Охотник на лис Томас Дэвид

Mark Schultz

With David Thomas

FOXCATCHER

Copyright © 2014 by Mark Schulz.

All rights reserved including the right of reproduction in whole or in part in any form. This edition published by arrangement with Dutton, a member of Penguin Group (USA) LLC, a Penguin Random House Company.

© Калинин А. А., Мовчан А. Б., перевод на русский язык, 2014

© Издание, оформление. ООО Издательство «Эксмо», 2015

Действующие лица

Стэн Абел – главный тренер команды борцов Оклахомского университета, за которую выступали Марк Шульц и Дэйв Шульц; внесен в списки Национального зала борцовской славы.

Алан Олбрайт – главный тренер команды борцов в университете Бригэма Янга («Би-Уай-Ю»); нанял Марка Шульца на работу в качестве своего помощника.

Дэйв Обл – тренер Марка Шульца и Дэйва Шульца в спортивном центре Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе; внесен в списки Национального зала борцовской славы.

Эд Банак – занимался борьбой в университете Айовы вместе со своим старшим братом Стивом и его близнецом Лу; в финале чемпионата Национальной ассоциации студенческого спорта 1982 года проиграл Марку Шульцу.

Брюс Баумгартнер – товарищ Марка Шульца по национальной сборной на Олимпийских играх 1984 и 1988 годов, на которых завоевал две из своих четырех олимпийских медалей.

Дэйв Бенето (известен как «Опасный Дэйв») – боец смешанных боевых единоборств, которому Марк Шульц помогал тренироваться в рамках подготовки к турниру «Чемпионата по боям без правил».

Тим Браун – тренер по борьбе; тренировал Марка Шульца в средней школе в Ашленде, штат Орегон.

Роб Калабрезе – первый борец, вошедший в состав созданной Джоном Дюпоном команды «Фокскэтчер»; вместе с Марком Шульцем был тренером в университете Вилланова.

Дэн Чэйд – товарищ Марка Шульца и Дэйва Шульца по команде борцов Оклахомского университета; вместе с Марком Шульцем был тренером в университете Вилланова, часто тренировался с ним как в университете Вилланова, так и в команде «Фокскэтчер».

Джон Дюпон – наследник состояния семьи Дюпонов, нанявший Марка Шульца в качестве помощника тренера по борьбе в университете Вилланова и в качестве борца и тренера созданной им команды «Фокскэтчер»; в январе 1996 года убил Дэйва Шульца; в декабре 2010 года умер в тюрьме.

Дэн Гэбл – один из борцов и тренеров, удостоенных наибольшего числа наград в истории борцовского спорта в США; в качестве тренера подготовил команду борцов университета Айовы к 16 национальным чемпионатам Национальной ассоциации студенческого спорта; был главным тренером американской команды борцов вольного стиля на Олимпийских играх 1984 года, когда Марк Шульц завоевал золотую медаль.

Пэт Гудейл – начальник службы безопасности Джона Дюпона, один из двух свидетелей по делу об убийстве Дэйва Шульца.

Гари Гудридж (известен как «Большой папаша») – соперник Марка Шульца в его единственной схватке на турнире «Чемпионата по боям без правил».

Садао Хамада – тренер по гимнастике в Стэнфордском университете; тренировал Марка Шульца до того, как тот стал заниматься борьбой.

Эд Харт – тренер Марка Шульца и Дэйва Шульца в средней школе в Пало-Альто (Калифорния).

Крис Хорпел – абсолютный чемпион Америки по борьбе; тренер Марка Шульца в Стэнфордском университете в начале его борцовской карьеры; в качестве помощника тренера в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе тренировал Марка Шульца и Дэйва Шульца; впоследствии нанял их в качестве своих помощников в Стэнфордском университете.

Джим Хамфри – помощник тренера в Оклахомском университете, за команду борцов которого в то время выступали Марк Шульц и Дэйв Шульц; был также главным тренером американской команды по вольной борьбе, за которую Марк Шульц выступал на Олимпийских играх 1988 года; позднее работал тренером в команде «Фокскэтчер».

Валентин Йорданов – семикратный чемпион мира по борьбе; спортсмен из Болгарии; тренировался в команде «Фокскэтчер» в то время, когда брат Марка Шульца жил и работал тренером на территории поместья «Фокскэтчер».

Решит Карабаджак – турецкий борец, занимавший в рейтингах в своей весовой категории перед Олимпийскими играми 1984 года первое место; победа Марка Шульца над Карабаджаком была аннулирована после того, как Марк сломал Карабаджаку локоть во время схватки.

Ли Кемп – трехкратный чемпион мира по борьбе; являлся, как и Марк Шульц, рекордсменом среди американских борцов, завоевавших больше всего титулов в международных чемпионатах по борьбе.

Андре Метцгер – товарищ Марка Шульца и Дэйва Шульца по команде борцов Оклахомского университета, в составе которой он четырежды завоевывал титул абсолютного чемпиона Америки по борьбе; впоследствии работал тренером в университете Вилланова.

Владимир Модосян – чемпион мира по борьбе; спортсмен из СССР.

Крис Ринке – канадский борец, проигравший Марку Шульцу в борьбе за золотую медаль на Олимпийских играх 1988 года.

Марио Залетник – один из высокопоставленных чиновников Международной федерации объединенных стилей борьбы, международной организации, развивающей олимпийские виды борьбы[1]; какое-то время жил на территории поместья «Фокскэтчер».

Дэйв Шульц – старший брат Марка Шульца; в числе его достижений – первое место на чемпионате Национальной ассоциации студенческого спорта США, золотая олимпийская медаль и титул чемпиона мира.

Нэнси Шульц – жена Дэйва Шульца.

Филип Шульц – отец Марка Шульца.

Майк Шитс – занимался борьбой в Оклахомском университете, где он на соревнованиях выступал и против Марка Шульца, и против Дэйва Шульца; после окончания университета был соперником Марка Шульца в основных схватках национального уровня.

Израэл Шеппард – дважды абсолютный чемпион Америки по борьбе и товарищ Марка Шульца и Дэйва Шульца по команде Оклахомского университета.

Жанин Сен-Жермен – мать Марка Шульца и Дэйва Шульца.

Рикки Стюарт – борец команды «Ловкачи из Оклахомы», к схваткам с которым Марку Шульцу приходилось часто готовиться.

Грег Стробел – главный тренер борцов команды «Фокскэтчер».

Тарас Уочок – в течение длительного времени адвокат Джона Дюпона.

Чак Ярнолл – главный тренер борцовской команды университета Вилланова во время переезда туда Марка Шульца.

Пролог

26 января 1996 года

– Привет, тренер!

Улыбающийся Дэйв приветственно помахал рукой, спускаясь к подъехавшему по аллее к стоянке серебристому «Линкольну Таун-кар» Джона Дюпона. В тот день была его очередь забирать двоих детей из школы, и он только что закончил чинить радио в машине.

Дюпон, опустив стекло, не ответил на приветствие.

– У тебя ко мне претензии? – спросил он.

Возможности ответить Дюпон Дэйву не дал.

Первая экспансивная пуля, выпущенная Дюпоном из револьвера «Магнум» 44-го калибра, попала Дэйву в локоть (возможно, Дэйв пытался прикрыться руками) и продолжила путь по спирали через сердце в легкие.

Дэйв закричал от боли и грудью бросился на стрелявшего, надеясь, по-видимому, вырвать из его рук пистолет.

Дюпон, правая рука которого все еще была вытянута, снова спустил курок. Вторая пуля попала Дэйву в желудок, а потом, выйдя через спину, пробила заднее стекло машины Дэйва и вдребезги разнесла ветровое стекло.

Дэйв рухнул лицом вниз на заснеженную аллею. Услышав первый выстрел, жена Дэйва Нэнси бросилась к парадной двери дома.

