О чем молчат француженки Оливье Дебра
Должна вам доложить, что у француженок определенного возраста нет никаких проблем с чувством собственного достоинства, человеческим организмом и матерью-природой. Бесспорно, они стремятся выглядеть как можно привлекательней в любом возрасте – тщеславие свойственно людям всех национальностей и возрастов.
Однако во Франции довольно широко распространено мнение о том, что по-настоящему красивой может быть только женщина, имеющая опыт, а опыт приходит с возрастом.
Во Франции себя невозможно «изменить» или «поправить». В этой стране себя растят и культивируют.
Не существует «единственно правильного» способа что-то сделать. Каждый делает то, что может, и сам пишет свою историю, исходя из быстротечности времени и желания получить как можно больше удовольствия.
Большинство француженок не очень переживают по поводу того, что молодость прошла, потому что они слишком заняты собственной взрослой жизнью. Франция – страна культуры взрослых, а не молодежи, поэтому сорокалетние и пятидесятилетние чувствуют себя вправе веселиться так, как им нравится. Французы и француженки зрелого возраста активно участвуют в «эротических буднях», гоняются за наслаждениями и удовольствиями. Им некогда горевать по поводу того, что им уже не двадцать. Эдит Уортон писала: «Француженки практически по всем параметрам кардинально отличаются от американок. Француженки являются по-настоящему взрослыми. Можно утверждать, что по сравнению с ними американки все еще ходят в старшую группу детского сада».
Старшая группа детского сада?! Как обидно. Но заметьте: Уортон пишет, что француженки «взрослые».
Давайте обратимся к работам Изабеллы де Куртриврон. Она является профессором в Массачусетском технологическом институте и автором нескольких книг. Профессор рассматривает вопрос возраста через призму своего личного опыта – она француженка, переехавшая в США. Де Куртриврон написала эссе «Мемуары женщины в середине жизни и дилемма двух культур» (Midlife Memoirs and the Bicultural Dilemma). Де Куртриврон считает, что идеалом и путеводной звездой женщины средних лет является искусная соблазнительница Колетт[103]. Так, в своей книге «Рождение дня» Колетт пишет: «Каждая женщина вступает в возраст, в котором единственное, что ей остается, это обогащать себя новым опытом». Такой жизненный подход де Куртриврон называет «дилеммой Колетт»:
Этот умственный настрой заключается в «точном понимании того, что она неизбежно познает состояние социальной несправедливости, и того, что она должна выжать удовольствие до последней капли. Женщине стоит прекрасно осознавать приближающееся и неминуемое положение вещей и очень внимательно следить за тем, чтобы не пропустить ни одного удовольствия. Ей следует достаточно любить и понимать мужчин, чтобы не жаловаться на их ограниченную реальность, она не должна строить иллюзии о том, что все бесконечно, чтобы, когда ее час придет, она могла принять его с достоинством, а не горько сетовать или громко жаловаться».
По-моему, отличное предложение по поводу того, как нам быть с чувством собственного достоинства.
Колетт с растрепанной прической, своей обильной креативностью и большим количеством любовных связей – само олицетворение соблазнительной растрепанности и восточной неги. Колетт хорошо чувствовала «мимолетность времени» и то, что «удовольствие нужно получить прямо сейчас». Эти понятия никак не связаны с достижением «безвременной красоты», чудесами косметической хирургии, зубодробительным оздоровительным режимом и безвкусным бурлеском представлений о том, что «в семьдесят надо носить обтягивающие джинсы», а «в восемьдесят пиратские рукава». Никто не говорит о том, что надо удалиться в тундру и дать себе обет не встречаться с мужчинами, что надо полностью подавить свое желание. Мудрые француженки понимают, что в семьдесят лет, вероятно, не стоит пытаться получить тридцатисекундный оргазм и заниматься сексом, как кролик, потому что в этом возрасте силы уже не те.
Француженки не обманывают себя бесполезными слоганами: «Быть шикарной в сорок!» или «В пятьдесят – ягодка опять!». Они продолжают жить, наслаждаться, продолжают быть тщеславными и борются с возникающими сложностями. При этом они ясно осознают свой возраст и его ограничения. Во Франции никто не стремится «изменить» природу или человека по одной очень простой причине: во Франции себя невозможно «изменить» или «поправить». В этой стране себя растят и культивируют. Не существует «единственно правильного» способа что-то сделать. Каждый делает то, что может, и сам пишет свою историю, исходя из быстротечности времени и желания получить как можно больше удовольствия.
Именно в этом, по мнению де Куртриврон, заключена разница между «зрелой любовницей» во Франции и «воинственно настроенными женщинами среднего возраста» в США. Причина недовольства американок объясняется слишком жесткими требованиями и рамками нашей культуры. Кому охота в 60 лет взобраться на новый тренажер, когда ты всю жизнь был рабом тренажера? Да и вообще, кому нужны мужчины? Может быть, лучше обо всем забыть и расслабиться?
Соавтор книг «Шестьдесят миллионов французов не могут ошибаться» и «История французов» Жюли Барлов описывала, как однажды с подругами пошла в поход. К их группе присоединилась американка, которой было за пятьдесят. «Она была плотного сложения, и было видно, что она выносливая и много тренируется, – рассказывает Барлов. – Мы повстречали группу туристов-мужчин, которые начали разводить с нами шашни. Пожилая американка рассмеялась и заметила: «Слава богу, что мне все это уже неинтересно». Вот вам типичный пример американского отношения. Француженка вряд ли позволила бы себе такое высказывание. Француженка не готова с такой легкостью признать, что она потеряла свою женскую привлекательность».
Барлов сделала очень мудрое замечание. Француженка продолжает развиваться как женщина без утомительных тренировок и других экстремальных мер, причина которых только в нашей неуверенности по поводу собственного возраста. Француженкам свойственен жизненный реализм, и они понимают, что возраста не избежать. Это естественное развитие событий, которые никто из нас не в силах изменить. Симона де Бовуар много и подробно об этом писала. Посвященная старению глава ее книги «Второй пол» является примером испепеляюще правдивого реализма: «Старость – это пародия на жизнь. Смерть превращает жизнь в судьбу и по-своему сохраняет ее, уводя ее в сторону. Смерть убивает время».
Де Бовуар описывает в деталях процесс старения с эмоциональной, социальной и биологической точек зрения. Кажется, то, о чем она пишет, является частью коллективного знания всех француженок. По мере старения женщины «не только начинают видеть мир своими собственными глазами», – пишет она. Пожилая женщина, которая долго прожила с мужчинами, начинает понимать их так, «как их не понимает ни один мужчина, потому что она видит в них не социальное лицо, а конкретного человека, зависящего от воли случая, потому что, когда мужчина остается один, он именно от этого и зависит. Она знает и женщин и показывает, кто она есть на самом деле, только другим женщинам. Такая женщина была за кулисами, она знает все».
Поэтому вы никогда не увидите радостную француженку в майке с надписью: «Жизнь начинается в семьдесят». Потому что это не так.
«Неотразима та женщина, которая достигла равнины в своем поиске физического совершенства и которая стала настолько уверена в своем образе, что перестала о нем постоянно думать. Мужчинам кажется, что она теперь открыта для решения более сложных задач и новых устремлений. Она больше не переживает по поводу своего внешнего вида и становится доступной, ранимой и желанной, другими словами, она становится по-настоящему сексуальной».
Вероник Вьенн
В литературе уже написано достаточно банальностей о сексуальных француженках старшего возраста. Сами они не боятся возраста, не стенают по поводу выпавшей на их долю несправедливости, не драматизируют ни положительные, ни отрицательные стороны своего положения так, как это делают их американские сестры. Они даже не проявляют сдержанного гнева и неудовольствия, о чем писала Меркин в статье в New York Times по поводу компании других старых женщин, «потому что чувствуют тень неизбежного конца детородного возраста, как негативный феромон».
Интересно, почему француженки громко не протестуют? Французские мужчины, как и мужчины во всем мире, любят молодых женщин. Однако можем ли мы утверждать, что французские мужчины любят женщин старшего возраста больше, чем американцы? Я задала этот вопрос Ален Гиами, и вот что она ответила:
«В этой проблеме есть два аспекта. В целом можно утверждать, что французских мужчин привлекают женщины старшего и одинакового с ними возраста больше, чем американских мужчин. Но возникает другой вопрос: Может быть, американки по собственной инициативе уходят с сексуального рынка, так сказать, снимают свои кандидатуры, потому что их больше не интересует секс? Американки могут все еще выглядеть сексуальными благодаря пластическим операциям, но в душе они уже не чувствуют себя достаточно привлекательными для поддержания отношений. Быть может, американки просто не хотят больше заниматься сексом».
