Женщина в черном 2. Ангел смерти Уэйтс Мартин

Натаниэль

Джип подпрыгивал и трясся на ухабах – Гарри до предела отжимал педаль газа, чтобы поспеть как можно скорее вернуться в Ил-Марш. О том, что стряслось в полуразрушенном доме адвоката, Ева уже успела ему поведать. Ее история потрясла Гарри настолько, что он забыл на время о страхе перед дорогой на остров во время приближения прилива.

Ева держала письмо и подсвечивала его одолженной у Гарри зажигалкой.

– А Натаниэль до восемнадцати лет и не дожил, – тихо сказала она.

– То есть письмо он так и не прочитал? – уточнил Гарри, напряженно всматриваясь в непроглядную тьму, окутавшую дорогу.

– Нет, не успел. – Ева распечатала конверт, приблизила к огоньку зажигалки еще сильнее, чтоб различить почерк, и принялась читать вслух:

– «Натаниэль, дорогой мой!

У меня мало времени. Они решили похоронить меня заживо в больнице для умалишенных, так что, когда ты прочтешь это письмо, я буду далеко».

– Они? – подняла глаза на Гарри и продолжила: – «Я пишу тебе сейчас с тем, чтобы ты узнал правду…»

Ева судорожно пробежала взглядом по строчкам и простонала:

– О господи!

– Что там, что?

Она откашлялась и вновь начала вслух:

– «Тебя вырастили в уверенности, что матушка твоя – Элис Драблоу, однако в действительности это не так. Отец твой – и верно, Чарлз Драблоу, но настоящая твоя мать – я. Вот истинная правда. Они отняли тебя у меня, и мне недостало сил бороться с ними за мое дитя. Молю тебя, поверь моим словам и как можно скорее приди ко мне на помощь. Они не дозволяют мне видеться с тобой, однако я всегда тревожилась о тебе, мой мальчик, и любила, пусть и на расстоянии. Если я и безумна – стало быть, обезумела от горя и тоски из-за всего, что они сделали со мной, и из-за того, как безжалостно разлучили меня с тобой. Ибо я была, есть и вовеки останусь твоей матерью.

Дженет Хамфри».

Ева уронила письмо на колени и защелкнула крышку зажигалки. Они с Гарри сидели молча, пытаясь осознать ужас прочитанного, и только Ева бессознательно теребила медальон с херувимом на шее.

– Он так и не узнал, кто его настоящая мать. Так и не узнал…

Глаза ее блестели от непролитых слез.

Гарри, продолжая следить за дорогой, коротко бросил:

– Мы их оттуда вытащим. Надо ехать.

Снова вжал до упора педаль газа, и джип, разбрызгивая волны подступающего прилива, понесся по дороге.

Ночь

С той самой минуты, когда Джойс, видевшая Эдварда на пороге комнаты наверху, спустилась по лестнице, на душе у нее было весьма тревожно. Она прекрасно понимала – с ним что-то здорово не так, и больше всего на свете хотела рассказать о ненароком увиденном миссис Хогг. Однако каждый раз, когда она пыталась заговорить с директрисой, миссис Хогг раздраженным тоном отсылала девочку прочь… а теперь уже и время спать ложиться настало.

Миссис Хогг наблюдала за детьми, укладывающимися в постели. Джойс очень старалась не смотреть на пустую кровать, где раньше было место Тома. Она точно знала – плесени на стене стало больше.

– Быстро-быстро, ребята, – поторопила миссис Хогг, – всем пора спать.

«Именно так и я однажды скажу, когда стану учительницей», – размечталась Джойс.

Дети услышали шум подъезжающего джипа и здорово заинтересовались – начались переглядывания, дневную усталость как рукой сняло.

– Всем в кровать, – приказала Джин, направляясь к двери. – Когда я вернусь, чтобы все уже лежали, ясно?

Из дортуара директриса выскочила почти бегом.

Джойс затревожилась еще сильнее: миссис Хогг обычно держится с таким достоинством! Что бы ни случилось – всегда тут как тут и разбирается с ситуацией неизменно спокойно, невозмутимо и уверенно. Что же она сегодня-то целый вечер ходит рассеянная и нервная, почему сейчас так и бросилась бежать на звук приближающейся машины? Совсем на нее не похоже!

