Забытые дела Шерлока Холмса Томас Дональд

— Боюсь, что у нас здесь не Скотленд-Ярд, мистер Холмс. И не Бейкер-стрит, при всем моем к вам уважении, — заявил он, не глядя на нас и притворяясь, будто изучает документы. — Мы знаем здешнюю публику, хотя летом народу становится намного больше. У этого города доброе имя, сэр, и наше благополучие зависит от приезжающих сюда на отдых.

Если бы этот деревенский увалень взглянул на Холмса, то, возможно, заметил бы, как разрастается в нем холодная ярость, и смог бы избежать ее последствий. Хотя обычно такие перемены в настроении моего друга видели лишь те, кто хорошо его знал. Кичингэм раскрыл другую папку.

— «Мистер Генри Уильямс двадцатого мая тысяча девятьсот двенадцатого года снял квартиру в Херн-Бей, в доме восемьдесят по Хай-стрит, где останавливался и в прошлые годы, — выразительно прочитал он. — Он прожил там тихо и мирно со своей женой Бесси несколько недель. По его словам, восьмого июля супруги составили новые завещания». — Заметив подозрение в глазах Холмса, он торопливо добавил: — Так принято делать. После свадьбы или развода старые завещания утрачивают силу.

— Мне известно об этом, — ледяным тоном заметил детектив. — Прошу вас, продолжайте.

Констебль Кичингэм снова уткнулся в бумаги.

— Квартира была довольно старой, и ее давно не приводили в порядок. Вероятно, мистер Уильямс был недоволен условиями проживания, неподходящими для молодой леди. На следующий день после составления завещания он заказал эмалированную ванну у мистера Хилла, чей магазин скобяных изделий находится на той же улице. Однако установить ее как положено в таком старом доме не представлялось возможности. Ванну просто поставили в туалетной комнате, без всяких труб и кранов. А теплую воду приносили в медном ведре из кухни на первом этаже.

За окном по булыжной мостовой прогрохотала пролетка.

— Не думаю, джентльмены, — напыщенно заявил Кичингэм, — что мистера Уильямса можно упрекнуть в недостаточной заботе о жене, которая не отличалась крепким здоровьем. Накануне с ней случился эпилептический припадок, и на следующий день после установки ванны супруги отправились на обследование к доктору Френчу.

— Простите, — спокойно перебил его Холмс, — но в отчете о расследовании не приведены доказательства того, что леди прикусила язык или у нее были обнаружены иные признаки болезни.

— Признаки проявились, мистер Холмс. Но это же бывает время от времени.

— Что ж, замечание справедливое, — неохотно согласился я.

Мое одобрение придало констеблю уверенности.

— Доктор Френч назначил леди легкое успокоительное средство, бромистый калий, который в любом случае не мог принести вреда ее здоровью.

— Но и пользы тоже, — вставил я.

Кичингэм посмотрел на меня, как на предателя, а затем продолжил:

— Как бы то ни было, мистер Холмс, но два дня спустя в половине второго ночи доктора вызвали к больной, с которой снова случился припадок. Мистер Френч отметил, что она раскраснелась и вспотела. Пульс был нормальный, но больная жаловалась на головную боль.

— Обо всем этом я уже прочитал вчера в публичной библиотеке в подшивке «Херн-Бей пресс», — сухо заметил Холмс. — На соседней полосе газеты сообщалось, что температура воздуха на той неделе колебалась от семидесяти восьми до восьмидесяти двух градусов [64]при высокой влажности. Рискну предположить, что все жители города по ночам потели и краснели от духоты. К тому же я не совсем понимаю, как доктор Френч мог определить эпилептический припадок, который закончился до его прихода. Если только леди не прикусила язык, чего, как известно, не произошло.

Кичингэм пожал плечами и заговорил мелодраматическим тоном, каким, без сомнения, рассказывал эту историю уже многим слушателям:

— По словам мистера Уильямса, два дня спустя они проснулись в половине восьмого утра. Он вышел из дома, чтобы купить рыбы. Уильямс уверяет, что не наполнял ванну. Вероятно, его жена сама это сделала. Вернувшись через полчаса, он позвал ее, не дождался ответа и вошел в туалетную комнату. Его супруга лежала на спине в ванне, заполненной на три четверти. Голова была погружена в воду, ступни подняты над ее поверхностью, ноги согнуты. Затем мистер Уильямс послал доктору Френчу записку: «Не могли бы вы срочно зайти ко мне? Боюсь, что моя жена мертва».

