История Древнего Востока Деопик Дмитрий

III и IV династии

Первым выдающимся правителем III династии, заложившим основы государственности Древнего царства – самой блестящей, по мнению самих египтян, эпохи их истории, – был Джосер (ок. нач. XXVIII в. до н. э.). При нем местопребывание двора и царский некрополь окончательно перемещаются в Мемфис. На усиление царской власти при Джосере указывает введенный им титул, свидетельствовавший о том, что тело царя, подобно плоти богов, сотворено из золота (так называемое золотое имя: у Джосера – «Солнце в золоте»). Этот титул (как и Хорово имя Джосера Нечерихем – «Божественный плотью») означал, что царь уже не просто сопоставлялся с некоторыми богами, а признавался равным им.

Гробница Джосера была сооружена в районе Саккара его придворным архитектором и главным советником Имхотепом. Цари первых династий уже возводили в этом месте к западу от Мемфиса свои погребения, однако гробница Джосера превосходила любое из них. Она была возведена из известняка и представляла собой первую в истории Египта пирамиду, пока еще ступенчатой формы, состоявшую как бы из шести мастаб, поставленных одна на другую, и достигшую в высоту 60 м. Вокруг пирамиды Джосера был возведен целый комплекс культовых построек, редких по своей простоте и изяществу.

Имхотеп был не только талантливым архитектором, но и разносторонним ученым и опытным государственным деятелем. В частности, его усилия смягчили последствия семилетней засухи, постигшей Египет при Джосере, и, по-видимому, именно при его участии в царствование Джосера был введен календарь, основанный на отсчете нового года от дня появления на предрассветном горизонте звезды Сириус – 19 июля. Установив таким образом день нового года в восемнадцатый год царствования Джосера (ок. 2781 г. до н. э.), египтяне отсчитывали в дальнейшем от этого дня по 365 дней. Благодаря своей мудрости Имхотеп стал впоследствии одной из самых известных фигур египетской истории и даже был обожествлен (в I тыс. до н. э. древние греки сопоставляли с ним своего бога врачевания Асклепия).

Об истории Египта в период правления III династии после Джосера ввиду скудости письменных данных известно очень мало. Судя по всему, при преемниках Джосера завершилось формирование отлаженного и жестко подчиненного царской власти аппарата централизованного государства. Цари III династии, вслед за Джосером, воздвигают к западу от Мемфиса свои пирамиды, то ступенчатой, то почти правильной геометрической формы. Прекращаются церемонии «следования Хора», и ни о какой самостоятельности прежних государств додинастического периода – номов – речи уже не идет. Номархи превратились хотя и в высокопоставленных, но полностью зависимых от царя чиновников, которые могли на протяжении своей карьеры побывать наместниками нескольких номов в разных частях Египта.

Джосер

Пирамида Джосера в Саккара

Как показывает жизнеописание чиновника конца III – начала IV династии Мечена, записанное на стенах его гробницы, важной частью обязанностей номарха было увеличение числа принадлежащих государству хозяйственных угодий (так называемых дворов и селений). Чтобы создавать новые угодья, Мечен, в частности, покупал землю у независимых от государства сельских общин. На Древнем Востоке главным условием существования общины было наличие у нее достаточного для пропитания своих членов массива земли в полной собственности. Поэтому, продавая участки своей земли, община подрывала, если не полностью разрушала, собственные устои. Членам общин, и так находившимся под государственным контролем (видимо, об этом говорит их обозначение в надписи Мечена термином «несутиу» – «царевы [люди]»), после утраты своих земельных участков оставалось только влиться в число полностью зависимых от государства работников его хозяйств. То, что общины в принципе шли на такие сделки, свидетельствует о давлении на них государства, по-видимому, целенаправленно стремившегося к их полной ликвидации.

Принадлежность к общине накладывала на человека ряд священных в понимании того времени обязательств перед ней, и для государства была крайне нежелательна ситуация, при которой эти обязанности могли бы вступить в противоречие с долгом этого человека как подданного. Наиболее радикальным способом устранения самой возможности таких противоречий была ликвидация общины. Тем самым работа человека в государственном хозяйстве (на поле или в мастерской) или чиновничья служба превращалась в единственный признак, определявший его положение в обществе. Прямых указаний на то, что египетское государство проводило в начале Древнего царства подобную политику, в источниках нет, однако такой вывод можно сделать, приняв во внимание всю совокупность имеющихся данных и по аналогиям из истории других стран Древнего Востока (например, Месопотамии эпохи Аккадской династии или Китая I тыс. до н. э.). При этом очень раннее объединение долины и Дельты Нила под властью государства, мощь которого усиливалась узостью его естественных границ, сделало возможной, по-видимому, полную ликвидацию в Египте сельской общины (кроме жизнеописания Мечена, у нас вообще нет сведений о ее существовании).

Период правления IV династии начинается с царствования Снофру (рубеж XXVII–XXVI вв. до н. э.). Он запомнился египтянам как мудрый и добрый правитель. Снофру воевал в Нубии и на Синайском полуострове, где в районе современного Вади-Магхара сохранились рельефные изображения, прославляющие его победы. При III–IV династиях египтяне вообще стремились прочно подчинить этот район, богатый месторождениями меди, причем позднее его местным божеством стал считаться как раз Снофру. На восточной границе Дельты он создал систему укреплений – «Дом Снофру». Снофру долго выбирал место своего погребения и построил целых три пирамиды: одну, возможно начатую еще его предшественником Хуни, в современном Медуме и две собственные пирамиды в современном Дахшуре (грани одной из них изломлены под углом посередине; вторая же имеет совершенно правильную геометрическую форму).

Существенно, что Хорово имя и имя «Обеих Владычиц» у Снофру звучат как «Небмаат» – «Владыка маат». Маат (досл. «правда, праведность» в противоположность «злу, лжи» – исефет) – это фундаментальное мировоззренческое понятие египтян, обозначающее состояние гармонии и равновесия природных сил и явлений и в отношениях между людьми. Важнейшим условием поддержания этой гармонии во всем мироздании египтяне считали служение богам на созданной ими якобы специально для этого земле Египта. Согласно их верованиям, при прекращении в египетских храмах ритуала боги не только перестают приходить на помощь людям в Египте и во всем мире, но и неупорядоченностью действия своих собственных космических сил начинают вредить самим себе и друг другу; Египет и мир впадают при этом в так называемое время болезни.

Ритуал в каждом египетском храме совершался от имени царя, а теоретически – им лично. На всех памятниках царь изображался приносящим жертвы и совершающим ритуальные действия перед богами. Эти действия приносили результат, поскольку царь, подобно богам, был наделен способностью адекватно постигать взаимосвязи явлений мира, составляющие маат, и, стало быть, совершать соответствующие ей действия – «творить маат». Собственно говоря, благодаря этой способности власть царя и являлась божественной, а его особа была объектом культа.

Считалось, что максимальной эта способность царя была в момент вступления на престол, по мере его старения она ослабевала, а в мире накапливались явления, противоположные маат и соответствующие исефет. Однако восстановлению способности царя творить маат содействовал обряд хеб-седа (обычно 30-летний юбилей правления царя, хотя реально этот обряд мог совершаться и раньше). Понятно, что своего минимума данная способность достигала у царя в глубокой старости, и на этом этапе к торжеству маат мир должен был вернуться лишь благодаря вступлению на престол после его смерти нового царя.

Принятые Снофру титулы можно считать первым в египетской традиции четким свидетельством существования этих представлений о царе и его роли в мироздании. Не случайно в дальнейшем Снофру воспринимался как идеальный правитель, способность которого к творению маат была неоспорима.

Именно строительство грандиозных пирамид становится главным делом Египетского государства при нескольких преемниках Снофру. Первый из них, Хуфу (гр. Хеопс), возвел в районе современной Гизы (теперь западная часть Каира) самую грандиозную из египетских пирамид высотой около 147 м. Пирамида его сына Хафра (Хефрена), выстроенная там же, чуть ниже – 143 м, но зрительно кажется выше благодаря своему положению на возвышенном месте. Наконец, последняя из пирамид Гизы, возведенная сыном Хафра Менкаура (Микерином), достигает всего лишь 66 м. Эти пирамиды строились из известняка и облицовывались гранитными плитами, сохранившимися сейчас лишь на вершине пирамиды Хафра; вблизи них возводились малые пирамиды родичей царей и гробницы вельмож. Согласно Геродоту, к их строительству привлекалось в порядке повинности все население Египта; скорее всего подобным же образом возводились и погребения царей III династии, однако ясно, что именно строительство «великих пирамид» в Гизе потребовало особенной концентрации труда и напряжения ресурсов страны.

Правление IV династии было временем максимальной централизации Египетского государства под властью царя. По преданию, Хуфу и Хафра закрыли все египетские храмы и вели себя высокомерно по отношению к богам. Возможно, эти сведения косвенно отражают произошедшие при этих царях изменения в религиозной жизни – введение нового общегосударственного культа верховного бога солнца Ра. Похоже, что Хуфу отождествлял себя с этим богом; его преемники стали принимать особый титул «сын Ра» и имена, включавшие имя бога солнца (например, Хафра – «Воссиевает он, Ра»).

Царь Хуфу

Хафра

Вероятно, в это время сложилось представление об уникальном статусе «царя Верхнего и Нижнего Египта» и о его рождении от бога – высшего правителя мира, также наделенного царским статусом, и избранной богом смертной женщины – его матери. Эта идея стала главной в системе обоснования царской власти; представления о связи царя и бога Хора отошли на второй план. Именно титул «царь Верхнего и Нижнего Египта», употреблявшийся и по отношению к верховному божеству, стал основным обозначением власти египетского царя. Укоренившееся в нашей терминологии обозначение «фараон» (др.-евр., от егип. пер-аа – «Великий дом», т. е. дворец – иносказание, позволяющее обойтись без упоминания его имени и титулов) появляется только в середине II тыс. до н. э. и становится особенно употребительным в I тыс. до н. э.

V и VI династии

Согласно египетскому литературному произведению начала II тыс. до н. э. (так называемым сказкам папируса Весткар), уже при Хуфу бог Ра решил положить начало новой династии и удостоил близости с собой женщину не из царского рода – жену простого жреца Ра по имени Реджедет. Она родила троих сыновей бога Ра, имена которых близки к именам первых царей V династии. Конец этого текста не сохранился, однако, судя по всему, сыновья Реджедет спасаются от преследований Хуфу и его преемников и в итоге последовательно вступают на престол. Второй и третий цари V династии Сахура и Нефериркара (ок. 1-й пол. XXV в. до н. э.) действительно были братьями – сыновьями некоей Хенткаус, очевидно, состоявшей в родстве с царями IV династии. По-видимому, в этой смене царского дома сыграла свою роль и династическая борьба, и недовольство слишком деспотичным правлением строителей «великих пирамид», которому, согласно сказкам папируса Весткар, должны были окончательно положить конец новые цари V династии.

«И сказал его величество бог Ра, владыка Сахебу, богиням Исиде, Месхенит, Хекет и богу Хнуму: “Ступайте и облегчите Реджедет роды трех детей, пребывающих во чреве ее, которые будут выполнять эту благодетельную обязанность по всей стране. Воздвигнут они храмы вам, обеспечат алтари ваши приношениями, а жертвенные плиты – возлияниями и умножат дары вам”».

(Пер. М. А. Коростовцева)

То, что V династия по легенде происходит от семейства жреца бога Ра, во многом объясняет ее религиозную политику, направленную на возвышение культа именно этого бога. Центром почитания Ра и связанных с ним божеств (так называемой Эннеады – «Девятки») стал город Гелиополь (гр. «город солнца»; егип. Иуну, др.-евр. Он) на юго-востоке Дельты; его храмы получали при V династии особенно богатые пожалования всевозможных угодий. Цари V династии продолжали возводить пирамиды, хотя они и не идут ни в какое сравнение с великими пирамидами Гизы. Помимо этого, почти все цари сооружали особое святилище солнца. Последний царь V династии Унас впервые поместил внутри своей пирамиды запись обширного комплекса ритуальных формул, связанных с обретением царем посмертного существования, так называемые «Тексты пирамид».

V династия поддерживала довольно активные связи с внешним миром: египтяне сохраняли свое присутствие на Синае и в Нубии, воевали в Ливии, поддерживали торговые связи с Восточным Средиземноморьем. В конце ее правления, при царе Исеси, некий Баурджед совершил плавание в дальнюю страну Пунт (возможно, побережье Красного моря в районе современного Сомали), откуда вернулся с добычей. Однако особенно целеустремленной и агрессивной внешняя политика Египта становится при VI династии (XXIV–XXIII вв. до н. э.). Ее цари посылали своих военачальников сражаться не только в Ливию и на Синай, но и в Южную Палестину. В Финикии опорным пунктом Египта стал город Библ (егип. Кебен), правители которого принимали египетские титулы и чтили египетских богов. Была предпринята попытка (правда, похоже, не слишком успешная) заложить для плаваний в Пунт особую морскую базу на побережье Синайского полуострова. Оазисы Ливийской пустыни также использовались как опорные пункты, позволяющие египтянам поддерживать караванное сообщение в обход нильских порогов с Нубией. Особую роль в поддержании связей с Нубией играли номархи Элефантины на крайнем юге Египта: их надписи рассказывают об экспедициях, в ходе которых был подчинен ряд областей вплоть до 3-го нильского порога. Нубия служила для Египта источником многих ценных материалов, в том числе золота. Необходимо отметить, что подчинение чужеземных стран строилось не на основе насаждения там постоянной египетской администрации, а скорее на признании местными правителями вассальной зависимости от Египта.

Египетское государство и общество в середине Iii тыс. до н. э.

Основой египетского общества в пору расцвета Древнего царства была царская власть. Фигура царя стояла на недосягаемой высоте не только для рядовых египтян, но и для его ближайшего окружения (надпись в гробнице одного из высокопоставленных сановников гласит, что ему было дозволено поцеловать не землю перед царским престолом, а ногу царя). Это было связано с сакрализацией царской власти и особой ролью царя в осуществлении религиозных ритуалов, т. е., по сути, в поддержании нормальных отношений Египта с миром богов.

Такое положение царя имело прочную основу и в материальной жизни египетского общества. С исчезновением общины (скорее всего, не позднее, чем с начала периода правления IV династии) в Египте не осталось земли, которая не принадлежала бы государству. Соответственно в личной зависимости от него, т. е. от царя, так или иначе находилось все население страны. Следствием этого стало своеобразное мировоззрение египтян Древнего царства: главным критерием их самооценки был успех в продвижении по службе и в особенности личная похвала царя за выполнение того или иного задания. Так, номархи Элефантины, описывая в надписях своих гробниц экспедиции в Нубию, ни разу не упоминают о проявленной ими храбрости, обходят стороной собственные яркие впечатления от далеких стран, единственное, на чем они делают акцент, – это практическая польза государству от их экспедиций (прежде всего привезенная добыча) и оценка царя. Сдержанность в проявлении чувств, повиновение вышестоящим (но вместе с тем терпимость и готовность прийти на помощь подчиненным и просителям) превозносились в особых трактатах-поучениях как лучшие качества чиновника.

Большинство населения Египта составляли работники крупных сельскохозяйственных угодий и ремесленных мастерских. Те из них, кто был занят в полеводстве, были объединены в рабочие отряды, выполнявшие те или иные виды работы (пахоту, сев, жатву, обмолот зерна) на больших участках земли. Собственной земли у них не было, за свой труд они получали натуральный паек (денежного обращения и соответствующей ему оплаты труда в Египте Древнего царства не существовало). Оставить работу по своей инициативе такие работники не могли, и, следовательно, с точки зрения формы эксплуатации, которой они подвергались, эти люди были рабами, хотя сам этот термин к ним не применялся. Настоящие рабы обозначались словом «бак»; они считались собственностью конкретных хозяев и были очень немногочисленны.

Натуральную оплату за свой труд получали и чиновники низшего и среднего уровня. Когда-то, в эпоху Раннего царства, такую оплату (причем не только «сухим пайком», но и в виде приготовленной пищи) получали даже высшие сановники. Однако к середине III тыс. до н. э. главным способом их обеспечения стало выделение из государственного земельного фонда крупных поместий (включавших по несколько угодий, обслуживавшие их ремесленные мастерские и даже обеспечивающий обмен между ними рынок) в постоянное держание. Такие поместья передавались по наследству, чаще всего вместе с должностью владельца, и считались столь важной частью быта вельмож, что подробно изображались на рельефах их гробниц[17]. Статус владений вельмож вместе с приданными им работниками обозначался термином «ниджет» («принадлежащий плоти» их владельца). В то же время должностное владение вельможи оставалось под высшим контролем государства и, вероятно, могло быть у него отобрано вместе с должностью. Помимо этого у вельмож могла быть некоторая личная собственность (в том числе и земля), однако основой их богатства было все же должностное держание. Подобные хозяйства находились также во владении храмов и в непосредственном распоряжении государства. Трудившиеся в них египтяне, независимо от того, кому непосредственно они служили, могли быть мобилизованы в порядке повинности на работы, проводимые государством, например на строительство ирригационных сооружений.

Каи («луврский писец»)

Несмотря на, казалось бы, тотальный контроль над жизнью общества, египтяне не только не тяготились государством, но и связывали с ним (и прежде всего с фигурой царя) свое благополучие. Даже рядовые работники хозяйств вельмож на рельефах гробниц выглядят вполне довольными своей судьбой. Судя по пояснительным надписям, они поют во время работы и обмениваются шутками, когда встречаются на рынке. На протяжении всей эпохи Древнего царства египтяне не знали голода и войн и, несмотря на имущественные и иерархические различия, чувствовали себя равными перед колоссальной фигурой их сакрального правителя. Все это побуждало их вполне искренне считать свое общественное устройство идеальным и находящимся под прямой защитой богов.

Среди источников по истории и общественному строю Египта Древнего царства меньше всего документальных: единственным известным их крупным комплексом является хозяйственный архив заупокойного храма царя V династии Нефериркара в Абусире, исследованный французским египтологом П. Позенер-Криже. Взаимоотношения храмовых хозяйств (по сути дела, особой составляющей государственного хозяйства Египта этого времени) с царской властью в конце Древнего царства характеризуют так называемые иммунитетные грамоты царей V–VI династии.

Поучения, авторство которых (вероятно, на вполне реальных основаниях) приписывалось египтянами современникам Древнего царства, сохранились только в более поздних списках II тыс. до н. э.: помимо «Поучения Птаххотепа», это также известное практически только по названию «Поучение Имхотепа», «Поучение Джедефхора» (сына Хуфу) и «Поучение Кагемни» (вельможи, жившего, согласно данному тексту, на рубеже III–IV династий).

Среди автобиографических надписей Древнего царства особое значение имеет жизнеописание Мечена (кон. III династии). Как уже говорилось, именно в этом тексте встречается, вероятно, одно из самых поздних и единственное дошедшее до нас свидетельство существования в Египте независимой от государства сельской общины; его значение еще в конце 1940-х гг. подчеркнул отечественный египтолог Ю. Я. Перепелкин. Не менее важным является жизнеописание очень близкого ко двору вельможи Уны (нач. VI династии). Оно дает представление о структуре египетского государственного аппарата Древнего царства, в частности, о множественных пересечениях в нем придворных, гражданских, военных и жреческих должностей вельмож. Жизнеописания номархов Элефантины Хуэфхора и Пиопинахта служат важным источником по экспансии Египта в Нубию при VI династии.

Возможность привлекать изображения в гробницах вельмож Древнего царства для изучения функционирования принадлежавших им хозяйств превосходно показал Ю. Я. Перепелкин. Он же интерпретировал термин «ниджет», применявшийся для определения статуса крупного наследственного владения.

Политическая история и хронология Древнего царства реконструируются по совокупности всех имеющихся в нашем распоряжении весьма разнородных источников. Вплоть до настоящего времени в этой реконструкции имеются большие пробелы – например, как уже отмечалось, у нас нет сколько-нибудь подробных сведений об истории III династии.

Представления египтян III тыс. до н. э. о загробном мире

Снабжение погребений вещами, необходимыми усопшему после смерти, вошло в обиход у египтян, как и у всех народов мира, задолго до возникновения государства, еще в эпоху первобытности. Черты этого обычая, получившие развитие в дальнейшие эпохи, можно обнаружить уже в додинастическое время: прежде всего это особая консервация тела, в дальнейшем развившаяся в технологию мумификации (со временем персонификацией содействующих этому сил становится бог Анубис, чтившийся в облике шакала). Кроме того, петербургские исследователи Р. Б. Либина и А. О. Большаков предложили недавно новую интерпретацию обычая додинастического времени и начала Раннего царства помещать в погребения палетки. Как известно, растиравшаяся на них краска предназначалась для косметических целей (прежде всего, чтобы подводить глаза): ученые высказали предположение, что ее использование должно было обеспечить усопшему сохранение после смерти важнейшей способности живого человека – видеть.

Уже в эпоху Раннего царства в монументальных гробницах типа мастаб намечается дифференциация их помещений: погребальная камера, где находился саркофаг с телом покойного, размещалась в подземной части, наземные помещения были предназначены для хранения утвари и всевозможных припасов. На западной, а затем на восточной стороне мастабы существовало пространство для совершения жертвоприношений усопшему, позднее трансформировавшееся в особую часовню.

Жертвоприношения эти совершались перед заупокойной стелой с изображением покойного и с записью его имени и важнейших титулов, призванной сохранить после смерти то, что составляло его индивидуальность. Несколько позже той же цели стало служить размещение в особом, практически герметичном (за исключением прорези для глаз, через которую усопший мог «видеть») помещении гробницы – сердабе – статуи ее владельца. Он изображался в расцвете сил (не слишком молодым и не слишком старым, без признаков каких-либо увечий или болезней, если только они не были присущи ему с самого рождения).

Стены гробницы стали оформлять многочисленными рельефными (иногда раскрашенными) изображениями достояния, которое имел владелец гробницы при жизни. Прежде всего это были сцены работ в обеспечивавшем этот достаток обширном хозяйстве, которым покойный был наделен по воле царя. К ним примыкает изображение сидящего владельца гробницы, тут же подпись, поясняющая, что он «смотрит» на совершение для его «двойника» (ка) тех или иных работ. В самих этих работах действуют также «двойники» изображенных людей (так, в подписи к сцене наказания палками одного из работников подвергаемый избиению вопит: «Ведь мой ка хорош? Что я сделал?», – а наказывающий его приговаривает: «Добрая награда для твоего ка!»). Известно, что именно статуя «двойника» покойного помещалась в сердабе гробницы. При этом в гробницах никогда не изображались эпизоды реальной жизни ее владельца. Ее описанию придавалось большое значение, но оно фиксировалось исключительно посредством текста, в автобиографических надписях. Также нет изображений его взаимодействия после смерти с богами (в эпоху Древнего царства боги вообще не изображались в гробницах). Не оформляются изображениями и погребальные камеры – напротив, здесь изображений избегали до такой степени, что специально «увечили» – например, вырисовывали частично или с отсеченной головой – иероглифические знаки, изображающие живых существ.