Большинство ребят – заметила девочка с презрительным отвращением, – и не думали слушаться, напротив, немедленно помчались к окнам, смотреть, что там происходит. В глубине души Джойс вынуждена была признать, что ей и самой хочется так же поступить, да нельзя – миссис Хогг отдала приказ, и, значит, не важно, кто там чего хочет, – миссис Хогг лучше знает, как для них лучше. Так что Джойс пошла на маленький компромисс с совестью – гордо прошествовала к окнам, дабы призвать остальных к порядку, а попутно и сама бросила вороватый взгляд на творившееся на дворе.

Проходя мимо кровати Эдварда, она заметила – там лежит не только та мерзкая кукла мистер Панч, но и рисунок, изображавший мать с сынишкой. Рисунок, который Том у Эдварда отнял.

Джойс схватила рисунок и ткнула в бок Эдварда, прилепившегося носом к стеклу среди других детей:

– Ты где это взял?

Протянула ему картинку, и Эдвард изумленно обернулся. Посмотрел сначала на листок в ее руке, потом – прямо ей в лицо.

– В ночь, когда Том погиб, эта штука была у него в кармане. Ты как ее назад забрал, а?

Эдвард не ответил. Ребятишки перестали наблюдать за не особо увлекательным зрелищем во дворе, где затормозил джип, из которого вылезли капитан-летчик и мисс Паркинс, справедливо придя к выводу, что в комнате их ждет кое-что поинтереснее.

Джойс, придя к определенным умозаключениям, сурово кивнула:

– Я расскажу миссис Хогг про тебя.

Эдвард молча вырвал у нее рисунок и забился обратно в постель.

Джойс решительно прошлепала прочь из дортуара: ну, теперь-то миссис Хогг точно ее выслушает!

Ева слушала несмолкаемый, ритмичный шорох и никак не могла понять: волны ли это бьются о сушу, постепенно захлестывая дорогу и надвигаясь на грязный и вязкий пляж, или кровь в ушах у нее шумит, повинуясь бешеному биению сердца?

Они с Гарри плечом к плечу стояли у джипа. В дом войти не удалось – Джин, чеканя шаг, горделиво вышла им навстречу с выражением на лице настолько безразлично-каменным, что куда там древней мраморной посмертной маске. А дальше все пошло наперекосяк – Ева упорно старалась рассказать директрисе обо всем, что случилось в деревне, и о том, что им с Гарри удалось обнаружить, однако Джин, похоже, не верила ни единому ее слову.

– Каждый раз, когда она является, – в сотый раз начала Ева, – гибнет ребенок. Таково наложенное ею проклятие. Она потеряла собственного ребенка и стала мстить жителям деревни, убивая их детей. Она убила всех. А теперь появились мы, и этот ужас начался снова…

Джин отмахнулась. Лицо ее по-прежнему ничего не выражало, но в глазах медленно разгорался гнев.

– Милочка, не стоит верить во вся…

И тут из дома вылетела Джойс с громкими воплями:

– Миссис Хогг! Миссис Хогг, а что я вам!..

– Живо назад! – заорала директриса на девочку.

Потрясенная Джойс застыла на месте и с дрожащими от обиды губами поплелась обратно.

Ева решила воспользоваться минутной заминкой и гнуть свою линию дальше.

– Нам надо уезжать. Срочно. Прямо сейчас. Пока прилив не поднялся.

– Вас слушать смешно, – отрезала Джин. – Мы не можем везти детей по такой дороге в темноте, да еще и во время прилива.

– Нас может отвезти Гарри, – предложила Ева, и летчик коротко кивнул в знак согласия.

Джин резко развернулась к нему – каменная маска спала с ее лица, в голосе появились шипящие нотки.

– Это абсолютно не его дело.

– Да послушайте же, Джин, – взмолилась Ева в надежде вновь завладеть вниманием директрисы, – Эдвард видел ее вчера в детской, и Том погиб. А сегодня ее видела я. И это значит…

– Вам, милочка, – Джин грозно вперила в нее указующий перст, – неплохо бы прийти в себя.

Отвернувшись, Гарри зачем-то принялся изучать взглядом ночное небо.

