День надежды Самарский Михаил
© Самарский М., 2013
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2013
Человек, избавленный от горестей нищеты, не избавлен от горестей гордыни.
Л. Вовенарг
I
Даже в самом страшном сне не могло мне такое присниться. Если бы я попросил вас угадать, где я сейчас лежу, думаю, не угадал бы никто. Хотя, возможно, нашлись бы те, кто догадался, что лежу я на операционном столе – собакам ведь тоже иногда делают операции. Но если вы думаете, что я заболел, то глубоко заблуждаетесь. Здоров как бык! Или как пел один известный певец, «здоров, как сразу два быка»! Вот, уже вижу недоумение на вашем лице – дескать, а чего ты там тогда валяешься?
Валяюсь не по собственной воле. Впрочем, валянием мое положение трудно назвать – связан так, что и ухом не могу пошевелить. Грустно писать об этом, грустно и страшно, но кому-то понадобилась моя печень. Эх, разве мог я когда-то подумать, мечтая о заслуженном отдыхе, что вот так бесславно закончу свои дни под ножом хирурга-ветеринара? Как же обидно! Ну как же обидно! Если бы вы знали, как здесь воняет, – тут можно и без ножа сдохнуть.
Лежу, а перед глазами вся жизнь пробегает. Вспомнил своих крадунов, упрятавших меня в сырой сарай[1], беспризорников, чуть не пустивших меня на шашлык[2], Макарыча, бегающего за нами с Фуку по двору с ружьем. И все как-то обходилось, судьба благоволила мне. Но теперь, видимо, все. Хирург сказал, что приступят к работе через пятнадцать-двадцать минут. «Работать» – вы смотрите, как они ловко завуалировали слово «убийство». Что ж это за работа такая – у совершенно здоровой собаки печень отбирать? С ума можно сойти с такими «работниками». Ладно, что поделаешь. Время еще есть, может, успею рассказать вам, что произошло и как я тут очутился, если интересно, конечно.
Вы помните, как мы расстались с вами в последний раз? Я тогда работал у спасателя Владимира Петровича. Люба родила ему дочь, Владимира Петровича взяли на службу диспетчером МЧС, а вскоре коллеги помогли ему сделать операцию на глазах. Все прошло успешно, немцы знают свое дело. Петрович стал видеть, правда, на один глаз, но все равно радости не было предела. А у поводырей такое правило: подопечный прозрел – собирайся обратно в свою поводырскую школу. Тут тебе подберут нового подопечного. Наша задача – служить и помогать тотально слепым людям.
После жилища героя-спасателя я неожиданно попал в дом молодого парня. Но мне там сразу что-то не понравилось. С первых минут пребывания там я понял, что здесь не все чисто. Пока он занимался со мной в школе, сдавал экзамены, помощник называл его Витей, а как только приехали к нему домой, он превратился в Костю. Позвонил кому-то по телефону и говорит: «Это я, Костя, приезжайте, товар на месте!» Очки свои темные швырнул в угол, упал в кресло и недовольно забурчал:
– Как мне надоел этот маскарад, сил больше нет.
Я смотрю на него и понимаю, передо мной сидит зрячий человек. Спустя несколько минут, он поворачивается ко мне и, глядя в упор, рычит:
– Чего уставился? Сейчас приедут за тобой.
Что творится! Так это он, оказывается, меня товаром обозвал? Ой-ой-ой! Чует мое сердце, добром тут не закончится. Куда это они меня собрались везти? Значит, им не поводырь был нужен? Витя-Костя-то зрячим оказался. Где-то в глубине моего прыгающего сердца еще теплилась надежда, что отвезут меня все-таки к какому-нибудь слепому человеку. Думаю, может, за границу хотят переправить? Школа-то наша российская, и собак-поводырей готовит для своих граждан.
Однако с приездом в квартиру новых персонажей моя надежда стала улетучиваться. Видели бы вы их морды, в смысле, лица. Впрочем, какой тут смысл – самые настоящие морды. У них кулаки с мое собачье лицо. Один положил меня на спину и стал щупать что-то в животе. Потом спрашивает Витю-Костю:
– Здоров? Ничем не болеет?
– Конечно, здоров. Это же школа по подготовке собак-поводырей. Кто там больных собак будет держать? У них там своя ветеринарка, все прививки делают вовремя, в общем, все на высшем уровне.
– Где его документы?
– Вот, здесь все, – Виктор-Константин протянул бумаги.