Еще одним важным компонентом оформления гробницы была надпись, фиксирующая принесение царем (как главным вершителем ритуала, наделенным сакральностью) и богами Анубисом или Осирисом заупокойных жертв покойному, причем прочтение этой надписи вслух любым посетителем гробницы обеспечивало каким-то образом доступность «двойнику» покойного («выхождение в голосе») всех перечисленных в ней даров.

А. О. Большаков объяснил «функционирование» всего комплекса текстов и изображений египетских гробниц Древнего царства, по-видимому, оптимальным образом. Надземные помещения гробниц были предназначены для поддержания существования после смерти человека его «двойника». К выводу о том, что «двойник» сопутствует человеку (и, видимо, вообще любому существу или предмету) с момента его появления на свет и при соблюдении некоторых условий может сохраниться и после смерти, египтяне пришли из наблюдений над свойствами собственного сознания. Они установили, что при воспоминании или во время сна, совершенно независимо от усилий человека, может возникнуть яркий зрительный образ. При этом если воспоминание или сон связаны с другим, уже умершим, человеком, то он появится перед внутренним взором вспоминающего не ребенком и не старцем, находящимся на пороге смерти, а скорее всего таким, каким он запомнился в середине его жизненного пути. Судя по всему, египтяне считали, что в таких воспоминаниях или сновидениях они и наблюдают пресловутого «двойника».

Они полагали, что обеспечить существование ка (и, стало быть, личное бессмертие усопшего даже при жизни отдаленных потомков, не знавших его лично) можно, максимально точно сохранив в гробнице облик человека (прежде всего с помощью статуи в сердабе), имя со всеми титулами и детали жизненного пути (в надписях). Оформленные таким образом наземные помещения гробницы превращались в местопребывание «двойника» умершего, причем изображения на стенах гробницы всевозможного достатка обретали для него реальное существование опять же при условии, что они представали его взору. Сообразно этому «двойник» усопшего и изображался созерцающим совершение различных работ в своем хозяйстве (также «двойниками» работников), а особый бог Осирис (егип. Исет-ирет, досл. «Место глаза» т. е. зрение) делал это созерцание непрерывным, поддерживая для усопшего в гробнице постоянный свет. Исходя из этого, становится понятным и назначение косметических палеток в самых ранних египетских погребениях. Помимо зрения, «двойник» усопшего был наделен и способностью слышать и, соответственно, пользоваться всеми жертвенными дарами, приносимыми ему, согласно соответствующей формуле, царем и божеством.

Виньетка на папирусном свитке «Книги мертвых» (эпоха Нового царства)

Таким образом, в гробнице при помощи изображений и надписей, по большей части неразрывных с ними, конструировался особый «мир-двойник», не слишком большой (ограниченный рамками изображаемого рельефами вельможеского хозяйства), замкнутый на себя и целиком и полностью ориентированный на обеспечение стабильного и благополучного существования усопшего. Сцены реальной биографии усопшего отсутствовали и потому, что не имели отношения к реализации этой задачи, и потому, что, изобразив их, можно было заставить «двойника» постоянно переживать в своем посмертном существовании соответствующие эпизоды, а они, даже будучи необычайно приятными, едва ли принесли бы человеку радость. Изображения богов исключались из оформления гробницы, поскольку, займи они в ней некое место, им немедленно оказались бы переадресованы все заупокойные жертвоприношения усопшему, а также потому, что для поддержания существования «мира-двойника» они (за исключением Осириса и Анубиса на их очень четко определенных, конкретных местах) попросту были не нужны.

Современному человеку трудно представить себе, какое значение могло иметь осознание такой возможности победы над смертью (причем при чисто вспомогательном участии богов, прежде всего силами самих людей) для становления мировоззренческого оптимизма египтян в эпоху Древнего царства. Было ли, однако, посмертное существование совершенно недоступно для того большинства обитателей Египта, которые не имели средств для сооружения гробницы? По-видимому, нет, так как даже в вельможеской гробнице, помимо «двойника», пребывала еще одна сущность усопшего – так называемое ба (досл. «сила»). Ее местопребыванием была, очевидно, погребальная камера, и, соответственно, существование ба было тесно связано с сохранением тела при помощи мумификации. При этом посмертное бытие ба протекало в мире, где действовали силы богов и вторгаться куда людям было небезопасно (поэтому в погребальных камерах Древнего царства, как правило, нет изображений). Обеспечив сохранение своего тела, а самые простые способы мумификации были по средствам практически любой египетской семье, человек, судя по всему, мог положиться на дальнейшую милость божества уже в рамках представлений, сформировавшихся к началу Древнего царства. Трудно сказать, каковы первоначально были эти представления, но в конце III тыс. до н. э. люди связывали свои посмертные упования с божеством, первым пережившим чудо воскрешения, – Осирисом.

Как уже отмечалось, в представлении египтян о возможности добиться продолжения жизни человека после смерти при помощи конструирования в его гробнице особого «мира-двойника» проявилась оптимистическая направленность их мировоззрения. Об этом же свидетельствуют и надежды египтян на обретение посмертного существования при содействии богов, причем не прозябания в мире вечной тьмы и лишений, а, судя по всему, уже в представлениях III тыс. до н. э. жизни, по крайней мере не худшей, чем земная. По существу, благое посмертное существование, каким бы способом оно ни было обеспечено человеку, являлось одной из наиболее важных черт мира, превосходно приспособленного богами к нуждам занятых служением им обитателей долины Нила. Подобная уверенность в благости богов по отношению к египтянам (а в принципе – и к остальным людям) резко отличала их религию и мировоззрение от систем представлений остальных народов ранней древности. Видимо, она была естественным следствием истории Древнего царства, не омраченной, как мы уже говорили, никакими потрясениями в течение примерно 500 лет.

«Тексты пирамид». Религиозные представления египтян III тыс. до н. э.

Посмертное бытие египетского царя вследствие сакрализации его власти и личности естественным образом отличалось от судьбы обычных смертных. Его гробница-пирамида считалась местом, с которого он (по-видимому, его ба, тесно связанное с его именем, принятым в честь бога солнца Ра) поднимался к небу, становился богом в полном смысле этого слова и занимал место среди себе подобных. До определенного времени набор обеспечивавших эту посмертную судьбу ритуальных формул, весьма разнородных и в ряде аспектов противоречащих одна другой, передавался изустно. При последнем царе V династии Унасе они впервые были записаны на внутренних стенах его пирамиды. К настоящему времени известно около десятка списков «Текстов пирамид» из гробниц царей, а также некоторых цариц конца III тыс. до н. э. Этот ритуальный комплекс является самым ранним из доступных нам древнеегипетских письменных источников религиозного содержания, хотя ко времени его кодификации египетская религия уже прошла длительную эволюцию.

Царь Менкаура с богиней Хатхор (слева) и богиней одного из номов («Триада Микерина», IV династия)

По-видимому, в начале III тыс. до н. э. религиозные представления и мифология древних египтян были еще чрезвычайно далеки от оформления в единую и последовательную систему. Вместе с тем уже в додинастическое время в Тинисском и Иераконпольском государствах возвысился государственный культ бога неба и пребывающего в нем солнечного диска Хора, который после объединения страны стал общеегипетским.

В ходе противостояния Нижнего и Верхнего Египта в конце правления II династии приобретает актуальность миф о борьбе двух олицетворяющих эти части страны богов – Хора и Сета – с последующим их примирением при участии гелиопольского бога Геба. При царе Хуфу вводится новый государственный общеегипетский культ бога солнца Ра. В связанной с ним системе представлений Хор занимает место сына Ра, сохраняя свой образ солнца, вознесенного на символизирующие небо распростертые крылья (впервые он был так изображен на гребне царя I династии Джета). При этом он выступает защитником своего отца от всевозможных врагов, чему содействовала мифологема борьбы Хора со злым богом Сетом. Как защитник бога Ра, «крылатое солнце» Хор почитался, в частности, в верхнеегипетском городе Эдфу (егип. Бехдет) вплоть до греко-римского времени. После перехода власти от IV к V династии культ Ра, отождествленного с Атумом, чтимым в Гелиополе, приобрел в этом городе прочную опору.

Вокруг образа Ра-Атума сформировалась целая система связей между главными божествами египетского пантеона, реализовавшаяся в представлении об Эннеаде – «Девятке» богов. Упоминания Эннеады в контексте культа Ра в Гелиополе мы находим уже при V династии, в летописи Палермского камня. Эннеада включала в себя самого Ра – бога – творца мира и порожденные им поколения богов: Шу и Тефнут, их детей – Геба (исконного гелиопольского бога земли) и Нут (богиню неба, в первоначальных гелиопольских представлениях рождавшую каждый день солнце) и детей последних – Осириса и Исиду, Сета и Нефтиду.

Образ Осириса уже в «Текстах пирамид» вбирает в себя черты других богов, он сливается с одним из божеств Дельты Анджети (умершим и воскресшим во плоти), абидосским богом Хентииментиу («первым [среди] западных», т. е. правителем загробного мира) и, вероятно, богом мумификации Анубисом. Рядом с идеей посмертного обожествления царя в «Текстах пирамид» мы видим его сопоставление как усопшего, возрожденного к новой жизни, с Осирисом, а его сына, обеспечивающего совершение заупокойного ритуала, с Хором.

Представление о борьбе Хора и Сета трансформируется в миф о мести Хора – сына Осириса – Сету, его брату, убившему Осириса, растерзавшему его на части и захватившему доставшуюся Осирису, согласно воле его отца Геба, царскую власть. Физическое воскрешение Осириса оказывается делом рук его сестры и жены Исиды – первоначально богини чародейства, сумевшей соединить части его тела, воскресить его и зачать от него сына Хора. Воспитанный Исидой в топях Дельты, возмужавший Хор ниспроверг Сета с престола и вернул себе царскую власть, унаследованную им по праву от Осириса. Во время борьбы с Сетом Хор теряет глаз, но затем обретает его снова и отдает своему отцу Осирису. Так переосмысливается значение его имени – «место глаза», притом что само понятие «око Хора» закрепляется теперь за заупокойной жертвой, приносимой усопшему, отождествляемому с Осирисом.

В том, как формировались мифологические представления, отразившиеся в «Текстах пирамид», остается много неясного. Понятно лишь, что происходил синтез представлений, сформировавшихся в Верхнем Египте и Гелиополе, с теми, которые возникли в Дельте Нила, и что он осуществлялся при активном участии царской власти. Именно в результате этого появилась самая ранняя версия мифа об Осирисе – одного из центральных в египетской религии – и возникли предпосылки для его последующего перехода из ритуала, обеспечивающего посмертное существование царя, в массовые представления о загробной жизни. В то же время при формировании образа Эннеады и набора связанных с ее богами мифологических сюжетов происходила определенная систематизация египетских религиозных представлений, задавшая их структуру и в какой-то мере направление дальнейшей эволюции.