Вот это неожиданно.Гиами высказывает предположение о том, что внучки Колетт, возможно, лучше понимают секс и любовные отношения, чем американки, потому что они по всей вероятности знают о долгосрочных отношениях с мужчинами больше, чем мы.
«Способность заниматься сексом после пятидесяти лет в значительной степени зависит от умения поддерживать отношения. А для того, чтобы поддерживать отношения, недостаточно выглядеть сексуально»,
– говорит она. Следовательно, выглядеть сексуально и чувствовать себя сексуально – совершенно разные вещи. Если человек не умеет поддерживать отношения, то он не захочет, и ему будет сложно заниматься сексом.
Может быть, француженки больше нас понимают в сексе и в вопросе поддержания отношений, потому что они лучше разбираются в классическом психоанализе Фрейда? Это очень непростой вопрос. В Америке теории Фрейда во многом развенчали и заменили разношерстным набором техник и терапий. Во Франции же Фрейд является частью «святой троицы». Вначале был Фрейд, потом Лакан[104], и после него Мишель Фуко[105].
Моя приятельница Анна заявила о том, что все те, кто говорят, что понимают теории Лакана и Фуко, безбожно врут. Ну, это ее собственное мнение. Фрейд создал теорию либидо и выдвинул идею о том, что вытеснение из сознания мыслей о сексе приводит к тому, что секс превращается в навязчивую идею. Фрейд писал: «Если вы начнете анализировать любое чувство человека, каким бы не связанным с идеей секса оно ни выглядело, вы обязательно найдете самое базовое животное стремление – инстинкт размножения». Во Франции все соглашаются с такой постановкой вопроса.
Я позволю себе некоторое упрощение. Раньше в Америке Фрейда очень уважали. Мы считали, что все проблемы личностного характера можно решить при помощи программ, затрагивающих, в том числе, вопросы сексуального характера, которые могли бы в состоянии определить, с чем связаны эти проблемы в нашем подсознании и кто в них виноват: наши отцы или матери. Фрейд создал «рабочую» систему, которая в состоянии помочь человеку разобраться со своими сексуальными проблемами. Другое дело, что на психоанализ могли уйти годы. Однако в Америке профессионалы постепенно отошли от идей Фрейда о том, что нами движут главным образом животные инстинкты. Почему? Потому что никто не хотел утверждать, что человек является частью животного мира, а не божественным творением. Не будем слишком долго задерживаться на этом непростом вопросе, имеющем социальные, религиозные и исторические стороны, поскольку его выяснение не входит в задачи этой книги. Скажу лишь следующее. Хотя в наше время невозможно отрицать то, что доказано наукой, американцы упорно продолжают считать, что мир животных (точно так же, как и секс) представляет собой моральную мусорную яму (со всеми вопросами по этому поводу, пожалуйста, обращайтесь к Богу[106]). Не вдаваясь в объяснения, скажем, что французы не придерживаются этого распространенного среди американцев мнения.
Мой приятель Кристоф, который работает журналистом по обе стороны Атлантики, говорит так: «Мы во Франции считаем, что человек является частью животного мира. ДНК человека очень похоже на ДНК собак, птиц и червей. Животные много чего не понимают по поводу строения этого мира, но нельзя сказать, что и человек знает про этот мир все. Например, мы не видим ультрафиолетовое излучение. Мы не слышим ультразвуки и инфразвуки. Французы признают величие природы и то, что в человеке есть многое от животного. Французы полагаются на свои инстинкты. Неважно, толстый человек или худой, бедный или богатый, главное – как ты его чувствуешь своим нутром. Тогда ты любишь с большей страстью и даешь волю своим чувствам. Некоторые базовые вещи не стоит контролировать. Человек не в состоянии контролировать смерть, не говоря уже о чувствах и страстях.
Живи и дай другим возможность жить. Эта установка французов выражена фразой a m’a pris[107]».
Выражение a m’a pris значит: «Это мое, и я не могу устоять». Это очень хорошо описано в книге Элизабет Вайссман «Возраст под названием страсть» (Un ge nomm d sir). В книге приводится цитата немолодой француженки, которая говорит: «Я хочу переживать происходящее с максимальной страстью. У меня сейчас другое отношение ко времени: я очень остро ощущаю то, что моя жизнь может закончиться в любой момент. Все воспринимается острее и яснее. Я все еще счастлива, но как долго это может продолжаться? И поэтому я со страстью набрасываюсь на жизнь, я ее буквально пожираю».
Пожирать жизнь. Вот вам и максимально емкое выражение «дилеммы Колетт». Мне это напоминает поздравление с днем рождения на открытке:
«Имеют значение не годы твоей жизни, а сколько в этих годах было жизни».
Обидно, что для того, чтобы это понять, многим людям приходится не только вырасти, но и постареть.
Шестое чувство
«Появление рецепта нового блюда в большей степени делает человечество счастливым, чем открытие учеными новой звезды».
Жан Антельм Брийя-Саварен
«Еда в компании с другим человеком является интимным актом, к которому не стоит относиться с излишним легкомыслием».
Бобби Фишер[108]
Бесспорно, ассоциировать еду и секс, а также французов, с этими двумя процессами является самым избитым клише. Не надо быть Фрейдом, чтобы понять, что для людей еда может компенсировать и заменять многие другие наслаждения. Человек может быть одинок как перст и совершенно несчастен, но стоит только купить эклер, облитый темным шоколадом, кусочек торта или, так и быть – гулять так гулять, – пакетик чипсов, как жизнь моментально налаживается. Еда и процесс утоления голода сублимируют эротические и чувственные эмоции, которые отсутствуют в жизни индивида.
Проблема ожирения американцев может быть связана с тем, что чувственность исчезает из нашей жизни.
Искусство приготовления пищи с ТВ-передачами и даже каналами на эту тему, звездными и не очень поварами, и эпикурейцами, куда только ни плюнь, превратилось в кухонный спорт, точно так же как секс был и остается спортом для спальни.
Любопытно, что помешательство на еде англосаксов практически не коснулось французов. Действительно, Франция является родиной высокой кухни, в ней проживают много известных поваров, и традиции вкусных блюд уходят корнями в историю. Тем не менее французы гораздо спокойнее относятся к еде, чем мы. Это может объясняться древними традициями, малой популярностью таких новых ТВ-каналов о еде, как Food Network или не столь большим масштабом массового производства продуктов питания, как в США. Во Франции любой человек, даже какой-нибудь замухрышка-механик, который чинит глушитель на вашем старом Renault, умеет обращаться с продуктами и готовить. Кажется, что французы с детства знают, как вынуть вены из гусиной печенки, ощипать курицу и приготовить какое-нибудь простое, но «ужасно вкусное» блюдо. Практически все жители Франции готовы признать, что желание готовить и вкушать пищу замешено на важнейшем человеческом инстинкте, обоснованном нашей физиологией. Именно поэтому Жан Антельм Брийя-Саварен назвал аппетит и желание есть шестым человеческим чувством.
Жан Антельм Брийя-Саварен жил в XVII веке во Франции. Он был политиком, адвокатом, музыкантом, но известность он получил в роли гастронома и автора книги «Физиология вкуса» – смачной и насыщенной, как лучший чизкейк.
Брийя-Саварен писал, что «еда и шестое чувство собирают за одним столом представителей обоих полов и этим помогают им размножаться». И это вечное естое чувство «питает романтическую любовь, от него произошли мода и даже женское кокетство». Брийя-Саварен подчеркивает, что «родина кокетства – Франция, не зря во всех языках для обозначения этого понятия используют французское слово, и в Париж приезжают избранные со всего света для того, чтобы приобщаться к духовному капиталу этого города».
Без шестого чувства, то есть физической необходимости и желания удовлетворить наши животные аппетиты – есть и любить – человечество не могло распространяться о том, как лучше зажарить бифштекс и что делать с эндивием, который вот уже три месяца стоит в холодильнике. Брийя-Саварен пишет: «Все умное и тонкое – желание, надежда и благодарность, все это происходит благодаря соединению мужчины и женщины… Даже плоды сухих абстрактных наук являются попыткой удовлетворить наши чувства».
В общем, как вы поняли, все сводится к физическому желанию и в конечном счете к сексу[109].
Читая его книгу, иногда даже забываешь, что Брийя-Саварен писал о еде: о крыльях куропатки, гребне индюшки, фаршированном фазане («съесть которого следует не позднее недели после того, как его убили»), бекасах, телятине, щуке, устрицах и трюфелях, которые, как мы знаем, являются афродизиаками. Он пишет о телячьем филе с жирным беконом, о бастионах fois gras[110], диких рябчиках и даже о мухоловке-пеструшке, есть которую следует следующим образом: «Выберите толстую птицу, слегка ее посолите, выньте желудок, смело засовывайте себе в рот, откусите поближе к вашим пальцам и жуйте. Ваш рот наполнится божественным соком, и вы ощутите вкус, который изведали далеко не все смертные».
Брийя-Саварен часто отвлекается от темы, рассказывая читателю анекдоты о травоядных животных и любящих поесть парижанах, но многое из того, что он говорит, словно написано вчера. Его повествование чем-то напоминает книгу Мюрьель Гильяно «Француженки не толстеют». Брийя-Саварен напоминает всем женщинам о том, что гурманство не является одним из высших наслаждений, но хорошая пища способна «придать блеск глазам, свежесть коже и крепости всем мышцам». Хорошее питание может помочь с проблемной «обвислой кожей, которая приводит к появлению самого страшного врага – морщин». Несчастных, утомленных тренажерами страдалиц от абстиненции[111] «отличает болезненная бледность, их тела истощены, а лица испещрены глубокими морщинами, появившимися из-за отсутствия чувственности». Женщины, которые дают волю своей чувственности, «знают, как правильно есть, и выглядят моложе на десять лет».
Передайте пирог из куропаток, s’il vous plat [112].
Гильяно пишет о том, что «француженки умеют соблазнять уже тем, как заказывают еду, тем, как они выхватывают вкусный кусочек с тарелки партнера или кормят своего любовника самым лакомым кусочком со своей. Чувственность, проявленная во время еды, у французов в крови». Брийя-Саварен после этих слов наверняка одобрительно закивал бы.
Не только процесс еды, но и вся природа кажется француженкам чувственной. Француженки воспринимают самих себя частью природы, разумными существами, которые точно так же, как дикий кабан или голубь, «рождаются, двигаются, едят, спят, размножаются и умирают». Любопытно, что в своей книге Брийя-Сава-рен много размышляет на тему смерти, которую определяет как «полное прекращение работы органов чувств».
Большинство французов прекрасно осведомлены, откуда берутся все яства их стола (они настоящие садоводы-маньяки, я еще не встретила француза из сельской местности, у которого не было бы своего любовно возделываемого огорода или сада). Они готовы объяснить вам, почему зимой нет хороших помидоров и почему их зимой вообще не стоит покупать. В хорошем знании природы есть что-то сексуальное. Это знание связывает человека с интуитивной стороной жизни, как тела любовников соединяются в постели. Француженки больше, чем мы, связаны со своим шестым чувством и лучше понимают человеческую натуру.
Тот, кто освоил тонкости кулинарии, интуитивен и восприимчив и умеет с легкостью дарить удовольствие.
Такой человек умеет импровизировать.
Когда его любовь войдет в его дом, он знает, как ее накормить.
Чувственность еды и форма ее приготовления является одной из высших форм соблазна. Это очередная банальность, но француженки прекрасно понимают, что самый простой путь к сердцу мужчины лежит через его желудок. Понимание алхимии главных ингредиентов и умение приготовить нечто из ничего помогает развивать чувственность сильнее, чем многие могут предполагать. Освоивший тонкости кулинарии интуитивен и восприимчив и умеет с легкостью дарить удовольствие. Такой человек умеет импровизировать. Когда его любовь войдет в его дом, он знает, как ее накормить. Француженки могут не только приготовить романтический ужин из шести блюд, который будет намекать на предстоящие удовольствия, но и простой омлет с травами с бутылкой холодного белого вина. Умение хорошо готовить способно улучшить сексуальные отношения не хуже, чем пятизвездочные рестораны и семейный психотерапевт вместе взятые[113].
Здесь я хочу вспомнить одну из моих подруг, имя которой не назову и семейная жизнь которой во многом зависела от двух факторов: ее способности переносить скандалы мужа и умения готовить. Даже в самой тяжелой ситуации с мужем у нее получалась великолепная корочка на пироге, сделанном из масла и нескольких печений. «Это совсем не сложно», – говорила она. Здесь мы снова возвращаемся к мысли о том, что мало в умелых руках значит много, что в мелочах и самых обыденных вещах скрыто немало чувственности, и о том, что эротика и кулинария неразрывно связаны. «Я с одинаковым интересом готова рассуждать о вкусе кусочка шоколада и вспоминать о своих ощущениях во время прекрасного оргазма», – заявила однажды писательница Мари Даррьесек[114] газете Guardian. (Возможно, вам будет небезынтересно узнать, что твердый рельефный пресс, который американцы называют «упаковкой из шести банок пива», французы величают «квадратиками шоколада».)
Я вспоминаю один случай, который произошел со мной много лет назад, когда летом я застряла в пробке по дороге из Парижа на юг. Автомобили стояли бампер к бамперу, а над ними витало облако дизельного дыма. Я начала крутить ручку радиоприемника и натолкнулась на разговор двух гурманов, которые обсуждали феноменологию стручковой фасоли.
Это не был разговор tte--tte двух специалистов, эпикурейцев и снобов, где в изобилии встречаются слегка фетишистские выражения. (Такое обсуждение еды, которое иногда позволяют себе профи кулинарии, лично у меня вызывает непреодолимое желание немедленно в знак протеста купить Big Mac.) О, нет. Это был совсем другой разговор – между мужчиной и женщиной, которые очень подробно обсуждали сексуальность стручковой фасоли. Они говорили о том, как фасоль растет (как ее греет солнце, о мокрой и плодородной земле, в которую уходят корни растения, и так далее), о том, как ее готовят (оборвать кончики с обеих сторон стручка, не забыть вырвать жилку, которая идет по шву стручка). Они говорили несколько часов. Я, конечно, уже позабыла все детали. Удивительно здесь то, что простецкая, непритязательная и несексуальная стручковая фасоль вызвала столько эмоций и разговоров. В одной маленькой фасоли, оказывается, таится целая вселенная. Французов можно полюбить уже хотя бы за это. Хотя они порой чрезмерно вдаются в политику и философию, они с такой же страстью способны увлечься стручковой фасолью.
Я, как зачарованная, слушала их рассказ и за это время проехала полпути до побережья Средиземного моря. Я поняла, что уже никогда не смогу смотреть на стручковую фасоль прежними глазами. Неожиданно мне очень захотелось есть, поскорее приехать и сварить немного стручковой фасоли. У меня вдруг появился аппетит, я захотела кормить других и есть сама
Глава 6
Art de vivre[115]
О разнице между зарабатыванием на жизнь и тем, что вы живете полной жизнью, об отрицании буржуазной морали, о том, как не смешивать настоящую жизнь и рачительное ведение домашнего хозяйства, об отдельных радостях бонвиванов, которые любят жить в свое удовольствие, и почему вы не будете гореть в аду за то, что позволите себе чуть больше…
«Я не испытываю никаких угрызений совести. Я делаю то, что хочу».
Жанна Моро
Вот вам еще один анекдот, который вы, скорее всего, не услышите во Франции:
На прекрасных необитаемых островах где-то далеко в море оказалось несколько людей:
Два итальянца и одна итальянка.
Два француза и одна француженка.
Два немца и одна немка.
Два грека и одна гречанка.
Два англичанина и одна англичанка.
Два японца и одна японка.
Два китайца и одна китаянка.
Два ирландца и одна ирландка.
Два американца и одна американка.
Через месяц на этих прекрасных необитаемых островах где-то далеко в море произошло следующее:
Один итальянец убил другого за право обладания итальянкой.
Два француза и француженка счастливо живут в mnage--trois.
Двое немцев поочередно живут с немкой по четкому графику.
Двое греков спят друг с другом, а гречанка им готовит и убирается.
Двое англичан ждут, пока появится кто-нибудь, кто бы мог представить их англичанке.
Двое японцев отправили в Токио е-мейл и ждут дальнейших инструкций руководства.
Двое китайцев открыли аптеку, магазин по продаже спиртных напитков, ресторан и прачечную. Китаянка рожает детей, чтобы во всех этих заведениях было кому работать.
Ирландцы разделили остров на северную и южную части и в каждой построили завод по производству крепкого алкоголя. Они не уверены в том, занимаются они сексом или нет, потому что после пары литров кокосового виски все покрывается туманом. Главное, они рады тому, что англичане не испытывают никакой радости.
Двое американцев серьезно задумались о самоубийстве, потому что американка не в состоянии держать свой рот закрытым и постоянно жалуется на все что угодно, распинается о природе феминизма, волнуется по поводу влияния ультрафиолетовых лучей на свою кожу, заявляет мужчинам, что она может сделать все то, что делают они, говорит о необходимости самоулучшения, равном разделении обязанностей, о том, как на фоне песка и пальм она выглядит толстой, о том, как ее прошлый парень уважал ее мнение гораздо больше, чем двое нынешних соседей по острову, винит во всех своих бедах отношения с матерью, требует принести мобильный телефон, чтобы позвонить 911 и попросить о помощи, о том, что ей надоело на этом чертовом острове и хочется сделать маникюр, педикюр и заняться шопингом.
Я согласна, что все это – набор неполиткорректных клише[116]. Тем не менее почему француженку всегда изображают в качестве сибаритки[117], а американка выглядит как секс-бомба? Почему француженка всегда готова (не в буквальном смысле «всегда», а в метафорическом) к «развязному неорганизованному сексу», а американка вместо этого переживает по поводу сломанного ногтя? Почему, наконец, все влюбленные мечтают побывать в Париже?
Не торопитесь с ответом. Мы знаем. Мы едем в Париж, чтобы забыть весь багаж нашей культуры: перестать волноваться по поводу природы феминизма, количества жира в теле, влиянии ультрафиолетовых лучей на кожу, справедливом распределении работы по дому, бывших парней, родителей и так далее. Мы едем в Париж за сильными переживаниями, за тем, чтобы насытить наши органы чувств. Когда Кармелита из «Клана Сопрано» впервые приехала в Париж, она была поражена: «Боже! Кто все это сделал?» Потом она задумалась и сказала: «Начинаешь саму себя по-другому воспринимать».
Вот именно поэтому каждый год Париж посещают миллионы американцев. Как приятно забыть самого себя и находиться там, где все доставляет удовольствие. После многих лет замужества, рождения детей, заботы о них многие из нас чувствуют себя многорукой богиней Кали, потерявшей свою сексуальность. Кали символизирует темную сторону женской силы, и часто ее изображают топлес, с огромным бюстом и огромным количеством браслетов на руках.
В отличие от нас француженки и после рождения детей сохраняют свое либидо. Многие из нас удивлялись тому, как им удается прогуливаться по Парижу, толкая впереди себя детскую коляску, в туфлях на высоких каблуках и при этом не падать на мощенных камнем улицах. Мы поражаемся, как им удается выглядеть такими свежими и стильными, несмотря на работу, детей и домашний быт. Наверняка секрет француженок не в том, что они носят нижнее белье от La Perla.
Искусство жить, или art de vivre, – это еще одно клише, наряду с французским беретом и длинным багетом. Невозможно чувствовать себя сексуальной и хотеть секса, когда ты ведешь очень несексуальный образ жизни. Сложно после долгого рабочего дня и семейных забот запрыгнуть в кровать и ощущать себя как модель на показе нижнего белья компании Victoria’s Secret. Умение жить, или art de vivre, насыщено сексуальностью, но, возможно, немного не так, как мы можем себе представить. Искусство жизни – это набор культурных ценностей, полностью противоположных, тем, которые символизирует своим внешним видом богиня Кали.
Вероник Вьенн в книге «Искусство быть женщиной» пишет о том, что самоулучшение является «одним из семи смертных грехов». Остальные смертные грехи: «постоянное стремление поднять планку ожиданий, быть всегда в силах что-то сделать, стремиться не тратить попусту время, быть организованным, ориентированным на результат и норовить всегда быть правой». Получается, что наши американские ценности считаются у французов серьезными недостатками. Мой приятель Жан-Мишель сказал так: «Американкам надо больше совершать ошибок и «косячить». Можно чаще опаздывать, чаще пить с мужьями, забывать отводить детей гулять. Я не говорю, что надо попадать в аварию на машине. Я говорю о том, что следует немного расслабиться».
Если вы попали на необитаемый остров без мобильного телефона, крема от солнца и возможности пойти в маникюрный салон (или вы просто живете обычной жизнью с ее бесконечными задачами, требованиями и обязательствами), то не надо забывать о простых удовольствиях и о том, что время от времени стоит развлекаться.
Art de vivre – это умение радоваться самым простым удовольствиям и развлечениям. Я хочу сделать ударение на слове «простые». Art de vivre невозможно купить за деньги. Art de vivre не требует, чтобы у вас был огромный дом или самый современный турбо-мангал из нержавеющей стали. Какими бы ни были вещи, они – всего лишь вещи. Для того чтобы весело провести время, зачастую достаточно минимума: бутылки вина, хлеба и хорошей компании.
Французы умеют создавать ситуации, способствующие радостному и приятному времяпровождению.
Они живут для того, чтобы отдыхать и радоваться жизни. Во Франции люди работают 35 часов в неделю.
Все имеют право на отдых – это одна из главных заповедей жителей этой страны. Поэтому их совершенно не смущают двухчасовые перерывы на обед (в результате которых вы не можете ничего купить тогда, когда у вас тоже обед) и дикие очереди в магазинах по субботам, потому что в воскресенье все магазины закрыты. Французы только пожимают плечами. Американцам такое сложно себе представить, но для французов это совершенно нормальная ситуация. Есть время бегать на тренажере, и есть время от тренажера отдыхать. Француженка организует свою жизнь, предусматривая периоды, когда она ничего не делает. В отличие от нас, для котрых такая постановка вопроса невообразима: ведь мы думаем только о длинном списке дел, которые мы должны выполнить.
Французы относятся к своим чувствам и наслаждениям почти профессионально. Французы понимают, что мир не перестанет вертеться, если они временно отвлекутся от вереницы дел. Хотя гидра глобализма уже обвила всю планету, в отличие от американцев, французы не приемлют многозадачность[118] (во французском даже нет слова, передающего этот смысл). Французы часто выключают мобильный телефон во время обеда. Они не раздают направо и налево свои визитки (только в случае, когда действительно очень хотят заниматься с кем-то бизнесом). Они понимают, что важно, а что нет. Именно поэтому все во Франции кажется нам более сексуальным. Билл Маар сказал: «Это они изобрели секс в середине дня, использование языка и нижнее белье. Может быть, мы все-таки признаем, что мы можем у них кое-чему научиться?»
Француженки знают, что joie de vivre[119] и art de vivre не обязательно предполагают достижение состояния полного внутреннего удовлетворения. Joie de vivre и art de vivre зачастую означает умение получать удовольствие от самых обычных и не зависящих от нас вещей (иногда происходящих даже вопреки нашему желанию). В жизни существует масса сложностей и перипетий, и art de vivre не является панацеей от них. Art de vivre лишь помогает пережить эти сложности и невзгоды.
Эдит Уортон писала: «Каждый француз и каждая француженка считают, что их главная задача – это сама жизнь и то, как они ее проживают. Они очень четко представляют, что такое настоящая жизнь». Давайте различать истинную жизнь, то есть то, что мы живо и по-настоящему переживаем, и суррогат жизни, «развлекаловку», безрадостный идеал, подобный тому, который предлагает нам Марта Стюарт. Я вовсе не хочу обидеть бедную Марту. Несмотря на то что многие в Америке считают Стюарт человеком, понимающим искусство жизни, я бы не назвала ее ни бонвиваном (т. е. человеком, который способен красиво жить), ни личностью, которая умеет расслабляться. Не стоит путать навыки ведения домашнего хозяйства (чем в основном и известна Стюарт) с savoir-faire[120] и savoir-vivre[121], и вообще со способностью красиво жить и притом настоящей жизнью. Так что давайте отделять мух от котлет.
Настоящая жизнь обладает соблазнительным атрибутом простоты. Однако, дорогой читатель, не стоит путать культуру настоящей жизни с культурой так называемой «реальной простоты». Последняя предполагает организованное и эффективное выполнение всевозможных дел (и всегда в герметичной пластиковой посуде). А организованность и эффективность могут, если вы относитесь к ним слишком серьезно (bonjour, Марта), быстро превратиться в смертельные грехи, а потом все может стать очень сложным. И очень несексуальным.
«Либерализм убивает либидо», – сказала мне Элизабет Вайссман, когда мы говорили с ней по телефону.
Мы разговаривали об искусстве жить и вышли на эту тему. Французское понятие liberalisme в этом контексте означает капитализм и культуру потребления. И Вайссман считает, что это понятие надо учитывать при рассмотрении любовных и сексуальных отношений.
Американцами движут работа и деньги. Мы находимся в постоянном ожидании чего-то большого и нового.
Многие из нас являются активными участниками программы самоулучшения и формирования нового «я», а те, кто этого не делает, постоянно думают, не пора ли им присоединиться к самосовершенству-ющимся. Мы волнуемся по поводу того, что может ждать нас в будущем, а разрыв между богатыми и малоимущими постоянно растет. Мы умеем зарабатывать на жизнь, но не всегда умеем жить полной жизнью потому, что нашей главной религией является работа.
У француженок тоже есть своя работа и свои обязанности. Многие жалуются на то, что вся их жизнь – сплошные metro – boulot – dodo (метро – работа – сон). Тем не менее с нашей точки зрения их жизнь – просто рай. Только представьте: 35-часовая рабочая неделя, оплачиваемый отпуск в году аж до 6 недель и еще масса религиозных и других праздников, которые чудесным образом попадают на пятницу или понедельник. Государственные субсидии по уходу за детьми и бесплатные детсады. Система здравоохранения, при которой не надо думать об астрономических счетах за медицинские услуги, и культура, основанная на эпикурействе, интеллектуальных ценностях и умении красиво жить.
Французское государство предусмотрело специальные бонусы для женщин. Например, после рождения ребенка все француженки проходят бесплатный курс омоложения и электронной регенерации вагины. До того как я родила ребенка в Париже, я даже и не слышала о подобных медицинских процедурах. Понятное дело, почему француженки чувствуют себя гораздо более сексуальными, чем мы. В общем, французы склонны к атеизму и экзистенциализму, поскольку их настоящими богами остаются только боги удовольствия.
Хорошо зная Америку и Францию, могу с уверенностью утверждать, что французские пары испытывают меньше стресса, чем американские. А что быстрее всего убивает либидо? Страх и стресс.
Если француженки чего-либо опасаются, то лишь того, что государство урежет их субсидии, бонусы и преимущества. Дабы этого не произошло, они выходят на улицы Парижа с той же страстью, с которой в свое время их предки брали Бастилию. Приятно жить в государстве, где правительство не кормит обещаниями, а делает что-то реальное для своих граждан. Я не представляю, что может заставить американцев выйти на улицы с таким рвением и энтузиазмом, как это делают француженки, предварительно аккуратно накрасив губы. Может быть, революция? Но у кого из американцев на нее есть время?
Я приехала в Париж одинокой женщиной, вышла здесь замуж и родила двоих детей. Я прекрасно знакома с жизнью в этой стране. Конечно, иногда жизнь во Франции может быть невыносимой. Журналистка Джудит Уорнер писала, что жизнь женщин во Франции лучше, потому что «в обществе существует социальный консенсус о том, что жизнь должна быть сносной и приятной для обычных людей, а не для выдуманных на основе каких-то моральных соображений личностей». Это так приятно осознавать, что я готова сжечь свой лифчик прямо сейчас.
Во Франции боги наслаждений посещают жителей с завидной регулярностью. Если перефразировать высказывание из картины «Сияние» (Shinning) с Джеком Николсоном: «Нескончаемая работа без отдыха и развлечений делает Жака скучным парнем». Жаннетте тоже лучше не становится.
Пока американцы, обхватив голову, винят себя за то, что вчера явно перебрали, французы даже после нескольких недель разгула не могут придумать ничего более правильного и логичного, как продолжение банкета.
В январе боги наслаждения дарят французам Fte des Rois, или праздник королей. Это милый праздник для взрослых и детей, во время которого едят миндальный пирог, внутри которого спрятан небольшой предмет, называемый французами fve. Раньше в качестве этого предмета использовали боб, но сейчас в пирог кладут маленькую фарфоровую статуэтку короля. Тот, кто найдет в своем куске статуэтку, носит весь день бумажную корону. Этот праздник появился в период Средневековья: но тогда чествовали трех королей, пришедших с дарами к младенцу Иисусу[122]. Мне кажется, что скорее не Иисусу принесли дары, а Иисус подарил французам праздник и дал повод вкусно поесть и выпить шампанского.
Если американки будут неправильно питаться, то они могут растолстеть, но француженкам это редко грозит. Мой первый Новый год во Франции я отмечала в долине Луары и в Париже и очень боялась, что растолстею. Я употребляла в пищу очень много сахара, масла, мяса и алкоголя. Я елавсе: потроха, кровяную колбасу и хлебный пудинг. Помню, как однажды я съела целую бриошь из сдобного теста размером с сомбреро. Я ела, волновалась о том, что потолстею, и объедалась дальше.
Задолго до наступления следующего Нового года я подозревала, что праздники могут опять пройти под знаком обжорства, и еще в октябре достала… перьевую ручку, заправленную фиолетовыми чернилами, и написала в дорогом блокноте: «Мои новогодние обещания: 1) Диета…» (дальше я написала еще 9 других обещаний, потому что всего обещаний должно быть 10). И вот во время новогодних праздников после появления на столе нового блюда я каждый раз представляла себе, что потом в течение полугода мне придется есть только йогурт и огурцы, а также бегать по набережной Сены с тяжелыми гантелями в каждой руке…
Но только я успела прийти в себя от обжорства новогодних праздников, как Шантель пригласила меня на вечеринку к себе домой. Шантель – миниатюрная владелица книжного магазина. В своей заставленной книгами квартире она накрыла стол: золотая скатерть, короны из бумаги золотого цвета, ряды шампанского и миндальный пирог. «Сейчас мы будем праздновать Fte des Rois», – сообщила она. «А что это за праздник?» – переспросила я. Шантель объяснила мне его смысл. Вокруг стола собрались родители с детьми, у всех в руках были бокалы с шампанским. У меня язык не повернулся сказать им, что я дала себе новогоднее обещание не есть много. Я не хотела, чтобы французы надо мной смеялись[123].
Любой человек, отказывающийся от еды во Франции, совершает проступок. Своим поведением он показывает, что он смешной спартанец, который отвергает удовольствия. Даже самого понятия «новогоднее обещание» во Франции нет. Француженки могут загадать voeux (пожелания), т. е. пожелать, например, заниматься спортом. Однако пожелание – вещь очень мимолетная, оно ни к чему не обязывает: сегодня желаешь, а завтра – нет. Пожелание – это легкое облако, которое очень быстро может унести ветер. А обещание – это твердое решение. Это твой внутренний договор с самим собой и собственной совестью. Обязательство может серьезно помешать получению удовольствия.
Моя подруга Сандрин считает: «Вся эта идея с обязательствами, что человек намерен сделать в новом году, очень американская». Во французской культуре не принято с таким остервенением ставить перед собой долгосрочные цели и вообще далеко заглядывать в будущее. «Мы гораздо спокойнее относимся к амбициям. Раньше к амбициям вообще относились очень негативно. У нас принято считать, что амбиции способны нанести вред и самому человеку, и окружающим, что они могут привести к ухудшению качества жизни. Французы полагают, что амбиции являются оборотной стороной чрезмерного эгоцентризма», – говорит Сандрин.
Наличие благих устремлений – это прекрасная черта характера, которая может превратиться в смертный грех, если относиться к своим амбициям слишком серьезно. Для французов время совсем не обязательно эквивалентно деньгам. Оно – эфемерная валюта, и тратить время надо на то, что делает жизнь приятной и радостной. Ведь француженки всегда помнят, что жизнь не бесконечна и поэтому ее нельзя откладывать на «потом» – жить нужно настоящим, прямо сейчас. И они стремятся брать у жизни самые лакомые кусочки.
Если американцы склонны превратно относиться к сексу, то французы превратно относятся к деньгам. Американцы подспудно считают секс морально грязным, а французы придерживаются такого же негласного мнения по поводу денег.
Вьенн писала о том, что не стоит путать «хорошую жизнь» и карьеру – продвижение в жизни. И нельзя путать хорошую жизнь с накоплением множества вещей.
Кроме этого, между американцами и французами существует еще одно значимое различие. Если американцы склонны превратно относиться к сексу, то французы превратно относятся к деньгам. Американцы подспудно считают секс морально грязным, а французы придерживаются такого же негласного мнения по поводу денег. Французы быстро забудут любой скандал, связанный с сексом, но финансовый скандал может положить конец любой карьере.
Хотя принято считать, что французы очень любят роскошь, на самом деле во Франции многие живут очень скромно и бережливо. (Это, конечно, может измениться, поскольку в последнее время банки стали предлагать населению большие кредиты.) В любом случае французы не находят притяжение денег сексуальным. Деньги никого не могут соблазнить. Чем больше человек стремится показать свое богатство, тем менее привлекательным его находят окружающие. В целом французы не очень уважают нуворишей. Именно поэтому француженки не торопятся на первом же свидании задать вопрос о том, чем мужчина занимается. Такой вопрос для французов значил бы, что работа человека важнее его личных качеств. Это очень невежливо.
По результатам опроса француженок по поводу их предпочтений в партнере, финансовые соображения попали на последнее место в списке качеств мужчины.
Меркин написала в журнале Marie-Claire статью под названием «Как выйти замуж за богатого», где констатирует произошедшую в Америке мини-революцию: «все окончательно отбросили прежние пуританские представления о сомнительной ценности денег». Сама Меркин признается в том, что пересмотрела свое представление о счастье, которое «раньше не было связано с тем, что можно купить за деньги», и решила, что надо выйти замуж не просто за богатого человека, а за очень богатого. «Если раньше я стеснялась этого желания, то теперь перестала. Так что назовите меня очередной жертвой культуры массового потребления», – пишет она.
Если даже такая нью-йоркская интеллектуалка и бывшая марксистка, как Меркин, признается в любви к материальным ценностям, надо полагать, что вся культура любви и секса находится в опасности. Однако поведение Меркин только подтверждает нашу реальность, где правит бал мнение, что счастье зависит от размера кошелька. В этой культуре отношения американских пар больше напоминают деловые, нежели любовные. И это стало нормой. Это, а также стрессовая гонка жизни, отсутствие нормального социального страхования и… любовь (так или иначе), измеряемая деньгами, способны убить любые романтические отношения. Теперь понятно, почему в Америке брак без секса стал довольно распространенным явлением. Современная американская женщина занимается всем, чем угодно, кроме секса.
После возращения в Штаты я снова попала в «беличье колесо». Будничные проблемы стали казаться почти непосильными. Я спрашивала себя: «Почему все идет так сложно? Почему микроменеджмент жизни кажется таким тяжелым?» Я с грустью вспоминала время, проведенное в Париже, когда сама жизнь казалась гораздо важнее, чем процесс зарабатывания денег. Я с тоской вспоминала о наших с мужем siestas crapuleuses, то есть сексе в середине дня. В Америке о наших дневных забавах можно было позабыть. Казалось, что боги удовольствия вышли в отставку.
Француженки никогда не забывают о богах удовольствия. Они находят время и место для наслаждения, несмотря на то, что имеют детей и должны зарабатывать на жизнь. Хочу рассказать вам о Женевьеве. Она легко и непринужденно родила детей и при этом знает искусство жизни. После того как у меня в Париже появились дети, я сделала в квартире много изменений: все острые углы мебели были закрыты мягкими резиновыми прокладками, электрические розетки снабдили затычками, а на окнах, туалетном сиденье и выдвижных ящиках появились пластиковые ограничители и замки, которые не позволяли детям их открыть. Все пространство квартиры было заполнено яркими игрушками. Женевьева пришла ко мне в квартиру, все внимательно осмотрела и заявила: «У тебя здесь, словно в палате для буйнопомешанных».
У нее дома все по-другому: дети должны следовать определенным правилам. Мама с папой имеют право на свою жизнь, и появление детей это право не отменяет. Гостиная, например, является пространством для взрослых, и дети должны это уважать. Дети ложатс спать в 8.30 вечера, потому что мама с папой имеют право на личную жизнь.
При этом Женевьева не обманывала детей байками о том, что в кровати с папой они вяжут шерстяные носки или читают вслух Readers Digest. Однажды, когда Женевьева укладывала дочь в постель, та спросила ее: «А вы с папой сейчас ляжете в кровать и будете целоваться?» Женевьева ответила: «Конечно, мамы и папы ночью целуются, потому что любят друг друга. Спокойной ночи, дорогая».
Я была поражена ее откровенности и спросила: «Неужели ты ей так и сказала?»
Та ответила: «А почему нет? Что в этом плохого? Ты не хочешь жить своей личной жизнью?»
Тут я вспомнила совет Вольтера о том, что каждый из нас должен заниматься своим садом. Потом я вспомнила одно очень нефеминистское французское выражение: к мужу надо относиться, как к любовнику, а к жене – как к любовнице. Вот поэтому детям надо обязательно ставить определенные границы. Иначе ваша квартира будет похожа на дурдом.
Дети во Франции не являются «правящим классом» (хотя это может измениться, потому что французы начинают называть своих детей американскими именами наподобие Кевина или Синди). Если для американцев пожелания ребенка – закон, то для французов – далеко не всегда. Во французском обществе принято считать, что детей надо учить тому, что они живут в мире взрослых, а не наоборот – взрослые живут ради детей. И французским детям приходится приспосабливаться. Посмотрите на маленьких французов: они выглядят не по годам зрело. Большинство французских детей не слышат постоянные одобрения наподобие «Молодец! Отлично получилось!» Француженки не зациклены на том, что надо обязательно достичь какого-то результата, а также не думают, что их ребенок самый лучший по сравнению с другими. Француженки склонны пожимать плечами и весьма фаталистически относятся к происходящему. Довольно часто они даже готовы признать, что предпринять что-то просто невозможно. Даже когда французы хотят сказать, что им что-то нравится, они не говорят это прямо, а используют выражение pas mal – «неплохо».
С американской точки зрения это не самый правильный подход к воспитанию ребенка (я понимаю, что в воспитании детей есть много спорных вопросов). Французские дети по уровню своего интеллекта и понимания жизни очень быстро превращаются во взрослых потому, что им с самого раннего возраста предоставлено много свободы. Способность француженок не волноваться по пустякам, не управлять жизнью своих детей до самых мельчайших подробностей помогает им сохранить в своей жизни art de vivre.
Дети во Франции не являются «правящим классом». Если для американцев пожелания ребенка – закон, то для французов – далеко не всегда.
Во французском обществе принято считать, что детей надо учить тому, что они живут в мире взрослых, а не наоборот – взрослые живут ради детей.
Француженки часто и с самых малых лет отправляют своих детей в разные лагеря и к бабушкам и дедушкам. И не испытывают при этом никакого чувства вины. (Чувство вины – это злая мачеха американок.) Во Франции не существует районов массового проживания пенсионеров, как у нас во Флориде, поэтому бабушки и дедушки, которые живут недалеко от своих внуков, часто с ними сидят. По сравнению с американским стандартом, французские бабушки и дедушки принимают самое активное участие в воспитании внуков. Это помогает сохранять традиционную семью и связи между поколениями, что в Америке встречается все реже и реже. Недавно в New Yorker был напечатана карикатура, где была изображена пожилая пара в автомобиле с наклейкой на бампере и словами на ней: «Спроси меня о живущих отдельно внуках». Нам такая ситуация более чем знакома (правда, мы считаем, что это позволяет маме и папе иметь свою собственную жизнь, независимую от старшего поколения).
Много лет назад в Париже я не разрешила моему сыну поехать на три дня с группой двуязычного детского сада в Англию. Директор детского сада посмотрела на меня с укоризной и сказала: «Мадам, ребенок должен развиваться свободным и независимым человеком. Вам стоит дать ему возможность увидеть мир». Потом она улыбнулась и сказала: «У нас такие проблемы бывают только с семьями англосаксов». Дети из французских семей радостно поехали в Англию, а дети из американских семей остались со своими матерями. Матери-француженки прекрасно провели три дня без детей с мужьями и веселились так, как считали нужным. Потом здоровые и невредимые маленький Клод или маленькая Клодетта вернулись и рассказали им, как здорово было в английской деревне. А американские матери остались с детьми в Париже, ходили с ними гулять в парк под дождем, тащили на себе кучу игрушек, следили за тем, чтобы дети не поранились на детской площадке, каждые три минуты одобрительно кричали «Молодец!», без сил возвращались домой и ложились спать одновременно с детьми.
Дети появились в результате секса, и после родов все участники процесса предполагают, что он будет продолжаться. Француженки не бегут сломя голову на семинары «специалистов по улучшению отношений между полами» и не учатся танцу вокруг шеста, исполняемому в мужском клубе. Француженкам кажется одиозным, что американки нередко опасаются переноса сексуальных чувств отца на своих детей[124]. Француженки не трепыхаются излишне ни вокруг своих детей, ни вокруг своих мужей. Здесь мы видим пример проявления принципа juste milieu[125], согласно которому не стоит впадать в крайности. Француженки не хотят вкладывать массу концентрированной эмоциональной энергии и с подозрением относятся к желанию все «разложить по полочкам» или попыткам сделать из мухи слона.
Бесспорно, точно так же, как и мы, француженки безумно любят своих детей, но не хотят превращаться ни в матерей, которые всем жертвуют ради своих детей, ни в самодовольных мамочек-красавиц на выданье. Дети должны находиться в самой гуще жизни. Точно так же, как и мужчины.
Эдит Уортон писала о том, что настоящая жизнь имеет прямую связь с «фундаментальными вещами», которые «проявляются главным образом в постоянных, тесных, интересных и важных отношениях между мужчинами и женщинами». Постоянных. Тесных. Интересных. Важных. Француженки понимают, что для того, чтобы по-настоящему наслаждаться жизнью, мужчины совершенно необходимы. Без них никак. Нельзя давать мужчинам сбиваться в тесные чисто мужские компании. (Помните, мы говорили, что женщины и мужчины должны сидеть за столом через одного и активно общаться не обязательно как сексуальные партнеры, но в интеллектуальном и социальном смыслах.) Они не должны быть конспираторами в игре под названием жизнь, и не колесиками и винтиками аппарата по выполнению домашних обязанностей, поддержанию домашнего порядка… или млекопитающими, которых надо научить выполнять необходимую по дому работу, которую женщины зачастую выполняют без особого энтузиазма.
Возможно, вы со мной не согласитесь, но я считаю, что ничто не убивает страсть так эффективно, как домашние ссоры по мелочам. Именно с дома, в котором умирает секс, начинаются все проблемы. Мы хотим, чтобы дома все блестело и сияло, чтобы нигде не было видно отпечатков грязных пальцев жизни. Так одно из достоинств превращается в смертный грех. Я говорю о представлении о том, что чистота – это божественность.
Это выражение приписывается святому Фоме Аквинскому, который жил почти 800 лет назад и не имел доступа к современным технологиям уборки. Я думаю, что Фома Аквинский имел в виду моральную чистоту, но совершенно уверена, что освежитель воздуха и некоторые чистящие средства были бы в XIII веке совершенно нелишними. Так или иначе, давайте в рамках этой главы будем рассматривать чистоту в самом широком смысле слова. Скажем так – добродетель чистоты в современной американской семье превратилась в страшный порок. Уборка, полировка, чистка, а также связанное с этим планирование жизни на корню убивает радость жизни американских женщин. Давайте сделаем предположение о том, что подобное рвение негативно сказывается на сексуальности и половой жизни. Можно даже предположить, что такая жизнь способна каждую домохозяйку превратить в неуемную американку на необитаемом острове из анекдота в начале этой главы.
Ничто не убивает страсть так эффективно, как домашние ссоры по мелочам.
Именно с дома, в котором умирает секс, начинаются все проблемы.
Невозможно отрицать связь между постоянными переживаниями о том, как все выглядит (дом, муж, дети, вы сами) и ощущением полной потери собственной сексуальности. Симона де Бовуар писала об этом в книге «Второй пол»: «Нет на свете хуже мучений, которые можно сравнить с трудом Сизифа, как ведение домашнего хозяйства… Битву против пыли и грязи невозможно выиграть. Стирка, глажка, подметание, вытаскивание комков шерсти и пыли из-под комода, вся эта борьба с разложением является отрицанием самой жизни».
Отрицание жизни – вот так Симона де Бовуар воспринимала ведение домашнего хозяйства.
В этой связи должна отметить, что я практически никогда не встречала француженок, которые извинялись за состояние своего жилища. Я не слышала извинений по поводу незаправленной кровати и бардака в гостиной. Француженкам нравится красота и эстетика, но большинство из них не стремятся стать частью идеальной семьи и жить в идеальном доме. Мне это напоминает Пенелопу Грин, которая писала о движении за чистоту так: «Это движение подтверждает то, о чем мы все давно подозревали:
Очень аккуратные люди отнюдь не идеальны, это упертые педанты без чувства юмора, у которых слишком много свободного времени».
Я ничего не имею против аккуратных людей, которые любят порядок. Я лишь хочу сказать, что, когда женщина вкладывает чересчур много энергии в то, чтобы ее дом выглядел как шоу-рум, она в некотором смысле отрицает настоящую реальную жизнь, которую могла бы иметь. Де Бовуар писала, что «война против пыли, пятен и грязи – это борьба с грехом, борьба с самим сатаной». В это время жизнь проходит без бедной домохозяйки, «годы уже не устремляются вверх к небесам, а лежат перед ее глазами ровные и серые, как бездушный асфальт».
Личная свобода должна стоять выше мелких социальных условностей, женщины не могут быть эмоционально и экзистенционально свободны, когда как белки в колесе крутятся, занимаясь скучным домохозяйством. В такой ситуации они не могут быть сексуально свободными. Гордая дочь Франции Симона де Бовуар отвергала условности, к которым ее обязывало ее социальное положение, жила настоящей и яркой жизнью и оказала огромное влияние на всех француженок. Возможно, бунтарский дух француженок появился во многом благодаря де Бовуар, которая научила их делать то, что большинству американок велели ни в коем случае не делать. Француженки интересны не только тем, что не толстеют, прекрасно выглядят и отлично готовят. Мы можем поучиться у француженок другому, а именно тому, как смело они отвергают буржуазную мораль и нравы.
На вопрос о том, что отличает француженок, Мишель Фитусси сказала мне: «Мы отвергаем буржуазную мораль и буржуазные устои». Те же самые слова я слышала от кандидата на пост президента Роуяль и от моей золовки, которая живет в крошечном французском городке в самом центре страны. В основе искусства жизни art de vivre лежит именно отрицание социальных условностей, о которых писала де Бовуар.
Сказать, что вы отвергаете буржуазные устои, значит заявить, что вы не желаете делать все так, как «положено» и как все считают правильным. Французы вкладывают в это еще и такой смысл, что они не верят ни в «идеальную пару», ни в идеальный дом, и не собираются «отрицать жизнь», предпочитая жить свободно, о чем писала де Бовуар. Таким образом, мир может и подождать. Для счастья мало получить «два в одном» и «два по цене одного». Стоит ли каждый день заправлять постель или лучше поспать лишних 4 минуты? Короче, это значит, что вам совершенно наплевать на условности, потому что жизнь коротка и она не ждет.
Вот, собственно говоря, и вся суть морали так называемых «уроков жизни» Эрмы Бомбек, которые гуляют по Интернету уже много лет после смерти самой писательницы. Почему? Потому что люди ищут смысл, заложенный в написанных ею словах. Бомбек – американская до мозга костей женщина – пришла к выводу о том, что время быстротечно и его не вернешь, только к концу жизни, а именно тогда, когда она умирала. Этот короткий рассказ называется «Если бы я могла заново пережить свою жизнь». Если бы у Бомбек была еще одна жизнь, она бы прожила ее, нарушая буржуазные устои:
Я бы лежала в постели днем не только тогда, когда болею, и не думала бы, что мир остановится, если я не встану и не начну заниматься делами.
Я бы сожгла розовую свечку в форме розы, а не хранила бы ее до тех пор, пока она не расплавилась на чердаке.
Я бы меньше говорила и больше слушала.
Я бы приглашала друзей на ужин, даже если ковер был в пятнах и софа выцвела.
Я бы ела попкорн в «парадной» гостиной и не думала о грязи, когда зажигают камин.
Я бы внимательно слушала дедушкины рассказы о его молодости.
Я бы больше помогала мужу.
Я бы никогда не просила закрыть окна автомобиля жарким летним днем, потому что только что сделала прическу.
Я бы сидела на лужайке вместе с детьми и не волновалась о пятнах от травы.
Я бы меньше смеялась и плакала во время просмотра ТВ, а больше смеялась и плакала, наблюдая жизнь.
Я бы не покупала практичные вещи или только то, что гарантированно прослужит всю жизнь.
Вместо того чтобы все девять месяцев желать, чтобы беременность поскорее закончилась, я бы ценила каждую минуту роста во мне ребенка, потому что это наш единственный шанс помочь богу сотворить чудо.
Когда дети меня хотели поцеловать, я бы никогда не говорила им: «Нет, потом, а сейчас идите и умойтесь перед едой».
В моей жизни было бы больше слов «Я тебя люблю» и меньше «Мне очень жаль».
И самое главное, если бы мне дали пережить жизнь снова, я бы ценила каждую минуту…
Я бы смотрела и видела… жила… и никогда бы ни о чем не жалела.
Не стоит напрягаться из-за мелочей. Неважно, кто тебя недолюбливает, у кого больше вещей, и кто что делает.
Вместо этого надо наслаждаться отношениями с теми, кто вас любит.
Задумаемся о том, чем Бог нас благословил, и о том, что мы каждый день делаем для того, чтобы расти и развиваться физически, эмоционально и духовно.
Жизнь слишком коротка, и ее легко пропустить.
Нам дан лишь один шанс, и второго не будет.
Я надеюсь, что всех вас ждет благословенный день.
Глава 7
Тело
О том, что главной причиной стройности француженок, является их либеральное отношение к сексу…
«Правильно говорят, что у взрослых французов существует определенная мания по поводу секса. Франция – одна из самых экономных стран в мире, поэтому французы считают, что секс – это самый бюджетный способ хорошо провести время».
Анита Лус[126]
Несколько лет назад во Франции прошла занятная рекламная кампания тревел-оператора. На огромных щитах появилась фотография молодой женщины в бикини. Она улыбалась в кадр, ее руки лежали на бедрах. Подпись была следующей: «На следующей неделе я сниму лифчик». Люди обратили внимание на рекламу. Спустя неделю девушка на щите, и правда, появилась без лифчика. Ее грудь была именно такой, какую любят французы, – высокой и твердой. Рекламисты сделали то, что обещали, и, в общем-то, рекламу можно было уже забыть, однако под картинкой был новый текст: «На следующей неделе я сниму трусики». Здесь началось обсуждение рекламы в прессе, на что и рассчитывали
рекламщики. Феминистки заволновались, а большинство людей стали с нетерпением ждать, что произодет через неделю.
Прошла неделя, и наступила развязка. Девушка на картинке была голой, но предстала зрителям derrire, то есть повернулась задом. Французы обоих полов улыбнулись. Шутка им пришлась по душе.
«Меня это нисколько не задевает, мне шутка понравилась», – так отреагировали на рекламу люди. Вот вам, пожалуйста, пример различий американской и французской культур.
Вспомните инцидент, когда Дженет Джексон во время выступления в перерыве между таймами Супер-боула продемонстрировала всей Америке свой сосок[127]. Американцы восприняли это событие как угрозу национальной безопасности, хотя дело не стоило и выеденного яйца.
Можно, конечно, долго обсуждать причины того, почему мы никак не избавимся от такого ханжеского и пуританского отношения к женскому телу, но давайте не будем уходить далеко от темы и вернемся к девушке на французском рекламном плакате, олицетворяющей все стереотипы девушки из этой страны, которая всегда готова, всегда хочет и всегда одета в чем мать родила. Это сродни практически голой Брижит Бардо в картине «И бог создал женщину» режиссера Роже Вадима.
Как вы сами понимаете, в реальном мире подавляющее большинство француженок не склонны демонстрировать свои прелести всему миру. Тем не менее многим хочется верить в это клише. Мне это напоминает карикатуру из New Yorker, на которой изображены американка, ее муж и их сын перед картиной с голой женщиной в музее. Мать говорит: «Билли, она не голая. Она просто француженка».
Я ездила по Парижу и с разных сторон рассматривала тот рекламный плакат с голой девушкой. Меня поразило то, что эта картинка не была ни жестко порнографической, ни даже слишком сексуальной. Казалось, что женщина на ней выглядит просто bien dans sa peau, то есть «ей удобно в собственном теле». Она уверенно чувствовала себя не просто голой, она была совершенно уверена в своем внутреннем мире. Она была совершенно спокойна и уверена в себе.
У француженок есть одно правило, которому они подчиняются единогласно и беспрекословно. Во Франции нельзя быть толстой. Худоба – обязательная составляющая женского образа и ощущения желанности женщины, поэтому стремление не толстеть стало частью национального характера француженок.
Здесь мы сталкиваемся с одним парадоксом. В стране, где мужчины и женщины являются сообщниками, духовные сестры Брижит Бардо обязаны не только флиртовать, но и выглядеть идеально. Бесспорно, француженки не стремятся соответствовать какому-то конкретному эталону красоты (как мы помним, они способны быть прекрасными jolie-laide). Однако есть одно правило, которое француженки соблюдают почти с религиозным трепетом. Они подчиняются этому правилу, можно сказать, единогласно и беспрекословно. Это правило – норма для всех тех, кто хочет выглядеть и чувствовать себя сексуальной.
Так почему же француженки не толстеют? Мы знаем, что они правильно питаются, едят с удовольствием, но умеренно. Все очень просто – француженки не толстеют потому, что во Франции нельзя быть толстой. В этом вопросе существует полный социальный консенсус. Худоба – обязательная составляющая женского образа и ощущения желанности женщины, поэтому стремление не толстеть стало частью национального характера француженок. Когда француженки видят, что набирают вес, все шутки отбрасываются в сторону. Женщине, которая набрала лишних восемь килограммов и смахивает на дирижабль, никто никогда не скажет: «Как ты хорошо выглядишь!» Француженки и французы сразу начинают резать правду-матку: «Ma chrie[128], ты сколько килограммов набрала за зиму?» Или: «Attention![129] Еще один круассан, и ты точно растолстеешь». Подобные высказывания женщина, находящаяся в зоне риска, услышит от своей сестры, родителей, лучшей подруги и даже, возможно, от домуправа. Мириелль Гильяно писала об этом в самом начале книги «Француженки не толстеют». Она рассказывает о том, как вернулась во Францию после того, как набрала несколько лишних килограммов в США, отец взял ее за руку и сообщил: «Ты выглядишь как мешок с картошкой». С возвращением домой!
Французы говорят о лишних килограммах с беспощадной жестокостью и реализмом. Если же кто-то не хочет слушать родственников, друзей и знакомых, то о проблеме будет постоянно напоминать реклама.
В любом французском женском журнале к лету (во время которого необходимо оголяться) вы найдете массу продуктов для борьбы с врагами нации № 1 – целлюлитом и дряблостью кожи. Для борьбы с этим злом созданы притирки, вакцины, пилюли, гели, скрабы, масла, наборы препаратов и электрические девайсы. Из менее научных и проверенных средств можно выбрать гипноз, дренаж, лимфаж, укрепляющие и электропроцедуры и много другой самой разной «хиромантии». С каждого рекламного плаката в аптеке на посетителя смотрят великолепные, поджарые и аппетитные fesses (попы).
Причем толстый и одинокий человек не найдет утешения среди других толстяков-одиночек, потому что французы не склонны объединяться в группы по интересам, как англосаксы.
Во Франции практически нет специализированных изданий для людей с нестандартными интересами (например, для одиноких буддистов-вегетарианцев, которым за сорок, являющихся любителями парашютного спорта). Кроме того, жизнь полных людей сильно усложнит редкость магазинов, где продают одежду больших размеров. Если женщина носит размер одежды больше сорок второго, ей, вполне вероятно, придется идти в специализированный магазин (почти медицинского назначения) наподобие тех, в которых заказывают детям ортопедическую обувь. Посещение таких магазинов способно травмировать психику и заставит моментально сесть на диету.
Француженки не толстеют и выглядят как модель с рекламного щита, потому что жир во Франции предан анафеме. Правда, предприятия фаст-фуда здесь присутствуют и довольно популярны, что может сильно подорвать стандарты красоты и размер талии: поезжайте из Парижа в сельскую местность – и вы в этом убедитесь. Тем не менее француженки в ближайшем будущем вряд ли растолстеют, поэтому да поможет Господь всем тем, кто вопреки общепринятым нормам возьмет и пополнеет.
Всем нам знаком смертельный страх набрать лишние несколько килограммов, вызванный, помимо прочего, давлением общества. Француженки стоически борются с сиюминутными удовольствиями и готовы идти на любые жертвы ради того, чтобы выглядеть худыми и сексуальными. После плотного ужина моя подруга Франсин неизменно заявляет, что наелась за четверых. Потом она говорит, что на следующей неделе ей придется есть, как птичке, для того, чтобы «сдуться». И каждый раз она не изменяет своему слову. «Не хочу быть толстухой!» – говорит она. Франсин не лезет за словом в карман и озвучивает то, что многие француженки не стремятся транслировать окружающим. Почему? Да потому что француженки очень боятся растолстеть.
Однажды Франсин заявила:
«Мне кажется, что все мы одинаковые. Просто француженки умеют сдерживать себя и не брать еще одно печенье, а американки находят способ оправдать свое искушение».
Мириелль Гильяно писала так: «Главным антивирусом в борьбе с ожирением француженок является их мозг». Важно не то, что именно едят француженки, а их железная воля, их sang froid[130] и умение твердо сказать «нет» аппетитному эклеру и вообще еде как средству достижения эмоционального комфорта.
Француженки как никто способны отказать себе в кулинарном удовольствии поедания миндальных пирогов, тортов, кассуле, безе и свежего хлеба. После званых обедов они соблюдают политику гастрономической абстиненции с удивительным упорством. Гильяно пишет: «Если вы позволили себе лишнее, надо лишь избавиься от лишних калорий. Погуляйте на полчаса дольше. Не пейте коктейль. Не берите хлеба». Платите и раскаивайтесь за прошлые грехи. Или сдерживайте себя. Поэтому Франсин твердой рукой выбирает из салата орехи, оливки и другие вкусности, отодвигает их на одну сторону тарелки и ест одни овощи. Мне жалко на нее смотреть.
Не толстеть француженкам помогает то, что во французской культуре нет традиции перекусов.
С детства их приучают к тому, что перекус – это грех, поэтому к тому времени, когда они вырастают, перекус для них неприемлем так же, как для американок порнография. Во Франции кухня – это святая святых, но это не значит, что надо регулярно поклоняться холодильнику. До недавнего времени в стране около кассы даже не стояла выкладка снэков. Когда в первый раз во Франции я увидела человека, который ел чипсы, я – королева американского перекуса (я пишу эти строки и ем кунжутное печенье с чесноком и зернами злаков) – была просто в шоке.
Читать бесплатно другие книги:
