Как влюбиться без памяти Ахерн Сесилия

— Это мамина сережка. — Я сдвинула его ногу, проверяя, не наступил ли он на нее.

Адам вздрогнул, как будто ему передалась моя нервная тревога.

В результате я так ничего и не нашла и села на место, огорченная донельзя. Мне хотелось немного помолчать.

— Ты ее помнишь?

Я редко говорю о маме, не потому, что мне не хочется ее вспоминать, просто я слишком мало времени прожила с ней и у меня почти не осталось воспоминаний. Иногда я пытаюсь вызвать в памяти связанные с ней картинки, но они слишком отрывочны, чтобы об этом рассказывать.

— Эти сережки — одна из немногих вещей, что остались от нее. Я любила сидеть на краю ванны и смотреть, как она одевается перед тем, как пойти в гости. Мне очень нравилось наблюдать, как она красится. — Я закрыла глаза. — Я вижу, как она смотрит в зеркало, волосы заколоты сзади, шея открыта. У нее в ушах эти сережки — она надевала их по особо торжественным случаям. — Я потеребила мочку уха. — Странно, почему мы запоминаем определенные моменты. Судя по фотографиям, мы много времени проводили вместе, а я вот почему-то запомнила именно это. — Я помолчала, потом сказала: — Так что, отвечая на твой вопрос: нет, я ее почти не помню. Наверное, поэтому я всегда ношу эти сережки. Раньше мне это как-то в голову не приходило. Когда мне говорят, какие они красивые, я могу сказать: «Спасибо. Это серьги моей мамы». И таким образом она присутствует в моей жизни, становится более реальной. Она перестает быть чем-то абстрактным, частью чужих воспоминаний, чужих рассказов, кем-то, кто смотрит на меня с фотографий — на них она всегда разная, в зависимости от ракурса, от света. Я часто спрашивала у сестер: мама — такая? Ты помнишь ее такой, как на этом снимке? И они говорили: «Нет, она другая». И рассказывали, какой она сохранилась в их памяти. У меня в воспоминании она стоит спиной, я вижу ее ухо с сережкой и подбородок. Иногда мне ужасно хочется, чтобы она обернулась и я могла бы увидеть ее всю целиком, иногда я проделываю это в воображении. Звучит, наверное, странно.

— Нет, совсем не странно, — ласково сказал он.

— А ты помнишь свою маму?

— Чуть-чуть. Разные мелочи. Беда в том, что мне не с кем было о ней поговорить. Мне думается, память оживает, когда воспоминания можно с кем-то разделить, но отец никогда о ней не говорил.

— А кроме него, никого не было?

— Наши няньки сменялись, каждое лето новая. Садовник работал долгое время, но ему запрещено было с нами общаться.

— Почему?

— Так велел отец.

Мы надолго умолкли.

— Твоя сережка найдется, — сказал Адам.

Я очень на это надеялась.

— Мария обещала прийти на мой день рождения.

Совсем забыла его об этом спросить. Как же я могла?

— Хорошо. Замечательно. Это просто… замечательно.

Он посмотрел на меня. Большие голубые глаза точно заглянули мне прямо в душу.

— Я рад, что ты так считаешь.

— Конечно. Это… — Ничего, кроме «замечательно», мне в голову не пришло, поэтому фраза осталась недосказанной.

Наконец машина замедлила ход, и я с интересом оглядывала окрестности. Ведь здесь прошло детство Адама. На огромной въездной арке было написано: «Усадьба Авалон». Пат старательно соблюдал правила, машина миля за милей еле ползла по подъездной дороге к дому. И вот деревья расступились, и открылась зеленая лужайка перед огромным старинным зданием.

— Ого.

Адам остался безучастен.

— Ты здесь вырос?

— Вырос я в школе. Здесь я бывал на каникулах.

— Тут, должно быть, чудесно для мальчишки. Столько всяких уголков, которые можно исследовать. Хотя бы вон та руина.

