Повесть и житие Данилы Терентьевича Зайцева Зайцев Данила
Приезжаем в город Пайсанду, берём билеты — на автобусе через границу. Марфа говорит:
— Данила, чижало стаёт.
— Марфонькя, потерпи часок.
Ну, поехали. Всего четырнадцать километров до Колона — город в Арьгентине. В пути ехала с нами монашка-католичка и всё на Марфу поглядывала. Когда мы слезли с автобуса, у Марфе пошли переёмы [96]. Мы на такси и в больницу, а монашка уже там, она мне говорит:
— Я знала, что вы дальше не уедете, — и быстренькя к гинекологам, всё объяснила, нашу ситуацию.
Марфу увезли, нам с детками дали комнату, через полтора часа, покамесь Марфу оформлял, подходит милосёрдная сестра и говорит мне:
— У вас родился сын, можете посмотреть.
Я рад: три сына, слава тебе, Господи! Оказался сын большой, 4,600 кг. Марфа очень ослабла, крови много вышло. Вижу, что она вся бела, взял за руки — вся холодна.
— Марфа, ты что?
Она говорит еле-еле:
— То холодно, то жарко.
Я бегом к врачам, всё рассказал, оне бегом. Проверили и скоре увезли крови добавлять. Ну, тут я сам не свой ходил, плакал и молился, да чтобы жива осталась.
Через два часа приходит врач и говорит:
— Ну, теперь слава Богу, у ней прорвало 4 пунтов [97], мы зашили и влили ей шесть литров крови. Ежлив не хватились бы, она бы умерла. Ну, теперь пойдёт на поправку. Чичас она спит.
— Можно?
— Толькя не буди.
Я сходил: Марфа спит, и сын спит. Ну, слава Богу. Пошёл потелефонил Филату Зыкову, чтобы передал тестю, что Марфа принесла сына. Он передал. На третяй день приезжает тесть с обидой:
— Ведь говорили, что не вези! Нет, не послушал, увёз.
— Тятенькя, слушай, благодари Бога, что увёз. Не увёз бы, час был бы вдовой и дети сиротки. Она пошти с крови сошла, влили ей шесть литров крови. — Тогда он замолчал, дал молитву и уехал.
На четвёртой день Марфу выписали, спрашиваю:
— Как себя чувствуешь?
Она говорит:
— Хорошо.
— Сможешь доехать до Буенос-Айреса?
— Смогу.
— Точно?
— Точно.
Беру билеты, вечером выезжаем в Буенос-Айрес. Приезжаем к Беликовым [98], оне нас приняли, но как-то по-холодному. Владимир сам ничего, добрый, хорошо принял, но Светлана непонятна: всё каки-то придирки, всё не по ней, характер часто меняется, то уж шибко ласкова, то всё выговоры. Мы у них прожили неделю, в ето время получил груз и отправил в Рио-Негро, город Чёеле-Чёель. Но старался избегать с ней встречи, знал, что многи у ней работали старообрядцы и все от ней ушли обиженны. Хотя я их и приглашал на свадьбу и оне были у нас на свадьбе, но я чувствовал, что именно Светлане я не нравлюсь. Но Марфа поправилась, и мы отправились в Рио-Негро, тысячу километров.
Приезжаем в Чёеле-Чёель и к тяте с мамой. Ну, радость, что приехали! Ето было осенью. Зимой нашли земли в Помоне возле реки, очень удобно место. Выпросили у тяти трактор, он нам его отдал, мы его сменяли на другой, боле новея, марка «Деутс», немецкой, тятя нас деньгями выручил.
Мы переехали в Помону. Марфа написала матери письмо, попросила сестру поводиться с детьми. Мать послала третью дочь, Ксению, на год. Мы со Степаном посадили врозь каждый себе по три гектар помидор, луку, тыквов и кукурузы пять гектар. Наши жёны нам помогали, к Александре приехала тоже сестра Анна. Урожай угодил ничего, хороший.
Помона от нас всего два километра, каки поломки — хороший был механик и шиномонтаж тоже. Ето были — муж итальянец, фамилия Жюлияни, а жена немка, фамилия Кединг. Работали оне вместе, обои крутые [99], он механик, она шиномонтажник, у них получалось всё быстро и хорошо, мы с ними дружили. В етим году мы ничего заработали, купили машину пикап форд 72-го года.
Но уже ситуация в стране изменилась, пошла инфляция, 83-й год. Были выборы, настала епоха демократов радикальных, убрали военных, стал частный, Рауль Альфонсин [100]. Деньги сменили, стали аустралес, с долларом один на один, все говорили, что будет хорошо. Ну, посмотрим.
Приезжает в гости из США Герман Овчинников. Конечно, изменился: побелел, весь седой. Смеёмся:
— Что, Герман, в снегу искупался?
Смеётся:
— Да доллара покою не дают. На самом деле Америка дала нам разуму, научила, как жить. Я вижу, Аргеньтина спит, ничего не изменилось, подумай: с 12 до 17 часов спят сиесту, надо работать, а им ничего не нужно, хоть провались.
Мы смеёмся. Герман искал земли купить с фруктой и просил нас, чтобы помогли ему.
Каки поломки, каки бизнесы — всё приходилось мене, Степан не любил ездить по делам, всё старался меня послать. Мне, наоборот, нравилось, и у меня знакомства шире. Давай искать землю Герману, за мало время нашёл четырнадцать гектар — двенадцать фрукты и два пустых гектара. Дёшево, всего за 10 000 долларов. Герману понравилось, и он купил. Попросил нас:
— Возьмите её и ухаживайте, берегите и пользуйтесь, мне с вас ничего не надо.
Герман тут же съездил в Сан-Антонио Оесте, там строился большой порт международной, а в стороне, за 60 километров, обозначили туристический пляж. Шла пропаганда, а мы ничего не знали. А Герман всё ето раскопал, приезжает и говорит:
— Данила, строится пляж, участки ничего не стоют, я куплю участок возле моря, построю hotel и отдам тебе, работай из половина.
Мы со Степаном хохочем: ну дурак же, куда деньги бросат на ветер! И знали, что Герман скупой и с нём кашу не шибко-то и сваришь, какой-то закоснелый. Я не согласился с нём никаким бизнесом заниматься. Он присватывался к сестре Евдокее, но мы смеялись: но нашлась же пара, она сорок два года, он пятьдесят три года. Говорили Евдокее:
— Ну что, жених нашёлся?
Она:
— Да не мешайте со своим женихом!
Мы со Степаном молились двоя и наши жёны и детки. Степан съездил в Уругвай, получил благословение и святыню [101]и стал наставником. Скушно было, но молились. Тут подъехал с США Антон Шарыпов, потом сам дед Василий Шарыпов, поморского согласия. Стали нас сговаривать, чтобы мы перешли к ним, но мы не соглашались, помнили, как оне поступали с народом и были в политике в Китае. А ежлив бы перешли, то откололись бы от общего собору и молились сами себе. Вскоре к ним подъехали ишо четыре семьи, Ларионовски.
Мы со Степаном обрабатывали фрукту и арендовали у суседа землю под лук три гектара: половина Степану, половина мне. Тут подъехали сестра Степанида с мужем, Николаям Русаковым, и следом за ними брат Григорий. У другого суседа взяли земли и посадили лук и помидоры, каждый себе. Ксения уехала и вскоре вышла замуж за Мурачева Ульяна Ефремовича, уехали жить в Боливию. А к Марфе приехала старшая сестра Палагея, она у нас прожила год.
Перед урожаям приехали разны гости: из США вперемешку синьцзянсы и харбинсы, с Боливии Назар Ерофеев и Логин Ревтов, к куму Евгену заехал старый друг с Китая, Анастас Шарабарин. Оне все просили, чтобы показать им Аргентину. Ну, мы их повезли в горы, на Анды.
