Русские сумерки. Клятва трикстера Кулагин Олег
А у Кида и Ромки никогда уже не будет. И если теперь я остановлюсь, значит, погибли они зря.
Тогда победа будет за рыжим… Но разве я подарю ему нашу победу?
Покосился на упыря в отключке. С этим тоже ничего особенного. Во всяком случае, для поставленных целей – вполне пригоден.
Пока жив хоть один из нашей группы – операция будет продолжаться…
– Карен, ты хочешь увидеть, как взрослеют твои внуки?
– Вопрос, полагаю, риторический?
– Нет, конкретный. С того момента, как вы подписались на это дерьмо, – вы все покойники. И с тобой – только временная задержка. Заметь, без всякого моего напряга. Могу хоть сейчас отпустить тебя на все четыре стороны. Проживешь ты недолго – ровно до того момента, как заказчики узнают, что ты уцелел.
– Пусть сперва найдут.
– Эти – найдут!
Я почти не сомневался, кто за всем стоит. Точно не питерский клан, мечтающий освободить рыжего собрата, – иначе сюда явились бы не бандиты, а до зубов вооруженный спецотряд ОКАМа.
Лаки-бой – очень говорящее погоняло. И биография у него – тоже интересная.
Служил тамошним кланам?
Может быть. И наверняка не только англичанам. Лондон – любимое место для тех, кто мечтает подвинуть питерских. Там полно беглецов из кланов-конкурентов. Имеющих тут, в России, очень хорошие связи.
Втемную использовать банды наемников – это в их стиле.
Не знаю, на кой ляд им понадобился рыжий – как разменная фигура в торге с питерскими или для иной комбинации? В остальном – расклад ясный…
– Чего ты от меня хочешь, Тень? – вздохнул Седой, осторожно прислоняясь спиной к колесу «Газели».
Я моргнул, всматриваясь в его застывшую, как маска, физиономию:
– Хочу увеличить твои шансы.
Он качнул головой. И скупая улыбка морщинами прорезала его лицо:
– Хочешь, чтоб я помог отыскать среди ваших «крысу»?
Несмотря на ранение, соображает быстро. Только в моей ситуации глупо так далеко загадывать.
– Пока что мне нужен Счастливчик.
Он скептически вздохнул:
– Думаешь, так мои шансы уцелеть вырастут?
– Думаю, в этом случае главные проблемы будут у Лаки-боя.
Седой закрыл глаза, словно разговор его утомил. Но я знал, что это всего лишь игра. И криво усмехнулся:
– Разве ты упустишь случай поквитаться с тем, кто тебя подставил?
Он слабо шевельнул рукой:
– В моем возрасте месть уже не такая сладкая…
Ага, видели мы, каким прытким ты бываешь «в твоем возрасте». Да и месть для тебя – вовсе не пустой звук.
Говоришь, Шето набрал всякой сволочи, которую не жалко? Зато свою шкуру ты весьма ценишь. И несколько верных твоих подельников легли на этой просеке. За них, а главное, за себя ты кому угодно оторвешь башку…
Молчишь?
Ладно, я подожду.
Наверняка хозяева Лаки-боя выслали ликвидаторов вслед за первой группой. Но раз те до сих пор не вмешались – значит, они еще в пути.
Пара минут у нас есть…
Скрипнула рядом сухая ветка.
Я не обернулся, знал – это Катя. Словно сомнамбула, бродит у края просеки, не рискуя приближаться к красным пятнам на траве, стараясь глубоко не вдыхать воздух, пропитанный запахами крови, плоти и дерьма – едким ароматом смерти.
И опять у нее в руке трофейный «глок»…
– Расслабься, – шепнул я. Прозвучало нелепо – жаль, что по-другому я сейчас не умею.
– Мне страшно, Глеб. Поедем отсюда!
– Обязательно, – кивнул я. И глянул на Карена Седого.
Тот оставался в прежней позе. Устало привалившийся к колесу, казавшийся безобидным, раненый старик. Но я помню всех, кто перечеркнул жизнь Ромки и Кида. Даже если б хотел – не смогу забыть.
– Ты говорил, мечтаешь уйти на покой? – сплюнул я на траву. – Дорогое удовольствие в наше время…
Он поднял веки и смерил меня внимательным взглядом.