— Что рассказал Френч?

— Он пришел через пятнадцать минут и увидел ужасную картину. Миссис Уильямс уже не подавала признаков жизни. В руке она сжимала кусок кастильского мыла. Пульс не прослушивался, но тело, как и вода, еще не успело остыть. Ее вытащили из ванной и положили на пол. Доктор Френч удалил ее вставные зубы и в течение пятнадцати минут делал искусственное дыхание, а мистер Уильямс помогал ему, придерживая язык жены. Но она умерла. Ничто не помогло, сэр.

— Не сомневаюсь в этом. А когда вы увидели труп?

— Приблизительно через два часа, когда по заданию коронера пришел взять показания свидетелей.

— Где лежало тело?

— На полу в ванной комнате. Это небольшое помещение сразу за входной дверью.

— Чем был прикрыт труп?

— Ничем, мистер Холмс.

— Вы хотите сказать, что человек оставил свою мертвую жену на полу обнаженной на протяжении двух часов, пока полицейские, хозяин дома, гробовщик и еще черт знает кто ходили вокруг?

— Рассматривая вопрос с этой стороны…

— Если вы можете рассмотреть его с другой стороны, мистер Кичингэм, я непременно хотел бы услышать об этом. Теперь вот что: в газетной заметке ничего не сообщалось о росте леди и размерах ванны.

Кичингэм глуповато и самодовольно усмехнулся:

— Это потому, что их не измеряли, сэр. В отличие от вас, мистер Холмс, мы здесь не занимаемся хитроумными вычислениями, если на то нет особых причин.

— В самом деле, — произнес Холмс с холодной яростью, означавшей, что мистер Кичингэм играет с огнем. — То, чем вы здесь занимаетесь, граничит с преступной халатностью. Когда Уильямс уехал отсюда?

— Почти сразу, — ответил густо покрасневший констебль. — Миссис Уильямс умерла в субботу, расследование проводили в понедельник…

— Осмелюсь предположить, что родственники еще не были извещены о смерти, не говоря уже о приглашении на похороны.

— Не могу сказать точно, сэр. Погребение назначили на следующий день, во вторник.

— Похороны были пышные?

— Не очень, сэр. Насколько позволяли обстоятельства. По словам мистера Уильямса, приличные, но не дорогие. Ее похоронили в общей могиле, но, как он выразился, разве ей теперь не все равно?

— Действительно, какая разница?

— Я никогда не видел человека, настолько убитого горем, — с горячностью принялся оправдывать его Кичингэм. — Перед похоронами он договаривался о прекращении аренды квартиры с клерком из агентства, мисс Рапли, и буквально рыдал, уронив голову на стол. Потом, немного успокоившись, он сказал: «Разве может меня утешить то, что она успела составить завещание?» Это была неподдельная скорбь. Никому не пожелал бы в таком положении остаться еще и без завещания.

Мы попрощались с констеблем, совершенно не к месту проявлявшему сочувствие, и направились по набережной к отелю «Ройял».

— Этот подлый Борджия может спать спокойно, — заговорил Холмс, отчаянно жестикулируя. — О таких, как он, прекрасно заботится местная полиция.

— Но у них не было доказательств…

— Ну надо же! — крикнул он так громко, что напугал пожилую пару, неспешно идущую впереди нас. — Неужели никто не заметил нездорового удовольствия, с которым этот тип в течение двух часов демонстрировал чужим людям обнаженное тело своей мертвой жены? Неужели не имеет никакого значения тот факт, что он, перед тем как похоронить ее в общей могиле, радуется, что она успела оставить завещание? А констебль Кичингэм считает, что это доказывает неподдельность его скорби!

— Послушайте, Холмс, — спокойно возразил я, — с какой бы возмутительной небрежностью ни было проведено коронерское дознание, его выводы сомнений не вызывают. Бесси Манди захлебнулась из-за эпилептического припадка. Присяжные в данном случае сделали единственно возможный вывод: смерть в результате несчастного случая.