У кума Евгена там один приятель продавал землю, 4000 гектар за 8000 долларов. Поехали туда, ета земля оказалась на границе Чили, на верхах. Правды, очень красиво, три озера рыбна, красива речкя. Дорог нету, добирались на конях, нам их заняли пограничники жандармерия. При нас выпал снег посередь лета. Стали спрашивать:
— Сколь лето?
Отвечают:
— Три месяца.
— Ну, тогда нечего тут делать.
Проехали от Корковадо до Барилоче — нашим туристам не понравилось, вернулись домой. Наши гости уехали, подъезжают ишо гости: ето мои друзья детства Федя Пятков и Саша Зенюхин. Погостили, повозили их туда-сюда, и оне уехали.
Ларионовски просют, чтобы помог им выкупить груз в таможне. Говорю:
— Нековды, много работы.
Оне просют:
— Мы тебе поставим рабочего и в подарок тебе дробовик «Ремингтон».
— А чё он стоит у вас?
— В США стоит 250 долларов.
— Да, а здесь в Аргентине 750 долларов. Хорошо, давай я вам помогу. Вы мне никаких подарков не давайте, а продайте за ту же цену, что вам досталось.
Оне обрадовались, поехали в Буенос-Айрес, за три дня всё оформили, пошлины маленьки, всё в копейкях. Ну хорошо, пошли в таможню, там оказалось три заведующих. Проверили документы:
— Всё хорошо, теперь будем всё проверять. — Спрашивают: — Чё везёте, ребяты?
— Да всё, и оружие.
— Много? И что, проверять?
— Да неохота. А можно как-нибудь так?
— Ну, посмотрим.
Подхожу к заведующим:
— Слушайте, а можно без канители, а то потом надо всё складывать и загружать на машину. Всё ето даст лишную работу, всё равно оне везут свои личные вещи, а их четыре семьи, и все детны.
— А сколь дадите?
— Ребяты, сколь дадите?
— 100 долларов.
— Мало.
— За шесть тонн 100 долларов? Давайте 200, — поморшились.
Говорю:
— Дают 200 долларов.
Говорят:
— Мало. Нас троя, по 100 долларов.
— Ребята, соглашайтесь за 300 долларов.
Оне моршутся, не соглашаются.
— Ребята, обозлятся — всё потеряете. Не хочете — я пошёл.
— Ну ладно, — согласились.
Заплатили, вызвали транспорт чёльской, загрузили и увезли. Ребяты остались довольны, что так хорошо обошлось. Через сколь-то время приезжаю с деньгами за дробовиком, но оне даже мне его не показали, а сказали: «Мы раздумали продавать». Вот тебе и помог.
3
Тёща после Марфиного замужества ишо родила три сына — Тимофей, Анатолий и Алексей, а у нас Андриян, Илья, Алексей — как раз совпалось его рождение на память преподобного отца нашего Алексея человека Божия римлянина, 17 марта старого стиля.
После рождение Алексея в Чёеле-Чёель обратились в больницу. Врач-гинеколог угодила женьчина, Сония Алсина. Привёл Марфу, объяснил врачу Марфино здоровье всё подробно. Врач назначила снять все аналисы, взялись мы её лечить. Дома сделали настой от надсады: мёд с алоям в равных частях, в стеклянной посуде, на двадцать дней в тёмным месте. И стала Марфа пить по столовой ложке, до еды, три раза в день. Через шесть месяцев Марфа поправилась, повеселела, стал муж нужон, но огрызаться не переставала. Подбираться в дому и кулинарию не любила, а любила работать на земле, ето её любимое занятие.
В 1984 году мы со Степаном зимой поехали в Уругвай учиться крюковому пению к тестю. Собрались Степан, Марка, Алексей и я. Начали учиться с первого гласу. Два вечера поучились, Степан взадпятки [102], не захотел учиться, говорит, что трудно, Марка с Алексеям тоже не захотели. Ну, оне пошли по охотам, да по рыбалкам, да гули-погули. Мне пришлось учиться одному, за два месяца я все гласы прошёл. Ну, слава Богу, теперь можем спокойно молиться в Аргентине.
