В тенетах суккуба Снежин Эдуард
— Наверно остаточный след пути, по которому вылетел суккуб?
— Чёрт его знает!
— Чёрт-то знает, а ты?
— Если бы след остался запечатанным оболочкой, то нормально. Но это же дыра, по которой чудище может влететь обратно!
— Он что, специально сохранил путь к возвращению?
— Ой, лучше не думай об этом! Я переговорю с Герой, может быть, удастся заклеить оболочку направленным излучением лазера.
— Вот бы! Как скоро?
— Я ещё должна подумать, как это всё преподнести Гере. Таинства ауры — больший интим, чем половые отношения.
— Да уж. Ну, ты придумаешь, я не сомневаюсь.
Есть проверенное мнение, что виртуальные твари не распознают, к счастью, человеческих мыслей. Но не следует говорить о своих намерениях вслух. Твари тут же, услышав их, постараются испортить исполнение ваших желаний. Поэтому, если хотите обменяться заветными мыслями с партнёром, лучше напишите их на бумаге.
Твари слышат, но безграмотны.
Мы совершили с Людмилой страшную ошибку.
Суккуб, услышав, что собираются вычистить из ауры пленницы все его следы, ворвалась снова в её тело бешеным вихрем. Не надо было никакого кирлиана, чтобы понять это.
XVI
— Как давно не устраивали мы вечеринку! — вздохнула Лариса.
— И, правда, — согласился я, — а у меня 2 ноября день рождения.
— Что молчал? Вот погудим!
— Погудим!
Мы закупили всякой снеди и напитков. Когда вся толпа в прежнем составе, как на дне рождения Ларисы, расселась торжественно за столом, расширенным по такому случаю раскрытием двух створок, милая хозяйка под торжественные звуки «Европы» вынесла и поставила на стол жареного поросёнка.
Толпа сначала ахнула от восторга, а потом раздался сотрясающий стены хохот. На верхней корочке поросёнка Лариса вывела зелёными яблоками надпись: «Вадик 42».
Больше всех резвился Фаукат:
— Вадик! Ты уже сорок два года, как поросёнок!
Меня чуть покоробил неожиданный сюрприз, но ничего не оставалось, как смеяться вместе со всеми.
— Какой изящный юмор у Вашей да-а-а-мы, — пропела Марина.
А «дама» улыбалась на вершине блаженства от высокой оценки её творческих способностей.
Кулинарные способности тоже получили высокую оценку. Компания под первый тост за меня любимого без слов уминала поросёнка. Особенно старался толстый Женька, поросячье мясо исчезало в его пасти вместе с жареными косточками. Ольга даже прекратила на миг собственное поглощение, услышав зубодробительный хруст, и уставилась на друга.
— Ты что? — недовольно обратился он к предмету, препятствующему его вкусовой медитации.
— Жду, когда захрюкаешь! — отпарировала Ольга.
Все опять дружно захохотали.
Мне надарили множество разных подарков. Одним из них был костяной рог для вина с чеканной серебряной окантовкой и цепочкой от основания до острого кончика.
Массивный рог вмещал поллитру вина.
Конечно, обновила его Лариса, а не именинник.
Она с жадным удовольствием поглотила из полного рога больше половины аштарака и, наверно, бы всё, не верни я его себе по праву в момент передышки пития.
Позвонили в дверь. Я пошёл открывать. Пришли поздравлять нежданные гости. На пороге с бутылками коньяка и шампанского стояли Олег и Владимир, господа офицеры из местного гарнизона.
Это были дружки того хромого капитана, который совратил мою жену. После моего похода к нему, они нанесли визит мне и просили не разглашать перед правоорганами подробности из жизни войскового рассадника венерических болезней.
Я обещал, что толку — Татьяна уже уехала навсегда. Но, хоть и выпил с ними, явно в гости больше не ожидал. Однако не гнать же их.
Разлили шампанское.
Олег — старший лейтенант, гренадёр с усиками, быстро завладел вниманием общества и дам, в первую очередь.
Он произнёс в мой адрес витиеватый тост:
— Мы познакомились с Вадимом при сложных обстоятельствах нашей противоречивой жизни. Но что есть жизнь? Жизнь есть игра! И все меня поддержат: Вадим — один из блистательных артистов на сцене жизни! Такое общество золотой молодёжи и прекрасных дам, может собраться только вокруг незаурядного человека. Вадим я пью за твой талант истинного ценителя жизни!
Все дружно выпили, и пошла обычная вакханалия пьяного веселья.
