Русские сумерки. Клятва трикстера Кулагин Олег

Здесь было тихо. По-моему, еще тише, чем в лесу.

Ни лая собак, ни кудахтанья кур, ни иных звуков, характерных для деревенского быта…

Силуэты домов, выраставшие из дымки, издали вообще казались миражами.

Но вблизи это выглядело нормально.

Почти все оконные стекла на месте. Даже штакетники – не очень покосившиеся…

Я притормозил у крайнего дома. И потрогал надежную кирпичную кладку – она была шершавая, прохладная, с кое-где вывалившимся на стыках раствором.

Вовсе не фата-моргана, а заурядное сельское строение…

– Чего остановился-то? – удивленно глянула баба Валя. – Нам туда, дальше…

– А где все местные? – уточнил я с подозрением.

– Ушли, – буднично пожала она плечами.

– И почему ж вы остались?

– Кто-то ведь должен присматривать за деревней.

Она зашагала вдоль улицы. Я выждал несколько секунд. Вроде никакой угрозы. Но очень странное чувство холодком подкатывало к сердцу.

«Если сомневаешься – не лезь» – так подсказывал весь мой опыт трикстера. И в другой раз я бы, наверное, развернул мотоцикл и дернул отсюда, выжимая газ, – от греха подальше. Но не сейчас – когда у меня за спиной раненая девушка. Когда сам я едва держусь в седле «Фалкона»…

Всмотрелся в удаляющуюся фигуру бабы Вали и осторожно двинул мотоцикл следом, оглядываясь по сторонам, нервно пытаясь сообразить, какая же это из указанных на карте деревень?

За поворотом улицы я различил силуэт, поднимавшийся на крышами сельских домов. «Откуда здесь такое?»

Сбавил скорость, но почти сразу расслабился.

Силуэт вырос из дымки, обрел ясность – всего лишь церковь. Заурядный деревенский храм с выбеленными стенами и кое-где осыпавшейся штукатуркой.

Я притормозил, запрокидывая голову, – даже позолоченный крест на месте, что удивительно для такого безлюдного уголка. Неужели сюда еще не добрались охотники за металлоломом? Или одинокая хранительница смогла их отогнать?

Крепкий висячий замок уцелел на массивных дверях…

– Хочешь войти?

Я повернул голову.

Нет, баба Валя не шутила. Она смотрела на меня абсолютно серьезно.

– Хочешь поговорить с Богом?

Я усмехнулся и качнул головой:

– Спасибо, когда-то уже общался с ним. И пока мне нечего добавить…

Сейчас мне вообще не до высших материй.

Я закрыл глаза и провел по ним тыльной стороной ладони – будто пытаясь смахнуть накатившую пелену. Удары сердца отдавались в висках, голова шла кругом.

Единственное, о чем теперь мечталось, – забиться в какую-нибудь безопасную нору и отлежаться. Еще немного – и свалюсь с мотоцикла. Блин, отчего меня так развезло? Бывали контузии и похуже.

Я тронул мотоцикл с места и едва не завалился в придорожную канаву.

– Мать его так! – сердито прохрипел, выравнивая «Фалкон».

– Глеб, что с тобой? – испуганно спросила Катя.

– Пустяки…

– Э, милый, – нахмурилась баба Валя, – да тебе самому нужна помощь.

– Справлюсь, – буркнул я.

– Здесь уже рядом. Вон мой дом!

Мы подъехали к обычному деревенскому двору, огороженному чуть покосившимся забором. По ту сторону изгороди – потемневший от времени, но еще крепкий сруб, в глубине двора – сарайчик, поленница под навесом.

Что ж, выглядит все приятно и безопасно.

Конечно, если в принципе можно считать безопасным это диковинное место. Странное чувство меня не отпускало – будто прохладный ветерок гулял по спине.

Но, во всяком случае, тут спокойнее, чем в поселке под властью бандитов…

Я развязал куртку, которой была примотана ко мне Катя, помог ей слезть с мотоцикла. Прислонил «Фалкон» к забору. Сделал шаг и судорожно схватился за деревянный столб ворот. Проклятие! Мир вокруг меня вращался, проваливаясь куда-то в темноту…

– Глеб! – долетел из этой тьмы отчаянный крик Кати. – Глебушка…

Я поднял веки и обнаружил, что сижу на траве, опираясь спиной на забор. Катя и баба Валя встревоженно на меня смотрели.