— Мне не разрешали там играть. И вообще было одиноко. Ближайшие соседи живут довольно далеко. — Видимо, он почувствовал, что говорит как маленький богатенький мальчик, и поэтому оборвал себя: — Это старый, заброшенный ледник. Я всегда думал, что когда-нибудь подновлю его и буду там жить.

— То есть ты все же хотел здесь жить.

— Когда-нибудь… жить да быть. — Он отвернулся и стал смотреть в окно.

Машина остановилась перед широким крыльцом у внушительных парадных дверей. Они распахнулись, и нам навстречу вышла женщина с приветливой улыбкой на губах. Я припомнила, что Адам упоминал о ней: это Морин, жена Пата. Она служит в поместье экономкой, или домоправительницей, как говорит Адам, вот уже тридцать пять лет, то есть с момента его рождения. Впрочем, она не проявляла по отношению к нему материнских чувств — за ним всегда ухаживали няньки, да и у Морин, пусть и ласково-заботливой, свои дети, а помимо того, на ней весь этот огромный дом. Хотя странно, что ее вовсе не волновала судьба двоих сирот, живших с ней под одной крышей… Похоже, Адам почему-то не желает видеть ее истинных чувств.

— Адам. — Она обняла его, и он явно напрягся. — Прими мои соболезнования.

— Спасибо. Это Кристина, она поживет у нас несколько дней.

Морин не вполне сумела скрыть своего удивления при виде меня. Она, конечно, ожидала, что приедет Мария. Однако она быстро справилась с собой и проявила радушие, хотя обе мы не могли избавиться от неловкости, когда возник вопрос, где я буду спать. В доме десять спален, и Морин не знала — то ли проводить меня в отдельную комнату, то ли в спальню Адама. Она неуверенно шла впереди, все время оглядываясь в надежде уловить с его стороны какой-нибудь намек, но он полностью погрузился в свои мысли, как будто пытался разгадать сложную головоломку. Я так понимала, что неделю назад он уехал, полагая, что вернется уже помолвленным, а когда все вдруг пошло наперекосяк, решил не возвращаться вовсе. И вот он снова здесь, в доме, который ненавидит всем сердцем.

Всю неделю я волновалась из-за нашей с Адамом «сделки», но это была сущая ерунда по сравнению с тем, что я теперь испытывала рядом с ним. Он казался холодным, отстраненным, никак не реагировал, даже когда я подбадривающе ему улыбалась. Мне стало понятно, каково было Марии, когда она пыталась до него достучаться, установить хоть какой-то контакт, но в ответ не находила ни малейшего отклика. Сначала я думала, что это такая оболочка, личина, своего рода панцирь, но теперь поняла, что ошибалась. Оболочка на самом деле была сутью, она состояла из гнева, растерянности и полного непонимания, что делать со своей жизнью. Адам был глубоко несчастен. В детстве он потерял мать, но в остальном его жизнь была надежна и безопасна. Ему не надо было беспокоиться о том, что он будет есть и где ему жить, на какие деньги купить учебники, подарят ли ему что-нибудь на Рождество. В его жизни все эти вещи присутствовали как данность, как нечто само собой разумеющееся. Так же он относился и к тому, что нарушит волю отца, сам выберет свою судьбу, а старшая сестра возьмет на себя заботы о бизнесе семьи. А потом все вдруг изменилось. Обязательства, которых он знать не знал, успешно увиливая от них всю дорогу, неожиданно подошли к нему вплотную, вежливо похлопали по плечу и пригласили следовать за собой. Безмятежные времена прошли, иллюзия, что он может управлять своей жизнью и распоряжаться ею по личному усмотрению, рассеялась.

Это было завершение, конец определенного периода, а он не любит завершений, не любит расставаний и уходов. Хорошо, когда что-либо изменяется на его условиях, тогда он готов и даже рад это принять. А теперь раздражение сквозило в каждом его жесте, в каждом слове, он не пытался его скрыть, напротив, активно демонстрировал с той минуты, как мы переступили порог этого дома. И меня охватывал липкий страх при мысли о том, насколько сильны в Адаме эти чувства, насколько он пропитан идеей, что лучше вовсе покончить с жизнью, чем сражаться с ней на ее условиях. Я понимала, что он действительно повторит попытку самоубийства, если с работой ничего не получится, и что он не остановится, пока не доведет свое намерение до конца.

Одно дело помогать тому, кто хочет, чтобы ему помогли, и в Дублине так оно и было. Но здесь, в Типперэри, я словно бы оказалась перед закрытой дверью — Адам отсоединился от меня. Большую часть дня он спал в огромной, с камином, спальне с плотно задернутыми шторами. Там был диван, и сначала Адам настаивал, что мне отдаст кровать, а сам устроится на этом диване, но как-то в итоге вышло наоборот. Сидя на диване, возле огромного окна, выходившего на озеро Лох-Дерг, я прислушивалась к его дыханию и порой поглядывала на часы, с тоской понимая, что мы попусту тратим драгоценное время. В его положении время не было лекарем, его нужно было заполнить активными действиями, но что я могла, если Адам отдалился, отсоединился и не подпускал меня к себе. Мне было страшно.

Я вновь посмотрела на него — он, безусловно, спал. Руки он поднял вверх, ладони наружу — как будто говорит: я сдаюсь. Светлый завиток упал ему на глаза, и я тихонько отвела его в сторону. Адам не проснулся, и я еще раз провела рукой по нежной коже у виска. В то утро он не брился, на подбородке появилась светлая щетина. Губы плотно сжаты, как в те минуты, когда он старательно что-то обдумывает. Глядя на него, я улыбнулась.

В открытой двери появилась Морин и легонько постучалась, чтобы привлечь мое внимание. Я вздрогнула и поспешно убрала руку, как будто она застала меня за каким-то дурным занятием. Интересно, давно она за мной наблюдает? Морин улыбнулась, из чего я заключила, что она все видела. Смутившись, я встала и подошла к ней.

— Простите, что беспокою вас. Я тут принесла дополнительные одеяла, о которых просил Адам.

Я взяла их и положила на диван.

Похоже, она собиралась о чем-то спросить, но вместо этого сказала:

— И еще… Адаму звонили на домашний.

— Мне кажется, не стоит его будить, — тихо ответила я. — Потом скажете ему. Или это срочно?

— Звонила Мария.

— О.

— Она пыталась дозвониться ему на мобильный, но он не берет трубку. Мария хотела узнать, хочет ли Адам, чтобы она приехала на похороны. Она говорит, у них в последнее время не все ладилось, так что она не уверена, ждет ли он ее. Не хочет его лишний раз огорчать.

— О…

Я смотрела на Адама, прикидывая, как лучше поступить. Адам, каким он был в Дублине, несомненно, хотел бы, чтобы она приехала. Тому Адаму она была очень нужна. Но Мария не знает, что он не стал прежним. Возможно, она готова полюбить его вновь, однако нельзя допустить, чтобы они встретились прежде, чем он окончательно будет к этому готов. Если она увидит его в нынешнем состоянии, то немедленно побежит обратно к Шону. Надо будет потом поговорить с ним об этом, и уверена, он со мной согласится.

— Я думаю, он предпочел бы, чтобы она не приезжала, но это не потому, что ему неприятно ее видеть. Пожалуйста, передайте ей это.

— Хорошо. Я ей скажу, — негромко произнесла Морин.

Она бросила задумчивый взгляд на постель, словно спрашивая себя: стоит ли доверять этой женщине или лучше спросить у самого Адама? Кивнула мне и ушла.

Я догнала ее в холле, где можно было говорить, не опасаясь, что Адам нас услышит.

— Морин… — Я нервно сцепила пальцы. — Мы… мы с Адамом не вместе. У него возникли проблемы в последнее время. Не все в его жизни гладко.

Морин кивнула, как будто ей это было отлично известно.

— Он будет недоволен, если я скажу, в чем именно дело. Уверена, что вы знаете его гораздо лучше, чем я, но как бы то ни было… я стараюсь ему помочь. Очень стараюсь, и мне казалось, что я справлюсь. Я не знаю, как он обычно себя ведет, однако по сравнению с тем, каким он был, когда мы познакомились неделю назад, он стал… веселее. А теперь опять загрустил. Но ведь терять близких всегда тяжело…

— Вы знакомы с мистером Бэзилом?

— Да.

— Что ж, тогда вы поймете, если я скажу вам, что хоть и проработала в этом доме тридцать пять лет, мы были не слишком близки.

— То же можно сказать и о его отношениях с сыном.

Морин поджала губы и кивнула.

— Уверена, что вы не станете об этом распространяться, поэтому скажу, — она понизила голос, — он всегда был очень чувствительным. И к себе относился крайне строго. Не спускал себе ни единой, даже самой маленькой слабости. Я старалась хоть чем-нибудь ему помочь, но Адам предпочитает со всем справляться сам, а что до мистера Бэзила… ну, он такой, какой был.

— Я понимаю. Спасибо за откровенность, будьте уверены, это останется между нами. Знаете, я правда буквально глаз с него не сводила всю эту неделю.

— Как и большинство женщин, — пошутила она, и я покраснела.

— Я не могу вдаваться в подробности, но мне необходимо все время за ним присматривать, поэтому мы и живем в одной комнате. Но сейчас я бы очень хотела ненадолго остаться одна, пойти прогуляться. Скажите, вы бы не могли приглядеть за ним? Простите, я знаю, что у вас масса дел в связи с завтрашними похоронами, но мне нужен всего час. Вас не очень это затруднит?

Я принесла для Морин стул и поставила у дверей спальни, чтобы он не изумился, обнаружив ее на диване, в двух шагах от своей постели.

— Пожалуйста, позвоните мне, если он проснется, или пойдет в туалет, или вообще сделает что угодно. — Я бросила тревожный взгляд на Адама, решая — все же уйти или остаться.

— Все будет прекрасно. — Морин положила мягкую ладонь мне на плечо.

— Ладно, — неуверенно ответила я.

— А она угадала, — заметила Морин.

— Кто?

— Мария. Она меня спросила, не приехала ли с Адамом женщина. Хорошенькая такая, которая о нем заботится.

— Она так сказала?

— Да, — кивнула Морин.

— И что вы ей ответили?

— Посоветовала обсуждать дела Адама с самим Адамом.

Я слабо усмехнулась.

— Спасибо.

Пата я нашла на кухне для прислуги поедающим гигантский сэндвич с яйцом. Его лихая манера водить машину меня пугала, а тут еще этот зверский сэндвич. Я не рискнула его поторапливать, но меня тревожило, что Адам остался один, поэтому я принялась нервно расхаживать взад-вперед.

— Чудненько. — Пат единым махом заглотнул остатки своей трапезы, отодвинул стул и стоя допил чай. Сгреб со стола ключи и направился к машине.

Мэри Киган, правая рука мистера Бэзила, жила в двадцати минутах езды. Ее владения были не столь внушительны, как у Бэзилов, однако тоже впечатляли. На стук в дверь никто не отозвался, и Пат молча махнул рукой в сторону конюшни, не желая отвлекаться от футбольного репортажа, который он слушал в машине по радио. Он не ошибся. Я встала у ограды и залюбовалась элегантной женщиной, которая верхом преодолевала полосу препятствий.

— Это Леди Мидоуз, — произнес кто-то позади меня, я обернулась и увидела Мэри. Одета она была соответственно: на ногах высокие, до колен, веллингтоны, теплый свитер из овечьей шерсти и поверх него дутая куртка.

— А я думала, это вы на лошади.

— Я? Нет, что вы! — рассмеялась она. — У меня нет времени на то, чтобы стать таким мастером. Я могу себе позволить только утреннюю прогулку, а еще люблю охотиться верхом. На самом деле, очень люблю.

— Леди Мидоуз — это лошадь или наездница?

Она снова рассмеялась.

— Лошадь. Женщину зовут Мисти. Она профессионал, выступает на соревнованиях. Была близка к золоту на прошлой олимпиаде, но ее Шаман сломал ногу на тренировках. Может, в следующий раз.

— У вас здесь все так замечательно устроено. Сколько лошадей вы держите?

— Двенадцать. Не все из них наши, но это помогает сократить расходы. А вообще мы планируем расширяться. Подумываем стать заводчиками.

— Вам не хотелось бы посвятить этому все свое время?

— Мне? Нет. А что, Бэзилы прислали вас, чтобы сказать, что я уволена? — Она постаралась произнести это шутливым тоном, но не сумела полностью скрыть тревогу.

— Нет, на самом деле ровно наоборот.

Мэри выглядела заинтригованной.

Мы продолжили свой разговор в одноэтажном домике, где могло бы, наверное, быть тепло, если бы не дверь нараспашку — туда постоянно заходили работники конюшни, чтобы решить текущие вопросы. Мэри не стала снимать куртку, и я последовала ее примеру, а кроме того, беспрерывно пила горячий чай, согревая о кружку рук. Диванчик, где я сидела, был набит конским волосом, кроме меня, на нем устроилась лохматая псина, которая сладко посапывала во сне. Еще одна собака, судя по тому, как она нервно шныряла из угла в угол и порывалась удрать на улицу, страдала клаустрофобией. А третья сидела на коленях у Мэри, не сводя с меня подозрительного взгляда — за всю беседу она ни разу не моргнула. Мэри не обращала на все это ни малейшего внимания, ни холод, ни собачья шерсть — пару волосин я извлекла из своей кружки — ее ничуть не смущали. Уж не знаю, оттого ли, что она к этому всему привыкла, или оттого, что ее настолько заинтересовало мое предложение.

Она делала вид, что колеблется, но было очевидно, что ей хочется согласиться.

— А вы все это обсудили с Адамом?

— Да. — Я лгала лишь наполовину. — Он не смог приехать сюда сегодня, поскольку очень много хлопот из-за похорон. — Я представила себе Адама, с головой укрывшегося одеялом в постели.

— И его это устраивает? — смущенно спросила она. — Я имею в виду, что он не будет ежедневно все контролировать? И что я буду принимать решения?

— Абсолютно. Он будет председателем правления, так что ему придется подписывать все документы, и я считаю, что это идеальный вариант. Все, с кем я это обсуждала, уверены, что вы сможете управлять компанией именно так, как этого хотел бы мистер Бэзил. Потому что вы ее любите.

— Я начала там работать сразу после колледжа, — улыбнулась она. — Раньше они базировались в Дублине, потом перебрались в наши края, и графство от этого чрезвычайно выиграло. Первый год я отвечала на звонки. Постепенно поднималась все выше. Но… — Она растерянно покачала головой.

— Что-то не так?

— Старый мистер Бэзил не захотел бы этого, и остальная семья не захочет. Лавиния скорее умрет, чем даст мне занять ее место. Бэзилы предпочитают, чтобы бизнес оставался в их руках.

Мэри не сказала о них ничего дурного, она была слишком профессиональна, чтобы позволить себе нечто подобное, но я понимала, что она имеет в виду: они не желали, чтобы компанией управлял сторонний человек.

— Да, но только если это не руки Найджела, — возразила я.

— Ну разумеется, — кивнула она. — А компания не перейдет к нему? — В голосе ее звучала искренняя тревога.

— Это последнее, чего хотелось бы Адаму. Что же насчет Лавинии, то о ней, мне кажется, вам беспокоиться не стоит.

— Так вы думаете, Адам согласится? — повторила она с сомнением.

Я заколебалась.

— Скажите, а что заставляет вас сомневаться? Я думала, всем очевидно, что Адаму не нужна эта работа.

— Ну я, конечно, видела это, однако мне представлялось, что положение изменится, когда уйдет старый мистер Бэзил. Мне казалось, что Адам начнет воспринимать все по-иному. С мистером Бэзилом работать и впрямь было трудно, он слишком сильно давил: не давал подумать ни одной минуты, зато сразу рявкал, что дескать неплохо бы начать шевелить мозгами. Возможно, Адам устроил бы все по-своему. — Она пожала плечами. — Я думала, проблема заключается в его отце, а не в самой компании. Он, кстати, отлично вел дела то недолгое время, что мистер Бэзил был в больнице. Предложил несколько хороших идей. И поверьте, нам очень не помешала бы свежая кровь. Неправильно это будет с его стороны — отказаться от должности. Но если вы говорите, что он так решил… — Она смотрела на меня так, словно не верила мне.

Я окончательно смешалась.

Зазвонил мой мобильный. Это была Морин.

— Он проснулся.

Мне не нужно было подгонять Пата, он и без того делал сто миль в час по дороге, где я бы ни за что не выжала и шестидесяти. Когда мы добрались до дома, я ожидала встретить Адама на улице или внизу, но он, к моему удивлению, еще был в спальне. Снаружи стояла Морин с раскрасневшимися щеками, а он изнутри гневно требовал, чтоб она открыла дверь и выпустила его.

— Подсуньте ключи под дверь, Морин! — нетерпеливо скомандовал Адам.

— Да-да, только вот не уверена, что они подойдут, — нервно пробормотала она, а затем закрыла руками уши, чтобы не слышать его воплей. В этот момент она увидела, что я бегу вверх по лестнице, и лицо ее прояснилось.

— Он принял душ и сказал, что хочет есть. Я принесла ему ланч, а потом заперла дверь, — яростно прошептала она. — Он все твердит, что хочет пойти прогуляться.

— Что же вы его не выпустили?

— Ну вы же просили глаз с него не спускать!

— Вы могли бы пойти за ним.

Она прижала ладонь к губам, изумляясь, что сама этого не сообразила.

— Он страшно злится, — шепнула Морин.

— Ничего, сорвет свою злость на мне, — тихонько заверила ее я и громко добавила: — Адам, все в порядке. Я здесь, сейчас тебя выпущу.

Я вставила ключ в замочную скважину и притворилась, что с трудом его проворачиваю. Адам нетерпеливо дергал за ручку.

— Адам, перестань! Ты мне мешаешь…

Наконец ключ с клацаньем встал на место, и дверь распахнулась. Я как-то не ожидала, что это произойдет столь стремительно, и потому не успела отойти в сторону. Адам вырвался на волю, как разъяренный бык на арену, дверная створка со всей силы треснула меня по плечу, но он был так зол, что даже не извинился. Спасибо еще, Морин вовремя меня подхватила, а то бы он и вовсе сшиб меня с ног.

— Господи, с вами все в порядке?

Я практически не чувствовала боли, она пришла потом, а в этот момент меня интересовал только Адам, который несся вниз по лестнице, пылая от гнева, так что, кажется, пар валил у него из ушей. Я бросилась следом.

— Я хочу побыть один! — Он вылетел из дому, свернул налево и огромными шагами направился по дорожке, которая вилась вдоль озера Лох-Дерг.

Ноги у него куда длиннее моих, поэтому мне приходилось бежать за ним вприпрыжку. Несколько торопливых шажков — прыжок, еще несколько торопливых шажков и еще прыжок. Меня охватила легкая паника, я решила, что он совсем слетел с катушек, к тому же я начала задыхаться, пытаясь поспеть за ним.

— Знаешь, я не могу этого сделать, — начала я, пробежав немного, а потом немного пройдя шагом.

— Не сейчас, ладно?

Тогда я молча продолжала идти за ним, периодически переходя на бег. Во всяком случае, я была рядом. Не то чтобы ему это могло помешать что-нибудь сделать, но все же я была там. Он гораздо сильнее, вон как саданул меня в плечо, и все равно нельзя оставлять его, нельзя его бросать, я не могу…

— КРИСТИНА! — заорал он мне в лицо. — УХОДИ.

Он так резко, так неожиданно остановился. И так ужасающе громко это прокричал, что эхо разнеслось над озером, а у меня зазвенело в ушах и сердце подпрыгнуло как безумное. В глазах его пылала ярость, жилка на виске дергалась, а на шее напряглись вены, руки непроизвольно сжались в кулаки, и я так испугалась, что у меня перехватило дыхание. Я почувствовала себя так, как чувствует ребенок, на которого неожиданно наорал взрослый, — испуганной и беззащитной. И мне вдруг сделалось очень одиноко, совсем-совсем одиноко. Он развернулся и ринулся прочь, а я застыла, не в силах пошевелиться. Потом я нагнулась, руки безвольно упали на колени, я с трудом заставила себя дышать и наконец горько разрыдалась, безудержно и безнадежно.

Я дала ему уйти.

Глава XX

Как отстоять свою правоту

Я пребывала в каком-то странном оцепенении, сидя в лодочном сарае и глядя на Лох-Дерг. Озеро замерзло по краям, на льду сидели утки и время от времени что-то поклевывали, а потом взмывали в небо, видно, от холода забывая про голод. Из носа у меня текло, он совершенно закоченел, и я беспрерывно им шмыгала. Глаза резало от слез. Думаю, они замерзали бы, если бы лились чуть помедленнее. Я не вытирала их, а только изредка слизывала с губ соленые капли. И словно бы ждала чего-то, не в силах остановиться, привыкнув уже к постоянной тревоге, которая не отпускала меня ни во сне, ни наяву. Все, что у меня есть, — это слова, это мои мысли, но на сей раз он ничего не захотел слышать.

Сзади раздались шаги, и сердце у меня упало. Это они, пришли сказать, что нашли его. Или даже арестовать меня — ведь такое возможно? Ведь я не справилась со своей задачей и фактически его подтолкнула? Я отрешенно смотрела на темное, недвижное озеро, на тающий в морозном воздухе пар изо рта. В просвете облаков проблеснуло солнце, и у меня вдруг возникла слабая надежда. Было тихо, я отчетливо слышала шаги — спокойные, неспешные. В них не было ничего, что таило бы страх или угрозу. Кто-то встал позади сарая, затем пошел дальше, и вот уже передо мной возникла знакомая фигура.

Адам сел рядом. Я вытянула руку, не давая ему придвинуться еще ближе. Закусила губу, чтобы не разрыдаться с новой силой, но, поняв, что не справляюсь с собой, отвернулась в сторону.

Он кашлянул, но ничего не сказал. Это было правильно, просто сидеть вот так рядом, ощущать присутствие друг друга — от одного этого уже стало гораздо теплее.

— Прости меня, — произнес он наконец, и хоть ему понадобилось так много времени, чтобы выговорить эти слова, все равно они прозвучали неожиданно.

Я не ответила. Знала, что должна его простить, но не получалось.

— Где ты был?

— Так, пар выпустил. Напугал пару зайцев и заставил оленя обделаться со страху.

Как я ни сдерживалась, а все же хихикнула.

— Ну вот, так-то лучше, — сказал он уже помягче. — Не могу видеть, как ты плачешь.

Он нагнулся ко мне и стер со щеки слезинку. За ней сразу же покатилась другая.

— Ну ладно тебе. — Он сел поближе и обнял меня за плечи.

Я решила, что лучше всего молчать, потому что в горле стоял комок. И положила голову ему на плечо. Он поцеловал меня в макушку.

— Я здесь всегда сам не свой, — сказал он. — Становлюсь дерганый, злобный… ну, ты видела.

Он умолк. Я по-прежнему молчала. Слушать я готова, но помогать ему выговориться — нет.

— И потом, ты же обещала, что никому не скажешь. Это меня взбесило.

— Не скажу о чем? — Я подняла на него глаза.

— О том, что было в прошлое воскресенье.

— Я никому и не говорила.

Он заглянул мне в лицо.

