виде чернавок Савва передернулся, но заметив суровый взгляд отца, застыл на месте, покоряясь неизбежному ритуалу.

Приблизившись к Савве, женщина сбросила покрывало, открывая миловидное лицо. Затем она склонила голову на его могучую грудь и неожиданно заплакала навзрыд. У Саввы вытянулось лицо. Он начал нехотя подвывать плакальщице, растирая кулаками сухие глаза. Через мгновение чернавки повисли на диверах и разом зарыдали, орошая их куртки потоками слез.

Гарун в замешательстве оглянулся. Он увидел, что Павел, не теряясь, обнял за плечи свою плакальщицу и что-то сочувственно наговаривает ей в ушко. Кари, ласково поглаживая прильнувшую девушку по спине, напевает ей «баюшки, баю». Гарун порылся в памяти, но ничего не приходило, кроме «Смейся, паяццо, над разбитой любовью». Не желая ударить в грязь лицом, он прижал к груди плачущую красавицу и жалобно завел популярную арию «Я встретил девушку, полумесяцем бровь» в темпе траурного марша. Получив поддержку гостей, плакальщицы зарыдали с удвоенной силой.

Этот концерт со слезами на глазах продолжался несколько минут, пока Кари не заметил, что его комбинезону грозит опасность промокнуть насквозь. Он посмотрел на Савву и выразительно поднял брови. Чертовец, который уже натёр глаза до красноты, с готовностью закивал. Отстранив от себя плакальщицу, он строго спросил насчет ужина. Девушка сразу прекратила плакать и деловито сообщила, что мясо почти готово, осталось сварить рис и овощи. Если гости не возражают, то женщины уйдут на кухню, а поплакать «на радостях» можно будет потом. Гости не возражали. Получив разрешающий знак голована, плакальщицы дружной стайкой упорхнули из зала.

Отпустив женщин, Семён поднял руку. Савва, придерживая меч, подбежал к подиуму и опустился на колено. Легко прикоснувшись к сапогу голована, он выпрямился и начал что-то объяснять, показывая на диверов и отмахиваясь от вопросов бритоголового.

Выслушав рапорт сына, голован жестом разрешил пришельцам приблизиться. Закинув карабин за плечи, Карислав подошел к подиуму и сдержанно поклонился. Несколько мгновений дивер и голован зоны смотрели друг другу в глаза. Затем Семён усмехнулся и легко поднялся с мешка, который, очевидно, заменял ему трон.

– Я, Семён, сын Сергия, приветствую вас в свободной зоне Чертово, – у голована оказался тяжелый бас, проникавший во все углы помещения. – Да хранит вас Господь Бог от упырей и нелюдей. Вы получите у нас пищу и ночлег. Нам известно, что ваш путь лежит на север, в зону Рамка. Знайте же, что второй голован Рамки отказался подписать устроительную хартию земли Москови. Эта зона закрыта для вас и всех наших друзей. Не спрашиваю, откуда вы и зачем стремитесь в закрытую зону. Но хочу предупредить, что в Рамке вас ожидает рабство и тяжкий труд. Я предлагаю вам остаться у нас, свободных людей зоны Чертово. Мы, жители южного пограничья земли Москови, торгуем со всеми свободными зонами. Мы продаем лес, оружие, коней. За эти товары мы имеем хлеб и скот. Кроме того, мы получаем за охрану южного рубежа дань, которую северяне выплачивают нам чистым серебром. Если вы решите остаться, то мы примем вас, как своих родичей. Я, голован свободной зоны Чертово, обещаю дать каждому из вас жилище, женщину по выбору и шесть фунтов серебра на обзаведение.

Услышав слова голована, бритоголовый муж нахмурился. Воины зашумели. Семён жестом остановил ропот людей.

– Согласно хартии Чертово, – резко сказал голован, – Только перед сходом зоны я обязан оправдывать решение по найму новых воинов. Но все же я скажу вам. Ты, Зосим, сын Зиновия, казначей зоны, и вы, заставщики, конечно думаете, что я даю Кари и его людям двойную плату против обычной. Но сверх того вы должны знать, что у заставы было двенадцать наших против трех пришлых, а они взяли верх. Двенадцать и три! Если мой драгоценный Зосим еще не разучился считать, то он должен подтвердить, что один чужак стоит четверых наших воинов. Четверную плату должен я им назначить, а не двойную! У них есть огневое оружие, которого наша зона еще не имеет. Кари привел своих людей на новом самоходе и мы пока ещё не знаем, как его они сумели сберечь. А ракеты, летящие на версту? С их помощью мы сможем замирить даже зюзцев, которые вот уже второе лето не пропускают нас через свою зону. Ты, Зорах, сын Зосима, должно быть, не забыл, как этой весной ходил со своим десятком за северской данью по Москови-реке? Дней потратил втрое больше, а серебра привез вдвое меньше против того, что Савва добыл прошлой весной. Коломские пираты, сказывал ты, забрали половину за проезд. Перед сходом ты оправдался, да и родитель твой ручался за тебя. А как ты оправдаешься за сегоднее, когда Савву, сотника своего, бросил ты в бою, а Кари отпустил его безо всякого выкупа?

