Волхв Фаулз Джон

– Полотенце белое, льняное на стол, – прошипел Велегаст, устремляя глаза ввысь к небесной синеве Всевышнего, которую только он один видел сквозь тьму тростниковой крыши. – И все убрать со стола.

Хозяйка засуетилась, загремела посудой, и вмиг все было исполнено. Волхв взял полотенце бережно за концы и, прошептав какие-то заклинания, сложил из него большой полотняный крест посреди стола.

– Клади сюда, – не оборачиваясь на сотника, Велегаст указал длинным костлявым пальцем в середину креста.

Богатырь торопливо повиновался, чувствуя свою вину, но округлые черепки не хотели лежать так, как они лежали на ладони, сцепившись краями. Они все время раскатывались в разные стороны. Толстые, очень сильные и столь же неуклюжие пальцы Орши никак не могли уложить их должным образом.

– Дай сюда, – прошипел Велегаст и стал сам складывать черепки.

Осколки послушно заняли свои места, словно трещины никогда и не разрывали их на части. Волхв презрительно скривил губы и бросил уничтожающий взгляд на сотника. Тот, потупив взор и почесывая затылок, растерянно наморщил лоб, не понимая, как это получилось.

– Сейчас я попробую увидеть и услышать утерянные буквы, – тихо сказал волхв таинственным голосом. – Но для этого мне придется позвать духов земли. Некоторые из них бывают странные и даже злые, поэтому, чтобы не навлечь на себя их гнев, вы все должны молчать.

– Может, не надо духов? – пискнула в углу женщина.

– Надо! – волхв устремил на нее свои страшные глаза. – Только они знают судьбу каждого глиняного черепка.

– Ну тогда я пойду, пожалуй, – снова пролепетала хозяйка.

– Никто не может теперь выйти отсюда! – грозно возвысил голос Велегаст. – Все, кто касался этих черепков, должны быть здесь! А ты, женщина, тем более. Ты ведь первая подобрала их?

При этих словах Торопка вздрогнул и крепко прижался к матери, испуганно поглядывая на волхва. Он ведь тоже касался этих злосчастных черепков. Теперь он просто проклинал себя за то, что попал вишневой косточкой в лоб этому грозному старцу. Не сделай он этого, ничего бы не было. Прошел бы этот страшный старик мимо и не зашел в их уютный мирный дом. А теперь он нагонит к ним еще и всяких духов, будто им без того мало бед.

– Ты, Радим, возьми писало и бересту из сумы, – волхв внимательно посмотрел в глаза отрока. – И лови каждое мое движение, когда я стану говорить с духами. От тебя сейчас зависит многое…

Велегаст потребовал плотно закрыть дверь и занавесить окна, затем зажег четыре тонкие тусклые свечи по углам полотняного креста, правую руку возложил на деревянные крылья птицы, венчавшей его посох, а ладонью левой руки слегка прикрыл осколки. Потом закрыл глаза и глухим голосом, идущим, казалось, из самого его чрева, забубнил нараспев:

– О, Мать Сыра Земля, не прогневайся, что тревожу тебя словом суетным, на тебе мир стоит, тобой держится, с тебя все, как есть, начинается и к тебе, истлев, возвращается, от тебя в хлебах будет силушка, а в цветах красота распрекрасная. Помоги ты мне словом Всевышнего, дай мне слуг своих в услужение, не на злую, на добрую думушку. – Велегаст остановился и трижды с силой ударил посохом в земляной пол, потом наклонил голову и забубнил с новой силой: – Тьма и звезды, земной порог, положу я думу на крест дорог, вороний глаз, по земле катись, потерянное слово, ко мне вернись. Камень горюч, да черна черта, змея, отомкни мне земные врата, верни, что рассыпалось, отдай, чего нет, врата земные закроет свет.

Волхв закончил бубнить, и в полумраке наступила гнетущая тишина. Так длилось с минуту. Вдруг свечи начали тревожно мерцать, их пламя заметалось из стороны в сторону, повалил зеленовато-желтый дым. Лицо волхва исказилось страшными муками, он стал изгибаться так, словно кто-то невидимый пытался свалить его на пол. На какой-то момент Велегаст сбросил своего мучителя, встряхнув резко плечами, и тотчас его левая рука, оторвавшись от полотняного креста, нарисовала в воздухе какой-то знак и снова вернулась на прежнее место. Так повторялось несколько раз, пока свечи не погасли и волхв не повалился на пол. Сотник бросился к двери и распахнул ее, впуская свежий воздух, хозяйка сдернула занавесь с окон, и все снова приняло свой обычный вид. Велегасту плеснули в лицо холодной водой, и он открыл глаза.

– Ну, что там, – были его первые слова.

– Записал, записал, все, что видел, – торопливо отвечал отрок.