Собрались домой, приезжаем в Буенос-Айрес. Я решил сходить в русскую лавку книжную. Лавка была Ласкиевича, мы там иногда брали книжки. Прихожу, того старика нету, спрашиваю:
— А где тот старик, что нас обслуживал?
Парень отвечает:
— Уже как два года умер.
— Большоя вам сожаление. — Спрашиваю: — Вы с России всё ишо привозите русские книги?
Он говорит:
— Нет, нет спросу, и мы вон выставили всю отцовскую библиётеку. Хошь, бери вон лестницу и смотри, что тебе нужно.
Беру лестницу и на верхных полках проверяю; что интересно, то откладываю. Смотрю, «Протоколы сионских мудрецов». «Ого!» — меня прокололо. Забрал все книги — их было тринадцать штук, — подхожу к прилавку, сын пустил их по низкой цене, даже не взглянул. Ну, я с радостью домой.
Приезжаю домой, читаю ету книгу, перечитываю ишо на два раза, и у меня мурашики по спине забегали. То, что написано в трёхтолковым Апокалипсисе о последним времени, написано в давние времена Иоанном Златоустым, а тут сионские мудрецы пишут, как оне должны поступить с миром, чтобы ём завладеть. Но никто не поверит, все скажут — дурак, но одно помяну: действительно мы «гои».
С тех пор стал всем интересоваться, всю информацию рассматривать и анализировать, и за 25 лет, да, точно, не ошиблись, ето опишем дальше.
4
Моя крёстна, мамина сестра Марья, — её нихто взамуж не брал, её прозвище было Царь-баба, все её боялись. Но взамуж она хотела, и как выйти? В то время приехали с Китая, было две ровни [103]. Старши перезрелы, им как-то надо было определить свою судьбу. Оне выпивали. Ну вот, моя хрёснушка хотела выйти замуж, ну как? Выбрала телёнка, напоила, переспали, после того стали любоваться, она забеременела и приказала её брать, а нет — пострашала: в то время за ето власти брались крепко. И хто попал в ету ловушку — ето Анфилофьев Евгений Титович, парень безответный и добрый (их восемь братьяв и две сестры). Бедняге некуда было деваться, пришлось брать, родители были против, и оне сбежались, тайно убежали в Буенос-Айрес. Когда она принесла сына, приехали, но родители их не приняли. Оне стали жить с бабой Евдокеяй, вскоре их свенчали. Дитя окрестили, назвали Борисом, я стал крёстным, а Степанида крёстной. Мы с ними водились, оне пошли по арендам, обои работяги, у них сразу пошло хорошо, он коммерсант, чё вырастит, сам торгует, везёт туда, где нету. Потом рождается дочь, крестили, назвали Анна, тоже моя крестница.
Интересно: мамин брат Степан и сестра Марья ростили своих детей и внушали против Зайцевых. Мы старались с ними родниться, но с ихной стороны как-то всё бочкём. И детей вырастили, стали совсем чужими. Мы со Степаном молились, он как наставник, а я уставшик и головшик, оне к нам не подходили. Когда подъехали Шарыповы и Ларионовы, у их основался собор, и всё наше родство, включая наших родителей, ходили туда. Нас Шарыповы шшитали за еретиков, мы помалкивали, всё терпели. Вскоре у их за каки-то несправедливости уходют от них наши родители и кум Евгений и крёстна. Крёстна давай нас убеждать, чтобы молились у них, говорит: «Дом большой, места всем хватит». Ну, мы согласились, стали молиться, постепенно она стала во всё вникать, мне ето не нравилось, Степан молчал. Собрались на Пасху, стали молиться, она во всё вникает и везде лезет. Когда отмолились, я с ней разоспорил:
— Зачем я учился — стары напевки и разный [104]устав подымать?
Поспорили, она не сдаёт, тогда я сказал:
— Молитесь, я суда не приду больше.