«Тексты пирамид» были обнаружены в царских гробницах еще в конце XIX в. Их первым исследователем стал преемник О. Мариетта на посту главы Службы древностей Египта Г. Масперо, а нормативное их издание, использующееся до сих пор, было подготовлено в первые десятилетия XX в. К. Зете. Неизвестные ранее списки этого комплекса, в частности в гробницах цариц, были обнаружены уже в XX в. Г. Жекье. Монографические исследования, отразившие религиозные представления древних египтян, принадлежат крупному немецкому египтологу-религиоведу X. Кеесу (одно из них – «Заупокойные верования древних египтян» – переведено недавно на русский язык). Подготовка к новому комплексному исследованию «Текстов пирамид» ведется с конца XX в. группой французских исследователей во главе с Ж. Лекланом. В отечественной историографии связь «Текстов пирамид» с царским заупокойным ритуалом была обоснована в конце 1940-х гг. М. Э. Матье.

Конец древнего царства (рубеж XXIII–XXII вв. до н. э.)

Уже в эпоху V и VI династий реальное могущество царской власти в Египте стало уменьшаться. Возрастало богатство и влияние знати, что наиболее явно проявилось в убранстве гробниц ее представителей: при V династии очень пышными становятся погребения столичных вельмож, при VI династии то же самое происходит с погребениями номархов и местной провинциальной знати. У номархов появилась возможность передавать свои полномочия по наследству. Цари V и VI династий раздают храмам особые (так называемые иммунитетные) грамоты, освобождающие их хозяйства от необходимости предоставлять государству работников в порядке повинности. Особенную щедрость в этом проявил вступивший на престол ребенком и проживший почти 100 лет царь VI династии Пиопи II (XXIII в. до н. э.). Все это привело к росту самостоятельности номов и ослаблению контроля за ними со стороны царской власти. Однако эти процессы нарастали постепенно и вряд ли могли стать единственной причиной распада государства.

В конце XXIII в. до н. э. очень недолго правила VII династия (Манефон говорит, что ее 70 царей правили всего 70 дней!) В начале XXII в. до н. э. одновременно с VIII династией на юге Верхнего Египта в Гераклеополе в средней части долины Нила начинает править новая IX династия. Вероятнее всего, конец Древнего царства был ускорен новым этапом аридизации (установления засушливого климата) на Ближнем Востоке и в Северной Африке. Произошедшее при этом снижение уровня разливов Нила привело к уменьшению урожаев, голоду и социальным потрясениям, с которыми государство Древнего царства справиться не смогло.

Экологический и социально-политический кризис в конце III тыс. до н. э.

Время, пришедшее на смену эпохе Древнего царства, принято обозначать как I Переходный период (нач. XXII – кон. XXI в. до н. э.). На его протяжении Египет не был единым государством, и страна переживала крайне тяжелые последствия резкого изменения природных условий. Наступление засушливого климатического периода (аридизации) и снижение уровня нильских разливов привели к сокращению площади орошаемых и возделываемых земель и, соответственно, урожаев. Описание этих бедствий и их последствий можно найти в двух литературных произведениях – «Речении Ипувера» (также известно как «Речение Ипусера») и «Пророчестве Неферти».

Действие «Пророчества Неферти» относится еще к эпохе царя Снофру, которому мудрец Неферти возвестил неизбежное вступление Египта в полосу бедствий и потрясений, но сам текст был записан уже по завершении I Переходного периода, в начале правления XII династии (сер. XX в. до н. э.). Согласно «Пророчеству Неферти», уровень Нила настолько снизился, что местами реку можно было перейти вброд, а речные суда перестали «находить путь» и садились на мель.

Вельможа Ипувер, современник этих событий, вероятно, подлинный автор Речения, говорит, что «страна [Египет] превратилась в пустыню», и эта его фраза особенно многозначна. С одной стороны, ее можно понять как указание на экологическое бедствие, в результате которого Египет лишился обычных для него обильных урожаев, а с другой – она означает, что Египет перестал выполнять свою роль уникального во всем мире региона, где служат богам, и уравнялся с остальными странами, обыкновенно именовавшимися словом «хасет» («нагорье, пустыня»). Нормальные контакты Египта с чужеземными странами, призванные обеспечивать ему недостающее сырье (в частности, доставка кедра через Библ), были прерваны.

В этих текстах есть упоминание о стремящемся к пастбищам Египта потоке кочевников, населявших его пустынную периферию, которая также сильно пострадала от аридизации. Впрочем, этот поток так и не превратился в сколько-нибудь организованное и массированное вторжение. Зато небывалые потрясения поколебали устои внутренней жизни Египта: по яркому выражению Ипувера, «земля перевернулась, подобно гончарному кругу». По мнению некоторых исследователей, он описывает совершенно конкретное событие – беспрецедентный мятеж, разразившийся в области Мемфиса из-за неспособности царя VIII династии Нефериркара II справиться с бедствиями. Отряды мятежников разгромили столичные учреждения, разграбили хранилища зерна, посягнули даже на царский дворец и пирамиды, в результате чего ритуал царского погребения перестал быть тайной.

Вслед за этим восстанием наступило полное разрушение общественной иерархии, существовавшей в эпоху Древнего царства. На какое-то время лидеры восставших сравнялись, благодаря награбленному добру, с представителями прежней элиты, а последние сплошь и рядом стали впадать в оскудение («Речение Ипувера» пестрит противопоставлениями наподобие: «Не имевший слуг обзавелся челядью; кто был начальником – выполняет теперь повеления… Владелец ложа спит на земле, проводивший ночи в убожестве – стелет себе кожаное ложе»).

В условиях разгрома столицы прежняя центральная царская власть утратила контроль за страной, и реальное влияние перешло к местным правителям. Уже в начале XXII в. до н. э. в Гераклеополе (егип. Хененсу, современный Ихнасья эль-Медина), на севере Верхнего Египта, сначала параллельно с последними царями VIII династии, исходно находившимися в Мемфисе, но к концу правления этой династии переместившимися на юг страны, стала править IX династия, которая через некоторое время смогла подчинить себе весь Египет.

Наиболее строго гераклеопольские цари контролировали север Верхнего Египта и Дельту, в частности, их усилиями ее границы защищались от проникновения обитателей кочевой периферии. В то же время во многих номах Верхнего Египта – Сиуте, Дендере, Гермополе – появились династии вполне самостоятельных правителей, связанных с гераклеопольскими царями лишь вассальными узами. Правители Гермополя даже претендовали, подобно настоящим царям, на статус сакральных правителей, принимая, в подражание царской титулатуре, эпитет «сын Тота» – местного бога их нома. Именно они предприняли в своих владениях основные усилия по смягчению последствий постигшего Египет природного бедствия: их надписи пестрят упоминаниями о множестве «голодных» и «нагих», которых было необходимо кормить и одевать, а также об ирригационных работах, при помощи которых они пытались хотя бы частично восстановить прежний уровень жизни.

Тем не менее в условиях экологического кризиса ни царская власть, ни местные правители не были способны защищать население и поддерживать его благосостояние с тем же успехом, что в эпоху Древнего царства. Характерно, что с упадком централизованного бюрократического аппарата положение человека в обществе стало определяться в большей степени его личным богатством, а не должностью, поэтому среди тех чиновников, которые находились в это время на государственной службе, расцвело взяточничество и иные злоупотребления.

По сути дела, именно этой напасти, постигшей египетскую государственность в I Переходный период, посвящено целое литературное произведение – «Повесть о красноречивом поселянине». Ее герой по имени Хунануп, живший в оазисе на границе пустыни, промышлявший доставкой в Египет его «даров» (минеральных солей, некоторых растений и шкур животных), был во время одного из своих торговых путешествий ограблен и избит управляющим поместья столичного вельможи, который позарился на его добро. Менее безропотный, чем жители долины Нила, также знакомые с такого рода насилиями, Хунануп отправляется в столицу искать справедливости и добивается ее, произнеся девять цветистых речей с обличениями чиновников, да и простых людей, в условиях кризиса отступающих от своего долга перед ближними.

Вообще, отношения государства со своими подданными становятся гораздо более жесткими, чем прежде. В Поучении, адресованном гераклеопольским царем 2-й половины XXI в. до н. э. Хети III своему сыну и преемнику Мерикара, несмотря на несклонность его автора к бессмысленным жестокостям, рекомендуется смирять мятежи и тем более подстрекательство к ним самым бескомпромиссным насилием; а в «Пророчестве Неферти» с ужасом говорится о времени, когда «на речения уст ответят ударами палок». Похоже, что, когда на содействие государства рассчитывать практически не приходилось, а независимая сельская община, способная пережить едва ли не любые потрясения, давно ушла в прошлое, особенную роль в обществе стали играть незнатные, но образованные люди, обеспечивавшие свой достаток собственными усилиями. Не исключено, что именно таких людей обозначали термином «неджес» (досл. «маленький, убогий»).

Представители неджесов часто встречаются нам в литературных произведениях, восходящих к I Переходному периоду. Так, именно неджесом оказывается мудрец Неферти, возвестивший, как следует из Речения, ожидающие Египет бедствия царю Снофру, и Джеди, предсказавший царю Хуфу, согласно сказкам папируса Весткар, смену его династии на престоле сыновьями верховного жреца Ра. Скорее всего, выходцы из этого слоя принимали самое активное участие в создании этих произведений[18].

Возможно именно по инициативе неджесов в них настойчиво обсуждается вопрос: кто виноват в том, что египетская государственность, созданная еще в начале времен богами и возглавляемая сакральным правителем – сыном бога солнца, переживает столь тяжелые потрясения? За многие века отсутствия в Египте института общины обитатели долины Нила привыкли связывать свое благополучие не столько с собственными усилиями, сколько с деятельностью государства, фактически отождествлявшегося с образом сакрального царя и в силу этого воспринимавшегося не как социальный институт, а скорее как важнейший компонент мироздания. Экологическое же бедствие, обрушившее стабильность государственности III тыс. до н. э., с которого начался I Переходный период, тем более побуждало египтян видеть в его наступлении не просто социальную, но космическую катастрофу.

Египтяне верили, что столь глобальные потрясения могли постигнуть Египет и весь мир только по воле богов. В некоторых текстах звучат сомнения в истинности давнего представления об их благости. В своем Поучении отец гераклеопольского царя Мерикара говорит сыну о неких людях, которые считают наполнение жертвенников богов проявлением «слабости» (по-видимому, вследствие того, что эта практика никак не помогала ослабить исходящие от богов бедствия и, стало быть, ее сохранение бессмысленно). Возможно, они же имеются в виду, когда автор Поучения упоминает о пренебрежении некоторых людей существующими представлениями о загробном мире.

Причины подобного пренебрежения подробно излагаются в «Песни арфиста», восходящей ко времени правления Иниофета, одного из царей Фив I Переходного периода, и записанной на стенах ряда гробниц II тыс. до н. э. Автор говорит о том, что надежды на продолжение жизни после смерти при помощи гробниц (явно путем конструирования в них «миров-двойников») рухнули с исчезновением средств на их поддержание, а все, что известно об иных способах достижения загробного блаженства при содействии богов, не поддается проверке опытом и не должно внушать людям особых надежд. Следовательно, необходимо наслаждаться каждым днем земной жизни с ее радостями, не тратя усилий на заботы о посмертном существовании. Характерно, однако, что одну из записей этого текста мы видим как раз в гробнице, сооруженной в соответствии со всеми требованиями египетской религии.

Сомнения в благости богов и, в частности, в исходящей от них возможности посмертного существования стали позицией меньшинства образованных египтян, рассматривавшейся скорее как проявление своего рода интеллектуального экстремизма и непредусмотрительности, а не как кощунство: «Глуп тот, кто пренебрегает этим [т. е. своей посмертной судьбой]», – говорит в своем Поучении отец царя Мерикара. Большая же часть египтян не сочла постигшую их страну катастрофу достаточным основанием, чтобы усомниться в представлениях о мире, выработанных долгим опытом Древнего царства.

