Куда скачет петушиная лошадь? Лаврова Светлана

Потом глаза ее стали злыми:

— Если вы выдаёте себя за вогульских духов, то и накажут вас за самозванство вогульские духи, а мне, коми, сие невместно. Вэрса, отдай их менквам!

Из чащи тут же выдвинулось два огромных столбоподобных существа — остроголовые, мощные. Они ничего не говорили, но молчали красноречиво.

— Здравствуйте, уважаемые аборигены, — слегка дрогнувшим голосом сказал Мир. — Я — Мир-суснэ-хум, седьмой сын… э-э-э… синоним дочь…

Один менкв облизнулся. Второй тоже. Из-за его плеча выглянул подошедший третий.

— Минуточку! — возмутился Тове, забыв, что он по сюжету конь, и разговаривать не умеет. — Эти существа — деревья! Я же чувствую, что они деревянные! Так почему же они облизываются? Деревья не едят ничего, кроме солнечных лучей, воды и воздуха!

— Ишь ты, а наши менквы прожорливые, — ухмыльнулся Вэрса. — Менквов вырезал вогульский бог Торум из лиственницы. Он хотел людей сделать (вогулов, естественно), и менквы — первый вариант людей. Они получились большие, сильные и тупые. Торум их забраковал и вылепил второй вариант из глины. И оживил. Так образовались вогулы или, по-ихнему, манси. А менквы ушли в леса, одичали, жрут что ни попадя, даром что деревянные. Ничего, мы нормально ладим. А вас они съедят. Вот только Перу подождём, он разберётся. Так что хватит висеть в воздухе, пятиногий, приземляйся.

— Не могу, — возразил Тове. — Мне под копыта надо серебряные тарелки подставить. Без этого не приземлюсь, хоть аннигилируйте.

— Ани… аги… да где ж я тебе серебряные тарелки возьму? — развел руками Вэрса. — Много их тут находили, особенно южнее Чердыни, в Редикоре, так то когда было. Их из дальних стран привозили чудные чернобородые купцы, продавали вогулам за меха, за собольи шкурки. Вогульские жрецы покупали персидские блюда, чтобы когда Мир-суснэ-хум прилетит, подставить под копыта его коня, не дать осквернить о землю… Вогулы, что с них возьмёшь — нешто земля может осквернить, земля чиста и священна уж поболе, чем какая-то подозрительная небесная коняга. Потом историю с тарелками русские переделали в сказку про козлика Серебряное Копытце. И сейчас еще в земле лежат серебряные иранские блюда, да кто ж ведает, где. Вот если вспахать это место на петушиной лошади, то все клады откроются. Да где же взять петушиную лошадь?

— Петушиная лошадь — это суеверие, — возразил трёхголовый змей Гундыр.

— Так что опускайся, — подытожил Вэрса.

— Не буду, — заупрямился Тове. — Дело чести. Ой! Щекотно!

Раздался негромкий шмяк, и прямо между двумя передними и пятой ногами под брюхом Тове материализовался Пера-богатырь. Ругаясь непонятно, он вылез из-под коня и сказал:

— Понаставили тут скотину… нешто это хлев? Вэрса, почему у этой коровы пять ног? Я-то сперва думал, вымя такое длинное, а это нога! Сто раз говорил — мутантов не принимать! Да это и не корова… Даша, откуда ты взялась? Ты же в Сыктывкаре осталась!

Совершенно обалдевшая Даша держалась за ёлку, и вид у неё был такой, будто сейчас весь мир рухнет, только ёлка останется.

— Ты… ты меня спрашиваешь, откуда взялась? Это я тебя спрашиваю, откуда я тут взялась? — наконец обрела она дар речи. — Ты куда меня притащил?

— В лес за Чердынью, где обнаружены инопланетяне, — терпеливо пояснил Пера. — И я тебя с собой не звал, ты сама уцепилась. Ладно, смотри тихонько и не мешай.

— Ишь ты! Человек! — умилилась Ёма. — Живой! Мича коми нывка, красивая коми девочка! Ойя да ойя, сколько лет не видала!

— Человек, — принюхался Гундыр. — Пахнет, как царевна, а не как Иван-дурак. Али я царевен не нюхал. Значит, есть они ещё где-то, люди…

— Что за инопланетяне? — спросил Пера.

— Да мы бы сами справились, но третий раз за месяц заявились, и всё разные, — извиняющимся тоном сказал Вэрса. — Это уже нехорошая тенденция. Поговори с ними, Пера. И еще — у тебя случайно четырёх серебряных блюдец не найдётся? Этот упёртый конь косит под Товлынг-лува и желает приземляться только на серебряные тарелки.