— О коронерском дознании, так же как и о присяжных, у меня ничуть не лучшее мнение, чем о полицейских, Ватсон. Теперь я точно знаю, что мисс Констанс Мэкс угрожает смертельная опасность. И одному Богу известно, где ее искать. Полиция и присяжные ничем не помогут ей. Ее спасут только доказательства. Велика истина, и она восторжествует [65]. Даже в Херн-Бей.

Мы вернулись в отель и пообедали, а потом Холмс долго стоял у окна с кружевными занавесками и мрачно смотрел на море. Заходящее солнце отражалось в спокойных водах бухты и играло в бурых от угольной пыли парусах барж, плывущих вдоль эссекского берега. Затем мой друг подошел ко мне и молча протянул телеграмму. Это был ответ Лестрейда на запрос относительно смерти другой миссис Смит — Эллис Бёрнем, погибшей в Блэкпуле: «У полиции нет подозрений в умышленном убийстве».

Обвинят ли Джорджа Джозефа Смита только в мошенничестве и двоеженстве? Или на его совести лежит более тяжкое преступление? Ответ на эти вопросы зависел от тайны гибели Бесси Манди на руках у своего любящего и чистоплотного мужа.

Ума не приложу, как Холмсу при таких неутешительных обстоятельствах удалось на следующее утро собрать вместе коронера Восточного Кента Ратли Моулла, гробовщика Альфреда Хогбина, доктора Фрэнка Остина Френча, мисс Лили О’Салливан из шоу «Прекрасные купальщицы» и незадачливого констебля Кичингэма. Встречу назначили в доме восемьдесят по Хай-стрит — в тот момент там никто не проживал. Не знаю, вмешалась ли тут невидимая рука Лестрейда или Майкрофта Холмса, но одно было бесспорно: Холмс в тот день напоминал сержанта, отчитывающего нерадивых солдат.

Лишь для мисс О’Салливан, чей прелестный купальный костюм из голубых панталон с оборками и такого же цвета корсажа украсил бы любой фешенебельный морской курорт, он неохотно сделал исключение. Остальным же не позволял никаких возражений и оправданий. Я никогда еще не видел, чтобы сразу несколько человек чувствовали себя так подавленно в его присутствии.

— Если позволите, начнем с заполнения ванны. — Его слова гулко отдавались в пустой комнате, тускло освещенной лучами солнца, которые проникали с улицы сквозь узкое окошко. — Констебль Кичингэм! Возьмите вот это ведро и ступайте на кухню. Наберите воды из котла, поднимитесь сюда и вылейте в ванну. И продолжайте до тех пор, пока она не заполнится на три четверти, как в день трагедии, когда вы с доктором Френчем побывали здесь. До той поры прошу нас не отвлекать.

Мой друг явно наслаждался местью за те действия, которые назвал преступной халатностью. Затем он указал на эмалированную чугунную ванну, стоявшую на четырех ножках в виде стилизованных львов. Она была повернута изголовьем в сторону окна, как и в день смерти Бесси Манди. Холмс ткнул пальцем в грудь человека в черном костюме — мистера Хогбина, гробовщика с Хай-стрит.

— Теперь вы, сэр! Возьмите столь необходимую в вашей работе портновскую ленту и измерьте длину ванны.

Мистер Хогбин поспешно выполнил приказание.

— По верхнему ободу — ровно пять футов, мистер Холмс. У основания — три фута и восемь дюймов.

— Поскольку ванна слишком узкая, чтобы сдвинуться в сторону, эти величины чрезвычайно важны. Вы, конечно же, измерили рост покойной, чтобы изготовить гроб?

— Да, сэр.

Гробовщик, похожий на черную ворону, стоял перед детективом навытяжку. С его шеи свисала портновская лента.

— Какого же роста была миссис Уильямс?

— Пять футов и девять дюймов, сэр. Достаточно высокая для леди.

— Как жаль, что на дознании об этом не было сказано, — жестко заметил Холмс. — На девять дюймов больше, чем длина ванны по верхнему ободу! И на два с лишним фута больше по сравнению с основанием!