Однако если бедствия, обрушенные на Египет богами, нельзя было объяснить их злой волей, оставалось считать, что они вызваны оплошностью того, кто является посредником в контакте между людьми и богами, т. е. царя. Вероятно, последние цари Древнего царства и в самом деле давали своим поведением основания для таких подозрений. Так, Ипувер прямо обращается с гневными словами к современному ему царю Нефериркара II: «Слово [способность претворять своей волей в жизнь маат], постижение [способность постигать маат] и маат – у тебя, царь. Но лишь смятение распространяешь ты в стране да гул неурядиц. Совершают люди насилие друг над другом, подражают тебе в беспорядке, тобой установленном… Ты говорил ложь».

По-видимому, та же проблема соответствия личности сакрального правителя его высокой миссии ставится и в сказках папируса Весткар. В этом произведении волшебник Джеди возвестил царю Хуфу грядущее отстранение его дома от власти после того, как тот приказал волшебнику показать свое умение соединять отсеченную голову с туловищем на обезглавленном преступнике, тем самым желая надругаться над непогребенным телом ради «эксперимента».

«Поучение царю Мерикара» четко формулирует обязанности царя перед богами (наполнение их жертвенников и поддержка храмов), усопшими (прежде всего сохранение в неприкосновенности их гробниц) и людьми (справедливое и нежестокое правление), которым его преемник должен строго следовать под страхом гнева божества. Верховный бог, именуемый не конкретным именем, а более расплывчатыми описательными эпитетами, признается не только отцом царя, но и благим «пастырем» человеческого «стада», пекущимся о нем. В случае если царь отступает от своего долга «творения маат», то бог перестает «отзываться» на просьбы о содействии, обращаемые к нему при совершении ритуалов.

Сомнения многих современников VIII и IX–X династий в том, что их цари являлись полноценными сакральными правителями, способными добиваться содействия богов посредством ритуала, проявились, по мнению отечественного египтолога О. Д. Берлева, в крайне неохотном упоминании их имен в биографических надписях египтян. Египет и мир в целом при подобных правителях вступал в так называемое время болезни, т. е. нарушения нормального взаимодействия с миром богов, а также обеспечиваемого ритуалом равновесия между персонифицированными в них силами. Все это порождало множественные отступления от воплощенной в маат нормы не только общественных отношений, но и природных законов (собственно говоря, именно это состояние мироздания и описывается в «Речении Ипувера» и «Пророчестве Неферти»). Крайнее выражение недовольства верховного божества земным царем могло, считали египтяне, проявиться в том, что оно перестанет порождать своих сыновей в пределах данного царского дома и возведет на престол новую династию.

Именно это и произошло, согласно сказкам папируса Весткар, когда бог Ра соединился, чтобы породить новых царей, не с женщиной, принадлежавшей к дому Хуфу, а с женой простого жреца Реджедет. Возможно, сама мысль о том, что находящийся на престоле царь может как личность не соответствовать своим задачам ритуального правителя и пренебрегать своим долгом «творения маат», принадлежит выходцам из слоя неджесов, заложившим эту идею в ряд литературных произведений. В дальнейшем, в конце I Переходного периода (ко времени создания «Поучения царю Мерикара»), она была воспринята и официальной идеологией.

Изменения в египетской религии

Оскудение страны, ставшее естественным следствием экологического кризиса в начале I Переходного периода, привело к тому, что расходы на поддержание в порядке сооруженных на протяжении Древнего царства гробниц и на совершение в них жертвоприношений сократились, а потом и вовсе прекратились. «Я слышал слова Имхотепа и Джедефхора… А что с их гробницами? Стены обрушились, не сохранилось даже место, где они стояли», – говорит автор «Песни арфиста». Тем более непосильными даже для представителей египетской элиты этого времени были расходы на сооружение новых гробниц, сопоставимых по своему оформлению с памятниками середины III тыс. до н. э. В этих условиях акцент в обеспечении посмертного существования людей закономерно должен был сместиться с дорогостоящего конструирования и поддержания «мира-двойника» в гробницах на взаимодействие с божествами загробного мира, обеспечивающими продолжение жизни усопшего независимо от расходов, которые несли его родственники в земном мире.

Возможности для этого существенно расширились после того, как представления о царском заупокойном ритуале стали известны достаточно широко в результате вторжений в гробницы царей во время восстания в начале I Переходного периода. Именно тогда появились «Тексты саркофагов» – записи на деревянных гробах, связанные с загробной жизнью простых смертных. Эти записи касаются прежде всего различных ситуаций взаимодействия людей со сверхъестественными существами и богами загробного мира и достаточно часто восходят к фрагментам «Текстов пирамид».

Особо почитаемым богом стал Осирис, с которым теперь отождествлялся не только царь, но и любой умерший. Неустроенность жизни вызывала у людей естественное стремление получить компенсацию за переживаемые бедствия если не в земном, то в потустороннем мире. Именно поэтому в I Переходный период особое значение приобрел миф о безвинных страданиях Осириса. Его возрождение к жизни любящей женой воспринималось как воздаяние за благодеяния, оказанные людям во время пребывания на земле, и за смерть от руки собственного брата.

Мотив суда, подводящего итоги борьбы Хора и Сета за наследие Осириса (судя по «Текстам пирамид», исходно роль судьи в этой ситуации принадлежала гелиопольскому богу земли Гебу, но затем закрепилась за верховным солнечным божеством), подвергся основательному переосмыслению. Осирис выступал теперь царем загробного мира, в который после смерти попадал каждый усопший без исключения. Посмертная судьба человека связывалась с его ба, а единственным необходимым для ее достижения условием было, по-видимому, сохранение тела. Смысл и звучание формулы заупокойного культа, возникшей в эпоху Древнего царства, изменились: Осирис выступал в ней владыкой загробного мира, а земной царь – не равным ему подателем жертвы.

Оказавшись в загробном мире, усопший представал перед судом Осириса и содействовавших ему божеств, которые оценивали все его прижизненные поступки с точки зрения их соответствия маат. С этой целью сердце умершего (по представлениям египтян, средоточие человеческих помыслов) помещалось на весы, на другой чаше которых находилось перо, символизировавшее маат. Чтобы дела человека соответствовали маат, среди них не должно было быть сознательного причинения вреда другим людям либо пренебрежения точным исполнением религиозных ритуалов, которое также могло принести людям вред, нарушив их нормальные отношения с богами.

В случае если чаши весов были равны, человек считался оправданным от подозрений в нарушении маат («правым голосом») и занимал отведенное ему место в царстве Осириса. Если же чаша весов с сердцем перевешивала чашу с пером, считалось, что сердце усопшего свидетельствовало против него: при жизни его злые дела преобладали над добрыми, он не заслуживал посмертного существования, и его сердце пожирало сидящее рядом с весами чудовище Амамат.

Существенно, что по результатам такого суда перед лицом Осириса человек не попадал ни в «рай», ни в «ад». Благая посмертная судьба в царстве Осириса представляла собой не вечное блаженство и наслаждение близостью к богу, а продолжение земной жизни, включая и работу на царя загробного мира (подобно работе под властью царя земного) на так называемых полях тростника. В связи с этим во II тыс. до н. э. в погребения помещали ушебти (досл. «ответчик») – небольшие фигурки, которые, по верованиям египтян, отзываясь на призыв усопшего, оживали и исполняли за него назначенную ему работу. Воздаянием за неправедную жизнь были не вечные муки, а просто лишение возможности посмертного существования, его полное уничтожение. Характерно, что политические наставления, содержащиеся в «Поучении царю Мерикара», рассчитаны на то, чтобы обеспечить ему не только благополучное правление при жизни, но и оправдание на загробном суде как воздаяние за исполнение им своего долга перед богами и людьми. Судя по этому, в I Переходный период заимствования из ритуала погребения царя в заупокойный ритуал обычных людей привели к тому, что некоторое время их загробная участь воспринималась (в том числе и самими царями!) как совершенно одинаковая. После нового объединения Египта и стабилизации положения в стране царя стали вновь считать способным обрести бессмертие, вознесясь на небо и слившись со своим отцом Ра. Однако и отождествление усопшего царя с Осирисом также сохранило свое значение.

Тексты «Пророчества Неферти», «Поучения царю Мерикара» (а также, вероятно, более позднего литературного произведения – «Сказок о потерпевшем кораблекрушение»), хранящиеся в нашей стране, в Эрмитаже, были впервые исследованы и опубликованы в конце XIX – начале XX в. основоположником российской египтологии В. С. Голенищевым. Примерно тогда же британский египтолог А.-Х. Гардинер издал «Речение Ипувера». Вскоре после его публикации среди исследователей началась полемика по вопросу о том, к концу Древнего или Среднего царства относится описание бедствий и смут в «Речении Ипувера» и «Пророчестве Неферти». Первой точки зрения придерживался сам издатель Речения, а в отечественной историографии Ю. Я. Перепелкин и О. Д. Берлев, второй – В. В. Струве и, значительно позднее, такие западные египтологи, как Дж. ван Зетерс и Р.-Б. Паркинсон. Соотнесение сведений этих текстов с общим для Ближнего Востока этапом аридизации на исходе III тыс. до н. э. позволило считать первую точку зрения доказанной.

Многие египтологи изучали надписи правителей и чиновников I Переходного периода, в частности, выявив в них употребление термина «неджес» и соотнеся его с данными литературных текстов этого времени. Стоит заметить, что они так и не пришли к его единой трактовке (в настоящем учебнике мы приводим то значение, которое представляется нам наиболее вероятным), а крупнейший отечественный египтолог О. Д. Берлев допустил, что это слово и вовсе не употребляется как социальный термин.

Среди исследователей классической литературы Египта I Переходного периода – начала Среднего царства нужно назвать прежде всего французского египтолога Ж. Позенера. В отечественной египтологии это направление исследований развили О. Д. Берлев, а с начала 1990-х гг. – А. Е. Демидчик. Среди религиоведов, изучавших адаптацию царского погребального ритуала к погребению частных лиц на исходе III тыс. до н. э., следует отметить уже упоминавшегося X. Кееса. Однако данные, полученные ими при изучении «Текстов пирамид» и ранних «Текстов саркофагов», и недавние выводы о феномене «мира-двойника» гробниц III тыс. до н. э. и его эволюции в представлениях египтян (А. О. Большаков) еще ждут своего синтеза.

XI династия. Объединение Египта под властью Фив

Около середины XXII в. до н. э. – спустя меньше полувека после воцарения в Гераклеополе IX династии – ее представители утратили контроль над ситуацией на крайнем юге Египта. Это видно по попыткам присвоить себе царский статус – неудачной у некоего «дома Хуу» в городе Эдфу и, несколько позже, успешной у правителей ранее малоизвестных Фив (егип. Уаст; к югу от этого древнего города находится современный Луксор) – центра почитания бога Амона. Для рода правителей этого города особое значение имело почитание бога-воителя Монту, из чего можно заключить, что они изначально были связаны не собственно с Фивами, а с находившимся в том же номе центром его культа Гермонтом.

Возвышение Фив, вероятно, во многом было обусловлено близостью фиванского нома к прилегающим к долине Нила пустынным районам, богатым природными ресурсами, а также с возможностью южных номов Египта контролировать не менее важные контакты с Нубией. Родоначальником династии фиванских правителей в начале XXII в. до н. э. был Иниотеф (так называемый Иниотеф Старший). Около 2119 г. до н. э. его внук, имя которого не сохранилось, принял царский титул. В Фивах, таким образом, начала править новая, XI царская династия.