– Молодец, Радим, – глухим голосом пролепетал Велегаст. – А меня тут чуть под землю не утащили. Такие вредные духи попались, просто жуть…

Волхв сел и огляделся вокруг, словно видел все вокруг себя впервые:

– Светлые Боги! Как же хорошо на белом свете!

– А ты что ж это, – насторожился сотник, – покидал его, что ли?

Волхв не отвечал, нащупывая дрожащей рукой камень в навершии своего посоха.

Наконец силы к Велегасту вернулись, и он посмотрел на отрока. Тот словно ждал этого взгляда, с готовностью протянул бересту.

– Вот это, – пояснял он, – буквы, которые начертаны на осколках. Эти черточки – места предполагаемых букв, а это буквы, которые я разглядел в твоих жестах.

Все вместе это выглядело так: ВЕД _ _ _ _ ВИР_ _

УКА_ _ _ I УТ_

У, Щ, И, Ж, Т.

– Да, не густо, – задумчиво пробормотал волхв. – Наверное, ВЕД – это веды, а дальше буквами записан номер нужной главы вед и строка.

– Если ВЕД часть слова веды, – осторожно спросил отрок. – То что же такое ВИР? Ведь слово «вир» может обозначать и провал, и вихрь, и заговор темных сил. Как говаривали раньше: «Пошел в мир, да попал в вир» или «По морю плыл, да попал в вир».

– Заговор, – испуганно откликнулась женщина. – Точно заговор! Эти византийцы все время какие-нибудь подлости придумывают, скольких уж людей погубили.

– А может быть, вир – это провал, – неуверенно продолжал Радим. – Провал в подземелье, где держали волхва и где он спрятал разгадку к своему посланию.

– Зачем ему прятать что-то в подземелье, если он прекрасно знает, что мы туда попасть не сможем? – покачал головой Велегаст.

– А может, это и не вир вовсе, – вдруг заговорил сотник. – Ведь на букве «Р» слово-то не кончилось. После нее еще две неизвестные буквы.

– Ну и что же это может быть? – задумчиво пробормотал отрок.

– Да хотя бы вириги, то бишь цепи, – уверенно ответил Орша.

– А при чем тут цепи? – отрок недоуменно скосил глаза.

– Как при чем? – возмутился сотник. – Цепи ему руки и ноги сковали, вот он и пишет нам, что мешают, мол, вириги.

– Ты как думаешь, – не глядя на воина, раздраженно заговорил Велегаст. – О чем он мог писать в свой последний час? О том, что цепи мешают и обувка жмет?

– Обувка жмет… – Орша повторил эти слова в задумчивой рассеянности и впал в состояние полной отрешенности.

«О чем мог думать убитый волхв в свой последний час? – сверлила мозг неотступная мысль. – О смерти и, конечно же, о том, как ему, Орше, передать это послание, потому что только на него он и мог надеяться».

– И потом, я думаю, это был человек ученый и не мог написать вириги вместо вериги, – нравоучительно заметил Велегаст. – К тому же само слово получается длиннее.

– Обувка жмет… – снова негромко проговорил Орша, мучительно пытаясь понять, что его притягивает в этих словах, почему они крутятся неотступно в его мозгу.

– Если ВЕД – это веды, а буквы, стоящие дальше, есть указание, где искать нужную строку, – долетел до него голос Велегаста, – то зачем вторая строка? Зачем писать еще что-то, когда основная его цель была передать секрет своего храма в надежные руки?

– Кстати, – снова заговорил волхв, – непонятно, почему он написал свое послание не рунами, а мирскими буквами? Наверняка он сделал это неспроста.

Все замолчали, напряженно размышляя над нелегкими вопросами. Отрок достал из сумы книгу вед и застыл растерянно:

– Велегаст, а буквы, которые тебе дали духи, куда вставлять, в верхнюю или нижнюю строчку? И в каком порядке их ставить, ведь пропусков все равно осталось больше?

Волхв ничего не ответил, а только нахмурился и стал молча поглаживать свою длинную седую бороду, что было верным признаком его глубочайших раздумий.

– И все-таки он написал не рунами, а мирскими буквами, – словно разговаривая с самим собой, вслух проговорил он.

Вдруг лицо его оживилось:

– Орша, а ты можешь здесь найти еще одного волхва?

Сотник на секунду задумался:

– Пожалуй, нет, точно нет, никого не осталось больше.

– Значит, – голос Велегаста приобрел уверенность и твердость, – убитый волхв написал мирскими буквами, потому что обращался именно к тебе. Здесь нет больше волхвов, а привести сюда другого волхва тебе едва ли удастся. Следовательно, послание предназначалось только тебе, Орша, и написано оно так, чтобы ты сразу его понял.

– Выходит, что послание было очень простым и коротким, – добавил Радим. – Наверное, из трех или четырех слов, известных любому воину.

– Я тоже об этом думал, – вздохнул сотник. – Чувствую, что слова эти совсем рядом, но мне ничего в голову не приходит.