— Ее нашли лежащей на спине, мистер Холмс, — тут же вмешался коронер Моулл. — Ноги были согнуты, а ступни подняты над водой.

— Мне известно, в каком положении ее нашли, сэр! Я хотел бы выяснить, как она в этом положении оказалась.

— Если вы читали заключение о смерти, то должны знать, что с миссис Уильямс случился эпилептический припадок, из-за чего она с головой погрузилась в воду.

— Мне сказали, мистер Моулл, что до назначения коронером Восточного Кента вы зарекомендовали себя как добросовестный адвокат. Скажите, известно ли вам, как протекает эпилептический припадок?

— Полагаю, что у меня есть определенный опыт в этом вопросе.

— Кто-нибудь слышал крик покойной?

— Крик?

— Эпилептический припадок, в отличие от petit mal [66], почти всегда сопровождается криком, который, однажды услышав, невозможно забыть. В дюжине футов над ванной есть окно, которое, несомненно, было открыто в такой жаркий день. По обеим сторонам от помещения за довольно хлипкими и плохо оштукатуренными стенами расположены другие комнаты. Любопытно, что мистер Уильямс, рассказывая о первом припадке, случившемся несколькими днями раньше, также не упоминал, что его жена кричала.

— Никто не слышал крика.

В наступившей тишине раздались шаги. Констебль Кичингэм прошел с ведром по некрашеным половицам и выплеснул воду в ванну.

— Главная особенность таких припадков — оцепенение, — продолжил Холмс после некоторого раздумья. — Ноги женщины должны были упереться в заднюю стенку ванны, а тело вытянулось бы в струнку. В таком состоянии она просто не могла погрузиться в воду, к тому же ванна была наполнена никак не больше, чем на шестнадцать дюймов.

Мистер Моулл попытался встать на защиту полиции Херн-Бей, но добился не большего успеха, чем храбрец, решившийся погладить голодного льва.

— Она лежала на спине, сэр, с согнутыми ногами и ступнями, торчащими над водой.

— Пара сильных мужских рук могла поднять их в одно мгновение.

— Мистер Холмс, — решительно заявил коронер, — слава о вашей способности разобраться в самом запутанном деле дошла и до нас. Однако ни один человек не может быть компетентным во всех областях…

— Надеюсь, у вас есть серьезные основания для подобных заявлений! — огрызнулся в ответ мой друг.

— Я просто хотел отметить, мистер Холмс, что вы недостаточно au fait [67]относительно того, что здесь произошло. Равно как и ваших познаний в медицине недостаточно, чтобы поколебать чашу весов в тех случаях, когда сами медики не могут прийти к определенному…

— Простите, мистер Моулл, но я не готов отвечать за нерешительность и взаимное недоверие ваших врачей.

После недолгой паузы оппонент Холмса снова попытался настоять на своем:

— Английской юриспруденции, сэр, не известно ни одного случая утопления, когда жертва, находясь в сознании, не оказала бы отчаянного сопротивления. И у нее самой, и у убийцы на коже непременно остались бы синяки и царапины. Но у супругов Уильямс не нашли никаких повреждений. К тому же доктор Френч не обнаружил ни капли воды, выплеснувшейся из заполненной на три четверти ванны.

— Относительно вашего последнего наблюдения должен заметить, что в летний день при температуре в восемьдесят градусов неокрашенный деревянный пол высыхает очень быстро, — холодно возразил Холмс. — Однако, с вашего позволения, мы сейчас перейдем к доказательствам. Ванна наполнена лишь до половины, но этого достаточно.

— Как вам будет угодно, — согласился коронер, скрестил руки на груди и отошел в сторону.

— Мисс О’Салливан, прошу вас, — любезно произнес Холмс.

Наша «прекрасная купальщица» шагнула вперед, словно желая продемонстрировать нам бант на своем костюме.

— Один момент, — пробормотал Холмс. — Позвольте констеблю Кичингэму добавить еще воды.

Раздался легкий плеск, и ведро опустело. Мисс О’Салливан грациозно подняла ногу и ступила в воду, едва достигавшую ее колен. Затем она завязала купальную шапочку, плавно опустилась в ванну и улыбнулась. Ее длинные ресницы кокетливо порхнули.