У них без меня не пошло, и она передавала, чтобы я вернулся. Говорю:
— Нет. Наслышался её досыта, ето не собор, а диктатура. Вот скоро подъедут добры люди, сделам моленну, тогда будем молиться, а пока дома.
Но за ето крёстна мне отомстила. А получилось ето так.
Когда мы со Степаном уехали с Помоне к Герману, кум Евген арендовал в Помоне землю. Борису уже было четырнадцать лет, на тракторе он работал. У нас родилась дочь Таня, всё было хорошо, но что-то дома у нас с Марфой не пошло, стала пушше спорить, не покоряться, всё на вред, не варит, не стират, станешь допытывать — бурчит. Мама надулась, Евдокея надулась. Что такоя? Мы вообче часто гуляли, а тут вовсе с горя загулял. Однажды приезжает мама, и я прихожу пьяный. Мама:
— Где, — поднялась, — таскашься, таскун, уходи из дому!
И Марфа почувствовала таку защиту, повысила голос:
— Уходи и уходи, таскун!
Я в шоке, нихто разбираться не хочет, чуть не вытолкали. Собрал в сумку маленькя одёжи и ухожу. Слышу, мама говорит Марфе:
— Пошлятся да и придёт.
Посмотрим. Ну и судьба же досталась! Беру автобус, еду в провинцию Чубут, в город Пуерто-Мадрин, там у меня друг детства Луис Пачеко, работает на алюминевой фабрике.
Приехал к нему, он обрадовался, принял меня. Стал узнавать, где хорошо заработать можно. Он повёл к своему другу, что работает на порту начальником, сгружают свежую рыбу в яшиках лебёдками, и плотют хорошо. Но ето кооператив, и у всех номера, надо быть на порту в пять часов утра, а зимой холодно. На порту работают проходимсы, которы любят лазить по ночам. И бывает так: набор, а рабочих не хватает, вот тут и берут новичков, и каждый раз надо ждать. Как не хватает, так и успевашь работаешь, ето случалось два-три раза в неделю, но прожить хватало. Перво казалось трудно и чижало, но, когда понял сноровку, стало хорошо получаться и легко. Каждый день я был на порту, начальники кооператива ето видели, да и уже со многими соревновался, что [105]аргентинсы приходют голодны, мату пососут да и на работу, а силы нету. А я по-русски: хорошо позавтракаю да с собой на работу беру обед, вот и сыт голодному не верит. Через полтора месяца вызывают в контору, проздравляют и выдают мне карточкю с номером 33. Тогда начал работать каждый день. Когда не хватало суднов, нас посылали на международный порт Адмиранте Сторни, а мы работали на команданте Луис Пьедро Буено, на большим порту сгружали морожену рыбу и загружали заграничные судна.
Как-то раз вижу русский флаг, подхожу, спрашиваю на вахте:
— Можно к вам?
— Можно.
Захожу, там передали капитану, приходит:
— Вы откуда?
Рассказываю.
— Интересно. Заходи!
Собрали на стол, выпили-закусили, расспросы, рассказы. Все чудятся:
— Через столь лет, уже внук, и чисто на русским языке говоришь! И русская рубашка, поясок — ето сказка!
Мне ето всё казалось чудно: как так оне удивляются? Показали русские фильмы, приглашали в Россию. Всё там казалось родноя.
Подходит греческое судно. Я узнал, что ето судно каждых два года приходит на етот порт и хорошо плотют. Я обратился к капитану, через переводшика попросил работу, он спрашивает:
— На каких языках говоришь?
— На русским, на испанским, на португальским.
— А на английским говоришь?
— Нет, но, ежлив надо, можно подучиться.
— Хорошо, мы будем стоять пятнадцать дней. Неси паспорт, сделам контракт на два года. Через два года в ети же числы судно будет в етим порту, зарплата 1500 долларов в месяц, но получишь их все через два года на етим порту. А на каждым порту, где будет стоять судно, даём виятик [106]на каждый день по 30 долларов на личные расходы.