– Остановись, Джон! – закричала она.

Дюпон вышел из машины и направил револьвер на нее. Нэнси нырнула обратно в дом. Дюпон снова направил ствол на Дэйва, который полз к своей машине, оставляя на снегу кровавый след. Ублюдок выстрелил в спину моему умирающему брату.

В моем кабинете зазвонил телефон. Это был еще один день в середине борцовского сезона. Такие дни перед началом тренировок команды я проводил, читая почту и отвечая на телефонные звонки.

Этим я занимался и в тот день, пока не позвонил отец, который сказал:

– Дюпон стрелял в Дэйва и убил его.

Я не повесил телефонную трубку – я бросил ее и закричал. Сгреб лежавшие передо мной бумаги и швырнул их в стену. За бумагами последовали блокноты, ручки и все, до чего я мог дотянуться. В стену полетели часы и награды, стоявшие в шкафу возле письменного стола. Я изрыгал ругательства настолько громко, что их могли услышать на небесах.

Рыдая, я просидел целый час один до тех пор, пока помощник тренера не открыл дверь. Я рассказал ему о звонке отца, и он заплакал вместе со мной.

К тому моменту Джон Дюпон, наследник состояния семьи Дюпонов, считавшийся лучшим другом американских борцов-любителей, спрятался в своем огромном особняке. Полицейские бросились к поместью «Фокскэтчер», которое им было хорошо знакомо. Некоторые из них тренировались на стрельбище, которое оборудовал для этого Дюпон. Они носили пуленепробиваемые жилеты, купленные для них Дюпоном, они общались друг с другом по рациям, купленным Дюпоном.

Дюпона, всегда извлекавшего преимущества из своей репутации филантропа, на протяжении всей его взрослой жизни славили как щедрого дарителя. Но я знал его лучше. Я знал, что он дарил для того, чтобы получать. Джон Дюпон дал мне средства для занятий борьбой, а потом отобрал у меня карьеру борца. А в тот день он отобрал у меня и брата.

Полицейские, развернувшиеся для операции, которая превратится в продолжавшуюся 48 часов осаду особняка, послали мне предупреждение и попросили меня не приезжать на место трагедии, хотя я находился в двух тысячах миль оттуда.

Предупредив меня, полиция поступила правильно. Если б я поверил в то, что у меня есть шанс добраться до Джона Дюпона, я мог бы совершить еще одну поездку в его поместье. Чтобы убить его.

Часть первая

Становление чемпиона

Глава 01

Шанс бойца

До того как Джон Дюпон убил моего брата, тот был одной из постоянных величин в моей жизни.

Дэйв защищал меня, подавал мне пример и разделял мои страдания. Хотя Дэйв родился на 17 месяцев раньше, мы были почти близнецами.

В СМИ любили указывать на наши различия. Внешне мы были непохожи. Большую часть своей взрослой жизни Дэйв щеголял густой черной бородой, а я был чисто выбрит, что подчеркивало мои скулы и подбородок. Мои волосы были густыми и волнистыми, а у Дэйва была короткая стрижка. Время сделало его шевелюру еще короче. Я был заметно более мускулистым, а Дэйв выглядел скорее как профессор химии.

Если верить СМИ, боролись мы тоже по-разному. На ковре Дэйв демонстрировал блестящую технику. Возможно, он был величайшим мастером техники борьбы. Я же полагался более на силу, даже на грубую физическую силу.

Однажды журнал Sports Illustrated назвал Дэйва «магистром Йодой борцовского ковра», который мог перехитрить соперников. А я был «молотом», «идущей в лобовую атаку массой мышц». Дорогу к победе я преодолевал благодаря силе.

Отличные истории строятся на контрастах. Возможно, именно поэтому мы, давая интервью, резвились от души. Но, несмотря на очевидные физические различия, подлинной историей было то, насколько мы были похожи. А еще лучшей историей был бы рассказ о том, насколько сильно это сходство было запрограммировано, поскольку я пытался подражать старшему брату во всем, в чем только мог.

Наши истории писались как будто по лекалам «Золушки». Начав наши карьеры очень скромно, мы проложили себе дорогу в жизни и в борцовском мире, вместе одержав победы на четырех чемпионатах Национальной ассоциации студенческого спорта, выиграв две золотые олимпийские медали и трижды завоевав титулы мировых чемпионов по борьбе. Однако мы так и не разбогатели. Мы завоевали много золота, но так и не нашли того волшебного колечка, которое позволило бы нам заниматься борьбой, не полагаясь на помощь людей, подобных Джону Дюпону, мультимиллионеру-неудачнику, который жаждал признания, престижа и власти. Я ни за что не связался бы с Дюпоном, если бы Федерация спортивной борьбы США предоставляла своим самым успешным борцам большую финансовую поддержку.

Правда в том, что ни у Дэйва, ни у меня никогда не хватало денег. С этого факта и начинается наша история.

Когда мне было три года, родители развелись. Наш отец, профессиональный комик, и наша мать расстались без обычных в таких случаях скандалов, так что нам не пришлось иметь дела с родителями, которые ненавидели бы и поносили друг друга. Кроме того, мы на самом деле были очень близки к родителям нашей матери, и в той мере, в какой разводы родителей сказываются на детях, мы в детстве не слишком сильно страдали.

Когда я пошел в школу в Пало-Альто, штат Калифорния, мне еще не было пяти лет. Поскольку я родился в октябре, в классе я был самым младшим. Дэйв учился классом старше, и в своем классе он, в отличие от меня, был одним из наиболее крупных мальчиков. Однако Дэйв, который ел все подряд, был рыхлым и страдал плохой координацией движений. За это его дразнили «толстяком».

Расстройство координации движений было у Дэйва следствием дислексии. У него не было главенствующего полушария головного мозга, как у всех людей, а это влияет на то, как люди мыслят и действует. У людей, страдающих дислексией, преобладание полушарий неустойчиво, и эта неустойчивость отрицательно сказывается на организации работы мозга.

Неудивительно, что Дэйв читал с огромным трудом. Когда он читал, буквы B, D, и P опрокидывались то вперед, то назад или скакали вверх и вниз. Впрочем, учителя Дэйва сочли его умственно отсталым и отправили его на коррекционные занятия. Дэйв ненавидел коррекционные занятия. Подобно многим дислектикам, на самом деле Дэйв был очень умным.

Однажды, когда Дэйв учился в третьем классе, мальчишка из его же класса стал издеваться над ним из-за того, что он ходит на коррекционные занятия по чтению. Дэйв разозлился, повалил обидчика на землю и стал колотить его головой о бетонный пол. Мальчишка потерял сознание, и в школу приехала машина «скорой помощи», на которой мальчишку увезли в больницу. Дэйв разбил ему череп.

После этого Дэйв стал известен как самый крутой парень в школе. Неудивительно, что ему больше не доводилось сталкиваться с насмешками. Впрочем, мы в школе много дразнились, до сих пор не пойму, почему. Помню, как-то группа девчонок упорно называла меня «чванливым». Они могли повторять это слово по меньшей мере десятки, а то и сотни раз в час.

Не думаю, что я был чванливым или самодовольным. Я был хорошим спортсменом, да, неразговорчивым, но не скажу, чтобы я был самодовольным. Впрочем, я был маленького роста, что делало меня объектом насмешек.

Меня особенно задирал один громила, и тогда за меня вступился мой защитник. Дэйв повалил парня на пол и лупцевал его до тех пор, пока тот не разревелся. Тогда Дэйв дал ему подняться, и малый убежал домой.

В школе Дэйв столкнулся еще с одним мальчишкой по имени Джон. Не могу вспомнить, с чего там у них началось, но думаю, что Джон не уважал Дэйва. Они решили подраться на спортплощадке после школы. Среди учеников прошел слух о том, что Джон будет драться с Дэйвом, и исход этой драки вызвал большой интерес, потому что Дэйв был самым крутым парнем в школе, а Джон был одним из лучших спортсменов школы, очень быстрым и ловким.

