Девица Ноvодворская. Последняя весталка революции Додолев Евгений

В этом разделе собраны «нововзглядовские» колонки ВИН, которые я опубликовал в 1994 году и из-за которых, собственно, и затеян был сыр-бор с уголовным преследованием колумниста и ответственных лиц нашей редакции.

Россия на игле

Сексуальные маньяки пристают к отдельным личностям. Маньяки демократические работают со всем обществом. Сексуальные маньяки злоупотребляют сексом. Маньяки демократические злоупотребляют демократией. Деятельность сексуальных маньяков приводит объект их попечений к мучениям и смерти. Деятельность демократических маньяков приводит страну к такому же финалу. Секс в небольшом количестве полезен и приятен (по крайней мере, так пишут в эротических романах). Трахая партнера, нормальный эротоман оставляет ему досуг для других занятий, заботится о возобновлении сил и о перерыве на обед. Сексуальный маньяк использует партнера как одноразовый шприц. Демократические отношения правительства со страной требуют таких же мер предосторожности, как и сексуальные.

Страна не кувшин, нельзя лить в нее демократию, как воду, так, чтобы она из ушей потекла. Этак ведь и утопить можно любимое Отечество. И если сексуальный маньяк может истребить от силы 40–50 человек (рекорд Чикатило), то демократические маньяки в силах отправить при посредстве демократических процедур на тот свет целую страну со 150-миллионным населением, а если страна вооружена ядерными боеголовками, то и мир могут в том же направлении с собой прихватить.

Хотелось бы знать поименно тех демократических маньяков, которые посоветовали нашему чистому, неискушенному и доброму президенту пойти на этот творческий эксперимент: устроить забег на короткую дистанцию между коммунистами, фашистами и демократами — кто придет к финишу быстрее? Догонит ли черепаха Ахиллеса, тренировавшегося 75 лет? А потом судей — на мыло, зрителей — на мыло, большую часть спортсменов — на мыло, освещающих это состязание журналистов — на мыло, спонсоров — на мыло… Остается только Комитет по физкультуре и такого рода спорту (или, проще говоря, Комитет госбезопасности) и довольно потирает руки. Получилось прямо-таки по Марине Кудимовой, прозревшей загадочную совковую душу: «Быть может, народ кабак предпочтет и скажет, что даром не надо нам ни Гегеля с Кантом, ни барышни с бантом, ни паче строения атома…»

Я человек невинный и целомудренный, но вынуждена перейти на ненормативную лексику и чуждые мне понятия из сферы секса, потому что все, что произошло, в понятия высоких материй не укладывается и описанию литературным языком не поддается. Кто-то хотел Учредительного собрания… Доучреждались?

Прямо по сценарию 1917 года. Первая — колом, а вторая — соколом Жириновского. А на закусь — колючая проволока, по 3 кг в одни руки.

Сейчас в театре Ермоловой идет рок-версия «Бориса Годунова» Пушкина под названием «Беда государству Российскому». Так вот, главная беда государства — его народ. При таком народе любая избирательная урна становится погребальной, и ее можно прямо устанавливать в колумбарии под названием РФ. И в театре, и в жизни (жаль, Пушкину нельзя показать!) чернь с идиотским восторгом творит себе кумиров из всех по очереди: из Бориса Годунова, из Бориса Ельцина, из сына юриста Жириновского, из Гришки Отрепьева, из Невзорова, из Лукьянова. В надежде на сытое корыто. И при первой же попытке воззвать не к ее желудку, а к каким-то другим органам стаскивает прежнего кумира за ноги с пьедестала, стоит чуть-чуть отпустить вожжи. С ней можно без пряника, если есть кнут. Но нельзя без кнута, даже если есть пряник. А тем паче когда нет. Спектакль, по-моему, посвящается российским свободным выборам. Вы когда-нибудь видели юродивую толпу? Так идите в театр Ермоловой или в Центризбирком: 23 процента за Жириновского, 13 процентов — за Зюганова, 9 процентов — за Стародубцева. Словом, «Месяц светит, котенок плачет. Юродивый, вставай, за Жириновского проголосуй». Сейчас перед штаб-квартирой ЛДПР стоит очередь, и все спрашивают: «Где здесь в фашисты записывают?» Как же! Партия парламентского большинства! Говорят, фашистам будут паек давать хороший… Новый «парламент» похож на серпентарий.

Многие почему-то задаются вопросом: куда Ельцину эту Думу сажать? Как куда? В банку со спиртом! А тут еще явилась толпа иностранных наблюдателей (похоже, их рекрутировали в тамошних сумасшедших домах), и все, как один, выражают глубокое удовлетворение от наших свободных выборов. То есть встречают похоронную процессию и желают: «Таскать вам не перетаскать». Ну подождите, ехидны, у вас что-нибудь случится, мы тоже вам выразим глубокое удовлетворение! В Италии будут следующие выборы, так мы пошлем наблюдателей и потребуем, чтобы соблюдались права сицилийской мафии, чтобы она шла на выборах отдельным партийным списком «Мафиозный блок за единство и согласие». И чтобы ему предоставили равное с другими экранное время. И чтобы у него была свободная печать: «Мафиозная Италия», «Мафиозная правда», газета мафиозной оппозиции «Полночь». А иначе объявим, что в Италии авторитарное правление!

Некоторые умники сетуют, что президент вовремя не сказал, что он сторонник «Выбора России», а с фашистами и коммунистами не водится. Бедный Ельцин и не предполагал, что народу нужно объяснять, где бука. Я и то не знала, что получится по старинной песне: «Долго в цепях нас держали, долго нас голод томил, черные дни миновали, час обалденья пробил!»

Парламентаризм в России скончался в материнской утробе за неумением избирателей отличить подосиновики от мухоморов. Гражданская панихида состоялась в ночь на 13 декабря во Дворце съездов. С брачного стола пирог плавно перешел на поминальный. Поминали парламентскую демократию. Сначала с помощью устройства состязательного процесса между фашизмом в качестве прокурора, коммунизма в качестве судьи, охлократии в качестве присяжных заседателей и демократии в качестве подсудимой эту самую демократию выбросили за борт, в надлежащую волну, а потом, вестимо, по русскому обычаю «грянем песню удалую на помин ее души!».

Братание демократов с противником кончилось плачевно: Тельмана Гдляна Владимир Вольфович побил, не дожидаясь подсчета голосов, обещая сгноить в тюрьме; безобидного Геннадия Хазанова обрек на казнь; приговорил к смерти Александра Иванова и очень удивился, что демократы все это продолжают запивать казенной водкой под щучью голову. Я бы тоже удивилась. Один Чубайс отмежевался от будущего фюрера и сказал: «Кыш, нечистая сила!» Я думаю, что это первый в истории пир, где жертвы угощали за свой счет будущих палачей. За такой футуризм Брагина надо разжаловать в рядовые и сослать на стройки капитализма. Дура-ведущая читала дурацкие стихи, пришедшие от дураков-телезрителей.

Мне лично это напомнило те моменты, когда в Бухенвальд или Освенцим приходили эшелоны с обреченными и их гнали в газовые камеры под развеселую музыку лагерного оркестра. Ну как не назвать моих коллег демократическими маньяками?! Кто еще способен выпивать и закусывать на собственных похоронах?!

Президенту нельзя от такой страны ни на миг отлучаться. Только отвернешься — дитятко или кипятком обварится, или в колодезь упадет. России предписана демократия со строгим наблюдением в специальных учебных заведениях для девиантов.

Пока суд истории не решит, что наблюдение можно снять. А тут еще некоторые демократы ошалели от страха и стали выбирать, то ли им с петлей блокироваться против топора, то ли с топором против петли. Это я про Андрея Владимировича Козырева, который сегодня решил вдруг встать под красные знамена и таким образом преградить путь фашизму, а завтра, в панике забыв про вчерашние планы, уже задумал побрататься с фашистами и даже нашел множество точек соприкосновения с Жириновским.

Зря Андрей Владимирович старался: у Жириновского в кабинете уже министр иностранных дел есть, да и вообще все вакансии распределены. Разве что г-н Козырев решил сделать крюк и, кроме Азербайджана, Таджикистана, Грузии, Латвии, Эстонии и Севастополя, еще помочь Владимиру Вольфовичу в завоевании Индии, Греции, Финляндии, Аляски и Польши. Между прочим, за такую панику в бою президент может и расстрелять на месте, то есть уволить в отставку, как Брагина, Костенкова и Станкевича. Нельзя же работать одновременно на двух господ. От этого понижается производительность труда.

Некие досужие умы уверяют, что избиратели, голосуя за Жириновского, делали это назло президенту. Какая свежая мысль! Пойду вырву у себя глаз, пусть у Бориса Ельцина будет подданный кривой. А то еще идея возникла: пусть, мол, Жириновский годик поработает, разоблачит себя перед избирателями. Да нет уж! Даже если Владимир Вольфович снимется на фоне типового крематория, таким избирателям это понравится.

Ничего, президент с нами сейчас разберется. Будет, надеюсь, по А. К. Толстому: «Сказал он: мне вас жалко, вы сгинете вконец. Но у меня есть палка, и я вам всем отец!» Одна десятая часть избирателей голосовала за свободу. Она и получит свободу. А остальные проголосовали за рабство. И уж лучше пусть у них будет добрый хозяин, чем злой. Борис Николаевич — добрый хозяин. И будете слушаться как миленькие. Вы же всех слушались на своем веку: и Брежнева, и Хрущева, и Андропова. Вам хотели дать свободу. Не желаете? Была бы честь предложена… Теперь у нас есть Конституция. Поставим ее в буфет, как сервиз, и будем вытаскивать при гостях (а сами употреблять и по будням), потом всем дадим, когда будем уверены, что вы наши чашки саксонского фарфора не побьете. Жаль, что сын юриста не дочитал ее до конца. Согласно ст. 13 п. 5 и коммунисты, и фашисты подлежат запрету. Так что рано пташечка запела, как бы кошечка не съела… Мяу! Так что грядите, голуби, с миром и не балуйтесь, а то Борис Николаевич вас без сладкого оставит, как Руцкого и Хасбулатова. Бассейн мы вам устроили. А если будете себя совсем хорошо вести, мы вам туда же воды нальем!

А демократы должны впредь учесть, что за сбыт, хранение и распространение наркотиков типа Жириновского, Зюганова, Невзорова положена уголовная ответственность. Что это за медельинский картель в виде «Останкино»? С того, кто посадил Россию на иглу, строжайше взыщется!

Пейзаж вместо битвы

Пейзаж — не самое безотрадное зрелище. Не верьте Анджею Вайде, он интеллигент. Интеллигентам вообще не верьте, кроме Е. Гайдара и Г. Бурбулиса. Все интеллигенты у нас после сладких и беспечальных горбачевских лет впали в депрессию, сначала на экономической почве. Ведь как было славно! Будто при крепостном праве. Читайте Антона Павловича Чехова, который, будучи интеллигентом, эту породу знал и до дрожи ненавидел. Итак, горбачевский период, следующий непосредственно за меловым: утром тебе щи да каша и в обед щи да каша. Капусты и огурцов ешь добровольно, сколько захочешь. От пуза. И строгости было больше. Всяк себя помнил.