Ева понизила голос почти до шепота, стараясь говорить как можно спокойнее:

– Умоляю, Джин. Я пытаюсь вам объяснить…

– Нет! – закричала директриса, яростно сжимая и разжимая кулаки, и принялась нервно и быстро мерить шагами двор, да так, что только камушки под ногами скрипели. – Пока что мне удавалось выжить среди этой войны только благодаря здравому смыслу. Более того, именно в его наличии и нуждаются сейчас дети. Им необходим голос разума. Он, собственно, нам всем необходим.

Директриса остановилась прямо против Евы и посмотрела молодой женщине в глаза. Голос ее звенел от с трудом сдерживаемого гнева.

– Вам, надеюсь, все ясно?

Ева невольно отступила на шаг, совершенно ошеломленная реакцией начальницы. В подобном состоянии ей не случалось видеть Джин ни разу за годы совместной работы – она даже вообразить не могла, что Джин способна почти дойти до нервного срыва.

Гарри взглянул на них и сказал:

– Мы не можем ехать.

– Спасибо за поддержку, капитан. – Улыбка у Джин вышла скорее облегченная, чем победоносная.

Ева нахмурилась, тронула его за рукав.

– Но, Гарри!

– Прислушайтесь, – летчик кивнул куда-то в ночное небо.

Женщины прислушались. И услышали печально знакомый гул моторов, сопровождавшийся глухими раскатами отдаленных взрывов.

– Но это, – растерянно обернулась к нему Ева, – это похоже на…

– Бомбежку, – подтвердил Гарри. – Она и есть.

– Как? – изумилась она. – Здесь, в этой глуши?

Гарри торопливо осматривался:

– Надо срочно искать убежище.

– Нет здесь никакого убежища, – мрачно сообщила Джин.

Взгляд летчика снова и снова метался по дому и двору:

– Да что угодно подойдет, лишь бы под землей…

– Ну, – Джин пожала плечами, – подвал у нас точно имеется.

– Нет! – вскрикнула Ева. – Нам нельзя оставаться в доме! А уж в подвал спускаться – тем более!

Гарри мягко приобнял ее обеими руками за плечи, заглянул в полные ужаса глаза.

– Придется. Поторопитесь, нельзя терять времени на споры.

Вся троица поспешила в дом.

Гул приближающихся бомбардировщиков сделался громче и явственнее.

Бомбежка

Расслышав шаги торопливо поднимавшейся в дортуар Джин, ребятишки ринулись к кроватям – все, кроме Джойс, давно уже лежавшей. После того как обожаемая миссис Хогг на нее накричала, девочка сразу вернулась в спальню и забралась под одеяла с головой – нечего остальным на горе ее глазеть. «Между нами всем кончено, – поклялась себе Джойс, – никогда больше не буду с ней разговаривать, пока передо мной не извинится».

Однако судя по тому, что директриса даже не высказалась по поводу неисполнения приказа ложиться, происходило что-то весьма и весьма серьезное. А как только она объяснила детям, что на них летит эскадрилья немецких бомбардировщиков, ребятишкам объяснять, что делать, уже не понадобилось, – живо расхватали противогазы и собрались вокруг директрисы.

– Спускаемся все в подвал, – приказала Джин. – Быстро.

В комнату вбежал Гарри, за ним – Ева.

– Но зачем нас бомбить? – спросила она. – Тут ведь на мили вокруг ничего нет. Из-за аэродрома, да?

– Сильно сомневаюсь. – Гарри провожал взглядом спешивших из дортуара детей. – Просто бомбы, которые не удалось сбросить на города, принято сбрасывать на обратном пути куда придется. Не повезло нам, к сожалению.

Эдвард второпях оставил на кровати своего мистера Панча, рванулся было обратно…

– Времени нет! – прикрикнула Джин, хватая его за руку. – Идем сейчас же!

Так и осталась игрушка лежать на разметанной постели, ухмыляясь в никуда щербатой улыбкой. Кафтанчик и шляпа, некогда выкрашенные багряно-красным, теперь стали совсем черными от плесени, под стать стенам. Ева мысленно возблагодарила небеса за то, что кукла не попадет в подвал, – что-то в ней было совсем уж неприятное.

А вот что именно, задуматься времени не было. Необходимо было срочно сопроводить детей в подвал.

Они шли гуськом, сначала через кухню, потом – мелкими, осторожными шажками – вниз, по скользким ступенькам. Впереди всех шла Джин со свечой в руке, замыкали шествие Гарри и Ева, подгонявшие ребятню двигаться живее. Снизу до них донесся возмущенный вопль Джойс:

– Мэм! Мисс! Тут все мокрое и до чего воняет!

Добравшись до нижней ступеньки, Ева в полной мере оценила слова девочки: вода в подвале поднялась еще выше, чем прежде, она доходила детям до щиколоток, а кое-кому – и до лодыжек.

– Придется потерпеть, – заявила Джин перепуганной стайке. – Пускай каждый найдет себе что-нибудь повыше, куда можно сесть или встать. Это поможет избежать воды. А вот с запахом, боюсь, ничего поделать нельзя. Дом старый, тут везде плесень. Ничего, скоро притерпитесь, перестанете замечать.

Дети, демонстративно зажимавшие носы и издававшие громкие звуки позывов на рвоту, явственно придерживались иного мнения.

Руби коснулась кончиками пальцев ближайшей стены, ощутила сочащиеся по скользкой плесени капли воды…

– Здесь просто ужасно, мисс. Даже стены – и те плачут.

Ева многозначительно уставилась на Гарри. Шепнула:

– Здесь еще хуже, чем было днем. Ничего не выйдет, надо отсюда выбираться.

– Ничего страшного, если будем держаться все вместе, – шепнул он в ответ. – Главное – чтобы все наблюдали друг за другом.

Ева неохотно склонила голову.

– Так, давайте, – рядом с ними возникла из мрака Джин, – помогите детям.

Как Ева и ожидала, Джин пыталась перебороть вызванный ситуацией стресс при помощи практичности и неукоснительного следования правилам. С видом, еще более невозмутимым, нежели тот, с каким она слушала сбивчивый рассказ Евы и Гарри о Дженет Хамфри, она собрала ребятишек и подобрала каждому место повыше, где можно было сесть или хотя бы удобно встать.

– Я думаю, что положительный момент тут тоже есть, – заметила она, обращаясь, скорее, к себе, чем к кому-нибудь в подвале, – нам, по крайней мере, не придется торчать здесь всю ночь. Как только самолеты пролетят, сразу станет безопасно.

Никто не ответил. Сверху, с земли, до них доносились едва различимые отзвуки взрывов.

Взрослые зажгли свечи и расставили повсюду, куда только можно было приткнуть. Все как один дрожали от холода и сырости. Запах никуда не делся, однако – права была Джин – к нему удалось как-то притерпеться. В центре подвала сидеть было негде, и пришлось им все-таки растянуться по полкам и ящикам, рассесться по более или менее прочным коробкам или прикорнуть на краю полок.

– Мама моя, – сообщила Руби, – говорит: нечего бояться, если звук бомб слышно. Вот если вдруг тишина наступила – тут-то они по тебе и ахнут.

Наступила тишина. Они сидели и прислушивались.

Слезы во мраке

Гарри сидел на перевернутом корыте и, стараясь обращать поменьше внимания на грохот взрывавшихся наверху бомб, периодически посматривал на Еву. Закончив помогать Джин с детишками, она присела, извлекла из кармана письмо Дженет Хамфри и принялась перечитывать его – снова и снова, раз за разом. Лицо у нее было сосредоточенное – Ева будто изучала письмо, пытаясь найти в нем некий скрытый смысл или зашифрованное послание.

Он не сразу обратил внимание на сидевшего рядом мальчугана.

– Вы летчик, да?

Гарри аж подскочил от неожиданности – он и сам не подозревал, насколько напряжены его нервы. Повернулся к мальчугану – пухленький, кудрявый, совсем еще малыш, а глаза горят от ужаса, смешанного с возбуждением… впрочем, Гарри доводилось встречать уйму людей и постарше, у которых война вызывала точно такую же реакцию. Он попытался припомнить… Альби? Что-то похожее, но не совсем. А, вот оно: Элфи. Парнишку зовут Элфи.

– Мисс Паркинс сказала, вы летчик, – настаивал Элфи.

Гарри кивнул – ответить словами помешал грохот очередной бомбы. Они разрывались все ближе и ближе.

– Верно, – сказал он наконец.

Элфи просиял:

– Я, когда вырасту, тоже летчиком стану!

Стены подвала сотрясло до основания – новая бомба упала совсем близко. Гарри моргнул.

– На твоем месте, парень, я бы сначала подождал, пока война закончится.

Мальчуган набрал в грудь побольше воздуха, собираясь засыпать его новыми вопросами, но у Гарри не было ни малейшего желания на них отвечать. Он пробормотал что-то вроде извинения, поднялся и подошел к Еве – та, повернувшись к остальным спиной, по-прежнему вчитывалась в письмо. Гарри присел на полку рядом с ней и впервые за время знакомства – обнаружил: глаза ее полны слез.

– Ну зачем вы, не стоит, – пробормотал он неловко и обнял ее за плечи.

– Никто, – прошептала Ева, тщетно пытаясь подавить всхлипывания, – никто не заслуживает таких страданий, какие ей пришлось пережить!

А ведь шепчет она, чтобы больше никто не услышал, догадался Гарри и ответил тоже шепотом, внимательно всматриваясь в ее залитое слезами лицо:

– А ведь для вас есть во всем этом что-то личное. Не просто трагедия Дженет Хамфри и ее сына, верно?

Ева не ответила, лишь судорожно вцепилась в медальон с херувимом.

– Скажите, почему вас так задела эта история? – настаивал Гарри.

Ева издала сдавленный стон, мученически глянула на него – но промолчала.

Гарри снял руку с ее плеча, взял в свою ее ладонь – такую маленькую, такую холодную.

– Пожалуйста, прошу вас.

Ева вздохнула. Быстрым взглядом окинула подвал – нет, никто не слушал, начала говорить – и Гарри начисто позабыл о рвущихся снаружи бомбах…

– У меня… был ребенок, – голос ее казался слабее, чем лежащая в его руке ладонь, но холодным не казался, о нет, – мальчик. Я была не замужем за его отцом. Мы были… я была слишком молода. Ну вот и пришлось его… отдать на усыновление.

Голос ее дрогнул – и замер.

Гарри подыскивал нужные слова – и не мог их найти. Смотрел на свет, игравший на медальоне. На сияющую, беспечальную улыбку выгравированного на нем счастливого малыша. Постоянно с Евой. Непрерывное, ежесекундное напоминание.

Ева протянула ему письмо:

– А вот Дженет Хамфри боролась за своего сына.

Гарри совершенно растерялся, такой уж он был человек: если не мог исправить что-то собственными руками – понятия не имел, как еще помочь. А помочь все равно хотелось, пусть не сделать, но хоть сказать что-то, что помогло бы Еве восстановить душевный покой.

– Я уверен, ты поступила так, как было лучше для всех, – выдавил он, проклиная себя за бесчувственную банальность затертых слов.

Ева резко мотнула головой:

– Не утешайте! То, что я сделала, было верхом эгоизма. Но тогда мне казалось, казалось… я не справлюсь, куда уж мне! – Глаза, обращенные в прошлое, опять медленно наливались слезами. – Понимаете? Подошла медсестра – и просто отняла его у меня. Сразу, в ту же минуту. Мне даже посмотреть на него не дали, не то что на руки взять. Они мне не позволили…

Голос Евы звучал все тише – и наконец оборвался.

Гарри терпеливо ждал.

– Я потом пыталась его отыскать, но они отказались мне говорить, где он. Отказались даже назвать его имя. – Ева с трудом переводила дыхание. – Прошло несколько лет, и я сдалась. Бросила собственного сына. Отпустила его неизвестно куда!

Гарри молчал, сжимая ее руку.

– Послушайте, – выговорил он после паузы, – вы не должны позволять засасывать себя в болото прошлого. Это проще всего. Стать пленницей прошлого – как удобно! Но надо двигаться, надо продолжать идти вперед. Понимаете, я пытаюсь сказать… жизнь коротка, а столько всего нужно успеть сделать. Особенно сейчас. Вы нужны окружающим, и вы должны… нет, вы обязаны…

Глядя в его глаза, Ева гадала: с кем он говорит, кого убеждает? Ее – или себя самого? Как бы там ни было, в его словах она невольно узнавала себя – до чего же они похожи!

Она обвила руками шею Гарри, прижалась к нему, он потянулся губами к ее губам…

И тут по подвалу раскатился истошный детский крик.

Мать и дитя

– Что я вам говорила? Что?!

Руки Гарри упали с плеч Евы. Она отскочила и бегом бросилась на другой конец подвала, шлепая по доходящей до щиколоток воде, торопливо вытирая слезы тыльной стороной ладони.

Личико у Фрейзера было смущенное. Над ним башней возвышалась грозная Джин.

– Что я говорила вам?! – отчеканила директриса, обводя широким жестом полки. – Не смейте трогать вещи!

– Извините, мэм, – прогундосил Фрейзер, – я только поглядеть хотел.

В руке он сжимал старинный волшебный фонарь – покрути его побыстрее, и картинки внутри оживут, начнут двигаться. Но когда Фрейзер покрутил, с обратной стороны на него уставилось перекошенное от ярости лицо – лицо Джин.

– Пожалуйста, мисс Паркинс, поставьте обратно на полку.

Ева отняла у Фрейзера волшебный фонарь и, пока ставила на место, заметила рядом пачку старых фотографий. Сняла пачку с полки. Развязала полуистлевшую ленточку и даже не из любопытства, а просто чтобы не думать о печальном признании Гарри, стала рассматривать одну за другой.

С фотографий на нее смотрели мужчины и женщины, одетые, судя по всему, в свои лучшие наряды, застывшие в неестественных, выспренних позах, с лицами настолько серьезными, что они казались почти гневными. Наверное, при иных обстоятельствах они бы позабавили Еву.

Когда-то, должно быть, и особняк Ил-Марш соответствовал своим обитателям – гордый, надменный, совсем не похожий на нынешние мрачные руины былого великолепия…

А потом среди прочих Еве попалась еще фотография. Она всмотрелась – и по спине прошел скверный холодок.

На фоне особняка стояли мать и маленький сын. Красивая статная женщина обнимала мальчика за плечи, а тот что-то крепко к себе прижимал обеими руками, – что именно, Еве было не разобрать.

Глаза женщины были выцарапаны чем-то острым, однако Еву поразило не только это. Что-то в фотографии показалось ей смутно знакомым – и чем дольше она вглядывалась, тем яснее понимала, когда и где она уже видела подобное.

– Гарри?

Летчик подошел к ней.

– Что тут у вас?

– Выглядит знакомо? – Она протянула фотографию. – Нет? А я вот уже сталкивалась.

– Где же? – шепнул он.

Легким кивком Ева указала на Эдварда, сидевшего среди прочих ребятишек, но резко выделявшегося среди их шумной стайки окутывавшим его фигурку молчанием. Склонив голову, он упорно рассматривал разложенный на коленях рисунок.

– Там, – как и Гарри, она произносила слова одними губами, – Эдвард нарисовал, просто-напросто вцепился в свою картинку и до сих пор никак с ней не расстанется. Я думала – он себя с покойной матерью изобразил, но теперь… теперь мне кажется, что это не так.

– Эдвард – с кем? – Гарри затряс головой. – Нет, не может быть, чтобы с Дженет!

Они оба уставились на мальчика – тот медленно поднял голову. Взгляд темных полуприкрытых глаз нашел Еву, и у нее по спине вновь прошел мороз. А потом лицо Эдварда исказилось от страха. Зажмурившись, он втянул голову в плечи, будто ждал безжалостного удара.

– Эдвард?

Резкий порыв ледяного ветра ворвался в подвал и затушил свечи. В мгновенно наступившей тьме истерически завизжали дети.

– Спокойно, ребята, – раздался голос Джин, – нечего паниковать. Сквозняк, вот и все.

Ева скорее почувствовала, чем услышала: рядом с ней Гарри шарит по карманам в поисках зажигалки.

– Вспоминайте, где спички, – продолжала Джин. – Быстренько припоминаем – на какую полку мы их положили?

Ева услышала шлепанье по воде маленьких ног – дети бегали туда и сюда, тихонько всхлипывали, пытаясь побороть подступающую панику. Услышала шорох рук, торопливо разыскивавших спички.

Почему-то ей припомнился Джейкоб, слепой отшельник из покинутой деревушки. По крайней мере, дети в безопасности, внушала она себе. Особенно сейчас. Потому что эта женщина не может до них добраться, пока они ее не видят.

– Мэм, – крикнула Руби, – я нашла спички!

Сердце в груди Евы подпрыгнуло.

На мгновение личико Руби озарилось колышущимся светом, ее тень легла на стену, и зажженная спичка погасла.