– Савва сам в плен попал, по горячности, – брякнул Зосим.

– Вот как ты решил? – загремел голован. – А я так думаю, что Савва впереди всех бился. Потому Кари смог его схватить, что десяток Зораха труса спраздновал и бросил сотника, забыв о чести. От огневого оружия шарахнулись, как упыри от воды!

По рядам воинов пронесся гул. Вперед выдвинулся Зорах, высокий жилистый мужик, одетый в стальную кольчугу. В руке он держал боевой топор с широким отполированным лезвием, в котором отразился огонь в камине.

– Не думаешь ли ты, голован, что Зорах каких-то чужаков убоялся? – резко спросил он. – То не люди мои струсили, а кони от огненной стены понесли. Видно, не могут чужаки в открытом бою биться, вот и прикрываются огнем. А только напрасно ты, Семён, назвал нас трусами. Ох, напрасно! Не пожалеть бы тебе, голован. Такие слова только кровью смыть можно. Слушайте же, заставщики свободной зоны! Я, Зорах, сын Зосима, вызываю на поединок до смерти любого из пришлых прямо здесь.

Среди воинов Зораха раздались одобрительные возгласы. Выставив щиты, они начали дружно стучать по ним рукоятками своих мечей. Семён, нахмурившись, поднял руку.

– Опять ты, Зорах, принимаешься за старое, – сказал он с горечью в голосе. – Ты обещал, что не будешь больше драться до смерти без повода. Так сын Зосима держит свое слово?

– Ты, Семен, сказал, что я струсил, – отрезал Зорах. – Разве это не повод? Ты сам освободил меня от слова.

– Быть по-твоему! – топнул ногой голован. – Знаю, что надеешься ты на свою кольчугу, да на топор рамкинский. Да только видится мне, что не будет тебе более удачи на поединках. На сей раз хлебнешь ты полной мерой. Попомнишь ты мои слова, Зорах, когда запросишь пришлого не трогать твою голову. Ох, попомнишь!

– А это мы еще поглядим – кто кого, – отозвался Зорах. Взмахнув своим страшным топором, он вышел на середину зала.

Диверы встали в треугольник, прикрывая Семёна. Кари поднял руку, требуя внимания.

– Кого же из нас ты, Зорах, выбрал для поединка? – спросил он.

– Тебя! – чуть помедлив, ответил сын Зосима.

– С каким оружием? Я могу выбирать?

– Кого вызвали, тот и выбирает, – тихо подсказал Савва. – Ты можешь взять любое оружие, но только не огневое.

– Это нечестно, – вмешался Гарун. – Савва, ты поклялся, что нам не причинят вреда!

– Клятва уже ни при чем, – ответил Савва. – Префект предложил вам стать нашими заставщиками и вы не отказались. Согласно обычаю, десятник заставщиков может испытать новичка в поединке до первой крови.

– Но при чем тут топоры? – возмутился Гарун. – Я сам слышал, что Зорах потребовал боя до смерти.

– Отец не сдержался и назвал его бойцов трусами. Если бы Зорах не заступился за своих, то завтра они выбрали бы десятником другого. Думаю, они выберут Кари.

– Почему меня? – вполголоса спросил руссич, наблюдая, как люди Зораха раскидывают подушки в стороны, освобождая место для поединка.

– Ну, ты как бы уже десятник, – улыбнулся Савва. – Правда, десяток у тебя невелик, два бойца всего. Зато самоход имеется и огневое оружие в придачу. Такие самопалы, как у вас, в Московии дорого ценятся. Еще дороже, чем рамкинский доспех.

– Плохо, что у тебя родитель такой несдержанный, – посетовал Белов.

– Это он за меня, за младшего сына так испереживался, – обернулся Савва. – Из трех братьев я один остался. Старшие уже давно на небе обитают, твердь небесную стерегут.

– Гм, – прочистил горло Гарун. – Неудобно говорить, но получается, что Кари рискует головой, в общем, из-за тебя, Савва?