После уроков мальчишки окружили Дэйва кольцом. Вскоре выяснилось, что Джон Дэйву не соперник. Они упали на землю, Дэйв оседлал Джона и начал его бить. Мелькали кулаки Дэйва, Джон пытался защититься руками, и оба ревели – подмятый Дэйвом Джон потому, что его бли. А сидевший на нем Дэйв ревел, как я думаю, потому, что это был один из тех случаев, когда мальчишка дерется и испытывает такой выброс адреналина, что после драки не может вспомнить, что, собственно, произошло. Учитель услышал шум и растащил дерущихся.

Не понимаю, каким образом Дэйв так быстро повалил такого физически развитого парня, как Джон, но Дэйв, должно быть, нашел слабое место Джона и ударил в эту точку. Дэйв изумительно владел техникой боя задолго до того, как пришел в борьбу.

Хотя из-за маленького роста я был скорее на периферии событий, драки стали для нас обоих средством защиты. Преимуществ у нас было немного, но выносливости и упрямства вполне хватало для того, чтобы никогда не уступать.

Родители рассказали мне, что когда мне исполнилось четыре года, у меня были хорошо развитые, рельефные мышцы живота и хорошие мускулы, но я впервые почувствовал свои спортивные таланты во втором классе, когда другой ученик стал хвастать, что обгонит меня в беге через поле. Он стартовал прежде, чем я, но, несмотря на его большой отрыв в начале, я нагнал его и пришел к финишу первым.

Этот забег дал мне необходимую уверенность: хотя я и был самым младшим в классе, я понял, что в спорте могу быть лучше других. Я был еще слишком мал для того, чтобы знать научные объяснения, касающиеся быстро сокращающихся мышечных волокон. Об этом я узнаю в колледже, но выяснение того, насколько я быстр по сравнению с другими учениками моего класса, позволило понять имевшееся у меня преимущество во взрывной силе. После этого подъема уверенности в собственных силах я стал вратарем в играх в футбол, которые мы проводили тайком на переменках между уроками. После бросков за мячом я возвращался в класс грязным. Так впервые я узнал радость от того, что в спорте я – лучший.

* * *

Наша мать снова вышла замуж и поступила в аспирантуру Стэнфорда. До того как я перешел в четвертый класс, мать приняла предложение стать костюмером Орегонского шекспировского фестиваля в Эшленде, штат Орегон, городке, который был ближе всего к Калифорнии, если ехать по связующей два штата автомагистрали 5. Переезд от отца и бабушек и дедушек в Орегон из Пало-Альто занял более шести часов.

У нас были хорошие отношения с отцом. Когда я родился, отец и мать дали мне второе имя отца – Филип. А свое первое имя я получил от дяди Марка Бернстайна, но пока я рос, мне это имя не нравилось, поскольку «Марк» звучало как лай косматого пса. Потом я узнал, что мое имя происходит от имени древнеримского бога войны Марса, и подумал, что здорово носить имя воителя.

Отец, закончивший Стэнфордский университет, был профессором комедии и драмы. Когда мы были рядом с ним, он постоянно смешил нас. В первые годы нашей жизни в Пало-Альто у меня появилась любовь к комедии. Я наизусть помнил альбом Стива Мартина «Дикий и безумный парень». Наши дедушка и бабушка, Уиллис и Дороти Рич, были умными, состоявшимися людьми: дед был профессор в Стэнфорде, а бабушка была врачом. Пока мать работала в летние месяцы, мы оставались у деда и бабки, которые жили неподалеку в Менло-Парк, и всякий раз, когда мы оставались у них, они изливали на нас свою любовь. Особенно близкие отношения у меня сложились с бабушкой. Но потом мы переехали в Орегон.

Я ненавидел Орегон. Даже не Орегон сам по себе, а то, что переезд разрушил позитивное влияние деда и бабушки. Недавно я сказал Жанин Сен-Жермен, нашей матери, что все еще испытываю негативное отношение к Орегону и хотел бы, чтобы мы никогда туда не перебирались. Потому что именно в Орегоне моя жизнь начала становиться трудной.

У матери и нашего отчима было еще двое детей. Потом мать снова развелась. Ее родители умерли. У нее был брат, который жил далеко и не мог особенно помогать сестре (или нам). Работа матери на Шекспировском фестивале была одной из лучших театральных работ в США, но не оставляла ей много времени на детей.

Наш дом в Эшленде был очень мал, площадью, возможно, около 112 квадратных метров. Там была комната матери, комната, где жили наши маленькие сводные брат и сестра, и комната, которую Дэйв и я могли сделать своей. Но у этой комнаты были стеклянные стены. Она была застекленной террасой. Большую часть года там было холодно, так как комната не имела теплоизоляции. Так что наше житье там началось со строительства на заднем дворе того, что мы назвали «сторожкой».

Эта сторожка была неудобным и холодным жилищем. Кроватей там не было. Мы спали на раскладушках, закутавшись в спальные мешки. Стены были утеплены, но дверная ручка оторвалась, и из открытой двери сквозило холодом. В сторожке был маленький электрический обогреватель. Чтобы согреться по утрам, перед тем как собираться в школу, мы со спальным мешками на спинах скрючивалась в потоке идущего из обогревателя теплого воздуха.

Мы жили в грязи. Дорога к дому, вся в рытвинах и ухабах, была сплошной грязью. Некоторые из наших соседей были овцеводами. Одежды у нас было немного, да и та оставалась почти все время грязной: стирали мы редко. В шестом классе я носил пару носков до тех пор, пока их подошва не стала черной и твердой.

Когда одна из учительниц увидела мои носки, она сказала: «Шульци, от такого зрелища стошнить может».

Это было мучительно неудобно. Ужасные времена, но то, что мы прошли через них, сделало Дэйва и меня упорными и независимыми. Нам надо было взрослеть быстрее, чем остальным ребятам.

* * *

Переезд из Пало-Альто в Эшленд был тяжелым. Я терпеть не мог начальную школу в Эшленде. Я находился в четырехстах милях от отца, деда и бабушки, а зимы в этой сторожке-морозилке были такими холодными. Я дождаться не мог потепления – тогда я мог обходится без обуви, а мои подошвы становились достаточно грубыми, чтобы босым ездить на велосипеде на гору Эшленд за Литиа-Парк.

В школе я мучился от скуки. Тогда я открыл в себе переданный мне отцом ген комедианта, чтобы развлекаться. Дома я снова и снова слушал виниловые пластинки Билла Кросби, заучивая наизусть его истории, которые я мог повторить товарищам по школе и заставить их смеяться. Помню одну учительницу – миссис Миллер. Она преподавала в пятом классе. Она заставляла нас очень напряженно работать на уроках. В тот год благодаря миссис Миллер я научился многому и понял выгоды, которые дает напряженный труд.

Дэйв и я были хорошими спортсменами, но у нас обоих были закрепощенные плечи, и мы не могли бросать мячи так далеко, как это делали другие ребята. И ни один из нас не был хорошим бегуном.

Для меня шестой класс был годом важных спортивных достижений: я побил 20 из 25 школьных спортивных рекордов для шестиклассников. Одноклассники выбрали меня «самым вероятным будущим олимпийским чемпионом по прыжкам в длину». Завоевать эту награду было здорово, потому что я помнил, как мы с Дэйвом смотрели Олимпийские игры 1968 года в Мехико, на которых американец Боб Бимон совершил один из величайших подвигов в истории спорта, побив мировой рекорд в прыжках в длину: он прыгнул на поразительную длину – 21 и 3/4 дюйма (8,90 м. – Прим. ред.).