Пера ошалело посмотрел на Тове:

— Ну и суперская зверюга! Золоченая лысина, пять ног, зеленая нашлепка над глазом… парень, а как ты там на спине умещаешься, среди этих крыльев?

— Плохо, — честно признался Мир, у которого уже всё тело чесалось, истыканное перьями крыльев. — Очень плохо. Синоним погано.

— Они всё время синонимами обзываются, — наябедничал Вэрса.

— А у меня линвотрансформатор так настроен, — объяснил Мир. — Подбирает слова с похожим значением — синонимы.

— Слезай и поговорим, — приказал Пера. — Уговор: ты всё расскажешь честно, и мы тоже. Если не согласен, два варианта: либо сражаешься со мной, либо сразу отдаю менквам. Если сражаешься, то тоже два варианта. Если ты проиграл, то всё в порядке, просто умираешь. Если выиграл, то отдаём менквам. Выбирай.

— Ух ты! — восхитился Тове. — Прямо алгоритм. Сейчас распечатаю.

От нажал копытом левой передней ноги на коленку пятой брюшной ноги. Раздалось жужжание, и откуда-то сзади из коня выехал свёрнутый в трубочку лист бумаги с распечатанным алгоритмом.

— Тове, ты куда принтер вмонтировал? — удивился Мир.

— А в задницу! — сказал Тове. — Там как раз место было, и выход для бумаги удобный.

Мир посмотрел алгоритм, просчитал вероятности.

— Ладно, расскажу, — решил он. — Только вы потом тоже про свои дела расскажете, а то мы уже запутались — кто кем кому приходится и что здесь происходит.

«Неужели я внезапно свихнулась?» — подумала забытая Даша.

Глава 7. Ромашки спрятались, поникли лютики…

Рассказ Мира о родной планете и экзамене на аттестат зрелости всем понравился. Ель как услышала про цивилизацию растении, так ветки разжала, иголки из ребят выткнула и фитоцидами побрызгала, чтобы заражения не случилось. Менквы одобрительно ухмыльнулись и отступили в чащу. Вэрса похохатывал и хлопал себя по коленкам, видимо, в знак одобрения.

— Ну что же, — сказал Пера. — Прикольная история. Мы тебе верим. Хоть инопланетяне, но нормальные. Мы тоже всё расскажем, но дело долгое, а уже вечер, все устали. Предлагаю переночевать в Чердыни. Там в музее уютно, посидим, поговорим, на ужин чего-нибудь спроворим, а, Ёма?

— Да конечно, батюшка, — обрадовалась Ёма. — Сейчас черинянь поставлю, пельменей налеплю.

Вэрса поёжился.

— Нечего кривиться, я же не в Редикор зову, а в благополучную Чердынь, — сказал Пера.

— В Чердыни тоже ортов много, — непонятно возразил Вэрса.

— Ну и что, ты ортов не выдывал что ли? В Чердыни они все с головами, это в Редикоре безголовые, — ещё более непонятно ответил Пера. — Пошли-пошли, нехорошо гостей в чащобе принимать. Опять же лучше им всё увидеть своими глазами.

— А коняга пятиногая на землю слезать не желает! — наябедничал Вэрса. — Требует серебряные тарелки под копыта.

— Так вы же признали, что не настоящие Мир-суснэ-хум и Товлынг-лув! — поразился Пера. — Зачем инопланетянину серебряные тарелки под копыта?

— Чтобы были, — сказал Тове. — Без серебряных тарелок мне невместно и не побоюсь этого слова — срамно! Во какие слова есть в моей «Лингве».

Он всегда был упёртый.

Раздался треск ветвей, и из леса опять вывалился менкв.

— Тове, тебя сожрут за упрямство, — заметил Мир.

— Я… это… типа того… — сказал менкв. — Вот…

Нагнулся со скрипом и положил на землю четыре серебряных блюда. Блюда горели белым огнём, на них всадники в восточных одеждах метали копья в диковинных хищников, охотники посылали стрелы в круторогих антилоп и изящных газелей, воины окружали узорчатые дворцы. Их сделали полторы тысячи лет назад в Персии, их выменяли в Чердыни на собольи шкурки и спрятали до пришествия Мир-суснэ-хума. На родине, в Иране, сохранилось шесть таких блюд, в Чердыни нашли более двухсот. Но Даша этого не знала и просто любовалась невиданной красотой.

— Ваще того, тарелки, — пояснил менкв, смущаясь от общего внимания.

— Спасибо, — сказал Тове. — Ты настоящий друг. Я так устал висеть в воздухе. Спасибо, товарищ.