— А теперь, моя милая леди, — обратился к ней Холмс куда приветливее, чем к любому из нас на протяжении этого утра, — я должен извиниться за недостаточно теплую воду. Впрочем, вам это должно быть привычно. Эксперимент не займет много времени. Представьте себе, что вы сидите в ванне, моете губкой руки и в то же время беседуете со мной. Вы не подозреваете ничего дурного. Разумеется, на самом деле вы догадываетесь, что сейчас что-то произойдет, но постарайтесь выглядеть совершенно беззаботной.

Девушка сидела в ванне и, словно в пантомиме, потирала плечи влажными ладонями. Тем временем Холмс снял сюртук и закатал рукава сорочки. Она улыбнулась немного нервно, как мне показалось. Холмс ответил ей улыбкой и подошел ближе. Мы увидели, как он погладил ее по голове. Затем наклонился, просунул левую руку ей под колени, а правой обхватил за плечи, словно любящий супруг, который хочет отнести свою жену на кровать. Все выглядело так естественно, что она невольно сделала встречное движение, чтобы тоже обнять его.

В следующий миг сыщик без всякого предупреждения вскинул высоко вверх левую руку, поддерживающую мисс О’Салливан под колени, и резко убрал правую, так что девушка опрокинулась на спину. Ванна в глубине была настолько узкой, что руки купальщицы оказались крепко прижаты к бокам, хотя она и успела взмахнуть ими несколько раз. Увы, ей это не помогло. Ее плечи и шея дергались в тщетных попытках поднять голову над водой.

— Посмотрите и убедитесь, — мрачно объявил Холмс. — Теперь вы знаете, как умерла миссис Уильямс, урожденная Бесси Манди.

Думаю, ни у кого из наблюдавших за ужасным экспериментом не осталось ни малейшего сомнения в этом.

— Мистер Холмс! — пронзительно выкрикнул встревоженный коронер Моулл.

— Тридцати секунд могло оказаться недостаточно! — пробормотал Холмс, в то время как мисс О’Салливан билась все слабее. — Понадобилось две минуты, если не больше!

— Холмс! Ради бога!

Девушка перестала шевелить руками, и ее лицо было пугающе четко видно под слегка колеблющейся водой. Глаза с ужасом смотрели на меня, щеки раздувались, цепочка крохотных пузырьков поднималась вверх. Но детектив, казалось, не слышал меня.

— Холмс!

Тут я набросился на него сзади, что никак нельзя назвать преувеличением. Секунду или две мне не удавалось разжать его пальцы. Тут ко мне присоединился мускулистый мистер Хогбин, и вдвоем мы оттащили Холмса от девушки. Голова мисс О’Салливан показалась над поверхностью воды. Она моргнула и закрыла глаза.

Отпустив сыщика, я вытащил из кармана серебряную флягу, подаренную отцом перед моим отъездом в Индию, отвинтил крышку и приложил горлышко к губам бедняжки. Она закашлялась и через мгновение пришла в себя.

— Вот вам и эпилептический припадок, — надменно произнес Холмс.

Все с изумлением и испугом уставились на него. Вероятно, каждый из присутствующих готов был поклясться, что Холмс действительно хотел утопить девушку, чтобы доказать свою правоту. Однако мой друг был невозмутим.

— Осталось разобраться с куском мыла, который покойная держала в руке. Доктор Френч написал в своем отчете, что кисть руки была мягкой.

— Именно так все и было, — подтвердил взволнованный Френч.

— В таком случае миссис Уильямс не могла удержать мыло или что-либо другое. Можете обратиться к трудам доктора Альфреда Суэйна Тейлора, специально изучавшего этот вопрос. От недостатка воздуха погибла лишь четверть утонувших. В этом случае кисть действительно оказалась бы мягкой. Но после эпилептического припадка, которого на самом деле не было, вам с трудом удалось бы разжать пальцы умершей. Согласно вашему отчету, они разжались сами и мыло выпало.

Если Холмс и поколебал уверенность коронера, то все же не переубедил его. Мистер Моулл теперь казался рассерженным не менее сильно, чем только что был испуган.

