Слишком много клиентов (сборник) Стаут Рекс
– Приемлемо. Я буду ждать.
Мы положили трубки. Вульф поднял взгляд на часы и приказал:
– Свяжись с мистером Эйкеном.
Я позвонил в «Континентальные пластмассы». Мистер Эйкен находился на совещании, и его нельзя было беспокоить. Это мне заявил не только вежливый женский голос, но и мужской, обладатель которого явно считал, что и его беспокоить не следовало. Самое большое, чего я добился, – в течение пятнадцати минут мистеру Эйкену согласились передать сообщение. Я сделал его покороче: «Позвоните Ниро Вульфу по срочному делу». Через девять минут зазвонил телефон, и вежливый женский голос попросил соединить с мистером Вульфом. Такого я не поощряю даже с президентами, поэтому я предложил ей соединить меня с мистером Эйкеном, и она не стала спорить. Через минуту он взял трубку, и я просигналил Вульфу.
– Мистер Эйкен? Ниро Вульф. Я хочу отчитаться. Весьма срочно. Не по телефону. Вы сможете подъехать с мисс Маги к четверти первого?
– Нет. Мне неудобно. Разве нельзя отложить до второй половины дня?
– Откладывать не следует. Иной раз приходится приносить удобства в жертву необходимости. Промедление было бы губительно.
– Черт возьми, я… – Пауза. – Говорите, с мисс Маги?
– Да. Требуется ее присутствие.
– Не знаю. – Пауза. – Хорошо. Приедем.
Вульф положил трубку и прочистил горло.
– Бери блокнот. Арчи. Нет, не письмо – проект документа. Не для отправки.
16
На стене кабинета, как войти – справа, висит небольшая картина с изображением водопада, 14 на 17 дюймов. Ее центр приходится на дюйм ниже уровня моего взгляда, но во мне почти шесть футов роста. Картину сделали по заказу. В стене ниши, что в самом конце прихожей, имеется деревянная ставенка на петлях. Откройте ее – и увидите ту же картину сзади, но только сквозь нее вы увидите наш кабинет. В двадцать минут первого сквозь картину смотрел мистер Артур Уэнгер, проживающий в доме 362 по Восточной Семьдесят седьмой улице, худой мужчина старше пятидесяти с большими ушами и скудной шевелюрой. Саул Пензер доставил его чуть скорее, чем в обещанные полчаса. Ближе всего в кабинете к его точке обзора находились кресло, обитое красной кожей, и сидящий в кресле Бенедикт Эйкен.
В нише с Уэнгером был не я, а Саул, мы же с Вульфом сидели в кабинете за своими столами. Джулия Маги сидела в желтом кресле лицом к Вульфу. Говорил Вульф:
– …Но прежде, чем представить свои выводы, я должен вам рассказать, как к ним пришел. Когда во вторник вечером вы спросили меня, кто будет решать, честно ли я выполнил условия, мне поставленные, я ответил – здравый смысл и добросовестность, вместе взятые. Вы сможете судить по совести, как я действовал. Говоря откровенно, я и сам не до конца уверен. Знаю только, что в обстоятельствах… Что такое, Саул?
Саул стоял в дверях:
– Тютелька в тютельку, мистер Вульф.
– Очень хорошо, я потом посмотрю, – ответил Вульф и продолжал, обращаясь к Эйкену: – В данных обстоятельствах все другие пути были для меня закрыты. Как я вам говорил, единственный способ заставить полицию прекратить расследование убийства – предложить приемлемое решение загадки, не затрагивающее вопроса о комнате. Никогда я еще не брался за такое бесперспективное, со всех точек зрения, дело. Больше того, мне – я-то знал о том, что Йигера убили в той самой комнате, – оно казалось почти безнадежным.
– Об этом вы узнали только вчера, когда поймали в ловушку мисс Маги, – оборвал Эйкен.
– Нет, я узнал много раньше, днем во вторник, когда мистер Гудвин пересказал разговор с мистером и миссис Пересами, управляющим этим домом и его женой. Поднявшись с закусками в полночь в воскресенье, он нашел там тело; они его вытащили и спустили в яму.