— Хорошо, я подумаю.
Действительно, задумался. Два года — 38 000 долларов, ето можно купить 50–60 гектар с фруктой. У меня паспорт дома простроченной, но ето полбеды: за два дня в Буенос-Айресе можно поновить. Но как с Марфой? Надоело мне спорить, разойтись раз навсегда — детей жалко, да и стосковался: как ни говори, уже четыре месяца прошло.
Приезжаю домой, тесть в гостях:
— Ну что, набегался?
— Ишо нет.
Узнала мама, приходит:
— Зачем приехал?
— За документами.
— И куда?
— В Европу.
— Зачем?
Всё рассказал.
— А семья?
— Семья, чё вы, сами выгнали, а за чё, сам не знаю.
— Как не знашь?
— Не знаю.
— А кака у тебя женчина в Помоне?
— Никакой нету.
— Как никакой нету, а которой поясок подарил?
Тогда я догадался, в чём дело.
— Стоп-стоп, вы мараете совсем невинных людей. Марфа, в таким-то числе к нам приезжали за сливами наши помонски друзья, Жюлияни с женой. Он попросил поясок, я тебе сказал: «Марфа, иди принеси». Ты принесла и подарила. Хочете, поедем к ним и сверимся.
Оне заотпирались.
— Как так, довели до разводу, выгнали ни за что.
Мама говорит:
— А в ребятах ты как жил?
— Мама, в ребятах у меня не было семьи, я покаялся и клятву сам себе дал, чтобы жене не изменять. А где вы выдрали ету сказку?
— Да Марья Гениха рассказывает, что ты етой женчины хороший друг и она тебя шибко хвалит.
— Да, ето правды, мы с ней хорошие друзья, и с мужем, и с сыновьями. А что, нельзя иметь с женчинами дружбу или женчинам дружить с мужчинами и не думать толькя об сексе?
Молчат.
— Прости, мы ошиблись.
— Вы ошиблись! От людей смех, от Бога грех, а дети при чём? Зачем оне доложны страдать из-за наших ошибок?
Молчат.
— Ну вот, поеду на два года моряком, через два года можем купить своёй земли и жить себе спокойно.
Марфа в слёзы, мама не пускат. Говорю Марфе:
— Неужели всю жизнь будем ходить по арендам?
— Да, лучше будем ходить по арендам, но я не хочу, чтобы ты уезжал.
— Но так трудно нам будет.
— Пускай трудно, но вместе.
— Ну как хошь.
5
Со Степаном мы разделились. Ему достался трактор, мне пикап, я его тут же сменял на легкову, а легкову на трактор «Массей Фергусон» — трактор хорошой, но разбитой. Арендовали земли и давай готовить.
Тут переселенсы с Бразилии и с Боливии. С Бразилии приехали, что там стало трудно. Ето были Бодуновы Лука и Димитрий, Черемнов Иона, Бочкарёв Антон с Ульяной, Снегирев Тимофей — друг, Степан Ревтов; с Боливии Павлов Игнатий, Вагнер Василий, Кузьмин Евгений, Черемнов Максим, Мурачев Селькя. С Боливии уехали, потому что государство старообрядцев обмануло. Оне разработали много земли, забили все рынки рисом, и всё местное население восстало против: «Гринги забили весь рынок, а чем жить?». Вообче в стране вечные непорядки, нищета, коррупция, перед выборами кандидаты посулили местному населению: «Не переживайте, мы грингов уроним». Так и сделали. Надавали нашим кредитов без всяких гарантияв и заставили подписаться друг за друга — обчим, связали всех. А на другой год тянули-тянули с кредитом и, когда стало совсем поздно, выдали кредиты. Хоть и посеяли, но урожай не взяли. Долг получился 4 000 000 долларов. Банок не стал ждать, забрал всю технику, некоторых посадили в тюрьму, многи разбежались хто куда — в США, в Канаду, в Аргентину. Русское посёльство хотело заплатить всем долг, но наши не захотели и долго потом расшитывались с банком.