Зато когда пришла ельцинская эра, отдаленно напоминающая кайнозойскую, и на сушу полезли первые неуклюжие, дрожащие и мокрые млекопитающие (в природе наметился положительный эволюционный сдвиг от карнозавра к саблезубому тигру, а обезьяна взяла в руки палку и каменюгу, но, в отличие от анпиловских вояк, для чисто созидательной и конструктивной деятельности), вот здесь-то интеллигенты и вырубились. А с 21 сентября 1993 года они вообще пребывают в глубоком обмороке, переходящем в коматозное состояние. На минуточку восстанут, напишут очередную статью в «Независимую», «Общую» или «Московские новости» и опять хлопнутся. Теперь и президент рядом с ними лег. Нашел себе компанию! В русской интеллигенции всегда не хватало то ли воли к власти, то ли воли к жизни, она уступает дорогу недостойным завязать шнурок ее обуви что при Блоке («Достойнейшие, Боже, Боже! Да узрят царствие твое!»), что днесь. Классический пример из учебника для первого курса — поведение умнейшего, добрейшего, честнейшего Василия Селюнина на конференции, где создавали демократы антифашистский фронт, да так и не создали, убоявшись обвинений со стороны тех же интеллигентов в разжигании антифашистской истерии. И то верно, у нас скорее начнут сажать за антифашистскую пропаганду, чем за фашистскую. За фашистскую пропаганду у нас вон г-на Жириновского в Думу избрали. Так вот, на эту конференцию тихой сапой инкогнито пробрался коммунист. Если вы думаете, что повторилась крыловская сцена с волком, который, «думая попасть в овчарню, попал на псарню», то вы очень ошибаетесь. Никто, кроме меня и самых продвинутых участников (уж, конечно, не интеллигентов), не крикнул: «Ахти, ребята, вор!» А когда этот самый серый брянский волк попросил слова, большинство (правда, не квалифицированное, а простое) проголосовало за его предоставление — правда, в конце конференции. И, чтобы сгладить невежливость своих единомышленников, Василий Селюнин отдает свое слово коммунисту!

Так, значит, и отдадите свое слово, свою тарелку, свое платье, свое место — сначала у власти, а потом — в жизни? Да, русская интеллигенция всегда «головою падала под трактор», отдавая свое имущество, свою свободу и свою жизнь большевикам, ибо сильный в этом гнусном мире убивает или покоряет, а слабый ждет, когда его покорят или убьют. Ну нет, братцы-кролики. Хорошенького понемножку. Мы в ДС, может быть, и похожи на интеллигентов, но это чисто внешнее сходство: манеры, речь, образовательный ценз, вкусы etc. Однако, когда красные наступают нам на ногу в трамвае, мы извиняться не будем, а лучше выкинем красных из трамвая к чертовой бабушке. За жизнь одного Василия Селюнина мы без всяких церемоний в духе японского чаепития положим весь наличный состав всех бесчисленных наших компартий, от ВКП(б) Нины Андреевой и РКП Виктора Анпилова до зюгановской КПРФ. Я думаю, что если бы культурная и респектабельная Россия начала века, не убоявшись душевных мук и запачканных рук, положила бы заранее эсеров простых и эсеров-максималистов, меньшевиков и большевиков, Ленина, Троцкого, Дзержинского, то не легли бы в могилы многие порядочные люди, десятки миллионов невинных жертв. Не погибли бы девочки-царевны, юный царевич, Столыпин, Колчак, Гумилев — и не погибла бы Россия. Мы здесь не на цивилизованном Западе, мы блуждаем в хищной мгле, и очень важно научиться стрелять первым, убивать, пока тебя не убили. Чтобы потом построить мир, где будет запрещено убивать — по крайней мере, ни за что ни про что.

Шуточная жалоба Юлия Кима «Ах, не досажали, не дожали, не догнули, не доупекли» действительна в обе стороны. Я всегда, и письменно, и устно, утверждала (и в худшие времена, до всяких перестроек), что КГБ поступает глупо, сохраняя мне жизнь, и что в этом они еще раскаются. Я думаю, что раскаялись в день закрытия их конторы. Правда, они плавно переползут в другую, шурша длинными пушистыми «хвостами», на прикармливание которых по новому положению об агентуре они получили официальное право. Но зато какой повод! Какой ущерб для репутации! Но мало, мало. Не досажали-таки! Надо было как в Румынии. Не Горбачева, конечно. И не Раису Максимовну. И вообще расстреливать не надо. Этого мы уже не сможем никогда. Табу. А вот Крючкову — лет десять, да всему руководству Пятого отдела — по десяточке (Филиппу Бобкову, например), да следователю Вавилова Хвату, да следователю — последнему — Анатолия Марченко, да следователям Василя Стуса, Ильи Габая, Юрия Галанскова — столько же. Хотя бы за мертвых! Помните последние кадры из «Зорь», которые «здесь тихие»? «За Лику, за Соню, за Галку!» За всех… Таков закон войны. Даже если эта война гражданская! Особенно если гражданская…

Кто не стреляет первым, тот погибает, а вместе с ним гибнет его дело. Его страна… 30 декабря, окруженный российской спецчастью и «Мхедриони», при попытке взять его живым с помощью парализующих пуль, расстреляв все патроны и оставив последний для себя, погиб Звиад Гамсахурдиа. Погиб потому, что не стрелял первым в 1991 году, что оставил всех врагов в живых. Ну что же, они живы и глумятся над памятью погибшего героя. История не знает исключений. Добей гадину или заказывай себе гроб, как те достойные наши враги, которые сделали это, прежде чем войти в Белый дом. Для таких врагов и лучшего гроба, и воинских почестей от казны не жалко… Это тот максимум, что мы можем дать друг другу через пропасть, нас разделяющую. Между нами горит мост… И единственный привет, которым мы можем обменяться с баркашовцами в знак одинакового выбора с противоположным знаком, — это автоматная очередь. Пейзаж после битвы может выглядеть весьма эстетично. Кровь можно замыть, друзей и врагов похоронить достойно и пышно, распить шампанское во здравие свободы и за упокой Совдепии на фоне горящего Белого дома. Если мы доживем до следующего октября, мы обязательно устроим утренник на Краснопресненской. С шампанским и с цветами, которые положим на могилы — пусть символические — честных соратников, бравших Белый дом, и честных врагов, его защищавших. А если не доживем, пусть это делают наши враги. Надо полагать, мы стоим и пуль при жизни, и цветов после смерти, ибо не лгали, не предавали, не продавались, не трусили, прожили жизнь в бою и с врагами не сотрудничали.

Газета «Завтра» просит меня при приближении к газовой камере включить габаритные огни. Попросторней надо строить газовые камеры, ребята. При ваших-то аппетитах на эти дела они у вас будут в три смены работать. Вон Владимир Вольфович ездил в Германию. Наверное, за чертежами… Пейзаж после битвы — это то, что ты честно добыл мечом. Твоя страна. Твоя свобода. Твой капитализм. Закрытие «их» — не твоих — газет. Арест «их» — не твоих — лидеров. За дело. Это война, а не круглый стол.

Сажи Умалатова, по словам «своих» же из «Завтра», плакала, когда их вывели из Белого дома. Попробуйте заставить плакать нас. Да мы и не выйдем! На месте наших врагов мы взорвали бы Белый дом. С собой и с половиной Москвы в придачу. Что и сделаем, надеюсь, когда придет наш час. То-то Руцкой во все посольства звонил… Слабо было умереть? Бей красных, пока не побелеют, — совет хорош, учтем. А сейчас у нас пейзаж вместо битвы. Не после, а вместо! Вот это действительно кошмар. Сдавшийся на милость побежденных президент. Демократы, играющие роль кроликов в пасти красно-коричневых удавов из Думы… Оправдывающиеся «выбороссы», которых выбросили, утопили, как котят, за то, что Гайдар спас страну от голода, а 3 октября — от смерти; за то, что Бурбулис сделал Ельцина президентом; за то, что безоружные демороссы и дээсовцы пришли умирать к Моссовету за президента и капитализм… Но не думайте, что, если мы уйдем, кто-то здесь останется жить при социализме. Если для того, чтобы стереть с лица земли коммунистов, фашистов и империалистов, нужно стереть с лица земли эту страну вместе со всем ее населением, мы не дрогнем и благословим свою собственную погибель. Когда-то наши предки подожгли Москву, чтобы не оставить ее врагу. Сегодня есть средства не оставить врагу всю Россию. Лучше быть мертвым, чем красным.

Россия № 6

Это началось давно. Россия никого не разбила на поле Куликовом. Можно ли разбить врага, который 200 лет сидит у тебя внутри, который сначала изнасиловал, а потом вступил с жертвой насилия в брак по любви и прижил с ней детей? Бить монголов надо было до ига, а не после него. Патриотически настроенные историки умалчивают о том, что великий Александр Невский, разбивший псов-рыцарей, платил дань Орде. Это, видимо, было раннее евразийство. Монголы были понятнее и ближе, в отличие от проклятых атлантистов-немцев. Наверное, это любимая эпоха двух Александров: Дугина и Проханова. И хотя в XIII веке не было еще ни «Дня», ни «Завтра», уже тогда Россия-Русь жила по их формуле. Раздавленная Востоком, органически сливалась с ним в одно, как едины удав и проглоченный им кролик, и злобно набрасывалась на Запад. Достававшаяся монголам дань после 1380 года просто перекладывалась в другой кошелек и застревала окончательно в тугой мошне Великих князей Московских. Страховые же агенты остались прежними. Так что когда Европа решительно отказывается благодарить Русь за спасение от монгольского нашествия, хотя неблагодарную Европу сильно осуждал за это дело в «Скифах» сам Блок, она совершенно права. За что ей благодарить трусливую жертву двухвекового насилия? За то, что татары, поживившиеся колоссальными богатствами Руси, прижились при ней и на ней; за то, что богатств Руси хватило им на 150 лет; за то, что было и сытно и удобно и незачем переть дальше; за то, что за 150 лет Орда разложилась, разучилась боевым искусствам, не встречая отпора, и в 1380 году монголов можно было взять тепленькими? Если рассуждать далее в этой же системе координат, то все лани, олени и дикие козы леса должны быть благодарны тому кабану, которого задрал себе на пропитание тигр, потому что он насытился и не стал гоняться за другими робкими травоядными, и они выиграли время. Значит, лесное зверье должно благодарить падаль? Значит, Запад должен благодарить Русь за то, что она наполнила хищнику желудок? Как же должно звучать похвальное надгробное слово? «Спасибо Руси за то, что съели ее, а не нас»? Конечно, Евпатий Коловрат, Михаил Черниговский, Даниил Галицкий, Михаил и Александр Тверские, все честно павшие в бою или казненные в Орде, но не сдавшиеся, не отвечают за позор Руси, которой 150 лет спокойно обедали. Мертвые сраму не имут, если они пали в бою. Но выжившие имут срам. И их потомки тоже.