– Не забывайте, что убитый волхв наверняка сделал все, чтоб его послание не могли прочесть эти прислужники греков. – Велегаст поморщился и медленно зашагал по дому. – Слова должны быть простые, но непонятные христосникам, точнее, их общий смысл должен быть для них недоступен.

– Что же это такое могут не знать эти греки, – пробормотал сотник раздраженно. – Они, почитай, везде уже влезли; и поп их в церкви всем заправляет, и торговлю всю к своим рукам прибрали, и ремесленников наших теснят, и слова им нигде не скажи. Чуть что не по-ихнему, сразу такой крик подымут о защите закона божьего да справедливости. А где она, их справедливость? Весь их закон лишь в том, что им все можно; и грабить, и убивать, а нашим людям одураченным можно только твердить, что истинным христианам надо учиться смирению и терпеть, и терпеть. Аж тошно делается смотреть на все это безобразие. И как наши дураки только верят им, этим грекам?

Велегаст ничего не ответил разгневанному Орше, а остановился и стал еще раз внимательно осматривать осколки.

– Ну-ка, Радим, взгляни-ка повнимательней, – вскоре произнес он. – Кажется ли мне, что буквы не только процарапаны в глине, но в глубине царапин есть еще и краска.

Молодые глаза отрока молниеносно дали ответ:

– Точно, очень похоже на сажу.

– Тогда вопрос, – Велегаст, очень довольный собой, поднял вверх указательный палец. – Если у убитого была краска, то почему он еще и процарапал буквы, или если он решил процарапать буквы, то зачем он их еще и прокрасил?

– Может быть, для надежности, – сотник дотронулся до черепков толстыми шершавыми пальцами. – Чтоб буквы верней сохранились.

– Велегаст! – удивленно воскликнул отрок, продолжая внимательно рассматривать черепки. – Очень странная вещь; нижняя строчка процарапана и прокрашена, а верхняя только процарапана. Почему так? Что бы это могло значить?

Волхв посмотрел на Радима глазами, полными отеческой гордости и теплоты. Он научил его вдумчивому взгляду, научил замечать то, что ускользает от внимания простых людей, и, значит, он, его ученик, сможет постигнуть многое и когда-нибудь взять из его рук самое сокровенное священное знание.

– Что бы это значило? – переспросил Велегаст озадаченно. – Если я, например, вначале царапаю, потом царапаю и крашу, то… Какой здесь намек, если это не простая блажь? Какой знак нам подавал последний служитель Велесова храма? – он оглядел всех присутствующих вопрошающим взглядом, словно мысленно понукал всех думать и еще раз думать.

Но все молчали, виновато опустив глаза. Сотник крутил седой ус, хмуря брови и тяжело вздыхая. Радим сидел, прижав к груди книгу вед, продолжая смотреть на осколки.

– Дяденька волхв, – вдруг зазвенел голос Торопки, выводя всех из состояния оцепенения. – Мне кажется, что тот дяденька, про которого вы все говорите, потом только краской писал и не царапал больше.

– Ой, неслух! – всплеснула руками Красава. – Сколько раз я тебе говорила, чтобы ты в разговоры старших не лез и не говорил ничего, пока тебя самого не спросят!

Она хотела было еще поругать сына, но Велегаст поднял руку, и женщина замолчала испуганно. Волхв смотрел на малыша широко открытыми глазами, и брови его были удивленно подняты вверх.

– Ай да молодца! – воскликнул он. – Ну точно, как это мне не пришло в голову сразу, что есть еще и третья строчка, на которой все написано только краской.

– Но я подобрала почти все черепки, – осторожно вмешалась Красава. – И только один осколок не успела взять.

– Расскажи, как это было, – Велегаст возложил обе руки на навершие посоха и внимательно посмотрел на женщину. – Только постарайся вспомнить все до мелочей.

– Хорошо, постараюсь. – Хозяйка одернула на себе передник, и ее лицо приняло сосредоточенное выражение. – Когда его повели на казнь, то я на улице была, потому как заранее всех сзывали. Так на площади мне бы все равно не дали к нему подойти, вот я и встала на улице.

Красава остановилась, оглядываясь вокруг, чтоб все оценили ее сообразительность, и еще раз одернула передник.

– Так вот, я нарочно ждала на улице, потому что знала, что на площади мне не дадут к нему подойти и передать, если что, он тоже мне не сможет.

– Ну дальше, дальше-то что? – не вытерпел Велегаст.

– А дальше, – Красава сделала огромные глаза, – я увидела, как его ведут. Весь в крови, бедненький. Замученный совершенно, еле ноги переставляет. Но тут он меня увидел и весь как-то преобразился, словно силы к нему вернулись. Увидел и как закричит: «Слава Светлым Богам!» – и кинул в меня что-то. Но я-то сразу поняла, что не в меня, а мне он кидал, потому как вспомнил меня и в глаза мне смотрел, хоть и глаз-то его почти не видно было, так его, видно, сильно избили.

Хозяйка замолчала, по ее щекам бежали крупные, как хрустальные бусинки, слезы.

– Жалко-то его как, такой хороший человек был, от хворей всех лечил, погодой мог править, людям всем помогал, – она всхлипнула и замолчала.

– Дальше-то сказывай, – сотник подтолкнул легонько жену в бок. – Сказывай все как есть.

– Собрала я все черепки, – начала было Красава, утирая слезы, и спохватилась. – Да, эта штука, которую он кинул, не долетела до меня, слаб он, видно, был очень. Не долетела и упала на дорогу. Я не видела где, потому как передо мной пробежал кто-то, но слышала, как разбилось что-то. Я сразу бросилась туда и вижу, черепки лежат эти. Тут я их все быстро так собрала, но только один уже лежал раскрошенный. Наступили на него, видно, сапогом крепко.

Женщина снова замолчала, утирая бегущие слезы краем передника.

– Все, что ли? – Велегаст смотрел печальными немигающими глазами, словно видел перед собой сотни таких же вот погубленных невинных людей. И все ради чего, ради веры ненавистных ему греков.

– Нет, не все, – глаза Красавы на мгновение просохли. – Он еще крикнул, что Русские Боги никогда не умрут, и потом его начали бить и повели дальше, а я побежала домой прятать осколки.

Велегаст тяжело вздохнул, понимая, что рассказ жены сотника не прибавил ни толики ясности и только навеял мрачные думы, которые и без того давно терзали волхва. Он все последние годы видел или слышал, как погибают великие люди, умеющие повелевать силами природы и говорить с самими богами. Этих удивительных людей, прозванных волхвами, становилось все меньше и меньше, а греческих попов на Русской земле все больше и больше. Они, как саранча, появлялись десятками и сотнями, словно в Царьграде их лепили из глины или грязи одного за другим. Чтобы стать волхвом, надо было родиться волхвом, надо было десятки лет учиться мудрости, учиться слушать природу и небо, где живут предки и Боги, а христиане при помощи своей библии могли сделать священника из любого достаточно сообразительного и образованного человека. Желание служить Богу, запас усердия и послушания, немного ума, и священник готов. И вот он уже идет по земле и манит людей в паутину своей губительной веры.

Неужели он не сможет помочь Великим Древним Богам, неужели Ночь Сварога разрушит все, что было создано во имя Добра и Света, и мудрость, обретенная за многие тысячи лет, будет безвозвратно утеряна? От этой страшной мысли все внутри Велегаста похолодело, и ужас на секунду сжал его сердце. Неужели все бесполезно, и ничто не отвратит гибель Светлых Богов, а Сила Тьмы, идущая с темного Запада, поглотит весь мир?

Взгляд его глаз невольно упал на Красаву, и та, вздрогнув, тихонько ойкнула:

– Простите меня, я, наверное, что-то не то сказала?

Голос женщины заставил Велегаста стряхнуть с себя страшное наваждение. Нет, он не может, не имеет права думать о будущем так, он должен обязательно верить и надеяться, потому что если и он потеряет веру в победу, кто тогда продолжит борьбу, кто встретит Утро Сварога?

– Все так, как надо, – выдавил он из себя непослушные слова, и мысли, повинуясь этим словам, потекли в другом направлении. – Ты молодец, Красава, и сделала все так, как надо… – голос его прервался и зазвучал вновь уже полный силы: – Я уверен, никто из нас не сумел бы сделать то, что сделала ты, и сделать это лучше тебя. Боги помогали тебе, и милость их к тебе за твою отвагу будет безгранична.

Волхв погладил густую седую бороду, и голова его устало склонилась. Послание не читалось, но теперь было ясно, что это всего лишь указатель, где искать само послание. А где его оставил убитый служитель Велеса, можно было только гадать. Собственно, выбор был небогат: либо это послание осталось с убитым и похоронено вместе с ним, либо оно осталось там, где написавший его провел последние дни заточения.

– А как ты думаешь, Орша, – Велегаст обратил внимательные глаза к сотнику. – Почему служителя Велесова храма четвертовали, а не сожгли, как это делают христиане обычно?

– Не четвертовали, – хмуро поправил сотник, – а трижды четвертовали.

– Это как? – не понял волхв.

– Очень просто, – страшная ухмылка скривила и без того угрюмое лицо воина. – Вначале кисти рук и ступни ног, потом по локоть… ну и дальше по порядку.

– Да, народец с выдумкой, – волхв скрипнул зубами, представив себе это ужасное зрелище. – Но почему именно так?

