Отель «Пастис» Мейл Питер

Глава 14

Всем троим хватило дел на целый день, и Эрнест был полностью удовлетворен, только когда уже стало темнеть. Светились жаровни; на стенах дрожал свет зажженных свечей; все столики украшены розовыми тюльпанами. Еды, подумал Саймон, хватило бы выдержать длительную осаду — мясо, птица, дичь, колбасы, салат, сыры, над тлеющими углями огромная кастрюля жаркого, пирожные, сладкие пирожки и приготовленный Эрнестом щедро пропитанный спиртным огромный бисквит. Голодным нкто не останется.

Отворив дверь, Саймон выглянул на пустынную улицу. В деревне тишина. Настал обычный в таких случаях момент неопределенности, когда все уже готово, а гостей еще нет.

— Что-то не видно, чтобы выстроилась очередь, — заметил он. — Не поехать ли в Кавайон и привезти желающих?

— Не беспокойся, явятся, — засмеялась Николь. — Разве не заметил днем? Полдеревни пытались заглянуть внутрь.

Саймон вспомнил, что, когда привезли что-то к вечеринке, он увидел в дверях странную пару. Оба рослые, лет за тридцать, с одутловатыми бледными лицами, в бесцветной одежде. Мужчина в узких слегка затемненных очках, какие любят носить безработные актеры, надеющиеся, что их еще могут узнать. Пара окинула Саймона безразлично-неприязненными взглядами. Он обрисовал их Николь.

— Ах, да, — ответила она. — Те самые. — Неодобрительно покачала головой. — Тебе они не понравятся.

Это англичане, trs снобы, большие друзья с Амброзом Краучем.

— Чем занимается он?

— Женился на ней, и она купила ему антикварную лавку.

— Живут здесь круглый год?

— То здесь, то в Париже. В деревне их зовут «Валиумами».

Эрнест расхохотался.

— Замечательно. Они такие с чьей-нибудь помощью или просто зануды от рождения?

— Кто знает? — пожала плечами Николь. — Они очень медлительны, холодны… нет, не холодны, а очень… как бы это сказать… пресыщенны.

— Понадеемся на Бога, — сказал Саймон. — Можно было понять по взглядам, какими они меня одарили. Подними носы чуть выше, смотришь, и вывихнули бы себе шеи. Позеры. Интересно, снимает ли он на ночь очки?

— Да ну вас! — воскликнул Эрнест. — Что за праздничный разговор. Давайте лучше спокойно выпьем, пока не началась сутолока. А если «Валиумы» удостоят нас своим визитом, посадим их куда-нибудь в угол, чтобы никто о них не споткнулся, и разбудим, когда придет время расходиться по домам. Что пьем?

Они уселись за столик, потягивая чуть охлажденное красное вино. Саймон волновался и немного побаивался, как бывало с ним накануне трудного разговора с клиентами. Предположим, Николь ошибается и деревне не нравится затея с отелем? Предположим, что Крауч уже решил облить его грязью? Предположим…

— Bon soir, mes amis, bon soir.[55]

Рядом с маленькой смуглой женщиной, которую он представил как жену, возвышался Блан. Следом в сопровождении пожилой пары появилась группа рыжих и светловолосых парней и девушек.

— Местные шведы, — шепотом подсказала Николь, — очень «симпа», и их всегда очень много.

Она принялась представлять — Эбба и Ларс, Анна, Карл и Бригитта, Арне и Харальд — все рослые, улыбчивые, прекрасно говорящие по-английски. Кто сказал, что шведы холодны в обращении? Оттаивающий понемногу Саймон стал рассказывать о своих планах относительно отеля. Пожилая пара кивала головами. Что касается их мнения — хорошее дело. У них в доме никогда не хватает места для всех желающих побывать здесь. Иногда кажется, что у них на полу ночует половина Швеции, а прошлым летом, когда из-за эпидемии закрыли… Изобразив ужас, рассмеялись и взяли еще по стакану.