Дам у нас, благодаря приходу господ офицеров, сразу стал недобор, и они переходили в танцах из рук в руки к их шумливой радости.
Олег танцевал с Ларисой, что-то шептал ей, но та отрицательно качала головой.
Мне стало ясно, чем вызван визит велеречивого лейтенанта и его спутника, войскового фельдшера. До офицерского притона дошёл слух о роскошных акселератках в моём окружении и, в первую очередь, о неотразимой Ларисе.
Пресыщенные искатели сексуальных приключений искали новый блядский контингент для удовлетворения похоти.
Похоже, гренадёр втюрился в Ларису сразу, впрочем, как и все мужчины, но я чувствовал, что в данном случае так просто всё не обойдётся.
Так и вышло.
Они вдвоём незаметно исчезли из комнаты.
Но это засёк Фаукат:
— Посмотри, чем занимается твоя подруга в туалете! — сообщил мне друг.
Дверь в туалетную комнату была незакрыта. Лариса, ввиду сильного опьянения, даже не задвинула штырёк, а блистательному ловеласу к наглости было не привыкать.
Он не просто целовал девушку, а, облапив обольстительную задницу под приспущенными трусами, нагло залез ей в задний проход указательным пальцем. Рефлексивно затрепетали чувственные ягодицы.
Я отшвырнул воздыхателя за шкирку в коридор, в котором через момент развернулся махач.
Больше всех махался Фаукат. Менты, вообще, ненавидят военных, особенно, когда они нахальней их.
Федя оседлал, в конце концов, лейтенанта на полу узкого коридора и методично долбил его морду кулаком.
Фельдшер-капитана надёжно удерживали Сашка с Игорем, а Женька стал могучей преградой между воинами.
Воспользовавшись суматохой, оторва выскочила из квартиры и убежала.
XXVII
— Так всё! — сказал я себе на следующее утро. — Хватит с меня.
Три дня Лариса не подавала голоса.
А я находился всё это время в состоянии полумёртвой прострации, как, вероятно, чувствует себя человек в последние дни жизни. Не хотелось ни есть, ни пить. На работе на обращения ко мне отвечал односложно без всяких эмоций. И выходить из депрессии не хотелось совсем. Звонили ребята, которые устраивали компании на праздник Октября, но я отказался от всего.
В таком состоянии, лежащим на тахте — глаза в потолок, застала меня Лариса накануне праздника. Она зашла, как обычно, открыв дверь своим ключом, прошла, не снимая беличью шубку, было уже холодно, и села на кресло у стола.
«Значит, проняло совесть», — подумал я, — «если не раздеваешься блядь и не бросаешься в половую атаку, как обычно».
— Что думаешь делать на праздник? — спросила она.
— Ничего, — односложно ответил я.
— У меня компания собирается завтра, приходи.
— Нет. Отдай сама мои ключи.
Девушка отстегнула два ключа и положила на стол.
— Я пригласила специально для тебя Карину.
— Для меня?
— Ну, поняла, что мы с тобой не пара. А Карина точно для тебя, медсестра, тридцать пять, дочь уже взрослая, учится в Е-бурге. Она одна в квартире живёт. Такая обаятельная, умная, скромная — тебе понравится.
— Спасибо за заботу. Ты не забудь забрать заявление из загса, я позориться не пойду, и так прогремел на весь город.
— Заберу сразу после праздника. Так придёшь?
— Нет! Уходи.
— Ты зря, Вадик. Неспокойно у меня на душе, как будто …
— Много текста Лариса, — оборвал я её, — пустое всё!
Она вздохнула и ушла.
Я лежал и питался своей самодостаточной хандрой, уставившись в стену.
Седьмого ноября, вечером, сосед Женька заманил, всё-таки, к себе.
Там, кроме Ольги, сидела Елена, та самая, выдающийся акт с которой довелось наблюдать мне, когда приходил к Виктору за Блэк Сабадом.
Девушка работала в одной лаборатории с Женькой.
Блядски привлекательное лицо Елены, как бы постоянно измученное сексом, всегда манило мужчин: ленивый обволакивающий взгляд из-под пушистых ресниц, чувственно расширенные ноздри, вспухшие губы.
— Круг замкнулся, — подумал я.
Елена чуть улыбнулась мне, как старому знакомому.
Женька трепался во всю про охоту, он подстрелил ещё в октябре уток, которых сохранил до праздника, и теперь Ольга доставала из духовки обалденно пахнущие зарумянившиеся тушки.
Выпили коньяку за поруганный Октябрь, в мать бы его.