– Сказывают, будто греки подслушали, как он, сидя в подземелье, молил Бога, чтоб его казнили через сожжение… так, мол, его душа сразу в Ирий попадет. И очень опасался, чтоб ему что-нибудь не отрубили. Ну вот и решил этот ихний поп попугать пленника напоследок, вдруг тот сболтнет что-нибудь от ужаса, а заодно и казнь устроить. – Орша замолчал угрюмо и спустя минуту добавил: – Это все, что мне удалось потом выведать.

– Что ж, раз такое дело, – Велегаст неуверенно рассуждал вслух, – то совершенно ясно одно: казненный не мог оставить послание при себе, потому что желал сожжения, а раз он его не оставил при себе, то послание это находится где-то в подземелье, где он был заточен перед казнью.

– Ну и как же мы туда попадем? – сердито произнес Орша, чувствуя, что дело приобретает непредсказуемый оборот.

– Как, как, – глаза Велегаста озорно блеснули. – Как служитель Велесова храма туда попал, так и я туда попаду.

– Бог с тобой! – вскричал сотник. – Тебя ж убьют там в два счета.

– Не убьют! Не посмеют! – раззадорился волхв. – Ты же сам говорил, что, будь ты в городе, так беды и не случилось бы. Вот ты меня и будешь выручать, когда я попаду в подземелье к христосникам.

– Легко сказать выручать, – занервничал Орша. – А если не получится, если они убьют тебя сразу, а потом просто выплатят виру. Золота у греков немерено, им эту виру выплатить – плевое дело.

– Учитель, учитель! Выслушай меня, – взволнованно заговорил Радим. – Тебе нельзя идти туда. Вспомни, ведь тебя уже пытались сегодня убить, и наверняка это было неспроста и эти убийцы как-то связаны с греческим попом, я чувствую это!

– Они не посмеют сделать это прилюдно, – уверенно сказал Велегаст. – Я поставлю заклятье боязни огласки, а потом придет Орша и потребует отпустить меня по законам Русской Правды.

– О чем ты говоришь, Велегаст?! – Сотник раздраженно топнул ногой. – Ты совсем не знаешь этих людей. Для них нет никаких законов, кроме законов собственной выгоды, и их не остановят никакие заклятья. – Он схватил волхва за плечи и встряхнул его, глядя ему в глаза. – Пойми же, это очень опасно. Это сила, которая видит в таких, как ты, своих смертельных врагов и не пожалеет ничего, чтобы уничтожить тебя.

– Но у меня есть могучее оружие, – начал было Велегаст.

– У них есть своя черная магия, – перебил его сотник, – и ты можешь оказаться бессильным перед ней. Посмотри, скольких людей они околдовали, или ты думаешь, что это все сделано одним обещанием загробной жизни? Наши души тоже бессмертны, и русский Ирий не хуже христианского рая, так почему же эти греки сманивают к себе людей? Какой такой силой?

– Они делают людей рабами, – пробормотал волхв. – Рабами своего бога, а заодно и рабами всякой власти. Вот почему правители всех стран помогают им и становятся на их сторону, вот почему…

– Да знаю я, знаю! – Орша нетерпеливо взмахнул руками. – Но кроме этого, есть у них еще и другая сила, и ты не должен забывать об этом!

Орша еще раз взмахнул руками и заходил по дому, осторожно отмеряя на полосках циновки четкие ровные шаги. Наступило молчание, только было слышно, как тихонько звякает кольчуга в такт неторопливой поступи сотника.

– Странные вещи ты говоришь, друг мой, – с подозрением щуря глаза, заговорил Велегаст. – О какой такой силе толкуешь? Чувствую я, ты что-то недоговариваешь.

– Это касается только меня, – огрызнулся сотник, и лицо его потемнело. – А тебе я не позволю сгинуть здесь, ни ради золота Велесова храма, ни ради твоих самых развеликих целей.

– Вот как? – изумился волхв. – Хотел бы я посмотреть, как ты мне не позволишь делать то, что от меня требуют боги. И как ты, не зная их воли, смеешь судить о моих делах?!

– Не нужно мне знать волю богов! – Орша упрямо сдвинул брови. – Я и без этого наперед знаю, что из твоей затеи ничего не выйдет. А тебя я просто никуда не пущу.

– Ты меня не пустишь! – Велегаст в ярости ударил посохом в пол. – Да как ты смеешь меня, великого волхва, удерживать и заступать мне путь, как ты…

– Смею! – перебил его сотник, сверкнув глазами. – Потому что ты сам только что назвался моим другом. Или твои слова всего лишь пустой звук?

Уже было занесенный посох волхва так и повис в воздухе, и еще одного грозного удара в пол не последовало.

– Но другого пути просто нет, чтобы попасть туда, – тихо проговорил волхв, и стало видно, как побледнели его щеки. – Значит, надо пойти на этот риск. Это мой долг.

– Есть другой путь, есть! – горячо заговорил Радим. – Я пойду вместо тебя. Я слишком молод, чтобы сойти за волхва, и они не убьют меня.

