На изломе Мигулин Андрей

– Когда кажется, креститься надо, – ответил Байраков.

– Я мусульманин, – огрызнулся Рустем, – мне креститься не положено.

Андрей улыбнулся.

– А может, из пушки долбанём, и все проблемы.

– Ага, «духи» как услышат выстрел, со всех окраин к нам сбегутся. Вот тогда весело точно будет.

– Хорошо. Тогда сходи и проверь со своими. А если не хочешь проверять, то пошли помаленьку. Вечереет уже, очень не хочется ночевать здесь, – и Байраков выжидательно посмотрел на Кагирдзянова.

Рустем колебался.

«С одной стороны старший лейтенант прав, если сомневаешься, нужно проверить. Но проверка зданий займёт час, не меньше, а солнышко скоро спрячется за горы. Ещё часа три, и будет совсем темно, а город надо проскочить засветло и выскочить на равнину. Там уже совсем будет спокойно и можно без приключений быстренько доехать до базы».

Ещё раз взвесив за и против, старшина принял решение:

– Ладно, старлей, двигаем дальше. Я только наводчику БТР команду дам, чтобы присматривал за этим зданием.

Рустем, подойдя к машине, объяснил обстановку командиру БТР и вернулся на своё место в цепочке. Башня бронетранспортёра плавно поехала влево, беря на прицел крупнокалиберного пулемёта подозрительные окна. Радист передал основной группе:

– Двигаемся через площадь. Приём.

Рустем, не дожидаясь ответа от майора, махнул рукой по направлению к центру. Дозор начал входить на площадь. Когда группа прошла треть пути, у Рустема нехорошо засосало под ложечкой. Он прекрасно понимал, что если что-то должно произойти, то оно произойдёт, когда они выйдут на центр площади и «будут как на блюдечке». Старшина ещё крепче сжал автомат вдруг вспотевшими ладонями. Дозор приближался к разрушенному памятнику, Рустем уже хорошо видел закопчённый лозунг на здании, и почему-то вид этого крылатого когда-то выражения стал его постепенно успокаивать. Он обернулся, его бойцы были серьёзны, сосредоточенны и были в полной боевой готовности. Едущий метрах в пятнадцати от танка БТР внушал уверенность всем своим видом. Успокоившись окончательно, Рустем подумал: «Пройдём площадь, будем вызывать всю колонну. Чего время тянуть».

Он ещё раз прочёл «СЛАВА КПСС» и, опустив взгляд ниже… оторопел от неожиданности. В двух оконных проёмах, аккурат под надписью, стояли два бородатых человека, на правых плечах которых покоились чёрные трубы с уродливыми зелёными набалдашниками.

«Засада», – только и успел подумать Рустем.

Фигурки людей характерно качнулись назад, одновременно задирая вверх свои чёрные трубы, и, появившись в воздухе, стали быстро удлиняться в сторону танка два серо-белых следа сгоревшего пороха, толкающего вперёд две противотанковые гранаты. Зелёные гранаты с ужасающей скоростью приближались к танку, готовые впиться ему в правый борт. «Банц» – танк сильно качнуло. «Банц» – танк качнуло ещё сильнее, и он, со всего маха толкая в левое плечо Рустема, сбил его на землю. Хрюкнув, захлебнулся двигатель, танк встал как вкопанный, из открытого люка наружу вырвался дикий крик боли, кто-то из танкистов получил ранение.

Рустем упал спиной на асфальт. Он видел и слышал, как по борту, на том месте, где он стоял только что, дробно застучали пули по броне, высекая искры. Быстро перекатившись вправо на живот, Рустем вскинул автомат, из двух проёмов на втором, полуразрушенном этаже дома культуры вырывались язычки пламени, алевшие яркими тюльпанами на фоне чёрных окон. «Тра-та-та-та-та!», – застучал автомат Кагирдзянова. Тут же перекатился влево, «трата-та-та-та-та-та», «трата-та-тата». Он вёл неприцельный огонь, он просто стрелял туда, откуда вырывались язычки пламени, пытаясь подавить противника предупредительным огнём. Сейчас нужно было сбить стрелков с прицела, не давая вести им меткую стрельбу. Справа от себя Рустем слышал, как его ребята также открыли стрельбу по противнику. Сухо клацнул затвор его автомата, патроны в рожке закончились. Он перекатился ещё раз влево, затем вправо, заползая под днище уже задымившегося танка. Быстро поменяв пустой магазин на новый, старшина, передёрнув затворную раму, изготовился к стрельбе. С начала первого выстрела прошло не более одной минуты, а Рустему казалось, что уже минут пятнадцать как они вели бой.