– Отлично, – потирая руками, сказал мордастый. – Главное, чтобы печень оказалась пригодной, а то шеф порвет нас на куски. – И обращаясь ко второму гостю, добавил: – Давай, заноси клетку.
Через минуту я уже сидел в огромной клетке, пока ничего не понимая. Что там у них за шеф такой? Зачем ему моя печень? Гурман, что ли, какой? Ой! У меня аж в боку закололо. Если он собачьей печенью питается, страшно подумать, сколько же этот изверг собак погубил? Странно все это.
Спустя некоторое время меня как экзотическое животное, словно дикого леопарда или какого-то ягуара, вынесли в клетке на улицу и загрузили в микроавтобус. Ехали очень долго, но сказать, что заехали далеко, не могу, поскольку в основном толкались по пробкам. Я дремал и слушал своих конвоиров.
– Хозяин наш, конечно, странный мужик. Как маленький, честное слово, – говорит водитель.
– Это еще почему?
– Ну, сдался ему этот лабрадор! Заведи себе щенка, да ухаживай за ним на здоровье.
– Не скажи, – возразил пассажир, – там какая-то легенда с его псом. Не все так просто.
– Да ладно, – махнул третий сопровождающий, – все это бред собачий. Просто богачи с жиру бесятся.
– В общем-то, ты прав, – закивал водитель. – Не было бы денег, разве он этим сейчас занимался бы. Я представляю, сколько стоит такая операция.
– Хм, братишка, да не считай ты деньги в чужом кармане, – рассмеялся один из конвоиров.
– Дело не в деньгах, – отвечает ему напарник. – А этого пса кто пожалеет? – Он кивнул в мою сторону. – Сейчас распотрошат брюхо невинной собаке, и все…
Я от таких слов даже вздрогнул. Но так до сих пор и не сообразил, что им от меня нужно. И вдруг один из сопровождающих открыл тайну:
– Жалко будет, если его печенка не приживется у собаки хозяина. Это же не факт, что та собака будет жить.
– Ничего себе, – присвистнул водитель, – так это что, выходит, гарантий нет?
– Конечно, нет! – закивал один из пассажиров. – Доктор так и сказал: пятьдесят на пятьдесят. Пересадить-то печень он пересадит, но за жизнь собаки не отвечает.
– Мошенник какой-то, а не доктор, – возмущенно произнес водитель.
– Это еще почему?
– Ну а что это за ответ – «пятьдесят на пятьдесят»? Никакой ответственности за свои слова. Так можно и прогноз погоды объявлять: пятьдесят процентов, что будет дождь, пятьдесят – нет. По-любому угадаешь. Так и здесь.
Конвоиры мои рассмеялись, а до меня наконец-то стало доходить, что происходит. Это что же получается? Какой-то богач решил отобрать мою печень, пересадить ее своему псу и таким образом спасти своего любимца? Хорошенькое дельце! Какой добрый дядечка. Одну собаку спасает, другую на тот свет отправляет. Но самое печальное, что даже врач никакой гарантии на исцеление больной не дает. Как же они умудрились провернуть аферу с моим изъятием из школы поводырей?
Наконец-то мы приехали. Прямо в клетке врач сделал мне укол, после которого я вроде все и слышу, и вижу, а двигаюсь как в замедленном кино. Иными словами, я успел рассказать вам, как очутился на операционном столе. Я начал мысленно прощаться с жизнью, просить прощения у всех, кого случайно обидел или ненароком облаял. Вы знаете, так мне себя стало жалко, хоть волком вой. Только не подумайте, что я прямо испугался. Нет, я уже смирился, как говорится, от судьбы не уйдешь. Просто обидно погибать, не зная за что. Эх…
Стоп! Может, это мой шанс? В операционную вошли мужчина и женщина и стали внимательно рассматривать меня. Мужчина оказался врачом, а женщина… Впрочем, давайте послушаем, о чем они говорят:
– Антон Игоревич, – жестикулируя, возбужденно спрашивала женщина, – если нет никаких гарантий, то какой смысл тогда в этой операции? Не лучше ли тогда завести другую собаку?
– Вы думаете, Ольга Семеновна, я не предлагал Александру Михайловичу завести щенка?
– И что он? – женщина внимательно посмотрела на собеседника.
– Отказался наотрез! – доктор резанул пространство перед собой ладонью. – Говорит, ничего не знаю, спасите мне моего Грина. Никого слушать не хочет, хоть ты тресни.
– Ну, а если Грин после операции не выживет, что тогда?
– Бог его знает, – пожал плечами врач. – Хотите, я вам откровенно скажу? Вероятность того, что он останется жить, очень мала.