Мы — потомки выживших. И это непоправимо. За время ига Русь стала прахом. Глиной. Из нее можно было создать все что угодно. Нас создал Иван Грозный. Как он запряг, так мы и поехали. И едем до сих пор. Он создал нас с маятником маниакально-депрессивного психоза внутри, по образу и подобию своему. Иван IV был психом, но не в медицинском плане, а в политическом. Бог сотворил Адама из глины по своему образу и подобию. Нас сотворил политический безумец, исторический маньяк, деспот-теоретик, потому что мы были к XVI веку глиной, весьма пригодной для подобных экспериментов. «Ибо прах ты, и в прах возвратишься».

Побежденные климатом, историей, роком, геополитическими факторами, Ордой, зимними бескрайними пространствами, византийством, Диким Полем, славяне похоронили в себе древних скандинавов, викингов (впрочем, те, кто был на них похож, предпочли смерть игу). Русским оставалось еще одно последнее поражение — поражение от жесткой порфиры государства, от оседлавшего их деспотизма, — после чего славянский мустанг превратился в покорную клячу со стертым хребтом и разбитыми копытами, делившую свой век между пашней и живодерней. У Ивана IV периоды запойных, диких, нечеловечески жестких репрессий, изощренных казней и пыток перемежались с периодами упадка духа. С XVI века мы существуем по законам маниакально-депрессивного психоза, ставшего лет через сто уже национальным характером. «И перед властию презренные рабы…»

Перед твердой и жестокой властью. Перед слабой властью — разнузданные анархисты, разбойнички, воры, из социального аутсайдерства шагнувшие в перманентный мятеж неврастеников, сдирающих шкуру с той власти, которая проявляет человечность и цивилизаторские наклонности, однако целующие стремя и хлыст у каждого свирепого и злобного автократа или у каждого реформатора с петровским бешеным нравом и петровской железной рукой. Но ослабевшая вожжа тут же попадает маниакально-депрессивному народу под хвост, и бешеные кролики, еще вчера довольствовавшиеся морковкой, выдаваемой по карточкам, жаждут крови и человеческого мяса, как в 1917 году, как в октябре 1993 года (когда они готовы были сжечь Москву, но не жить по-человечески), как 12 декабря 1993 года, когда бешеные кролики проголосовали за мировой пожар.

Вот оно, русское чудо и загадочная русская душа! Маниакально-депрессивный психоз! Вот почему мы так классно воюем! Нездоровая агрессия маниакала, искусно направленная на чужих своей собственной властью и превращающаяся в рабью прострацию по возвращении с войны! Вот откуда у нас такой ВПК! Это центр «психического здоровья» русского народа, призванный сбивать пламя агрессии маньяков, которые иначе могли бы обратиться против собственных правителей!

Второй полюс этого центра, второй конец этого гигантского магнита — в ГУЛАГе, где дисциплинарная коррекция, подавляя агрессию, гнала депрессию и на зэков в черной форме, и на вольняшек в красных галстуках, с комсомольскими и партийными билетами, под красными знаменами! Оруэлловская модель была осуществлена буквально! Дословно! Мы всегда воевали с какой-нибудь Океанией или Остразией — как там ее? Со Стефаном Баторием. С Ливонией. С Польшей. Со шведами. С Турцией. С Европой. С Финляндией. С Германией. С Афганистаном. С Таджикистаном. И не для завоевания морей, не для обеспечения торговли или превосходства, но для поддержания здоровой маниакально-депрессивной формы. Классика жанра — Великая Отечественная. Вот формула нашего массового героизма!

Страну наконец-то спустили с цепи, и она, не имея мужества перегрызть глотку собственному Сталину и его палачам, с энтузиазмом вцепилась в горло Гитлеру и его монстрам, когда Хозяин, Большой Брат — дядюшка Джо, — сказал ей: «Фас!» Четыре года маниакала, а потом Героев Советского Союза и кавалеров ордена Славы трех степеней за милую душу отправляли в ГУЛАГ, зачастую из Бухенвальда на Колыму, не меняя вагоны, только переводя стрелки. И вы хотите, чтобы я поверила, что это можно было сделать с нормальными людьми? Вы хотите, чтобы я считала их мужественными защитниками Отечества и идейными противниками фашизма? Их, роботов Сталина, сдавшихся без боя собственным чекистам? Обяжите еще и за это Европу и все прогрессивное человечество вас благодарить. Сталин много лет готовился к войне с Германией (читайте «Ледокол» Виктора Суворова!). Гитлер успел нанести первый удар, иначе «несокрушимая и легендарная» зашла бы ему в тыл и ударила по Румынии, отрезая нефть. Если бы не 22 июня, Сталину досталась бы не половина Европы, а весь континент, включая Францию и Норвегию, Бельгию и Швецию. Я не прошу вас благодарить Гитлера за его невольную услугу. Но и Сталина не заставляйте меня благодарить. В схватке акулы со спрутом победил спрут. Здесь некому выносить благодарность.

Я глумлюсь над национальными святынями? Скорее над национальной мифологией. Уберите с глаз долой вольных и невольных фальсификаторов: К. Симонова, Василя Быкова, А. Адамовича, Ю. Бондарева и прочих, а на полке оставьте одного Виктора Суворова. Сожгите сами свои нашивки и ордена. Ельцин и Гайдар попытались снять вас с этого страшного маятника маниакала и депрессии, выпустить из сумасшедшего дома, отказать в наркотиках. За что и поплатились. Половина страны признала сама себя недееспособной и слабоумной, дебильно не пошла голосовать.

Четыре века Россией управляли психиатры. Они знали, что ей нужно. Затевая афганскую войну, Политбюро проводило психотерапию: давала волю маниакалу агрессивных совков, дабы держать пассивных в депрессии. О, Жириновский хорошо вас понял. Одним он обещает завоевательную войну, ибо маньяков надо занять делом. Другим — паек, ибо депрессивных, никчемных зомби надо пасти. Они будут молчать, если им дадут бесплатное пойло. Вот за это вы и проголосовали, девять десятых палаты № 6 под кодовым названием «Россия». Вам не дают травку или ЛСД, и вы бьетесь о стенку, и строите баррикады, и поджигаете мэрию, и готовы спалить в атомном пламени весь мир, чтобы получить назад маятник маниакально-депрессивного психоза. Страна болтается между фашизмом и коммунизмом, как цветочек в проруби. С ней мне все ясно. Но у меня есть вопросы к одной десятой части страны, к тем, кто сумел остаться людьми, к товарищам по несчастью, приговоренным, подобно мне, к заключению в этой гигантской СПБ, к запертым роком вместе с безумным, воющим, делающим под себя народом в палате для буйнопомешанных от Мурманска до Владивостока.

Если мы победили 4 октября (1993 года. — Е. Д.), то почему у нас в Думе Жириновский, и Зюганов, и Лукьянов, и Невзоров? Почему фашисты и коммунисты проводят митинги и издают газеты? Если же мы проиграли, если победили они, то почему нас не тащат еще в камеры пыток, на виселицы, не сажают на кол?

Или — или. Я не хочу третьего варианта, второго ига еще на 150 лет. Пусть президент или даст нам оружие и начинает борьбу по новой, или выделит скит, достаточно большой для десяти миллионов свободных людей, которые предпочтут скорее сжечь или взорвать себя, чем сожительствовать с торжествующим красно-коричневым большинством.

Окаянная зима

В нормальной системе координат (видно, там, где считают по Фаренгейту) следом за оттепелью наступает весна. А дальше в краю вечнозеленых долларов наступает лето. Но у нас любая оттепель — хрущевская ли, горбачевская ли, ельцинская ли — кончается декабрем. «Окаянная Родина вечных моих декабрей!» Как писала небезызвестная Ирина Ратушинская, которую при Брежневе посадили на семь лет, а при Горбачеве освободили и лишили гражданства (оттепель!).

14 декабря всего на двое суток разошлось с двенадцатым, но масштаб катастрофы одинаковый — что для 1825-го, что для 1993-го. И в том, и в этом случае закончилась оттепель. Раньше у нас был еще свет в окошке: Борис Николаевич. Сегодня окошко, похоже, закрыто изнутри ставенками. По мертвому декабрьскому снегу в горах Менгрелии короткими перебежками шел спецназ — интересно, в маскхалатах или без? — брать президента Грузии, загнанного ими на свою последнюю вершину, с которой был только один путь — на небеса. Интересно, если бы Билла Клинтона, не приведи Господь, окружил бы и убил спецназ Российской Федерации, если бы на территории США (плюньте 33 раза) были бы размещены советские дивизии, если бы там уже безраздельно правили наркомафиози, Фидель Кастро и американские коммунисты и президент Ельцин посетил бы США на предмет заключения договора о дружбе и сотрудничестве, как бы вы назвали такую коллизию? Оккупацией? Войной? Международным преступлением? Концом света? А когда это произойдет (а это произойдет, поскольку с России сняли намордник и спустили ее с цепи), делиться впечатлениями будет уже некому, негде и не с кем, разве что в газетах «Демократическая Колыма» и «Независимый Магадан». А пока это еще не произошло, посещение Ельциным оккупированной нами Грузии после убийства нами же ее законного президента и вручения (нами же) власти коммунисту Шеварднадзе и его бандформированиям мы называем дружеским визитом главы суверенного государства в другое, осуверененное нашими дивизиями, аэродромами и кораблями Черноморского флота, которые уже очистили от национально-освободительных сил побережье и на Севастопольском рейде свой окончили поход, благо теперь, следом за солнечной Грузией, можно будет слопать благодатный Крым, а аппетит к Империям зла (и к соответствующим Содружествам) приходит во время еды. Словом, если бы Эдуард Шеварднадзе докопался уже до тела президента Грузии, в поисках которого он арестовал в Менгрелии 1200 человек, то Борис Николаевич и Эдуард Амвросиевич, вероятно, выпили бы вина за дружбу и сотрудничество из черепа Звиада Гамсахурдиа, как это делали наши предки, скифы, от которых еще не слишком отличается нынешняя российская власть.

В Беларуси тоже больше ничего не капает из водосточного желоба. Шушкевича оторвали, как последнюю сосульку. Неизвестно, будут ли в рублевой зоне какие-то товары, кроме колючей проволоки, но ее-то уж точно будут отпускать по ценам 1991 года. Я предполагаю, что в зоне окажутся и покупатели, и купцы, а товары отправятся обратно в теплые заморские страны, откуда их выманил Егор Гайдар. Если президентское окошко пребудет под ставенками до лета, то осенью к нему уже приделает решеточку какой-нибудь оружейник Просперо, ибо то завтра, о котором еженедельно толкуют в газете «Завтра», наступит. И ни товары, ни инвесторов в Россию больше даже калачом не заманишь. А что может произвести советская экономика, которую будут направлять на путь истинный г-да Черномырдин, Заверюха, Сосковец и К°? Чугун. «Крест деревянный иль чугунный назначен нам в грядущей мгле…»

При советской власти куры не несутся, коровы не дают молока, свиньи дохнут из чувства гражданского протеста, и только совки плодятся и размножаются, не участвуя в общей товарно-продовольственной кампании гражданского неповиновения. То есть по советской власти стреляли слишком прицельно. А надо было — веером. Оттепель — это перемена. А зима — это уроки в нашей школе продленного дня. До самого вечера. А забрать домой некому. Родители не придут. Президент решил нас подбросить. Демократия, либерализм, интеллигенция — это тяжелое бремя. Зачем так надрываться? Лучше оставить все это зимой на улице. Или сами замерзнут, или красные подберут. Правда, потом те же красные подберут и президента, но об этом всегда узнаешь потом. Не мог же думать Керенский, что, предавая царя, собственных министров, Корнилова, он все равно выигрывает только время — и придет час, когда крайним окажется он… Новорожденная демократия, во многом порожденная президентом, выброшена им в снег без теплого одеяльца, как плод преступной любви. Ну что ж, подкидыш поплачет (во всех своих газетах) и замерзнет в своем сугробе, или придут они и поднимут его на штык, и ангелы примут юную душу. А потом ведь все равно красно-коричневые спросят Бориса Николаевича, зачем он породил это самое дитя, от которого они столько за три года натерпелись. «Ты его породил, я тебя и убью», — скажет Анатолий Лукьянов. Здесь уже сошлют не в Канаду, не в Госплан, а на тот свет беспосадочным перелетом. Но если брошенный младенец умрет раньше, Борису Николаевичу ангелы не светят. «Кто от меня отречется, от того и я отрекусь» — так любил говорить Иисус, с мыслями которого президенту России не мешало бы ознакомиться, вместо того чтобы стоять на вахте во время службы в каком-нибудь раззолоченном соборе. Несчастна та интеллигенция, которая должна постоянно приводить в порядок своего президента! Смахивать с него пыль, утирать слезы, утешать, уговаривать, поучать, тащить на поле битвы, втискивать в строй и ставить сзади заградотряд из прессы, чтобы не дать убежать от огня! Некоторые же демократы ведут себя так, как будто у них не только мокрый носик, но и мокрые штаны. «Выбор России» принял извинения за «лагерный иврит» и «русофобие прессы». Наверное, опять было то же закрытое голосование, в ходе которого уже однажды из списков выпал Бурбулис. А я извинения Михаила Полторанина не принимаю, потому что держала его до сей поры за человека и за настоящего крутого мужика, а он оказался первоклашкой, которому надо менять подштанники. Жаль, что на нашем корабле должность капитана временно вакантна, ибо президент в отпуске — без сохранения страны и без сохранения содержания, за свой и за наш счет. За такую панику, которую демонстрируют Михаил Полторанин и не помнящий себя от страха Андрей Козырев, не знающий, как доказать питомцам ФНС, что он их может побить по классу империализма, кидают за борт во время боя, а после боя списывают на берег. Везет нам с соратниками, ничего не скажешь! То Лужков начнет программу Жириновского воплощать в жизнь, выселяя из Москвы черную кавказскую кость, создавая явочным порядком в столице систему апартеида. Вступал бы уж в ЛДПР, не мучился, чтобы его больше никто не принимал за демократа и не пугал из-за него демократией детей. То Гавриил Попов захочет идти истинно русским третьим путем, из варяг в греки, минуя западные магистрали и европейские шоссе. А что такое произошло? Ну, нас окружили, ну, дали 24 часа на размышления. Но вроде мы ведь договаривались 3 октября идти под грохот канонады и смерти смотреть в лицо? Вот и смотрите, не закрывайте глазки и не хлопайтесь в обморок. Смерть хороша и желанна, если это смерть за правое дело, если это смерть в бою. Я не знаю, в какой третейский суд мне надо обратиться, чтобы Андрей Козырев и Михаил Полторанин перестали меня срамить своей трусостью, чтобы президент перестал меня позорить своей слабостью и отступничеством, чтобы демократы перестали меня бесчестить совместной деятельностью с красно-коричневыми в Думе и дележкой с ними портфелей. Я понимаю, что МИДу не терпится восстановить Империю зла, а г-ну Черномырдину — вернуться к социализму, на историческую Родину. Но ведь надо соблюдать приличия! Я не говорю о невозможном, о том, чтобы пользоваться унитазом. Это — не российский путь и не согласно с традициями. На третьем пути унитазов нет и не предвидится. Я прошу только делать пакости в темных углах, а не садиться при всех на паркет в центре гостиной. Если первое — невоспитанность, то второе, согласитесь, вызов общественным приличиям, то есть злостное хулиганство. Поднимать в ружье Витебскую дивизию из-за того, что независимая Латвия арестовала за дело двух оккупантов, это хулиганство. Арестовывать за вымышленное дело Вила Мирзаянова — это разбой. Прекращать реформы и орать о них с утра до вечера — это грабеж. Выпускать из тюрьмы Баранникова по состоянию здоровья — это государственная измена. А как насчет здоровья тех, кого из-за него похоронили в начале октября?

Я очень советую власти не садиться на паркет в гостиной, а идти для этих дел в темный угол, а то и Западу станет ясно, чем мы здесь занимаемся. Я бы на их месте ни гроша вам не дала, ни цента, ни шиллинга. Реставрируйте социализм на свои деревянные, и пусть здесь все провалится к вашей бабушке, которая заработала персональную пенсию в Севастопольском райкоме КПСС. Если Вила Мирзаянова после суда не освободят, я три гостайны, пожертвованные мне учеными доброй воли, тайно передам представителям западных демократий. Я всегда говорила, что в СССР шпионаж — дело чести, доблести и славы. Я это дело освоила в теории, а теперь к практике перейду.

Горе победителям!

Недавно Александр Яковлев нас побаловал из своего останкинского рога изобилия полузабытым историческим фильмом «Даки». С намеком это было сделано или без, а я скажу прямо. Весь фильм даки — предки нынешних румын — противятся власти Рима, хотя Рим предлагает им так много: свои законы, свою цивилизацию, солнце своего разума и своего знания, — а просит так мало: разумную дань (в сущности, налоги) и подчинение той рациональной городской культуре, которую даки не создали сами и не могли создать, как, впрочем, и галлы, и бритты, и германцы, и кельты Испании и Бельгии. Почему одним дано, а другим нет? Можно долго копаться в тонкостях геополитики, биологии, географии и социальной психологии. Но причин и следствий столько, и они выстраиваются в доброкачественный или недоброкачественный исторический процесс так неумолимо, что на вопрос о причинах проще отвечать: на все Божья воля. И на то, чтобы мираж сияющего, как елочная игрушка, Запада померк на стенах нашего мрачного предсмертного российского каземата, а мы остались, по словам Натальи Горбаневской, «травкой полевою под уходящими подошвами солдат» в том числе, Риму было дано. Риму было дано, а дакам — не дано. За что сражались даки? За то, чтобы не иметь ни мира, ни града? За то, чтобы приносить человеческие жертвы и ходить в звериных шкурах, за то, чтобы не иметь мраморных храмов, водопровода, ванн, письменности и театров? За то, чтобы иметь одного царя — без сената? За то, чтобы не иметь законов и римского права? Может быть, отставание Румынии от Британии и Франции вызвано именно тем, что бриттов и галлов покорил еще Цезарь, а даков — только Домициан? Зачем сопротивлялся Цезарю Версенгеторикс? Он проиграл, и слава богу. Его именем назвали улицу в Париже. А если бы он победил, если бы римляне не прошли?

Ничего бы не было: ни улицы, ни Парижа, ни Ван Гога, ни Дидро, ни Наполеона, ни энциклопедистов, ни французского языка… Побежденные римлянами вкушают счастье в своих капиталистических чертогах, а мы, непобежденные ни ими, ни поляками, ни Литвой, ни французами, ни Германией 1918 года (сколько соломинок нам протягивала великодушная судьба — ни за одну не схватились), стоим под проливным дождем снаружи с протянутой рукой. Рим завоевывал мир не для своей корысти, а повинуясь воле Провидения. Все римские легионеры, даже самые жадные и глупые, были прогрессоры и миссионеры. Манифест Рима, первого вестника бодрого и шустрого Запада, написан Юлиу Эдлисом, который ныне стал вместе с Балтией неотъемлемой частью нашей золотой, теперь уже навеки потерянной Атлантиды. Этот манифест произносит Понтий Пилат в пьесе «Сочельник»: «А сейчас за работу! За работу! Мы завоевали мир, и теперь мы застроим его дорогами, водопроводами, мостами, мастерскими, городами, золотыми копями, дворцами, храмами, банями, театрами, ристалищами… Мы засеем все поля, изроем все горы, перегородим все реки, избороздим моря, изобретем новых богов… весь мир мы превратим в Рим, и рано или поздно сама земля нам станет тесной! Мы дадим каждому закон, работу и право повиноваться нам, сделаем всех сытыми и довольными — что еще нужно человечеству?!» Рим дал человеку все это и еще много сверх. Иронию. Гражданский протест. Выборы. Суд. Право. Овидия. Латынь. Мир обязан прогрессом и цивилизацией тому, что когда-то потерпел поражение от сверкающих императорских орлов, и легионов, и когорт.

Свобода должна быть разумной, а независимость не может быть независимостью дикого зверя в лесах. Даже в оруэлловском мире были свободными те, кто не стоил ни пыток, ни забот Большого Брата. «Пролы и животные свободны». Именно это мы и произносим сегодня, когда выговариваем очередную фразу насчет того, что Россия — великая держава, что она не подчиняется Западу, что она пойдет своим путем. Как глупо было со стороны индейцев отстаивать свое право и дальше снимать скальпы, приносить в жертву людей, жить в вигвамах и одеваться в кожу и мокасины! Представим себе на миг, что было бы, если бы белые ушли и оставили индейцам и бизонам Америку… Индейцам не на что пенять. Их стоицизм, их близость к природе, их сдержанность перед лицом смерти, их страсть к охоте стали частью американской мечты, американского характера. Они живут в бессмертных произведениях Лонгфелло, Джека Лондона, Фенимора Купера. Их кровь пролилась на землю, и на этом месте выросли виноградные гроздья. Индейская культура влилась голубой, прохладной струйкой в безбрежные океанские просторы великой американской цивилизации. Америка — третий Рим. Может быть, будет и четвертый. Мы, жалкие и хвастливые самозванцы, некогда посягнули на славу Запада, на славу Рима, обозвав Римом свою затхлую, отсталую, надувшуюся спесью провинцию, от которой корчились в муках и Чехов, и Бродский, и Достоевский, и Аксенов, и Е. Гайдар. Грязные лохмотья, прикрытые златотканой порфирой. Бараки, увенчанные Останкинской телебашней. Угрюмая тайга, смыкающаяся у космодромов. Столетняя пыль, оседающая на иномарках, чьи колеса опухли от дорог, по которым могут передвигаться только тяжелые и злобные, похожие на российскую историю цветом, силуэтом и звуковым фоном танки. Римом мог стать Петербург.