– Точно, – признался сын префекта. – Из-за меня.

– Тогда это самое, – замялся Гарун, – Почему ты сам не вызовешь Зораха на поединок?

– А я его вызову и убью, – легко согласился Савва. – Сразу после Кари.

– А раньше нельзя? – поинтересовался Белов. – Понимаешь, не то, что бы мы особо переживаем. Просто если ты убьёшь Зораха, это будет в порядке вещей. Для нас же эта драка – кровь, след, дополнительный риск…

– Прости, – развел руками Савва. – Раньше никак нельзя. Дело чести, коль скоро вы не отказались стать заставщиками. Поединок – дело святое. А риску нет никакого! Ты, Кари, главное, голову береги. И все будет в порядке. Ежели руку, ногу отрубят, так после новые вырастут, не хуже прежних. А без головы кому ты будешь нужен? Ни рта, ни глаз, ни выпить, ни съесть, ни на бабу посмотреть. Помучаешься день-другой, да и сам на небо захочешь.

Диверы переглянулись. Гарун понял, что его невольно беспокоило все это время. Свежий рубец, еще недавно красневший на могучей груди Саввы, за каких-то полчаса превратился в тонкую светлую полоску молодой кожи, которая уже начала покрываться естественным загаром.

– Вот оно что, – протянул Гарун. – Неплохо вы, ребята, здесь устроились!

Коротко пропела труба. Воины расступились и образовали круг, оставив два прохода для поединщиков.

Первым в круг вошел Зорах. Он топнул ногой в пол и вытянул руку с топором, указывая на руссича. Пожав плечами, Кари отдал свой карабин Белову и шагнул вперед.

– Поосторожнее с ним, Кари! – крикнул дулеб. – Береги голову.

– Чью? – усмехнулся руссич. Он сцепил руки в замок и с удовольствием потянулся всем телом.

– Хватит болтать! – рявкнул Зорах. – Мое оружие ты видел. Покажи свое. Или ты собираешься сдаться без боя?

– Напрасно надеешься, – засмеялся Кари. – Такое счастье невозможно.

Не спуская глаз с противника, он похлопал себя по ноге. Расстегнув клапан, руссич вытащил из наколенного кармана две короткие черные палки, соединенные между собой стальной цепочкой.

– Что это? – Гарун дернул Павла за рукав.

– Нунчаки, – ответил дулеб. – Тяжелые, типа «Выход дракона». Кари правильно действует. В бою против древкового оружия нунчаки намного эффективнее, чем, скажем, тонфа.

– А что такое «тонфа»? – спросил Савва. Белов не успел ответить. Зорах захохотал, показывая на нунчаки в руке Кари.

– Это и есть твое оружие? – скривился он. – И ты надеешься, что Зорах отступит перед какими-то палочками?

– Почему нет? – пожал плечами Кари. – Разве эти палочки не похожи на хлопушки, от которых ты бежал с поля боя?

Савва громко засмеялся. Зорах побагровел, глаза его налились кровью.

– Ты! – потряс он топором. – Сейчас ты умрешь!

– Ты слишком много болтаешь, – заметил Кари, внимательно следя за передвижениями чертовца. – Нападай! Если, конечно, не струсил.

Зорах заревел и кинулся вперед. Подскочив к руссичу, он замахнулся топором и ударил изо всех сил, целясь в голову. Кари мягко шагнул в сторону, уходя от удара, и расправил нунчаки перед собой. Провалившись в пустоту, Зорах согнулся, отчаянно цепляясь за рвущийся из рук топор. Кари принял опускающееся оружие на нунчаки. Захватив цепочкой лезвие топора, он резко дернул на себя и в сторону. Выпустив оружие, Зорах с воплем упал на колени, но тут же поднялся. Кари ловко перехватил топор за рукоять и махнул перед собой. Зорах испуганно отскочил назад. Руссич посмотрел наверх и метнул топор в потолок. Прошелестев в воздухе, топор вонзился в потолочную балку и застрял в ней на высоте около пяти метров. Среди воинов пронесся одобрительный гул.

Зорах застывшим взглядом проводил глазами потерянное оружие. Затем, внезапно решившись, он сунул руку в сапог и выхватил длинный нож. Воины возмущенно зашумели. Очевидно, применять второе оружие не допускалось правилами поединка.

Поменяв стойку, Кари развернулся боком к противнику. Взмахнув нунчаками, он начал с удивительной быстротой вращать оружие, описывая в воздухе круги и восьмерки. Пораженные воины смолкли. В зале наступила тишина, прерываемая лишь однотонным гудением нунчаков.