Там, на дне его зрачков, читалось многое. Старый волк слишком хорошо все понимал.
Знал, что помощи от своих мне не будет.
Едва Кид успел передать в Центр новые координаты, бандитов оперативно направили нам навстречу. То есть враг плотно держит под контролем наш канал связи…
Знал, что для своих я скоро стану чужим.
«Крыса» в Центре весьма информирована. Выходит, пользуется там абсолютным доверием. А я – никто. Трикстер с сомнительной репутацией. Меньше месяца напрямую имею дела с Невидимой Армией.
Да и дела – слишком сильно сказано! Привлекли для единственной операции – как знатока Зоны № 9. И вот результат: остальные погибли, а я… самый ненадежный из группы – почему-то вовремя оказался в другом месте. Выжил, вопреки всякой логике.
Еще и в компании подозрительной девицы.
Именно так это будет выглядеть со стороны!
Даже если удастся найти новый канал связи – кому они поверят там, в Центре? Точно не мне…
Единственный мой шанс – любой ценой добыть реальные доказательства.
Я стиснул кулаки, отводя взгляд, пытаясь сдержать подкативший к горлу злой комок.
– Тот, кто думает отсидеться в щели, как таракан, часто и заканчивает, как таракан.
– Не надо меня агитировать, – вздохнул Карен.
– Не буду, – сухо выдавил я, – но если дело в бабле – не вопрос. Ты знаешь, я фартовый… За год добывал товара на пол-лимона зелени. И еще достану – не сомневайся!
– Чего ж с такими способностями ты ввязался в такое гиблое дело?
– Трудно понять тому, кто меряет все деньгами…
Усмешка опять тронула его губы:
– А ты объясни – может, я не настолько тупой.
– Просто не хочу, чтоб эти, – кивнул на рыжего упыря, – владели миром… А еще они убили моего отца.
– Думаешь, до них мир был лучше?
– Не важно, каким он был. Главное, каким он ДОЛЖЕН стать.
– Это хорошо, что ты так уверен.
– А ты сам… вообще ни во что не веришь?
– В себя, – прищурился он, – и в то будущее, которого я хочу для своих внуков… Осторожно!
Последнее его слово вырвалось одновременно с отчаянным вскриком Кати.
Но я и сам успел заметить.
Неуклюжий прыжок Анатолия Борисовича оборвался под вспышки молний, окутавших его ошейник. Упырь рухнул набок и забился в конвульсиях, бешено лязгая клыками.
При этом он продолжал ползти в нашу сторону.
Я брезгливо сморщился, добавил мощности разряда, пока он опять не отрубился, и глянул на Седого:
– Ты хочешь будущего? Какого? Неужели вечной «стабильности» – с этими во главе?
– Не бывает ничего вечного. И эти… тоже не вечные. Но знаешь… – Седой криво усмехнулся, – иногда хочется ускорить процесс.
Он осторожно приподнялся и вдруг протянул мне ладонь. Целую секунду я глядел непонимающе. Тогда, уже без тени усмешки, он добавил:
– Я помогу тебе, трикстер Тень, не ради бабла. Ради внуков… и ради моих детей…
Мы смотрели друг на друга. А рядом лежал мертвый Ромка. И где-то за пару километров – то, что после взрыва осталось от Кида.
Я чувствовал все почти физически ясно.
Я не мог забыть. Да и не собирался…
Но в эту секунду я протянул ладонь в ответ. И пожал руку Карена Седого.
Часть 3. Цветы на костях
Глава 1
Мотодрезина едва тащилась. Натужно урчала и раскачивалась на неровностях полузаброшенной колеи, но все равно давала не более тридцати километров в час.
Пару раз двигатель вообще глох, и в блаженной тишине мы катились по инерции – замедляясь до полного слияния с окружающей обстановкой. Это здорово расслабляло – можно было улечься на мешок с соломой и рассматривать прозрачно-голубое небо, а можно срывать ягоды прямо с подступавших вплотную к колее кустов.
Хорошо, но недолго…
Максимум полминуты. Пока Егорыч, наш пилот и по совместительству владелец дрезины, с проклятиями вновь не запускал капризное устройство.
Карен хмурился, но молчал.
Выбирать-то все равно не проходится.
Из хозяев двух относительно исправных дрезин только Егорыч согласился отправиться с нами к мосту. Причем без малейшей задержки и за умеренную плату. Можно сказать, нам неслыханно повезло: за каких-то сто баксов мы получили максимально доступный в этих краях сервис – два относительно чистых мешка с соломой, на которых вполне удобно сидеть, плюс самого Егорыча – не только как водителя, но и как приятного попутчика.
– Хлебнете? – предложил он, замасленными пальцами отвинчивая крышечку фляги.
– Спасибо, – улыбнулся я.
– А мне налей, – пробормотал Карен. Заметно было, что он до сих пор нервничает.
Глупо.
Быстрее, чем на дрезине, к мосту не доберешься.
Железная дорога – вообще единственная местная коммуникация, сохранившаяся среди болот и аномалий. Так что оставить мотоциклы в поселке – вполне разумно.
Не ехать же за сто километров в объезд, рискуя нарваться на полицейский патруль или на кого похуже?
– Часто тут катаетесь? – спросил я.
– Раньше бывал чаще, – усмехнулся Егорыч, сверкая целехоньками, будто у молодого, зубами. – Однажды вот везли матерого кабана…
– Кабана?
– Ага, у Темной балки завалили. Живность тут имеется. Если появится желание, могу за двести баксов такое сафари устроить!
– Спасибо, мы подумаем.
– Если с ночевкой – всего двести пятьдесят.
– Угу, это по-божески.
Хотя не уверен, что мне бы понравилось ночевать в этом райском уголке. Я глянул на подступавшую почти вплотную к насыпи стену леса. Сафари? Что ж, когда нет людей, зверья всегда в избытке – нормального, четвероногого…
– Ты не волнуйся, вдоль дороги тут безопасно, – успокоил пилот дрезины. – И в лесу тоже, если места знать.
Я кивнул. Святая правда: когда знаешь места, везде безопасно.
Карен сморщился, допивая стаканчик местного самогона. И Егорыч предложил ему горбушку ржаного хлеба из собственных запасов.
– Не надо, – отмахнулся Седой. Опять угрюмо уставился перед собой.
Не нравится мне его настроение.
Пока неделю отлеживались в глухой деревушке и Катя отпаивала нас целебными отварами из местных трав, я почти привык видеть рядом физиономию Седого. Привык делить с ним и еду, и боль. Я даже научился искренне смеяться, слушая эпизоды из его богатой биографии.
Нет, мы не подружились.
Это не слишком подходящее слово. Но так бывает, что абсолютно чужие люди, даже враги, иногда могут ощутить симпатию к тому, кто повязан с тобой самым крепким – своей и чужой кровью.
Чувствует ли Карен Седой эту связь?
Должен.
Ведь с мозгами у него в порядке.
Это почти банальная арифметика: если задумает откупиться моей головой, свою все равно не спасет.
– А можно мне кусочек? – повернулся я к Егорычу.
Он протянул кулек, и я отщипнул от горбушки.
Медленно стал жевать. Люблю этот вкус – чуть сладковатый, густой. Выпекать ржаной хлеб умеют только в глубинке. В Москве и Нижнем – давно сплошной суррогат…
Хорошо.
Как говорил Локки, надо ценить такие мгновения.
Я откинулся на мешок с соломой и посмотрел в небо. Тучи натягивает. Только бы не снова дождь…
Полночи сегодня мы тряслись на мотоциклах под проливными струями. Отличная погода для того, чтоб объезжать полицейские блокпосты. Но теперь я мечтаю о солнце – ярком, почти летнем…
Пару дней тепла – разве это несбыточное желание? После Сумерек российская осень стала заметно мягче – единственное, что изменилось к лучшему.
Хорошо хоть успели просушиться. И плотно позавтракали дома у Егорыча. Заплатили всего двадцать баксов, но внутри до сих пор блаженное ощущение сытости. Одно худо – чай у него дрянь. То есть, конечно, лесные травы – это приятно. Только ни хрена не бодрит. А дорога – однообразна, безопасна. И веки после бессонного ночного марш-броска сами собой начинают слипаться…
Я полез в карман куртки и достал плеер – старенький корейский, с трещиной в корпусе, залепленной скотчем.