В то время я не смотрел Олимпийские игры и не мечтал когда-нибудь выступить на них. В то время я все еще пытался решить, какой вид спорта выбрать. Мне давались многие виды, поэтому, когда я думал о том, на каком именно виде спорта я буду специализироваться, я думал, что таким спортом должен быть тот, в котором я смогу заработать много денег. Ведь мы были так бедны.

В шестом классе я прочитал книгу American Miler: The Life and Times of Glenn Cunnigham («Американский бегун на милю: жизнь и времена Гленна Каннингэма») об одном из лучших американских бегунов на дистанции в милю 30-х годов. Каннигэм участвовал в двух Олимпийских играх и на играх 1936 года в Берлине завоевал серебряную медаль в беге на полторы тысячи метров.

В результате произошедшего в школе взрыва ноги Каннигэма были страшно обожжены, и врачи сказали ему, что он никогда больше не будет ходить. Книга рассказывала о том, как Каннигэм научился снова ходить и как он выработал особый стиль бега, при котором он ставил одну ступню точно перед другой, так, словно он бежал строго по прямой. Я скопировал этот стиль, который придал мне немного иную походку. В 1988 году я имел удовольствие и честь встретиться с Каннингэмом и смог рассказать ему о том, как он оказал влияние на мою манеру ходить и бегать. Через неделю после нашей встречи Каннингэм умер.

Дэйв выбрал борьбу в седьмом классе. Он стал членом университетской команды борцов-юниоров прежде, чем дорос до этой категории, и в первом же сезоне поставил рекорд: три победы, три поражения, одна ничья. Дэйв сразу же буквально влюбился в борьбу. К тому времени одноклассники догнали его ростом и размерами, так что Дэйв использовал борьбу для того, чтобы поддерживать свой статус самого крутого парня в школе. Мне страшно нравилось, что Дэйв – самый крутой парень, особенно потому, что я был самым младшим и самым маленьким в моем классе. Когда меня задирали, Дэйв немедленно вступался за меня.

Думаю, приход в борьбу стал для Дэйва моментом прозрения. В борьбе его проблемы с чтением не имели значения, значение имела брутальность, а ее у него было в избытке. Кроме того, поскольку Дэйв был таким умным, он мог делать то, что делали другие, причем лучше, чем это делали другие, а потом изобретать собственные приемы. Даже когда он начал бороться, он мог перехитрить соперников, заставить их занимать позиции, в которых, как они думали, имеют преимущество, – и только для того, чтобы быстро узнать, что вместо этого они попадали в подстроенную Дэйвом ловушку. Но к моменту, когда до них это доходило, было уже слишком поздно.

Единственная забота Дэйва заключалась в том, чтобы стать лучшим борцом. Он постоянно носил с собой свои борцовки, а под одеждой носил спортивное трико – просто на случай встречи с кем-то, кто пожелает бороться.

Когда Дэйв занялся борьбой, мы обнаружили: поскольку у него как у дислектика ни одно из полушарий головного мозга не было доминирующим, это, по-видимому, давало ему преимущество: он одинаково свободно владел обеими руками. Он писал и бросал левой рукой, пинал правой ногой, а при стрельбе целился преимущественно правым глазом. Не будучи ни левшой, ни правшой, Дэйв мог одинаково хорошо выполнять движения с обеих сторон. Противникам было трудно определить стойку Дэйва, и они были уязвимы перед ним – он мог одинаково успешно атаковать слабую сторону противника, какой бы она ни была.

Поскольку Дэйв жил, по сути, только борьбой, он стремительно прогрессировал. В восьмом классе он вошел в университетскую юниорскую команду и занял четвертое место в штате. В девятом (у нас старшая школа начиналась с десятого класса) он выступил на Мировом чемпионате по борьбе для мальчиков в столице Перу Лиме, где занял второе место, уступив борцу из Великобритании.

Меня восхищала стремительность прогресса Дэйва в столь сложном виде спорта. Впрочем, сам Дэйв свои успехи оценивал скромнее. Его обычная манера поведения не позволяла посторонним догадаться, успешно ли идут дела или очень плохо.

Дислексия Дэйва, по-видимому, давала ему еще одно преимущество. Дэйв привык с лихвой компенсировать ее – хотя бы для того, чтобы не уступать одноклассникам, не выделяться среди них. А когда Дэйв догонял одноклассников, он не прекращал прикладывать сверхусилия. Эта особенность проявилась и на ковре: Дэйв сначала догнал, а затем превзошел своих ровесников, а потом превзошел и борцов, которые были старше него. Его достижения среди борцов-учащихся старшей школы до сих пор остаются непревзойденными.

Мое знакомство с борьбой было не таким убедительным, каким оно было у Дэйва.

Борьба входит в обязательную программу физического воспитания для седьмого класса. На следующий же день после изучения различных приемов начался турнир, участие в котором было обязательным для всех семиклассников.

Поскольку схватки проводили только во время уроков, турнир затянулся. Моя схватка должна была состояться в конце первого тура, и меня это злило. Чем дольше я ждал схватки, тем больше времени я размышлял о последствиях, которые может иметь поражение для моего статуса лучшего спортсмена. Это был не первый раз, когда у меня перед соревнованиями возник мандраж, но так сильно под ложечкой никогда прежде не сосало. (Это ощущение я испытывал перед каждой схваткой на протяжении всей моей борцовской карьеры. Никогда не думал о том, как избавиться от этого чувства, но я научился контролировать и даже использовать его для того, чтобы вызывать приливы адреналина перед схватками.) Поражение было бы унизительным, и я ежедневно думал об этом, наблюдая за схватками одноклассников.

Наконец, когда пришел мой черед, я смог провести бросок через спину с захватом руки и шеи противника и положить его на лопатки. Но радости от победы не было, потому что я сразу начал чувствовать тяжесть того, что случится, если я проиграю схватку во втором туре.

Понятно, в седьмом классе соревнования были так себе – ведь никто из нас не был опытным борцом. Все мы прошли одинаковый краткий курс подготовки. Хотя борьба – спорт, не основанный на интуиции, в котором способен преуспеть любой, благодаря моим физическим возможностям я победил во всех четырех схватках, успешно проводя броски через спину и укладывая противников на лопатки.

Всякий раз, когда я одерживал победу в школьном турнире, на меня нападал страх перед следующим туром. И когда я победил в заключительной схватке, я испытал огромное облегчение, но и только.

Позднее в том же седьмом классе я решил войти в команду борцов. Но через несколько дней после этого Дэйв и я вернулись жить с отцом в Пало-Альто. Я любил мать, но всегда считал родиной Пало-Альто. У отца дом был лучше, и мне больше не надо было трястись от холода в сторожке. К тому же работа отца позволяла ему оставаться дома и заботиться о простых вещах вроде стирки. Это звучит просто, но одно то, что я ходил в чистой одежде, позволило мне тренироваться интенсивнее, до седьмого пота, обычно по несколько раз в день меняя одежду. Однако возвращение в Пало-Альто означало, что я лишался шанса бороться в седьмом классе.

В Пало-Альто я вступил в команду восьмого класса. Наш тренер был также тренером по плаванию, и основным видом спорта для него было плавание. Наши занятия борьбой проходили неорганизованно, и мы почти не изучали технику. Сезон продолжался всего шесть недель, в течение которых были проведены три турнира: районный, турнир северной части округа и окружной. В каждой весовой категории в каждом турнире участвовали 4 парня. Во всех трех турнирах я проиграл одному и тому же парню и закончил с результатом 3:3. Сезон был ничем не примечателен, и я не считаю его тем годом, когда я «начал бороться».

Когда сезон закончился, у меня не было ощущения того, что как борец я многому научился. Мне не нравилась борьба: этот вид спорта был слишком изнурительным.

Борьба не захватила меня в мере, сколько-нибудь близкой к той, в какой она захватила Дэйва.