— Кристина, прошу тебя, не ври. Пожалуйста, только не ты. Пусть весь мир мне лжет, но ты не делай этого.

— Я не вру. — Я отодвинулась от него. — И ни за что бы не стала. Я попросила Морин передать Марии, чтобы та не приезжала на похороны, потому что решила, что ей не стоит видеть тебя в таком состоянии.

Он пытался прочитать по моему лицу, не вру ли я.

— Я говорю не об этом.

— Понятно. Однако это то единственное, чего ты пока что не знал. И есть еще одна вещь, которую я должна тебе сказать. А во всем остальном я держу свое слово. И никогда никому не скажу, как мы познакомились.

— И о чем ты должна мне сказать? — нахмурился он.

— Потом.

— Нет, скажи сейчас.

— Адам, кому я, по-твоему, рассказала?

— Морин, — буркнул он.

— Ничего я ей не говорила.

— Она заперла меня в комнате.

Я поморщилась.

— Она запаниковала. Я просила ее за тобой приглядеть. Объяснила, что у тебя личные проблемы, что…

— Господи, Кристина! — Он закричал не так громко, как в прошлый раз, но с той же злостью.

— Это не значит, что я ей все рассказала.

— Ты дала ей понять, что со мной что-то не так.

Тут уж я не сдержалась и взорвалась:

— А ты думаешь, любому, кто тебя хоть немного знает, непонятно, что с тобой что-то не так? Серьезно, Адам, подумай головой. Ты что, честно считаешь, будто никто ничего не замечает? Или что всем наплевать? Мне нужно было уйти, и я боялась оставить тебя одного. Морин обещала за тобой присмотреть. Я не думала, что она тебя запрет!

Это прозвучало комично, и, несмотря на раздражение, я невольно улыбнулась.

— Это не смешно, — сердито бросил он.

— Ну да, — согласилась я, все еще слегка улыбаясь. — Разве самую малость. — И мои губы снова сами расползлись в улыбке.

— Я рад, что ты так думаешь, — фыркнул он и отвернулся.

Немного погодя мне удалось справиться с собой и убрать эту нервическую усмешку.

— Так что ты хотела мне сказать?

— Я ездила сегодня повидать Мэри.

— Мэри Киган?

Я кивнула.

— И сделала ей деловое предложение. От твоего имени. Правильно я понимаю — она ведь была ближайшей помощницей твоего отца, его правой рукой?

Он согласился.

— Я подумала, что ты мог бы стать председателем правления, то есть контроль над компанией будет целиком у тебя, что юридически полностью отвечает пожеланиям твоего деда, а Мэри станет исполнительным директором. Таким образом, она сможет решать все текущие вопросы, но бразды правления останутся в твоих руках, у тебя будет право подписи. И тогда ты сможешь поговорить со своим начальством, чтобы тебя снова взяли в Береговую охрану. Ведь можно же совмещать работу с должностью председателя, правда? Я уверена, они пойдут тебе навстречу.

— То есть я стану председателем правления и сохраню работу.

— Да, как Бэтмен.

Он задумался.

— Ну, не надо рыдать от счастья. — Меня озадачила его реакция. Я решила его проблемы, а в нем все равно происходит какая-то внутренняя борьба. Словно его что-то раздирает. — Ты согласен, что это выход?

— Да, безусловно, спасибо тебе, — неуверенно проговорил он.

Обычно, чем упорнее ты движешься в избранном направлении, не достигая цели, тем яснее становится, что ты на ложном пути. Я начинала думать, что, возможно, я стремлюсь куда-то не туда. Я потратила неделю, пытаясь придумать, как избавить Адама от ненавистной работы, но его опять что-то не устраивает.

— Давай сыграем в одну игру, — предложила я.

— О боже, эти твои игры, — простонал он.

— Что ты делаешь, когда остаешься один и тебя никто не видит? Только без пошлостей, — торопливо добавила я.

— Ну, тогда ничего.

Страницы: «« « ... 1011121314151617 » »»