Ромкино наследство.
Надел наушники, включил плеер. Запустил какую-то бодренькую попсу. Но минут через пять понял, что от нее еще сильнее хочется зевать. Я чуть приглушил звук, начал листать список на экранчике. И курсор почти случайно остановился на той самой песне.
Той, которая была последней в жизни Ромки…
– Музыку слушаешь? – будто через вату, долетел голос Егорыча. – Может, врубишь на громкую, чтоб веселее ехать?
Я вздрогнул, оглядываясь на его улыбчивую физиономию, и качнул головой:
– Веселее не будет…
Подумал и сухо добавил:
– Не хочу вас отвлекать.
– От чего отвлекать-то? – удивился он. – Это ж не проспект в Москве – обгона по встречке не будет. А поезда тут уж лет десять не ходят!
– Извините, батарейка почти сдохла, – криво усмехнулся я. Снял наушники и вместе с плеером спрятал в карман.
Будто в ответ на мои желания, утреннее солнце понемногу наливалось слепящим огнем. Тучи ползли с запада, обходили справа и слева, но в небе над нами пока маячил просвет голубого неба. И через этот островок тепла доходило в избытке.
Пропитанный влажными испарениями ветерок не разгонял духоты.
Я расстегнул куртку, поудобнее взбил мешок с соломой и умостился так, чтобы хорошо все видеть слева от насыпи. Мимо проносились кусты, а за ними – ползла однообразная стена хвойного леса.
Кустарник тут был совсем чахлым, и сосны чуть дальше стояли свободно. Так что вся округа отлично просматривалась метров на пятьдесят от полотна.
Хорошо и спокойно. А ехать нам еще не меньше получаса.
Я снова широко зевнул. Однообразная картинка леса плыла, затягиваясь пеленой перед глазами.
Может, зря мы не остались в поселке? После тяжелой ночи не помешала б хоть пара часов сна…
Нет.
И так потеряли целую неделю.
Вот сейчас пожую серого мха – у меня еще немного осталось, и дремоту как рукой снимет. Сейчас… Только чуток отдохну.
Я опустил веки.
Спать не собирался. Просто вспоминал события последнего месяца и прокручивал в голове план действий. Слишком многое теперь надо наверстать. И пусть чистая логика подсказывает, что план нереальный, но Ромка был прав – надо делать невозможное. Я еще смогу их переиграть. Ведь сильный козырь до сих пор у меня на руках – рыжий упырь укрыт в надежном месте.
И даже Карен не знает где…
Что-то кольнуло в груди. Наверное, плохо зажившее ребро.
Морщась, я открыл глаза.
И растерянно моргнул.
Мотодрезина плавно, будто парусник по волнам, катилась среди облаков – так высоко, что земли не видно. А рядом со мной сидели прекрасная охотница Лада, угрюмый фермер Григорий и молодой лейтенант Андрей в фуражке со звездой на синем околыше.
Я видел их ясно, как наяву, – до последней морщинки на кожаной портупее лейтенанта. А меня будто не замечали – все смотрели туда, где с каждой минутой сужался просвет между облаками.
Пряди волос Лады развевались на ветру, ее рука сжимала короткий кривой меч. Григорий взял автомат наизготовку. Андрей передернул затвор ТТ.
Что они могу разобрать там, впереди?
Сколько ни вглядываюсь – ничего. Лишь клок ясного неба. Лишь молнии проскакивают вокруг в густеющих тучах. Грома не слыхать, но дрезина чуть вздрагивает, как на невидимых ухабах…
Еще вспышка. И снова резкий толчок.
– Ого! – я торопливо хватаюсь за поручни. Как бы не вылететь вниз!
Лада оборачивается на звук моего голоса.
Гнев и испуг мелькают в ее огненно-голубых глазах. Целую секунду мы смотрим друг на друга. Она что-то взволнованно говорит, только я ни хрена не могу разобрать. Глупо улыбаюсь, теряя чувство реальности происходящего. Ведь нельзя же поверить в летящую по небу дрезину!
И нахмурив брови, Лада бьет меня рукояткой меча – прямо в грудь. По не зажившему ребру!
– А-ай! – боль, реальная боль пронзает тело. Что ж ты творишь, дурочка?!
Я дергаюсь… И открываю глаза.
– Опять заныло? – сочувственно спрашивает Карен.
Однообразная стена леса ползет мимо. Егорыч насвистывает себе под нос что-то бодрое. И убаюкивающе гудит мотор дрезины.
«Все-таки заснул! Идиот!»
Я окидываю окрестности лихорадочным взглядом.
В воздухе разлита безмятежность, а высоко поднявшееся солнце так же пригревает. Все идет гладко. Почему ж я не могу совладать с нарастающей тревогой?
И до сих пор, как наяву, вижу огненно-голубые, испуганные глаза Лады?
Сердце бестолково колотится, струйка пота сползает за воротник куртки.
Должно быть, со стороны напоминаю психа. «Ты трикстер или истеричный сопляк?!» Возьми себя в руки, вон и Карен уже недоуменно косится.
«Расслабься!» – командую я сам себе.
Но вместо этого вскакиваю на ноги – так, словно неведомая сила меня подбрасывает. До рези в глазах вглядываюсь вперед. И хватаю Егорыча за плечо:
– Тормози!
– Что? – удивленно поворачивает он голову.
– ТОРМОЗИ! – отчаянно ору я. И он испуганно хватается за массивный рычаг, опуская тормозные колодки, вырубая двигатель на холостой ход.
Дрезина начинает замедляться.
Но слишком долго. Полотно тут идет под уклон, а Егорычу все-таки удалось на полную мощность раскочегарить мотор колымаги. Мы не успеем!
В долю секунды я успеваю это оценить и командую:
– Прыгаем!
– Да что случилось-то? – бормочет Карен. Ни он, ни пилот нашего «болида» пока ни черта не смогли рассмотреть. А когда поймут – будет поздно. Я почти не сомневаюсь в этом, хотя сам увидел ненамного больше.
– Объясню потом.
Седой бросает на меня внимательный взгляд. И в следующий миг, подхватив свой рюкзак, соскакивает, катится в густой траве вниз по насыпи. Егорыч изумленно трясет головой:
– Наркоты вы объелись, ребята?
– Ты тоже прыгай! – хрипло выдыхаю, всматриваясь вперед. – Сейчас, слышишь?
Он бы мог догадаться – по призрачному колыханию воздуха над рельсами, меньше чем за сотню метров от нас. Только старик не хочет видеть. И тем более не желает бросать свою драгоценную колымагу.
– Прыгай, Егорыч!
– Ага, размечтался! – зло скалится он, вырывая из-под замасленного бушлата обрез винтовки. – Сам прыгай!
Логичное, разумное предложение. Если человеку плевать на свою жизнь, если ему втемяшилось, что таким оригинальным способом я мечтаю завладеть его самоходной телегой – да ради бога! На фига мне рисковать, тратить драгоценное время?
Но я поступаю нелогично.
Бросаюсь к нему, перехватив оружие. Егорыч отчаянно сопит, не сдаваясь, – лицо его краснеет от праведного гнева:
– ЭТО МОЯ ДРЕЗИНА! Вали отсюда, обкурок!
– Да кому нужна твоя таратайка! Глянь вперед, упрямый баран! – мне почти удается развернуть его лицом по движению – туда, где уже начинает обугливаться трава, где плывет, искажается в мареве дорога и насыпь…
В тот же миг Егорыч бьет меня локтем в живот – с совсем не старческой силой.
В глазах темнеет, потеряв равновесие, я лечу вниз через хилый бортик дрезины. Приземляюсь на жесткую щебенку – больно ударившись плечом, лишь чудом не свернув шею.
«Старый дурак!» – рвутся наружу злость и обида. Но слова застревают в глотке, когда я поднимаю лицо.
Там, за несколько шагов от меня, раскаленное марево уже окутало дрезину. Фигура Егорыча как-то странно вздрагивает – будто от легкого толчка. И вместе с колымагой скрывается за изгибом дороги.
Я цепенею, почти не дышу. А марево надвигается, обдавая жаром.