Тронув Саймона за руку, Николь кивком указала на дверь, где мэр Бонетто с женой словно приросли к порогу. Саймон поспешил навстречу.

— Больше у нас не останавливаетесь, — шутливо пожурила его мадам, глядя на Николь. — Нашли постель помягче, а?

Бонетто так стиснул руку Саймону, что затрещали кости.

— a va? — спросил он, на этот раз как клещами сжав плечо. — Значит, у нас будет свой отель?

Живые пытливые глаза на изрезанном морщинами лице изучающе глядели на Саймона.

— Надеюсь, вы одобряете?

— Я одобрил. Весь муниципальный совет одобрил. Почему все должны останавливаться в Горде? C’est bien, c’est bien.

Он так хлопнул Саймона по спине, что у того наверняка остался синяк. С чувством облегчения Саймон повел его к бару. Эрнест налил пастиса.

— Скажите, — спросил Саймон, — а где ваша дочь? Она не придет?

— Осталась в кафе. Конечно, недовольна, но кому-то нужно остаться. Sant, — закончил Бонетто, опрокидывая рюмку пастиса.

Отнесу ей бокал шампанского, решил Саймон, это ее подбодрит.

Зал наполнялся людьми. Николь, шепча на ухо, кого как зовут (что он тут же забывал), подводила его к гостям. Четверка парижан в мягких кожаных блузонах; мясник и булочник; хозяйка местной крошечной почты; Дюкло из гаража со своим вымазанным машинным маслом псом; Фонци с затянутой в замшу надушенной подружкой; Жожо и Клод, выскобленные и выбритые; жавшиеся к стенке пожилые селяне с морщинистыми лицами; двое агентов по торговле недвижимостью, сунувшие Саймону в нагрудный карман визитные карточки; шикарно разодетый мужчина, рвущийся поговорить об охранной сигнализации от воров; владелец лучшего в округе виноградника. В течение всего этого суматошного, но вселившего большие надежды часа Саймон не уловил ни следа негативной реакции. Обстановка была теплой, дружественной, заметное поначалу разделение на местных и приезжих постепенно исчезло. Им, видно, раньше не доводилось собираться вот так, вместе. Вечеринка обещала быть удачной.

Саймон пробрался к бару.

— Как дела, Эрн?

— Держусь, дорогой, правда, с трудом, — ответил тот, вытирая пот со лба. — Шампанское пользуется потрясающим успехом.

Саймон вспомнил о девушке из кафе.

— Думается, надо отнести бокал соседке, дочке Бонетто. — Глядя на разливающего шампанское Эрнеста, спросил: — Кажется, вечер что надо, а?

— Ну, если судить по пустым бутылкам… — Эрнест отвлекся, заметив пустой стакан в руках мадам Бонетто. — Un petit pastis, madame?

Мадам Бонетто позволила наполнить стакан.

— Merci, jeune homme.

Эрнест горделиво задрал нос.

Забрав бокал с шампанским, Саймон пробрался через толпу и вышел в ночной холод.

Пристроившись у стойки с блюдечком арахиса, девушка смотрела телевизор. Прежде чем улыбнуться Саймону, провела языком по зубам.

— Какая жалость, что вам пришлось остаться здесь, — сказал он. — Я принес вам шампанского.

— C’est gentil.

Она посмотрела на него поверх бокала. Огромные темные глаза. Милая девушка, из нее получится прекрасный регистратор в отеле, подумал Саймон. Надо поговорить с отцом.

— Никогда не спрашивал, как вас зовут, — сказал он.

— Франсуаза.

— Саймон.

— Папа говорит, вы собираетесь открыть отель.

— Верно. Надеемся, что к следующему лету.

Отпив глоток шампанского, опустила взгляд на бокал. Черные ресницы на фоне оливковой кожи.

— Вам понадобятся служащие.

— После Рождества начнем набирать.