Взмахнув ножом, Зорах бросился к руссичу, но тут же был вынужден отступить от сверкающего круга винтовой защиты. Отчаявшись прорваться, Зорах перехватил нож за лезвие и с силой метнул его в Кари. Руссич мгновенно сложил нунчаки, оставив между ними узкую щель. Быстрым движением кисти он подставил нунчаки под летящий нож и поймал клинок в щель между палками. Зорах побледнел, глаза его забегали. Кари, не торопясь, извлек нож и встряхнул нучаки. Зорах попятился назад.

Руссич решительно перешел в атаку, вращая нучаки перед собой. Зорах был вынужден отступать от сверкающего круга, пока не уперся спиной в стену. Нащупав жесткое дерево несущей колонны, он пошарил сбоку и нащупал висевшее на ковре короткое копье. Зорах в отчаянии сорвал оружие со стены. Кари шевельнул локтем. Тяжелая, выточенная из ротанга палка с размаху ударила чертовца по руке. Раздался крик, копье отлетело в сторону. Вдавив нунчаки в грудь противника, руссич ударил ножом чуть повыше ключицы. Толпа ахнула, но расчет Кари был точен. Не задев плеча, закаленный клинок пробил кольчугу и глубоко засел в сухом дереве, пришпилив десятника к столбу, как бабочку.

Зорах схватился за рукоятку ножа, пытаясь освободиться, но тут же со стоном выпустил и затряс ушибленной рукой. Похлопав его по плечу, Кари спрятал нунчаки и поклонился головану, от острых глаз которого не укрылось ни одно движение пришельца.

– Ты не только великий воин, – одобрительно загудел Семен. – Ты имеешь большое сердце, ты благороден! Я даю тебе двух женщин по выбору и десять фунтов серебра на обзаведение. Я назначаю тебя десятником заставщиков вместо Зораха, который завтра будет казнен. Ты, Зосим, сын Зиновия, больше не казначей зоны. Ступай и передай ключи Артему, сыну Аркадия!

Бритоголовый Зосим, шатаясь, вышел из зала. Воины зашумели.

– Ты не должен казнить Зораха! – крикнул кто-то из толпы. – Кари сам подарил ему жизнь.

– Согласен с тобой, Назар, – взгляд голована выхватил из толпы молодого черноглазого воина с кривой саблей у пояса. – Согласен, что ему подарили жизнь, но не более того! Ты знаешь наши законы. Сегодня Зорах трижды потерял лицо. В первый раз, когда вызвал новичка на поединок и проиграл. За это он перестал быть десятником. Второй раз, когда вытащил нож. За нарушение правил поединка полагается изгнание из зоны, тебе это известно. А в третий раз, когда Зорах взялся за копье, он потерял право на жизнь. Мы, заставщики свободной зоны, живем по законам, которые сами устанавливаем. Зона свободна, пока мы их выполняем. И на этом закончим. Фрол и Устин! – повысил голос голован. – Уведите преступника. Заприте его в подвале и приставьте стражу.

От стены отделились два вооруженных арбалетами кряжистых воина. Они вразвалку направились к Зораху. Закинув арбалеты за спину, воины первым делом ловко стащили с него сапоги и обыскали. Передав обнаруженный кошелек с серебром Устину, Фрол взялся за торчащий над плечом Зораха нож и потянул, но засевший клинок легко вытащить не удалось. Оглянувшись на Кари, воин что-то проворчал под нос и позвал на помощь товарища. Общими усилиями они выдернули нож и Зорах бессильно опустился на пол. Не теряя времени, воины подхватили приговоренного под руки и поволокли вон из зала. Голован сошел с возвышения.

– Подготовьте скатерть для трапезы! – приказал он. – Савва, проводи десятника Кари сотоварищи в баню. Пусть помоются с дороги.

Женщины забегали по залу, расстилая ковры и взбивая подушки. Взлетела и опустилась широкая белая скатерть, на которой сразу появились тарелки, салатницы, бокалы, кувшины и кувшинчики. На подиуме они раскинули скатерть поменьше, заставив ее серебряной и хрустальной посудой.

Тронув Кари за плечо, Савва повел гостей к выходу. У двери Гарун почувствовал на себе чей-то взгляд. Он оглянулся и заметил черноволосого воина, нервно теребившего рукоятку сабли. Нахмурившись, воин отвернулся. Назар, вспомнил Гарун. Кажется, так его назвал голован.