И с облегчением опустился на четыре тарелки. Менкв совсем расцвел:

— Ты — вогул. Деревянный. Я — вогул. Деревянный. Мир, дружба. Мы вместе.

— Прекрасная речь, — развел руками Пера. — Лучшей политической программы я никогда не слышал. Наверное, наш менкв старый вогульский клад распотрошил для вас. Иранское серебро, надо же… Тове, а как ты на этой посуде передвигаться будешь? К копытам приклеишь?

— Жалко приклеивать, там картинки красивые, ещё попорчу, — отказался Тове.

— Тоже мне, проблема, — фыркнула Ёма, нагнулась и прошептала: «Силы тёмные, силы тайные, силы Камовы, силы Туновы, сделайте, как я велю: возьмите белое серебро, прицепите к конским копытам, охраните этого коня от безголовых ортов, от полночных духов, от Невидимых и Неназываемых…»

Тове шагнул вперед, и тарелочки вроде и не приклеились, но и не отвалились при ходьбе.

— Ладно, пошли уж, коли идём, — хмуро поторопил Вэрса. — Хотя лично мне в Чердыни ночевать не по нраву, я лесная душа.

— Ты-то, лесная душа, сквозь любую чащу просочишься, а гости наши все перецарапаются, — заметил Пера. — Тропку проложи что ли до Чердыни.

Вэрса пробурчал что-то, дунул между двумя ёлками: они расступились, вышла тропочка. По ней и побрели гуськом Вэрса, Мир, Тове, Ёма, Даша, Пера. Замыкающим шёл Гундыр, вытянув три головы в одной плоскости, чтобы меньше за ветки цепляться.

— Эй, а этот… который тарелки принёс, — оглянулся Тове. — Дружище, а ты с нами пойдёшь?

Менкв застеснялся и вопросительно поглядел на Вэрсу — мол, можно?

— Иди уж, раз приличные люди зовут, — махнул рукой леший. — Хотя приглашать менква в коми дом у нас, мягко говоря, не принято — дикий вогул трёхметрового роста, деревянный, глупый до остолбенения…

— Это называется расизм, — возмутился Тове. — Когда какую-нибудь нацию считают хуже других.

— Менкв не нация, а глупая дубина, — возразил Вэрса.

— Я тоже дубина, хотя и бесспорно умная, — сказал Тове. — Я же растение по вашим меркам, только разумное. Так что он — мой дальний родственник.

Менкв приосанился и показал Вэрсе язык. Язык тоже был деревянный и неошкуренный.

— А как тебя зовут? — спросил Тове менква. Тот поглядел непонимающе.

— У них нет имён, — пояснил Вэрса. — Они все просто менквы.

— Кошмар, — поразился Тове. — Так жить нельзя. Тебе надо красивое имя дать.

— Только короткое, длинное он не запомнит, — хмыкнул Вэрса.

— Лютик, — придумал Тове. — Тебя будут звать Лютик. У нас на планете есть такой жёлтенький цветочек, очень милый.

— У нас тоже, — удивился Вэрса. — Ну и лютик получился! Трёхметровый и в обхвате как две бочки!

— Лютик, — нежно сказал менкв. — Не менкв. Лютик.

И затопал позади Гундыра.

Глава 8. Труп Чердыни

Лес, а по-здешнему парма, подходил к берегу Колвы и к семи холмам, карабкался на склоны. Когда-то много веков назад люди пришли сюда, вырубили деревья, распахали поля, понаставили на семи холмах домов и домишек и назвали это Чердынью. Парма отступила, затаилась, но не теряла надежды. И вот теперь, когда люди покинули город, парма прыгнула вперед. Деревья занимали улицы, как солдаты — взятую столицу. Раздолбанный асфальт зарастал мухоморами, навек потухшие светофоры худыми скелетами торчали среди поросли ельника.

Даша шагала по тому, что когда-то было гордой Чердынью, и всеми своими клеточками чувствовала, что город умер. Глазницы выбитых окон в почти целых домах улицы Советской смотрели вдаль, за Колву. Хорошо, что они не смотрели на Дашу. Стемнело, но свет в окнах не зажёгся, но что Даша смутно надеялась. Целые дома чередовались с грудами битого кирпича. Мёртвая церковь стояла с проломленным куполом и с берёзкой на карнизе. В купол безнадёжно заглядывала звезда. Вторая церковь обгорела и потеряла две стены, а на колокольне — на просвет — чудился подвешенный колокол. Если прямо не глядеть, то боковым зрение видно, что висит колокол, а взглянешь в упор — нету, пуста колокольня. Вдоль обрушенного забора крались две тени, оставляя светящиеся синие следы — ну, это уж точно мерещилось. Оптический обман, да?