— Мне было бы очень интересно. — Она наклонилась вперед, и Саймон обнаружил, что не сводит глаз с маленького золотого крестика в вырезе блузки. — Мне нравится всякое новое дело.

— Что скажут родители, если ты уйдешь из кафе? Не могу же я тебя украсть.

Выпятив нижнюю губку и дернув плечиком, она ответила:

— У меня есть кузина. Она может работать здесь.

— Я поговорю с отцом, о’кей? Хорошо, мне, пожалуй, надо идти. — Он отошел от стойки. — Au revoir, Франсуаза.

— Бай-бай, Саймон.

Улыбаясь в темноте, он направился к жандармерии. Посади ее за регистрационную стойку, и не у одного постояльца зачастит пульс.

Подходя к зданию, он разглядел стоящие в открытых дверях три темные фигуры.

— Ладно, — раздался голос, — давайте зайдем и пообщаемся. Амброз, ты, кажется, говорил, что он рекламный агент? Из тех ужасных людишек в галстуках-бабочках.

Они вошли в дверь, и Саймон узнал «Валиумов». За ними последовал тщедушный коротышка с несоразмерно большой головой. Пробыл бомонд Брассьера.

Саймон выждал несколько минут, прежде чем вернуться в праздничную атмосферу зала. «Валиумы» и Крауч отыскали столик в углу и завладели бутылкой шампанского. Они лениво развалились на стульях, не обращая внимания на раздававшиеся вокруг смех и разговоры. Заставив себя быть любезным, Саймон подошел к их столику.

— Рад, что вы нашли возможность прийти. Я Саймон Шоу.

У всех троих были холодные влые руки. Казалось, что держишь в руках снулую рыбу. На обрамленном длинными прямыми волосами невыразительном, но по-своему приятном лице «миссис Валиум» мелькнуло подобие улыбки. Выражение лица спрятавшегося за очками от света свечей «мистера Валиума» осталось неизменным. Крауч вперился глазами в Саймона. Саймон подумал, что редко встречал сразу три столь нездоровые, отливающие восковой бледностью физиономии.

— Итак, — произнес Крауч, — перед нами знаменитый рекламный деятель. Прекрасно. Мы польщены.

Брюзгливый носовой баритон, напомнивший Саймону о язвительном классном наставнике, которого он ненавидел всеми фибрами души.

— Откуда вы узнали, что я работаю в рекламном бизнесе?

— Я журналист, мистер Шоу, моя обязанность знать о наших славных деловых магнатах.

«Валиумы», поигрывая бокалами с шампанским, слабо улыбнулись.

— Насколько я понимаю, — продолжал Крауч, — это место станет модным отелем.

В его устах это прозвучало так, будто он только что узнал о чем-то чрезвычайно неприятном.

— Да, небольшой отель.

— Как раз то, что нужно деревне.

— Мне показалось, жители довольны.

— Не все жители, мистер Шоу. Полагаю, вы читали мои колонки и знаете мое отношение к разорению Прованса посредством так называемого прогресса. — Крауч, сделав добрый глоток шампанского, кивнул в сторону «Валиумов». — Нет, не все жители деревни хотят, чтобы улицы кишели «мерседесами» и разодетыми экскурсантами.

— По-моему, вы преувеличиваете.

— А по-моему — пусть судит общественность, — продолжал он, пропуская мимо ушей замечание Саймона. — Как это говорят люди вашей, э-э, профессии? «Хороша любая реклама», — со смехом произнес он. «Валиумы» улыбнулись. — Словом, посмотрим.

Саймон взял бутылку и наполнил бокал Крауча.

— Как ни странно, я как раз хотел переговорить с вами насчет рекламы. Может быть, перейдем вон туда? Не хочется наводить скуку на ваших друзей.

Взглянув на него, Крауч встал из-за стола.

— Что ж, это довольно занятно.

Саймон провел его в укромный уголок позади бара. На лице Крауча отражался огонь камина. Саймон заметил на лбу и над верхней губой собеседника капельки пота. Пил до того, как заявиться сюда. Саймон уловил кислый запах белого вина.