– Не беспокойтесь, сейчас пройдет…

Прохладная ладонь знахарки легла на мой лоб. Я криво усмехнулся:

– Что там у меня, температура?

– Может, пройдет, а может, и нет… – сухо отозвалась она. – Скажи, ты ведь дрался с упырями?

Я слабо подмигнул:

– Удивительная вы женщина… Ничего-то от вас не скроешь. – Глупо врать в моей ситуации. Бесполезно.

– Думаю, один из них был не простой упырь.

Угу. Тоже мне открытие. Из-за этого сраного губернаторского племянничка я здесь и прохлаждаюсь. Хотя давным-давно обязан был доставить новый аккумулятор для «Газели»…

Я осторожно шевельнулся. Вроде получше себя чувствую?

Попробовал встать и едва справился с тошнотой. Надежная твердая земля подо мной сейчас напоминала палубу утлого суденышка в пятибалльный шторм. А сам я со стороны, вероятно, имел вид пьяного в дрезину боцмана, способного, только опираясь на забор, сохранять вертикальное положение…

Чертовщина!

Я не выдержал – хрипло матернулся. И тут же вяло извинился.

Но, кажется, моим спутницам были пофиг мои фразеологические изыски.

Баба Валя озабоченно качнула головой. Снова провела надо мной ладонью. И тихо, уверенно повторила:

– Это был не простой упырь.

– Да знаю я…

– Когда он бьет – отнимает твою силу. Даже если ты выжил – все равно умрешь через пару часов.

– Неужели? – вздохнул я. – Вообще-то уже прошло часа четыре… или больше.

– Да, – кивнула баба Валя, – кто-то другой на твоем месте – лежал бы уже холодный. Но в тебе есть искра… Ты не из тех, кто сдается. Я всегда могу ощутить частицу божьего огня в человеке.

– Ну, спасибо… Значит, худшее позади?

– Возможно, ты проживешь на несколько часов дольше.

– Серьезно? – скривился я, – Надо же, как повезло…

Расстегнул куртку. Рукавом утер со лба выступивший пот. И опять окинул знахарку взглядом. Вероятно, мне хотелось уловить в ее лице тень сомнения.

Но сомнений у бабы Вали не было. Только жалость угадывалась в плотно сжатых губах.

– И что, ничего нельзя сделать? – прошептала Катя. Сейчас она присела на скамейку рядом с воротами. И смотрела на меня большими, испуганными глазами.

«Девочка будет жить, – мелькнуло у меня в голове. – Значит, кое-что ты все-таки успел…»

– Чего у ворот-то топтаться, – сказала баба Валя, – заходите…

Она помогла мне доковылять до крылечка. Мы поднялись по ступеням, вошли в избу. Я опустился на деревянную лавку вдоль стены и, чувствуя предательскую слабость, стащил с себя увесистый рюкзак.

Баба Валя дала нам напиться прохладной, удивительно вкусной воды. Наверное, от этой воды в голове у меня прояснилось. Пару секунд я сидел, привалившись к бревнам сруба. А потом спохватился:

– Мотоцикл!

Попробовал встать с лавки. Но баба Валя мягко меня удержала.

– Ничего с ним не случится.

– Надо хоть во двор закатить… Если кто увидит – у вас будут большие проблемы.

– Никто не увидит, – спокойно качнула она головой.

Вот и славно.

Я закрыл глаза, вслушиваясь в биение сердца. Что теперь? Остается только ждать?

«Судьба не лошадь, а ты не всадник» – так говорил Варавва. Неужели ублюдок оказался прав?

Слишком часто мне везло.

«Нормальный был мотоцикл… Понадобится он мне еще? Или… уже нет?»

Вдруг ощутил мягкое прикосновение – Катя взяла меня за руку. Я также мягко пожал ее пальцы. Хотелось ее успокоить, хотелось сказать, что все было правильно, – но сил на разговоры почти не оставалось.

– Дайте еще воды, – попросил я.

Баба Валя протянула мне кружку. И пока я пил – чувствовал внимательный взгляд знахарки. Опять пытается оценить, сколько я протяну?

Плевать, пусть смотрит…

Странно, тревожное чувство, не отпускавшее меня с тех пор, как мы въехали в деревню, куда-то ушло. В избе царил почти физически ощутимый покой и угадывались легкие ароматы трав.

Только сидеть мне все тяжелее…

Наверное, баба Валя поняла это. Она отвела Катю в соседнюю комнату. Дала ей выпить какую-то настойку и, кажется, уложила в постель:

– Отдыхай. Сейчас сон для тебя лучшее лекарство.

«А для меня? – проскользнула вялая мысль. – Меня-то она не укладывает. Значит… уже бесполезно?»

Я сам лег на лавку, подложил рюкзак под голову и опустил веки. События такого длинного дня проплывали в памяти, но теперь особо не волновали. Единственное, что не давало провалиться в забытье, – мысль о невыполненном задании. Ребята так и не дождутся нового аккумулятора…

Скрипнули рядом половицы. Я чуть повернул голову и открыл глаза.

Баба Валя присела у стола напротив. И опять я чувствовал ее взгляд – тот самый, проникающий да самых печенок.

Шепнул:

– Приютите девочку – пока она не оклемается… Пожалуйста.

– Катя не сможет здесь остаться, – качнула головой знахарка.

– Жаль. Она пока слишком слабая… чтоб путешествовать в одиночку.

– Твой путь был трудный. Но он еще не закончен.

– Сколько мне осталось? – спросил я без обиняков.

Баба Валя вздохнула:

– Все зависит от того, сможешь ли ты поднять новую ношу.

– Я и чертов рюкзак теперь едва поднимаю.

– Это не то, что снаружи. Это внутри.

Опять загадки. Как я устал от всяких тайн… Гиблый лес с его сюрпризами, потом Огненная река. Теперь вот диковинная знахарка морочит голову. Нет бы честно сказать: надежды практически не осталось, Глеб. Проклятый упырь слишком круто тебя приложил…

– Надежда есть, Глеб.

Она что, читает мысли? Ничему уже не удивляюсь.

– …Но чтобы идти дальше, ты должен измениться. Это новая сила, но и великая ноша. Такая, что не каждому по плечу.

Я заморгал, пытаясь разогнать пелену перед глазами. Солнце, вероятно, шло к закату. В избе становилось сумрачно. Но все равно было понятно, насколько серьезное, почти строгое сейчас лицо у знахарки.

– Что это за сила? – прошептал я.

– В тебе есть искра – как в каждом из тех, кто не смирился. И даже более яркая, чем у остальных. Ты сумел одолеть Варавву – которого даже пули не брали. Ты научился быть таким же быстрым, как проклятые упыри. Но теперь этого мало. Теперь искра вот-вот погаснет – как лучина на ветру…

Она замолчала и глянула куда-то в окно. Там, за стеклом, ветерок шелестел желтой листвой. Поскрипывало где-то вдали сухое дерево – протяжно, будто раненая птица. Муторный звук. И внутри у меня было муторно. Но я не торопил знахарку. Я ждал, и вскоре, поверх всех звуков, опять зазвучал ее негромкий, но внятный голос:

– Иногда нам кажется, что у тьмы нет конца. Что все потеряно и мир уже никогда не станет правильным.

– А думаете… станет?

Она чуть кивнула:

– Трудно сохранить веру там, где победили Сумерки. Но когда весь мир летит к дьяволу в глотку, лишь одно удерживает нас у самого края.

– Вы о чем?

Знахарка повернула голову, опять окидывая меня почти физически ощутимым взглядом. И ответила буднично, без малейшего пафоса:

– О силе родной земли.

– Баба Валя, не надо… я уже не верю в красивые слова.

– А не надо верить в слова. Главное – уметь слушать. Бог по-всякому говорит с нами – иногда через тысячи, миллионы голосов, которые жгут больнее пламени. Но если нет огня – как разогнать тьму?

Я облизал пересохшие губы. Хрипло выдавил:

– Не понимаю… какие голоса?

– За сотни веков у этой земли было много защитников. Неужели ты думаешь, что их сила канула бесследно?

– И вы сумеете?..

– А ты, Глеб, сумеешь принять живую память твоей земли?

Ветер за окном нарастал. Он уже гнул ветки, срывая увядшие листья. А низкие набегающие облака гасили остатки вечернего света. Где-то вдали хлопала ставня.

Баба Валя молчала, словно ждала моего ответа.

Но что я ей мог сказать? И потому тоже молчал.

Вся моя жизнь приучила меня надеяться только на реальное: на себя, на свой фарт, изредка – на верных друзей, готовых в трудную минуту прикрыть тебе спину. В мире, где зло – материально, у добра тоже должны быть кулаки из плоти и крови.

Еще недавно то, о чем поведала знахарка, показалось бы мне чистым безумием.

А сейчас… простая схема мира расплывалась, теряла форму, как рафинад в чашке кипятка.

Опустив веки, я думал об отце, о Петровиче, о сгинувших моих товарищах. А еще о многих тех, которых никогда не знал. Да и никогда, вероятно, не узнаю. О всех, кто когда-то здесь верил, боролся, любил…

Что если знахарка не ошибается?

– И вы считаете… я этого достоин?

– Если тебя это не убьет – сумеешь доказать, что достоин.

Да, если не убьет…

Она сказала: «Живая память». То есть их боль и гнев – тоже.

И все это принять на себя? «Миллионы голосов, которые жгут больнее пламени». Даже от малой доли такого запросто взорвутся мозги. Что хорошего получить великий дар, который тебя же и уничтожит?

Сегодня мне выпал безумно трудный день. И даже на закате, опять впереди новый мост и новый огненный рубеж…

Откуда взять силы для последнего рывка?

Мысли путаются. Умирающее тело жаждет покоя. Хочет расслабиться и провалиться в забытье.

«Аккумулятор… Настя… Зона № 9…» – редкими толчками сердца отдается в висках. Сон и бред сплетаются воедино – я опять вижу гневное лицо Андрюхи Демина. «Прикончить несколько негодяев – и сдохнуть?!» А банда Вараввы снова летит за мной по Гиблому лесу. В этот раз они очень быстрые, слишком быстрые для мертвецов и почти меня настигают, когда голос знахарки разрушает наваждение:

– Глеб, ты готов поднять эту ношу?

Я вздрагиваю. И долго смотрю на огонек свечи в ее руках – такой слабый, едва разгоняющий тьму по углам комнаты.

– Не знаю, смогу ли выдержать… Но я попробую.

Баба Валя дает мне выпить какой-то теплый горьковатый отвар. Может, мне кажется, но я чувствую, как его тепло медленно растекается по всем жилам. Удары сердца становятся частыми и громкими. А в избе становится чуть светлее, хотя по-прежнему горит единственная свеча.

– Как себя чувствуешь? – спрашивает знахарка, тревожно всматриваясь в мое лицо.

– Нормально, – выдавливаю я улыбку, – а можно мне еще отвара?

Вдруг и так станет лучше – без всяких рискованных обрядов?

– Нельзя, – грустно качает головой баба Валя. – Твое тело не выдержит.

Она велит мне задрать футболку. Подносит чашку и капает чем-то обжигающим – неужели расплавленным свечным воском?!

– А-ай!!!

– Терпи, дальше будет хуже, – хладнокровно успокаивает знахарка. Размашисто крестит меня. И начинает негромко бормотать что-то скороговоркой – разобрать удается только отдельные слова:

– …благослови воина Глеба…

Я лежу, морщась от боли в обожженной груди. Пытаюсь вслушиваться в голос бабы Вали. Но вскоре все перекрывает нарастающий гул в ушах.

Комната начинает медленно вращаться, словно корабль, уносимый течением. А потолок… Потолок светится?

Я по-прежнему лежу на лавке, ясно чувствую спиной ее жесткую поверхность. Но одновременно будто поднимаюсь вверх и становлюсь ближе к сияющему потолку.

Там надо мной – жаркое тепло. И что-то еще – пока невидимое, скрытое за сиянием. Я это чувствую.

Всматриваюсь. Но свет становится невыносимо ярким. Заливает комнату – растворяет в себе стены, очертания предметов.

И тело вдруг пронзает резкая боль – каждую клеточку, все мое нутро…

Я словно купаюсь в океане боли – от макушки до самых пят. Я тону в этом океане. И когда почти захлебываюсь в обжигающей глубине, чье-то прикосновение помогает мне вынырнуть.

– Терпи, воин Глеб, – слышится надо мной голос знахарки – такой тихий, что я едва разбираю его сквозь гулкие удары сердца.

Вздрагиваю в холодном поту. Разлепляю веки. Нет, пожар не спалил деревянный сруб. В комнате вообще ничего не изменилось. Тусклый огонь свечи по-прежнему едва ее озаряет.

И глаза бабы Вали также смотрят на меня с жалостью:

– Ты готов идти дальше?

Я морщусь. Каждая клеточка помнит боль. Но сейчас мне не нужна жалость. Сейчас мне надо туда – выше!

– Готов, – выдавливаю сиплым неузнаваемым голосом.

Дышать тяжело – будто воздух сгустился. Очертания комнаты подергиваются рябью. Руки знахарки вычерчивают что-то надо мной в воздухе. Там, где скрыт во тьме дощатый потолок, начинают мерцать искры. И спустя миг длинная молния бьет из потолка – прямо мне в грудь.

Это больно. Так что сердце останавливается. А тело заполняет собой весь дом. Мне слишком тесно в этих бревенчатых стенах, пока голубоватый разряд продолжает терзать мою грудь.

Сквозь пелену в глазах я едва угадываю пальцы бабы Вали – молнии отклоняются под ее рукой, струятся по ее ладони и раскаленными иглами вонзаются в мою кожу.

Наверное, я бы кричал.

Если бы был жив. Но сердце давно провалилось в гулкую пустоту. Тьма сковала все внутри. Отняла силы и швырнула меня на ледяной ветер.

Надо мной темно-синее небо с россыпями звезд. На гладкой равнине качаются сухие травинки. А цепь гор у горизонта дышит вечным покоем.

Никого и ничего… Пустота и безмятежность…

Почему ж я до сих пор чувствую, как разряды проходят сквозь плоть и терзают сердце? Почему мне так больно, Господи?!

Комната, озаренная вспышками. Сосредоточенное лицо знахарки. И молнии, сплетающиеся под ее пальцами…

Теперь я вижу это ясно – будто в замедленной киносъемке. А потом так же ясно звучит внутри незнакомый голос: «Глеб Гордеев, на фига тебе это надо?»

Мне хочется крикнуть в ответ. Хочется выругаться, но тело не слушается. И единственное, что удается, – подумать: «Чтобы дойти до конца! Чтобы одолеть свой чертов путь!»

Комната плывет вокруг меня.

В памяти опять оживают лица товарищей, я чувствую взгляды Алены, Жени и еще тысячи взглядов людей, которых я никогда не знал, но кому больше не на кого рассчитывать. Всех, кого я обязан вызволить из Зоны № 9.

«Не прошу о многом… Только чтоб хватило сил!»

Я вслушиваюсь в звенящую пустоту. Отчаянно пытаюсь разобрать ответ среди моих спутанных мыслей.

Но ответа нет. И тогда я вскакиваю с лавки.

Удивительно, что от единственного этого движения я взлетаю к потолку!

Поворачиваю голову… И обнаруживаю себя – там внизу.

Неподвижное тело осталось на лавке. Несколько секунд я рассматриваю его сверху – отчетливо вижу застывшее лицо с невидящими глазами, сжатые в судороге кулаки… Там, подо мной, огненный водоворот вонзается в мою грудь и под пальцами знахарки вычерчивает что-то на моей коже.

Только теперь мне почти все равно, что осталось внизу.

Боли нет. Бесследно развеялся страх.

Еще одно легкое усилие – и я взлетаю выше избы. Выше неба и звезд – прямо в сияющий свет, в жаркий океан. Все быстрее – к огню и теплу… Что-то важное есть там – по ту сторону живого света.

Сейчас я это узнаю! Сейчас…

Последний рывок…

«Извини, Глеб, твое время пока не пришло», – раздается в сверкающей высоте. И что-то не пускает меня дальше.

Как? Почему?

Обида захлестывает. Я отчаянно рвусь вверх… И вдруг открываю глаза.

Нет, не в избе на жесткой деревянной лавке. На мягкой траве посреди чистого поля, под утренним, свежим небом.

Кто-то склонился надо мной.

– Катя? – шепчу я.

Всмотревшись, понимаю, что ошибся. Медленно, с опаской, приподнимаюсь и сажусь на траву. Девушка в льняной тунике, стянутой на талии кожаным пояском, садится рядом и внимательно меня рассматривает.

Она действительно чем-то похожа на Катю, только взгляд совсем иной – более строгий, жесткий. Два кожаных ремня переброшены через ее плечи – на одном ножны с коротким мечом, а из-за спины выглядывает колчан с луком и стрелами.