Даша отвлеклась на разглядывание теней, запнулась за что-то круглое и заорала, опознав череп. Какой-то мелкий, младенца что ли…

— Не верещи, это кукла, — обернулся Пера. — Кукольная голова отломилась. Люди уходили, ненужное выбросили.

Лысая пупсовая голова лежала в пыли на боку, кверху пластмассовым ухом. Дашка хотела её пнуть в отместку за пережитый страх. Но голова повернулась, ощерилась, нарисованные глазки сверкнули. Даша отскочила и схватилась за Перу.

— Это кино снимают, да? — дрожащим голосом спросила она. — Это же не настоящая Чердынь. У нас Ленка из класса в прошлые каникулы ездила на экскурсию «Соликамск-Усолье-Чердынь», так нормальный город был, она фотки показывала.

— Усолья уже тоже нет, — сказал Пера. — Соликамск ещё держится. Я всё расскажу, Даша, хотя я сам многого не понимаю.

— Чердынь развалилась за полгода? И нигде по телевизору про это не говорили? — упрямо не верила Даша. — Не может быть. Мы что, в какой-то плохой фантастике?

— Мы в будущем, — грустно сказал Пера. — И совсем недалёком. Ну, вот и музей, здесь поуютнее.

— Заходите, заходите, гости дорогие, — засуетилась Ёма. — Осторожно, ступеньки обвалились, а дверь просто так прислонённая, она с петель соскочила. Вот я ее отодвину, проходите в коридорчик и в зал. Где-то лучина была. Ага, вот она. Сейчас лучину зажгу, светло будет. Кыш! Пшёл вон!

И махнула рукой в сторону окна. В треснувшее стекло заглядывала светящаяся курносая морда, довольно милая. От ёминого «кыша» морда посинела и отвалилась.

— А я думала, баба Яга в лесу живёт, — сказала Даша, стоявшая к окну спиной и морду не заметившая.

— Раньше в лесу и жила, в избушке на курьих ножках. А потом люди ушли, и тут такая жилплощадь освободилась — загляденье! Два этажа, лестница, как во дворце! Одна стена, правда, рухнула, но ещё целых три осталось. Одинокой женщине три стены более чем достаточно. Вот крыша над залом советской истории протекает, так это ничего, там я себе душ устроила. Очень удобно. Как дождь, так я моюсь. А дожди у нас часто, так что моюсь я тоже часто. Зато какой дом! Особняк купца Юрганова, построен в 1851 году!

— А тебе-то, старая, что до Юрганова-купца? Когда он тут земской управой командовал, ты в парме сидела, мухоморы жарила, — подковырнул Ёму Вэрса.

— И не мухоморы, а Иван-царевичей, — надула губы Ёма. — Всё равно лестно в особняке жить. Я про Юрганова на мемориальной доске прочитала, она ещё не совсем плесенью заросла, кое-что разобрать можно. Нет-нет, здесь не надо располагаться, это был зал Природы, тут дует очень в дыру на улицу Ленина. Лучше поднимемся на второй этаж… осторожно, половины ступенек не хватает… нет, что ж вы за перила хватаетесь, они что — для того, чтобы хвататься? Это же музей, глазами глядите, а трогать нельзя, а то всё обрушится.

— Нашему коню пятиногому по этой щербатой лестнице не забраться, — возразил Пера. — И Гундыру тоже тяжело. Тем более перила почти рухнули. Так что сядем здесь, в зале Природы. Ближе к природе, так сказать.

— Природа, однако, — поёжился Вэрса. — Трупы зомби-зверей. Вон волк щерится, как живой, а из распотрошенного пуза опилки сыплются.

— И не трупы, и не зомби, а просто чучела, — сказал Пера. — Тут стояли чучела всяких зверей и птиц, что на здешней земле живут. Чтобы привести детей и показать: вот такие волки или там медведи ходят в парме, а не будете слушать мамку — они вас съедят. Очень круто и воспитательно.

— Нельзя детей на трупах воспитывать, хотя бы и на звериных, — покачал головой Вэрса. — А где остальные чучела?

— Люди их с собой увезли, когда уходили в большие города. Чтобы там в музее поставить и детям показывать. А чучело волка очень старое, ещё дореволюционное, оно бы не выдержало переезда. Из него и так труха сыплется, и хвост моль побила… хе-хе… Вот его и бросили, — пояснила Ёма.

— Огромный какой волчина, я таких и не видывал, — протянул Пера. — А уж я в своё время волков настрелял немеряно. Твой, Вэрса? Из твоего леса?