– Они тебя, конечно, не убьют, – качая головой, проговорил сотник в седые усы. – Но и хватать тебя тоже не станут. Или ты думаешь, что в подземелье сажают всех встречных и поперечных?

– А я ругать стану их бога, – отрок гордо выпрямился, посмотрев на сотника смелыми, благородными глазами.

– Жалко будет, – ответил Орша.

– Чего жалко? – смутился отрок.

– Того, что убьют тебя ни за что ни про что, и толку от этого не будет никакого.

– Как никакого?

– А так, – терпеливо объяснял сотник. – По закону за хуление веры, как за оскорбление бога, тебя можно убить без суда, прямо на месте. Чем греки непременно и воспользуются для назидания тех, кто еще не решился примкнуть к ним.

– Но что же делать? – Радим тряхнул головой, откинув назад прядь светлых волос. – Велегасту ни в коем случае нельзя идти туда, а заменить его могу только я.

– Я знаю, что делать! – Красава от радости даже в ладоши захлопала. – Я знаю, что делать! И это будет совсем, совсем нестрашно.

– Что будет? – подозрительно переспросил ее грозный муж.

– Радима надо переодеть скоморохом, – сияя глазами, заговорила хитрая женщина. – Скоморохов у нас тоже всех разогнали, но их еще ни разу не убивали. Так что тебя они просто схватят, – она направила на отрока маленький указательный пальчик. – Подержат в подземелье и выпустят.

– А скоморохов они точно не убивают? – серьезно спросил отрок, с сомнением глядя на женский пальчик.

– Ты будешь первый! – гаркнул сотник и, хлопнув отрока по плечу, захохотал во всю глотку.

– Ты напрасно смеешься над ним, – тихо сказал Велегаст. – Хоть он и молод, но сейчас я с тобой говорю только благодаря его смелости и отваге.

Сотник удивленно поднял брови, внимательно глядя в лицо Радима.

– Да, да, не сомневайся, – продолжал волхв. – Сегодня этот юноша победил двух здоровенных убийц.

– Да ну? – глаза сотника еще больше заискрились смехом. – Он, наверное, закидал их молитвами?

– Нет, не молитвами, – краснея, как девушка, сказал отрок. – Молитва у меня была только одна… Вот она! – Рука его быстро выхватила из складок одежды кистень и крутанула его пару раз.

– Но, но, не балуй, – перестав смеяться и невольно подаваясь назад, пробасил Орша.

Лишь мгновение старый вояка казался растерянным, но в следующий миг его рука подобно молнии метнулась вперед и поймала на лету тяжелую гирьку кистеня. Радим застыл, не веря своим глазам.

– Как, как вы это сделали? – вырвалось из его груди.

– Повоюешь с мое, сынок, – не такое будешь делать, – подмигнул отроку желто-зеленый смеющийся глаз сотника.

Твердая рука слегка подбросила гирьку и вновь поймала ее:

– А из этой репки отличная выйдет закуска для любого вражины, хоть хазарина, хоть грека. Только вот ремешок твой малость слабоват будет, враз его клинком и обрежут. На цепочку надо вешать. Да в каждую руку по штуке, оберуч. Вот тогда не будет тебе равных среди сечи злой и кровавой… А жить ты будешь долго, пока тебе не надоест убивать этой штукой всякую нечисть.

– Уже надоело, – побледнев, отрок дернул на себя ремешок кистеня. – Богу я служить должен.

– А жаль. Из тебя бы хороший вышел воин, – Орша отпустил гирьку, и та вслед за натянутым ремешком полетела к хозяину кистеня, едва не ударив его. – Ладно, будем тебя готовить в скоморохи, раз ты такой шустрый.

Сотник подошел к одному из сундуков и достал оттуда гудок[26] и нарядную детскую рубашку с пришитыми к ней бубенчиками. Гудок он передал отроку, а рубашку жене, которая тут же отправилась рукодельничать, чтобы соорудить костюм скомороха.

– Ну а петь-то ты умеешь? – спросил отрока Орша.

– Весенние распевы знаю, на прославление Ярилы и Даждьбога и еще, – неуверенно отвечал Радим.

– Этого маловато, чтобы разозлить христосников, – покачал головой сотник. – Да и скоморохи поют совсем другое. Так тебя, пожалуй, скорее за юродивого примут.

Сотник нагнулся к отроку и, оглянувшись на свою молодую жену, тихо заговорил:

– А вот я сейчас научу тебя одной скоморошинке, это такая песня потешная, от которой ни один истинный христианин не устоит на месте.

Орша взял в руки гудок и под простенький наигрыш тихонько пропел:

Сотник увлекся собственной музыкой, но волхв прервал его, положив руку на струны:

– Хватит богохульничать.

– Это ты что ж, христиан защищаешь? – возмутился Орша.

– Не дождешься. – Велегаст отпустил струны, и они жалобно застонали. – Но наша вера предполагает уважение ко всем богам, которым поклоняются люди. Даже если эти люди – наши враги.