– Они признались?
– Им ничего другого не оставалось. Альтернатива, на которую мистер Гудвин им указал, была еще хуже.
– Они его и убили, это ясно. Они убили.
Вульф покачал головой.
– До вчерашнего утра это предположение выглядело приемлемо, но они не убивали дочери – с этого я начну мой отчет перед вами. Упомянутое предположение было отброшено в пользу другого: девушка убита тем же лицом, что и Йигер. Первое предположение отбросил я, а не мистер Гудвин, который с самого начала был с ним не согласен. В среду ночью миссис Перес его вызывала, он провел в комнате девушки обыск и обнаружил доказательства в поддержку второго предположения. Арчи?
Я открыл сейф, извлек коллекцию Марии и передал ему. Он постучал пальцем по бумагам.
– Вот, – сказал он, – тщательно спрятанная этой девушкой хроника тайной опасной затеи, за которую в конечном итоге она поплатилась жизнью. Тут все связано с Томасом Дж.Йигером. И началось это, несомненно как множество других опасных затей, с заурядного любопытства, подогретого существованием лифта и комнаты, которую ей запрещено было видеть. Она обнаружила, что, потушив у себя свет и оставив в двери щелку, может рассмотреть тех, кто направляется к лифту, пока они идут через прихожую. Не знаю, когда она впервые попробовала, но уверен – после первого раза делала это часто.
Он взял со стола газетные выдержки:
– Это из финансового раздела «Таймс», причем показатели акций «Континентальных пластмасс» отмечены карандашом. – Он отложил выдержки. – А это рекламные объявления «Континентальных пластмасс». – Он положил их поверх. – Этикетки с бутылок из-под шампанского. Мистер Гудвин полагает, что мисс Перес шампанского не пила, и я с ним согласен. Эти предметы из ее коллекции не имеют значения, так, бумажки. И эти тоже – газетные фотографии, две мистера Йигера, одна его сына и одна – жены. Я перечисляю их лишь для того, чтобы продемонстрировать вам, насколько старательной была мисс Перес.
Он положил их к другим бумагам и взял в руки фотографии Мег Дункан и пятидолларовые купюры.
– А вот это уже посерьезнее: девять пятидолларовых билетов и три фотографии женщины, известной широкой публике, – одна газетная и две из журналов. Я с ней говорил, а мистер Гудвин имел вчера обстоятельную беседу. Деньги были добыты у нее путем вымогательства – мисс Перес видела ее в этом доме и потребовала, как она выразилась, деньги за молчание. В течение десяти месяцев эта женщина посылала ей по почте пять долларов ежемесячно. Нет нужды называть ее имя.
Он открыл ящик, положил туда банкноты и фотографии и закрыл его.
– Однако эти вещи наводят на вопросы. Назовем женщину мисс Икс. Мистер Йигер явился в тот дом воскресным вечером около семи. Мисс Маги явилась в четверть десятого и застала его уже мертвым. Следует предположить, что мисс Перес видела, как некто пришел в промежутке, опознала его или ее, сделала вывод, что это лицо убило Йигера, пошла на более смелый и рискованный шантаж и сама была убита. В таком случае, раз она наверняка опознала бы мисс Икс, почему не предположить, что преступница – мисс Икс? Здравое допущение; однако твердо установлено, что вечером в среду мисс Икс находилась на многолюдном сборище до одиннадцати часов, тогда как мисс Перес ушла из кинотеатра на встречу с намеченной жертвой незадолго до девяти.
Эйкен нетерпеливо махнул рукой:
– Вы говорили, дело срочное, но что за срочность доказывать, что мисс Икс не замешана в убийстве?