Глава 24

– Баня готова! – проорал Савва, влетая в предбанник. – Скидывайте вашу амуницию на лавки и айда за мной.

– Погоди, погоди, – остановил его Белов. – Тут у нас оружие и прочие вещи, а ты сразу – скидывайте. Так не пойдет.

– Как же быть? – захлопал глазами Савва.

– Вот это другой разговор, – похвалил дулеб. – Ты, друг, выдели нам какой-нибудь сундучок с замочком. Ненадолго, на время помывки. Так нам спокойнее будет, да и вам хлопот меньше.

– Зачем это? – нахмурился Савва. – У нас воров нет.

– Да не от воров, пойми ты, а от любопытного народа, – сказал Белов, доставая гранату.

– Смотри сюда. Вдруг кто зайдет в баню и повернет от скуки вот это колесико.

– И что будет? – насторожился Савва.

– Пока ничего, – ответил дулеб. – Но если потом он нажмет вон на ту кнопочку, то через три секунды здесь будет такой «бабах», что от вашей бани даже скамейки присесть не останется.

– Понятно, – поскреб в затылке Савва. – Секунда, это сколько?

– Секунда, это, – растерялся дулеб. – Ты, что, сам не знаешь?

– Секунда это время, – помог Гарун, – Сказать один раз тик-так. Один «тик-так» и есть секунда. Понял?

– Понял! – обрадовался Савва. – Это будет чуток дольше нашего мига.

– Конечно дольше, – согласился Белов. – Так как насчет сундука с замочком? Неужели нет выхода?

– Выход есть, – закивал Савва. – Гарун, подсоби-ка!

Отодвинув скамью, Савва ступил на квадратную плиту у основания стены и попросил Гаруна нажать на конец доски в углу. Гарун нажал, где было указано. Часть перегородки сдвинулась в сторону, открывая скрытый проход в старой кирпичной кладке. Из лаза потянуло сыростью.

– Это старый ход к кольцевому тракту, – пояснил Савва. – Его еще при Сергии, первом головане, проложили. Сразу после нашествия нелюдей, чтобы женщины и дети могли спастись. Меня тогда еще на свете не было. А потом отец Семен приказал скрыть лаз. Сейчас о нем мало кто помнит. Времени много прошло. Лет шестнадцать или поболе того минуло.

– А тебе самому сколько лет будет? – спросил Гарун.

– Четырнадцать, – ответил Савва. – Я уже переросток. Меня второй год, как женить должны. Да все недосуг. Ложите самопалы и бабахалки прямо в лаз. Здесь их никто не тронет.

Пожав с чувством руку Савве, дулеб незаметно пощупал у него запястье.

– Ребята, вы будете смеяться, – сказал он, глянув на таймер. – Но у Саввы действительно детский пульс.

Раздевшись и сложив одежду на лавках, они обернули вокруг бедер полоски красной ткани и последовали за Саввой. Войдя в баню последним, Гарун закрыл за собой дверь. Сын префекта подал ему два пустых ведра и показал на бочку у входа. Он молча зачерпнул холодной воды. С ведрами в руках они вошли в помещение, наполненное туманом, в котором передвигались золотистые тела. Гарун, чуть не выронив ведра, замер на месте.

Девушка, возникшая перед ним из теплого тумана, была молода и красива. Ее густые черные волосы были заплетены в две косы, спускавшиеся чуть ниже упругих грудей, которые задорно торчали в стороны, как соски молодой козы. К плоскому смуглому животу она прижимала деревянную миску с жидким мылом, в котором плавала мягкая мочалка. Показав знаком, что воду нужно поставить на пол, девушка взяла одно ведро и перенесла его на скамейку. Легко ступая длинными стройными ногами, обнаженная красавица подошла к Гаруну и положила горячие ладони на его плечи, заставляя наклониться. Повинуясь ласковым прикосновениям, он пригнулся к нежной девичьей груди. Молодого дивера сразу бросило в жар. Загадочно улыбаясь, девушка подняла ведро и медленно вылила холодную воду на плечи Гаруна. Ахнув от неожиданности, он схватился за сползающую набедренную повязку. Сквозь плеск воды из тумана донеслось довольное уханье дулеба.

Банщица поболтала мочалкой в миске, взбивая высокую мыльную пену. Зачерпнув ком пены побольше, она водрузила его на голову Гаруна, придав ладонями форму тюрбана. Приказав повернуться, девушка взяла мочалку и принялась легкими движениями размазывать жидкое мыло по его спине. От прикосновения теплых девичьих ладоней Гаруна охватила блаженная истома и он закрыл глаза.