– Они ругают, как хотят, русских богов, рушат капища, а ты толкуешь мне про уважение?! – сотник сердито стукнул по рукояти меча.

– В этом сила нашей веры, – волхв поднял руку вверх. – Главное оружие Светлых Богов – это добро и справедливость.

– Можно и так, – буркнул воин. – Ты у нас мудрец, и тебе виднее, но сдается мне, что с таким оружием сейчас много не навоюешь.

– Да, мне должно быть виднее… – задумчиво пробормотал Велегаст.

Он посмотрел на полосу света, идущую от двери, и туманную тень, скользящую по ней, и глаза его тревожно сощурились. Что его насторожило, он и сам не знал, но ноги его сами собой сделали осторожные шаги сквозь полумрак плохо освещенного дома и тихо переступили порог. Теперь сумрак жался где-то позади, и на седую голову мудреца посыпалось крошево солнечных лучей, рвущихся сквозь бесчисленные прорехи в листве вишневой кроны. Один из лучиков света упал на желтый глаз камня в навершии посоха и рассыпался янтарными искрами. Но едва волхв взглянул на посох, чтобы проследить как искры скользят по знакам рун, как тень набежала на солнце, и магический камень потух. Старец давно уже не верил в простые совпадения и, посмотрев в безоблачное небо с одной-единственной тучкой, сердито нахмурился.

– Да, видно, Орша был прав, сила Тьмы здесь присутствует, и сила эта весьма велика, – рассуждая вслух, прошептал он сам себе под нос.

– Что ты говоришь? – встрепенулся сотник.

– Я говорю, что раз мне виднее… – Велегаст загадочно замолчал, глядя в небесную синь. – То никто сейчас не пойдет в подземелье к грекам, и никаких скоморохов не надо.

– Это как же так? – сотник от удивления даже перестал злиться.

– Все очень просто. – Волхв провел рукой по седой бороде и немного повернул голову, так что его четкий профиль словно отчеканился в мутноватом свете. – Ведь вторая цель моего появления здесь – это князь Мстислав, который, согласно пророчествам наших мудрецов, должен свершить великие дела и отстоять веру предков и который может разбудить силу священного дара, завещанного нам Светлыми Богами. Ты прости меня, Орша. – Велегаст повернулся, и стало видно, как воспалены его глаза. – Я так был поражен гибелью служителя Велесова храма и тем, что вместе с ним утерян путь к святыне, что позабыл, совершенно позабыл… или, может быть, это силы Тьмы помутили мой ум… но мы едва не пошли ошибочным путем. Это было какое-то наваждение, но теперь я отогнал мороков, мешавших нам мыслить верно, и вижу ясно, что только князь может помочь отыскать утерянное звено. Он должен нам помочь!

– Час от часу не легче, – и сотник выругался так, что жена его в испуге зажала уши. – С чего ты взял, что князь тебе станет помогать и что он вообще захочет иметь дело с твоими дарами Светлых Богов. Или ты забыл, что Мстислав является сыном Владимира, крестившего Русь, сыном человека, порушившего древние храмы и изгнавшего волхвов из Киева?!

– Нет, не забыл, ничего не забыл. – Волхв спокойно положил обе руки на крылья птицы, вырезанной на его посохе. – Княгиня Ольга стала христианкой, а ее сын, Святослав, поклонялся русским богам, затем Владимир, сын Святослава, снова пришел к греческой вере, значит, и Мстислав, сын Владимира, вновь должен вернуть русскую веру, ибо в смутные времена дети всегда ищут свой путь к Богу и Правде, отрицая то, что сделали их отцы.

– Говоришь ты красиво, – Орша недоверчиво покачал головой. – Но знает ли князь про это твое «должен», может, он совсем другого мнения на этот счет, ну и потом, даже если он и вправду вдруг решит все изменить, в чем я лично очень сомневаюсь, то он прежде всего просто не захочет ссориться с отцом, да и с византийцами тоже.

– Ему не придется ссориться с отцом, а для греков выгоды торговли и жажда богатства всегда были сильнее вражды двух религий.

– Как это – не придется ссориться с отцом?! – сотник вытаращил глаза и схватил волхва за руки. – Что ты хочешь этим сказать?

– Только то, что ты подумал.

– А что я подумал?.. – растерялся воин. – Ну да, я подумал… Светлые Боги, неужели Владимира больше нет?!

– Почти нет, – с равнодушным лицом отвечал Велегаст. – Именно поэтому я должен попасть к князю, а ты должен мне помочь в этом.

– Ну, раз такое дело… – Орша все еще думал над словами «почти нет», почему-то не решаясь спросить напрямую, что это значит, и поймал себя на мысли, что невольно хочет казаться умнее, чем есть на самом деле. – Раз такое дело, то мы немедленно должны идти в замок.

Он отпустил волхва и двинулся к выходу, но по лицу его было видно, что на душе сотника скребли кошки, и мысли одна мрачнее другой рождались в его голове, как волны в бушующем море. За порогом дома его руки невольно слегка стукнули по кольчужным бокам, чуть ниже наборного пояса, туда, где должны были висеть его верный меч и поясник[27]. Оружие было на месте, и он не спеша, тяжелым шагом пошел дальше, а волхв, махнув рукой отроку, пошел за ним следом.

– Поразительно, как в одном человеке может вместиться столько хороших и столько плохих дел, – заскреблись в спину воина слова Велегаста.

Сотник остановился и посмотрел непонимающе.

– Это я о том, что князь, свершивший столько зла для русской веры, покинет скоро сей мир, но ни мне, ни тебе это не доставит никакой радости. А даже напротив, мы все будем горько сожалеть об этом, ибо после его смерти Русь ждут тяжелые времена, и прольется много, очень много крови, прежде чем все вернется на свои места и будет обретен мир, – волхв произнес эти слова, глядя куда-то сквозь угрюмое лицо воина, и было совершенно непонятно – с кем он говорил и хотел ли он говорить это вообще.

Орша ничего не ответил и пошел дальше, тихонько звякая кольчугой, но у калитки вдруг остановился и повернул обратно. Велегаст и Радим вернулись за ним в дом и увидели, что он копается в сундуке с военными доспехами.

– Твой отрок говорил, что тебя сегодня уже пытались убить. Тогда это тебе не помешает, – сотник сунул в руки волхва тягиляй[28]. – Кольчугу свою тебе не предлагаю, поскольку знаю привычки вашего брата отдавать свою бренную плоть под защиту всяких богов и верить в это безрассудно, а это твоих светлых чувств не оскорбит, да и Бога недоверием не обидит. Так что надевай!

Волхв хотел было что-то возразить, но Орша решительно сдвинул брови и голосом, не терпящим никаких возражений, добавил:

– Ежели ты эту штуку не наденешь, я с места не сдвинусь, да и тебя никуда не пущу.

– Сотник, ты и есть сотник, – пробурчал волхв. – Тебе бы только заставить кого-нибудь подчиняться себе да покомандовать вволю.

Но спорить больше не стал, а, бормоча себе под нос какие-то проклятья, надел под свои белые одежды толстую ткань тягиляя. Доспех за широкими складками обычной одежды волхва был совершенно незаметен, и Орша остался этим очень доволен.

– Вот молодец, вот это совсем другое дело! – обрадовался он. – От ножа в спину или кинжала в грудь эта вещь тебя убережет, а из лука средь бела дня в городе никто стрелять не будет.

Сам же сотник достал для себя маленький кулачный щит, два джида с сулицами[29], а за голенище каждого сапога сунул по паре ножей-засапожников. Потом накинул плащ, которым закрыл и щит, висящий сбоку на ремешке, и сулицы. Подумал чуток и взял еще боевой топорик, который тоже спрятал под плащ.

– Ты как на войну готовишься, – усмехнулся волхв.

– Защищать тебя в этом гиблом городе – это хуже, чем на войну, – недовольно и придирчиво глядя на отрока, отвечал сотник. – За себя я всегда постою, а что, если у меня за спиной, пока я мечом махать буду, тебя просто возьмут и зарежут, как я потом жить-то буду?

– Лучшая защита сейчас – это не ковыряться во всяком барахле, – в раздражении нетерпеливо заговорил волхв. – А поторопиться и успеть пройти к княжескому замку до того, как пошлют новых убийц.

– Знаешь, говорят, поспешишь – людей насмешишь, – спокойно возразил Орша, доставая из сундука еще какое-то оружие. – Только в нашем деле смешить всегда приходится кровью… Своею кровью или кровью товарищей. Вот так.

Он вручил отроку две рогвицы[30], напутствуя его:

– Повесь их под плащом на пояс. Одну можешь кинуть под ноги или в голову, а с другой не расставайся. Твой кистенек хоть и хорош, но ремешок-то могут и срезать. Что тогда делать будешь?

Радим ничего не ответил, и воин быстро и горячо заговорил, вновь сверкнув своими грозными глазами по-ястребиному:

– Когда мы пойдем, ты держись шагах в двадцати позади, словно ты и не с нами, а если заварушка начнется, сразу в драку не лезь. Постой пару минут спокойно. Пусть к тебе привыкнут и перестанут обращать на тебя внимание. Минут пять я один продержусь, ну а потом ты уж смотри не оплошай, лупи их своей штуковиной по затылкам что есть мочи. Понял?

– Понял! – с готовностью отвечал отрок, но уже через секунду глаза его удивленно расширились. – Как это минут пять продержишься?

– Я думаю, их будет шестеро, – бросил на ходу сотник, направляясь к выходу. – В лучшем случае, а в худшем…