– Послушайте, а если… – Женщина задумалась, прошлась по комнате и вдруг выпалила: – А что если мы из этой собаки сделаем Грина?
– Как это? – раскрыл рот доктор.
– Очень просто! – потирая руки, сказала Ольга Семеновна. – Сколько собаке нужно времени на послеоперационный период?
– Что вы задумали? – испуганно спросил Антон Игоревич.
– Сможем мы упрятать его на месяцок? – спросила Ольга Семеновна.
– Вы сначала скажите, что вы задумали, – упорствовал врач.
– В общем, так, – решительно заявила женщина, – операция отменяется!
Доктор вздрогнул и отчаянно замахал руками:
– Что вы, что вы, Ольга Семеновна, как так можно? Да Александр Михайлович мою собственную печень на паштет пустит. Нет-нет! Я в такие игры не играю.
– Сколько? – нахмурившись, спросила Ольга Семеновна.
– Что «сколько»? – вздернул брови доктор и поежился.
– Сколько вы хотите за молчание? – процедила женщина.
– Ольга Семеновна, помилуйте! – взмолился врач. – Поймите вы меня…
– Успокойтесь, Антон Игоревич, все риски с этим делом я беру на себя. Свой миллион рублей вы получите завтра.
– А что с Грином делать? – прошептал врач.
– Лечите! – ответила Ольга Семеновна. – Что в таких случаях с собаками делают?
– Обычно усыпляют, – тяжело вздохнув, ответил доктор.
– Нет, – решительно заявила женщина, – такой грех мы на себя брать не станем. Лечите, делайте ему обезболивающие уколы, но пусть пес умрет своей смертью, никаких усыплений. Я категорически против этого….
– Ясно, – закивал Антон Игоревич. – Все понял.
– Сколько ему осталось? – спросила Ольга Семеновна.
– Максимум, неделю, – ответил врач, – но, скорее всего, день-два.
Доктор уселся посредине комнаты на стул и обхватил голову руками.
– Значит, так, – командовала Ольга Семеновна, – скажете, что операция прошла успешно, но собаку сейчас нельзя тревожить. Дальше все переводите на меня. Скажете, что я увезла Грина к себе на дачу. Я сама найду, как все объяснить Александру Михайловичу. Вы мне тут изобразите раненого, – женщина указала на меня рукой, – перебинтуйте его всего, разукрасьте, чтобы его мать родная не узнала. Я приеду через два-три часа. Только не вздумайте отступать. Понятно?
– Честное слово, я боюсь, Ольга Семеновна! – жалобно произнес доктор.
– Кого? – ухмыльнулась женщина.
– Александра Михайловича, – тихо ответил Антон Игоревич.
– Это хорошо, это очень хорошо! – закивала Ольга Семеновна. – Но в этом случае вам лучше бояться меня. Не дай бог подведете! – Она пригрозила ему пальцем.
– Могила! – заверил доктор. – У меня просто другого выхода нет.
– Молодчина, – похвалила женщина и направилась к выходу, затем, обернувшись уже у двери, спросила: – Надеюсь, за месяц мы слепим из него настоящего Грина?
– Сделаем! – уверенно произнес доктор. – Они очень похожи. Правда, кое-что нужно будет подкрасить, подтянуть, в общем, косметику навести. Ухо нужно будет обязательно выправить – у нашего оно чуть надорвано. Помните, они со стаффордом сцепились? Но это все мелочи. Я на теле Грина знаю каждый волосок.
– Приступайте, мы завтра утром с Александром Михайловичем заедем вас проведать. Да смотрите, чтобы муж ничего не заподозрил. Хорошенько перебинтуйте несостоявшегося донора, – она улыбнулась и кивнула в мою сторону.
– Все будет на «пять с плюсом», – заверил Антон Игоревич.
– Я на вас надеюсь, доктор! – Ольга Семеновна махнула рукой и исчезла за дверью.
Фух! Можно наконец-то и свободно вздохнуть. Кажется, казнь моя снова отменяется. Вот все-таки везет мне на таких, как Ольга Семеновна. Дай тебе бог долгих лет жизни, замечательная ты женщина! Эти все косметические дела я переживу. Ухо нужно надрезать? Да режьте вы его хоть на серпантин. Можете сделать из меня хоть добермана или вообще среднеазиатскую овчарку. Видели таких? Они совсем без ушей – и ничего! Главное – печень остается со мной, и я продолжаю здравствовать.
Выходит, мне придется жить под другим именем? Как там? Грин? Ну а что, имя неплохое. Вот только, если мне удастся сбежать в свою школу, узнают ли они меня, такого попугая разукрашенного? Вот размечтался. Погоди ты еще о школе мечтать. Пусть тебя еще этот, как его… Александр Михайлович признает. Вдруг поймет, что его обманули. Одна теперь надежда на Ольгу Семеновну. Вот вляпался, так вляпался. Хотя я тут при чем? Опять люди что-то намудрили, а мне отдувайся. Ну, что ж, где наша не пропадала, побуду диванным Грином. Это лучше, чем без печенки остаться.
В кабинет вошли двое, как я потом понял, помощников доктора. И началось мое перевоплощение!
II
И смех, и грех. Не знаю, плакали бы вы или смеялись, если бы увидели меня на следующий день, но мне было явно не до смеха. Эх, наверное, Бог меня наказал за то, что я частенько посмеивался над котом Фараоном, называя его мумией. А теперь вот и сам в нее превратился. В комнате, где из меня ваяли изрезанного Грина, напротив меня во всю стену висело зеркало. После того, как люди отошли от стола и я увидел в нем себя, верите, чуть не взвыл от страха. Таким я еще себя не видел. Из всего живого на мне были мои глаза и мокрый нос. Все остальное в бинтах, в каких-то прищепках, веревочках – даже лап не было видно. Словом, к смотринам готов.
– Ну, как тут наш бедняга поживает? – прямо с порога протрубил Александр Михайлович.
– Все отлично, шеф! – объявил Антон Игоревич.
– А что с донором? – неожиданно спросил мужчина, а я вздрогнул. Это ведь он обо мне спросил.
– Его кремировали, – сказала вошедшая вместе с мужем Ольга Семеновна. – Не переживай.
– Да мне-то чего переживать? – загоготал Александр Михайлович. – Главное, чтобы Гринчик мой жил. – И, обращаясь к доктору, добавил: – Когда поднимется?
– Желательно месяц его вообще не тревожить, – сказал врач, – чтобы никаких стрессов, контактов, в общем… мы сегодня-завтра аккуратно перевезем его в ветеринарную клинику моего коллеги (это в соседнем регионе), там ему будет получше, – на ходу сочинял собачий хирург. – И воздух свежий. И врачи там квалифицированные. Я уже обо все договорился.
– Хорошо, решай сам, – сказал босс и, насупив брови, добавил: – только смотри, отвечаешь за него головой. Понял?
– Конечно-конечно, – подобострастно закивал доктор, – вы не волнуйтесь, Александр Михайлович, все будет хорошо.
После презентации меня отвезли, куда вы думаете? В дом к бабушке Ольги Семеновны. Разумеется, предварительно освободив от всех пут. Я словно заново на свет народился. Так легко дышалось, и настроение поднялось невероятно. Да и чего бы ему не подняться? Если так можно выразиться, «условное кремирование» любого обрадует. Страшно подумать, но ведь и впрямь был уже на волосок от гибели. Бр-р!
– Бабуля, – радостно заявила женщина, – вот тебе и охранник, и собеседник, и…
– Ой! – всплеснула руками старушка. – Красавец какой!
Вот такое начало мне всегда нравится! Спасибо, бабушка.
– С месяцок поживет у тебя, – сказала внучка, – это дрессированная собака, ученая, все понимает, бывший поводырь.
«Хм! Странная ты, Ольга Семеновна! Почему «бывший»? Я самый что ни на есть настоящий поводырь. Как это «бывший»? Обижаешь. Я ведь не на пенсии. И если бы не ваши эти перипетии, возможно, уже трудился бы по своей специальности».
– А почему мясяцок-то? – удивилась женщина.
– Так надо, бабуль, – ответила Ольга Семеновна. – Я привезла пару мешков сухого корма…
– Ой, Олечка, милая, да неужели я сама ему поесть не приготовлю? – заохала бабушка.
– Нет-нет-нет, – махнула рукой внучка, – ни в коем случае. Никакой домашней еды, только сухой корм. Он к нему приучен, там есть все, что собаке необходимо: витамины, минералы. Так что даже не выдумывай…
«С одной стороны, женщина, конечно, права, а с другой – я бы, например, и от курочки не отказался. Пусть не каждый день, но по выходным можно? Ладно, бог с ней, с этой курочкой. Собаки, как и люди, – ненасытны. Радуйся, что все так обошлось, а он сидит еще и о курочке рассуждает!»
– Бедная собака, – вздохнула женщина, – представляю, как ей надоело постоянно есть одни и те же ваши подушечки.