— Все, чего вы добились, сэр, так это подтверждения того, что мы и так знали. Почти каждому аспекту этого дела можно дать различные объяснения. При дознании присяжные выслушали все показания и пришли к выводу, что смерть произошла в результате несчастного случая. Вы высказали свое предположение, но оно не может изменить уже принятое решение.

Холмс посмотрел на него со смешанным выражением наигранного удивления и искреннего презрения:

— Я рассматриваю не предположения, а факты. Этот человек жестоко обращался с женщинами и беззастенчиво грабил их.

— Здесь о нем отзывались как о заботливом и любящем муже.

Холмс достал из кармана несколько сложенных листов бумаги:

— Перед тем как отправиться в Херн-Бей, мне пришлось провести несколько часов в архивах. Так что теперь я могу познакомить вас с несколькими жертвами этого многоженца. Об одной из них здесь до сих пор не упоминали. Цитирую показания мисс Пеглер из Бристоля: «У него был властный взгляд. Эти маленькие глаза, казалось, лишали вас воли». Замечу, что сей гнусный тип заставляет женщин замолчать навсегда, если не может отделаться от них иным способом. Послушайте отрывок из прошения о разводе, поданного десять лет назад: «Он часто хвастался передо мной своими победами. Однажды я встретила одну из его жертв и предупредила ее об опасности. Она была потрясена. Вечером он пришел домой и избил меня до полусмерти». Таков истинный характер человека, которого оправдали ваши присяжные, сэр.

— Это все не имеет отношения к нашему делу!

Холмс посмотрел на мистера Моулла как на пустое место:

— Три четверти часа назад в этой комнате было бесспорно доказано, что Генри Уильямс, он же Джордж Джозеф Смит, совершил умышленное убийство.

— Вы ничего не доказали!

— Конечно, сэр. Это, несомненно, сделал не я, а мистер Кичингэм.

Все обернулись к констеблю, а Холмс продолжил:

— Как убедились доктор Френч и другие свидетели, констеблю Кичингэму потребовалось пятьдесят минут, чтобы заполнить ванну на три четверти. Маловероятно, что Бесси Манди справилась бы с этой задачей быстрее, а ее муж утверждал, что не помогал ей. Предположим, что Уильямс, он же Смит, не солгал в своих показаниях. Супружеская пара проснулась в половине восьмого утра. Ванну не могли наполнить с вечера, иначе вода стала бы холодной как лед, а доктор Френч уверяет, что она была теплой. Допустим, супруг в самом деле вышел из дома, как он показал на дознании, и возвратился в восемь часов. Мы знаем, что он не мог прийти позже, поскольку именно в это время послал записку доктору Френчу, а тот получил ее незадолго до половины девятого.

— О мой бог! — внезапно воскликнул коронер Моулл.

— Именно так. Подготовка к утреннему купанию продлилась бы с половины восьмого приблизительно до двадцати минут девятого. Давайте проявим снисхождение к несчастному мужу и посчитаем, что ванна была заполнена лишь наполовину. Я наблюдал за работой констебля Кичингэма и могу сообщить, что он достиг этой промежуточной отметки за тридцать пять минут. Даже в этом случае — не говоря уже о том, что миссис Уильямс должна была еще раздеться и залезть в воду, — пришлось бы носить ведра еще пять минут после того, как супруг послал доктору Френчу записку с сообщением, что его жена умерла. Пожалуй, она была жива, когда Джордж Джозеф Смит возвратился из рыбной лавки. Скорее всего, несчастная еще даже не села в ванну, а любящий муж уже известил доктора Френча о ее смерти.

Как это обычно случалось, пугающе точная логика Шерлока Холмса заставила слушателей потрясенно застыть в молчании.

— Смит, он же Уильямс, не просто брачный аферист, — спокойно заключил Холмс, — а один из самых безжалостных и хладнокровных убийц, когда-либо ходивших по этой земле. Теперь вы можете отвечать, мистер Моулл.

— У меня не было…

— В самом деле? А мисс Элис Бёрнем?

— Я узнал о ней только от вас, сэр. К тому же есть определенная разница между трагедией, произошедшей дома, без свидетелей, и несчастным случаем во время купания на общественном пляже, если судить по показаниям ее отца.

— Тем не менее тут много общего. Но хуже всего то, что сейчас в руках этого многоженца, мошенника и убийцы находится еще одна молодая женщина, Констанс Мэкс, которая не подозревает о нависшей над ней опасности.

— Я не утверждал, что это была эпилепсия, — поспешил оправдаться доктор Френч, когда присутствующие начали расходиться. — А только признал, что не вижу другой причины смерти, кроме той, которую назвал этот человек. Я практикую всего два года.

— То, как он вел себя после смерти жены, как обошелся с телом покойной, — добавил мистер Хогбин, — свидетельствует о его крайней черствости и жестокости.

— Я вернусь в свой кабинет и обращусь за советом к начальству, — пообещал мистер Моулл.

— Вероятно, вы встретитесь там с инспектором Лестрейдом из Скотленд-Ярда, — бесстрастно сообщил Холмс. — Он может дать вам множество полезных советов.

Прежде чем уехать, я решил проконсультировать мисс Лили О’Салливан:

— Дорогая леди, вам следует немедленно отправиться домой. Мы возьмем для вас кеб. Вы должны непременно отдохнуть сегодня, и еще пара дней покоя не помешает.

В ответ она лишь рассмеялась с поразительной беззаботностью:

— Это вряд ли. У меня сегодня два выступления.

— Но вы не сможете выступать в вашем нынешнем состоянии.

В ее глазах наконец-то мелькнуло понимание.

— Ах, вы об этом?

Я вспомнил кошмарное видение тонущей девушки, ее раздувающиеся щеки, расширенные от ужаса глаза, прилившую к лицу кровь.

— Так вы ничего не знали? Мистер Холмс не рассказал вам? — Она скорее криво усмехнулась, чем улыбнулась. — Это часть моего выступления. Я могу оставаться под водой без дыхания две минуты и даже больше. Мистер Холмс решил, что так будет лучше всего. Рада была познакомиться. Пока.

И она пошла переодеваться. Я был так ошеломлен, что едва не брякнул в ответ «пока». Но вовремя осекся и ограничился легким наклоном головы.

Мы задержались в отеле «Ройял», чтобы узнать, каких результатов добился Лестрейд. К четырем часам был получен ордер на арест подозреваемого в многоженстве, мошенничестве и убийствах Джорджа Джозефа Смита, известного также под именами Джордж Бейкер, Джордж Оливер Лав, Генри Уильямс, Чарльз Оливер Джеймс и Джон Ллойд. Лестрейд выяснил, что преступник два года прослужил в Нортхемптонширском полку, где обучал солдат гимнастическим упражнениям. Стоит ли удивляться, что несчастная Бесси Манди не смогла оказать сопротивления его сильным рукам.

Вечером мы в ожидании Лестрейда сидели у окна и любовались видом темнеющего моря. Он должен был выкроить для нас часок перед возвращением в город на последнем поезде.

— Смита можно будет судить лишь за одно убийство, — задумчиво произнес я. — Доказательства по делу Бесси Манди довольно веские, но не окончательные. Пожалуй, кроме времени, необходимого для заполнения ванны. Мыслимо ли повесить человека только за то, что его показания отличаются от действительности на двадцать минут… Жестоко так говорить о бедной девушке, но если бы Элис Бёрнем тоже умерла дома, а не утонула во время купания, то…

Холмс огорченно покачал головой:

— Ватсон, Ватсон! Разумеется, смерть настигла ее не на пляже. Я допустил непростительную ошибку, отложив в долгий ящик поездку к ее отцу. Он даже не смог подняться с постели, чтобы побывать на похоронах самого дорогого для него человека. Понимая, как тяжело ему будет говорить об этой трагедии, я решил пощадить его чувства и ни о чем не расспрашивать.

Он разложил на столе два телеграфных бланка. Один — с копией сообщения мистеру Мэксу, второй — с ответом, полученным в тот же день:

СРОЧНО ВЫШЛИТЕ ТЕКСТ ТЕЛЕГРАММЫ ЗПТ В КОТОРОЙ ЗЯТЬ ВАШЕГО ДРУГА ЧАРЛЬЗА БЁРНЕМА СООБЩАЕТ ЕМУ О СМЕРТИ ЭЛИС БЁРНЕМ ТЧК ОТВЕТ ОПЛАЧЕН ТЧК ХОЛМС ЗПТ ОТЕЛЬ «РОЙЯЛ» ЗПТ ХЕРН-БЕЙ.

И как же этот негодяй сообщил отцу о смерти любимой дочери?

ЭЛИС УТОНУЛА ВЧЕРА КУПАЯСЬ НА СЕВЕРНОМ ПОБЕРЕЖЬЕ ТЧК СМИТ КОННАУТ-СТРИТ БЛЭКПУЛ.

На столе также лежало короткое, в несколько строк, сообщение местной газеты о прекращении дознания, которое Холмсу переслали телеграфом: «Трагедия на северном побережье! Решением коронерского дознания по делу Элис Бёрнем с Коннаут-стрит, утонувшей во время купания в прошлый вторник, установлена смерть в результате несчастного случая».

— К сожалению, слово «купание» имеет два значения и два произношения, — ровным голосом объяснил Холмс. — Таким образом Смит и обманул несчастного отца. Он опустил заголовок статьи, оставив все остальное, чтобы Бёрнем решил, будто его дочь утонула, плавая в море, хотя на самом деле она была утоплена в ванне. Как вы понимаете, он уже имел опыт в подобных делах, когда избавился тем же способом от Бесси Манди.

— Эти телеграммы не принесут никакого результата, — заметил я, — если его обвинят лишь в одном убийстве, а присяжные не будут ничего знать о других его женах.

Холмс сел и закурил трубку.

— Из моего недолгого и едва ли успешного опыта изучения юриспруденции я вынес определение систематичности. Это правда, что он будет отвечать перед судом лишь за одно злодеяние. Однако если обвиняемого подозревают в других убийствах, хотя и не судят за них, это можно использовать как доказательство систематичности преступлений.

— Повторяемости?

— Да. Другие случаи еще не доказывают, что он виновен в данном убийстве. Но если его признают виновным, они помогут доказать, что оно не было случайным.

— Чтобы не допустить осуждения за непредумышленное убийство?

От усмешки Холмса похолодела бы кровь у самого убежденного оптимиста.

— Важно, чтобы присяжные узнали о каждом этапе карьеры этого чудовища. Отложите ненадолго эти телеграммы. Скрип половиц за нашей дверью выдает приближение полицейского. Входите, мой дорогой Лестрейд! У нас есть кое-что интересное для вас.

Как известно, Джордж Джозеф Смит предстал перед Центральным уголовным судом по обвинению в убийстве Бесси Манди тем самым летом, когда началась мировая война. По иронии судьбы наш друг Маршалл Холл был назначен защитником по этому безнадежному делу. Несмотря на все усилия и доводы сэра Эдварда, суд принял доказательство систематичности преступлений. С этого момента Смит был обречен. Присяжные с неподдельным ужасом слушали истории о том, как по меньшей мере три молодые женщины были утоплены тем же способом, что и «новобрачная в ванне».

Ранним теплым августовским утром, когда грохот оружия на Западном фронте еще не начал глухо отдаваться в Гайд-парке, Джорджа Джозефа Смита отвели на казнь во двор Челмсфордской тюрьмы. Там его уже поджидали священник, начальник тюрьмы, надзиратели и притихшие Пирпойнт и Эллис. Они действовали настолько нерешительно, что люк под ногами Смита раздвинулся почти с двухминутным опозданием.

Тем же вечером, сидя в своем старомодном кресле со стаканом рома в руке, Холмс со вздохом сказал:

— Мы спасли жизнь мисс Мэкс, Ватсон. Но боюсь, что нам не удастся уберечь ее от судьбы более страшной, чем сама смерть. Будьте так добры, передайте мне «Морнинг пост». Там рассказывается о нескольких любопытных случаях, когда живых крыс и кроликов умышленно запускали в водопроводные трубы самых роскошных домов Мэйфейра и Сент-Джеймса. Подозреваю, что группа преступников высокой квалификации готовилась к крупнейшему ограблению в истории. Разумеется, это дело заслуживает нашего внимания.