— Значит, так, мистер Крауч. О рекламе, — ослепительно улыбаясь, начал Саймон, стараясь придать голосу приятные, убедительные нотки. — Мне бы очень хотелось, чтобы до открытия отеля в печати ничего не появилось. Знаете, у публики короткая память.

Презрительно скривив губы, Крауч молча посмотрел на него. Значит, вон оно что: этот зажравшийся щенок собирается просить его об одолжении.

— Иными словами, я был бы весьма благодарен, если бы вы на время воздержались от каких-либо комментариев. — Саймон достал свежую бутылку. — Еще шампанского?

— Шампанским меня не остановишь, мистер Шоу. Вы слишком наивны, — заявил он, подставляя пустой бокал. — Что поделаешь, ваш бизнес сам по себе наивен.

Саймон кивнул, решив не ввязываться в спор.

— Скажите, во сколько это обойдется?

Все презрение Крауча выплеснулось наружу.

— Кажется, я понимаю, к чему весь этот разговор, но должен вас разочаровать. — Он сделал большой глоток, наслаждаясь моментом, могуществом, которое дает ему принадлежность к прессе, восхитительным ощущением своей власти над унижающимся перед ним толстосумом. — Нет, мистер Шоу, вам предстоит увидеть массу паблисити в «Глоб». Широкое освещение — кажется, так говорят ваши люди? Знаете, у меня 750 тысяч читателей.

Икнув, допил шампанское и налил еще.

В голосе Саймона появились жесткие нотки.

— Было 750 тысяч. Не знаете, что уже три года тираж падает? Или вам не говорили?

Крауч слизнул пот с верхней губы.

— Все равно это самая влиятельная газета в Британии.

— Это одна из причин того, что мое агентство тратит больше четырех миллионов фунтов в год, покупая там место. — Саймон вздохнул, будто не желая портить такую хорошую статистику неприятным сообщением. — Разумеется, это всегда можно пересмотреть.

Глаза Крауча спрятались в складках одутловатых щек.

— Часть этих четырех миллионов фунтов идет вам на зарплату, мистер Крауч. Вы когда-нибудь думали об этом? Скорее всего, нет. Во всяком случае, это неважно.

— Да, мистер Шоу, это не имеет значения.

Крауч попытался было уйти, но Саймон удержал его за руку.

— Я еще не закончил. Позвольте объяснить вам как можно проще. Если в ближайшие полгода или в вашей колонке, или, подброшенное другой газетенке, появится любое упоминание об отеле, я изыму рекламу из «Глоб». Всю.

Крауч не донес бокала до рта.

— Не посмеете. В данном случае вы имеете дело не с какими-то мелкотравчатыми кустарями-печатниками, а с английской прессой. Мой редактор этого не потерпит.

— А я не буду иметь дела с редактором. У меня дела с владельцем газеты. Вашим хозяином. — Здесь Саймон повторил предыдущие высокомерные слова Крауча. — Кажется, так говорят у вас? Два-три раза в год мы с ним обедаем. Он весьма практичный человек. — Саймон заметил, как у Крауча затряслась рука. — Осторожнее. Расплескаете шампанское.

— Возмутительно. — Крауч высосал содержимое бокала, что, похоже, подбодрило его. На лицо вернулась презрительная ухмылка. — А знаете, я мог бы вынести эту… эту попытку грязного мелкого шантажа на первую полосу. Ясно? Получится славный материалец. Просто отменный.

Саймон кивнул.

— Согласен. Полагаю, так оно и будет. Но если он вообще появится, произойдут три вещи. Я буду все отрицать. Изыму рекламу. И затаскаю вас по судам. Не газету. Вас.

Оба какое-то мгновение не сводили глаз друг с друга, пока Саймон не нарушил ледяное молчание.

— Еще шампанского?