Натерев гостю спину докрасна, банщица резким движением сорвала с него набедренную повязку. Гарун пискнул и прикрыл срам руками. Не обращая внимания на протесты, она энергично прошлась мочалкой по его ягодицам. Приоткрыв один глаз, Гарун увидел девушку перед собой. Засмеявшись, прекрасная банщица погрозила ему пальчиком и хлопнула по голове. Пенный ком сразу осел и жидкое мыло ручейками потекло по бровям. Он инстинктивно поднял руки, чтобы смахнуть пену с лица, а девушка мигом намылила ему живот и ниже.

Оставив намыленного гостя топтаться на месте, девушка отнесла второе ведро к большому железному баку, наполовину вмурованному в стену. Осторожно откинув крышку, она отлила в бак половину ведра. Затем она поставила ведро под торчащий из бака кран и отвернула вентиль. Из крана ударила струя кипятка. Долив ведро, девушка перемешала воду ковшиком и потрогала пальцем.

Вернувшись с ведром теплой воды, она поставила его на скамейку и подтолкнула Гаруна. Ничего не видя вокруг из-за проклятого мыла, он наткнулся на скамейку и оперся на нее руками. Девушка начала медленно поливать его теплой водой, сгоняя остатки пены мочалкой.

Размякнув от теплого душа, Гарун наблюдал затуманенным взором колыхания стройного девичьего тела, при виде которого сердце начинало биться чаще и душа наполнялась неизведанными чувствами. Его уже не беспокоила утерянная набедренная повязка. Вязкие тягучие мысли о том, что он, физик-теоретик, без пяти минут кандидат наук, стоит, в чем мать родила, перед девушкой с телом античной нимфы, которая моет его, как ребенка, проплывали в его намыленной голове без малейшего сопротивления. Действительно, думалось ему, при чем тут повязка, она совершенно не нужна в этой горячей и влажной атмосфере. Вот и голоса друзей уже не слышны. Они завязли в плотном тумане, как в вате. Время остановилось, запуталось в густых девичьих косах. Во всем мире остались только эти нежные руки, от прикосновений которых поет каждая клеточка тела и жаркие волны пробегают от затылка до пяток.

Вылив на Гаруна последний ковш воды, девушка на мгновение прижалась к его груди и скрылась в тумане, ловко увернувшись от нетерпеливых мужских рук. Вернувшись через минуту, она принесла белое домотканое полотенце и пышный дубовый веник. Банщица согнала с его тела остатки воды и умело накрутила на голову полотенце. Затем вручила веник и махнула рукой вглубь помещения. Забыв о наготе, Гарун шагнул к девушке, но она покачала головой и с тихим смехом исчезла. Тут до него дошло, что банная программа еще не закончена.

Шмыгнув носом, он двинулся в туман. За бойлером показался узкий проход, занавешенный белой клеенкой. Отодвинув занавеску, Гарун вошел в кочегарное помещение, освещенное ярким пламенем, гудевшим в большой печи. В противоположном конце кочегарки находилась деревянная дверь, из-под которой текли струйки пара. Толкнув дверь, Гарун оказался в парной. Кари и Павел уже сидели на верхней полке. Под предводительством сына голована они вовсю хлестались вениками, подбадривая себя страшными криками.

– А вот и Гарри пожаловал, – прокукарекал Белов, опуская веник. – Ты где пропадал, гроза чертовских банщиц? Никак не мог с девицей проститься? А мы с Кариком уже сняли первый парок. Давай к нам, догонять будешь.

Поднявшись наверх, Гарун мысленно поблагодарил девушку за полотенце. Нестерпимый жар охватил его тело, обжигая пальцы ног и другие выступающие части. Спасаясь от затекающего в ноздри жидкого огня, Гарун присел было на полок, но тут же с криком вскочил с горячей доски. Диверы дружно захохотали. Спустившись вниз, Савва принес новичку холодную дощечку, которую выбрал из стопки у входа.

– Садись на доску и дыши ртом через веник, если очень горячо, – посоветовал он. – Мы только что поддали пару, вот отчего так жарко.

Подышав через дубовые листья, Гарун немного пришел в себя. Но махаться веником, как Савва, не решился. Уже через минуту, прогревшись до печенок, он с надеждой начал поглядывать на выход из страшной русской бани.

– Ну, что, пора ополоснуться? – предложил Кари.

– Можно, – согласился Савва. – Гарун, давай с нами. Жару потом доберешь.

– Можно и потом добрать, – сдержанно согласился Гарун.