* * *

Однажды, когда я учился в девятом классе, я сходил посмотреть, как тренируется команда старшей школы Пало-Альто, в составе которой боролся Дэйв, и познакомился с Эдом Хартом, который был тренером Дэйва. Харт был также школьным тренером по гимнастике и научил меня делать кувырок назад. Я сразу же подумал, что, помимо того что это интересно и повышает самооценку от того, что я могу делать что-то такое, чего не могут делать другие, гимнастика пойдет мне на пользу в плане общего физического развития, повысив мою гибкость, чувство равновесия и силу мышц.

Для меня гимнастика стала тем, чем борьба стала для Дэйва. Я решил стать гимнастом на всю последующую жизнь, а такие решения я считаю лучшим способом подхода к делу, в чем человек хочет добиться успеха. Я начал тренироваться дважды в день и познакомился с работавшим в Стэнфорде тренером Садао Хамада, одним из наиболее уважаемых тренеров по гимнастике в мире. Хамада начал работать со мной. Я быстро освоил длинный список гимнастических элементов и мог сказать, что я получил пользу в тех трех сферах, в которых, по моему мнению, гимнастика должна была помочь мне. В борьбе шквал приемов может вызвать у борца головокружение. Гимнасты ничего подобного не испытывают, потому что у них есть кинестетическое ощущение тела. Это причудливое выражение означает, что гимнасты всегда знают, где они находятся. Гимнастика сделала меня настолько гибким, что я мог выполнять шпагаты. Гимнастика сделала меня настолько сильным, что в какой-то момент я мог подтягиваться 55 раз подряд передним хватом. Гимнастика помогла мне также понимать и преодолевать страхи. Хорошие гимнасты бесстрашны, и чем больше страхов я преодолевал, тем сильнее становилась моя уверенность в собственных силах и способностях.

Чтобы победить страх, я выбрал опасное место для отработки кувырка вперед. В Пало-Альто есть старинный железнодорожный мост через Сан-Франциско Крик. Его высота над речкой – где-то около 15 метров. Я взбирался на стальную балку на вершине моста и поджидал, когда на мост въедет поезд. Тогда-то я и делал кувырки вперед на балке шириною в 60 сантиметров над поездом, чтобы доказать себе, что я могу преодолеть страх.

Большую часть свободного времени в девятом классе я проводил с тренером Хартом, который охотно продолжал работать со мной и дал мне возможность соревноваться с командой старшеклассников. С помощью Харта я выиграл чемпионат Спортивной лиги Южного полуострова по гимнастическому многоборью с максимальным количеством баллов за всю историю этих соревнований. Но поскольку я все еще не был старшеклассником, директор чемпионата не дал мне ни одной из завоеванных мной медалей. В ответ на это и в знак поддержки мои товарищи по команде Пало-Альто отказались получать завоеванные ими награды.

Тренер Хамада работал со мной в двух местах. Одним из них был гимнастический зал поблизости от моего дома, а другим – гимнастический зал Энсина в Стэнфорде (в этом зале тренировались университетские команды по гимнастике и борьбе). В зале Энсина я работал в одном конце помещения, а Дэйв занимался борьбой в другом конце. Гимнастам была свойственно после тренировок сразу же уходить домой, а борцам нравилось еще побродить по залу после тренировок. Закончив свои гимнастические упражнения, я оставался в зале и принимал участие в играх и соревнованиях на батуте с некоторыми борцами.

Позднее в том же году я выиграл чемпионат Северной Калифорнии по многоборью среди юношей 15–16 лет. На этот раз я получил медали.

Тренер Хамада был выдающимся тренером и моим другом. Он научил меня тому, как следует развивать лучший комплекс спортивных качеств, о каком я мог мечтать. Думаю, чувство равновесия, гибкость и сила (эти качества я обрел благодаря занятиям гимнастикой) заложили лучший фундамент для занятий любым видом спорта.

Важны и психологические преимущества, которые дала мне гимнастика. Ведь абсолютно все коренится в сознании человека. Мы живем в размышлениях, поэтому все наши мысли становятся для нас реальностью. Однако между телом и сознанием нет границ. Человек – единый организм, и уверенность должна основываться на фактах. Тот факт, что я научился делать то, чего не могли делать другие борцы, очень сильно помог мне.

Значительную часть моего успеха как борца я объясняю двумя факторами – основами физического развития, полученными в гимнастике, и соперничеством с братом Дэйвом, которое сочеталось с нашей братской любовью. Понимание того, что мы навсегда останемся братьями, что бы между нами ни случалось, делало наши схватки очень жестокими и безжалостными.

Гимнастика и Дэйв подготовили меня физически и психологически ко всему, что могло произойти во время схваток.

Глава 02

Из зрителей в чемпионы

Однако гимнастика не могла дать мне уверенности – качества, в котором я нуждался.

Уверенность Дэйва в собственных силах возрастала по мере его успехов в борьбе. А я пошел другим путем. Я не испытывал счастья в жизни. Мои медали за гимнастику казались пустыми цацками. Потерянный, не понимающий самого себя и мучающийся вопросом о том, кто я и кем стану, я вступал в споры с отцом и подумывал о прекращении занятий гимнастикой.

Где-то в глубине души я понимал, в чем моя проблема. Она заключалась в самолюбии. Хотя я преуспевал в гимнастике, мой брат добивался еще больших успехов в борьбе. Он получал больше внимания, и люди, искавшие студентов для университетов, просто слюни пускали от мысли о том, что смогут залучить Дэйва к себе. Однажды я пожаловался на это отцу, а тот залепил мне пощечину.

Отец думал, что после того, как я выиграл чемпионат Северной Калифорнии, гимнастика станет моим пропуском в высшее учебное заведение. Так думал и я. Но я перестал заниматься спортом и не знал, чем буду заниматься дальше.

В возрасте 15 лет я снова переехал в Эшленд к матери, потому что начал покуривать марихуану, отец узнал об этом и начал вмешиваться в мою жизнь настолько энергично, что я почувствовал: меня лишают свободы.

Возвращение к матери означало, что мне придется жить с матерью, ее дружком и моими сводными братом и сестрой. Мы были так бедны, что в школе мне пришлось пойти в отдел потерянных и найденных вещей и взять там куртку, в которой я ходил в холода. Я начал регулярно подпадать под дурные влияния, особенно со стороны одного соседского мальчишки, с которым я курил марихуану и который кончил печально: он умер от передозировки наркотика.

Одного из парней, с которыми я болтался, арестовали за кражу чека из машины, подделку подписи владельца чекового счета и попытку получить по этому чеку наличные. Он не предлагал мне денег, и ничего плохого я не совершил, но меня арестовали как соучастника или пособника преступления. Меня выпустили на поруки и предупредили, чтобы я держался подальше от всяких неприятностей. Я получил урок: не водись с плохими людьми. Мне следовало сказать тому парню, чтобы он не пытался обналичить чек, хотя я понимал, что он не стал бы меня слушать. Ему надо было проверить, с ним ли я или не с ним.

Арест заставил меня провести небольшой анализ своих действий, и я понял две вещи. Во-первых, я сам себе не нравлюсь. Во-вторых, единственный способ обрести счастье – получить способность одолеть любого в мире. Последнее желание нельзя отбрасывать просто как размышление пятнадцатилетнего подростка. Это желание двигало мною вплоть до последних в моей жизни спортивных соревнований, последней схватки, состоявшейся в 1996 году.

И то же самое желание подтвердило, закрепило мое решение бросить гимнастику. Я был хорошим гимнастом, но воспоминание о том, как Дэйв защищал и себя, и меня на игровой площадке, заставляло меня понять, что надо найти другой путь к физическому совершенству, которым я хотел прославиться.

В то время был популярен Брюс Ли, и, глядя, как он вышибает дух из двадцати парней в фильмах вроде «Кулак ярости», я пришел к убеждению, что контактные боевые искусства – то, что мне надо. Но близ Эшленда не было студии Брюса Ли, поэтому я остановил выбор на школе тансудо Чака Норриса, которая находилась в Медфорде. Занятия гимнастикой дали мне преимущество – я мог держать ногу почти над головой в самом буквальном смысле этих слов.

Занятия проходили в додзё, выглядевшем как танцевальная студия. Там были деревянные полы, а на стенах – огромные зеркала. Первые четыре месяца я усердно занимался в этой школе. То, что я отдавал время тренировкам, оградило меня от дурных влияний, и я чувствовал, что становлюсь более дисциплинированным. У меня было ощущение того, что я нашел свое призвание, и это ощущение не оставляло меня до тех пор, пока осенью на мой день рождения не пожаловал Дэйв. Мы подрались – не помню даже, из-за чего. Обычно когда мы с Дэйвом проводили время вместе, он говорил что-то такое, что било по одному из моих больных мест, и тогда мы начинали схватку.

Я считал, что благодаря четырем месяцам занятий боевыми искусствами в школе тансудо я готов дать взбучку Дэйву и преподать ему урок.

Мы вышли на передний двор матушкиного дома. Я встал в стойку и начал подступать к Дэйву. Сблизившись на расстояние удара, я размахнулся изо всех сил, но Дэйв поднырнул под мои руки, быстро повалил меня на землю, уселся на меня и стал бить меня по голове и лицу так, как он расправлялся с другими на моих глазах. (Поверьте мне, с позиции поверженного это выглядело гораздо хуже.) Вид Дэйва, вершившего надо мной кулачное правосудие, заставил меня понять, что большинство схваток заканчивается на земле и умение бороться в таких ситуациях приходится кстати.

Я хотел стать великим бойцом потому, что мне недоставало уверенности в себе и меня запугивали. Надо мной издевались. У меня не клеилось с девчонками. Единственным решением моих проблем было стать самым крепким парнем в мире.

Я бросил школу тансудо и через две недели после этого попытался попасть в команду борцов Эшлендской старшей школы.

Когда я впервые пришел в зал на тренировку, я напевал тупую песенку собственного сочинения. «Борьба – для борцов», – эту строчку я повторял снова и снова. Думаю, так я внушал себе, что собираюсь стать борцом. Стать борцом или костьми лечь в попытках стать им.

Каждый день я стремился дойти до пределов моих физических возможностей. Я не любил бегать, но бегал до изнеможения, до тошноты. Я изучал правила и любые приемы, какие мог узнать. Я стремился к железной уверенности в том, что никто в команде не может работать дольше, чем я.

Я понял, что борьба на самом деле – простой вид спорта. Не легкий, но простой. И этот вид спорта не для людей, слабых физически или в психологическом отношении.

В концепции борьбы нет ничего слишком сложного: кладешь противника на лопатки, и ты – победитель. Зачетное касание пола, известное также как фол, происходит тогда, когда ты валишь противника на ковер, переворачиваешь его и прижимаешь его лопатки к ковру. В вольной и греко-римской борьбе контакт лопаток с ковром называют касанием. Когда я боролся, все, что надо было сделать, это на мгновение прижать лопатки противника к ковру. В юношеской борьбе лопатки противника надо было прижимать к ковру в течение секунды.

Если схватка заканчивалась, но никто из соперников так и не укладывал противника на лопатки, победителем называли борца, набравшего в схватке больше баллов. Приемы, за проведение которых начисляли баллы, менялись от одного вида борьбы к другому. Но, говоря вообще, способы заработать баллы включали броски противника на ковер из положения стоя (такие броски назывались тейкдаунами), выход из-под контроля противника (освобождение), переворачивание противника из положения под ним с последующим установлением контроля над ним (переворот), неполное прижимание лопаток противника к ковру (неполный фол). А снимали баллы за разные нарушения, допущенные при борьбе. Назову лишь некоторые из таких нарушений – неспортивное поведение, незаконные захваты и пассивное ведение схватки (уклонение от борьбы).

Повторю, что все это общая характеристика. В вольной борьбе, например, не дают баллов за освобождение. К тому же в те времена, когда боролся я, в вольной борьбе перестали снимать баллы за уклонение противника от борьбы (пассивное ведение поединка). Когда за пассивность одного начисляли баллы другому, в вольной и студенческой борьбе были даже разные методы начисления баллов. Команды прекратить борьбу из-за уклонения одного из соперников отдавали судьи, что давало огромную власть рефери (судье на ковре), порой – слишком большую власть.

Неполный фол – еще один хороший пример того, насколько сильно расходились трактовки правил в разных стилях борьбы. В юниорской борьбе неполный фол засчитывали в случае, если одному из борцов удавалось опрокинуть противника на спину и лопатки брошенного на спину борца в течение по меньшей мере двух секунд находились под углом 45 градусов к ковру. Если борец удерживал противника в таком положении в течение двух секунд, он получал два балла за неполный фол, а если время удержания достигало 5 секунд, то борец получал три балла. В вольной борьбе мы называли эту ситуацию «разворотом». Можно было получить два балла за разворот лопаток противника более чем на 90 градусов. Можно было даже полностью перевернуть противника, так, что он снова оказывался лежащим на животе. Если при этом положение его лопаток соответствовало стандарту в 90 градусов, за разворот можно было заработать два балла.

Количество баллов, присуждаемых за проведение разных приемов, в разных стилях борьбы тоже было разным, но обычно составляло от одного до трех баллов за успешно проведенный прием.

Схватки состояли из периодов. До 1982 года в вольной борьбе первый период продолжался две минуты, а второй и третий – по три минуты каждый. Затем формат изменился: первый период стал длиться три минуты, а второй и третий периоды длились по две минуты. В вольной борьбе до 1981 года схватки продолжались три периода по три минуты каждый, а с 1981 года продолжительность схваток была сокращена до двух периодов по три минуты каждый.

Борцов делили по весовым категориям, причем борцам не разрешали весить больше, чем они должны были весить в соответствии с заявленной ими весовой категорией. Когда я соревновался, в программе Олимпийским игр по вольной и греко-римской борьбе было 10 весовых категорий. В настоящее время весовых категорий осталось семь. В юниорской борьбе весовых категорий осталось десять, как и было.

Соревнования проводили в двух форматах. Были командные соревнования, в которых обе команды выставляли по одному борцу в каждой весовой категории. Каждая схватка приносила команде до шести баллов, которые начислялись в зависимости от типа победы. Команда, набравшая больше баллов, побеждала в парном соревновании.

Вторым форматом соревнований были турниры с участием многих команд, как на национальные студенческие чемпионаты и соревнованиях борцов-студентов. Чемпионаты конференций или штатов проходили в соответствии с этим вторым форматом. Турниры проходили по правилу выбывания после двух проигрышей. Борец, потерпевший одно поражение, все же мог одержать победу в своем весе, успешно, без единого проигрыша проведя утешительные схватки, и мог все же занять третье место по итогам соревнований.

Турниры по вольной борьбе тоже проходили в соответствии со вторым форматом. На международных соревнованиях, в том числе на Олимпийских играх, борцов делили на две группы. Все борцы одной группы боролись друг с другом, и тот, кто набирал в этих внутригрупповых схватках больше всего баллов (которые начисляли на основе типа одержанной победы), выходил в матч за звание чемпиона.

Когда я решил переключиться на борьбу, я отдался ей со всем жаром. Я дал себе слово тренироваться настолько интенсивно, насколько смогу, даже если такие тренировки меня прикончат. И я не преувеличиваю. Я был жутко недоволен собой, поскольку злоупотреблял наркотиками и болтался в компании неудачников, которых не уважал. Чтобы добиться успеха в каком-либо деле, надо уважать тех, кто уже кое-чего в этом деле стоит. В противном случае перестаешь уважать то, чем хочешь стать. Я был настолько несчастен, что перестал проводить различие между жизнью и смертью. Мне на самом деле было наплевать, жив я или нет. Я хотел начать отношения с людьми, которых я уважал. К счастью, борьба предоставила мне такую возможность.

Нашим тренером был Тим Браун, борец-тяжеловес и тренер по футболу. Он был хорошим тренером и хорошим человеком. Впрочем, в Эшленде программа борьбы была куцей, секцию посещал едва ли десяток парней. Тренер Браун понимал важность работоспособности и борьбы, а потому гонял нас как сумасшедший для того, чтобы мы пришли в хорошую физическую форму.

Насколько я помню, в то время, когда я участвовал в соревнованиях, в секции борьбы в старшей школе у нас было 12 весовых категорий. Так как отсутствие борца в какой-либо весовой категории автоматически приносило команде противника шесть очков в командных соревнованиях, тренерам приходилось проявлять изобретательность, чтобы заполнить своими спортсменами максимальное количество категорий. В каждом весе от школы мог выступать только один борец, так что тренерам приходилось переводить в другие, «вакантные» категории кого-то из тех, кто делил с единственным счастливчиком весовую категорию, которую тот уже «застолбил».

Я начал бороться в весовой категории до 130 фунтов[2]. Тогда-то я и испытал одну из худших составляющих борьбы – сгонка веса.

Сгонка веса – процесс снижения (обычно очень быстрого снижения) веса до предела, установленного для определенной весовой категории. Сгонка предусматривает очень интенсивные тренировки, заставляющие спортсменов очень сильно потеть, ограничения на еду и даже полный отказ от нее, а то и провоцирование рвоты с помощью засовывания пальца в горло. Неправильная сгонка может быть опасна для здоровья. Но эта процедура – часть спорта с тех давних пор, с каких я помню его объяснение.

Когда я боролся, считалось, что значительная потеря веса дает борцу преимущество: он окажется мощнее борца, который пренебрег сгонкой. В сущности, сбросивший вес борец теряет жир для того, чтобы снизить вес, и его относительная мышечная масса будет больше, чем у другого борца.

Я считаю эту философию нелепой, особенно для человека поджарого, каким я был в результате занятий гимнастикой. Я весил 136 фунтов (около 62 кг. – Прим. ред.). Шесть фунтов кажутся не слишком большой разницей, но поскольку я был худым, при сбрасывании веса тело пожирало мои мышцы. Когда тело не получает калорий извне, оно получает энергию оттуда, где она хранится внутри тела. Углеводы сжигаются во время действий, сопряженных с большим поглощением кислорода, а животные белки сгорают при анаэробных действиях, которые протекают без кислорода. Поскольку у меня было немного жира, единственным возможным для меня способом снижения веса было сжигание энергии, содержащейся в протеине (животном белке) мышц, и обезвоживание организма за счет потоотделения. В результате мои возможности бороться существенно снизились.

Уэйд Йетс, один из моих лучших друзей, был спортсменом, занявшим в предшествующем сезоне второе место на районных соревнованиях среди борцов моей весовой категории в Эшленде. Тренер Браун придумал правило, согласно которому два борца одной весовой категории должны еженедельно проводить схватки за право выступать за университет в этой категории. За 10 недель я провел 11 схваток с Уэйдом и одержал победу в десяти. Мне пришлось повысить интенсивность моих тренировок настолько, что, каждую неделю борясь с Уэйдом, я терял силы, необходимые для дальнейших соревнований.

Первые же четыре официальные схватки я проиграл, как мне кажется, и при этом понятия не имел о том, почему я начинаю бороться все хуже.

Дэйв славился фундаментальным знанием техники. Это считалось залогом его спортивных успехов. Я был новичком в борьбе и не знал никаких приемов, а потому решил изучить их как можно больше. У Дэйва и у меня был общий друг по имени Джим Гоген, который занимался борьбой в Колледже южного Орегона в Эшленде (теперь это колледж стал университетом Южного Орегона).

Я отправился в студенческий городок, где Джим ознакомил меня с концепцией завоевания свободы рук в оборонительной позиции в партере. Свобода рук была необходима для того, чтобы вывернуться из-под противника, находящегося сверху. Я назвал эту концепцию возвращением в стойку с помощью свободы рук.

Концепция эта работала так. Вы повержены на ковер, и противник держит вас в захвате. Вы захватываете его пальцы так, чтобы он не мог сцепить свои руки в замковом захвате или захватить ваши руки так, чтобы самому заполучить этот контроль. Затем надо было выставить вперед ногу, прогнуться так, чтобы отодвинуть свои бедра от бедер противника как можно дальше, и резким движением стряхнуть противника с себя. Это было эффективным способом освобождения от захвата.

Эффективность этого приема подтверждал один простой факт: ваш затылок всегда крепче лица противника. Джим сказал: если лицо противника находится за моим затылком, я головой ударю его в лицо. Никто не захочет виснуть на противнике, если тот может разбить лицо удерживающему.

После того как Джим научил меня этому приему, почти никто не мог удержать меня в оборонительной позиции на ковре. Я применял его на протяжении всего времени моих выступлений за старшую школу и колледж и в начале моих выступлений на национальных и международных соревнованиях. В студенческих соревнованиях давали балл за время контроля над противником. Это время отсчитывали с момента, когда борец устанавливал контроль над повергнутым на ковер противником до момента потери такого контроля. В конце схватки, если у одного из борцов время контроля над противником было на минуту больше, чем у другого, к количеству его баллов добавляли еще один балл. После второго курса колледжа ни один противник не мог в схватках со мной завоевать такой дополнительный балл.

Если борец оказывался сверху противника, концепция свободы рук оказывалась столь же эффективной. Если я мог контролировать руки противника, я мог успешно удерживать того в захвате. Простота этой концепции была даже забавной. Я понять не мог, почему ее не применяло больше борцов. Да, собственно говоря, непонятно, почему ее не применяли все борцы. Я никогда ни с кем не делился секретом выхода в стойку с помощью контроля над руками.

Благодаря урокам Джима я стал лучше уходить от захватов противников. И я тренировался с предельным напряжением. Несмотря на все это, побед не было. Я совершил ошибку, поверив в то, что если я изучу приемы так, как их изучил Дэйв, я тоже стану побеждать. Но до тех пор, пока я не понял, что к приемам надо приложить взрывную силу, резкость, без которой приемы не действовали, большой разницы не было.

После того как к середине сезона я проиграл четыре схватки подряд, мой показатель составил 4:6. Тогда-то тренер Браун и решил заменить меня Уэйдом, для того чтобы укрепить команду, хотя я по-прежнему выигрывал у Уэйда еженедельные схватки за право представлять колледж.

Мне не понравилось, что тренер сначала ввел свою систему отбора, а потом перестал ей следовать. Тренер установил правила игры, а потом отбросил их для того, чтобы вместо меня на соревнованиях выступал Уэйд.

В довершение всего нашу команду оштрафовали за то, что мы не выставляли борцов в тяжелых весовых категориях. У нас просто не было борцов-тяжеловесов. Наша команда была дерьмо-дерьмом, и я не принял объяснения, сводившиеся к мантре «для блага команды». Команда меня более не интересовала. Конечно, другие члены команды приносили баллы команде на турнирах, но в той мере, в какой это касалось меня, борьба была индивидуальным видом спорта. В схватке сходились я и мой противник. И это было единственным, что меня интересовало.

Вместо того чтобы поговорить с тренером Брауном, я напрямую обратился к директору, который велел тренеру вернуть меня в состав университетской команды. Так что неловкая ситуация возникла отчасти по моей вине. Мне следовало сначала поговорить с Брауном, поскольку он был хорошим тренером. Он вынес решение, с которым я был не согласен, но ничего с этим поделать было нельзя.

По крайней мере, на первый взгляд.

Но когда я оглядываюсь на прошлое, я думаю, что причиной, побудившей меня обратиться сначала к директору, было, в сущности, то, что душой я уже покинул Эшленд. Мне никогда не было хорошо в Орегоне. Я хотел вырваться оттуда, и если для того, чтобы вырваться из Орегона, нужен был скандал, я был готов его спровоцировать.

Я начал пропускать занятия. Я влез в драку на уроке физкультуры и, отвесив одному парню подзатыльник, сломал себе руку. Из этого происшествия я извлек единственный урок: никогда больше никого не бить по затылку; затылок жесткий. Поскольку рука у меня была в гипсе, я провалил экзамен по машинописи. Потом гипс мне надоел, и я сорвал его. Рука срослась неправильно.

Я не мог дождаться отъезда из Орегона, но до истечения срока моего условного освобождения вернуться в Пало-Альто я не мог. Казалось, что ожидание конца этого срока существенно замедлило течение времени. В любом случае у меня было ощущение того, что вследствие моего ареста и моего условного освобождения на поруки я был дочиста обобран. К этому добавлялись проблемы в команде борцов, сломанная рука и острое нежелание жить под одной крышей с любовником матери.

После окончания спортивного сезона Дэйв нанес очередной визит матери. Этот визит был связан с набором в высшие учебные заведения. Казалось, что Дэйва готов взять любой колледж, в котором была борцовская программа, и это вызвало у меня зависть к Дэйву. От природы я всегда был более спортивен, чем Дэйв, и победил на чемпионате по гимнастике в Калифорнии. Я смотрел на Дэйва, думал о том, насколько нескоординированным он был прежде, и дивился тому, как он в такой короткий срок добился выдающихся успехов в борьбе. Успех Дэйва смущал меня, но одновременно открывал мне глаза на возможности, которые я имел как борец. Если это о чем и говорило, то только о том, что стало понятно: если я всецело отдамся борьбе, лучшего спарринг-партнера я найду в своем брате.

В течение недели, которую Дэйв провел с нами, поговорить с ним приезжали Рон Финчли, тренер Орегонского университета, и Боб Рейм из университета Южного Орегона. И в их присутствии мой брат назвал меня «наркошей».

* * *

Результаты, которых добился Дэйв в год окончания старшей школы, – лучшие в истории американского юношеского спорта.

В ноябре он пропустил несколько соревнований, в которых участвовала команда его школы, из-за того, что принимал участие в престижном турнире Великих равнин по вольной борьбе, который проводился под эгидой Федерации спортивной борьбы США, организации, руководящей борьбой олимпийских стилей. Будучи старшеклассником, Дэйв пробился в финал, где боролся с Чаком Йаглой. Старшеклассник против человека, который годом ранее завершил карьеру борца академического стиля в университете Айовы. Йагла победил в чемпионатах Национальной ассоциации студенческого спорта 1975 и 1976 годов, и в последний год обучения в университете его назвали Выдающимся борцом соревнования.

Когда Дэйв сошелся в схватке с Йаглой, он отставал от соперника на несколько баллов. Дэйв взял двукратного чемпиона Национальной ассоциации студенческого спорта в полный захват с выходом вперед, сделав большой шаг левой ногой и подсечку правой ноги соперника. Затем Дэйв повалил Чака точно на спину, удерживая его правую ногу своей левой ногой, и четко положил его на лопатки.

Победа на турнире Великих равнин дал Дэйву право выступить на турнире в Тбилиси, в советской Грузии. Этот ежегодный турнир считался лучшим в мире, поскольку в нем участвовали все советские борцы, которые составляли самую могучую команду мира и Олимпийских игр. На том турнире Дэйв занял второе место, обойдя всех остальных американских борцов.

Первый и второй курсы Дэйв закончил четвертым в штате, но соревнования в Тбилиси не позволили ему принять участие в турнирах борцов-студентов, успех на которых дал бы ему возможность выступить на чемпионате штата Калифорния. Тренер Харт обратился в ассоциацию тренеров штата с просьбой все же разрешить Дэйву выступить на этом чемпионате, но в более тяжелой категории до 170 фунтов[3]. Тренеры дали согласие, зная, что Дэйв победит в чемпионате. Что он легко и сделал, в финальных схватках добившись преимущества 12:1.

После чемпионата штата Дэйв принял участие в Открытом национальном чемпионате по греко-римской борьбе. В греко-римской борьбе запрещено использовать ноги при нападении и атаковать ноги соперника. Дэйв выиграл этот турнир и завоевал приз Горриарана, который вручают борцу, за минимальное время сделавшему больше всего фолов.

К Дэйву выстроилась очередь из вербовщиков высших учебных, делавших Дэйву самые выгодные предложения.

Сделав акцент на технику, Дэйв произвел революцию в борьбе. Прежде большинство тренеров делали упор исключительно на физическую силу. В те времена схватки в вольной борьбе продолжались 9 минут, а в академической борьбе – 8 минут. В девятиминутных схватках физическая форма была решающим фактором, поскольку более сильные борцы одолевали хороших «технарей», уступавших соперникам в силе.

Дэйв изменил это положение. Он был в отличной физической форме и обладал техническим превосходством. Именно благодаря такому сочетанию качеств Дэйв, учась в последнем классе средней школы, мог побеждать лучших борцов мира, имея телосложение, которое, как сказал один из наших друзей, принадлежит, казалось, «профессору химии». Телосложение Дэйва вводило в заблуждение. На самом деле он от природы был невероятно силен.

* * *

Срок моего условного освобождения закончился в середине первого курса, и я перебрался обратно в Пало-Альто. Впрочем, произошло это слишком поздно, что не позволило мне пройти отбор в команду борцов. Я обратился к другому другу Дэйва, борцу Крису Хорпелу, который недавно закончил Стэнфордский университет и завоевал национальные награды по борьбе. Крис был на семь лет старше меня. Поначалу наши отношения носили характер отношений младшего и старшего братьев. Я пытался понравиться Крису, заставляя его смеяться над моими имитациями Стива Мартина. Спустя какое-то время он и сам стал хорошо имитировать Стива. Стив Мартин был самым лучшим, и мы с Крисом до упаду смеялись над его комедиями.

До окончания мною первого курса и в течение последовавшего за этим лета Крис тренировал меня и был моим спарринг-партнером. Он также организовал мне тренировки вместе с некоторыми из борцов команды Стэнфордского университета, что дало мне огромное преимущество перед другими борцами моего возраста. Не имея возможности бороться в составе школьной команды, я еженедельно участвовал в любительских турнирах вольной борьбы. По большей части я проигрывал первые две схватки и выбывал из борьбы. Но в то время я стал очень быстро расти и в конце лета выиграл довольно крупный турнир колледжа Вест-Вэлли в категории до 145 фунтов[4]. Победить на турнире было здорово, но моей единственной целью в занятиях борьбой уже было желание стать лучшим борцом в мире.

Страницы: 12345678 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

«Розам зябко на морозе. Середина декабря, раннее утро, совсем темно, минус двадцать на термометре. П...
«– Танцует! ОНА танцует! – Грязный палец с обломанным ногтем уткнулся – нет, не в небо. В самый верх...
«Данное произведение («Последняя работа Марканда»), выходившее ранее в серии «Библиотека Древних Рас...
«В терминале нуль-таможни оказалось многолюдно.Тем лучше, решил Эрш Джокер, есть время упорядочить м...
«Я обезоружил этого человека в один момент.Пожилой, с покрасневшим от холода и ветра лицом и белыми ...
«Он был так стар, что забыл собственное имя и не помнил своей родни, хотя, странная штука, в остальн...