Эндер в изгнании Кард Орсон Скотт

От: GovAct%[email protected]

Тема: Re(2): Выбор названия для колонии

Дорогой Эндер!

Шекспир принадлежит всем, но сейчас это слово имеет особое значение для нашей колонии. Я высказал эту идею нескольким колонистам, и те из них, кому было не все равно, сочли это хорошим названием.

Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы выжить до того, как вы прилетите подкрепить наши ряды. Но я помню свой собственный полет на войну: ваши два года будут восприниматься дольше, чем наши сорок. Мы будем постоянно чем-то заняты. Вы же будете чувствовать неудовлетворенность и скуку. Те, кто выбрал полет в стазисе, были счастливее. И все же ваше решение прилететь пятнадцатилетним я назову мудрым. И думаю, я лучше вас понимаю ту жертву, на которую вы идете.

Я буду направлять вам отчеты каждые несколько месяцев – для вас это будет несколько дней, – чтобы у вас появились определенные мысли о том, кто такие наши колонисты и как функционирует деревня, о социальной жизни, сельском хозяйстве и технологиях, а также о наших достижениях и проблемах, с которыми мы сталкиваемся. Постараюсь приложить все силы к тому, чтобы вы узнали наших лидеров. Но им я не стану говорить об этом, иначе они сочтут, что за ними шпионят. Когда вы прилетите, постарайтесь не сообщать им, сколько всего я вам о них рассказал. Вы сможете казаться проницательнее, а это хорошо для репутации.

То же самое я сделал бы для адмирала Моргана, поскольку есть шанс, что именно он обретет власть: солдаты на его корабле подчиняются ему, а не вам, а если он решит незаконно применить силу на планете – ближайшие власти в сорока годах лету. Наши колонисты будут безоружны, без опыта боевых действий, а потому сопротивления не окажут.

Однако адмирал Морган упорствует в своих распоряжениях. Причем он ни разу не поинтересовался условиями, в которых мы живем и работаем, – ничего сверх того, что он читал (или не читал) в моих официальных отчетах. Его также довольно явно раздражает то, что я не реагирую так, как ему хочется (хотя я полностью отвечал на все его законные запросы и требования). Подозреваю, что по прибытии его первой задачей будет выставить меня из кабинета. По счастью, демография дает основания полагать, что я умру раньше, чем он сюда доберется, а потому это чисто академический вопрос.

Может, вам всего тринадцать, но вы хотя бы понимаете, что не в состоянии вести за собой группу незнакомых людей. Их можно либо принудить к этому силой, либо подкупить.

Сэл Менах так долго пялился в микроскоп на инопланетную плесень, что у него разболелись шея и спина. «Если так пойдет дальше, я до тридцати пяти заработаю горб, как у старика».

Впрочем, работай он в поле – разрыхлял бы почву, не давал бы вьющимся сорнякам взбираться по стеблям кукурузы и загораживать солнце, – его ждала бы та же участь. И там его спина тоже согнулась бы в три погибели, а кожа стала бы коричневой. Под местным жгучим солнцем различия между земными расами почти стерлись. Сэлу это представлялось чем-то вроде образа будущего, в котором ему виделось, как колонисты, набранные со всей Земли, породнились между собой, так что через три поколения – а то и два – исчезнет сама концепция расы или национальности. Все эти хирурги, геологи, ксенобиологи и климатологи, а также военные летчики, уничтожавшие некогда владевшего этим миром врага, – всем им теперь предстояла мирная жизнь.

И все же на каждой планете-колонии у людей будет своя неповторимая внешность и свой акцент общефлотского языка, который, в сущности, тот же английский, только с некоторыми изменениями в написании слов. По мере того как колонисты начнут перемещаться между планетами, возникнут новые различия. А Земля между тем по-прежнему будет домом для всех старых языков, этносов и национальностей, так что различие между колонистами и землянами станет все более и более выраженным и важным.

«Не моя проблема, – подумал Сэл. – Я могу заглянуть в будущее, это каждый может; но здесь, на планете, названной Шекспир, не будет никакого будущего, если я не сумею найти способ искоренить эту плесень, уничтожающую земные злаки. Да как вообще здесь могла возникнуть плесень, специфически поражающая травы, когда земные травы, в том числе и злаки, не имеют здесь генетического аналога?»

Вошла Афрайма с образцами из опытного сада и теплицы. В этом была своя ирония: все эти высокие фермерские технологии, сельхозоборудование, доставленные сюда истребителями, прятавшимися в брюхе межзвездного транспортника… И если что-то сломается – целых пятьдесят лет не будет ни запчастей, ни замены. Может быть, сорока – если новый межзвездный двигатель действительно умеет гнать корабль с колонистами быстрее. Но все равно к тому времени, как корабль сюда доберется, он может обнаружить колонистов в лесах, копающих корешки и напрочь утративших какие-либо технологии.