Они гуськом выбежали через боковую дверь. Спустившись по каменным ступенькам, диверы очутились на краю длинного бассейна, уходящего далеко в темноту.

– Это наша Потеря, речка подземная, – объяснил Савва. – Она возле лошадника сверху по земле течет. Там ее зюзцы Чертовкой прозывают. А здесь она под землю уходит и теряется. Потому у нас ее Потерей назвали. Вода в ней с солью, для питья не годится. А окунуться с жару в самый раз. Прыгай, не бойся. Тут глубины тебе в рост и дно чистое, песчаное.

Гарун солдатиком прыгнул с берега. Вода в Потере была холодной, почти ледяной, слегка солоноватой и удивительно освежающей. Рядом дулеб без брызг вошел в воду. Перевернувшись на живот, он крокодилом бесшумно ушел в темноту, но вскоре вернулся обратно.

– Там земляной свод опускается до воды, – сообщил он, выбираясь на берег. – Дальше без акваланга не прорваться.

– Здесь все реки должны впадать в Москва-реку, – заметил Кари, отжимая густые волосы. – Савва, а куда Потеря дальше течет?

– За Железкиным Валом она снова наружу выходит, – охотно сообщил Савва. – Там уже не наша зона, а коломская. Сразу за Валом болота начинаются, что тянутся до самой Москвы-реки. Нелюдь воды страшится, в болото ни за что не полезет. Потому коломцы всегда вольготно жили, не чета нам. Раньше они все рыбачили, лодки мастерили, перевозом промышляли. До принятия Хартии пиратствовали страшно, никому проходу не давали. Нынче тоже разбойничают. Половину товаров отбирают у купцов за проезд.

– Стопроцентная таможенная пошлина, – засмеялся Кари.

– Вот-вот, – закивал Савва, – За эту пошлину Зорах отдал половину серебра, что из Кремля домой вез. А кто не соглашается платить, того коломцы сразу на дно пускают. А может и не сразу, ограбят сперва. Поди докажи. Московь-река глубока, все концы скроет. У себя в зоне они сами себе хозяева. Голованом у них Ахан, сын Акима.

Почувствовав холод, Гарун поплыл к ступенькам. Выйдя из воды, он запрыгал на одной ноге, выливая воду из уха. Кари протянул ему легкий халат.

– Пойдем, – подмигнул руссич, – Восстановим водно-солевой баланс организма.

– Как это? – не понял Гарун.

– Пошли, сам увидишь, – засмеялся Кари. – Тут недалеко.

Накинув халаты, они поднялись по ступенькам. Перейдя по мостику через глубокую расселину, диверы вошли в небольшой грот, освещенный коптящим факелом, воткнутым в стену. За столом уже хлопотал Савва, разливая из увесистого бочонка пенящийся напиток по кружкам. Рядом Павел нарезал тонкими пластинками копченую осетрину и раскладывал по тарелкам плоские хрустящие хлебцы.

– Что это? – спросил Гарун, принимая из рук Саввы большую кружку, наполненную темной влагой.

– Пиво, – улыбнулся Савва, – Хорошее пиво. Пей на здоровье!

Пиво действительно оказалось хорошим. Осушив кружку, Гарун попросил налить еще. Наполнив посудины по второму кругу, они уселись вокруг стола и дружно захрустели хлебцами.

– Так ты говоришь, что в одном дэге сто мигов? – Павел обратился к Савве, продолжая начатый разговор.

– Точно так, – подтвердил Савва, пережевывая кусок осетрины. – Сто мигов, это будет один дэг. Сто дэгов будет один сат. Десять сатов – день, десять сатов – ночь. День и ночь – сутки прочь. Понимаешь?

– Понимаешь, – ответил Белов. – Это мы уже проходили.

– Постой, постой, – заинтересовался Гарун, – У вас, что, совсем другая система измерения времени?

– Не знаю, какая такая, твоя система, – тряхнул головой Савва. – А у нас все просто. На руках десять пальцев. Верно? Десять раз по десять – будет сто. Правильно?

– Другой бы спорить стал! – засмеялся Павел.

– А ты не мешай, – отмахнулся Савва. – Сам видишь, Гарун человек неученый, ему нелегко понять.

– Кому это нелегко понять? – возмутился Гарун. – К вашему сведению, я окончил университет с отличием. В моей дипломной работе даже было одно изобретение.

– Молодец! – похвалил Белов. – И что же ты изобрел? Атомную мясорубку?

– Нет, – покраснел Гарун. – Я изобрел способ неразрушающего контроля параметров кристаллов.