— Пошли вы на…

Крауч, пошатнувшись, поднялся и нетвердой походкой направился к столику, где сидели «Валиумы». Поговорил с ними, и все трое, бросив косые взгляды в сторону Саймона, поднялись и ушли.

Потягивавшие у стойки пастис Жожо и Клод наблюдали, как Крауч и «Валиумы», презрительно поджав губы, проталкивались к выходу.

— Its sont en colre, les rosbifs,[56] — толкнул локтем приятеля Жожо.

Клод пожал плечами.

По его небогатому опыту, англичан, которых он встречал, всегда что-нибудь не устраивало — то жаркое солнце, то водопровод, то медленная работа на стройке. Они не упускали возможности выразить сдержанное неудовольствие. Но, по крайней мере, большинство их держались вежливо, не то что заносчивые парижане. Черт бы побрал этих парижан! Он осушил стакан и зевнул. Завтра снова пытка — очередная тренировка у Генерала. Задница не зажила еще с прошлой тренировки. Велосипедные седла не для таких гигантов, как он.

Они подошли попрощаться с Саймоном. Для англичанина, решили они, неплохой малый. Оба крепко пожали ему руку. Он на всю зиму обеспечил их работой, да еще какой — удобной, в тепле.

Саймон успокоился. Он был уверен, что Крауч присмиреет. Этот мелкий негодяй убедился, что Саймон говорил всерьез, а судя по всему, он не из тех, кому хватало смелости и нахальства, чтобы рисковать. Не обладал он и свойственной журналистам возможностью укусить и удрать, спрятаться за спину редактора, который к тому же был за сотни миль отсюда. Легче иметь дело с противником в деревне, чем с противником в Лондоне.

Было далеко за полночь, когда последний гость, раскрасневшийся и по-пьяному восторженный мэр Бенетто, обняв на прощание всех троих, пошатываясь, побрел к себе в кафе. Эрнест оборвал вопли «Джипси Кингс» и поставил Шопена. В зале воцарилось спокойствие. Приятно смотреть на следы разгрома — разбросанные всюду бутылки, стаканы, тарелки, пепельницы, будто выметенный стол с едой — хаос, красноречиво свидетельствующий об удавшемся вечере. Чтобы наполнить вином три стакана, Саймону пришлось наклонить бочонок.

Усталые, но еще не готовые ко сну, они делились впечатлениями. У Николь ягодицы в синяках от щипков мэра. Торговец сигнальными устройствами пробовал пугать Саймона статистикой местных грабежей. Агенты по торговле ндвижимостью намекали на комиссионные за каждого клиента, которому они порекомендуют отель. Дюкло из гаража предложил использовать в качестве такси для гостей полуразвалившийся санитарный «ситроен», который он полтора года никак не мог продать. Пассажиры, говорил он, могли бы лежать на носилках и спать всю дорогу от аэропорта до Брассьера. Или, скажем, парочки, совершающие свадебное путешествие…

— А как насчет человека, который так сильно потел? — спросил Эрнест. — Я видел, как вы мило беседовали в уголке, а потом он слинял вместе с друзьями, которые, должен сказать, могли бы составить идеальную партию для ужина, где требуется молчание.

Саймон передал содержание разговора с Краучем.

— Как сложно, — покачала головой Николь. — Во Франции много проще. Платишь журналисту. — Она пожала плечами. — Вот и все.

— Что вы делаете, когда он приходит и просит еще? — зевая и потягиваясь, спросил Саймон. — Думаю, этот будет молчать, пока я не утрясу все дела с агентством. Потом это не столь уж и важно. Что важнее, так это то, что жители, кажется, остались довольны.

Они посидели еще с полчаса, пока Николь рассказывала, что ей удалось подслушать. Как она и предсказывала, жители Брассьера видели в отеле какое ни на есть разнообразие и источник пополнения доходов. Подорожают земля и имущество; станет больше рабочих мест; может быть, детям не придется покидать деревню в поисках работы — туризм для них привлекательное занятие. От изображаемых на открытках живописных залитых солнцем деревень очень далеко до гнетущей реальности — неутешительных урожаев, работы не разгибая спины, банковских ссуд. Любая возможность зарабатывать деньги в чистой одежде будет встречена с одобрением.