«Или наоборот – удача мне улыбнется, и я сумею адаптировать и приспособить наши злаки к местным условиям, и тогда у нас появится избыток пищи, которого хватит на то, чтобы у людей освободилось время для развития технологической инфраструктуры.

Мы прибыли сюда с чрезвычайно продвинутыми технологиями – и без средств для их поддержки. Если потерпим крах, нам откроется путь вниз».

– Посмотри, – сказала Афрайма.

Сэл послушно оторвался от своего микроскопа и заглянул в ее:

– Угу. Это что?

– А что ты видишь? – спросила она.

– Давай не будем играть в угадайку.

– Я прошу независимого подтверждения и поэтому ничего не могу тебе сказать.

Значит, это нечто важное. Он присмотрелся внимательнее:

– Это часть листа кукурузы. Он взят из стерильной секции, потому что на нем ни следа плесени.

– Он не из стерильной секции, – возразила она. – Из секции Дэ-четыре.

Сэл испытал такое облегчение, что был готов заплакать; и в то же время он разозлился. Через мгновение злость победила.

– Ты ошибаешься, – резко сказал он. – Ты перепутала образцы.

– Я тоже так подумала, – ответила Афрайма. – Поэтому вернулась в секцию Дэ-четыре и взяла там новый образец. И еще раз. Сейчас перед тобой результат третьей проверки.

– Вариант Дэ-четыре легко подготовить из местных материалов… Афрайма, мы это сделали!

– Я пока даже не проверила, работает ли это с амарантом.

– Это было бы слишком большой удачей.

– Или благословением. Ты когда-нибудь думал, что Бог может желать нам успеха на этой планете?

– Он мог бы уничтожить эту плесень до того, как мы здесь очутились, – заметил Сэл.

– Нет, все верно: прояви недовольство Его подарком, и Бог рассердится.

Она над ним подшучивала, но в ее словах была своя правда. Афрайма была верующей еврейкой: при голосовании о семейных парах она взяла себе новое имя, на иврите означающее «фертильная», – надеялась, что это каким-то образом сподвигнет Бога обеспечить ей мужа-еврея. Вместо того губернатор просто назначил ее помощником единственного еврея-ортодокса среди колонистов. Губернатор Колмогоров уважал религию. Так же как и Сэл.

Он просто не был уверен, что Бог знает это место. А что, если Библия совершенно права насчет сотворения конкретных Солнца, Луны и Земли – и только это и было всей сотворенной Богом Вселенной? Что, если планеты вроде вот этой были творением иных богов – с шестью ногами, трехсторонней симметрией, или чем там еще, – подобных местным формам жизни, которых Сэл называл «родными».

Вскоре они вернулись в лабораторию с обработанными образцами амаранта.

– Итак, дело в шляпе – для начала в любом случае неплохо.

– Но его так долго синтезировать, – заметила Афрайма.

– Не наша проблема. Теперь, когда мы знаем, который из препаратов работает, химики разберутся, как сделать быстро и в больших количествах. Он ведь, кажется, ничем не вредит растениям, да?

– Доктор Менах, вы просто гений.

– У меня нет степени.

– В моем словаре слово «доктор» означает «человек, знающий достаточно много для того, чтобы суметь сохранить биологический вид».

– Обязательно укажу это в своем резюме.

– Нет, – сказала она.

– Нет?

Она прикоснулась к его руке:

– Доктор, у меня наступают благоприятные дни для зачатия. Я хочу, чтобы в этом поле взошло ваше семя.

Он попытался обратить ее слова в шутку:

– Скоро ты начнешь сыпать цитатами из Песни песней Соломона.

– Я не предлагаю ничего романтичного, доктор Менах. В конце концов, мы должны работать вместе. И я замужем за Эвенезером. Ему не обязательно знать, что ребенок не его.

Она говорила так, словно действительно все тщательно продумала. Теперь Сэл по-настоящему ощутил замешательство. И досаду.

– Афрайма, мы должны работать вместе.

– Для своего ребенка я хочу самые лучшие гены.

– Так, ладно, – сказал он. – Ты останешься здесь и возглавишь работу над адаптацией культур. Я буду работать в поле.

– О чем ты говоришь? У нас полно людей, которые могут работать в поле.

– Либо увольняюсь я, либо увольняем тебя. После этого мы не сможем работать вместе.

– Но никто не обязан ничего знать!

– «Не прелюбодействуй», – процитировал Сэл. – Ты же верующая?

– Но дочери Мидиана…

– Спали с собственным отцом, потому что иметь детей было важнее, чем практиковать экзогамию, – вздохнул Сэл. – А еще важно проявлять абсолютное уважение к правилам моногамии, чтобы нашу колонию не разрывали конфликты из-за женщин.

– Ну хорошо, тогда забудь все, что я сказала, – предложила Афрайма.

– Не могу.

– Но тогда почему?..

– Афрайма, я проиграл в лотерее. Рождение детей от меня теперь незаконно. И уж тем более – детей от чужой жены. Тем не менее я не могу принимать препараты, подавляющие сексуальное влечение, поскольку должен сохранять острый ум и энергию для работы. Теперь, когда ты предложила мне себя, я не могу оставаться с тобой здесь.

– Это была просто идея, – сказала Афрайма. – Для работы тебе нужна я.

– Мне нужен кто-то, – уточнил Сэл. – Не обязательно ты.

– Но люди станут задумываться, почему ты меня уволил. Эвенезер предположит, что между нами что-то было.

– Это твоя проблема.

– А что, если я ему скажу, что я беременна от тебя?

– Вот теперь ты совершенно точно уволена. Сию же минуту. Безвозвратно.

– Я пошутила!

– Давай-ка верни голову на место. Будет тест на отцовство. ДНК. А между делом твой муж превратится в посмешище, и каждый мужчина будет смотреть на его жену и задаваться вопросом: а не предлагает ли она себя кому-то еще, чтобы подложить кукушонка в гнездо? Так что ты здесь больше не работаешь. Так будет лучше для всех.

– Если ты сделаешь это настолько очевидным, то навредишь моему браку не хуже, чем если бы мы правда это сделали!

Сэл сел на пол теплицы и закрыл лицо ладонями.

– Прости, – сказала Афрайма. – Это я полушутя.

– Хочешь сказать, если бы моим ответом было «да», ты бы призналась, что лишь дразнила меня, и оставила бы меня униженным тем, что я согласился на адюльтер?

– Нет, – призналась она. – Я пошла бы на это. Сэл, ты же самый умный – и это все знают. Тебя нельзя лишить возможности иметь детей! Это неправильно. Нам нужны твои гены.

– Это верно с точки зрения эволюции, – сказал Сэл. – Но есть и социальный аспект. Моногамия раз за разом доказывала, что именно она лежит в основе оптимального социального устройства. Дело не в генах, а в детях: они должны расти в таком обществе, которое мы хотим сохранить с их помощью. Мы за это проголосовали.

– А я голосую за то, чтобы выносить твоего ребенка. Всего одного.

– Уйди, прошу тебя! – попросил Сэл.

– Я совершенно логична, потому что еврейка, как и ты.

– Пожалуйста, уйди. Закрой за собой дверь. У меня полно работы.

– Ты не можешь от меня отвернуться, – сказала Афрайма. – Это навредит колонии.

– Убить тебя – это тоже повредит колонии, – заметил Сэл. – Но чем дольше ты здесь остаешься, тем сильнее мне хочется это сделать.

– Ты мучаешься потому, что хочешь меня.

– Я – человек и мужчина, – сказал Сэл. – Разумеется, мне хочется заняться сексом, невзирая на последствия. Мои логические способности уже подавлены, поэтому хорошо, что я принял абсолютно твердое и безвозвратное решение. Не заставляй меня превращать мое решение в болезненную реальность, не заставляй меня откромсать их начисто.

– Вот, значит, как? Ты становишься кастратом, так или иначе. Что же, а я – человек и женщина, и я хочу такого партнера, от которого у меня будут самые лучшие дети.

– Тогда поищи кого-нибудь побольше, посильнее и поздоровее, раз тебе так не терпится изменить. Но постарайся мне не попадаться, иначе я тебя сдам.

– Мозг. Мне нужен твой мозг.

– Ну, у малыша, по всей вероятности, будет твой мозг и мое лицо. А теперь иди составь отчеты по препарату «Дэ-четыре» и отдай материалы химикам.

– Я не уволена?

– Нет, – сказал Сэл. – Я подаю в отставку. Буду работать в поле, а ты останешься здесь.

– Но я же только запасной ксенобиолог! Я не могу делать твою работу.

– Тебе стоило подумать об этом до того, как ты сделала невозможной нашу совместную работу.

– Подумать только! Разве кто слышал о мужчине, который имеет что-то против небольшого перепихона на стороне?

– Афрайма, эта колония теперь – моя жизнь. И твоя. Не надо плевать в свой суп. Я ясно выражаюсь?

Она заплакала.

– Боже, за что мне такое наказание? – воскликнул Сэл. – А что дальше? Толкование снов хлебодара фараоновым любимцем?[4]

– Прости, – ответила Афрайма. – Ты должен и дальше заниматься ксенобиологией, ты в ней правда гений. Я и понятия не имею, с какой стороны к ней подойти. Сейчас я все испортила.

– Воистину так. Впрочем, ты права насчет моих встречных решений. Они были бы почти столь же вредны. Поэтому мы поступим…

Она ждала, что Сэл скажет дальше, а из ее глаз по-прежнему капали слезинки.

– Никак, – сказал он. – Ты больше никогда об этом не заговоришь. Никогда. Ты не станешь ко мне прикасаться. В моем обществе ты будешь носить скромную одежду. Мы с тобой будем говорить исключительно о работе – научным языком, как можно формальнее. Люди будут думать, что мы с тобой друг друга терпеть не можем. Все ясно?

– Да.

– Через сорок лет прилетит корабль с колонистами и новым ксенобиологом, и я смогу оставить эту вшивую работенку.

– Я не хотела, чтобы ты почувствовал себя несчастным. Думала, ты обрадуешься.

– Мои гормоны бились в экстазе. Посчитали это лучшей идеей, которую когда-либо слышали.

– Ну, тогда я чувствую себя получше, – сказала она.

– Ты чувствуешь себя получше, потому что в следующие сорок лет мне предстоит пройти все круги ада?

– Не будь идиотом. Как только у меня появятся дети, я стану жирной и некрасивой. И буду слишком занята, чтобы тебе помогать. Производство детей – это же главное, правильно? И довольно скоро следующее поколение даст тебе помощника, которого ты обучишь. Так что речь идет самое большее о нескольких месяцах. Может, о годе.

– Тебе легко говорить.

– Доктор Менах, мне правда очень жаль. Мы ученые, и я стала думать о воспроизводстве людей как о воспроизводстве животных. Я не хотела изменять Эвенезеру, не хотела причинять тебе боль. Я просто испытала прилив желания. Просто… я знала, что, если у меня будет ребенок, он должен быть твоим – то есть максимально полезным. Но я все же рациональное существо. Ученый. Поэтому сделаю так, как ты говоришь, – теперь только исключительно деловое общение. Словно мы друг другу не нравимся, и ни один из нас не испытывает желание в отношении другого. Позволь мне остаться до тех пор, пока не придет время завести детей.

– Отлично. Отнеси формулу химикам и оставь меня одного – пора взяться за следующую проблему.

– За какую? После пылевых червей и плесени на кукурузе и амаранте над чем мы будем работать?

– Следующая моя задача – с головой уйти в любую из тех нудных проблем, которые не имеют к тебе ни малейшего отношения. Так ты уйдешь, наконец, пожалуйста?

И Афрайма ушла.

Сэл составил отчет и отослал его губернатору, чтобы поставить документ в очередь на передачу по ансиблю. Если окажется, что эта плесень обнаружится и на других планетах, его решение может сработать и там. Кроме того, в этом вся суть науки – обмен информацией, накопление знаний.

«Вот мой генофонд, Афрайма, – подумал он. – Фонд последователей, коллективное научное знание. Все мои открытия здесь, все, что я узнаю, все решенные мною проблемы – вот мои дети. Они станут частью всех поколений, которые будут жить на этой планете».

Афрайма не вернулась и когда с отчетом было покончено. «Отлично, – подумал Сэл. – Пусть проведет весь день с химиками».

Он оставил лабораторию, прошел через все поселение и выбрался к полям общины. Дежурным бригадиром сегодня был Фернао Макфи.

– Дай мне работу, – сказал ему Сэл.

– Я думал, ты работаешь над проблемой плесени.

– Похоже, плесень больше не проблема. Теперь дело химиков – разработать способ доставки препарата в ткани растения.

– У меня уже сформированы группы по всем работам. Твое время слишком ценное, чтобы тратить его на физический труд.

– Все занимаются физическим трудом. Губернатор трудится.

– Группы сформированы. Иди, делай свою работу, которая куда важнее. Займись ею, не мешай мне!

Фернао сказал это полушутя-серьезно. Что Сэл мог ему возразить? «Мне нужно заняться тяжелым трудом, чтобы я сбросил пар после того, как прекрасная ассистентка предложила мне свое тело для зачатия моих детей?»

– Ты ничем мне не поможешь, – сказал Сэл бригадиру.

– Значит, мы квиты.

Так что Сэл отправился на долгую прогулку. Он вышел за пределы поля, оказался в лесу. По дороге он собирал образцы. Когда аврала нет, надо заниматься наукой. Собирать, классифицировать, анализировать, наблюдать. Работа есть всегда.

Только не фантазировать о ней, о том, что могло бы произойти! Сексуальные фантазии – сценарий поведения в будущем. Что проку, сказав сегодня «нет», через шесть месяцев произнести «да», перед этим бесчисленное множество раз проиграв адюльтер в воображении?

«Было бы куда легче, не будь я столь решительно настроен на действия в интересах всех. Кто бы ни сказал, что добродетель имеет свою награду, это утверждение – полная лажа».