Ко времени правления Хети III (ок. 2030–2010 гг. до н. э.; автора Поучения своему сыну Мерикара), царя X династии, перенесшего свою резиденцию из Гераклеополя в Мемфис, под властью фиванского дома уже находились земли от крайнего юга Египта до границ Тинисского, или Абидосского, нома. Непосредственно на его территории разворачивалась борьба между X и XI династиями, что воспринималось как большое бедствие, в том числе и по причине религиозного значения этого района – важного центра культа Осириса. Отношения между двумя домами были откровенно враждебными. Ни тот ни другой не признавали притязаний противоположной стороны на царский статус (так, Хети III в своем Поучении неопределенно называет владения Фив «Югом», не уточняя, как следует воспринимать стоящих над ними правителей). В то же время уже Хети III стало ясно, что Гераклеопольское государство проигрывает войну с Фивами и, чтобы удержаться у власти, его преемнику нужно пытаться выстроить с ними какие-то взаимоприемлемые отношения. Со своей стороны, фиванские цари не стремились к этому.

Сын Хети III Мерикара (ок. 3-й четв. XXI в. до н. э.) был последним видным представителем этого царского дома. Однако уже при нем фиванские правители заняли Абидосский ном и области к северу от него. К концу XXI в. до н. э. Египет был вновь объединен под властью царя XI династии Ментухотепа I по общеегипетскому счету царей[19]. Считается, что с этого времени Египет вступает в эпоху Среднего царства (2020 г. до н. э. – 1-я пол. XVII в. до н. э.).

Среднее царство

При правящих уже единым Египтом царях XI династии возобновилось масштабное строительство (заупокойный храм Ментухотепа II в Дейр эль-Бахри, близ Фив) и внешнеполитическая активность (войны в Азии, экспедиции в далекий Пунт), однако угроза междоусобиц еще сохранялась. По-настоящему прочно Египет был объединен под властью новой XII династии (1976–1794 гг. до н. э.). Основатель этого царского дома Аменемхет I (1976–1947 гг. до н. э.) происходил из Фив или, по крайней мере, был в этом городе верховным сановником (егип. чати) предыдущего царя. Став царем, он предпочел перенести свою резиденцию в хорошо укрепленный город Иттауи («Схватывающий обе земли») на рубеже Верхнего и Нижнего Египта. Недалеко от новой столицы находился Фаюмский оазис (так называемая Земля озера), где цари XII династии вели обширные ирригационные работы. Аменемхет I осуществил реформы, связанные с уточнением границ номов и, по-видимому, созданием системы государственного распределения всей рабочей силы в стране. На восточной границе Дельты он возвел систему укреплений под названием «Стена правителя». При нем восстановилось влияние Египта в Азии, велись успешные войны в Нубии и Ливии. В этих войнах еще при жизни Аменемхета I отличился его сын и соправитель Сенусерт I.

Во время самостоятельного царствования Сенусерта I (1947–1911 гг. до н. э.) в Нубии была сооружена целая система египетских укрепленных пунктов вплоть до 2-го порога Нила. Внутренняя стабильность в Египте при этом царе еще более упрочилась благодаря тому, что со второй половины его царствования страна окончательно вышла из тяжелой поры аридизации. Один из выдающихся писателей того времени вельможа Хети воспевал возобновление по-настоящему полноводных речных разливов в «Гимне Нилу», а царь, уверившись в своей способности получить желаемое воздаяние от божества за совершенный ритуал, добавил в свою титулатуру особый эпитет – «Владыка жертвоприношений».

Белая часовня Сенусерта I в Карнаке

Пик внешнеполитических успехов царей XII династии приходится на правление Сенусерта III (1872–1853 гг. до н. э.), совершившего четыре похода в Нубию (система египетских крепостей продвинулась при нем вплоть до района современных Семны и Куммы между 2-м и 3-м порогами) и большой поход в Азию (вплоть до города Сихем в Палестине). Масштаб и результаты войн Сенусерта III были беспрецедентны в египетской истории, и воспоминания о них в I тыс. до н. э. стали основой поддерживавших египетский престиж легенд о великом царе-завоевателе Сесострисе (так имя Сенусерт трансформировалось в сочинениях древнегреческих авторов, которым египтяне поведали эти легенды).

В результате войн царей XII династии Нубия была прочно закреплена за Египтом, по сути, в качестве его владения (ее частым египетским названием становится «Куш»). В Азии египетское влияние опиралось на сложную систему вассальных связей, союзов и торговых контактов с местными независимыми государствами и племенами (в центре этой системы, как и в III тыс. до н. э., был Библ).

Немаловажной предпосылкой к тому, что египтяне уже в начале правления XII династии были неплохо осведомлены о политической ситуации в Азии, стало распространение в I Переходный период такого необычного для Египта явления, как своего рода политическая эмиграция. В «Рассказе Синухета» – литературном произведении, написанном в форме автобиографии и относящемся ко времени Аменемхета I и Сенусерта I, – повествуется о бегстве египетского вельможи в Азию на рубеже этих двух царствований из страха перед возможной междоусобицей, причем при дворе вождя полукочевого племени, давшего ему убежище, находились и другие египтяне и была возможность «слышать египетскую речь». Показательно, что среди иноземных богов, которых Синухет узнал на чужбине, упоминаются «боги… островов Великой Зелени [Средиземного моря]» – скорее всего, Крита. О контактах Египта Среднего царства с Критом говорит и ряд археологических находок.

Внутри Египта цари XII династии долго не могли сломить влияние династий номархов, сохранившееся со времен I Переходного периода. Свидетельство этого влияния, как и во второй половине Древнего царства, – их роскошные погребения (например, известные своей росписью скальные гробницы правителей Бени-Хасана в Среднем Египте). Более того, в росписях этих погребений вплоть до конца XX в. до н. э. встречаются сцены сражений между египтянами, подтверждающие, что возможность новых междоусобиц в Египте сохранялась. Волевая и целеустремленная деятельность Аменемхета I вызвала сопротивление со стороны египетской знати, привыкшей к самостоятельности. В царской опочивальне на него было совершено покушение. По-видимому, от рук заговорщиков погиб и Аменемхет II (1911–1879 гг. до н. э.).

Показательно, что цари XII династии вводят в обычай соправительство со своими сыновьями (очевидно, чтобы еще при жизни обеспечить преемственность власти и предотвратить любые возможные при ее передаче потрясения). Отражающее положение царя в это время «Поучение Аменемхета I своему сыну Сенусерту» (возможно, написанное уже после его смерти царским сановником и придворным литератором, автором «Гимна Нилу» Хети) очень пессимистично. В нем молодому царю рекомендуется быть справедливым и благодетельным правителем, но не ждать за это благодарности и неустанно заботиться о своей безопасности («Сам оберегай жизнь свою даже в час сна, ибо нет преданного слуги в час несчастья»).

Власть XII династии упрочилась только при последнем ее крупном представителе Аменемхете III (1853–1806 гг. до н. э.). Еще при его предшественнике Сенусерте III ирригационные работы в Фаюмском оазисе приобрели такой размах, что вблизи него была основана новая столица – Хетепсенусерт (современный Кахун) и стали возводиться царские пирамиды.

При Аменемхете III работы по строительству пирамид завершились. В оазисе было вырыто огромное водохранилище, которое античные авторы называли «Меридово озеро». Оно соединялось с Нилом системой каналов, и благодаря ему большой массив земель мог орошаться совершенно независимо от нильских разливов. Урожай с этих земель был достаточен для пропитания около 50 тыс. человек и, что особенно важно, поступал непосредственно в распоряжение царя, минуя номархов. По-видимому, это позволило существенно расширить и усилить административный аппарат центральной власти Египта и сломить могущество номовой знати.

Гробницы номархов стали значительно скромнее. В то же время царь начал строительство своего великолепного заупокойного храма недалеко от Фаюмского оазиса, где имелось множество помещений, посвященных различным местным богам египетских номов. Сам его замысел предполагал определенную централизацию религиозной жизни Египта вокруг культа царя. Это обширное и сложное по планировке сооружение получило позднее у древнегреческих авторов название «Лабиринт» (созвучное тронному имени Аменемхета III в греческом произношении). Значение служилой знати, зависимой от царя в материальном отношении, по-видимому, возросло: как раз при Аменемхете III чиновник по имени Сехетепибра поместил на своем заупокойном памятнике текст, обращенный к детям, в котором восхваляет царя и призывает их верно служить ему, ибо «царь – это пища».

Аменемхет III

Древнеегипетское общество в эпоху Среднего Царства

Экологические проблемы I Переходного периода заставили египтян усовершенствовать технику обработки земли, а также шире использовать земли, лежащие вне зоны нильских разливов (так называемые высокие поля). Совершенствуются орудия труда. К концу Среднего царства для их изготовления, помимо чистой меди, стали использовать бронзу – прочный сплав меди с оловом. Однако из-за недостатка олова это новшество пришло в Египет позднее, чем в другие страны Переднего Востока, и получило меньшее распространение. Практически повсеместно изготавливались предметы из стекла.

Важнейшие особенности жизни египетского общества в начале II тыс. до н. э. стали известны благодаря исследованиям О. Д. Берлева. Он обратил внимание на то, что одним из самых широких по своему значению терминов, относящихся к социальным слоям того времени, было обозначение «царские люди» (егип. хемуу несу). Так называли всех, кто трудился на полях и в мастерских. Это связано с тем, что на работу трудовое население распределялось по воле государства. Среди «царских людей» выделялось большое количество профессиональных разрядов: медники, резчики по камню, строители, огородники, землепашцы, рыболовы, прачечники и т. д.

Работники приписывались к какому-либо разряду на особых смотрах, проводившихся ежегодно в номах от имени царской администрации. На эти смотры были обязаны являться все совершеннолетние дети «царских людей», а также «царские люди», достигшие определенного возраста (для выяснения, способны ли они по-прежнему качественно исполнять свою работу). После отбора самых крепких юношей для службы в войске остальные распределялись по профессиональным разрядам в зависимости от способностей и умений.

Учитывая, что дети приобретали умения прежде всего в семьях, они чаще всего наследовали занятия родителей. Прикрепление к профессиональному разряду было, по сути дела, пожизненным, хотя случалось, что постаревший земледелец или ремесленник назначался на более легкую службу, к примеру привратником.

В начале правления XII династии видный сановник этого времени Хети создает Поучение, обращенное к сыну Пепи. Поучение представляло собой серию наставлений, якобы произнесенных Хети, когда он вез сына в столичную школу. Суть их сводилась к тому, чтобы мальчик старательно учился и стремился достичь наилучшего в египетском обществе положения писца, т. е. чиновника государственного аппарата. Говоря о преимуществах такого положения («нет писца, лишенного еды от вещей дома царева»), Хети в то же время подробно рассказывает о тяготах людей, распределенных по различным профессиональным разрядам.

Вероятно, подчеркивая и без того очевидные различия в положении чиновников и трудового населения, Хети стремился специально устрашить сына тяготами жизни простолюдинов как вполне возможным вариантом его собственной судьбы, если тот не выучится «на писца». Из этого можно сделать вывод, что система смотров (по крайней мере, в начале ее существования, при первых царях XII династии) охватывала не только «царских людей», но вообще все население Египта, включая детей знати. Понятно, что они, скорее всего, имели возможность обеспечить своим детям благоприятное положение на царской службе: тем не менее, судя по Поучению Хети, ситуация, когда недоросль, откровенно пренебрегавший образованием и не получивший квалификации писца, мог быть приписан к одному из профессиональных разрядов, теоретически была возможна. Трудно сказать, насколько вероятно было обратное, когда писцом и чиновником по своим способностям, выявившимся при государственном распределении, стал бы выходец из «царских людей». Конкретные примеры такого рода, кажется, неизвестны; однако, зная, что в египетском обществе никогда не было пренебрежения к простолюдинам как к людям «низшего сорта», вероятность таких случаев нельзя исключать.