Наконец они удовлетворенно задули свечи и, оставив все в полном беспорядке, заперли за собой дверь. Вечер удался. А через два дня Рождество.

Саймон позвонил в сочельник, когда, по его расчетам, Джордан уже пропустил пару стаканчиков джина и начал впадать в уныние при мысли, что несколько дней ему предстоит развлекать родителей жены.

— Алло? — послышался голос супруги Джордана, старающейся перекричать лающего пса. — Перси, молчать! Алло?

— Луиз, надеюсь, что не отрываю тебя от дел. Это Саймон Шоу.

— Здравствуй, Саймон. С Рождеством. Перси, ради Бога, ступай поищи тапочки. Извини, Саймон.

— С Рождеством тебя. Могу переброситься парой слов с Джорданом?

Саймону было слышно, как отчитывают Перси, потом послышался стук шагов по деревянному полу.

— Саймон?

— Найджел, извини за беспокойство, но дело важное. Не мог бы ты выбраться для разговора в Лондон двадцать седьмого? Ужасно не хочется просить, но…

— Дорогой друг… — Джордан понизил голос до шепота, — …между нами, о большем нельзя и мечтать. В чем дело?

— Хорошая новость. Не заехал бы ты по пути за мной на Рутланд-гейт? Как машина?

— Летит как птица, старина, как птица.

— Тогда увидимся двадцать седьмого. Да, и счастливого Рождества.

— Мало шансов, если только не добавлю чего-нибудь в портвейн.

— Говорят, неплохо действует цианид. Желаю повеселиться.

Покачивая головой, Саймон положил трубку. Традиция праздновать Рождество в кругу семьи вызывала в памяти реплику Бернарда Шоу о браке. Как там? «Победа оптимизма над жизненным опытом».

Когда закончились короткие французские рождественские праздники, Саймон должен был признать, что они ему доставили удовольствие… Укутавшись в шарфы и свитера, они обедали на закрытой веранде, часами бродили по диким окрестностям и, опьянев от свежего воздуха и красного вина, рано легли спать. Следующий день провели в жандармерии, в который раз проверяя планы, пока не пришло время ехать в аэропорт к вечернему рейсу на Хитроу. Когда они с Эрнестом, выехав из деревни, спустились в долину, Саймон подумал, что давно уже с таким нетерпением не ждал Нового года.

Лондон вымер. Обитатели тупо уставились в экраны телевизоров. Апартаменты на Рутланд-гейт казались чужой квартирой. Саймон не находил себе места, скучал по Николь, не мог сосредоточиться на заметках к завтрашней встрече, мечтая, чтобы она скорее закончилась и он снова вернулся в уютный домик на вершине горы.

Проснулся рано, заглянул в пустой холодильник и вышел поискать местечко, где можно позавтракать. На Слоун-стрит было тихо и пасмурно, но более отважные владельцы уже украсили лавки объявлениями о после-рождественской распродаже. Проходя мимо салона мод «Армани», Саймон подумал, где могла провести Рождество Кэролайн. Вероятно, в Санкт-Морице, где можно четырежды за день менять наряды и общаться с евроотребьем.

Дойдя до отеля «Карлтон тауэр», отыскал там обеденный зал, обычно полный посетителей в деловых костюмах, назначивших утренние встречи. Но сегодня, уткнувшись в путеводители, за столиками сидели немногочисленные американцы и японцы, с трудом осваивающие прелести традиционного английского завтрака. Заказав кофе, Саймон достал подготовленное им сообщение для печати. Блестящий образец, подумал он, внешне многозначительной бессмыслицы; к тому же ему удалось вставить несколько своих излюбленных штампов: здесь был «годичный отпуск для научно-консультативной работы» бок о бок с «беспристрастным всеобъемлющим обзором» и «сохранением тесных связей с агентством». Шедевр расплывчатого суесловия. Джордан, вероятно, захочет вставить абзац о самом себе и своих сотрудниках, но это не составит труда. А Зиглер? Скажет, что это бред сивой кобылы, и будет прав. Но ему, как и Саймону, известно, что в рекламном деле все держится именно на нем.