– Белов, прекрати, – сказал Кари. – Савва, Павлу больше не наливай.

– Да я просто пошутил, – смутился Белов. – Ведь мы с Гаруном друзья. Какие могут быть обиды между друзьями? Кстати, Гарик, ты успел получить патент на изобретение?

– Я не получал патента, – пожал плечами Гарун. – Патенты, это на Западе, у капиталистов. В нашей стране все изобретения принадлежат народу, а изобретателям выдают авторские свидетельства.

– Чудная система, – восхитился Белов. – Все принадлежит всем.

– Конечно, – подтвердил Гарун, – Как же иначе? Ведь государство меня бесплатно учит и лечит. Даже стипендию дает.

– Большую стипендию платили? – поинтересовался Кари.

– Не очень, – признался Гарун. – На еду еще хватало, а на книги и вещи приходилось, конечно, подрабатывать.

– Вот и я о том же, – подхватил дулеб. – Человек создал изобретение, полезное изобретение. А за него платят столько, что даже на штаны не хватает. Какая тут к черту социальная справедливость!

– Справедливости вообще нет, – заметил Кари. – Это идеал, мечта, которая возникла еще в доисторические времена, а члены общества построили на ней свою первобытную мораль. В естественной природе никакой справедливости нет. Есть только удача и невезение. Допустим, львица задрала зебру. В чем здесь несправедливость? Зебре просто не повезло, только и всего. У львицы же наоборот, удача. Сама поела и детенышей накормила. Понятие справедливости здесь теряет смысл. Поэтому дикие животные не знают чувства обиды или мести.

– А как же слоны? – возразил Гарун. – Не зря же говорят, мстителен, как слон.

– Твой пример подтверждает мою мысль, – усмехнулся Кари. – Слоны – типичные стадные животные с общественной психологией. Они делят на своих и чужих все, что движется и живет за счет живого. Чужие почти всегда враги. От них исходит угроза, их запоминают с детства. И если кто-то попытался напасть на слоненка, он навсегда относит обидчика к врагам и поступает с ним соответственно, как только наберется достаточно сил. У животных, живущих в одиночку, так не бывает. Тигр может отнять у тигрицы ее добычу, хотя должен знать, что мясо наверняка предназначено для маленьких тигрят. Тигр – одиночка по природе. Так называемых угрызений совести у него никогда не возникает.

– При чем тут совесть, когда очень кушать хочется! – воскликнул дулеб и запихнул в рот огромный кусок осетрины.

– Ну, знаешь, – возмутился Гарун. – С такой философией мы далеко не уедем.

– Ездят не на философии, а на бензине, – заметил Кари. – Или на спирту, как наш Павел.

– Я в переносном смысле, – пояснил Гарун.

– А я – в прямом, – поднялся Белов. – Нас на ужин ждут, а мы тут философские беседы разводим.

– Нас ждут? – спросил Кари.

– Да, – сказал Савва. – У женщин уже все готово к ужину.

– Ну, что ж, – поднялся Кари. – Невежливо заставлять хозяев ждать. Наметившийся диспут предлагаю продолжить за ужином, поскольку поиск философских истин есть прерогатива сытых людей.

– Точно, – поддакнул дулеб, допивая пиво. – Голодному нужна не философия, а колбаса.

Быстро ополоснувшись, диверы вышли в предбанник, где их уже ожидали свежие полотенца. Пока Савва убирал ведра на место, диверы сдвинули перегородку и вытащили из лаза одежду и оружие. Немного поколебавшись, Кари велел на всякий случай пристегнуть под рукава чехлы с метательными ножами. Дождавшись сына префекта, они разобрали оружие и вернулись в дом.

Глава 25

– Дорогой Алекс! – пророкотал не Хэвисайд, переходя на чистый русский язык. – Прошу к нашему шалашу. Надеюсь, вы не в обиде, что я называю вас просто по имени? В этом прелестном местечке мы давно обходимся без церемоний. А вы зовите меня просто Олли. Согласны?

Лемех неопределенно пожал плечами и покосился на спутников Олли. Рядом с англичанином стоял темноволосый, с пышными усами под крупным носом, молодой человек небольшого роста. Он вполголоса разговаривал с коренастым сероглазым бородачом лет пятидесяти.

– Разрешите, профессор, – продолжил Олли, – Я познакомлю вас со своими друзьями. Позвольте представить: Анри Пуанкаре, лучший математик среди физиков и лучший физик среди математиков.

– Можно просто Анри, – дружелюбно сказал бородач, обменявшись с Лемехом крепким рукопожатием.