– Срочность еще о себе заявит, а без этого вступления не обойтись. Вот еще одно основание к тому, чтобы исключить не только мисс Икс, но и остальных: лицо, отправившееся туда в воскресенье вечером с пистолетом и намерением пустить его в ход, должно было знать, что не застанет в комнате никого, кроме Йигера. То, что справедливо в отношении мисс Икс, справедливо в отношении и всех прочих женщин, имевших ключи от дома и лифта. Во-первых, она не могла прийти по приглашению – приглашена была мисс Маги, а Йигер принимал по одной гостье зараз. Во-вторых, она не могла рассчитывать застать его одного в воскресный вечер, вернее, могла рассчитывать, что он будет один лишь в том случае, если ей было известно о приходе мисс Маги в девять. – Вульф повернул голову: – Мисс Маги, вы кому-нибудь говорили, что идете туда к девяти часам?
– Нет, – пискнула она и, совладав с голосом, повторила: – Нет, не говорила.
– В таком случае все прочие исключаются, как и мисс Икс. А теперь займемся вами, мадам, и очередной частью коллекции мисс Перес. Это – наброски карандашом, что она делала с женщин, которых видела в прихожей. – Он взял рисунки. – Исполнены не без таланта. Здесь тридцать один набросок, и на каждом поставлена дата. Мы с мистером Гудвином тщательно их изучили. Имеются по четыре портрета с трех женщин, по три – с пяти, по два – с одной и по одному – с двух. Вы одна из тех, с кого сделаны два портрета, и один набросок помечен восьмым мая. Это привело меня к подозрению, которое я обманом заставил вас подтвердить, что вы были там в воскресенье вечером. Не желаете взглянуть?
– Нет, – сказала она, на этот раз слишком громко.
Вульф отправил рисунки в ящик и вновь обратил взгляд на Джулию Маги:
– В коллекции оказалось два ваших портрета, и это заставило решительно усомниться, будто вы могли убить мисс Перес за то, что та шантажировала вас разоблачением. В коллекции отсутствуют портреты лиц, которые были ей известны. Нет набросков с мистера Йигера и мисс Икс. Рисунки были всего лишь заметками на память. Весьма вероятно, что она сделала один или больше набросков с мисс Икс, но после того, как опознала ее по фотографиям в прессе, уничтожила эти наброски. Если б она вас опознала, если б ей стало известно ваше имя, она бы оставила у себя не портреты, но сам источник опознания, как поступила в случае с мисс Икс. И уж, конечно, не стала бы делать второй набросок, когда увидела вас в прихожей воскресным вечером.
Эйкен фыркнул:
– Нас не нужно убеждать в том, что мисс Маги не убивала девушку, как, впрочем, и Йигера.
Вульф повернулся к нему:
– Я объясняю каким путем пришел к своим выводам. Очевидно, мисс Перес составила и хранила в тайнике полный свод того, что выяснила про мистера Йигера и посетительниц верхней комнаты. Ей, несомненно, было известно имя лица, которое она увидела в прихожей между семью и девятью вечера в воскресенье, поскольку она смогла с ним связаться и угрожать разоблачением. Поэтому логично было предположить, что в ее коллекции имеется нечто, позволившее ей безошибочно установить личность убийцы.
Он указал на бумаги.
– Две газетные фотографии, казалось бы, подходят – жены мистера Йигера и его сына, как гласят подписи под иллюстрациями. Я их отбросил как не отвечающие требованиям. Лицо, явившееся туда воскресным вечером с оружием и застрелившее Йигера, должно располагать ключами, уметь ими пользоваться и знать, что мисс Маги намеревалась прийти в девять, – в противном случае оно не могло рассчитывать застать Йигера одного. Можно вообразить, что жена или сын удовлетворяют этим условиям, но это в высшей степени невероятно.
Он взял последнюю бумажку.
– Следуя такой аргументации, хотя бы чисто гипотетически, я в конце концов остался вот с этой журнальной фотографией, сделанной в зале отеля «Черчилль» на банкете Национальной ассоциации производителей пластмасс. Мистер Йигер перед микрофоном, в подписи перечислены те, кто находился на эстраде с ним вместе, и вы в том числе. Вам, разумеется, знакома эта фотография?
– Да. Она висит у меня под стеклом в кабинете.