«Почему так долго молчит БТР? Неужели подбит?»

И как бы отвечая на его немой вопрос, справа гулко загрохотал крупнокалиберный пулемёт, стреляя по позициям гранатомётчиков в бывшем здании поссовета.

«Теньк», «теньк», дважды лопнуло в воздухе, и теперь уже со стороны дома культуры ещё два дымных следа рванулись теперь уже к БТР. «Банц-банц», хрустнуло справа, и пулемёт заглох. На мгновение над площадью воцарилась тишина, которая тут же была нарушена трескотнёй автоматического огня.

«Всё. И БТР накрылся, – мелькнуло в голове. – Сейчас, как слепых котят, положат всех».

Рустем, укрываясь за гусеницей танка, открыл огонь по зданию дома культуры. Стреляя короткими очередями по окнам, он слушал бой, пытаясь определить, из скольких стволов ведёт огонь противник и сколько ему отвечает.

– Так. С их стороны работает восемь-девять стволов, не больше. С моей не меньше десяти. А что Белый со своим пулемётом молчит?!

Рустем пошарил глазами вокруг. Белый лежал метрах в двух от танка, навалившись правым боком на пулемёт, как большая тряпичная кукла с неестественно вывернутыми руками и ногами. Он смотрел остекленевшими глазами в небо, а из разорванного пулями горла медленно сочилась кровь.

– Белый! Братуха!!! Как же так?! Вот суки позорные!!!

И старшина в ярости длинной очередью высадил весь магазин. Его заметили, пули в ответ звонко загремели о броню, по гусенице танка, грозя пугающими рикошетами. Одна из них, впившись в асфальт, выбила кусочек, который вонзился Рустему в щёку. Вздрогнув от боли, он выругался, инстинктивно прижимая ладонь к щеке, затем, нащупав, выдернул камешек, размазывая выступившую кровь по щеке. Эта внезапная боль отрезвила его. Вставив новый магазин, он ещё раз огляделся. Под танком вместе с ним укрывалось ещё пятеро бойцов, которые огрызались в сторону противника автоматными очередями. Только лежащий рядом штатный снайпер, бурят по национальности, Роман Иванов – Кнут, прозвище он получил за мастерское владение пастушьим кнутом, стрелял редко, тщательно выцеливая противника. Ещё, если судить по звуку, человек шесть вели огонь, прячась за колесами дымившегося БТР, который после попадания противотанковых гранат развернуло поперёк хода движения.

«Так. Итого минус восемь бойцов, – подсчитал Рустем, – да ещё трое в БТР и четверо в танке. Ведь там кто-то кричал. А сейчас не слышно».

Тут Рустем не то чтобы услышал, а почувствовал, как кто-то протопал сверху по броне танка, и он изумлённо уставился на Байракова, вдруг выросшего перед ним. Вид Андрея был страшен. Левая часть лица была сильно обожжена, покрывшись коричнево-бурой коркой, его ушастый шлемофон дымился, танковый комбинезон был разодран и прожжён во многих местах, обнажая тело. Неестественно чёрные кисти рук были разодраны и кровоточили. Байраков, не замечая Кагирдзянова, кинулся вновь к танку и, шевеля лопнувшими губами, хрипел:

– Витёк, держись. Сейчас вытащу.

Рустем сориентировался мгновенно и, крикнув солдатам, лежащим под танком: «Прикройте», – вылез наружу.