Категория «царских людей» охватывала все трудовое население Египта, вне зависимости от того, трудился тот или иной работник в хозяйстве, непосредственно подконтрольном царю, принадлежавшем храму, номарху или переданном в качестве должностного владения какому-либо чиновнику. То, что в этих хозяйствах трудились работники, предоставленные им государством, ставило их под формальный контроль царской власти. В реальности проведение смотров должно было находиться в ведении властей номов, и царь просто не имел возможности обделить рабочей силой хозяйства номархов и местной знати. Несмотря на это крупные хозяйства эпохи Древнего царства не справились с тяжелым экологическим кризисом I Переходного периода и распались. Большинство хозяйств эпохи Среднего царства были более мелкими по размерам и несамодостаточными. Они нуждались в систематическом обмене своими продуктами, и это тоже способствовало экономическому единству Египта Среднего царства. Иной, чем в III тыс. до н. э., была организация труда сельскохозяйственных работников. Если раньше они трудились в составе больших рабочих отрядов на обширных земельных угодьях, то теперь каждый из них получал в рамках хозяйства, к которому был приписан, участок земли. Он самостоятельно возделывал его и жил на нем со своей семьей. Таким образом, рабовладельческая по своей экономической сути эксплуатация государством зависимых от него людей сменилась эксплуатацией посредством изъятия у них ренты (части продукции, производимой на выделенных им участках земли, при том что остаток шел им на пропитание).

Как видно, египетское общество эпохи Среднего царства очень четко делилось на элиту, так или иначе связанную со службой в государственном аппарате (на общеегипетском уровне или на уровне отдельных номов), и трудовое население – «царских людей». Характерно, что в эпоху Среднего царства исчезают упоминания о неджесах – по-видимому, их самостоятельности уже не было места в структуре общества, устоявшегося после потрясений I Переходного периода. Как и в течение большей части III тыс. до н. э., не нашлось в ней места и независимой от государства сельской общине. Общественные отношения, сложившиеся в Египте Среднего царства, с некоторыми изменениями существовали вплоть до рубежа II и I тыс. до н. э.

Одной из главных сложностей в изучении общественных отношений в Египте на любом из этапов его истории является отсутствие законодательных сводов и тем более обществоведческих трактатов, по которым можно представить его социальную структуру в целом. Соответственно, ее исследование возможно прежде всего путем тщательного анализа терминов, обозначающих различные общественные слои и группы и рассеянных по множеству разнородных памятников.

Такой анализ провел О. Д. Берлев. Его огромная заслуга состоит в классификации терминов, использовавшихся египтянами в 1-й половине II тыс. до н. э. для обозначения разных статусов зависимости, должностей и профессиональных разрядов и выявлении среди них термина «хемуу несу» как самого общего для обозначения зависимых от государства, хотя бы и переданных им в распоряжение отдельных лиц, работников. Им же была предложена интерпретация Поучения Хети как уникального описания системы распределения этих работников по профессиональным разрядам. К сожалению, работы О. Д. Берлева по общественным отношениям в Египте Среднего царства (две монографии и ряд статей), написанные на русском языке, почти неизвестны западной науке.

Отдельным комплексом источников, отражающих отношения в крупном хозяйстве эпохи Среднего царства, является так называемый архив Хеканахта, найденный в 1920-е гг. в районе Фив. Значительный вклад в его исследование внесли западные египтологи, в особенности британский ученый Т. Джеймс.

Литература и религия Египта в эпоху Среднего царства

Стабилизация политического положения в стране в начале Среднего царства, и в особенности при первых царях XII династии, повлекла за собой определенную «перестановку акцентов» в идеологических и религиозных представлениях по сравнению с I Переходным периодом. С укреплением государственности восстановился в полном объеме престиж царской власти. Показательно, что если в начале I Переходного периода ответственность за постигшую страну катастрофу «Речение Ипувера» возлагало на пренебрегающего своим долгом царя, то «Пророчество Неферти» в начале правления XII династии благоразумно обходит эту острую проблему, зато связывает с восшествием на престол основателя этого дома прекращение всех бедствий.

Как уже отмечалось, важнейшим показателем наличия у царей XII династии способности к полноценному совершению ритуала было совпавшее с царствованием Сенусерта I окончание экологического кризиса и возобновление нормальных разливов Нила. Представления о долге царя перед богами и людьми, сформировавшиеся в I Переходный период, не исчезли, однако отражающие их произведения не содержат и тени сомнения в том, что цари этого времени исполняют свой долг надлежащим образом.

По существу, именно с начала правления XII династии египетская литература утрачивает (или оказывается вынужденной утратить) интерес к теме царской власти, не оставлявший ее на протяжении всего I Переходного периода. Посвященные царям XIX в. до н. э. хвалебные тексты (в частности, надпись Схетепибра с характерной моралью: «царь – это пища») довольно невыразительны в литературном отношении.

Подлинные шедевры этого времени посвящены отвлеченным от проблем насущной жизни сюжетам: поведению рядового человека, не сведущего в тонкостях ритуала, при встрече с неведомым божеством («Сказка о пастухе и богине»); описанию необычайного, исполненного всяческого изобилия острова с единственным обитателем – змеем, которому были присущи качества бога, грозным на вид, но благожелательным к людям, независимо от совершения в его пользу ритуала («Сказка о потерпевшем кораблекрушение»); диалогу отчаявшегося человека, стоящего на грани самоубийства, с собственным разумом, персонифицированным в его ба («Беседа разочарованного со своей душой»). В этих произведениях, далеких от социально-политических проблем, но «обыгрывающих» фундаментальные мировоззренческие категории, египтяне пытались осмыслить свое место в мире и возможность взаимодействия с божествами. Даже произведение, в котором обсуждаются внутренние неустройства Египетского государства в начале XIX в. до н. э., – «Беседа жреца Хахеперрасенеба Онху со своим сердцем» – построено в форме диалога человека с собственным разумом, воплощенным на этот раз в сердце.

Важнейшим памятником, раскрывающим сущность египетской религии Среднего царства, являются «Тексты саркофагов», традиция записи которых не прерывается с I Переходного периода. Хотя они связаны с загробной судьбой человека, но, по существу, отражают общие представления этого времени о божестве. Вместе с тем как только ситуация в Египте в начале Среднего царства стабилизировалась, а у представителей элиты (прежде всего правителей номов) появилось достаточно свободных средств, они возвращаются к попыткам обеспечить свое посмертное благополучие без обращения к божествам, путем конструирования в своих гробницах «миров-двойников».

Наиболее известный памятник эпохи Среднего царства – комплекс скальных гробниц правителей Бени-Хасана в Среднем Египте, строившийся с конца XXI по XIX в. до н. э. При этом изменились только художественные средства оформления таких гробниц: если в эпоху Древнего царства изображения, создающие «мир-двойник», представляли собой рельефы, лишь иногда раскрашенные, то теперь гробницы оформляются прежде всего росписями. В подборе сцен оформления гробниц Среднего царства сильно ощущается местная специфика. За очень незначительными исключениями при оформлении гробниц эпохи Среднего царства выдерживается сформировавшийся еще в III тыс. до н. э. принцип, согласно которому изображаются только сцены из реальной жизни и совершенно отсутствуют образы богов и сверхъестественных существ.

Вместе с тем возврат к обеспечению посмертного блаженства по модели «мира-двойника» для тех, кто был в состоянии позволить себе сооружение гробницы, не изменил оформившихся в I Переходный период представлений о загробном мире Осириса. На днищах саркофагов из некрополя правителей Гермополя (в районе современного эль-Берше), относящихся к XIX в. до н. э., изображены схемы загробного мира и его изобильные поля, для того чтобы помочь усопшим ориентироваться в новой для них посмертной реальности. Таким образом, в египетской традиции (пока сугубо локальной) впервые появляются изображения загробного мира и, главное, населяющих его сверхъестественных существ, в том числе богов, что свидетельствует об усилении их роли в обретении людьми загробной жизни.

Проблемы художественного своеобразия и идейного содержания египетской литературы эпохи Среднего царства изучаются, как правило, в тесной связи с памятниками I Переходного периода. Здесь необходимо прежде всего вновь назвать имя французского исследователя XX в. Ж. Позенера.

«Тексты саркофагов», обнаруженные в египетских погребальных комплексах Среднего царства, были изданы в 1-й половине XX в. нидерландским ученым А. де Буком и исследовались целым рядом религиоведов. Комплекс «Книги двух путей» исследуется с середины XX в. (в частности, американским египтологом Л. Леско).

Эволюцию оформления египетских гробниц II тыс. до н. э. и связь этого процесса с развитием представлений о загробном мире Осириса отразил в своих недавних работах А. О. Большаков, но этой теме, несомненно, еще предстоит длительная разработка.

Завершение эпохи среднего царства (XVIII – нач. XVII в. до н. э.)

После недолгого правления царицы Нефрусебек, закончившегося около 1793 г. до н. э., XII династия уступает место XIII, также происходившей из Фив. Согласно сведениям Манефона и иероглифическим египетским царским спискам и памятникам того времени, на 150 лет правления этой династии пришлось свыше пятидесяти царей. В таком случае царствование каждого из них в среднем должно было составлять всего лишь около трех лет. Это могло бы навести на мысль о том, что в Египте нового периода наступила эпоха смут и внутренних неурядиц. Однако такое предположение идет вразрез с тем, что Египту в течение этого времени удавалось удерживать свои владения и сферу влияния в Нубии и Азии, вести торговлю с Восточным Средиземноморьем, а внутри страны – сдерживать рост влияния номархов и местной знати (гробницы которых становятся столь же роскошными, как в начале XII династии, очень нескоро). Более вероятно, что в некоторых центрах Египта стали одновременно править несколько ветвей XIII династии, родственных или, во всяком случае, признававших законность друг друга и поддерживавших между собой стабильные отношения.

Подобный раздел власти фактически между несколькими царскими домами ослаблял централизацию страны. Но первым симптомом ее настоящего распада стало воцарение в Западной Дельте, в городе Ксоис, XIV династии, по-видимому, одновременной с XIII, но уже не признававшей ее власти. Этим событием в конце XVIII или начале XVII в. до н. э. (точная датировка неизвестна) заканчивается история Среднего царства и начинается II Переходный период (XVII–XVI вв. до н. э.).

Гиксосы в Египте (1-я пол. XVII – сер. XVI в. до н. э.)

Спустя примерно два десятилетия после раздела Египта между XIII и XIV династиями и начала II Переходного периода он был завоеван группой азиатских народов, известной как гиксосы. Присутствие гиксосов привело к большим изменениям в египетском обществе и во многом подготовило расцвет Египта в эпоху Нового царства.

Самые подробные сведения о завоевании Египта гиксосами содержатся во фрагменте труда Манефона, детально изложенном в I в. н. э. еврейским историком, писавшим на греческом языке, Иосифом Флавием. Согласно этим сведениям, гиксосы сначала укрепились в восточной части Дельты Нила, и их столицей стал город Аварис. Опираясь на этот район, они завоевали всю страну. Результатом археологического изучения Восточной Дельты в XX в., а именно раскопок австрийского исследователя М. Битака, начавшихся в 1960-х гг., стало то, что с гиксосским Аварисом было отождествлено городище в районе современного Телль эль-Даба. Однако оно существовало еще с эпохи XII династии вплоть до Нового царства.

