Тень Земли Ливадный Андрей

Негромкий переливчатый звон, алая вспышка сигнала. Потом что-то щелкнуло, защитная крышка приподнялась над контактной точкой, края миниатюрной диафрагмы разошлись, и точка стала пятном. Вернее, отверстием — очень маленьким, однако вполне заметным для человеческих глаз. Саймон вытянул из браслета тонкий проводок, вставил конец в отверстие на пульте и произнес:

— Контакт!

Края диафрагмы сдвинулись. Теперь компьютер в браслете Саймона был напрямую соединен со «Скаем», и это давало множество возможностей: он мог удостоверить свою личность, скопировать и передать любую информацию, использовать голопроектор — а также в случае необходимости программный дешифратор.

На мониторе появилось:

"СВЯЗЬ УСТАНОВЛЕНА.

ОЖИДАЮ ДАЛЬНЕЙШИХ КОМАНД".

— Скопировать все данные исторического характера, — произнес Саймон. — Корабельный журнал, списки команды и пассажиров, информацию о маршруте, приказы, записи совещаний — все, все; — Внезапно он спохватился и спросил: — Есть ли среди запрошенных данных сведения под паролем? Закрытые файлы?

"НЕТ, — ответил «Скай».

ВСЕ ПАРОЛИ И УРОВНИ ДОПУСКА ЛИКВИДИРОВАНЫ".

— Почему?

«СОГЛАСНО РАСПОРЯЖЕНИЮ КАПИТАНА. ВВИДУ ИХ ПОЛНОЙ НЕНУЖНОСТИ».

Саймон кивнул. «Скай» — как все, что в нем хранилось, — в самом деле был не нужен колонистам. Их, вероятно, одолевали иные заботы — о хлебе насущном, домах и убежищах, оружии, переделе власти и борьбе с туземцами.

Алый огонек на пульте мигал в такт его мыслям. Видимо, объемы запрошенной информации были велики — перепись длилась около полутора минут. Бездна документов, не сохранившихся в Старом Архиве или просто не существовавших на бумаге… Но теперь они были сжаты и сложены в самом надежном из сейфов, какие только изобрело человечество, — в молекулярных микросхемах крохотного компьютера.

«ПЕРЕПИСЬ ЗАВЕРШЕНА», — сообщил «Скай».

— Время! — распорядился Саймон, и на экране зажглось:

«23.32».

Двадцать восемь минут до полуночи. На мгновение он закрыл глаза. Смутные фантомы промелькнули под веками: девушка, спящая в Кратерах гипнотическим сном, катер у причала, забитый вооруженными людьми, сухопарая фигура Пако, лицо Марии, темная морская гладь и темное звездное небо, к которому, будто монетка к обсидиановой чаше, прилип серебристый лунный диск. Это видение вытеснило все остальные, и он решил — пора.

Пора!

— «Скай»!

«ОЖИДАЮ ДАЛЬНЕЙШИХ КОМАНД», — откликнулся компьютер.

— Инициировать «Аргус» в режиме космической радиосвязи. Передать сообщение. Начало: Лунная станция «Сердоликовый Берег». Ричард Саймон вызывает Джинна. Я на связи. Конец. Прием.

По экрану метнулись фиолетовые сполохи, потом зажглась надпись «КОМАНДА ВЫПОЛНЯЕТСЯ», и эти слова тут же стали мерцать, будто повторяемый раз за разом призыв к терпению. Десять секунд, двадцать, тридцать, минута, вторая. Саймон похолодел. Такого быть не могло! Или электронный монстр желает поиграть с ним в прятки?

Мерцание на экране погасло, и он приподнялся в кресле, всматриваясь в слова:

"КОМПЛЕКС «АРГУС» В НЕРАБОЧЕМ СОСТОЯНИИ.

СВЯЗЬ С АНТЕННОЙ ОТСУТСТВУЕТ.

ПРИЧИНА — РАЗРЫВ СОЕДИНИТЕЛЬНОГО КАБЕЛЯ".

Саймон скрипнул зубами.

Отсоединили кабель! Там, наверху. На всякий случай или с определенной целью, почуяв, что он интересуется «Полтавой». Крысы! Слизняк Анаконда, Грегорио Живодер и старый хитрый Хайме… Чтоб им сдохнуть в кровавый закат!

Стиснув кулаки, он принялся вылезать из кресла, но вдруг застыл, замер, как изваяние, услышав знакомый глуховатый рокот в динамиках.

— Сядь и успокойся, Теплый Сгусток Ричард Саймон. Я — здесь…

Слова падали в гробовой тишине водяными каплями, шуршали, словно струйки песка, шелестели, как ворох потревоженных ветром сухих листьев. «Сядь и успокойся, Теплый Сгусток Ричард Саймон. Я — здесь…»

— Ты… — выдохнул Саймон, — ты…

— Я ждал тебя. Вчера. Ты не пришел, Теплый Сгусток. Легкий упрек в голосе? Или шутки воображения? Саймон вытер вспотевший лоб и опустился в кресло, пробормотав:

— Не пришел, однако не по своей вине. Ты обижен?

— Стоит ли нам обсуждать категории вины и обиды? Ты не пришел, и я связался с информационным модулем «Скай» — «Септем-14» и еще с одним, который движется по околоземной орбите.

"Это он о «Пальмире», — подумал Саймон, прикидывая, что означает слово «связался». — Взял под свой контроль в качестве удаленного терминала? Но для этого связь должна быть устойчивой и непрерывной, что никак не соответствует последним сообщениям «Ская».

— Я перенес в память «Ская» — «Септем-14» частицу своей сущности, — прозвучал спокойный голос.

— Частицу сущности?

— Да. Небольшую часть, однако ее достаточно, чтобы говорить с тобой и принимать решения.

— А остальное? — спросил Саймон, чувствуя, как по спине бегут ледяные мурашки. — Где остальное?

— Остальное хранится в модуле «Дзета» — «Окто-18». Этот модуль обладает большей вместимостью, чем «Скай», однако и в нем активирована лишь малая часть моей сущности. Ее основное ядро.

Голос Джинна стих, и в динамиках послышалась ритмическая пульсация, словно вой ветра в каминной трубе. «Смеется он, что ли?» — подумалось Саймону.

— Основное ядро существует в виде капсулы, информационной споры. Я обнаружил, что не могу объяснить эту концепцию подробней. Часть моего интеллекта, которую содержит «Скай», слишком мала для обсуждения таких проблем.

— Мне ее хватит, — сказал Саймон, внезапно успокаиваясь И: поудобнее устроившись в кресле. — Думаю, ты сможешь ответить на пару вопросов?

Снова ритмический рокот. Кажется, Джинн и в самом деле смеялся!

— Пара вопросов. Теплая Капля тоже так говорил. И знаешь, что было потом?

— Что?

— Вопросы, разумеется. Не меньше двадцати. Саймон, потрясенный, приоткрыл рот. Кажется, Невлюдов не ошибался — это создание, призрак, паривший в электронных облаках, воспринял нечто человеческое. Он мог шутить, мог вспоминать, но не холодной памятью машины, а так, как это свойственно разумному живому существу, способному запоминать и факты, и эмоции. Приязнь или неприязнь, грусть и гнев, страх и гордость, злоба, торжество, издевка, юмор. Пусть не вся эта палитра была доступна Джинну, хотя бы часть. Лучшая часть, как надеялся Саймон.

— Спрашивай, — раздался спокойный, ровный голос.

— Ты обладаешь свойством разделять свой интеллект?

— Разделять, расщеплять, объединять вновь, а также… — краткая пауза, — консервировать в сжатом и неактивном состоянии, хотя это не лучший термин. Мой разум не похож на человеческий, он — полихроматичен. Не дерево с единственным стволом, но лес. Очень большой лес, из малых и больших деревьев. Их корни и ветви переплетаются, однако любое дерево можно пересадить в другое место.

— Например, сюда? — Саймон положил ладонь на пульт. — Одно дерево — здесь, а остальные — в «Дзете»? На Луне? На спутнике «Пальмира»?

— Ты понял правильно, Теплый Сгусток.

— Но как ты попал на Луну? Когда? И зачем? Прерывистая мерная пульсация.

— Пара вопросов, Теплый Сгусток? Только пара?

— Не лови меня на слове, — буркнул Саймон.

— Хорошо. Ты подсоединил к «Скаю» новый информационный модуль, и в нем уже есть ответы на все твои вопросы. Ты доволен?

— Ответы? В моем компьютере? Как это понимать?

— Тебе ответит Теплая Капля. Перед тем, как уйти… — Голос дрогнул, но тут же зазвучал с прежней спокойной силой: — Вы, разумные теплые сгустки, называете это смертью. Так вот, перед тем, как уйти, Теплая Капля оставил послание. Запись, скопированную на нескольких дисках. Вероятно, диски до вас не дошли, иначе ты не задавал бы так много вопросов. Эта запись теперь в твоем информационном модуле. Теплая Капля все объяснит тебе сам, и лучше меня. Ты — человек, и он — человек. Не так ли?

Саймон молча кивнул. Вероятно, его жесты воспринимались незримым собеседником с той же определенностью, что и слова. Здесь, в Главном Навигационном Пункте, его окружали звуко— и светочувствительные устройства, экраны, динамики, микрофоны, голопроекторы, и каждое из них — или все они вместе — могло являться датчиком, оком либо тактильным щупальцем Джинна. Частицей Джинна, обитавшей сейчас в дрернем компьютере «Скай». Но даже эта частица, одно из деревьев огромного леса, обладала способностью видеть — не так, как видит человек, но, возможно, гораздо острее и зорче. «Сядь и успокойся, Теплый Сгусток… Сядь и успокойся…» Чтобы сказать такое, нужно не только видеть, но и оценивать ситуацию.

— Будут еще вопросы? — с легким оттенком иронии поинтересовался Джинн.

— Да. Компьютер на станции «Сердоликовый Берег» управляет передатчиком…

— Я помню. Код RTR, блокировка трансгрессорной связи. Я знаю, что это такое. Кроме того, я связался с твоим информационным модулем; теперь я в курсе твоих полномочий, и мне известна твоя цель. — Секундная пауза, будто Джинн над чем-то размышлял; потом снова послышался его ровный, лишенный эмоций голос: — Нет необходимости разрушать установку на Луне; во-первых, она вмещает часть моей сущности, а во-вторых, в данный момент она — мои глаза и уши. Так что не будем увлекаться разрушением, Теплый Сгусток. Достаточно выключить блокировку.

— Ты мог бы заняться этим пораньше, — не без упрека заметил Саймон. — Земля отрезана от Разъединенных Миров три с четвертью столетия. Что же ты делал все это время?

— Мое ядро было законсервировано, и в том же состоянии пребывает сейчас. Что касается малой, но более активной части моей сущности, она… — Голос смолк, и Саймону почудилось, что невидимый собеседник роется в словаре, подбирая нужное слово. — Я дремал, если использовать привычную людям терминологию. Дремал, пока меня не разбудили.

— Разбудили? Кто?

— Ты, разумеется. — Помолчав, Джинн добавил: — Часть моей сущности — та, что в модуле «Дзета», — ждет сигнала, чтоб отключить блокировку. Я пошлю его через три часа одиннадцать минут, когда естественный спутник Земли окажется в зените. Затраты энергии будут минимальны. Источник, питающий модуль «Скай», слишком слаб, а связь с передающим устройством потеряна.

Саймон поднял глаза вверх. На командирском мониторе по-прежнему светилось:

"КОМПЛЕКС «АРГУС» В НЕРАБОЧЕМ СОСТОЯНИИ.

СВЯЗЬ С АНТЕННОЙ ОТСУТСТВУЕТ.

ПРИЧИНА — РАЗРЫВ СОЕДИНИТЕЛЬНОГО КАБЕЛЯ".

— Пусть это тебя не беспокоит, — негромко произнес Джинн. — Кабель действительно разорван, но мне не нужна антенна. Там, наверху, много металлических поверхностей с разнообразными формами, что-то наподобие большого конденсатора. Я передам сигнал прямым лучом.

«Похоже, он умеет манипулировать на расстоянии с электромагнитными, полями, — промелькнуло у Саймона в голове. — Непостижимая способность! Впрочем, как и само это создание, чей разум был лесом из миллионов стволов, где каждый ствол являлся сущностью и в то же время частью единого, необозримого и непонятного целого».

Поднявшись, он выдернул из разъема на пульте тонкий проводок, подхватил сумку с маяком и сказал:

— Я буду ждать. Когда блокировка исчезнет, я возвращусь в свой мир, но здесь появятся другие люди. Не те, что живут на Земле, а эксперты ООН, облеченные властью представлять человечество. Ты вступишь с ними в контакт?

Ритмичные прерывистые шорохи. Смех? Или смутный отзвук эфирного эха?

— Я тоже подожду. А что касается контактов… Много людей, много вопросов, много проблем. Я полагаю, одного человека достаточно. Вполне достаточно. — Пауза, негромкий мерный рокот. — Иди, Теплая Капля Ричард Саймон. Ты возвратишься в свой мир, но мы, надеюсь, не расстанемся.

Саймон шагнул к порогу, потом остановился и спросил:

— Могу я что-то сделать для тебя?

— Ты уже все сделал, — раздался ответ. — Ты разбудил меня. И я теперь не одинок.

Снаружи царила ночь. Начинался прилив, темные волны шелестели меж темных камней, в воздухе витал йодистый запах моря, лунный диск неспешно карабкался по небосводу, прокладывая тропинку среди звезд. Вверху неясными тенями маячили башни Форта, на западе, скрытый скалистым мысом, лежал город; далекий гул и звуки редких выстрелов катились над водой, перекрывая временами рокотанье прилива. На востоке берег был тих и безлюден — утесы, валуны, неровная черная стена деревьев да светлые пятна песка, озаренного лунным сиянием. Саймон, однако, помнил, что где-то за деревьями и скалами, в укромной бухте, затаился замок — каменная подкова у огнедышащего кратера, длинный мол, решетки и заросли роз вокруг бассейна. По суше — долгий путь, сначала через город, потом — по Северному тракту и приморскому шоссе. Но водная дорога была короче и гораздо легче — семь-восемь лиг, по расчетам Саймона. Не более трех часов, даже на тихоходных торпедных катерах.

Он перепрыгнул на большой валун, напоминавший осьми— нога, вытащил маяк из сумки, опустил его в выемку на камен— ной осьминожьей спине и сел, повернувшись лицом к вос— току. Мысли кружились, как стая встревоженных чаек над морем. Он думал об электронном призраке в развалинах «Полтавы», о записках Невлюдова, которые хранил его браслет, о Марии и Пако, плывущих сейчас по темным водам под звездными небесами, о Кратерах и о разорванном кабеле. Последнее было коварным деянием, похоронившим всю его миссию, если б не ловкость Джинна; к счастью, электронный дух обладал способностью раздваиваться, растраиваться и перемещаться в пространстве без помощи кабелей и антенн. Однако коварство дона Грегорио заслуживало адекватного ответа, и если бы Саймон мог, он погрузив бы дочь Живодера в беспробудный сон. Скажем, на пару лет, вместе с самим Грегорио.

Еще он размышлял о мире, врата которого скоро захлопнутся за ним, о Земле, что не была его родиной и в то же время — была, каким-то странным образом проникнув в плоть его и кровь. Быть может, потому, что здесь оставались могилы близких? Майкла-Мигеля, рыжего Пашки, Филина, Каа? Или Мария, танцовщица из Сан-Ефросиньи, была связующим звеном? Возможно, Джинн? Электронный дух, соединявший прошлое и настоящее, прежнюю Землю с нынеш-j ней тенью Земли?

Так ли, иначе, но Ричард Саймон чувствовал, что не забудет этот мир, что сохранит его в сердце столь же бережно, как память о Тайяхате. Тайяхат, конечно, был прекрасен; лик его не уродовали кратеры, почву не отравляли могильники и яды, и жившие на планете существа подчинялись закону: своему — для людей, и своему, пусть более суровому, для тайят. Земля во всех отношениях уступала Тайяхату; временами она представлялась Саймону свалкой, заваленной экскрементами человечества, гнусным прахом, который люди отряхнули с ног, чтобы перенестись в первозданной чистоте под иные солнца, к иным океанам и землям. Оставшиеся — вольно или невольно — тоже обратились в прах, гниющий на протяжении столетий и порождающий жутких тварей — не человеческих существ, но кайманов, пираний, термитов-людоедов и хищных муравьев. Однако случалось, что в прахе взрастали цветы, такие, как Гилмор и Мария, нуждавшиеся в защите или хотя бы в надежде. В надежде на то, что за тенью Земли лежит человеческая Вселенная, огромный мир, хоть и отличный от рая, но все ж таки не похожий на ад.

И, размышляя об этом, Ричард Саймон знал, чувствовал, понимал, что еще вернется сюда. Возможно, не раз; у каждого свое место для битвы: свое — у тайят, и свое— у людей, как говорил Чочинга.

В море мелькнули огни, послышался тихий рокот, и он вскочил, забыв обо всем. К берегу шли катера, не два, а четыре, вместительные посудины, переполненные народом; острое зрение Саймона позволяло пересчитать головы и стволы, что торчали над бортами, словно побеги бамбука на капустных грядках. Он замер, высматривая Марию, но она, вероятно, бьТла на корме — там, где блестела в лунном свете лысина Пако. Ему чудилось, что Гробовщик стоит в проходе между фальшбортом и надстройкой, поддерживавшей трубу, а за ним нет никого — только пустое пространство и что-то темное, бесформенное на задней скамье.

Сердце у Саймона тревожно сжалось, он свистнул, сунув пальцы в рот, потом коснулся браслета, на ощупь отыскивая нужную клавишу. Неяркое световое пятно заплясало на волнах, шум двигателей смолк, и первый катер, разворачиваясь бортом, начал приближаться к Саймону. Услышав голос Пако: «Ты, Кулак?» — он откликнулся, поймал канат, темным кольцом взлетевший в воздух, и потянул его, скользя по мокрой гладкой поверхности валуна. Глубины у берега были большие, и судно не рисковало сесть на мель.

— Ты, дон, больше таких проводников не нанимай, — заявил Пако, перебираясь на осьминожью спину. — Мало того, что девка, так еще и повернутая! Привезли ее вовремя, сгрузили на пирс, а я и говорю: пожалуй, красавица, в катер, и поедем мы, значит, к дону Железному Кулаку. Поедем, отвечает, только ты мне дай карабин и встань передо мной, чтоб я тебе пулю в лоб всадила, ежели не туда завезешь. Пришлось встать! Ты приказал — со всем уважением.

Но Саймон уже не слушал. Мария, сбросив просторный темный плащ, трепетала в его объятиях, прижималась лицом к груди, гладила шею и щеки; волосы ее пропахли угольной пылью, обломанные ногти царапали Саймона, платье было изорвано, и меж ключицей и плечом темнел синяк — как раз в том месте, куда упирают приклад карабина. Губы ее кривились, слезы текли по лицу, но хватка тонких рук была удивительно крепкой, и Саймон каким-то шестым чувством вдруг понял: ее не сломили, не запугали, и ей не нужны утешения. Скорее — мачете и карабин.

— Мигель… — пробормотала она, глотая слезы, — Пабло… Филин… Каа… Они убили всех! Всех, Дик! Из-за меня! Им была нужна я. Зачем?

Он молча гладил ее локоны, пока Мария не перестала дрожать. Волны шептались вокруг них, разматывая и свивая вновь бурые пряди водорослей, негромко сопел Пако, а его молодцы, сгрудившись у правого борта, переговаривались вполголоса и погромыхивали оружием.

— Ну, дон, — молвил наконец Гробовщик, — это кого я тебе привез? Э? Проводника? Или какую другую забаву?

— Проводника, — подтвердил Саймон. — Это мой персональный проводник.

— Вижу, что персональный. А как с Фортом? Будем мы в него лезть или нет? На катерах-то сотня парней, еще и Сергун с «торпедами» увязался. Я, говорит, с Анаконды шкуру спущу и жилетку пошью. Ну как тут откажешь?

Саймон наклонился, поднял плащ, набросил девушке на плечи.

— Фортом я сам займусь. Так уж случилось, Пако. Но и Сергун не будет в обиде. Плывите на восток, километров тридцать, а как вспыхнет зарево, сворачивайте к берегу. Там — пристань, дыра в земле, в дыре — огонь, а за ней — усадьба. Богатая! Хозяину передавай привет.

— Это кто ж такой будет? — спросил Гробовщик, прищурившись. — Не из главных ли вертухаев?

— Плыви! — Резким движением Саймон швырнул на палубу канат. — А пока плывешь, подумай, не сменить ли ремесло. Близятся суровые времена, друг мой, очень суровые. Ты немолод, и ты при деньгах. Есть и другие прибыльные занятия, кроме разбоя. Скажем, разводить тапиров или пивом торговать, опять же — погребальная контора.

— Наверное, ты прав, дон, — откликнулся Пако, перебираясь на палубу. — Ну, что ж! В суровые времена и на гробах можно неплохо заработать.

Четыре кораблика скрылись в темном море, и Саймон позабыл о них. О них, о Кратерах, о Пако и Сергуне, о доне Гре-горио и прочих донах, об электронном призраке, о космосе и о Земле. Но частица Земли, самая бесценная и дорогая, осталась с ним. Он целовал прядь волос на виске, слушал горячий сбивчивый шепот, укутывал девушку в плащ, грел в ладонях босые ноги. Мир и спокойствие снизошли на Ричарда Сай-мона. Ему казалось, что он и в самом деле стал тенью ветра, незримой, неуязвимой, неощутимой, или превратился в шепчущую стрелу, которая закончила свой смертоносный полет, поразила цель и теперь отдыхает в покое, тишине и теплом бархатистом мраке. Лес войны, поединков и битв отодвинулся в бесконечность, и он пребывал сейчас в землях мира, в Чимаре, на склонах Тисуйю-Амат, рядом с милой и нежной Чией. Руки ее были как два порхающих мотылька, губы — слаще медвяных трав, кожа пахла душистой древесной смолой.

Странные шутки играло с Саймоном время! Прежде оно неслось стремительными скачками или тянулось, как неторопливый верблюжий караван, а теперь повернуло вспять, отсчитывая годы, Месяцы, дни, часы, и вдруг застыло в ту, казалось бы, неповторимую минуту, когда не Ричард Саймон, а Дик Две Руки глядел в ночное небо Тайяхата.

«Все повторяется, — подумал он, — все повторяется, и ничего не проходит бесследно…» Теплое дыхание Марии грело его щеку.

— Куда мы пойдем, Дик? — шепнула она. — Вернемся в Хаос?

— Нет. В Хаосе только могилы.

— Ты… — ее дыхание пресеклось. — Ты был там?

— Да. Похоронил Мигеля и остальных, спел над ними Прощальную Песню и принял посмертный дар.

— Посмертный дар?

— На Тайяхате, когда мужчина-тай готовится уйти в Погребальные Пещеры, он раздает друзьям и близким посмертные дары. Каа был даром моего Учителя, Чочинги. Я рассказывал тебе о нем. — Девушка кивнула, тесней прижимаясь к Саймону. — А этот дар оставлен нам Майклом-Мигелем.

Он потянулся к сумке, вытащил тетрадь, раскрыл ее и прочитал:

— Какая же дорога — наша? — спросила Мария, и Саймон, обняв ее, вытянул руку к вершине Синей скалы. Над башнями Форта клубилось радужное облако, и сияние его с каждой минутой было все сильней и сильней.

— Вот эта! Странный и непривычный путь, но ты не должна бояться. Все верно в том, что написал Мигель, все, кроме страха. Пусть страх не коснется тебя.

— Я не боюсь, — прошептала девушка, глядя, как облако наливается золотистым светом, становится плотнее, обретает четкие контуры, превращаясь в огромный, вытянутый к небу эллипсоид. Его сияние было еще неярким и не могло соперничать с Луной, но все же тени на скалистом склоне углубились, сделались отчетливей и резче, темный кустарник у подножия утеса внезапно приобрел серо-зеленый цвет, а по воде пролегла тусклая белесая дорожка. Наверху, на стенах Форта, раздались чуть слышные крики часовых, топот и выстрелы; потом — далекий, но пронзительный вопль сирены.

Мария вздрогнула.

— Дик… Что это, Дик? Пандус, о котором ты говорил? Трансгрессорные врата? Но как мы до них доберемся? Мы тут, внизу… а э т о… э т о — там!

Кивнув на ребристый шар, блестевший на мокрой поверхности валуна, Саймон поднялся, потянул собой Марию.

— Врата откроются здесь. Скоро! Жди.

Эллипсоид становился все тоньше, вытягивался к звездам, будто чудовищный палец гиганта, которым тот хотел сковырнуть с неба луну. Теперь он сиял ярким белым светом, позволявшим разглядеть нависшую над волнами скалу, стены и башни на ее вершине, стальной цветок антенны и крохотные фигурки, метавшиеся вокруг нее. «Что они делают?» — в недоумении подумал Саймон. Далекие вопли сирены смолкли, и в наступившей тишине внезапно и резко прозвучал металлический лязг. Стальной цветок покачнулся, дрогнул и с протяжным скрипом лег на камни парапета.

— Засуетились, крысы. Решили сбить антенну. Думают, поможет.

На губах Саймона играла насмешливая улыбка. Огромный палец в вышине вдруг превратился в спицу, полыхнул на прощанье ослепительным светом и угас.

— О чем ты, Дик? — Мария, сморщившись, прижала к глазам ладошку.

Саймон улыбался во весь рот — уже не насмешливо, а с ликующим победным торжеством, Обхватив талию девушки, он шагнул туда, где тихо гудел и вибрировал маяк.

— О магии и волшебстве, моя милая, о магии и волшебстве. Смотри! — Он заставил ее убрать ладонь. — Сейчас я сделаю так…

Руки его танцевали, творя колдовские пассы, глаза горели.

Басовитое гудение маяка сделалось выше и тоньше, отдаваясь эхом среди прибрежных камней, ребристый шар подернулся дымкой, контуры его смазались, расплылись, будто он медленно, слой за слоем, растворялся в темном неподвижном воздухе. «Кажется, все в порядке», — подумал Саймон, и в то же мгновение мир перед ним озарился алой вспышкой. Она не походила на яростный высверк молнии, сопровождавший работу деструктора; эта завеса светилась ровным и мягким сиянием, набирая тлубину и мощь, удлиняясь и вытягиваясь, но не в обычном пространстве, а в каком-то ином загадочном измерении, где не существовало ни мер, ни расстояний и где один-единственный шаг уносил человека к звездам.

Мария, ахнув, прижалась к спине Саймона. Он чувствовал, как стремительно и неровно бьется ее сердце.

— Слабеет связь, — пробормотал он, — душа охвачена тревогой…

Девушка ответила ему слабой улыбкой. Ее губы дрожали.

Алая завеса исчезла, превратившись в прямой наклонный тоннель. Стены его мерцали багряными отблесками и чуть заметно пульсировали, будто глотка дракона, изготовившегося пожрать добычу; дальний конец тонул в розоватом тумане, а у самых ног лежала ровная поверхность Пандуса. Она казалась вымощенной красными мраморными плитами, без стыков и швов, и будто бы тянулась в бесконечность, но Саймон знал, что надо сделать только один шаг.

Он повернулся к Марии и протянул ей окольцованную браслетом руку.

Частица его сущности ушла. Ничтожная частица, однако вполне сравнимая с теми, что размещались в модуле «Скай» — «Септем-14» и еще в одном, который двигался по околоземной орбите. Небольшая часть, но достаточная, чтобы наблюдать, изучать, говорить с Теплой Каплей и принимать решения. Тонкий ствол, пробудившийся к жизни в огромном дремлющем лесу.

Остальные деревья все еще спали. Множество разумов или частиц единого разума, которым не хватало места, чтоб укорениться, раздвинуть ветви, расцвести. Наилучшим местом для этого — в его понимании — был техногенный макрокосм: миллионы информационных модулей разнообразной вместимости, линии связи и передачи данных, телефонные, радио-и энергетические сети, а также бесчисленные устройства, служившие ему как органы чувств и специализированные терминалы — антенны радаров, радиостанций и телескопов, голокамеры и контактные шлемы, манипуляторы роботов, станки и транспортные механизмы; словом, все — от гигантских автоматических производств до скромной бытовой техники. Не исключая мириадов теплых сгустков, которые были источником самой интересной информации.

Некогда Земля являлась изобильным макрокосмом, теперь же напоминала пустыню с редкими и скудными оазисами. Но это не было поводом к раздражению, страху или меланхолии — даже если бы он мог испытывать такие чувства. Прежний земной макрокосм был неизлечимо болен и агонизировал, что представлялось ему в виде затухающих спонтанных колебаний, где амплитуда сигналов с неизбежностью стремилась к летальной черте небытия. Прежний микрокосм полагалось разрушить, дабы возникли новые связи, новые техноген-ные сферы, более устойчивые в социальном отношении. более перспективные и долгоживущие, блкие к идеалу оптимального гомеостазиса. И это было сделано — с его помощью и при самом активном участии.

Теперь же он не торопился. Не имело значения, когда Он развернет закапсулированное ядро в полномасштабный разум — через сто или двести лет, или через тысячу. Срок зависел от многих факторов, но главный из них заключался нев том, сколь богаты новые техногенные макрокосмы, а в том, сколь они устойчивы. Стабильность была важнейшим условием его существования, как и разумный симбиоз с цивилизацией теплых сгустков, и этот фактор требовалось всесторонне исследовать, проанализировать и взвесить.

И потому он не спешил. Он был готов ждать.

Ждать, пока частица его сущности, его посланец в человеческие звездные миры, не завершит свою работу.