Он всё понял правильно. Старший лейтенант пытался вытянуть из люка своего механика-водителя, который, очевидно, был ранен или контужен и не мог самостоятельно двигаться. Подскочив, Рустем схватил за правую руку механика и, вцепившись в воротник его танковой куртки, стал помогать Андрею вытащить его из машины. Когда тело механика уже наполовину было вытащено из машины, Байраков вдруг дернулся и начал валиться на Рустема. Выпустив тело механика из рук, Рустем подхватил Андрея. Он только успел заметить дырку на груди Андрея, как какая-то невидимая сила рванула его за правое плечо, пронзая болью. Охнув, Рустем осел, выпуская из рук тело Андрея, и, упав на левый бок, быстро заполз под танк. Он осмотрел плечо, всё было в порядке, пуля попала в бронежилет, на некоторое время «отсушив» руку. Старшина толкнул ногой Иванова.

– Кнут, в левом здании снайпер. Это твоя работа.

Роман, кивнув головой, переместился к противоположной гусенице и, припав к прицелу, начал выискивать цель. Рустем прислушался, пока он помогал Байракову, перестрелка пошла на убыль. Только редкие выстрелы сотрясали воздух. Нападавшие прекратили огонь, понимая, что первый эффект неожиданности прошёл и миротворцам удалось организовать оборону.

Но миротворцы были в менее выгодной позиции, находясь на открытой местности, так как «духи» имели возможность свободно передвигаться и менять позиции, укрываясь за стенами домов.

«Сейчас снайперы начнут работать, – понял Кагирдзянов, – вот они нас перещёлкают как уток на болоте. Надо как-то вырываться. Эх, если бы майор подошёл да прикрыл нас с другого БТР, тогда был бы шанс вырваться. Только как ему сообщить, радиста одним из первых завалили».

Радист лежал ничком недалеко от пулемётчика, около его головы образовалась лужица крови, а радиостанция, висевшая на спине, была изрешечена пулями.

За спиной раздался выстрел из винтовки Иванова.

– Есть, – радостно воскликнул Роман. Тут же поодаль прогремел ещё выстрел.

– Что «есть», Кнут? Попал, что ли? – и Рустем повернулся в его сторону.

Роман, уткнувшись лицом в приклад, молчал. Рустем подполз к нему, перевернул его за плечо к себе лицом. Пуля душманского снайпера вошла ему в левую глазницу.

«Наповал. Сейчас и нас начнут бить», – понял он, отползая к центру днища танка. Затем, обращая к солдатам, сказал:

– Мужики, осторожно! Снайпера работают.

6

Рустем лихорадочно думал, пытаясь найти решение, как выйти из создавшейся ситуации. Конечно, можно было бы отлежаться под машинами до темноты и потом спокойно отойти. Но подбитый БТР начинал дымить всё сильнее и кое-где стали показываться языки пламени.

Танк, под которым прятался старшина с солдатами, тоже дымил, чёрная и прогорклая гарь уже начала забираться под днище, затрудняя дыхание. И к довершению из пробитых топливных баков стекало на асфальт горючее, образуя лужу, которая с каждой минутой становилась больше, грозя залить всё пространство под танком. Если оно загорится, то Рустем с бойцами окажется в огненной ловушке, выходя из которой, они попадут под прицельный снайперский огонь.

«Так вот почему «духи» замолчали, – решил Рустем, – они ждут, когда огонь разгорится и начнет нас выкуривать наружу. Вот они тогда нас как в тире перещёлкают. Эх, нам бы пару дымовых гранат».

Вдруг его осенило. Он осторожно подполз к безжизненному телу Иванова. Снайпер был любителем военной пиротехники, хлебом не корми, а дай подымить или повзрывать что-нибудь. У него всегда с собой что-то было: или «файер», или дымовая граната, или взрывпакет. Вот и сейчас, обыскав тело Романа, Рустем нашёл две дымовые гранаты, белого и оранжевого огня. Он обратился к солдатам:

– Слушай сюда. Решение такое. Ждём, когда дым с машин будет поплотнее. Затем бросаем по гранате в разные стороны, ставим завесу и прорываемся под её прикрытием назад к колонне. Всё делаем по моей команде.

Затем он прополз к корме танка и, обратив на себя внимание ближайшего солдата, сидящего под БТР, объяснил суть своей задумки.