У Павлова Игнатия получилось ишо несчастье с зятем Вагнером. Сэлый вагон грузу отправили с границы в Буенос-Айрес, и всё аргентинсы украли, оставили их нищими. Много было слёз, но что поделаешь.
Пришлось помогать, я занял им свой трактор, и оне на нём всю землю приготовили, и Бочкарёву Антону с Ульяной также. Игнатий вскоре выкрутился, написал своёму родству в США о своим несчастье, и ему выслали 50 000 долларов. У него жена Федосья выпиваха, два сына, Варнавка и Иринейка, три дочери маленьки и три взамужем.
А Степан етот год помогал Ионе Черемнову. Люди просют — надо помогать.
Игнатий показал себя скромным, набожным, ну куда лучше, все мы его шшитали почти за бога. Я давай говорить Степану:
— Степан, ты неграмотный, пускай стаёт Игнатий на твоё место.
— Ну чё, пускай, я всё равно безграмотный.
Стали просить Игнатия все вместе. Жена Федосья сказала:
— Вы его не просите, он вас всех разгонит.
Мы все рассмеялись, один Лука Бодунов внимание взял и сказал:
— Да, у нас худенькяй [107]наставник, да он нам знакомый, а просим хорошего, но он нам незнакомый.
Нихто на ето внимание не взял, и все дружно просили Игнатия. Он стал, помощника попросили Ревтова Степана Карповича, племянника дяди Федоса, третяй помощник — брат Степан, уставшиком поставили меня, вторым Максима, головшиком Иона. Стали молиться весело, красиво, все старались, всё шло чинно, все были довольны.
Постепенно Игнатий стал порядки ставить строже и строже, нихто не возражал, хотя и некоторы и были недовольны. Как-то раз отмолились, Игнатий говорит:
— Слушайте, братия, у нас здесь есть некоторы, знаются с Шарыповыми, а оне поморсы. В США было постановлёно, что с ними не знаться: так как оне не признают святыню — святую воду, на распятии не признают Святаго Духа, то за ето признаём их за еретиков. С ними не знаться, не кушать, в гости не ездить, за них не отдавать, у них не брать, а хто переступит, таких не хоронить, за них милостину не подавать и не молиться.
Мы со Степаном и тятя говорим:
— У нас там родство.
Он:
— Пускай родство. Не будете знаться — поскорея перейдут.
Нам не понравилось, но мы промолчали. Что поделаешь, собор есть собор, надо покоряться.
Вскоре Игнатий обратился в собор в США, попросил помощь — построить моленну. Там собрали 8000 долларов, послали. Они с Ионой купили дешёва дерева тополёва на 4000 долларов и построили моленну. Никому не сказали, остальные деньги прикарманили. На 8000 долларов можно было хорошую кирпичну моленну построить. Моленну построили у кума Евгена, так как ето место боле в центре.
Постепенно оне создали свою кучкю и давай диктовать — что хотели, то и творили. Ето были Игнатий Павлов, Иона Черемнов, Ульяна Бочкарёва, Василий Вагнер, Степан Ревтов, но не Степан, а Таисья. Остальной народ всё терпел. Как-то раз отмолились, Игнатий Ревтов поднялся на Димитрия Бодунова и закричал:
— Уберите магнитофоны, а то отлучим!
Димитрий отвечает:
— У нас их нету. Может, имеют тайно, но мы ничего не знаем. Оне теперь больши стали и не слушают.
Игнатий как закричит:
— Какой ты отец! Продай ети магнитофоны да купи себе штаны. — В подсмешку.
6
Наш Григорий с бедной Сандрой жил плохо, пьянствовал, избивал её, жил беззаконно, никого не слушал. Было у них две дочери, Полькя да Каринка, и она третьим ходила. Нам всегда было её жалко: добрая женчина, безответна, и была не против жить в христианстве. Но мы всегда говорили со Степаном:
— Сандра-то чё, Гришу перво надо обратить в христианство.
Читать бесплатно другие книги:
