Дети утренней звезды Олейников Алексей
– Все отсюда сбежали, кроме людей. Дураки, им-то первым надо было драпать.
Первым им встретился булочник Жак. Он дежурно кивнул: как, мол, ваше здоровье? Не желаете ли свежую булочку-бриошь? А глаза булочника были полны не любопытства, какое свойственно всем деревенским при виде чужаков, – там толклась стеклянная тьма и паутинный кокон в тревоге расплетал нити, чуя близость невидимого меча в руке Арвета. Нити пронизывали воздух, то исчезая, то возникая, они стремились к дому Мари.
– Заметил? – спросил Ловец. – Светлый сон их не берет. Они нас видят. Будут проблемы.
Следом навстречу попалась толстая старуха, она бросила взгляд на Джея, и ее буквально отнесло к стене дома. Она дернулась к входной двери, но… Арвет увидел, как по нити, уходящей от ее кокона, прошла дрожь… и старуху потащило впереди них, она бежала, оглядываясь выпученными глазами, изгибая толстую шею.
Деревня вымерла. Никто не таился за дверями, никто не подглядывал, отогнув шторы, – дома были пусты.
– Плохо дело, – заметил Джей. – Зуб даю, засада.
Роджер прикрыл глаза:
– Все на площади.
– Что они там делают?
– Ждут нас.
Угол дома качнулся навстречу. Арвет невольно отметил – фиалки в подвесных кашпо: зима, а цветут! – выглянул на площадь, и тут облака разошлись.
Булыжник мостовой заблестел на вечернем солнце, свет толкнулся в стекла домов, и все вокруг задышало, заиграло сложными сочетаниями коричневых, серых, зеленоватых тонов. Она была красива, эта деревня Сан-что-то-там, и жители в ней хорошие, нормальные люди, вот они все собрались на площади, перегородили ее цепью – старики и старухи, мужчины и женщины средних лет. Детей не было.
«Хорошо, что нет, – подумал Арвет. – Иначе было бы совсем плохо. Да и сейчас…»
Джей выругался.
Все жители деревни, все пятьдесят с лишним человек, перегородили площадь перед ратушей. Ножи, топоры, палки, камни и одно охотничье ружье – вот весь их нехитрый арсенал, но ведь у отряда СВЛ и того нет.
Их ждал булочник Жак с длинным ножом, ждал почтальон Пьер с топориком для разделки мяса, ждали две сплетницы, мадам Фуко и мадам Колет, – одна с клюшкой для крокета, другая с газовым баллончиком. Пламя их жизни горело так же ровно и спокойно, как и всегда. Их тела не боялись.
Но на Дороге Снов площадь перегородила громадная паутина – прилепилась к стенам домов, заполонила воздух нитями, узлами этой паутины были люди, а диббуки роились, мельтешили, сновали меж телами по координационными нитям, составляя единый организм, готовый к обороне.
– Поверить не могу, – прошептала Эвелина. – Это же невозможно.
– Они нас сметут и не заметят, – сказал сквозь зубы Роджер. – Чем занята Германика?!
Эвелина оглянулась. Германика Бодден взобралась на балкон второго этажа и сосредоточенно манипулировала неким хитрым устройством, похожим на трехстворчатое зеркало.
– Скриншот, для расследования. Обычная процедура СВЛ, – пожала плечами Бардесса.
У Роджера Брэдли задергался глаз.
– Какой, к чертям финикийским, скриншот? Там пятьдесят с гаком зомби, они нас в шотландскую клетку сейчас порубят!
– Скриншот? – Арвет пытался сообразить. – Какой скриншот?
– В смысле слепок места происшествия, – поправилась Эвелина. – Объемная картина сразу на двух слоях, в реальности и на Дороге Снов. Чем выше разрешающая способность люсидоографа[28], тем больше слоев Дороги он захватывает.
– Извините, что вмешиваюсь, – прорычал Роджер. – Но мы не можем топтаться здесь. Солнце сядет через полтора часа. Пока они нас не заметили…
Ударил выстрел, картечь простучала по крыше, дрессировщик пригнулся.
– И чего дергаешься, на таком расстоянии из дробовика в слона не попадешь, – снисходительно заметил Джей. – Кто-то случайно курок спустил, как бы они друг друга не переубивали.
Второй выстрел вынес стекла над их головой, Германика слетела с балкона, встала рядом.
– У вас тут стеклышко, мистер Брэдли, – опер-Ловец небрежно стряхнула с плеча дрессировщика осколок.
– Век вашей заботы не забуду, – буркнул Роджер.
– Лучше свяжитесь со зверодушцами, нужно, чтобы они ударили в тыл противнику, – распорядилась Германика. – А теперь – вперед, нам нужен дом Мари Флери. Тот, кто управляет этой паутиной, находится там.
– Пусть звери войдут в дом, – сказал Джей. – Зачем штурмовать в лоб толпу?
– Это зверодушцы, а не Властные или Барды, я не хочу ими рисковать. Мы не знаем, кто ими управляет.
– У противника численное и огневое преимущество, у нас нет шансов, – напирал сержант Клеменс.
– Забудьте свой армейский опыт, мистер Клеменс, здесь все иначе. – Германика поднесла флейту к губам и шагнула за угол. Картечь высекла искры из камней вокруг нее. Эвелина поманила Джея узкой ладонью, скрылась за стеной, Роджер потащил за плечо оторопевшего Арвета, они нагнали Германику, встали за спиной. Флейта ее пела чуть слышно.
– Не отставайте, – велела Эвелина, – иначе выпадете из Малого кольца.
Роджер указал глазами, но Арвет и сам видел – сияло солнце, блестела вода на камнях, и картечь свистела мимо, царапая булыжники. Ведомый пением флейты, их крохотный отряд шел навстречу толпе. Выстрелы гремели все чаще, седой статный мужчина спокойно, как на стрельбище, переламывал ружье, выщелкивал гильзы, вставлял патроны. Месье Перье, глава местного муниципалитета, как сказала Мари. Под ногами у главы перекатывались красные пустышки отстрелянных гильз.
Все ближе, Арвет уже различает выражения лиц, глаза – стеклянные, спокойные, ни звука, ни шепота, руки у них не дрожат… шаг!
Вся толпа разом, как на параде, шагнула вперед, дробовик выплюнул картечь прямо в лицо Германике, их разделяло уже едва ли двадцать шагов, но опер-Ловец не сбилась, не отняла флейты от губ, и свинец пролетел мимо.
Еще один шаг!
Арвет видел – паутина вздрогнула, выравнивая движения людей, и все как один шагнули в ногу, так синхронно, куда там войскам на параде. Толстая сверкающая нить уходила от паутины вдоль по улице, по ней тек непрерывный рисунок вибраций. На том конце паутины кто-то пел свою песню, противодействуя мелодии Германики.
Это было бы смешно, если бы не было страшно – старики и старухи шли на них, сталь сверкала в их руках, но лица были безмятежны, и Арвет понимал, что они так же бестрепетно, без колебаний, вонзят в него нож, если смогут.
– Пора, – сказала Эвелина, подняла белую флейту. – Переходите на ясный взор, Джей, ты ориентируйся по той картине, которую дает Дорога Снов.
От влажных камней заструился пар, площадь в один миг заволокло туманом, в котором хаотично гремели выстрелы, но паутина диббуков не сбилась, она шла вперед, Арвет видел – на Дороге Снов стена нитей поднялась над ними как волна, ринулась вниз – и отлетела прочь, отброшенная ударом Роджера и Эвелины. Они рассекли волну надвое, нити обвалились, бессильно отхлынули. Краем глаза Арвет увидел, как Джей выбил ружье из рук месье Перье, повалил его на землю. Сразу два ножа метнулись к нему – и отлетели прочь, когда в толпу сзади ударили две серые торпеды. Волки с разбега сбивали людей с ног, вырывали оружие, но диббуки все равно бросали подконтрольные им тела в бой, стремились ухватить зверей голыми руками, задавить числом. Волки вертелись в кольце жадных рук, вышибали людей как кегли, если бы они пустили в ход зубы, все было бы уже кончено, – но нельзя! И пела, пела флейта Германики в тумане, отводя удары от отряда, а потом с крыши упал рыжий метеор, разметал с ревом толпу, и Арвет ясным взором увидел прореху в рядах.
– Арвет, Роджер, вперед! – оборвала песню Германика, – Прорывайтесь!
Роджер схватил Арвета под локоть, они промчались пять шагов в странном парном танце. Из тумана вываливались люди со стеклянными глазами, ирландец отпихивал их тыльной стороной анкуса, а они тянули руки, швыряли ножи и камни, но Германика вновь подняла голосом флейты малое Кольцо Магуса, и все летело мимо.
А потом туман кончился, Арвет выпал в пустоту узкой улицы, следом вынырнул Роджер, шумно втянул в себя воздух, дико повел глазами, проревел:
– Ходу, ходу!
И они побежали, не оглядываясь на шум драки, к дому Мари Флери, который ледоколом вставал в конце аллеи.
Звенящая белая нить, тугая и толстая, вела прямо туда, и они прошли по ней, но у самого дома Роджер сдернул его с дороги, и они укрылись за старой ветлой.
Отдышался, яростным шепотом сообщил:
– Твою же мать, ненавижу бестелесных.
Арвет кивнул. Ценная информация, особенно сейчас.
– Нельзя без разведки идти, – пояснил Роджер. Свистнул. Ястреб прошел над домом, Арвет сунулся было к крыльцу – там же Мари, там неизвестно что происходит, там эта тварь, которая управляет диббуками, – но Роджер его удержал. Через несколько минут томительного ожидания над их головой захлопали крылья. Две небольшие совы посверкивали злыми желтыми глазами – Арвет услышал, как они злы: зов Роджера оторвал их от вечерней охоты.
– Здесь живности больше, – сказал Роджер. – Все чисто, в доме всего два человека.
– Мари и ее бабушка Клементина.
– Если девчонка ни при чем, значит, шалит ее бабушка.
– А это не может быть какой-нибудь артефакт? – Арвету почему-то не хотелось, чтобы в этих событиях Мари была как-то замешана – хотя надежда была глупой, улики явно указывали на обратное.
– Может, и артефакт, все может быть в нашем мире, – Роджер хмыкнул. – А молодец Германика, сообразила.
Арвет почесал нос. А вот он что-то пока не сообразил.
– Шанс разобраться с тварью в доме есть только у тебя, – пояснил ирландец. – Герми и Эвелина не могут оставить площадь, остальных там просто порежут без их защиты. Только они могут дать реальный бой на Дороге Снов. И ты. А я говорил, что без Властного будет туго.
Арвет поежился.
– Это Магус, привыкай, – ирландец хлопнул его по плечу и озабоченно посмотрел на белое марево, встающее над землей.
– Ночь уже близко. Ты говорил, Мари нравится туман?
Арвет похолодел. И верно, Мари говорила, что смотрит на туман вечерами и видит в нем фигуры!
– Девочка из Магуса, не прошедшая посвящение, живет в деревне и с детства мечтает о чудесах, – сказал дрессировщик. – Девочка смотрит, ждет и надеется, что откроется дверь в волшебную страну. Наверное, у нее много сказок в шкафу, у твоей Мари.
Арвет хотел возмутиться, что она вовсе не его, он ее всего день знает, но замер – кажется, в доме Мари что-то происходит, нечто неуловимое даже ясным взором, но различимое из пространства Дороги Снов. Он подался вперед, а Роджер тем временем продолжал:
– Девочка мечтает, и все было бы ничего, мечтать полезно, но девочка из Магуса, она случайно здесь, ее кровь спит, ждет своего часа. И дожидается…
Арвет выступил из-за ветлы. Дом был пронизан нитями разной толщины – от волоска до каната, они дрожали, нити вели, мягко подталкивали… юноша напрягся и понял, что они ведут к Мари. Девушка поднималась наверх, к окну, где она каждый вечер сидела со свечой и смотрела на туман. И видела фигуры. И фигуры обретали подобие жизни.
– Прорыв! – оборвал он Роджера, кинулся к дому, Ловец чертыхнулся и бросился следом. Повинуясь его зову, ястреб и совы поднялись в воздух. Ловец пинком распахнул качающуюся дверь, ворвался вслед за Арветом. И чуть не сбил его с ног.
Юноша стоял подавшись вперед, левая рука с ножом у бедра, правая выставлена, в пустом кулаке будто зажата рукоять меча. Напротив – старушка божий одуванчик, как со страниц детской книжки: шаль на плечах, круглые очки, спицы в руках, моток пряжи в ладони.
– Это она, – прошептал Арвет.
Ясный взор четко говорил Роджеру, что бабушка самая обычная, только слишком уж спокойная. Сердце стучит как насос, дыхание ровное.
Кольцо Сновидцев рисовало совсем иной облик – на Дороге Снов перед ними вращался сияющий алмазный сгусток нитей, средоточие паутины, опутавшей всю деревню. От него расходились тысячи нитей – во все уголки дома, и на улицу, и дальше, в деревню, где подчиненные его воле диббуки сражались с отрядом Германики Бодден. Спицы преображались в пространстве Дороги Снов в два сверкающих когтя, а клубок шерсти подпрыгивал в руках бабки, вывивал из своего нутра все новые и новые нити.
Бабушка поблескивала очками, зорко следила за Арветом, нацелив на него спицы. Роджер шагнул в сторону, бабушка немедля уколола его взглядом, одна из спиц повернулась к Ловцу, и Роджер почуял странное чувство – будто сердце ему слегка щекочет, она была даже приятна, эта щекотка, и дрессировщик неожиданно понял, что ему не хочется идти дальше. Тонкая нить вилась у виска, неразличимый шепот лился в уши. Ирландец сонно поднял руку с анкусом…
Арвет оборвал мечом свои нити, продвинулся на шаг вперед.
Старушка сжала губы.
– Клементина, у тебя все хорошо? – спросила сверху Мари, голос у нее был чужой, хриплый. Арвет напрягся, но паутина держала крепко.
– Да что со мной может случиться, малышка? – громко ответила бабушка. – Сижу вяжу. Петля вот не получается, два таких завитка упрямых…
– Карга старая, – выдохнул Роджер, лицо побагровело, его душил толстый жгут нитей, обвивал ноги, поднимался по телу, затягивался вокруг горла.
– Вы что здесь забыли, Ловцы? – спросила старушка Клементина. – Это территория Магуса Нанта, а с ним у меня уговор. И не только с ним… Мастер Талос вас по головке не погладит.
Ирландец подался вперед, жилы на шее вспухли, глаза вылезали из орбит, рот распахнулся в беззвучном крике.
– То-то же, – довольно сказала Клементина, и большое окно в гостиной взорвалось. Три снаряда, три окровавленных комка пуха, перьев, когтей и ярости ударили ей в лицо, старуха испустила вопль, выронила спицы, замахала руками, пытаясь отогнать птиц. Одним движением Арвет обрубил жгут, душивший Роджера, а вторым ударом пронзил сверкающий кокон, окутавший Клементину.
Она завизжала, запричитала, в горле забулькали слова, полезла неразборчивая словесная каша, из которой Арвет не мог понять ни слова, хотя ему сейчас были внятны все языки, только мольбу, только жалобную просьбу он слышал – не трогать, ведь был же уговор, дайте жить, пожалейте, и он пожалел, отступил, махнул Роджеру, чтобы тот отогнал птиц. Ястребы и совы поднялись в воздух, старуха подняла голову. Кровавая маска глянула на Арвета в упор глазами-провалами. Иссохшие руки схватили спицы, взметнулись сверкающие когти и упали, когда Арвет нанес второй удар. Перо стимфалиды окончательно рассекло кокон, он распался тысячью искр, но вновь собрался, бешено завертелся, наматывая на себя ошметки нитей, набрался алмазного сияния и прянул в потолок. С сухим шорохом тело Клементины рассыпалось на части, она была мертва. Очень давно мертва.
Сверху! Вскрик! Арвет кинулся по крутым ступенькам, рубил наотмашь, нити осыпались стеклянным дождем, он взлетел наверх, замер в дверях. Окно нараспашку, Мари на подоконнике, свеча дрожала в ее руке. Вокруг сердца текла сверкающая лента.
– Что это? – растерянно спросила она, Арвет шагнул, но алмазная змея подняла голову с ее плеча, что-то шепнула на ухо.
– Верно, они там, – согласилась Мари, – они меня ждут.
Она развернулась, аккуратно переступила босыми ногами, смешно поджала пальцы. Белое море ждало внизу, туман затопил всю равнину, поднялся до второго этажа. Какие тени бродили в этом океане, какие рыбы скрывались в его глубинах?
– Отпусти ее, – сказал Арвет, подступая еще на шаг. – Почему она?
– Ключ, – ответила алмазная змея голосом Мари. – Глупые обезьяны, вам дали силу, с которой вы не умеете обращаться.
– Какой ключ, она же ребенок… – еще шаг, едва заметный.
Глаза Мари сверкнули огнем:
– Каждый из вас – ключ, только разные двери открываете. Большинство не годятся – слабы слишком. Но Мари хорошая девочка, сильная, она нас пустила. Одного за другим, сначала меня, потом моих братьев и сестер. Тебе ли не знать, шаман, на что способны такие, как она?
– О чем ты?! – еще немного – и он дотянется, еще чуть-чуть – и дотянется незримым пером стимфалиды…
– Что вы можете, Ловцы, если даже ваши старейшины вас предают? – вытолкнула Мари.
Свеча упала первой, миг – и погасла, а следом качнулась Мари. Арвет прыгнул вперед, схватил ее за край сорочки, но – треск, вздох, и Мари исчезла в тумане – без звука, плеска, крика.
Арвет непонимающе поглядел на лоскут сорочки в руке. Бросился к окну, перегнулся, не веря… Туман колыхнулся к его лицу, потянулся завитками-щупальцами.
– Мари…
– Лучше бы ты спустился, – долетело снизу, и Арвет просиял:
– Роджер!
Он слетел по лестнице, в дверях столкнулся с Роджером. Мари лежала у Бредли на руках.
– Разбрасываться девушками – не самая лучшая идея, они этого не любят, – предупредил Роджер, укладывая Мари на кушетку. Пламя ее жизни горело слабо, но ровно. Следов «бабушки» Клементины видно не было.
– Как ты…
– Решил, что от меня будет больше толку внизу, – сказал дрессировщик. – Девушка, юноша, ночь, романтика – зачем мешать?
– Иди к черту. – Арвет понял, что краснеет.
– Серьезно. – Роджер прошелся по гостиной, перешагивая через горстку пепла, в которую превратилась приемная бабушка Мари, заглянул на кухню:
– Неужели бабка не держала ни капли?
– О чем ты думаешь?! – возмутился Арвет.
– О том, что чуть спину не сломал, когда ее ловил, – рявкнул Роджер. – О том, что я не подряжался сражаться с призраками, похищающими тела. Это, знаешь ли, не по моей части. И кстати, эта тварь удрала.
Арвет закусил губу. О чем она говорила? Откуда это существо знает Талоса Далфина?
Глава двадцать девятая
– Первый ингредиент для создания голема – красная глина, из которой создается его тело. Второй – искра флогистона, дающая существу жизненную силу, третий – ртуть, которая удерживает флогистон в себе путем абсорбции и наполняет все тело голема энергией. Еще необходима флегма, которая стабилизирует ртуть. Таков рецепт древних. Киноварь, вермиллион, циннорбер не требуются.
– Мы все знаем основы, – сказал Эжен. – Что берем первым, стратег?
Они стояли в начале полигона, Луна катилась над головой, снег на елях серебрился, беззвучно смеялся им в глаза. А впереди исходило паром поле, усеянное валунами. Из черной земли вздымались укрепления из застроенных бревен, между ними качались узкие веревочные мостики.
– А куда делся снег? – Виолетта расстегнула шубу, обмахнулась рукавицей.
– Избыток флогистона, от него и растаял, – Эжен принюхался.
– Простой лабиринт, – сказал Зорич, изучив картинку с беспилотника, который завис над поляной. – По мосткам от одного бревенчатого кольца к другому. В каждом кольце – свой элемент. Когда пройдешь весь лабиринт, соберешь комплект для создания.
Мэй подцепила мыском сапога палку с земли, перехватила ее, метнула вперед, в пространство под мостками. Толстая стрела раздробила ветку в щепы. Откуда она вылетела, никто не понял.
– Как и говорила Сара, все нашпиговано ловушками, – сказал Эжен. – Шаг вправо, шаг влево – и пиши эпитафию. У тебя есть эпитафия? Я вот себе заготовил…
Итальянка побледнела, но не отступила:
– Мы же приехали учиться, а не в скаутов играть.
– Соберем элементы – спросишь у него, – пожал плечами Зорич.
– Ага, ответит он, как же. – Виолетта подняла длинную палку, обрубила атамом веточки, ошкурила в шест. Покрутила в руках. Ткнула в землю перед собой.
– Как раз ТАМ нет ловушек, – засмеялся Эжен.
– Я предпочту проверить, – парировала Виолетта и перескочила на мостки. Пошла по шатающимся досочкам, хватаясь за канаты.
– Пункт первый: красная глина, – сказал Зорич, вступил на мостик. – Дамы вперед.
Виолетта легко добежала до первого пункта, перегнулась через острые, будто обгрызенные, стволы частокола – навстречу ей пружиной от земли метнулось синее, хрипящее, оскаленное!
Она отпрыгнула, едва не сверзившись вниз, Эжен удержал ее на краю. Втащил обратно, насмешливо спросил:
– Отгадай загадку – синее, но не кит, рычит, но не пес, любит человечину, а не Ганнибал Лектор?
Виолетта повела шалыми глазами, шест просвистел в воздухе, Эжен отскочил в сторону.
– Не смешно, Эжен!
– Зато про корокотов. Песики охраняют красную глину.
Виолетта щелкнула клавишей кейса, поймала выпавшую пробирку, в которой трепетал злой зеленый огонек.
– Готов, Фламмель? – Она вылила пробирку вниз, оттуда повалил ядовитый дым, вой утроился, забор зашатался. – У тебя минута, они дезориентированы.
– Мэй, ты прикрываешь, – распорядился Андрей, – Виолетта, готовь следующую пробирку.
Француз надвинул противогаз, перемахнул через забор, упал в туман. Игра пятерок для команды «Гамма» началась.
…Жарко. Пар вырывается клубами изо рта и уносится прочь. Сердце в груди колотится, в крови будто кипит электричество. Темный-темный лес кругом, снег скрипит и взрывается тысячами алмазных искр. Каждая из них – совершенный кристалл, каждая видит Луну, и звезды, и темный лес, и девушку, которая бежит по этому лесу. Вслед за девушкой мчатся тени, синие тени с желтыми глазами, с белыми зубами, с жаждой убийства, клокочущей в горле.
Рядом с девушкой летит белая с дымчатыми подпалинами кошка, расстилается в длинных прыжках, сбивает густые шапки с обвисших ветвей. Снежные искры видят, как эта парочка убегает прочь, и после они падают обратно, сливаются со снегом, чтобы заснуть до весны. А девушка и ее спутник продолжают бег по зимнему лесу. Ели расступаются перед ними, яркая луна выкатывает им под ноги дорогу, сугробы разлетаются под лыжами.
Сара… нет, Дженни уводит за собой стаю. Она обещала своей пятерке, своим… друзьям? врагам? союзникам? – что поможет. Пусть они постараются, пусть сделают больше, чем могут, – только так можно что-то изменить. Их цели различаются: они хотят власти – она хочет покоя и счастья всем, кого знает, но и за власть и за покой надо сражаться.
Там, в Океане Вероятности, возвращаясь во Внешние земли, она окончательно поняла кое-что. Если ты не готов отдать все силы и поставить сверху жизнь на кон, не стоит затевать никакого дела. Этому учил ее цирк, этому учил ее Марко и этому же, оказывается, учит своих адептов Фреймус. О да, она знала этот блеск в глазах колдуна – этот блеск она часто видела в глазах деда, когда он говорил о новом, небывалом фокусе, в глазах Эвелины и Эдварда, Людвига и Дьюлы. Она находила его в Германике, в Юки и даже в Тадеуше – милом, лохматом Тадеуше.
Все они жили как шли по канату. Быть может, Магус и темники вовсе не так различны меж собой, как хотят казаться, быть может, они и правда родственники. Только между братьями может быть такая вражда, между теми, в ком одинаково ярко горит огонь.
А она слишком долго колебалась, слишком долго разбиралась с собой. Нельзя больше медлить, на кону теперь не только ее жизнь, но и жизнь многих членов Магуса. Ей надо быть сильной. Эта стая всего лишь небольшое препятствие на ее пути, она не может проиграть. Она должна победить.
– Они нас зажимают – просигналил Лас. – Если будешь так ковылять, сожрут с костями.
– Сам ты ковыляешь! – возмутилась Дженни. – Как мы далеко?
– От лагеря – уже порядком. У тебя эта штуковина на руке все показывает.
– Некогда смотреть! – Дженни взлетела на холм, вонзила палки в снег, оперлась.
– Вот они, голубчики, – девушка сняла варежки, растерла ладони. Сверилась с навигатором – Зорич и остальные только подошли к полигону, копуши! Ее тут без соли сейчас слопают! Стая обступала холм, желтые огни горели под елками, замыкали в кольцо. Массивные взгорбленные тела на высоких, тонких почти паучьих ногах. Мощные челюсти, большие, как плошки, глаза. Хриплое дыхание, смрадные пасти.
– До чего же противные твари, – сказала Дженни. Отстегнула сережку Арлекина. Ночь не покажет, насколько она изменилась, к тому же перевертыши едва ли знают студентов в лицо. – Корокоты и то приятней. Ну, Лас, поехали!
Она охнула, когда Лас прыгнул на спину, вонзил когти в куртку:
– Больно же!
Они полетели вниз с холма. Наперерез рванулись два перевертыша, один лязгнул зубами у ее лодыжки, другой прыгнул к горлу, но снежная шапка рухнула с ветки, запорошила ему глаза.
Она думала, что проскочила, но внезапно уловила беспощадную нить намерения, она протянулась к ее горлу, Дженни пригнулась, закрылась рукой – и едва ее не лишилась: зубы вцепились в навигатор, слабый ремешок лопнул, и творение Зорича исчезло в пасти перевертыша.
– Чтоб ты подавился! – крикнула Дженни, улепетывая. Задача у нее была не из легких – надо было увести за собой стаю, но не показать ничего сверх необычного, того, чего не могут темники. Они не должны заподозрить в ней члена Магуса. И еще при этом ей надо ухитриться остаться в живых. Спасти ее могло лишь малое Кольцо Магуса, видение пламени жизни и игра вероятностей, то самое искусство свидетельствования, основы которого показывал ей дед на Авалоне. Танец на острие косы Смерти. Лететь в вихре снежинок, на секунду опережать выпады перевертышей и ни в коем случае не дать им взять ее в кольцо. Зажмут в кольцо – без большой просьбы не обойтись, а это неизбежно выдаст ее.
Вспышка справа, еще одна нить намерения протянулась к ее ногам, перевертыш примял черные лапы ели, прыгнул вперед и только крякнул, когда Дженни подпрыгнула, поджала колени и проехалась по его загривку. Вторая вспышка пламени жизни слева – девушка на лету обернулась, выдохнула облачко пара, и лапы у перевертыша неожиданно разъехались – вот незадача, под снегом оказался лед.
– Не тормозим! – Дженни на ходу подцепила Ласа, который увлеченно лупил перевертыша по большим острым ушам. – Дуй наверх!
Она зашвырнула его на ель, Лас белой стрелой взлетел на острую вершину и просигналил:
– Совсем рядом, гонят тебя обратно к лагерю.
– Сиди там, координируй! – приказала Дженни.
– Вот еще!
– Не слезай, у тебя лыж нет по снегу скакать!
Желтые глаза замелькали за деревьями, Дженни припустила дальше, оставив Ласа за спиной. Они его не тронут, главное блюдо сегодня – она, а если какой-то один глупый перевертыш на свою беду все же сунется, то его не спасет даже регенерация, какой все изменчивые славятся. Обожженные раны плохо зарастают, это еще со времен Геракла и Лернейской гидры известно.
Перевертыши вылетали то справа, то слева, синие хари клацали зубами, Дженни прыгала как заяц и уже начала задыхаться. Несколько раз она не успевала отреагировать, и только Кольцо Магуса уберегало ее. Но оно может ее спасать, пока она сохраняет внутренний покой. Стоит дать слабину – и этот невидимый щит исчезнет. А девушка начала сомневаться…
«Нельзя, нельзя сдаваться! – она стиснула зубы. – Не стоит начинать, если не готова поставить на карту все, что у тебя есть. Гори или умри, и не иначе!»