Оставалось только ждать. Дыма от горящих машин становилась всё больше, всё тяжелее было дышать, время действовать наступило. Рустем кинул поочередно вправо и влево по дымовой гранате. Дым из бумажных гильз торопливо начал выбираться наружу. «Духи», почуяв неладное, открыли беспорядочный огонь. Броня зазвенела от ударов пуль. Солдаты приготовились к броску, но огонь был настолько плотным, что Кагирдзянов никак не мог решиться отдать команду, казалось, стоит им только высунуться, их сразу срежет огнем противника. Неожиданно, перекрывая автоматную стрельбу, со стороны дороги, откуда они пришли, загрохотал крупнокалиберный пулемёт. Это майор Листовой отправил им на выручку БТР, который, не выезжая на площадь, под прикрытием ближайшего к площади дома открыл стрельбу по противнику, пытаясь подавить его огневые точки.

Огонь резко ослабел. Рустем зычно скомандовал:

– Вперёд!

И они, прикрываясь клубами дыма, рванули как с низкого старта. Так быстро старшина ещё никогда не бегал. Ветер свистел в ушах, затмевая все звуки боя. Вылетев с площади, Рустем укрылся за ближайшим домом. Немного переведя дыхание, он стал пересчитывать солдат, которые вместе с ним вырвались с площади. Их было десять, двое из них были ранены.

– Это все?

Никто не ответил, потому что и так всё было ясно, кто смог, тот вышел, а кто нет, остался там. Только один из солдат произнес:

– Когда побежали, Васёк ещё был, а сейчас нету.

Рустем выглянул из-за угла дома на улицу. БТР стоял у стены противоположного дома, он вёл огонь короткими очередями то по зданию поссовета, то по ДК. Десять солдат, прячась за его бортом, тоже вели огонь. Чуть поодаль у стены стоял лейтенант, который, увидев Рустема, призывно махал ему рукой. С ним рядом находился солдат с радиостанцией и медсестра Катя.

«Её-то зачем притащил, – зло подумал Рустем, – и без неё бы справились».

Ему было крайне неприятно осознавать, что она видела, как они убегали от «духов». Рустем резким рывком пересёк улицу. Лейтенант, возбуждённый стрельбой, нервно крутил головой, всякий раз слегка приседая, когда пули противника попадали в стену противоположного дома. Повернувшись к Рустему, он спросил:

– Что там у тебя, докладывай.

– А что докладывать, и так всё понятно. Нарвались на засаду. Танк и БТР подбили сразу из гранатомётов. Что с экипажами, не знаю. Я потерял десять человек. Сколько убитых, сказать не могу, но троих видел точно. Если бы вы не подошли, потерял бы ещё больше.

Всё.

Лейтенант забрал у радиста переговорное устройство и, вызвав майора, слово в слово повторил то, что он сказал. Потом, внимательно выслушав ответ, передал переговорное устройство старшине. Рустем, прижав наушники плотнее, произнёс в микрофон:

– «Центр», «Батыр» на связи.

– «Батыр», я все понял про засаду. Хочу услышать твоё мнение, что да как. Есть ли смысл пробиваться или остаться до утра?

– Понял, «Центр». Считаю так. Засада была организована по всем правилам, как будто нас ждали заранее. Но отряд небольшой – человек пятнадцать-двадцать, на вооружении есть снайперские винтовки и гранатомёты. А вот с гранатами у них, очевидно, напряжёнка, иначе расстреляли бы нас, пока мы под танком ползали. Очевидно, берегут гранаты для отражения нашей атаки. Позиции у «духов» очень удобные, всю площадь и подходы к ней простреливают. Если из второго танка расстрелять здания, то они уйдут наверняка, но кто даст гарантию, что они ещё где-нибудь в городе не повторят.

– Принял, «Батыр». Пока будьте на месте, сообщу на базу, и примем решение.

– Принял, «Центр», – ответил Рустем, снял наушники и, отвечая на молчаливый вопрос лейтенанта, добавил: – Приказано оставаться здесь, пока решение не примут.