– Это нам, людям, так кажется, бабуля, а они привыкшие, – говорит Ольга Семеновна. – Так что не переживай.
– Хорошо-хорошо, – согласилась бабушка и вдруг встрепенулась: – Ах ты, батюшки, совсем забыла. А как он к котам относится? Моего Жорку не потреплет? Кстати, где он?
Когда я был молодым псом, возмущался: почему люди все время думают, что у нас прямо-таки мечта – потрепать того или иного кота? Нет, конечно, среди нас есть такие товарищи (как, например, стаффордширский терьер), которых медом не корми, дай за котами погоняться или хвост им откусить. Но при чем тут лабрадор, тем более лабрадор-поводырь? Со временем понял, многие люди просто понятия не имеют, что такое собака-поводырь и чему нас обучают в специальной школе. А между тем, в нашем учебном заведении есть в штате специальные кошки (мы их называем провокаторшами), обучающие нас, собак-поводырей, толерантности к этим зеленоглазым дьяволицам. Посадят нас инструкторы на плацу, дадут команду «сидеть» и выпускают этих… этих вертихвосток. И что вы думаете? Есть такие наглые животные, прямо в нос лезут со своими хвостами, словно насмехаются: ну, что, собака, сдашь экзамен или сорвешься? Конечно, среди экзаменуемых были и такие, кто не смог справиться со своими эмоциями и громко рявкали, натягивая поводок. В таких случаях специальная комиссия объявляла, что экзамен не сдан. Инструктор, между прочим, мог и премию потерять, а ведь зарплата у них и так не ахти какая. Получается, твоя несдержанность сказывается на благополучии твоего воспитателя-инструктора. Не хочется подводить человека, вот и приходится терпеть такие унижения от котов. Но тут есть и свои плюсы – потом, в будущем, когда ты начинаешь самостоятельно работать поводырем, все эти навыки ой как пригождаются. Одним словом, опыт – «…и опыт – сын ошибок трудных!»
И тут я увидел Жорку. Видимо, кличку свою он получил от слова «жор». Если бы меня не предупредили, что это домашний кот, я бы подумал, что в дом пробрался уссурийский тигр. Серьезно говорю, друзья. Видели бы вы его морду! Нет-нет, это не морда, это… как бы сказать помягче? Ладно, не стану задевать самолюбие Жорика, но бабуля, видимо, потчует его основательно. Какие тут подушечки? Здесь как раз тот случай, когда возникает вопрос: что думают коты о пельменях? Знаете, что они отвечают? Держитесь за стул! «Лишь злой гений мог придумать так изощренно спрятать мясо!»
На деле Жорик оказался самым добродушным котом в мире, во всяком случае, из тех, с которыми я был знаком. Такой, знаете, увалень. Его ничего в этой жизни не интересовало, кроме как вкусно поесть и сладко поспать. Даже когда мы с ним впервые повстречались, ему было лень шипеть на меня, прогибать спину, распушать хвост. Он подошел ко мне и просто спросил:
– Ты злой?
– Нет, – ответил я и мне так захотелось в тот момент улыбнуться, но, увы, нам такие радости не даны. Я только сморщил нос и добавил: – Можешь меня не опасаться.
– Спасибо, – ответил Жора и добродушно замурлыкал. В этой ситуации больше всех радовалась бабушка.
– Умницы вы мои, – нахваливала она нас с Жорой. – Хорошие зверушки. Все правильно, мои родные, жить нужно дружно. Ссоры до добра не доводят, обязательно кто-то пострадает. Сейчас я вам, мои хорошие, пельмешек сварю…
Внучкины советы бабушка забыла в первый же вечер. Для виду насыпала мне в миску моих шариков, или, как она называла их, подушечек, а уже через полчаса накладывала в миску дымящихся пельменей. Скажите, разве мог я обидеть заботливую старушку? Да и проголодался я порядком с этими переездами, зоопарками, операциями. В общем, не стал огорчать бабушку, умял пельмешки, и так мне на душе стало радостно и тепло, что я развалился посреди комнаты и крепко уснул.
Когда проснулся, удивлению моему не было предела. Еще одна пельменная душа лежала возле меня. Видимо, Жорка на слово поверил мне, что я не злой и ничем ему не угрожаю. За что я стал его уважать еще больше. Спасибо тебе, Жора, за доверие.
На следующий день Жорка познакомил меня со своей подругой, рыжей кошкой Маркизой из соседнего двора. Та еще девица. Кошки, наверное, все такие привередливые. Ходила передо мной, глазки свои закатывала, спинку прогибала, что-то там шипела на своем, пока Жора не сказал ей:
– Маркизка, хватит тут спектакль разыгрывать. Знакомься, это лабрадор Трисон, классный парень. Его хозяева на месяц уехали в отпуск, а потому он временно поживет у нас.
После таких объяснений Маркиза сникла, кивнула и больше не кочевряжилась. Ты смотри, а Жора суровый парень, оказывается. Ленивый, но не размазня – в миг урезонил кокетку Маркизу. В общем, не прошло и двух-трех дней, как мы подружились и даже стали скучать друг по другу. Кот и кошка давай меня расспрашивать о моей работе, о моих приключениях. Я с удовольствием делился с ними своими историями, правда, о том, каким образом я попал сюда, молчал как рыба. На всякий случай.
Через неделю к нам в гости заглянула Ольга Семеновна. По ее поведению и некоторым словам я понял, что все хорошо и все идет по плану, то есть я поправляюсь, швы зарастают, и скоро ко мне приедут какие-то стилисты-косметологи. И действительно, через несколько дней к бабушке Нюре (так назвала ее во второй приезд внучка) нагрянула целая толпа. Мои новые друзья недоумевали. Маркиза, наблюдая за всеми движениями со стороны, удивлялась и вечером спрашивала:
– Трис, ты у нас какая-то знаменитость?
– С чего ты это взяла? – смеялся я.
– Да я такое только по телевизору видела, чтобы собак или кошек подстригали, красили им ушки, хвостики и так далее. Ты кто? Артист?
Эта идея мне очень понравилась. А что? Ведь на самом деле, кто я теперь? Самый настоящий артист. И предстоит мне сыграть не просто какого-то там новогоднего веселенького песика, а лабрадора Грина – любимца самого Александра Михайловича Грозного. Думаю, справлюсь. Вон, возьмите Сергея Безрукова – когда понадобилось, он даже Владимира Семеновича Высоцкого сыграл. А тут, можно сказать, плевое дело – лабрадору нужно сыграть лабрадора. Подумаешь, великая задача.
Вот только одна проблемка: я не знаю, что за нрав был у Грина. Но и это не страшно. Сначала побуду скромным, тихим, спокойным, а там увидим. Сам же хозяин и подскажет, наверняка ведь будет со мной разговаривать. Все хозяева разговаривают со своими питомцами. Иными словами, разберемся.
– Да, – отвечаю я Маркизе, – актер.
– А что-то я тебя никогда по телевизору не видела, – неожиданно заявляет любопытная кошка.
Но я тут же нашелся и отвечаю ей:
– Да я в основном по театрам играю.
– Ух ты, – замяукали оба моих слушателя, – как интересно! А почему ты сразу не рассказал?
– Скромный я, – отвечаю. – Не люблю хвастаться.
– Не, ну ты молодец, Трисон, – Жора боднул меня головой, мурлыкнул: – Уважуха тебе, собака!
Ох, заврался я тут совсем. А что поделаешь? Не я такой, а жизнь такая. Приходится врать на каждом шагу. Но если бы вы знали, как я скучаю по своей школе, по своей работе, по своим подопечным. Ну, какой, к черту, из меня актер? И когда уже это все закончится? Стоп! Размечтался! А закончится ли? Может, мне теперь так и придется до конца дней своих в крашеных Гринах ходить? Незавидная перспектива. А что поделаешь?
– Эй, артист, – лизнула меня в нос Маркиза, – чего задумался? Чего загрустил? По театру своему, наверное, скучаешь?
«Эх, милая Маркиза! Будь он неладен, этот театр – театр абсурда!»
III
Как оказалось, первая делегация специалистов по перевоплощению приезжала только для «пристрелки». Основная работа началась позже. Кроме стилистов, парикмахеров и косметологов, появился здесь и знакомый нам Антон Игоревич. Интересно, ветеринарные врачи дают клятву Гиппократа? Первым делом доктор полоснул мое ухо.
Все-таки как странно влияют давно прошедшие события на наше настоящее. Смотрите, что происходит. Какой-то ненормальный стаффорд… Нет, давайте углубимся еще дальше. Какому-то гражданину взбрело в голову завести себе… Или еще дальше? Точно – давайте вернемся в XIX век! Американцы в конце девятнадцатого века завезли из Испании, Ирландии, Шотландии на свой континент травильных собак и вывели из них породу под названием «Американский стаффордширский терьер». Сокращенно их еще называют «амстафф». Врожденной недоверчивости по отношению к людям, характерной для собак служебных пород, у амстаффов нет. При должном внимании со стороны владельцев они отлично дрессируются и с успехом выступают на соревнованиях. Американские стаффордширы весьма дружелюбны к людям. Главная особенность характера этих собак – стремление во всем угодить владельцу, поэтому в хороших руках они послушны и миролюбивы. А в плохих – излишне драчливы.
Так вот, какому-то гражданину в России (вероятно, с плохими руками) взбрело в голову завести себе американского стаффордшира. Завести завел, а о воспитании не позаботился. И когда плохо воспитанный щенок превратился во взрослого пса, он напал на лабрадора Грина и порвал тому ухо. Собак разняли, ухо залечили, не знаю, где теперь ошивается тот агрессивный стаффорд, но когда-то заваренную им кашу расхлебываю теперь я. Впрочем, сожалеть уже поздно, поскольку я сижу уже с перевязанной головой – ухо мне чикнули. Плакаться не стану, никакой боли не было. Антон Игоревич пояснил, что это чисто косметическая операция, то есть скорее грим, чем операция. Но это еще не все. Они хотят подправить мне разрез глаз и «нарисовать» скальпелем на животе что-то типа послеоперационного шва. Ну, со швом понятно – печенку мне ведь не через… кхм, не через рот вытаскивали – нужно, чтобы зарастающий шов был виден. А вот с разрезом глаз я что-то не понял. Это как? Если разрез глаз мне изменить, я не потеряю внешности своей породы? Хотя Грин ведь тоже лабр. Ничего не могу понять. Ладно, поживем – увидим. Чего сейчас загадывать.
И вот тут случилось непредвиденное. Неожиданно все вокруг так завертелось, что у меня чуть голова не отвалилась. В прихожую дома, где я, лежа на уютном диванчике, оберегал свое «выправленное» ухо, вбежал запыхавшийся Антон Игоревич и благим матом заорал:
– Ольга Семеновна, Ольга Семеновна! Вы где? Отзовитесь, Ольга Семеновна! Миленькая!
«Что же могло так напугать доктора? Чего это он так заголосил?»
– Господи боже мой, – выскочила из комнаты напротив женщина, – что случилось? Вы чего так кричите?
– Ольга Семеновна, к нам едет Александр Михайлович! – чуть не плача выдавил Антон Игоревич.
– Как он может сюда ехать, – удивилась Ольга Семеновна, – если он понятия не имеет, где живет моя бабушка?
– Да не сюда, – замахал руками доктор. – К нам, в клинику.
– Это другое дело, – рассмеялась женщина. – Ну, а чего вы так испугались?
– Как? К-как же… Он ведь едет проведать Грина.
– И что? Вон ваш Грин на диване лежит. Берите его в охапку, и вперед!
– Так он же еще не готов! – с ужасом в глазах прошептал доктор.
Ольга Семеновна перестала смеяться и нахмурилась.
– Послушайте, Антон Игоревич, что вы ведете себя словно кисейная барышня? Мне ли вас учить, что делать с собакой? Мужчина вы или кто?
– Мужчина-мужчина, – закивал доктор. – Только клиники у меня нет сейчас никакой. Понимаете?
– А… эта… на Профсоюзной?
– Там сейчас ремонт, а через две недели будет продуктовый магазин, – сказал доктор и присел на диван рядом со мной.
– Но вы должны были предвидеть такой расклад, – возмутилась Ольга Семеновна. – Нужно было договориться с кем-то. Обязательно эти вопросы решать в авральном режиме? Ваши предложения. Во сколько Александр Михайлович планирует приехать?
– Мы договорились на вечер. У нас есть еще пять часов. Нужно позвонить приятелю…
– Так звоните же! – неожиданно закричала Ольга Семеновна. – Что же вы нюни распустили?
– Понимаете, в чем дело, – начал было говорить Антон Игоревич, но потом махнул рукой и принялся набирать телефонный номер.
«М-да, этого нам еще не хватало. Не дай бог, Александр Михайлович узнает, что его обманули, меня же в первую очередь на гильотину, наверное, отправят. Ой, как страшно! Ой-ой-ой!».
– Але, Артем? – голос у доктора дрожал. – Послушай, дружище, не дай погибнуть! Выручай.
– Включите громкую связь, – приказала Ольга Семеновна. Антон Игоревич повиновался, и теперь мы все слышали диалог двух приятелей.
– Успокойся, Тош, – раздался голос из трубки. – Что там у тебя стряслось?
– Артем, ты можешь мне на час-два выделить комнату и поставить там кое-какое оборудование, ну что-то типа кювеза.
– Ты что, Тоша? – удивился собеседник. – Во-первых, она у нас всего одна, а во-вторых, я не понял, что значит выделить комнату…
– Послушай меня внимательно, Артем, только не перебивай. Умоляю тебя. Ты сейчас все поймешь.
– Хорошо!
– У меня нет больного, мне ничего не нужно подключать или кого-то лечить, обследовать, мне нужно просто создать вид, что это отдельная палата и там в кювезе лежит пациент. Ты, помнишь, мне показывал на складе какой-то аппарат…
– Так он не работает и давно списан, – донеслось из трубки.
– Отлично, я же тебе говорю, мне нужно просто разыграть спектакль. Приедет клиент, глянет на больного и уедет. Пять минут, не более.
«Одни артисты собрались. Все что-то разыгрывают, гримируют, уши на полоски режут…»
– Ты мне скажи, – раздался голос Артема, – когда это нужно и на какой срок?
– Нужно сегодня часа через три-четыре. Пусть твои ребята подготовят комнату, ну, типа палаты, а я подъеду с больным. Хорошо? Не волнуйся, отблагодарю по-царски. В обиде не останешься. Отвечаю.
– Слушай, а с больным-то что? Сколько ему лет? Никаких последствий не будет?
– Никаких! – рассмеялся Антон Игоревич. – Здоров и молод!
– Опять какую-то аферу замутил? – спросил Артем.
– Все отлично! Не переживай. Только это… ты сделай там где-нибудь с краю, чтобы подальше от чужих глаз. Кстати, можешь даже на складе, ничего страшного, главное, чтобы комната-палата прилично смотрелась.
– Хорошо, договорились. Давай. Жду тебя…
Антон Игоревич отключил трубку и смахнул со лба пот.
– Что это за ветклиника? – спросила Ольга Семеновна.
– Это не клиника, Ольга Семеновна, – выдохнул доктор, – это роддом.
– Что? – вытаращила глаза женщина. – Что еще за роддом?
– Обыкновенный роддом, – пожал плечами Антон Игоревич.
– Для людей? – Ольга Семеновна раскрыла рот. – В смысле…
– Да-да-да! В этом смысле, – подтвердил доктор.
– И что, мы туда повезем собаку?
– А у вас есть другие варианты? – язвительно спросил Антон Игоревич. – У меня лично нет.
– А вы ведь своему приятелю не сказали, что везете собаку, – опомнилась вдруг Ольга Семеновна, – вы уверены, что, увидев Грина, он не передумает вам помогать.
– Уверен, – тихо ответил доктор.
– Тогда почему же вы сразу ему об этом не сказали?
– Ну, сразу… сразу могло бы и не получиться. А когда палата уже будет готова, как откажешь? Да и на месте мне будет легче ему все объяснить. Не по телефону же…
– Рискуете вы, Антон Игоревич, ох, рискуете.
– А что прикажете делать? – вспыхнул вдруг доктор. – Кто меня на все это подбил? «Рискуете». Конечно, рискую, но…
– Ладно, успокойтесь, – махнула рукой Ольга Семеновна. – Собирайтесь, поехали. Я приеду с Александром Михайловичем, по дороге подготовлю его к неожиданностям.
Через несколько часов меня привезли в роддом. Скажите честно, разве кто-то из вас мог предположить, что я когда-то окажусь в человеческом роддоме в качестве… пациента. Но не сразу меня там хотели принимать.
Увидев, как Антон Игоревич выводит меня из машины, Артем отчаянно замахал рукам и затарахтел:
– Ты куда? С ума, что ли, сошел? К нам с собакой нельзя, убирай ее немедленно. Давай пациента, а собака пусть ждет в машине.
– Погоди, – жестом остановил его наш доктор, – пошли, я потом тебе все объясню.
– Нет-нет, Тоша, убирай собаку. Я тебе серьезно говорю, нельзя, ну, пойми ты меня. Не дай бог узнают! Мне все простят, но собаку… Извини, брат, нельзя. Где твой пациент?
– Вот он! – Антон Игоревич кивнул на меня.
Я, склонив голову в сторону порезанного уха, жалобно посмотрел на врача Артема, дескать, пусти, дорогой, мы ненадолго. Отыграем сценку из спектакля «Гамлет» и уедем в свое поместье. Быть или не быть нам – теперь зависит только от тебя, уважаемый доктор Артем, извини, не знаю, как тебя по батюшке.
– Кто он? – брови Артема, как мне показалось, заскочили аж на затылок.