— Где Лариска у тебя? — спросила хозяйка.
— Да пошла на х..! — выразился я, а у самого на сердце скребли кошки.
— Всё бабло есть блядво! — поддержал Женька.
— И я тоже?! — ощетинилась Ольга.
— Ты тем более. От Мишки вчера еле увёл. Связалась, у него и хрен не стоит!
— На меня встал!
— Попробовала что ли?
— Договоришься!
— Ладно вам, — застенчиво зарделась Елена, — неудобно слушать!
— Не вгоняйте скромную девушку в краску, — поддержал я её.
Лена настороженно зыркнула на меня, а «семейная» пара заулыбалась.
Выпили ещё, пошли танцевать.
Я прижимал ленивое податливое тело «скромницы», положив левую руку на талию, а правую на подрагивающую ягодицу.
Тут в памяти вспыхнуло, как «драл» Виктор голозадую смоковницу в оба отверстия, и одна волнующая деталь, на которую раньше, казалось, не обратил я внимания, впечатлённый общей поразительной картиной публичного акта.
— Чё я вспомнил, — зашептал я жарко партнёрше в ухо.
— Что? — опять зарделась Лена, интуитивно догадываясь, что речь пойдёт об интимном.
— Какой чудный коврик чёрных волос вокруг маленького ануса у одной блондинки! — пошёл я нахрапом на сексуальное сближение.
— Не надо! — испуганно оглянулась она на соседнюю танцующую пару.
— Всю жизнь мечтал о тебе! — зашептал я, — ты удивительное создание.
— Все вы так говорите!
— Но не всем.
Лена замолчала, только покраснела ещё больше. Она искренне стыдилась того, что привлекает всех мужчин, но это только распаляло желание.
— Пошли ко мне! У меня тоже есть коньяк.
— Нет, ты уйди один, я попозже.
Сбывались мои воспалённые мечты во сне о обладании податливой мраморной задницей в то ещё время, когда не был я знаком с Ларисой.
Знаете ли Вы, как лечит возвращение в мыслях к волнительным моментам прошлой жизни до встречи с субъектом, вызвавшим депрессию в настоящем времени?
Сколько раз замечал я за собой непреходящее тяготение к предмету вспыхнувшей неутолённой страсти!
Сославшись, что завтра рано вставать — ехать на рынок в соседний город, я покинул праздничную компанию.
Входную дверь своей квартиры я оставил открытой. Разделся полностью, выключил свет и шмыгнул под одеяло в возбуждённом ожидании женского тела.
Прошло, наверно, с полчаса, мой восставший орган безнадёжно вибрировал вздутыми кольцами.
Наконец, хлопнула дверь. Слышно было, как в коридоре снимала и весила Елена шубу, потом шлёпнулись о пол сапоги и зашуршала снимаемая одежда.
«О, умница! Сейчас она голенькая впрыгнет ко мне в постель», — сладко заныло тело.
В следующий момент девушка, на самом деле вся обнажённая, уже сидела на мне.
Но это была … Лариса!
Метаморфоза превращения Елены в мою «невесту» поразила меня до паралича сознания, но только не мой независимый орган, который восторженно наслаждался долгожданным массажем.
Лариса исступлённо кричала и царапала мне грудь.
Я вцепился, до судорог, когтями в прыгающую задницу и кончал затяжным сумасшедшим оргазмом; было совершенно всё равно, кто так неистово торпедирует меня.
Моя любовь тоже затряслась в ответном излиянии и упала мне на грудь, пережав мои дыхательные клапаны копной надушенных волос.
— Ты откуда? — отодвинул я её за плечи.
Она опять прижалась к моей груди, обхватила меня за шею и разрыдалась.
— Что, что ты? Что случилось?
— Они меня изнасиловали! — зашлась наездница рыданиями ещё больше.
— Кто?!
— Олег с Владимиром.
— Господа офицеры?
— Какие они офицеры? Сволочи!
Я включил настенный светильник и рассмотрел Ларису. На лице никаких следов, только размазанная тушь, на бёдрах сбоку два больших синяка.
— Ты же не пошёл ко мне, а они пришли раньше всех и споили меня.
— Ты приглашала их?
— Я всем сказала к семи, а они в пять нагрянули. Я их на себя не приглашала, должны были девки прийти!
— Олега ты тоже не приглашала в туалет, — усмехнулся я.
— Я пошла! Ты не любишь меня, некому пожалеть меня!
— Как всё вышло?
— Я ж говорю, споили, потом залезли …оба.
Я представил, как можно залезть на женщину сразу двоим мужикам и содрогнулся.