«Теньк», вдруг опять приглушённо раздалось в воздухе, это со стороны «духов» полетела граната в сторону стрелявшего БТР. Выстрел был точным, но граната, скользнув по наклонному борту бронемашины, отрикошетила и, ударившись в глухую стену дома, разорвалась, осыпав стоящих вокруг кусочками штукатурки. БТР, дёрнувшись всем телом, сдал назад, пряча корпус машины за дом. Солдаты, что укрывались за ним, залегли, выбрав позиции для стрельбы по своему усмотрению. Лейтенант, отряхнувшись от пыли, которую подняла взорвавшаяся граната, и с сожалением посмотрев на свои испачканные ботинки, скомандовал:

– Всем рассредоточиться. За площадью и зданием вести наблюдение. Без необходимости огня не открывать.

Прошло минут пятнадцать. Пелена от дымовых гранат рассеялась, стали ясно видны подбитые машины и тела погибших солдат. Над площадью висела зловещая тишина. Вдруг в этой угрюмой тишине раздался громкий скрежет металла, все находящие в укрытии увидели, как в борту стоящего боком к ним подбитого БТР открылась дверь. Из неё сначала вырвались наружу клубы дыма, а затем на дорогу вывалился солдат. Кто это был, механик-водитель, наводчик-пулемётчик или командир БТР, было не понятно. Он полежал некоторое время, приходя в себя, и затем начал подниматься на ноги. По его неуверенным и неловким движениям стало понятно, что он был сильно контужен. Сначала солдаты смотрели на него как на приведение, которое возникло из ниоткуда, но потом, опомнившись, стали кричать ему, чтобы он ложился, иначе его убьют снайперы. Но он не слышал, очевидно, был оглушён и плохо воспринимал действительность. Наконец, с пятой попытки ему удалось встать на ноги. Но как только он сделал несколько шагов по направлению к миротворцам, выходя на простреливаемое место, раздались выстрелы. Было видно, как пули пробили ему бедро и живот, выбив наружу фонтанчики крови. Дико заорав, солдат упал на асфальт, завертевшись волчком, прижимая руки к животу. Так продолжалось с минуту. Затем он остановил свой сумасшедший танец, замерев в позе эмбриона, стал громко звать на помощь голосом, полным боли.

Его мольбы о помощи перемежались громкими стонами. Ребята в бессилии кусали губы до крови. Голос раненого становился всё тише. Раздался ещё один выстрел, который попал ему в кисть руки, оторвав два пальца. От внезапной боли раненый вновь закричал, его крик, переходя постепенно в тихий рёв, выворачивал душу наизнанку.

Первой не выдержала медсестра Екатерина:

– Да что вы разлеглись здесь как на пляже, там ваш товарищ умирает, а вы лежите.

Один из лежащих солдат огрызнулся.

– Чего орёшь. Хочешь пулю в лоб от снайпера получить. Иди, попробуй.

И тут произошло неожиданное: Екатерина с криком «И попробую!» рванулась на площадь. Всё произошло так неожиданно, что никто не успел ей помешать. Вмиг добежав до солдата, она схватила его за воротник комбинезона в попытке оттащить его в укрытие, за БТР…

7

– Помогите! П-о-м-о-г-и-т-е!!! Мальчики, родные, помоги-те-е-е!!! – звенел над пыльной площадью девичий крик. Это кричала тяжелораненая медсестра Екатерина. А мальчики, к которым она взывала, солдаты-контрактники N-ской миротворческой бригады, вжимали свои тела во все неровности и угловатости окружающей их местности, не смея поднять головы, боясь попасть под меткий выстрел вражеского снайпера.

– Помогите, суки разэтакие!!! – уже матерясь, кричала Катька. Но никто не мог пока отважиться сделать этот убийственно смертельный рывок.

Казалось бы, что там бежать, какие-то два десятка метров по совершенно ровной и открытой поверхности небольшой городской площади. Для подготовленного человека это займет 4–5 секунд. Всё было бы просто, если не одно «но»: площадь очень чётко простреливалась с трёх сторон опытными и очень жестокими снайперами. Для начала они прострелили живот одному из солдат, а когда ему на помощь кинулась медсестра, то и её убили не сразу. Ей только аккуратно прострелили обе ноги и руку, да так, чтобы она всё время была в сознании, но медленно умирала, истекая кровью. Теперь Катя лежала посреди площади, не в силах двигаться самостоятельно, стеная, ругалась слабеющим голосом, зовя на помощь. Таким образом, по замыслу снайперов, она должна была вызывать солдат, которые, не выдержав её криков, пойдут к ней на помощь, подставляя себя под выстрел. Такую бесчеловечную тактику уничтожения выбирали или наемники, воюющие за деньги, или религиозные фанатики.

В первого бойца, который рванул очертя голову на помощь медсестре, попали все практически одновременно. Они стреляли по бежавшему солдату почти одновременно, целясь в голову, которая после метких попаданий превратилась в бесформенную кашеобразную массу, напоминавшую разбитый о землю неловким хозяином арбуз… Сложившаяся обстановка не способствовала желанию рисковать собой, зная наперёд, что проиграешь. Но слушать дикие стоны и крики умирающей девушки, отдающиеся гулким эхом в пустых улицах и переулках заброшенного городка, с каждой минутой становилось всё больнее и ужасней…

Смеркалось. Рустем остро осознавал, что до темноты Екатерине не дожить, если не умрет сама, то её добьют обязательно.

– Рустемчик, миленький мой, помоги, – послышалось в холодеющем воздухе, – мне очень больно и холодно… Мамочка… прости меня-я-я…

У Рустема полыхнуло в груди, жаркой волной решимости заливая всё тело. Он перебросил автомат за спину, пригнулся и… рванул по площади. В голове маятником билась только одна нелепая мысль: «Жалко с Катькой не успел переспать».

Он уже пробежал метров пятнадцать, когда за его спиной нестройным залпом застрочили автоматы его боевых товарищей, поддерживающих его в этом безумно-решительном рывке. «Духи», опешившие от такой наглости, не сразу открыли огонь, да и прицельная стрельба со стороны миротворцев тоже сделала своё дело.

Рустем подбежал к лежащим на земле и, на ходу хватая их за обмундирование, волоком потащил к спасительному борту БТР. Пули завизжали за его спиной, вгрызаясь в дорогу там, где только что лежали раненые. Дотащив раненых до дымившегося БТР, Рустем упал на землю. Сердце захлебываясь билось у горла, он судорожно глотал воздух онемевшим ртом, а крупные капли пота, стекая со лба, жгли солью глаза. Непроизвольно всхлипывая от нехватки воздуха, он поднялся на колени. Мертвенно-бледная Екатерина в залитом кровью х/б[14] была без сознания. Рустем первым делом освободил от медицинского красного жгута рамочный приклад своего автомата, перетянул им Екатерине левую ногу выше раны на бедре и сделал обезболивающий укол из своей индивидуальной аптечки. Затем, достав из её медицинской сумки бинты, перевязал и остальные раны. Закончив с Екатериной, он повернулся к солдату. Это был Сергей Тарасюк, стрелок-наводчик. К сожалению, помощь Рустема ему уже была не нужна. Он был мёртв. Пули снайперов разорвали ему бедренную артерию, и он умер от потери крови.

«Выходит, Катя бежала уже мёртвого спасать, – с обидой подумал Рустем. – Жаль. Если бы знала, то не лежала бы здесь вся простреленная».

Затихшая за спиной стрельба неожиданно возобновилась, к автоматной пальбе добавился рокот башенного пулемёта бронемашины. Он обернулся. Солдаты вели огонь и что-то возбуждённо кричали друг другу, периодически тыча в пространство площади руками.

«Атака, что ли, началась», – подумал Рустем, осторожно выглядывая из-за колеса БТР.

То, что он увидел, его поразило. От танка в сторону позиций мотострелков медленно полз старший лейтенант Байраков. Его правая рука безвольной плетью вытянулась вдоль тела, и он, лежа на боку, выбрасывая вперёд левую руку, подтягивался на ней, двигаясь вперёд, помогая себе при этом не очень послушными ногами. Снайперы противника прекрасно видели, как ползёт Андрей, и пытались его подстрелить, но пока что дружный огонь российских солдат не давал им сделать прицельный выстрел. Пули бились вокруг него. Но спустя несколько секунд Рустем увидел, как танкист дёрнулся всем телом, пуля снайпера угодила ему ещё раз в правую, раненую руку. Андрей замер на мгновение и тут же продолжил движение вперёд. Очевидно, его тело переступило болевой порог и не так сильно среагировало на очередное попадание. Или, что скорее всего, Байраков полз, как говорится, на автомате, он видел только конечную цель и упрямо двигался к ней. Лишь смертельное ранение могло его остановить сейчас. Рустему было ясно, что любой последующий выстрел для Андрея может стать роковым. Тогда он принял для себя третье за этот день очень непростое решение выйти на простреливаемое пространство. Рустем внутренне собрался, готовясь к рывку.

Когда он выскочил и побежал к ползущему Андрею, как-то вдруг нехорошо засвербило в сердце, но отступать было уже некуда. Он схватил старшего лейтенанта за здоровую левую руку и как мешок с картошкой потащил по земле. Когда до спасительного БТР оставалось не больше метра, сильный удар по голове оглоушил старшину. Он непроизвольно остановился, выпуская руку Андрея. Из-под каски на лицо Рустема, заливая глаза, хлынула кровь (как потом выяснилось, пуля снайпера, пробив каску, прошла по касательной, вырвав порядочный клок кожи с головы выше лба). Рустем инстинктивно прижал ладони к лицу. В этот же миг он почувствовал, как по правой ноге ему кто-то с размаху ударил здоровенной оглоблей. Он ощутил, как хрустнула кость голени, как подломилась нога и как от этой ноги полетела вверх всепоглощающая боль, заполняя все уголки его существа, полыхнув ярким светом в его глазах. Вспышка погасла, навалилась темнота. Он рухнул навзничь, теряя сознание ещё до того, как его тело соприкоснулось с землей…

Светлым осенним днём на перрон Ташкентского вокзала из вагона скорого поезда Душанбе – Ташкент сошёл офицер. Он был одет в камуфлированную форму, через отвороты куртки на груди голубела тельняшка, на его голове лихо сидел голубой берет, левый рукав его куртки украшал десантный шеврон. Вскинув на плечо парашютную сумку с вещами, офицер, слегка припадая на правую ногу, направился к выходу с вокзала. Это был старший лейтенант спецназа ГРУ Андрей Минин. Он возвращался в часть после боевой командировки из республики Таждикистан. Возвращался по ранению, при выполнении боевой задачи группа под командованием Минина попала под миномётный огонь. Разорвавшаяся рядом мина, рассекая ему правый бок осколками чуть пониже правого соска, взрывной волной швырнула на камни, повредив колено. В Душанбинском госпитале его поставили на ноги, и по настоятельному требованию Андрей его выписали, отправив долечиваться по основному месту службы. Прохромав по подземному переходу, Андрей с трудом поднялся по ступеням, выходя на привокзальную площадь.

Площадь шумела, двигалась в своей, одной ей понятной жизни. Суетились таксисты, ища клиентов, игровые лохотроны заманивали в свои сети очередные жертвы, попрошайки и нищие смиренно ждали подачки, бойкие уличные торговцы, разложив свои товары, порою прямо на земле, зазывали покупателей. Появляющиеся в духе нового времени коммерческие ларьки пестрели своими витринами, привлекая броскими заморскими этикетками и пугая ценами.

Андрей, встав чуть поодаль от этой разномастной толпы, решил передохнуть. Он закурил оглядываясь. Окружающая его картинка, несмотря на свою нелепость и несуразность, радовала глаз после бесконечных горных переходов, бое столкновений и неустроенности военного быта. Здесь была мирная и почти домашняя обстановка. Он просто стоял и курил, его взгляд бездумно скользил по разношерстной толпе, пока не остановился на фигуре военного с красными старшинскими лычками на погонах полевой формы цвета хаки, сиротливо стоящей недалеко от входа в вокзал. Военный стоял, опираясь на костыли, голень его правой ноги была скована бочкообразной сеткой, которую частично прикрывала распоротая по шву штанина. Рядом с ним на земле лежал вещмешок. Присмотревшись внимательней, Андрей вдруг понял, что знает его, и что они где-то встречались, но не в мирной обстановке. Старший лейтенант обладал крепкой памятью на лица, особенно на те, с которыми приходилось вместе воевать или встречаться в боевой обстановке. Минин задумался.

«Афган, Карабах? Вряд ли. Лицо свежее, видел недавно. Погоди-ка! А не старшина ли это из Таджикистана, что конвой сопровождал? Точно! А говорили, что в Москву отправили и что ногу ему отстрелило».