Но где Петр, где его хватка, его неукротимая мощь? Вокруг Петрополя расстилается Ленинградская область. Губернатор не хочет переименовывать. Да у Петра такой губернатор давно бы был утоплен в Неве с камнем на шее. Иному народу единственное, что выпадает на долю, так это приличный завоеватель. Нам, горемычным, не досталось и этого. Ни аргонавтов, ни Александра Македонского, ни римлян не прельстили наши леса, наша зеленая глубинка. Слава богу, хоть варяги польстились на наши меха, осетрину и рябчиков. Все, что нам завещал Рим, — это мерка под названием «четверик», да и та в ХХ веке перестала употребляться. По усам текло, а в рот не попало. И эллины, и римляне Трояновых времен с удовольствием скупали нашу пшеницу, но из-за пшеницы они не сочли рентабельным посылать легионы. Все наши поезда ушли еще во II веке. И рельсы заросли травой забвения. Империя империи рознь. Империя должна «нести в массы» цивилизацию и прогресс, а не идеалы марксизма-ленинизма. Поэтому неправы были все, сопротивлявшиеся Риму (Парфия не была завоевана. И как теперь живется независимому Ирану, и независимому Китаю с сотнями и тысячами политзаключенных, и независимым от американского империализма Вьетнаму, Корее, Перу и т. д., и т. п.?). Зачем Испания в начале XIX века отбивалась от Франции Наполеона? Чтобы сохранить инквизицию? И не пристало ли Кубе лить слезы из-за того, что она еще Штатами не завоевана, а Индии ломать руки и вопрошать великого Ганди, зачем он выгнал англичан? Другое дело — СССР. Противясь ему, противились холере, чуме, каменному веку, тени смертной. Мы никогда не были империей, даже зла. Хлев — не империя. Мы были только Московской ордой.

Прочтите у Е. Керсновской в ее горьких воспоминаниях, как мы завоевывали не очень-то передовую, но все же приобщившуюся к Румынии и хоть в передней у Запада постоявшую Бессарабию. Все удивлялись, глядя на этих серых, забитых, диких завоевателей. Они никак не могли наесться, они не умели готовить гарниры, соус, пасхальные блюда, работать они тоже не умели, не умели стены белить, занавески вешать, не знали, что новорожденного кладут в специальный конверт, что есть специальный набор детских вещичек — приданое. О человеческой жизни они и не слышали. А какими эти победители входили в немецкие города, в Прагу, в Будапешт? И чем громче каждое 9 мая кричат о Победе, тем очевиднее поражение. У победителей давно уже агония. Горе победителям!

Добил меня томатный сок. Во всех киосках стоят чистенькие, нарядные пакеты с вкуснейшим томатным соком. И вдруг в молочном магазине я увидела наш. И купила исключительно из патриотизма. В молочные бутылки с кефирными крышечками была налита бурая жидкость, которую выпить было труднее, чем налитую Сократу цикуту. Что добавили в несчастный томат: подушечки ли для булавок, гвозди, деготь, денатурат, — осталось неизвестным. И я поняла, что наша жизнь так и пройдет между унылой старорежимной неудобной формой и неудобоваримым, несъедобным содержанием. Она будет в два раза дешевле западной, как отечественный томатный сок, как жуткие колодки, именуемые обувью, как суконные саваны на вате, именуемые пальто, но радости от нее будет мало. Все сражения нашей войны за возвращение в Европу мы проиграли, отчасти — из-за дикости и многочисленности наших старообрядцев (Бабурин и К°), отчасти — из-за слабости президента. Страна лежит во прахе, возвращаясь к своей советской блевотине, и те 10 процентов ростков здорового европейского начала, те фермеры, журналисты, предприниматели, которые могут жить по европейским стандартам, обречены возвратиться в прах.

Россию опускают в могилу, вырытую ей Руцким, Ципко, Баркашовым, Третьяковым, и Жириновский с Зюгановым бросают комья земли на ее гроб. Но я не могу успокоиться и идти на поминки, я еще дергаюсь и вижу последний выход. Надо призвать варягов. США, Европейский совет, МВФ, Англию, Данию: «Придите и володейте нами!» Мы временно согласимся быть протекторатом. Пусть придут римляне. Они не угнетают, а дают место в европейской цивилизации. Мы станем частью Римской империи Запада, мы вольемся в ее легионы, они заменят нашу никчемную власть своими легатами, прокураторами и наместниками, они дадут нам хорошие западные законы, соответствующие нашей Конституции, и заставят их соблюдать. А наших учеников — Гайдара, Борового, Бурбулиса — они сделают проконсулами. Нас научат жить без лени, без пьянства, без воровства. Нам надо срочно найти варягов и уговорить их прийти и привести легионы (как гарантию, причем единственную, реформ). Мы должны все влиться в «пятую колонну» и открыть ворота тем, кто уже спас Германию и Японию от них самих. Только у нас римлянам придется задержаться надолго… Пока мы не станем частью Рима. Славяне когда-то ассимилировали варягов. Теперь пусть будет наоборот. Красно-коричневые призывают нас запереться покрепче и утонуть в собственном нужнике. Это и есть третий путь, путь национальной самобытности России. Homo sovieticus так и сделает. Ляжет назад в тину и будет лежать как бревно. Homo sapiens поступит иначе.

Пророков нет в отечестве своем

Солженицын еще не успел доехать до Москвы, как многие птицеловы уже успели закинуть на него свои сети: наш брат, революционный либерал-демократ, Лужков, коллега Солженицына по писательскому цеху Вячеслав Костиков, готовый соблюсти светский этикет президент, мракобесы-патриоты типа Владимира Бондаренко и В. Розова, кроме самых отпетых, которые готовы повесить не только Ельцина, Гайдара и всех западников, но заодно и Астафьева с Александром Исаевичем.

Сети закидывает даже правозащитник-одиночка Александр Подрабинек, редактор газеты «Экспресс-хроника», которая, в отличие от оригинала, «Хроники текущих событий», защищает лишь тех демократов и антикоммунистов, которые нравятся господину редактору. Газета эта внесла свою лепту (и немалую) в гибель Звиада Гамсахурдиа, не упомянула ни словом про арест и осуждение пикетчиков, требовавших 22 апреля у Красной площади выноса Ленина из Мавзолея, без энтузиазма отнеслась к разгону Советов. В каждом деле должна быть своя «Независимая газета». Но если Виталий Третьяков и не пытается разжиться Солженицыным, а его авторы, от Амелина до Виктории Шохиной, приготовили классику нафталин и целый набор шпилек, то Александр Подрабинек надеется, что великий писатель изгонит беса из всех россиян вообще и из отдельных редакций в частности.

И все эти птицеловы с дудочками, приманками, зернышками, сеточками имели два комплекта для встречи писателя: в одной руке у них — розы, а в другой — кирпич. Если классик оправдает их ожидания, ему — розы. Если нет — тогда кирпич. А поскольку на всех не угодишь, то свою порцию кирпичей бедный Солженицын, видимо, получит. И будет не до роз. А если он не примкнет ни к одной партии встречавших, будет еще хуже: все они забросают его кирпичами, поскольку каждая партия живет по принципу: «Все или ничего».

Я бы посоветовала Александру Исаевичу отвечать очередной группе птицеловов: «Отвалите от меня! Брысь!» Александр Солженицын не должен возвращаться, как Сим Симыч Карнавалов (типун на язык Войновичу!). Наши же родные совки, с их жаждой услышать пророчество и обрести отца родного если не в правителе, то хотя бы в великом писателе, способны взгромоздить талантливого человека на белого коня, обрядить его в какую-то невообразимую одежку, нечто среднее между френчем и поддевкой (именно это одеяние я увидела на Солженицыне на каком-то из первых перронов), и заставить его говорить глупости насчет «безмозглой гайдаровской реформы».

Гений — это достаточно четкая профессиональная ориентация. И самодостаточная. Зачем Моцарту лезть в моралисты, Жанне д’Арк — знать высшую математику, Татьяне Дорониной, прекрасной актрисе, лезть в плохие режиссеры и еще в худшие квасные патриоты, драматургу Розову проповедовать нестяжательство, математику Шафаревичу лезть в дебри антисемитизма и защищать от вымышленных врагов русский народ, а великому писателю Солженицыну — пророчествовать и проповедовать с амвона?

Ох уж эти смежники… Солженицын создал великие творения и размазал по стенке коммунизм, от Ленина до Брежнева; мы все учились по его книжкам, как по Библии, так отстаньте от него, вечные подкидыши, кандидаты в чью-нибудь паству, овцы в лихорадочной погоне за пастырем. Он дал вам свои книги. Читайте и боритесь! Там все сказано. Остальное уж решайте сами. А если не сумеете сами, то вас все равно кто-нибудь оседлает: коммунисты, нацисты, сатанисты, иезуиты, марсиане, монголо-татары. Тогда не гоняйтесь за Солженицыным: все равно пропадете, туда вам и дорога. Протестантизм велик тем, что показал человеку, что каждый обязан разобраться в Библии сам, без посредников и толкователей. Ты, Бог и Библия. Трое в лодке (и даже без собаки). Бог создал землю, человека и его разум. Бог создал человека свободным. Поэтому исповеди, священники и обряды не что иное, как камлание колдунов, заговаривающих зубы злым духам. Бог спросит с вас на том свете за все, что вы сотворили на этом. С вас, а не с вашего священника. Имейте мужество решать, как вам жить. Отстаньте от Бога. Он вам не гувернер. И от Солженицына отстаньте. Подражать ему вы все равно не сможете. «Архипелаг» не напишете.

Я не встречала Солженицына не потому, что не ценю его творения, а потому, что не хочу, чтобы он подумал, что мне нужно его руководство и его наставничество. Все, что он мне дал, я никогда не забуду. Он научил меня ненависти и заставил, как Гамилькар Ганнибала, с ранних лет поклясться бороться с коммунизмом, социализмом, левыми идеями — до их или моего исчезновения. Его «Один день Ивана Денисовича» вел меня, как путеводная звезда трех волхвов, и привел к 19 годам в Лефортово. Солженицын сделал меня человеком: антисоветчиком, диссидентом, «врагом народа», западником, либералом (хотя сам не был никогда ни западником, ни охотником до капитализма: все идеалисты на свете пытаются ходить по неведомым дорожкам третьими путями). Его «Архипелаг» стал для нас мечом-кладенцом, которым мы поразили державу и хотя бы на время парочку голов отрубили у СССР.

Моя благодарность безмерна. Солженицын дал мне оружие и привел на военную тропу. Это бесценный дар. Но Перуну, славянскому богу мужей и войны, не приносили в дар розы. Солженицын был нашим Перуном. Лучше я преподнесу ему свою книгу «По ту сторону отчаяния». Солженицын не ожидал, может быть, что ему придется встретиться здесь с его героями, не со смиренными жертвами типа Ивана Денисовича, Матрены, Цезаря, Кавторанга, а с персонажами его пьес: поднявшими оружие против советской власти, как в «Пире победителей»; ищущими «военной смерти», как в «Пленниках»; убивающими стукачей и подрывающими танки, как в «Знают истину танки»; пытающимися выдать США планы СССР насчет похищения секрета атомного оружия; мечтающими о падении водородной бомбы на Империю зла — словом, с волкодавами. Мы ожили, может быть, вопреки воле Творца. Но мы не Андрий и не станем слушать Тараса Бульбу. Ни Бог, ни Солженицын не вправе нам сказать: «Я тебя породил, я тебя и убью». Бог дал нам жизнь, Солженицын открыл смысл этой жизни: уничтожение коммунизма и СССР, — но в остальном мы свободны.