— Нет, — вгляделся леший в оскаленную запылённую морду. — Не мой… а вроде бы я его видел где-то… не уверен. Лицо знакомое, а кто — не припомню. Ёма, ты не помнишь этого волка?

— Волк и волк, — проворчала Ёма, отворачиваясь. — Нечего и глядеть. Чучело протухлое. Сам виноват. Так ему и надо, изменщику коварному.

Даше показалось, что стеклянные глаза чучела растерянно моргнули. Но это, конечно, ерунда — чучела не моргают.

— Хозяйка, куда присесть-то можно? — спросил Пера.

Ёма махнула рукой — на пол плюхнулся ковёр.

— На ковёр садитесь. Самолет, между прочим. Правда, сломанный. У меня только два стула: один из экспозиции «Быт купцов XIX века», а второй — на котором директор сидел. Пойду черинянь испеку да пельмени спроворю. А ты пока рассказывай, Пера, не томи гостей.

Глава 9. Убийство на рыбном пироге

— Это очень древняя земля, — начал Пера, погоднее устраивая лучину в светец. — Когда-то в непредставимые времена её создали коми-боги Ен и Омоль. Впрочем, вогулы утверждали, что не Ен и Омоль, а вогульский бог Нуми-Торум. И у русских тоже есть свои идеи на этот счёт. Но кто-то её создал явно — не сама же народилась. В прежние времена тут было… как это современное слово, вечно забываю… ага, прикольно. Или круто?

— Да ты не майся, говори нормальными словами, — пожалела его Даша.

— Нет, раз я делаю вид, что молодой, то и говорить должен молодёжно, — вздохнут Пера.

«У тебя всё равно не получается», — подумала Даша, но не стала Перу огорчать.

— Покрывали эту землю волны Великого Пермского моря, потом давили на неё многометровые толщи Вечного льда. Море высохло, лёд уполз на север, и поселились здесь всякие жители. В лесах обитали звери и лесные духи, в воде — рыбы и водные божества, каждое дерево было разумным, в каждом камне светилась душа… Люди тоже были, они пришли с юга, когда отступил ледник. Древние племена неведомого языка, теперь их называют чудь. Потом на нашей земле сделались те народы, какие ты знаешь. Коми-пермяке жили здесь, коми-зыряне — к западу, где твоя родина, Даша. Но это братья, близкая родня. На севере и на востоке, за Камнем, жили вогулы, на их языке — манси, тоже родня, но дальняя. Они были воинственны, нападали на поселки коми — сие считалось доблестью, а не злодейством. Ещё севернее жили ненцы, пасли оленей — ух, хорошие охотники! У всех были свои лесные и водяные божества.

— Мы с вогульскими духами не ссорились, — вставил Вэрса. — Что нам делить? Земля велика, лесов на всех хватит. Это люди вечно выясняют, кто сильнее.

— Да, — грустно кивнул Пера. — Выясняют. То вогулы придут с войной на коми землю, то татары из Сибирского царства, то новгородцы да суздальцы, да московиты — за мехами. Крутые разборки всю дорогу.

— Это я по истории учила, — сказала Даша.

— И вот в XV веке русские заявились сюда навсегда, — продолжил Пера. — Хотя коми их, что характерно, не звали. И привели своего Бога и святых — ну, тут мы сильно не возражали, Бог хороший, добрый. И постепенно эта земля стала русской. И Чердынь — русский город, только название осталось коми-пермяцкое: «чер» или «шер» — это ручей, «дынь» — устье. И были здесь богатые земли, много деревень и красивых городков.

— А теперь?

— Всё менялось медленно. Сначала люди сделались равнодушны, коми-пермяки забыли коми-язык, а русские исковеркали свой русский матом и чужестранными словами. Из деревень жители стали уходить в города. Из маленьких городов — в большие. Деревни и мелкие города пустели, разрушались, тратить деньги на их восстановление было невыгодным, а любить родной дом считалось стыдным. Всё дальше и дальше на юг и запад отселялись люди — за нормальными заработками, за интересной городской жизнью, за карьерой… это ведь не преступление — хотеть хорошей жизни, правда?

И наконец люди ушли совсем, и Чердынь опустела. И Покча, и Искор, и Ныроб, и Пянтег, и Редикор…

— В Редикоре страшно, — вздохнул Вэрса.

— Уходя, люди забрали с собой своих богов, — грустно сказал Пера. — В здешних разрушенных церквях нет больше доброго Иисуса и заботливого Николая Угодника, милосердной Богоматери и строгого Петра… они ушли вместе с людьми, чтобы не бросать их, непутёвых. А опустевшие церкви и города заняли прежние хозяева здешних мест, древние духи коми и вогулов. Они тут жили до прихода христианских святых, он остались с этой землёй навсегда.

— Без людей скучно, — опять вздохнул Вэрса. — Орты — разве это компания?

— Про орта я тебе уже объяснял, Даша, это нечто вроде души — сказал Пера. — Они не злые, просто бродят — и всё. Правда, если попадётся безголовый орт — это плохая примета, к смерти. Здесь ведь много людей умерло за тысячи лет, много ортов осталось. Святой Николай когда здесь хозяйничал, то не давал им выходить на свободу, а он ушёл — орты и повылазили.

— В Редикоре ортов — что комарья летом, — сказал Вэрса. — И злые они какие-то.

— Орты не бывают злые, — удивился Пера.

— Может, спортились, — пожал плечами Вэрса. — Дальше я расскажу, дальше Пера не знает. И вот все люди ушли, и боги ушли, а на опустелую нашу землю, как мухи на мертвечину, стали слетаться Чужие. Мы чать не поленом прибитые — сообразили, что они с других миров. Люди называют их инопланетяне. Они прут и прут, считая эту землю ничейной. Может, себе забрать хотят? А мы пытаемся сохранить наш край для людей — вдруг они ещё вернутся? Хотя надежды мало, конечно… Но это бы ещё ничего. Тревожит другое. А вдруг люди ушли не просто так? Не за деньгами и красивой жизнью? Вдруг они почувствовали… ну это… как объяснить-то… беду?

— Что почувствовали? — не понял Пера. — Про это я не знаю.

— Мы на север не ходим, там вогульские места, что мы там забыли, — продолжил Вэрса. — Но нонеча там неладно. В последнее время оттуда откочевали белки, толпами идут какие-то нездешние духи — дальние, не вогульские… может, ненецкие? Словно их гонит кто-то, и они бегут на юг. И никто не знает, что там сделалось, на севере, отчего все бегут. Может, тун могучий, ну, чародей, по-русски, объявился и что-то злодейское творит?

— Этого… того… Лютик знает, — послышалось от лестницы. Про менква все как-то забыли, а он встал в пролёте лестницы, где потолок был выше всего, и выглядел ну точь-в-точь как деревянный резной столб-идол.

— Да полно врать, что может знать дубина вогульская, когда даже интеллигентный коми-Вэрса не знает, — махнул рукой Вэрса.

— Лютик ходил! — возмущенно проскрипел менкв. — Лютик смотрел! Лютик дубина. Вэрса — дубинина какашка! Плохая!

— А ты… а ты… — Вэрса аж задохнулся от возмущения.

— Погоди, он что-то знает, — остановил его Пера. — Рассказывай, менкв.

— Не буду, — гордо сказал Лютик. — Я — тупой.

— Ты наоборот, острый, — пробормотал Пера, глядя на заострённую голову менква.

— А мне так интересно, — вкрадчиво сказал Тове. — Неужели я никогда-никогда не узнаю, о чём речь! Просто до слёз жалко…

И утёр скупую мужскую слезу. Правда, Тове невнимательно читал про физиологию землян, и слезу почему-то сотворил вытекающей из уха. Но менкв всё равно смягчился и сказал:

— Ты — вогул. Хороший. Тебе скажу. Другие — нет.

Все тут же отвернулись и сделали вид, что не слушают.

— С севере того… идут, — начал Лютик, мучительно подбирая слова. — Сначала — наши, мисы. Тоже вогульские духи. Потом — дальние, хэхэ и хэсэ. Нгылеки.

— Это духи ненцев, — шёпотом пояснил Пера, делая вид, что рассматривает лепнину над дверью.

— Лютик того… ваще не любить хэхэ и хэсэ, — продолжил менкв. — Невкусные. И врут много. Врали, что Хэбидя Хо Ерв, Хозяин Священной Семиствольной Берёзы, умер.

— Не может быть! — ахнул Вэрса. — Это очень сильный ненецкий дух, с ним сам Нум — верховное божество ненцев — считается. Раз в две тысячи лет Хэбидя поднимает свою березу, из-под её корней разливается вода, и получается Всемирный потоп. Не очень всемирный, километров на двести.

— Хэбидя убили, берёзу свернули, — сказал менкв. — Лютик не верить. Хэхэ врёт, чтобы менкв его не съел. Хэхэ сказали — с севера идёт Пустой Лёд. Наступает Нга. Пусто ничего нет. Нга — страна смерти у ненцев. Это непонятно. Лютик покушать и пойти посмотреть.

— Ты ходил в разведку на север? — с уважением спросил Пера. — Надо же, молодец какой.