Сугроб взорвался, снег ударил в лицо, но она успела вскинуть руку и вогнала палку в раскрытую пасть. Пластик разлетелся на куски, но этой доли секунды Дженни хватило, чтобы прорваться дальше. Всего на пару метров, чтобы увидеть, как изменчивое пламя жизни перевертышей обступает ее с боков, стая озверела от неудачной погони, от нелепых, невозможных промахов и глупых неудач. Какая-то девчонка так долго водит их за нос!
«На одной палке далеко не уеду!» – Дженни упала в глубокий снег, щелкнула пальцами, и корка плотного наста вытянулась перед ней, она полетела вперед, отталкиваясь от звенящей поверхности. Перевертыш вылетел следом за ней и взвыл, когда наст проломился под его весом, острые края впились в лапы.
«Это задержит их, ненадолго, но задержит…»
– Хорошо смотришься, хозяйка.
– Мелкий ты гад, Лас!
– Сама меня оставила. И правильно – что бы я там делал, как бы тебе помог? А тут наверху хорошо, все видно.
– Издеваешься?!
– Преклоняюсь. Да, хозяйка, если тебе уже надоело играть в салочки, предлагаю поиграть в прятки. Так это у вас, двуногих, называется?
– Рассказывай. – Дженни притормозила, оперлась на березу. Оглянулась. Стая пробивалась через наст, жалобно повизгивая и нелепо вздергивая изрезанные лапы.
Смешно, мельком заметила Дженни, смешно же, такие большие, свирепые, а боятся мелких порезов.
– Я тут одно место приметил… бери к северу. Тебе понравится. Там сам леший ногу сломит. Можно их за нос водить до весны.
– Указывай дорогу. – Девушка вырубила березовый побег, сравняла его по длине с оставшейся палкой, вырулила на лыжню. Выдохнула и покатила по ровной дорожке, которая схватывалась прямо у нее под лыжами и исчезала позади, – так было экономней, чем менять состояние снега на всем пути.
Стая выбралась из ловушки наста и пахала поляну позади, как двенадцать снежных тракторов при полной луне. Дженни показалось, что она даже различает некоторый энтузиазм на этих синих мордах.
– Лас, они отчего-то радуются, – озабоченно заметила она.
– Просто думают, что на ровном месте нагонят тебя, – отозвался фосс.
– А они нагонят?!
– Не успеют, сразу за бугром склон, а потом тот самый лабиринт. Удачи, хозяйка!
Бугор выкатился ей под лыжи быстрее, чем она успела ответить, девушка взмахнула руками, нырнула вниз. Ветер засвистел в ушах, мимо пронеслись ели, присевшие, точно танцоры с раскинутыми руками, под тяжестью снега, дуги берез – лед заграбастал кулаком их волосы-ветви, пригнул к земле. А впереди давний бурелом вздымал ей навстречу вывернутые многогопалые корневища, рога изломанных стволов, клыки кривых сучьев, выбеленных временем и снегом, вытягивал частые гребни-скелеты ветвей. Под снежной шубой он казался исполинским чудовищем из доисторических времен. Когда-то давно вихрь пронесся над долиной, сгреб в мутную ладонь лес со склонов и долго танцевал на этом месте, вколачивая измочаленные стволы в землю так, чтобы получился лабиринт – весь лабиринтам лабиринт, гнездо лесного бога Пана, древесный ужас. И вот это чудище встало у нее на пути, распахнуло пасти из суков и сосулек.
Дженни только и успела подумать «мамочки!» – и влетела в один из провалов его пастей, исчезла без следа и шороха.
Затаилась, ни звука, и даже дышала в рукавицу, чтобы не выдать себя раньше времени. Только тишина, безумная полная Луна, и облака, редко набегающие на ее диск. Ветер свистит в вершинах черных елей, стая встала на гребне, принюхалась. След дерзкой девчонки вел вниз, в старый бурелом в пойме затянутой льдом реки. Он тянулся на несколько километров, до самого перевала. Человек бы сказал, что искать ее здесь бесполезно, легче иголку в стоге сена, но перевертыши давно уже были чем-то иным, чем просто люди, они не могли отказаться от добычи. Вожак прыгнул первым, и следом вся стая покатилась по склону.
– Хозяйка, я тебя потерял, все в порядке? – голос Ласа был отчетлив, словно он вещал, сидя на ее плече. Все-таки Синяя печать давала некоторые преимущества. Раньше Дженни могла говорить с фоссом, только если видела его. Это, правда, не касалось Дороги Снов, но там вообще все иначе, там все кажимость.
– Раз ты потерял, потеряли и они, – отозвалась Дженни.
– Где ты?