«Пророков нет, не сыщешь и с огнем, исчезли Магомет и Заратустра, пророков нет в Отечестве своем, да и в других Отечествах не густо». Пророков и не нужно. Свобода и воля личности не нуждаются в костыле пророчества. Мы не инвалиды, мы стоим на собственных ногах. И даже если сам Всевышний скажет мне, что Ему неугодны реформы Гайдара, я отвечу то же, что и Солженицыну: «На вкус и цвет товарищей нет. Да и в экономике Вы едва ли разбираетесь».

Сейчас мы будем прорываться к звездам Запада, холодным и сверкающим маякам России, через тернии, пропасти, сточные канавы, ломая себе кости, оставляя клочья мяса на шипах. Мы должны научиться делать деньги. Считать деньги. Любить деньги. Иметь деньги. Чем нам может здесь помочь юродивая солженицынская Матрена, забитый совок? Если быть праведником значит не иметь поросенка и копать чужую картошку, то такие праведники сейчас для нас хуже церковных татей. Чем нам поможет Иван Денисович, делающий добросовестно свою работу в концлагере за пайку и миску баланды, под автоматами?

Солженицын, зная все о жизни в тюрьме, совершенно ничего не знает о жизни на воле. В этом своеобразие его таланта и его жизненный выбор. СССР был тюрьмой, знания о жизни были бесполезны. Мы проломили стены, мы хотим жить на воле. Но об этой жизни ничего не знает сам Солженицын. На воле он не жил, а в США заперся и писал. Ельцин, и тот знает больше о США. Никто никого ничему не может научить. Маститый Лев Толстой, такой знаменитый и мощный в творчестве, был жалок и смешон в своих дурацких советах насчет вегетарианства и «Божьей земли», которой нельзя владеть на правах частной собственности. А несравненный, гениальный Достоевский, который в миру, вне собрания сочинений, то садился в тюрьму за социализм, то издавал «Гражданина» (который пришелся бы по вкусу и Бабурину, и Васильеву, а может быть, и Руцкому), то проигрывался в рулетку? А жалкая лакейская жизнь талантливого Катаева, а согнутая спина блестящего Эренбурга?

Не делайте из Солженицына горьковского Луку. Ему нечем вас утешить. К тому же гении вовсе не обязаны спасать народ. Тем более что неизвестно, не придется ли нам Россию спасать от такого народа. Солженицын приехал делать нашу судьбу, возможно, погибель. Это много. Ни парижский канатный плясун Эдуард Лимонов, устраивающий здесь гастроли своего кабаре, ни покаявшийся и сжегший в печке «Зияющие высоты» А. Зиновьев никогда этого не сделают. Чего вы еще от него хотите?

Птицеловы, теснящиеся вокруг благоприобретенного кумира, не усвоили главную истину, которую мог бы им сообщить старый лагерник Солженицын: «Не верь. Не бойся. Не проси».

Тройка, семерка, туз

По Москве бегают толпы ошалевших акционеров и требуют отставки президента и правительства, наказания министра финансов и налоговой полиции, эликсира вечной молодости, а также срочной выдачи золотого ключика, калош счастья и философского камня (не для обретения мудрости, а для превращения булыжников в золотые слитки). Когда же рядового акционера спросишь о причинах такового его поведения, дальнейшее можно цитировать по Корнею Чуковскому: «А он только „му“ да „му“, а к чему, почему — не пойму». То есть МММму. Поскольку акционеры МММ (они же аудитория «Просто Марии» во всяческих видах и блюдах, от плачущих навзрыд богатых вплоть до инженю Иоланды Лухан или как там этот кошмарик называется — «Тайные розы», «Дикие страсти»?) никаким сознанием не обладают и высшей нервной деятельности у них не заметно, то придется анализировать их подсознание, чтобы хоть сколько-нибудь разобраться в вопросе.

Итак, коллективное бессознательное. Еще задолго до МММ россияне играли в спортлото, три листика и денежно-вещевую лотерею, но, не угадав карточку и не выиграв «Волгу» или холодильник, они не требовали отставки Генсека и Политбюро. Как вы думаете — почему? Годами выплачивая из грошовых зарплат займы, которые потом пошли КПСС под хвост, наши обожаемые массы, обрыдавшиеся по поводу своих «трудовых сбережений», начисто забыли о том, что Советское государство вернуло им займы в той же свободно конвертируемой валюте — то ли в золе, то ли в гуано. Что-то я не помню митингов на эту тему. Где был наш храбрец Челноков? Почему он не бросил Брежневу в лицо пачку облигаций, как пачку ваучеров — Чубайсу? Массы и их пастыри из многочисленных фашистских и коммунистических партий не лишены инстинкта самосохранения. Одно дело — орать на всех перекрестках, что тебя разорил Гайдар, а в объятия МММ толкнул Ельцин, а совсем другое — заявить публично во время оно, что тебя разорил Андропов, а в спортлото заставил играть Брежнев, не оставив другой возможности заработать на жизнь. Попытка введения свободы для контингента, подобного поклонникам МММ, Жириновского, Зюганова и Руцкого, противоречит, по-видимому, нормам, запечатленным в евангельских текстах: «Не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего свиньям». Но как было удержаться Гайдару, если не удержался некогда Сам Христос? По-видимому, древнюю Иудею населяли тоже совки. Судя по их отношению к предложенным Иисусом реформам. Так что Евангелие — это нам дорого и близко. Челноков, Власов, Хасбулатов, Руцкой, Константинов и прочие переменившие фронт «демократы» чем не Иуды? Синедрион — это явно наши «патриоты», от Лимонова до Проханова. Первосвященники были, похоже, из ФНС, а то из движения «Держава». Зорькин — типичный Понтий Пилат (да и Казанник из этого ряда). И если бы красно-коричневой толпе представили на выбор разбойника Варравана и Егора Гайдара, она наверняка бы закричала, указывая на Егора Тимуровича: «Отпусти нам, Варравана! Распни Гайдара!» В России реформы всегда кончаются на Голгофе. Мне остается только пожелать советской толпе, чтобы после этой очередной Голгофы она справедливо претерпела те же казни египетские, что некогда несправедливо претерпели бедные евреи. Впрочем, отказ от реформ предполагает кару. Кто не верит, пусть поедет в Беларусь и посмотрит.

Еще персонажи «Пиковой дамы» знали, что в игорном доме «груды золота лежат, и все не мне принадлежат». Что, конечно, очень досадно. Но персонажи оперы хотя бы поступали логично. Германн требовал «три карты, три карты, три карты» не от царя, правительства и Думы, а от старухи графини. Когда же он проигрался, то тоже поступил вполне разумно: сошел с ума. Лиза тоже не ударила в грязь лицом, а утопилась. Наши же игроки почему-то не топятся и не вешаются, а не прочь повесить или утопить кого-нибудь другого, и даже не Мавроди, что было бы сколько-нибудь в порядке вещей, а Черномырдина, министров и самого президента.

Я думаю, что в России надо срочно закрыть все казино. В Монте-Карло или Лас-Вегасе проигравшие тихо и мирно стреляются, но почему-то не требуют отставки своих правительств. А у нас каждый, кто подзалетел с «зеро» или красным и черным, будет ходить на анпиловские митинги, требовать, чтобы всех в правительстве уволили, и поклоняться святым мощам убиенных в Белом доме красных боевиков (что уже сделал разочек акционерный митинг), хотя мощи боевиков, в отличие от мощей святых, чудотворной силой, как выяснилось, не обладают и кредиткопад с неба вызвать не в силах. Вообще-то МММовские параллели слишком часто накладываются на коммунистические меридианы. Начиная с весьма подозрительных шашней администрации Музея имени Ленина и бывшего их ответственного квартиросъемщика господина Мавроди (почему-то Боровому тот же музей пристанище не предлагает). И кончая услужливо предложенным Бабуриным грузовиком с усилителями для митинга акционеров. Рыбак рыбака… В принципе понятно, почему пайщики МММ не сходят с ума: сходить не с чего! Умные люди, вкладывая деньги в ценные бумаги, советуются не с Леней Голубковым и не с Вероникой Кастро (она, кстати, свои деньги небось МММ не отдаст), а с нотариусом или со своим биржевым маклером. Боровой с экранов еще до скандала объяснил, что такое МММ и чем это все кончится. А уж Константин Натанович о биржах и акциях знает все. Но выбор между Леней Голубковым и Константином Боровым население сделало. Ну и хлебайте теперь свои открытки с ликом святого Мавродия большой ложкой. Еще говорят, что у нас самая читающая в мире страна! Хоть бы Джека Лондона прочитали «Время не ждет». Уже бы что-то об акциях усвоили. Хоть бы внимательно «Возвращение в Эдем» посмотрели. Там очень красочно показано, как злодейский Джек биржевой игрой пытается разорить компанию добродетельной Стивени. А во «Всех страхах мира» Тома Клэнси заместитель директора ЦРУ Джек Райан (не работающий, в отличие от Эймса, на КГБ) имеет акции, цена которых в год возрастает на 23 процента, и это еще хорошие акции! А советскому народу Мавроди обещал 7000 процентов годовых! Откуда такие блага? Он что, святой Петр? В нормальном западном мире акции повышаются в цене, когда возрастает доходность предприятий. А если нет предприятий, а есть развесистая клюква, то что повышается в цене в случае с МММ? Дым Отечества?

Мавроди я не виню. Если вокруг одни бараны, то как же их не остричь? Мавроди не прав в одном: не надо было зарываться. Остап Бендер всегда старался вовремя унести ноги и советовал Кисе беречь очки. Мавроди надо было в темпе слинять в Швейцарию, а не обещать смести правительство с помощью путча своих акционеров. Я готова простить мошеннику, но не тому, кто держит в запасном сейфе «Аврору». Однако Мавроди посадили не мы, западники, и даже не правительство. Его посадили своей реакцией глупые акционеры. Вместо того чтобы подать на Мавроди в суд, они стали его оплакивать, как на похоронах Сталина или Ким Ир Сена, и с теми же основаниями. Что могли сделать власти, глядя, как наши бараны после первого обмана хватают уцененные в сто раз акции? Только прекратить это «пещное действо» с помощью ареста Мавроди. Если гаммельнские обыватели идут в воду под дудочку гаммельнского крысолова и ничего слушать не хотят, то приходится сажать крысолова, дабы потом уже сто миллионов обывателей не требовали отставки правительства и не одолжались у Бабурина. Представляю, как бедный заклинатель змей проклинает своих акционеров. А они на полном серьезе решили, что Мавроди создал МММ с целью их обуть, одеть и накормить. Пятью хлебами, пятью рыбами и пятью акциями…

Большой дефицит в кумирах. Ни один приличный человек, увидев Леню Голубкова, не дал бы его творцу ни копья. Но сколько у нас приличных людей? Ровно столько, сколько защищают бизнесмена-либерала Льва Вайнберга, финансировавшего Ельцина и демократов, брошенного реваншистами в Лефортово.

Большинство будет защищать Мавроди, ибо Леня Голубков — национальный герой. Потому что дебил и халявщик. Вообще русский национальный герой — дебил. Исторически. Илья Муромец, Иванушка-дурачок, Емеля, Иван Сусанин, Василий Блаженный, Павел Корчагин, Павлик Морозов, Василий Теркин, Иван Денисович, Леня Голубков, Руцкой и Жириновский. Национальный дух, по Проханову, тянется к коммунизму. Правильно. Нет ничего дебильнее коммунизма. Россия в очередной раз проигрывает свое будущее, пытаясь уклониться от законов капитализма. Некий голос свыше уже откашлялся, чтобы сказать: «Ваша дама бита».