Ряд исследователей, опираясь на археологический материал, предложили отвергнуть сведения Манефона и считать, что имело место не завоевание, а постепенное, еще с эпохи Среднего царства, проникновение азиатов в Египет. На самом деле трудно представить себе, чтобы правители Среднего царства допустили настолько бесконтрольный приток азиатов в страну, что он обернулся ее покорением. Кроме того, само существование Авариса задолго до завоевания Египта гиксосами не только не противоречит сведениям Манефона, но, напротив, согласуется с ними.

Еще одно «недоразумение», возникшее среди египтологов по поводу сведений Манефона о гиксосах, связано с пониманием самого переданного им именования этого народа. Манефон ясно говорит, что оно означает «цари-пастухи», и на основании этого первые исследователи еще в XIX в. соотнесли его с египетским словосочетанием «хекау шасу» («правители кочевников» или «правители-кочевники»). Позднее, однако, в науке укрепилось мнение, что в основе именования «гиксосы» лежит словосочетание «хекау хасут» – «правители чужеземных стран». Вернуться к прежнему истолкованию этого слова помогли сведения средневековых арабских авторов о том, что в истории Египта был период владычества династии амалекитов. Этот народ, хорошо известный и по Библии, обитал в районе Синайского полуострова, где, согласно египетским источникам Нового царства, как раз и жили племена шасу. Таким образом, именование «гиксосы», правильно истолкованное Манефоном, обозначает не просто «род занятий» этого покорившего Египет народа, но и его этническую принадлежность и место первоначального обитания.

Итак, гиксосский союз племен сформировался во главе с народом шасу, или амалекитами, на Синайском полуострове в конце XVIII в. до н. э. Основную его массу составляли кочевые племена западных семитов, однако в результате масштабных переселений народов, шедших по всему Ближнему Востоку в предшествующие десятилетия, в него вошли и хурриты, и, возможно, даже небольшие группы индоевропейцев (индоариев). Именно индоевропейцы принесли на Ближний Восток навыки конного дела – лошадь и боевые колесницы появились в Египте непосредственно с приходом гиксосов. В начале XVII в. до н. э. гиксосы подчинили себе земледельческие области Южной Палестины (там их оплотом стала крепость Шарухен) и затем уже заселенную родственными им азиатами область Авариса. Около 1680-х гг. до н. э. гиксосы установили свою власть над всем Египтом (Манефон сообщает, что это произошло при их царе Салитисе).

Верховная власть гиксосских правителей оформилась в полном соответствии с египетской традицией. Гиксосские цари, утвердившиеся в Аварисе, стали принимать египетскую титулатуру и в дальнейшем включались в XV царскую династию. Их власть была признана не только на всей территории долины Нила, но и южнее, в Нубии (Куше), где после падения Среднего царства сложилось самостоятельное, объединившее весь этот регион, государство с центром в районе Кермы (3-й порог Нила), которое признавало вассальную зависимость от гиксосов. Кроме того, на пике своего могущества во 2-й половине XVII в. до н. э., при царе Хиане, гиксосы поставили в зависимость от себя мелкие государства Восточного Средиземноморья. Об этом, в частности, свидетельствуют многочисленные находки скарабеев с именами гиксосских правителей.

Судя по всему, северным пределом сферы их влияния в регионе была большая излучина Евфрата. Аварис, Восточная Дельта, район Синая и Южной Палестины, а также часть долины Нила в его среднем течении (до города Кус на юге) подчинялись гиксосским царям напрямую; остальные территории находились под властью местных правителей, считавших себя их вассалами. Из египетских богов гиксосы особенно почитали в своей столице Аварисе Сета, считавшегося покровителем чужеземных стран. В какой-то мере почитание этого бога врагами-чужеземцами содействовало его превращению со временем в наиболее мрачную фигуру египетской религии.

В Западной Дельте при гиксосах какое-то время, по-видимому, продолжала править XIV династия. В Южном Египте на всем протяжении гиксосского владычества существовали другие самостоятельные образования. Центром самого сильного из них были Фивы, где правили потомки XIII династии. До некоторых пор все без исключения малые правители Египта признавали высшую сакральную царскую власть аварисских гиксосов – XV династии, по Манефону.

Усиление фиванского дома стало беспокоить гиксосских царей. Согласно легенде, записанной спустя несколько веков, один из них – Апопи II Аакененра – отправил к фиванскому царю Секененра посольство с причудливым требованием унять нильских гиппопотамов, которые своим шумом близ Авариса якобы не давали гиксосскому царю заснуть. Конец этой истории не сохранился: похоже, по общим закономерностям такого рода фольклорных историй Секененра придумал какой-то находчивый ответ Апопи, и тот был вынужден оставить Фивы в покое. Однако состояние найденной археологами мумии Секененра со следами тяжелых ранений свидетельствует, что он пал в бою, возможно, с преемником Апопи, царем Апопи III Ааусерра, правившим примерно с 1560-х гг. до н. э.

Преемник Секененра (его сын от брака с дочерью правителя Гермополя Яххотеп) Камос (ок. 1560 г. до н. э.) перестал признавать верховную власть гиксосского царя и сам принял царский титул. С него начинается XVII царская династия, хотя позднее Манефон причислил к ней предшественников Камоса начиная еще с XVII в. до н. э. При этом уже не признававшиеся сакральными царями правители Авариса были причислены к XVI династии. Камос продолжил войну с гиксосами, добившись немалых успехов (ему удалось даже осадить Аварис), хотя, согласно сведениям «таблички Карнарвона» (деревянной дощечки с записью текста, по-видимому, нанесенного также на несохранившуюся победную стелу), в начале войны ему пришлось выдержать дискуссию со своими вельможами, предпочитавшими поддерживать с гиксосскими владениями на севере Египта мирные взаимовыгодные отношения. Камосу удалось разрушить союз гиксосов с Кушем и переподчинить его себе.

После Камоса на престол вступил его младший брат Яхмос I (ок. нач. 1550-х – кон. 1520-х гг. до н. э.), который нанес гиксосам сокрушительное поражение, взял Аварис (во 2-й пол. 1530-х гг. до н. э.), изгнал их страны и овладел их оплотом в Азии – крепостью Шарухен в Южной Палестине. Изгнание гиксосов Яхмосом считается началом нового периода истории Египта – Нового царства (сер. XVI – нач. XI в. до н. э.), а сам Яхмос I – родоначальником вновь объединившей Египет XVIII царской династии.

Начало великих завоеваний Египта при XVIII династии

Успешные войны Яхмоса I с гиксосами привели к полному разгрому Гиксосского государства, его территории в Азии попали под египетское владычество. Яхмос I захватил Шарухен и провел успешную военную кампанию в Финикии. Его сын Аменхотеп I не воевал в Азии, однако уже в начале правления следующего царя, Тутмоса I (1506–1493 гг. до н. э.), египетское влияние распространилось на все Восточное Средиземноморье до реки Евфрат. Из этого можно сделать вывод, что уже в ходе войн Яхмоса I в Азии зависевшие ранее от гиксосов мелкие государства Палестины, Финикии и Сирии признали теперь верховенство Египта. Так, без особых усилий с его стороны и почти в одночасье Египет превратился из страны еще недавно раздробленной и ослабленной владычеством чужеземцев в одну из великих держав Передней Азии.

Немалых успехов Египет достиг и в Нубии: еще до изгнания гиксосов, при Камосе, его влияние там распространилось до крепости Бухен у 2-го порога Нила, а при Аменхотепе I – и дальше на юг. Нубия (или Куш) превратилась теперь во владение Египта, которое находилось под его прямым управлением (в отличие от азиатских земель, где сохранялась автономия мелких государств, признавших свою зависимость от фараона и обязанность посылать ему дань).

Своим успехам египтяне в немалой степени были обязаны опыту борьбы с гиксосским владычеством. В это время они освоили конное дело, и в их армии появились отряды боевых колесниц – самый грозный из родов оружия, применявшихся тогда в войнах государств Передней Азии. Экипаж колесницы состоял из двух человек, один правил лошадьми, а другой осыпал противника стрелами из лука, причем была выработана тактика действия большого их количества в едином строю. Хотя основные военные действия происходили на суше, для борьбы с гиксосами правители Фив построили мощную речную флотилию на Ниле, а после победы в Дельте – и морской флот. Важную роль в качестве морской гавани сохранил Аварис, получивший теперь название Пер-Нефер («Прекрасный выход»). Наконец, продолжала совершенствоваться техника обработки бронзы и, соответственно, изготовления оружия.

У Аменхотепа I не было сына, которому он мог бы передать власть. Выдав свою дочь Яхмос за одного из полководцев, Тутмоса, он сделал его своим наследником. При Тутмосе I во внешней политике Египта в Азии наметились серьезные проблемы. К тому времени на северо-западе Месопотамии, в хурритском государстве Ханигальбат (позднее – Митанни) к власти пришла индоарийская династия. Правители Митанни вели активную внешнюю политику и стали основными соперниками фараонов XVIII династии в борьбе за контроль над территорией Сирии. Более того, местные правители Восточного Средиземноморья должны были предпочитать митаннийское господство египетскому: Египет с его огромным государственным аппаратом требовал от покоренных стран большую дань, чем Митанни, а через несколько веков – Хеттское царство, в социальной структуре которых преобладала самодостаточная община.

Тутмосу I пришлось около 1505 г. до н. э. вести войну против митаннийского царя Суттарны I за Северную Сирию, в результате которой Митанни на время отказалось от своих претензий. Боевые действия развернулись непосредственно на берегу Евфрата. В Нубии Египту удалось расширить свои владения вплоть до прежней столицы независимого кушитского царства Кермы у 3-го порога Нила. Характерно, что именно при Тутмосе I начинает по-настоящему расширяться и богатеть, получая постоянную долю в военной добыче, Карнакский храм в Фивах (егип. Ипетсут – «Избранное [из всех] мест») – центр почитания Амона-Ра, божественного «отца» и покровителя побед фараона.

Правление Хатшепсут (1490–1468 гг. до н. э.)

Преемник Тутмоса I, его сын от второстепенного брака с Мутнофрет Тутмос II (ок. 1503–1490 г. до н. э.) еще до начала царствования женился на своей сводной сестре Хатшепсут. При Тутмосе II продолжались войны за египетское господство в Азии, было потоплено в крови восстание в Нубии. Так как Хатшепсут не родила сына, преемником Тутмоса II был намечен его сын от второстепенного брака с некоей Исидой, тоже Тутмос (III). Возможно, со временем Тутмос II планировал женить его на своей дочери от Хатшепсут – Нефрура, которая на момент смерти своего отца была малолетнем ребенком. Текст, датируемый концом царствования Тутмоса III, рассказывает, как еще при жизни отца, в его бытность рядовым жрецом Амона-Ра в Карнакском храме в Фивах, на него как на будущего царя указала статуя бога во время праздничной процессии.

В 1490 г. до н. э. Тутмос III вступил на престол, однако уже через два-три года он был оттеснен на второй план царицей Хатшепсут. Сначала она провозгласила себя соправителем Тутмоса III, а со временем стала претендовать на статус самостоятельного фараона, причем именно фараона-мужчины (в ряде статуй она изображена в мужском облике с характерной приставной бородкой). Официальная легенда рассказывала, что Хатшепсут была рождена от близости ее матери Яхмос с богом Амоном и, соответственно, изначально предопределена для царской власти.