Минин, затушив окурок носком ботинка, направился к нему.

Старшина курил и, полностью поглощённый своими мыслями, даже не заметил подошедшего к нему офицера.

– Старшина, – окликнул его Андрей.

Старшина вздрогнул и, очнувшись от своих мыслей, недружелюбно посмотрел на него.

– Что нужно, старлей. Честь, что ли, не отдал. Так я раненый, а костылем махать не положено.

– Да я не об этом. Июль. Таджикистан. Заброшенный кишлак. Беженцы. Конвой. Нет, не помнишь?

Взгляд старшины подобрел.

– Да. Я там был. А вот тебя не припоминаю.

– А ты напрягись, погранец. Окраина кишлака. Спецназ. Командир, – и Андрей улыбнулся.

– Точно-точно. Вспомнил. Ты так же улыбнулся, когда тебя майор про звание спрашивал, – радостно ответил Рустем, и они по-братски обнялись.

– Слышал, что потрепали вас сильно в Мёртвом городе. Говорили, что выручили вас тогда вертушки[15], пара подошла и всех «духов» в хлам покрошили.

– Я не помню этого, – сказал Рустем, – меня ранило, я в сознание только в Душанбе пришёл. Потом в Ташкент, в военный госпиталь, здесь и оперировали.

– Говорят, что ты там из-под огня троих вытащил, – продолжил Минин, – а тебя за это к Красной Звезде представили.

– Да-а-а, – удивлённо произнес Рустем, – я не знал, что меня наградили. И как там Катька и танкист. Живые?

– Да. Оба живы. Только танкиста, слышал, списали в запас по ранению, а медсестре твоей ногу левую по колено отняли. А ты молоток, я не знаю, смог бы так, как ты.

– Жаль. А я с ней так и не переспал, – с сожалением произнес старшина, не обращая внимания на последние слова Андрей.

– А ты что здесь делаешь на вокзале? Из госпиталя сбежал, что ли? – Минин вопросительно посмотрел на Рустема.

– Да нет, не сбежал. Выгнали.

– В смысле?

– Мы с мужиками в палате решили выпить. Оказалось мало. Я решил сбегать за добавкой, и… на всю ночь загулял с продавщицей. Утром пришёл. А меня уже за нарушение режима из госпиталя выписали и сказали, чтобы я катился домой долечиваться.

– И что, у вас там госпиталь военный есть?

– Откуда. В райцентре больница захудалая есть, только и всего.

– Подожди. У тебя же аппарат Елизарова стоит, надо, чтобы врачи следили.

– А кого это волнует? Пинком под зад и до свидания…

– Подожди, они не имеют права… – начал было Андрей, но его прервала диктор вокзала, которая объявила по громкоговорителю висевшему: «Производится посадка на пассажирский поезд № … Ташкент – Екатеринбург. Посадка производится с пятой платформы левая сторона».

– Ну ладно, старлей, – сказал Рустем, – мне пора, это мой поезд. Живы будем, встретимся. Рад был тебя видеть.

Он ещё раз обнял Андрей и, закинув вещмешок за плечи, поскакал на костылях прочь.

Минин смотрел вслед уходящему всё дальше Рустему и был почему-то уверен, что этот парень не пропадёт в жизни, несмотря ни на какие жизненные передряги. Потому что у каждого мужика в жизни есть «своя Площадь», по которой он может пройти, невзирая на препятствия и «огонь противника». А может ползать вокруг неё в грязи, так и не став Настоящим Человеком.

Страницы: «« 123456

Читать бесплатно другие книги:

Даниил Александрович Гранин – выдающийся русский писатель, наш современник, участник Великой Отечест...
Данная книга представляет собой инструкцию по разработке и реализации стратегии развития организации...
В авторский сборник Розалинд Краусс (р. 1941), ведущего американского историка и теоретика искусства...
Как написать текст для сайта, который одинаково хорошо будет восприниматься потребителями и обеспечи...
В издании системно изложены теоретические, методические и практические аспекты работы розничного пре...
Оказывается, обыкновенную бельевую веревку можно довести до совершенства. Главная ее особенность – в...