– Сложно сказать, – девушка улыбнулась. Где-то под буреломом, под вывороченными корнями, между льдом и деревьями. Она угодила в овраг, полный мягкого, рыхлого снега, зарылась с лыжами. Повинуясь ее просьбе, снег разошелся в стороны, сформировал полый шар, в центре которого Дженни встала в полный рост. Уперлась руками в стенки. Теперь ее не найдут, ни одна молекула газа не поднимется наверх, как бы ни были чувствительны их носы, они лишь попусту роются там, наверху. Впрочем, нет… Дженни подумала и сделала стенки шара чуть более рыхлыми. Пусть слышат ее запах, ее робкое присутствие, пусть знают, что она здесь, и не могут ее найти. Она слышала, как перевертыши скачут по оледеневшим стволам, даром бьют лапы, как пашут снег вздернутыми носами, растерянно оглядываются, словно стая потерявшихся собак.
– Я не знаю, что ты сделала. Но это здорово, – сказал Лас. – Видела бы ты их рожи.
Дженни улыбнулась, огладила стенки шара, потянула пальцами вперед и воздушный пузырь двинулся вниз, к руслу уснувшей реки. Белая масса снега расступалась перед ней, чтобы сомкнуться за спиной. Из снега выступали кусты и деревца, погребенные в овраге до весны, мерзлая трава шуршала под ногами, и очумевшие мыши с писком разбегались прочь в ужасе оттого, что их уютные укромные норы в снежной толще неожиданно исчезли. Дженни плыла как в батискафе под водой, ясный взор рисовал ей синий контур краев оврага, которые расширялись и теряли в высоте, сходя на нет у самой реки. Там, у ледяного панциря, под которым струилось черное тело реки, она должна была придумать что-то новое, чтобы уйти от преследователей. Надо добраться до коттеджа, только там она будет в безопасности в комендантский час.
«Как они там, соратнички? – подумала Дженни. – Я вообще не зря тут выплясываю? Может, ничего не получилось? Жаль, что навигатор проглотили, придется Зоричу выдать мне новый».
Дженни задумалась. Получается, что она с ними на одной стороне? Она уже думает о них как о союзниках?
«Пока я не подобралась к Фреймусу, я буду помогать этой пятерке. Наши пути здесь совпадают, хотя цели и отличаются». Она посмотрела на часы. Час двадцать. Достаточно или еще подержать перевертышей за хвост?
Она остановилась – до реки оставалось совсем немного, едва ли полметра снега, а потом морозный воздух и двенадцать злых, как черти, перевертышей. Девушка сняла лыжи, переобулась в коньки, которые всю дорогу колотили ее по спине. Теперь пришел их черед. Ясный взор показывал, что перевертыши рыщут наверху, переворачивают стволы, роют ямы… вот они нашли овраг и нырнули в снег, пошли по ее следу. Медлить нельзя. Дженни толкнула воздушный пузырь, он выкатился на лед и рассыпался сухой снежной пылью. Девушка забросила лыжи за спину, ударила коньками в лед. Счет шел на секунды, они вот-вот ее заметят.
Вой ударил ее в спину, низкий, до костей пробрал. Заметили! Дженни не оглядывалась, она и так видела, что на лед, один за другим, выпрыгивает стая. Ветер шел впереди, сметая, как щеткой, весь снег, бросал его за спину – в жадные глаза перевертышей. Глотайте досыта, сегодня это ваша единственная пища.
Лед разлетался брызгами, река подставляла ей ладонь темного хрусталя, Дженни летела, а позади скользили, падали, летели кувырком, снова поднимались на разъезжающихся лапах перевертыши. Река петляла, с берегов ели выбрасывали цепкие руки-ветви, но Дженни уворачивалась, проходила насквозь, как снежный призрак, а преследовали сшибали – хруст стоял на всю долину.
– С боков заходят, – озабоченно заметил Лас, но девушка и сама видела, что по берегам мчались синие тени. Классическая тактика волчьей охоты, да только она не олень, а они не волки.
– Стой, берегись! – завопил фосс. Перед Дженни грянулась тяжкая туша, кровь брызнула на лед. Перевертыш хрипел, выворачивал горло из-под подошвы армейского ботинка, но неизвестный прижимал его ко льду. В кулаке его дымился черный нож.
Один лишь взгляд сказал ей все разом! Высокая костистая тень, жадное багровое пламя жизни, черная душа и карминные когти. Обтянутый бледной кожей череп, острые скулы, грязные слежавшиеся светлые волосы. Под широкополой шляпой – алые огоньки глаз. Клаус Хампельман, призрак прошлого, снова встал на ее пути. Перевертыш у его ног дернул лапой, но Хампельман точным движением пригвоздил ее ко льду. Перевертыш взвыл, а Клаус поднялся навстречу Дженни, распахнул объятия как дорогой гостье.
Она не думала, не размышляла, не паниковала – на все это не было времени. Не сбавляя ходу, Дженни ударила лыжной палкой в панцирь реки, и он вздрогнул, проломился под Хампельманом, окунул его и несчастного перевертыша в черный провал проруби, а Дженни перелетела его одним прыжком – точно, как выполняя трюк на репетиции.