Вернувшись по пустынным улицам домой, Саймон раскурил сигару и стал ждать Джордана. Через пару часов все будет кончено.

Приезд Джордана возвестило громкое урчание ворвавшегося на Рутланд-гейт «бентли». Саймон вышел навстречу. Джордан был облачен в еще один пуленепробиваемый, жесткий, как половик, твидовый костюм, на этот раз в коричневых тонах. Вязаный галстук катарального цвета.

— Доброе утро, старина. Оправился от праздников?

Саймон забрался в машину, одобрительно оглядывая темно-коричневую кожу и полированный орех.

— Вроде бы. А ты?

— Пока без потерь. Но должен сказать, что этот перерыв как раз к месту. Такая скучища — без конца сидеть за бриджем. — Постукивая по баранке пальцами, взглянул на Саймона. — Все это ужасно таинственно. Что происходит?

— Мы встречаемся в «Кларидже» с Зиглером, а я выхожу из дела.

Недоверчиво ухмыляясь, Джордан вывернул с Рутланд-гейт.

— Придумай что-нибудь еще. — Он нажал на акселератор, и на углу Гайд-парка, разгоняя такси сердитыми гудками, машина уже гнала со скоростью семьдесят миль. — Как нравится двигатель?

— Лучше бы потише. К «Клариджу» следующий поворот направо.

Джордан подрезал две полосы движения.

— Ты серьезно? Об отставке?

— Если доживу.

Джордан промолчал. Саймон про себя улыбнулся. Когда подъехали к отелю, казалось, было слышно, как в голове Джордана лихорадочно бьется мысль.

Зиглер встретил их в своей анфиладе, одетый для пробежки в серый тренировочный костюм и кроссовки с пневматическими подошвами. Нахмурился, увидев нежданного гостя — Джордана.

— Что это, черт возьми, делегация?

— С праздником, Боб, — приветствовал его Саймон. — Надеюсь, в добром здравии?

Зиглер с подозрением глядел на пришельцев, зная по опыту, что, когда являются двое, это означает сговор за его спиной и лишние неприятности.

Для начала решил проявить любезность.

— Само собой. Что будете пить? Сок? Кофе?

Джордан посмотрел на часы.

— Вообще-то не отказался бы от бокала шипучего. — Зиглер, кажется, не понял. — Шампанского.

Зиглер позвонил официанту. Саймон принялся перебирать свои бумаги. Джордан, как обычно, выбирал сигарету.

— О’кей. — Зиглер уселся как можно дальше от курильщиков. — Так о чем речь?

Саймон бесстрастно и неторопливо изложил свои планы, делая упор на том, что хочет представить свой уход как положительное событие в деятельности агентства, обещая продолжать сотрудничество и постепенно передать свои акции другим директорам. Он как раз успел протянуть им по экземпляру сообщения, когда принесли шампанское. Встал, чтобы вручить чаевые официанту, и остановился у двери, наблюдая, как оба, нахмурившись, склонились над текстом, переваривая новость и обдумывая, что она означает для каждого из них. Зиглер будет рад уходу Саймона — еще бы, становится неоспоримым властелином мира. Джордан в придачу к новой большой машине получает более просторный кабинет и более громкий титул. Никто из них не будет жалеть лично о нем, так же как и он о них. Это всего лишь бизнес. Бизнес и своекорыстие.

Поднявшись с кресла, Джордан подошел к Саймону, стараясь сохранить серьезное выражение. Похлопал Саймона по плечу.

— Тебя будет очень не хватать, старина. Очень не хватать. Всегда высоко ценил нашу дружбу. — Горестно вздохнув при мысли о потере дорогого товарища, потянулся за шампанским. — О-о, «Перрье-Жуйе» восемьдесят пятого года. Отлично.

Зиглер заметался по комнате. Саймона отвлекали его кроссовки. Они были будто надуты, и казалось, что Зиглер прыгает как мячик.

— До меня не доходит. Хочешь где-то в глуши заправлять каким-то долбаным допотопным отелем? — Он перестал метаться и, резко обернувшись, поглядел на Саймона, вытянув шею, словно пес, обнюхивающий неожиданно попавшую на глаза и возможно фальшивую кость. — Пускаешь дым в глаза. Здесь пахнет другим агентством.

В комнате воцарилась тишина — только постукивание так и не зажженной сигареты Джордана о золотой портсигар — тук, тук, тук.

— Нет, Боб. Ничего такого, вот те крест. Я сыт по горло, только и всего. Хочется поменять обстановку. — Саймон усмехнулся. — Пожелай удачи и скажи, что тебе будет меня не хватать.

Зиглер зло посмотрел на Саймона.

— А ты чего хочешь — званого обеда в твою честь или паршивую медаль? Подбрасываешь проблему и хочешь, чтобы я плясал от радости. Катись к чертовой матери.

Но Саймон видел, что за бурными тирадами крылось глубокое удовлетворение. Доволен был и Джордан. Они проговорили почти до вечера, и к концу было ясно: оба они не желали, чтобы он оставался дольше, чем необходимо. В считанные часы из незаменимого главы фирмы он превратился в потенциальную обузу, поступившегося делами корпорации администратора, богоотступника. Люди такого рода вредны, даже опасны, потому что могут нарушить тщательно создаваемую агентством видимость преданности фирме.

Саймон слушал, как Зиглер и Джордан обсуждали список клиентов, оценивая предполагаемый ущерб, и намечали изменения в высшем руководстве. Они ни разу не поинтересовались его мнением, и он понял, что, пользуясь терминологией Зиглера, уже стал историей. Деталями займутся адвокаты. Он не в счет.

Глава 15

Эрнест поставил свой старый, но величественный и вычищенный до блеска «армстронг-сидделей» у дома на Рутланд-гейт. Сегодня они уезжали навсегда, эмигрировали, вступали в новую жизнь.

В квартире Саймон, проклиная все и вся, жал коленями на распухший чемодан в тщетной попытке запереть замки.

— Извини, Эрн. Никогда не обладал этими способностями. Много места в машине?

Эрнест тоже уселся на чемодан.

— Немножко перестарался, но сейчас справимся. Значит, этот и еще два? — Щелкнул замками. — Все. Поехали.

Они снесли чемоданы к машине. Эрнест открыл багажник.

— Большой сунем сюда, а эти поставим на корзинку миссис Гиббонс.

— А она где сядет?

— Видишь ли, у нее довольно надоедливая привычка — предпочитает ездить на переднем сиденье. Если посадить ее сзади, то ужасно расстраивается и грызет обивку.

— Тогда как быть со мной?

— Ты как босс можешь восседать сзади.

Саймон заглянул в ветровое стекло и встретил взгляд двух розовых глаз. Миссис Гиббонс поднялась на сиденье и зевнула. Как у всех бультерьеров, челюсти, казалось, были предназначены грызть камни. Подняв лохматое белое ухо и глухо рыча, она настороженно следила за Саймоном.

Обойдя машину, Эрнест открыл дверцу.

— Мы не желаем больше слышать эту гадость. Теперь ты выйдешь и поздороваешься с мистером Шоу. — Он обернулся к Саймону. — Протяни руку, дорогой, чтобы она обнюхала.

Саймон нерешительно протянул руку. Тщательно обнюхав ее, собака прыгнула обратно в машину и свернулась калачиком на сиденье, закрыв один глаз, а другим внимательно следя за окружающим.