— Лютик молодец, — согласился менкв. — Лютик ваще крутой в натуре. Ходить, смотреть. Сначала хорошо. Потом страшно. Лютик убегать. Раньше край земли был далеко — за вогульскими землями, за ненецкими землями, за землями моржей, за Северным морем, за льдами… Теперь конец земли пришёл близко. Кто-то злой скатывает землю. Вот так.

Он с натугой нагнулся и скатал краешек ковра-самолета.

— Сначала скатывает. Потом куски отрывает и выбрасывает. Парму скатал, Семиствольную берёзу скатал, Хэбидя скатал, моржей скатал, оленей скатал… и получилось пусто, — закончил Лютик. — Нга. Я издалека смотреть. Близко нельзя. Близко дует. Кто-то злой в себя дует.

— Ничего не понял, — честно признал Пера. — Кто куда дует? Опять конец света что ли? Сколько можно этих приколов, надоели.

— Да врёт он всё, — пробурчал Вэрса. — Вы что, менквов не знаете?

Тут откуда-то из музейных закоулков выскочила Ёма. Она притащила огромный дымящийся пирог, поставила и побежала за пельменями.

— Черинянь! — обрадовался Вэрса. — Рыбный пирог!

— Непонятное что-то творится на севере, — пробормотал Пера.

— Раз ты заявился из моего Сыктывкара в будущее, значит, можно ещё немножечко в будущее проникнуть и поглядеть, что тут станется, — сказала Даша. — Вернутся сюда люди или нет?

— Я могу только по вызову, — тихо сказал Пера. — А из будущего меня не зовут. На полгода вперед получается проникнуть, а дальше никак, не зовут. Похоже, некому звать, никого нет. Это что же, через полгода и Чердынь «скатают», как ковёр?

— Надо идти в разведку, синоним не указан, — сказал Мир, и все вздрогнули: до сих пор он сидел в уголке и молчал, и про него как-то забыли. — Посмотреть самим. Если правда — надо победить чародея и раскатать землю обратно!

— Чужой дело говорит, — кивнул Вэрса. — Сходить, поглядеть… а вдруг менкв не соврал?

— Сначала черинянь поедим, а то остынет, — решительно сказала Ёма. — Потом пельмени доварятся. После ужина идите, куда хотите.

Даша обожала рыбные пироги и с наслаждением вгрызлась в свою порцию. Пера и Вэрса тоже отдали должное еде, Гундыр откусывал свой кусок тремя ртами с трех сторон, Ёма деликатно поклевала — негоже хозяйке на угощение первой набрасываться.

— Эй, а вы? — оглянулся Вэрса. — Нельзя отказываться от угощения, хозяйке обида, дому оскорбление.

— Э-э…мы не умеем, — смутился Мир. — Мы же растения. Синоним флора. Нет-нет, не обижайтесь, мы не отказываемся. Только это технически невозможно.

— Глупости, — отмахнулась Ёма. — Ойя да ойя, какие дикие пошли пришельцы, даже есть не умеют. Показываю технологию. Пункт 1. Открыть рот. Да не здесь! Рот — вот эта дырка. Отлепи нижнюю челюсть от верхней, рот и откроется. Эх, темнота, инопланетная…

Мир и Тове синхронно открыли рты. Ёма ловко засунула в каждый по куску пирога.

— Пункт 2: закрыли рты, — скомандовала Ёма. — Действие, обратное пункту 1.

— Теперь надо ждать, пока еда под действием ферментов рассосётся, — промычал Мир с набитым ртом. — Хищные растения росянки тоже так делают.

— Надо не ждать, а действовать! Вот так двигайте ртом, — показала Ёма. — Ещё, ещё… глотайте! Ну, пропихивайте в глотку, вниз! Раз-два-три-ам!

— Ой! — удивился Мир. — Еда из рота куда-то делась! Это опасно?

— Куда-куда, в пузо, — пояснил Вэрса, сочувственно наблюдавший за обучением. — Не паникуйте, технология отработана, всё под контролем.

— А потом из пуза еда куда пойдёт? — спросил пытливый Тове.

— М-м-м… как бы тебе объяснить… — засмущалась Ёма.

— Я тебе после покажу, — фыркнул Пера. — Кстати, Тове, отверстие для выхода бумаги из принтера придётся использовать немного по-другому. А … что?

Сквозь закрытую дверь музея просочился длинный светящийся зеленоватый туман. Он собрался в неприятного вида безголовую человеческую фигуру, двинулся было к Даше, протянул к ней руки… зашатался и упал рядом с рыбным пирогом.

— Это орт! — воскликнул Вэрса. — Безголовый!

Пера подскочил, глянул на тошнотворное быстро синеющее существо, потом на его следы на полу, светящиеся синим огнем.

— Почему он лежит? — возмутилась Ёма. — Да ещё практически на моём пироге!

— Он умер, — растеряно сказал Пера.

— Он не может умереть, он дух мертвеца, — возразила Ёма. — Это он нарочно, из вредности разлёгся.

Она пнула сине-зелёного ногой и ойкнула. Потом наклонилась, потрогала.

— Ойя да ойя, — сказала Ёма. — Он не умер. Он убит.

Глава 10. Спокойный вечер продолжается

Гундыр дожевал пирог и наклонил левую голову над странным пришельцем.

— Невежливый, однако, — пробасил он. — Пришёл в гости и помер. Нешто приличные гости так поступают? Да он нездешний, и даже не из Редикора. Он из зырянских земель, из Кара.

— С твоей родины, Даша, — пояснил Пера. — А с чего ты так решил, Гундыр?

— Сыктывкарские орты почему-то зеленее наших, — объяснил змей.

— Это у нас экология хорошая, — сказала Даша. — Всё цветёт и зеленеет, даже призраки.

— А почему его убили? — спросил Вэрса. — Кому понадобилось убивать орта? Не говоря уж о том, что это технически невозможно.

— Он слишком много знал… — зловеще протянула Даша, вспомнив свой недописанный детектив про Перу-богатыря.

Все посмотрели на неё странно.

— Ну, давайте подумаем, — заторопилась Даша. — Убийство кому-то нужно, а зачем? Его могли убить из мести? За то, что он злодейски пристрелил соперника и занял его золотоносный участок на Клондайке, или наехал «мерседесом» на чьего-нибудь ребенка…

Все посмотрели ещё более странно, видимо, пытаясь представить безголовое привидение за рулём «мерса», наезжающее на верещащую лялечку.

— Ладно, — не стала спорить Даша. — Может, это убийство из ревности? Хотя…

— Ойя да ойя, что ты, деточка, кто ж такое приревнует, — поморщилась Ёма, глядя на быстро тающую горку сине-зеленой эктоплазмы.

— Может, он вышел на след мафии? — предположила Даша.

— Не-а, — покачал головами Гундыр. — Чтобы выйти на след, надо его понюхать. След то есть. А у него головы нет, нюхать нечем.

— Тогда самоубийство. Он понял, что совершил роковую ошибку (я потом придумаю, какую) и сделал сеппуку, ну, харакири, как японские самураи из анимэ. Посредством отрывания у себя головы.

Мир из любознательности попытался оторвать у себя голову и не смог.

— А если несчастный случай? — сказал он, вспомнив «Технику безопасности перемещений по измерениям для 6 класса». — Не соблюдал ТБ, споткнулся, упал, очнулся — голова отломана.

— Я думаю, его убили, потому что он что-то узнал и хотел сообщить нам, — подвела итог Даша. — Прошлое там или будущее, а законы литературных жанров неизменны во всех измерениях. Я еще подумаю, как сюда впихнуть роковую блондинку и мафиозные структуры.

— Да вы ешьте пельмешки-то, — сказала Ёма. — Остынут, невкусно будет. Мало ли кто где помер, так теперь и не ужинать?

— А знаешь, Даша, может, ты и права, — покачал головой Пера. — Чтобы сыктывкарский орт пришёл за столько вёрст в Чердынь, попытался что-то сообщить и умер — при том, что орты не умирают… это неспроста. Возможно, он что-то узнал и хотел нас предупредить. Призрак призраком, но когда-то он был живым человеком. Может, твоим пра-пра-прадедушкой, Даша. Он же к тебе руки протянул. Хотел тебя от чего-то спасти… не знаю.

— А давайте его воскресим, — предложила Даша. — И спросим.

— Ты умеешь?! — поразился Пера. — Круто!

Страницы: «« 12345678 »»

Читать бесплатно другие книги:

Бестселлер, книга-бомба, книга-сенсация от одного из популярнейших писателей-журналистов Америки – и...
Международные террористы, опираясь на поддержку бандподполья Северного Кавказа, готовят чудовищный т...
Бет Блейк считала себя англичанкой из небогатой семьи, пока анализ ДНК не показал, что она – наследн...
Сынок богатых родителей Антон Коровин сел пьяным за руль и на бешеной скорости сбил на пешеходном пе...
Расследуя гибель нескольких человек – по всем признакам жертв диких зверей, – Холмс и Ватсон узнают ...
Аланка Уртати – российская писательница, член Союза писателей Москвы и России. О ней пишут в СМИ, чт...