Нет, не от жалости. Захотелось до умопомрачения эту знойную самку, на которую тащатся кобели с изнывающими спермой яйцами.
Я положил Ларису на спину, распахнул широко её бёдра и всмотрелся в ярко красную натруженную рану, в которой сегодня побывали уже три члена. Потом начал жадно впиваться в неё языком и хватать губами клитор.
— О, я опять сейчас кончу, — задышала часто девушка, — ты не думай, с ними было только противно, всё болит!
«Знаю я, как тебе противно, здоровенная кобылица!» — распалялся я всё больше языком, — ты прискакала ко мне, возбуждённая жеребцами, чтобы излить соки со мной»!
Почувствовав, что Ларису стало забирать, я оторвался ртом от растревоженной плоти и засунул в неё всю ладонь, нащупывая пальцами матку.
— О, всунь в неё кулак! — потребовала ненасытная нимфоманка.
Я сжал ладонь в кулак, прямо там внутри, и начал им крутить туда-сюда, вжимаясь в ребристые стенки.
Восхитительно хлюпала слизь, заполнив всю полость и, наконец, плоть взорвалась горячим потоком, а влагалищные мышцы судорожно, до боли обжали моё запястье.
Я сумел с трудом вытащить кулак из заглотнувшей его пасти только минут через десять, когда Лариса забылась сном, с сопением дыша открытым ртом.
Как-то позже я повстречал на улице Елену. Она открыла маленький секрет. Лариса не дозвонилась по телефону ко мне после акта изнасилования и позвонила Сашке, когда я уже ушёл. Информированная о ситуации, она прискочила ко мне, а с Ленкой у нас всё «оборвалось у самой жопы».
Наутро проснулся с подавленным настроением. В трезвом виде вчерашние «праздничные» новости воспринимались, отнюдь, не возбуждающе.
Лариса чутко уловила мою мрачность.
Она спрыгнула с тахты, как обычно, голая и подскочила к компьютеру. Потом начала что-то нащёлкивать.
— Что печатаешь?
— Не мешай, потом покажу!
Я вытащил из тумбочки рядом с постелью бутылку с коньяком и приложился.
Девушка включила принтер и отобрала бутылку для себя, потом подала листок.
Это было заявление в прокуратуру об изнасиловании.
«Да надо посадить этих сволочей!» — согласился я, прочитав заявление, оно описывало события столь страдательно, что я искренне, на этот раз, пожалел несчастную и сказал:
— Подавай! А прокурору я позвоню, он знает меня.
Я позвонил суровому блюстителю порядка примерно через неделю.
— Засудить их гандонов! — потребовал я.
— А ты кто Ларисе? — спросил прокурор.
— Друг.
— Так вот, друг, я их допрашивал, они не отрицают, что полезли на девку, но говорят, что она напилась и разгуливала голой по квартире.
Что по суду светиться будем? Я её сегодня вызову для показаний.
— Ага, — ответил я и повесил трубку.
— Ты что голая шаталась перед ними? — спросил я.
— Ну и что! Я дома всегда хожу голая!
— И перед мужиками?
— Что мне теперь молчать в тряпочку? — расплакалась тут же она.
А я не знал, что и сказать.
Прокурор позвонил назавтра сам.
— Ну что разобрался со своей подругой?
— Разобрался.
— Так и есть?
— Может быть, — осторожно не возразил я.
— Вот что, Олега разжалуют и выкинут за зону, он там зачинщик, а фельдшера уволят из части.
И на этом крышка!
— Крышка, так крышка, — согласился я.
XXVIII
Какие только мысли не терзали меня!
Лариса совсем запила, а когда я сказал ей, что так не пойдёт, побила все остатки семейного хрусталя и убежала в свою квартиру.
Встретившись случайно с Людмилой, я поделился с ней, с кем же ещё?
Она запричитала:
— Изведёт она тебя! Как её хамелеоны?
— Опять сверкают всеми цветами!
— Ну, точно, вернулась Меллюзина, ты с ней не справишься!
— Но не могу я без Ларисы!
— Давай познакомлю со своей подругой? Соня.
— Кто она?
— Преподаватель в техникуме. Красивая, порядочная, только у неё Танька.
— Дочка?
— Ну да. Тебе и надо с ребёнком, чтобы почувствовать ответственность за семью.
— Не знаю.
— Надумаешь, скажешь.
Меня вызвали повесткой в кожный диспансер. Врач грубо прикрикнул:
— Снимайте штаны!
— Зачем? — искренне не понял я.