– Прекрасно. – Вульф уронил фотографию на стол. – Тогда я задался вопросом: что, если именно вас увидела мисс Перес в прихожей тем воскресным вечером между семью и девятью? Что, если, имея эту фотографию в своей коллекции, она вас по ней опознала? Что, если позже, узнав, что Йигер был убит у себя наверху – она, должно быть, видела, как отец с матерью выносят тело, – она догадалась, что это вы его убили, решила заставить вас раскошелиться за молчание, как-то с вами связалась, назначила встречу и пришла на нее? Вы должны признать, что мне позволительно было поставить эти вопросы… Позволительно?
– Да, – ответил Эйкен с презрением. – Вы не нуждаетесь в позволении, чтобы задавать бессмысленные вопросы.
– Разумеется, в это все упиралось. Насколько бессмысленные? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно было задать новые. Первый – могли у вас быть ключи? Второй – могли вы знать, что Йигер будет один в комнате? Третий – имелись ли у вас мотивы?
Вульф поднял палец.
– Первый. Вы могли позаимствовать ключи у мисс Маги, но тогда вам пришлось бы вернуть их до девяти, чтобы она сама могла подняться. Вот это действительно было бы бессмыслицей – возвращать одолженные ключи, чтобы она вошла, увидела труп Йигера и неизбежно сообразила, что убили его мл. Неразумно.
– Уж не думаете ли вы, что я буду спокойно сидеть и слушать весь этот бред?
– Думаю. Срочность о себе заявила, и вы это знаете. – Он поднял еще один палец. – Второй вопрос. Да. Вы могли знать, что Йигер будет один. Мисс Маги утверждает, что никому не говорила о встрече в девять, но если вам она сказала, то другого ответа и нельзя было ожидать. – Он поднял последний палец: – Третий вопрос, о мотивах. Когда я впервые им задался, мне еще ничего не было известно, но теперь я знаю. Вчера я навел кое-какие справки по телефону – уверяю вас, строго конфиденциально, – а вечером миссис Йигер, сидя в том самом кресле, где сидите вы, проговорила со мной целый час и все мне рассказала. С той минуты, как пять лет тому назад Йигер занял пост руководящего вице-президента, ваше главенствующее положение в корпорации оказалось под угрозой, а за последний год эта угроза превратилась в непосредственную и реальную. В лучшем случае вы могли рассчитывать стать председателем Совета директоров, отстраненным от реального руководства, но и это сомнительно. Десять с лишним лет вы распоряжались делами корпорации, так что не могли примириться с подобной перспективой. Опровергнуть это вам едва ли удастся – в положение дел посвящены многие.
Вульф сложил пальцы и уронил руку на стол.
– Но не мотивы больше всего меня беспокоили, когда двадцать четыре часа тому назад вы с мисс Маги уходили из этой комнаты, – до мотивов, как бы глубоко они ни лежали, можно добраться. Меня беспокоили ключи, и само собой напрашивалось предположение, что вы одолжили их у мисс Маги не в воскресенье, а за несколько дней до того, сделали дубликаты и вернули оригиналы хозяйке. Проверять это предположение не имело бы смысла, если о речь шла об обычных ключах, но цилиндровые замки – вещь особая, не так уж их много. Я решил попробовать. Вызвал трех человек, которые от случая к случаю мне помогают, вручил им эту фотографию и ключи, что вчера получил от мисс Маги. Фотография была распечатана, с ключей изготовлены дубликаты, оригиналы того и другого вернулись ко мне. Начали со слесарных мастерских, находящихся вблизи вашего дома и службы. Немногим более часа тому назад один из моих людей, мистер Саул Пензер, превратил предположение в доказанный факт, и я сразу же вам позвонил. В этом, разумеется, самая суть моего отчета. – Он нажал кнопку, укрепленную на столе. – Отсюда пошла вся срочность.
Он бросил взгляд на дверь, которая открылась, пропустив Саула и Артура Уэнгера. Они подошли к столу Вульфа и стали лицом к Эйкену.
– Это мистер Артур Уэнгер. Вы его узнали? – спросил Вульф Эйкена.
Эйкен впился глазами в Уэнгера, потом перевел взгляд на Вульфа.
– Нет, – ответил он, – в первый раз вижу.
– Мистер Уэнгер, это мистер Бенедикт Эйкен. Вы его узнаете?
Слесарь кивнул:
– Я узнал его еще на фотографии. Он самый и есть.
– Где и когда вы его видели раньше?
– Как-то на прошлой неделе он пришел ко мне в мастерскую, принес пару ключей от цилиндровых замков и попросил сделать дубликаты. Я сделал их при нем. По-моему, это было в среду, но может, и в четверг. Он врет, что видит меня в первый раз.
– Насколько вы в этом уверены?
– На все сто процентов. Люди – они все равно что ключи: во многом похожи, но все разные. В лицах я не так силен, как в ключах, но все-таки разбираюсь. Гляжу на ключи, но и на лицо поглядеть не забываю.
– Отличная привычка. Пока все, но буду вам признателен, сэр, если вы сможете задержаться еще на часок.
– Я уже сказал, что смогу.
– Знаю и весьма вам признателен.
Саул тронул Уэнгера за руку, и они вышли. В прихожей они повернули налево в сторону кухни. Вскоре после звонка Саула Фриц затеял испечь им к ленчу пирог с курятиной и трюфелями, и тот уже подходил в духовке.
Вульф откинулся на спинку кресла, прикрыл ладонями завитки подлокотников и произнес:
– Мисс Маги, мистер Эйкен явно обречен. От мистера Йигера вы переметнулись на его сторону; теперь вам следует переметнуться на свою собственную. Вы попали в переплет, если его будут судить, вас привлекут в свидетели. Если вы покажете под присягой, что не давали ему ключей и не говорили, что в воскресенье придете в тот дом к девяти вечера, вы совершите клятвопреступление, и это можно будет доказать. Или того хуже – вам могут предъявить обвинение в соучастии в убийстве. Вы дали ему ключи, он обзавелся дубликатами и использовал их для того, чтобы проникнуть в дом и убить человека. Вы дали ему возможность проникнуть туда без риска, позаботившись о том, чтобы Йигер был один, для чего договорились прийти к нему на свидание в девять…
– Я не договаривалась! – запротестовала она, и снова слишком громко. – Он всегда назначал на девять! А мистеру Эйкену я рассказала только потому…
– Придержите язык! – Эйкен вскочил на ноги и оказался прямо перед ней. – Один раз он уже обвел вас вокруг пальца, сейчас пытается повторить. Мы уходим. Я ухожу, и вы уходите вместе со мной!
Я встал. Если б она тоже встала, я бы загородил им выход, но она осталась в кресле, только откинула голову и взглянула на него снизу вверх. Такого безжалостного лица я еще не видел.
– Вы дурак, – сказала она. Такого жестокого голоса я еще не слышал. – Неумелый старый дурак. Я подозревала, что вы его убили, но не хотела верить. Будь у вас хоть капля мозгов… да хватит вам на меня пялиться!
Он стоял перед ней, и она передвинула кресло, чтобы видеть Вульфа.
– Да, он брал у меня ключи. Объяснил, что хочет посмотреть на комнату. Продержал их два дня. И я сообщила ему, что пойду туда в воскресенье к девяти вечера. Я обещала держать его в курсе. В курсе! Я тоже была дурой. – Ее голос оставался таким же жестоким, но в нем появилась горечь. – И какой дурой, Господи!
Вульф покачал головой.
– Вы несправедливы к себе, мисс Маги, вы не дура. Скорее, скажем, гарпия или ламия[9]. Я вас не осуждаю, всего лишь классифицирую. Фу. – Он повернулся к Эйкену: – О том, что сделано, – все. Теперь – о том, что предстоит сделать.
Эйкен снова сел в кресло, обитое красной кожей. Упершись кулаками в ляжки и сжав зубы, он всем своим видом давал понять, что еще на коне, хотя понимал, что побит. Зная, что воспоследует – Вульф продиктовал мне черновой текст письма, – я еще раньше вытащил «марли» из ящика, зарядил и сунул его в карман. Теперь я понял, что пистолет не понадобится, и сел. Вульф обратился к Эйкену:
– Я в затруднительном положении. Проще и безопасней всего было бы позвонить в полицию мистеру Кремеру, чтобы они приехали вас забрать. Но по условиям, на которых вы наняли меня от имени возглавляемой вами корпорации, я обязан приложить все усилия для защиты репутации и интересов указанной корпорации и сохранить в тайне факты и информацию, способные нанести ущерб доброму имени и престижу корпорации, если законный долг гражданина и работающего по лицензии частного сыщика не потребует от меня их раскрытия. Цитирую дословно. Утаить тот факт, что президент корпорации убил ее руководящего вице-президента, разумеется, невозможно, тут не о чем говорить. Вы обречены. В свете улик, которыми я уже располагаю, и тех, что соберет полиция, ваше положение безнадежно.
Он открыл ящик и вытащил отпечатанную на машинке страницу:
– Но не допустить, чтобы публика узнала о существовании верхней комнаты и о том, что Йигер был с нею связан, – это возможно, и именно на этом вы настаивали, когда говорили со мной вечером во вторник. Сомневаюсь, чтобы теперь вас это особенно волновало, но меня волнует. Я хочу, если получится, выполнить то, что мне было поручено, и с этой целью подготовил проект документа, чтобы вы его подписали. Послушайте.
Он взял со стола страницу и начал читать:
«Я, Бенедикт Эйкен, пишу и подписываю это заявление после того, как Ниро Вульф доказал мне всю безнадежность попыток воспрепятствовать раскрытию совершенного мной злодеяния. Но я пишу по своей воле и желанию, не по принуждению Ниро Вульфа, а исключительно в силу обстоятельств. Вечером 8 мая 1960 года я убил Томаса Дж.Йигера выстрелом в голову. Я доставил его тело на Западную Восемьдесят вторую улицу в Манхэттене и опустил там в яму. В яме я нашел кусок брезента и накрыл его им, чтобы тело не обнаружили сразу. Я убил Томаса Дж.Йигера из опасения, что он вытеснит меня с поста президента „Континентальных пластмасс“ и отстранит от реального руководства деятельностью корпорации. Поскольку на протяжении последних десяти лет я нес ответственность за развитие и успехи корпорации, я не мог примириться с подобной перспективой. Я считаю, что Йигер заслуживал смерти, не сожалею и не раскаиваюсь в содеянном.»
Вульф откинулся на спинку кресла.
– Я исключил всяческое упоминание о Марии Перес, так как это не имеет прямого отношения к делу, потребовало бы долгих объяснений и нет опасности, что в ее убийстве обвинят невиновного. Со временем полиция приобщит ее дело к другим нераскрытым. Разумеется, вы вольны править текст – например, если пожелаете, можете отметить, что сожалеете или раскаиваетесь, я возражать не стану.
Он поднял страницу:
– Отпечатанное на машинке, это письмо, понятно, никуда не годится. Такой документ в любом случае должен быть написан собственноручно, дабы исключить сомнения в подлинности. Поэтому предлагаю вам переписать его на чистом листе, пометить число и поставить подпись. Прямо сейчас. Кроме того, напишите на конверте мой адрес и наклейте марку. Мистер Пензер поедет к почтовому ящику поблизости от вашего особняка и опустит письмо. После того, как он позвонит и доложит, что письмо отправлено, вы свободны поступать, как знаете. – Он повернул голову и взглянул на меня: – Не может так случиться, Арчи, что оно придет уже сегодня?
– Нет, сэр. Завтра утром.
Он повернулся к Эйкену:
– Я, разумеется, не буду долго тянуть и свяжусь с полицией, скажем, в десять утра. – Он выпрямился. – Я получаю от этого явную выгоду – буду иметь право требовать от корпорации гонорар; но и для вас выгода не менее очевидна. Уж безусловно, это лучше альтернативного исхода: немедленного ареста и заключения, привлечения к суду за убийство, точнее, за два убийства, обнародования данных о той комнате и усилий – ваших собственных и ваших коллег – не допустить как раз обнародования; тяжелого судебного процесса и вероятного смертного приговора. Но даже если вам и сохранят жизнь, долгие годы тюрьмы в вашем возрасте не сулят ничего хорошего. Я всего лишь…
– Заткнитесь! – оборвал Эйкен.
Вульф заткнулся. Я подивился на Эйкена: неужели он и вправду посмел, в его-то положении, подумать, будто сможет вывернуться? Его лицо мне все сказало. Он оборвал Вульфа не от смелости – от нервов, которые были натянуты до предела. Нужно отдать ему должное: он не увиливал и не пытался взять на жалость. Он даже не торговался, вымаливая лишний день или хотя бы час. Он ничего не сказал – просто протянул руку ладонью вверх. Я встал, взял страницу и вручил ему, потом достал чистый лист бумаги с конвертом и тоже отдал ему. Ручка у него была своя, он извлек ее из кармана. Недрогнувшей рукой он положил лист на столик, что стоял рядом, но, когда взялся за ручку, пальцы у него задрожали. Он замер на десять секунд, снова поднес перо к бумаге, и на этот раз рука не подвела.
Вульф глянул на Джулию Маги и произнес голосом таким же жестким, каким до этого говорила она:
– Ваше присутствие больше не требуется. Ступайте.
Она попробовала было возражать, но он обрезал:
– Нет. Я привык к мерзости, но от вас мне тошно. Убирайтесь. Живо!
Она поднялась и ушла. Эйкен, согнувшись над столиком и закусив губу, все писал; он, вероятно, не слышал Вульфа и не обратил внимания на ее уход. Не сомневаюсь, что на его месте я бы вел себя точно так же.
17
В 9:04 утра в субботу я позвонил Вульфу в оранжерею по внутреннему телефону и сообщил:
– Пришло. Я вскрыл. Звонить Кремеру?
– Нет. Известий не поступало?
– Нет.
В 9:52 утра в субботу я снова позвонил в оранжерею и доложил Вульфу:
– Только что звонил Лон Коэн. С час назад горничная в доме Бенедикта Эйкена нашла его тело на полу спальни. Он пустил себе пулю в рот. Пистолет тоже валялся на полу. Подробности тоже пока неизвестны. Звонить Кремеру?
– Да. В одиннадцать.
– Обязательно. Если я в придачу звякну Лону, он этого не забудет. Есть основания ему не звонить?
– Нет. Содержание, не сам текст.
– Слушаюсь.
В 11:08 утра в субботу инспектор Кремер, сидящий в красном кожаном кресле, поднял глаза от бумаги, что держал в руке, и прорычал на Вульфа:
– Это вы написали.
Вульф – он сидел за своим письменным столом – покачал головой:
– Не мой почерк.
– Еще бы. Вы прекрасно понимаете, о чем я. Вот это словечко, «злодеяние», да и другие обороты. Вы нарочно составили письмо в таких выражениях, чтобы до меня дошло, кто его автор. Чтобы натянуть мне нос, доказать, что я дерьмо. Конечно, это написано его рукой. Не удивлюсь, если он и писал за этим самым столом, сидя в этом кресле.
– Мистер Кремер, – Вульф выставил руку ладонью вперед. – Соглашаясь с вашим выводом, не могу принять истолкования. Я бы сказал, что письмо было составлено в моих выражениях из уважения к вашему здравому смыслу и профессиональным способностям; я хотел этим подчеркнуть, что понимаю – вас нельзя одурачить.
– Ага. Можете говорить все что угодно. – Он бросил взгляд на письмо. – Вот тут говорится: «…после того, как Ниро Вульф доказал мне всю безнадежность попыток воспрепятствовать раскрытию…» Значит, у вас имелись доказательства, и, должно быть, чертовски веские. Разве нет?
Вульф утвердительно кивнул:
– Такого вопроса нельзя избежать. Если б мистер Эйкен был еще жив, мне, разумеется, пришлось бы ответить. Вам потребовались бы доказательства, и мне бы пришлось их представить. Но он мертв. Сам я не адвокат, но проконсультировался с адвокатом. Я не обязан представлять доказательства, в которых отпала нужда и которые не могут быть использованы в интересах общества.
– В интересах общества установить, где и при каких обстоятельствах было совершено преступление.
– Нет, сэр. В интересах полиции – да, но не общества. Это крепкий довод. Если вы пожелаете его опровергнуть, придется предъявить мне обвинение, добиться ордера на арест, заставить окружного прокурора передать дело в суд и предоставить решать судье и присяжным. Учитывая, что мистер Эйкен мертв и имеется его признание, сомневаюсь, чтобы суд решил в вашу пользу.
– Я тоже сомневаюсь. – Кремер сложил письмо, засунул его в конверт, а конверт в карман. – Будь проклято ваше нахальство. – Он поднялся. – Посмотрим.
С этим он повернулся и вышел.
В 3:47 дня в субботу кроме нас с Вульфом в кабинете находились трое мужчин и одна женщина. Мужчины – они сидели в желтых креслах – были членами Совета директоров «Континентальных пластмасс». В красном кожаном кресле сидела миссис Томас Дж.Йигер. Каждый держал в руках по отпечатанной мной на машинке копии письма, что пришло утром. Говорил Вульф:
– Нет, не стану. В условиях найма не оговаривалось и не подразумевалось, что я обязан доложить о подробностях проведенного мною расследования. От того, что я раскрою вам доказательства, которые предъявил мистеру Эйкену, или расскажу, как я их получил, никакой пользы не будет. Что до конечного исхода, то его предопределил не я, но обстоятельства; я всего лишь позаботился о характере развязки. Если б все было предоставлено полиции, она бы в свое время наверняка обнаружила ту комнату, а узнав о ее существовании, узнала бы и про все остальное, так что ваш президент мистер Эйкен стал бы «героем» не мгновенной сенсации, но долгой скандальной кампании. Что касается гонорара, то не сочтете ли вы пятьдесят тысяч долларов слишком высокой платой за оказанную услугу?
– Нет, не сочтем, – ответил один из директоров, а другой добавил: – Тут не о чем спорить.
Третий директор согласно хмыкнул.
– Я тоже ваша должница, – заявила миссис Йигер.
Вульф покачал головой.
– Вы уплатили мне доллар, я оставлю его. Я уже говорил, что не беру с двух разных клиентов платы за одну и ту же услугу.
Он поднял глаза на часы – в четыре его ждало свидание с орхидеями, отодвинул кресло и поднялся:
– Копии заявления мистера Эйкена можете оставить себе. Их стоимость входит в гонорар.
В 5:14 в тот же день я сидел на кухне подвальной квартирки в доме 156 по Западной Восемьдесят второй улице. Цезарь Перес тяжело осел на стуле, жена его, напротив, сидела прямо, расправив плечи.
– К сожалению, – сказал я, – тут уж ничего не поделаешь. Убийца Марии мертв, но полиция об этом не знает. Если б знала, то узнала бы и про этот дом, и про то, что вы вынесли тело Йигера и спустили в яму. Они еще будут к вам приставать, но, вероятно, недолго. Хотел бы прийти завтра на похороны, но лучше не надо. Там, верно, будет кто-нибудь из полиции – они всегда являются на похороны убитых, если убийца не пойман. По-моему, я рассказал все, что может представлять для вас интерес, но не хотите ли спросить еще о чем-нибудь?
Он покачал головой, а она заявила:
– Мы сказали, что заплатим вам сто долларов.
– Забудьте об этом. У нас и без того слишком много клиентов. Доллар я оставлю себе, как, впрочем, и ключи – на память, если вы, конечно, не против. А вам не мешает врезать новый замок.
Я встал, подошел к столу и взял сверток, обернутый в коричневую бумагу.
– Вот все, что я забрал из комнаты, – женский зонтик. Верну его хозяйке.
Я попрощался с ними за руку – с каждым отдельно – и ушел восвояси.
На Райскую улицу я не пошел. Особого желания еще раз увидеть Хафов или Мег Дункан в домашней обстановке у меня не было. В понедельник я отправил зонтик и сигаретницу с посыльным.