Долгое прощание

Я всегда терпеть не могла графа Льва Николаевича Толстого. И в творчестве, и тем более в жизни. Впрочем, он и в творчестве с указкой. И хотя его персонажи до вегетарианства не докатились, а спокойно кушали бифштексы, то есть были все-таки не так смешны, как их создатель, указка ментора и ряса искреннего Тартюфа, не позволяющего себе и в частной жизни отступлений от морализаторства, торчат из-под каждой страницы. Если бы Лев Николаевич ел лапшу только на людях, а в кругу семьи разговлялся телятинкой, если бы он только фотографировался в холщовой рубахе и домотканых штанах, а дома носил бы сюртук, если бы он просто тартюфил для потомков и истории, это было бы гораздо человечней и безобидней. Но он был тем Тартюфом, которого невозможно разоблачить, он и днем и ночью носил свою праведность, как вериги, он юродствовал и за письменным столом, и за обеденным. Не скоро Россия сосчитает убытки от деятельности в жизни и литературе «этакой глыбы» и «матерого человечища». Все худшие заблуждения русского интеллигента и русского социалиста сошлись в его книгах и на его жизненном пути.

Во-первых, русский интеллигент, слегка фрондируя, в душе (и не только там, но и ближе к public relations) остается квасным патриотом и добродетельным империалистом. На бумаге это выразилось в «Севастопольских рассказах» и в «Хаджи Мурате». В жизни юный граф исправно завоевывал Кавказ, а «Хаджи Мурат» — никак не диссидентство, без обидная фронда, даже менее острая, чем «Цинковые мальчики» Светланы Алексиевич. Как раз на уровне афганских новелл Проханова. Вообще наши гении, от бывших декабристов до Толстого и Лермонтова, фраппируя и будируя, не забывали исполнять свой интернациональный долг на Кавказе.

Кроме примерного поведения на колониальных фронтах любимого Отечества, Лев Николаевич проповедовал опрощение и ходил в народ. Проповедь имела огромный успех в стране, на столетие отставшей от европейской цивилизации, где на национальном знамени можно было уже с XIX века начертать: «Я на солнышке лежу и на солнышко гляжу. Все лежу, все лежу и гляжу, гляжу, гляжу». А двуглавый орел после эпохи Александра Освободителя окончательно стал походить то ли на ворону, у которой лисица только что отобрала сыр, то ли на дохлую курицу, заснувшую на насесте.

Плоды хождения блаженных и юродивых интеллигентов в народ с проповедью нестяжательства и равенства с братством пожал Владимир Ильич в октябре 1917 года, вот поэтому он так высоко и оценил зеркальную безмятежность толстовской души. Социальные и пролетарские революции всегда появляются из незамутненных зеркал интеллигентских писательских душ. Чуть только зазеваешься — а революция уже и здесь, вылезла на свет божий, как кикимора болотная.

В знаменитом «Воскресении», наиболее тошнотворном из всех своих романов, Лев Толстой явно склоняется к тому, чтобы отменить тюрьмы и каторгу для преступников (что преступники вскоре и проделали, загнав на каторгу — в ГУЛАГ — честных и законопослушных людей).

Жертву социальной несправедливости Катюшу Маслову, вполне добровольно кокетничавшую с красивым барчуком, автор помещает в здоровую среду террористов-каторжан, чей мирный и благостный образ жизни должен, конечно, привить героине недостающие ей добродетели. Уж лучше бы Нехлюдов оставил бедную девушку заниматься проституцией. Получается, что он растлил ее дважды — с одобрения графа Толстого.

Я начинаю понимать, за что Льва Толстого отлучили от церкви.

А сколько бед принес России тезис графа о том, что «земля — Божья»? Отрицание частной собственности на землю нашло свое место даже в единственном решении злополучной Учредилки. А чисто барская неприязнь к деньгам? А попытка сбежать из дома, совершенно хипповый уход из Ясной Поляны? Какая же ненависть к обычной, благополучной человеческой жизни в этом бегстве!

Тяжелое, как лежачий камень, наследство, тяжелые кирпичи книг из собраний сочинений, замешанные на социализме и народолюбстве, даже народоугодничестве… И этот кирпич упал нам на голову еще сто лет назад! Все эти простые как грабли Тушины, Платоны Каратаевы, умилившиеся Пьеры, обретающие счастье в плену… (как будто артподготовка перед принятием счастья лагерей).

Я люблю и уважаю умного, веселого, блестящего Пушкина, джентльмена до кончиков ногтей, озорного, свободного, светского, танцевавшего на балах, опасавшегося народа, дравшегося на дуэли за прекрасную Натали (вы представляете себе Льва Толстого, дерущегося за Софью Андреевну?), гонявшегося за красотками, пившего шампанское, уплетавшего трюфеля и ростбиф. Он хотел иметь деньги, но ему не везло: их вечно не хватало. Пушкин был интеллектуалом — не интеллигентом. И чем больше я люблю Пушкина и его точные, разящие, блистательные шедевры, тем больше я ненавижу Толстого и его сырое, как тесто, претенциозное, аляповатое творчество.

Но Толстому мы, слава богу, ничем не обязаны. Как говорится, наплевать и забыть. А вот с Солженицыным как быть? Как совместить его взрывное, гневное, антисоветское творчество и нынешнее тошнотворно-карикатурное поведение перед телекамерами в русле картины неопередвижников: «Великий писатель возвращается к горячо любимому народу, терпящему казни египетские»? Писатель, бесспорно, великий. Но вот это хождение в горячо любимый народ за правдой до боли напоминает гражданскую позу столь нелюбимых Александром Исаевичем народников-социалистов. Зачем все это паломничество было нужно? Чтобы все вспомнили роман Войновича «Москва 2042» и Сим Симыча Карнавалова, возвращающегося на белом коне? На наших глазах сбывается злая пародия Войновича. Вплоть до изгнания из русского языка иностранных слов. До «леталки» вместо самолета не дошло пока, но слово «ваучер» уже предложено заменить. Что ж, мы все понемногу учились лингвистике. Александру Исаевичу должен быть известен славянофильский вариант «непатриотической» фразы «Франт идет по бульвару из цирка в театр в калошах». Все студенты-филологи это знают. Оцените изящество и лаконизм: «Хорошилище грядет по гульбищу из ристалища на позорище в мокроступах». Может быть, нам еще лапти обуть и поневы утащить из музеев? Судя по костюму великого писателя (у которого, слава богу, есть честно заработанные деньги и на хорошее платье, итальянское, австрийское, английское, и на «мерседес»), его отношение к европейской одежде не намного отличается от отношения комсомольских патрулей былых времен к твисту, джазу и узким брюкам «стиляг».

Солженицын по дороге собрал целую коллекцию воплей и слез. Интересно, что он ожидал услышать? Еще Некрасов предупреждал любителей хождения в народ, что он, миленький народ, смог только одно — «создал песню, подобную стону, и духовно навеки почил». Народ, видно, ждал, что писатель скажет ему, как жить, укажет цель в жизни. Надеясь втайне на послабление и сбавку после сурового приговора радикалов-западников: «Не ной. Не ропщи. Трудись. Зарабатывай. Меняйся. Ты сам во всем виноват».

Что ж, если систематизировать все нравоучения Солженицына, в этом гербарии, кроме ужасающей некомпетентности и наива в духе таможенника Руссо, обнаружатся в стертой форме все пороки примитивного национал-социалистического (не в смысле фашизма, а в смысле смеси ура-патриотизма и некой экономической соборности) сознания. Вот очень краткий перечень, только самое ужасное. 1. По рынку в Красноярске ходят наглые кавказцы: азербайджанцы и прочие, — и русских не видно совсем. 2. Украина захапала русские области, да их не переварила, потому что пожадничала. 3. В Казахстане угнетают русских. 4. Украина и Казахстан должны вторым государственным языком сделать русский. 5. Народ страждет. 6. От Международного валютного фонда надо держаться подальше. 7. Реформа Гайдара — безмозглая. 8. Надо было делать все снизу, не ломать систему, а ввести некий нэп: маленькие магазинчики и прочее (китайский путь).

А в Китае до сих пор сидят политзаключенные! Весь этот траченный молью убогий реквизит можно встретить и в газете «Завтра», правда, в более оголтелой форме. Но осетрина-то с душком! Второй свежести. Антисоветчик Солженицын перестал быть диссидентом. Быть диссидентом — это не просто ругать правительство, а ругать его за дело, обгоняя свой век, а не отставая от него на столетие. Быть диссидентом — это значило всегда защищать не злую силу Российской империи, а гонимых ею. Не защитит Солженицын ни чеченцев, ни таджиков. Он решил защищать тех, кто меньше всего в этом нуждается: русских. Не указал антикоммунист Солженицын на красные звезды Кремля и на Мавзолей. Они ему не мешают, в отличие от ваучера. О борьбе с коммунистами тоже ни словечка. Неужели не видит он красных флагов и черных свастик? Автор «Архипелага» решил быть над схваткой тех, кто конфисковал его «Архипелаг», и тех, кто на нем вырос, кто шел за него в тюрьму? Нам уже предложено называть друг друга не господами, а товарищами. Из уст Солженицына — это конец света.

Мы теряем Солженицына, и чем больше он говорит, тем верней. Долгое, невыносимое прощание с живым, утрата надежд, уважения, человеческой приязни. Мы лишились еще одного знамени. Не мы бросили это знамя — знамя бросило нас.

Я все время боюсь, что все увидят, что король-то голый. Ведь это был наш король. Бескоролевье пришло, и как бы эта жалкая суета нелепого «общественного служения» не заслонила книги. Это был Манифест, он звал на смертную борьбу, и автор, написавший его правой рукой, не имеет права отбирать его у нас левой, простертой в посконное российское прошлое на задворках европейской цивилизации.

Параноики пишут нолики

На месте западных правительств, кроме таможенного досмотра и визового контроля, не считая «интервью» в посольстве и заполнения самых разных анкет, для соискателей иноземного гражданства или вида на жительство я ввела бы еще один кардинальный вопрос: «Какое у вас настроение?» Если хорошее, то пустить. Если плохое — оставить в России, в этой резервации меланхолии и депрессии, чтобы не заразить духом упадничества и безумия весь мир.

Все это пришло мне в голову, пока я смотрела русский фильм режиссера-эмигранта, снятый на американском материале, на американской технике, на американской пленке. Фильм называется «Гомер и Эдди». Совершенно очевидно с первых же кадров, что американец такой фильм снять не мог (разве что если Фланнери О’Коннор занялась бы режиссурой). Правда, американский подросток из романа Селинджера «Над пропастью во ржи» никчемностью и бесплодными поисками смысла жизни напоминает своего двойника из романа Достоевского, но дойти до полного маразма ему не даст респектабельная американская семья, так что придется с возрастом бросить чудачества и делать карьеру и деньги, и учиться, и жить среди людей.

Нашим подросткам (и их младшим и старшим братьям) было гораздо хуже во времена Достоевского, не лучше и в нынешние времена. У них и родители такие же чудики по-шукшински, либо психи, либо военные преступники (сталинских времен), либо смертники ГУЛАГа. Какое настроение может быть на кладбище, где семьдесят с лишним лет роют братские могилы, а в индивидуальные подселяют новых покойников, уплотняя по ордеру предыдущих; где даже смерть не избавляет от коммуналки, а расселение будут осуществлять, видимо, небесные популисты после трубы Страшного суда, уже на том свете? Коллектив же только вселяет уныние, потому что плохое настроение одиночек, суммируясь, создает такой резонанс, что возникает коллективное помешательство, когда тысячи зареванных коммунистов и хлюпающих носами фашистов оплакивают на площадях совершенно не нужный им Советский Союз или еще какую-нибудь химеру типа равенства и братства. Коллективное помешательство, или паранойя масс, возникает исключительно на базе плохого настроения этих самых зловредных масс.

Так вот, в фильме «Гомер и Эдди» происходит следующее. В старой машине со свалки путешествуют по Америке двое дебилов: один — безобидный и верующий, другая — злобная, опасная, сбежавшая из психушки, где она оказалась после убийства двух ни в чем не повинных людей. В финале фильма она успевает убить третьего на том основании, что у нее, у убийцы, опухоль и жить ей остается месяц. Вы, очевидно, уже догадались, что мог извлечь из такого сюжета русский режиссер? Правильно. Герои — правы, а окружающая их бездушная Америка неправа. Она черствая, она корыстная, она бездуховная. Она предоставляет дебилам лишь одно право — мыть посуду. А за убийство запирает в сумасшедший дом. Будь Эдди нормальна, она вообще села бы на электрический стул. Какое свинство со стороны Америки — так ограничивать свободную инициативу маргиналов. Без денег ничего в этой Америке не дают даже юродивым, даже в публичном доме не обслуживают. Конечно же нас заставляют понять огромную человеческую трагедию слабоумных героев. И конечно же им открывается истина, и их будет Царствие Небесное. А вокруг них супермаркеты, парады, нормальные люди, и все неправы, кроме наших бедолаг. Это вполне по-русски: чтобы последние стали первыми хотя бы на экране. Добро, оказывается, удел нищих и деньгами, и духом. Сия евангельская притча разыгрывается в порядке благодарности заокеанской стране, давшей русскому режиссеру возможность выжить и снять этот самый фильм, получить за него премии и награды, когда пришлось бежать от не в меру духовной Родины. Фильм предельно талантлив, и его нельзя опровергнуть, несмотря на лживость и пагубность его установок. Искусство вообще нельзя опровергнуть на уровне логики и прагматики. Эстетический ряд доказательств опрокидывает даже этические постулаты. Леонид Андреев в «Иуде Искариоте» ухитрился доказать, что предавший Христа — порядочный человек. А Степняк-Кравчинский, Савинков и Юрий Трифонов убедили все прогрессивное человечество в том, что террористы — народовольцы и эсеры — замечательные люди, герои нашего времени. Это сейчас у нас отходит наркоз, и операционная рана болит, болит, болит… Нам ампутировали наши кумиры наши установки, наши эстетические ценности. Насилуя себя, давясь словами, не смея посмотреться в зеркало, мы стараемся возненавидеть Желябова и Перовскую, Каляева и Фигнер и полюбить тех жандармов, которые их ловили и вешали. Сильные люди делают это, молча корчась от боли, кусая губы, чтобы не закричать, как под пыткой. Слабые вопят под красными флагами на площадях, и судороги их боли переходят в оскал агрессии, и мы с облегчением перестаем их жалеть, потому что их страдание уродливо, дисгармонично и опасно для общества. Попробуйте пожалеть собаку, которая вас только что укусила! А когда кусаются лозунги, и речи, и целые митинги, всякую жалость вытесняет страх, что перегрызут горло — тебе, твоей семье, твоим друзьям, — и помимо воли складываются чужие слова: «…как бешеных псов». Слово «расстрелять» мы еще не можем произнести, это очень сильный внутренний запрет, но есть много паллиативов: «разогнать», «посадить», «обезвредить».

Видит Бог, я хочу, чтобы это противостояние кончилось скорее (в нашу пользу). Потому что если оно продлится, как бы мы не научились выговаривать слово «расстрелять». Так что настроение мрачное у всех, ведь тезис «Добить гадину!» предполагает, что и гадина будет чувствовать себя неуютно, и добивающие ее Георгии-победоносцы тоже кайф ловить не смогут. Во-первых, остатки правозащитно-гуманитарного подхода сказываются: добивать хоть и необходимо, но неприятно и тягостно. А во-вторых, нет никакой гарантии, что это ты добьешь гадину, а не она — тебя. Гадина ведь с тысячелетним стажем соборности, общинности, коммунитарности, колхозности etc. У этой гадины небось семь поясов в карате и первый разряд по фехтованию. А демократы, прямо как Давид, идут с одной пращой. Самое время Богу помочь демократическому теляти волка з’исты.

По фильму «Гомер и Эдди» понятно, какое настроение у русских талантов доминирует. Параноидально-паническое. Впрочем, у бездарностей такое же. В фильме, по сути дела, отстаивается преимущество слабоумия перед умом, безумия — перед разумом, преступления — перед законопослушанием, бедности — перед достатком, лености — перед усердием. Гомер и Эдди, конечно, займут почетное место в эстафете литературных поколений: от семьи Мармеладовых, князя Мышкина, Родиона Раскольникова, братцев Карамазовых, Шатова, Кириллова, Верховенского и Ставрогина до Егора по кличке Горе из шукшинского романа. В доброй, умной, здравой, ясной и чистой Америке режиссер не нашел ничего, кроме «отходов производства», и воспел эти отходы, и доказал их правоту нам, неамериканцам, ибо это наше классическое видение предмета — через унижение, бедность, беду, падение и глупость.

Мы у себя в России настроились на помойку, и если на Западе не находим ее, то у нас начинается ностальгия. И г-н Лимонов на Западе первым делом дорвался до помойки, описал ее и затих, вне себя от счастья, и создатель «Гомера и Эдди» г-н Кончаловский — тоже. Я надеюсь, что до американцев просто не дойдет. Иначе их постигнет наша участь: вместо того чтобы жить, созидать, двигать вперед историю и прогресс, они начнут стенать и заниматься рефлексией, в результате чего США превратятся в нечто подобное России — в свалку, по которой ходят интеллектуалы и обсуждают, по горло в отбросах, проблемы защиты окружающей среды от тлетворного влияния дезинфекции и санации.

Все настроение русской литературы заключалось, как в капсулу, в туман черной меланхолии. Все чеховские герои — или пациенты палаты № 6, или, как доктор Андрей Ефимович, восхищаются ими и стремятся им уподобиться. А если они богатеют, как Ионыч, то не делаются джентльменами, а впадают в беспросветное свинство. На выбор: или свинство, или маразм. Третьего не дано.

Но если у Чехова действуют тихие помешанные, то у Достоевского — буйные. А параноики, как известно из того же Галича, пишут нолики. Мрачные, издерганные персонажи великой русской литературы — слабое утешение за то, что итог нашей истории на октябрь 1994 года — нолик. Мы много наговорили и навыдумывали, но никакие словеса и никакие фолианты не заменят нам автобаны, цивилизованный быт, цивилизованное право, конкретные знания, комфорт, достаток, человеческое достоинство и разум. Не говоря уж о свободе, поощряющей прогресс, а не отнимающей рассудок. Да и просто о хороших манерах. Мы дикари, колдуны которых, то есть художники, владеют магическими приемами и создают из ничего дивные иллюзии: спектакли, книги, картины, симфонии. Запад пригласит наших колдунов на гастроли и охотно пришлет туристов — посмотреть на месте. Маги сделают последние пассы, рассеется цветной туман, канут в ночь видения, иностранные зрители, выразив свой восторг, разъедутся по домам. А мы останемся в уборах из птичьих перьев и раковин в своих джунглях Амазонки и разойдемся по шалашам.

Мытищигейт российской охлократии

На генеральной репетиции в присутствии избранной публики, маститых критиков и собратьев по ремеслу обычно многое, неясное в процессе работы над спектаклем, становится мучительно ясным. Во-первых, то, что уже ничего не изменишь. Премьера пройдет по сценарию генеральной. Ставки сделаны. Ставок больше нет.

Во-вторых, на генеральной только и выясняется, кто в пьесе первый любовник, кто резонер, кто героиня, кто благородный отец, а кто злодей. Те данные, прогнозы, опросы, графики, которые добывает ВЦИОМ до спектакля и до выборов, могут здорово подвести. Помните убедительные выкладки до 12 декабря, которые подвигли нашу безголовую власть накрыть столы для премьеры под названием «Встреча Нового политического года»? Вот что значит генеральной не было. Сколько продуктов было выброшено Жириновскому и Зюганову под хвост! Сколько шампанского было вылито на коммуно-фашистскую мельницу! На этот же раз у нас есть надежда сэкономить по крайней мере на харчах и выпивке, а веревку нам после выборов красно-коричневые, надеюсь, выдадут даром, из фонда «Возрождение России». Судя по выступлению Александра Исаевича Солженицына в Госдуме, он на эту благую цель тоже может пожертвовать что-нибудь из литературных гонораров, которые раньше, в лучшие времена, он вносил в Фонд помощи политзаключенным.

На выборах в 109-м округе народ, настолько обделенный хлебом, что аккуратно скупает все деликатесы Москвы и окрестностей, так, что то икра кончается, то крабы, то шоколадные торты, а то балык, оказался хотя бы не обделенным зрелищами. К 30 октября ему сервировали целую дюжину кандидатов. Постный христианский демократ, скоромный госкапиталист, съедобная кандидатка от ПРЕС, ядовитый, как мышьяк, громила Федоров из баркашовской рати, сушеный аппаратчик Жаров, деликатесный, вкусный и питательный Константин Боровой на китайском фарфоре, скользкий, как угорь, Мавроди, напоминающий жвачку «Риглес перминт»: жуешь целый день, запах приятный, а сытости никакой.

Таким количеством демократии запросто можно было заново заполнить бассейн «Москва». Однако привередливый народ, который привык все делать из-под палки: выбирать, учиться, работать, трезвиться и бодрствовать, — отворотил нос от президентской пищи. Было объявлено, что выборы состоялись. Но у К. Борового есть целый набор улик, что даже 25 процентов избирателей не доползли до урны. У психиатров это называется «синдром деперсонализации». Я не я, и страна не моя. 80 процентов избирателей наглядно продемонстрировали, что сделали свой свободный выбор, не явившись голосовать, благо им все до фонаря. Правда, российские народные массы в результате такой «дофонарной» позиции частенько оказывались потом на фонарях, как после 1917-го. И это было бы их личное дело, если бы с ними — и даже до них — не вешали на тех же фонарях те несчастные проценты, которые голосовать ходили — и голосовали всегда правильно: за разумное, доброе, вечное. То есть за кадетов в 1918-м, за демократов в 1989-м, за «Выбор России» в 1993-м.