Пляж острых ощущений Степнова Ольга

Более внушительного провала у меня в жизни не было. Разве что в детстве, когда меня не взяли в хор мальчиков, заподозрив, что я не мальчик.

— Стойте! — крикнула я и встала.

Всегда болтливая Бэлка сидела, как истукан, и пялилась на нас во все глаза.

— Сто-то-тою, — сказал Михальянц и замер. — И даже сижу. — Он подошел к столику, сел, и отхлебнул из бутылки ликер. — Го-говорил же вам, выкладывайте сразу свою проблему. Кстати, ваше лицо мне очень знакомо. Я ничего о вас не писал?

— Наверное, в этом городе нет человека, о котором бы вы не писали гадости, — ушла от ответа я.

— Это точно, — легко согласился Михальянц. — Мой папа был прав, дав загсу взятку.

Это гад был неуязвим в своей вызывающей, открытой подлости. Даже язва Бэлка заткнулась, а уж она любила пикироваться с нахалами. Делать было нечего, выход оставался один — выложить все начистоту.

— Мне нужна утка, — сказала я, глядя в глаза Михальянцу.

— Гарсон, утку! — весело крикнул Засранец и пощелкал в воздухе пальцами. — Вы не боитесь птичьего гриппа? Или вам нужна утка, которую под кровать ставят?!

Я ударила ребром ладони по бутылке с ликером, стоявшей на столике. Она отлетела к стойке, звонко разбилась, и бармен, обреченно вздохнув, поплелся в подсобку за тряпкой и веником. Остальные присутствующие не обратили на шум никакого внимания. Нет в мире больших пофигистов, чем обитатели «Эге-гей» клуба.

Шарова не спешила меня выручать. Она сидела и хлопала кукольными ресницами.

— Вы знаете, что за утку я имею в виду, — ласково сказала я Михальянцу. — Мне нужно, чтобы в завтрашнем выпуске вы опубликовали заметку, которая не совсем соответствует истине.

— А то…? — насмешливо поинтересовался Михальянц.

— Мои быки тебе морду набьют, — не очень уверенно сказала вдруг Бэлка.

Михальянц неожиданно стушевался. А может, всего на свете дороже ему была не репутация, а красивая физиономия? Я с благодарностью посмотрела на Бэлку.

— Я был по-полный кре-кре-кретин, что приперся сюда, — грустно сказал Михальянц. — Просто в завтрашнем номере нет никакого «гвоздя»! А тут такая шикарная новость — Шарова, танцующая на столе. Давайте мне свою «утку»! Только чтобы никакой по-по-политики!

Не веря такому успеху, я быстро достала из сумки бумагу и ручку, и написала текст. Михальянц, пробежав глазами написанное, вскинул красивые брови:

— Ульянова?! Она же вроде в больнице!

— Делайте, что вам говорят! — рявкнула Бэлка.

— И г-г-где я вас видел? — спросил он меня напоследок.

— Надеюсь, фото голой Шаровой не появится на первой полосе с гнусными подписями, — высказала я свое пожелание.

— Нет, почему же, в принципе, я не против, — вдруг возразила Бэлка. — Мне нечего скрывать от народа. Только подпишите, пожалуйста: «Только в клубах Шаровой стриптиз исполняет сама хозяйка». Знаете, сколько народу попрет?!

— Вообще-то это ре…реклама, — попробовал возразить Михальянц.

— Не реклама, а информация, — отрезала Бэлка.

Михальянц встал, по-военному щелкнул пятками, откланялся и ушел через кухню.

— Уволю всех на хрен, — прошептала Шарова.

— Неужели у нас получится? — прошептала я.

— Неиз-ве-вестно, что этот урод еще выкинет, — осадила мой энтузиазм Бэлка.

Эге-гей парочки не обращали на нас никакого внимания. Они решили потанцевать под интимные завывания Эрика Клэптона.

Михальянц не подвел. Наутро в газете я обнаружила маленькую заметку о том, что сегодня вечером в клубе «Амнезия» состоится VIP-вечеринка с участием звезды мирового масштаба Юлианы Ульяновой. Сообщалось также, что официальная часть — презентация книги «Секрет покорения мира», — будет продолжена массовым гулянием в скверике возле клуба, где будет организован фуршет и грандиозный, самый потрясающий, беспрецендентный по своим масштабам фейерверк в честь звезды.

Вот на этот-то фейерверк мы и сделали с Бэлкой ставку. Народу на такое мероприятие должно набиться немеренно. Шум, гам, грохот — идеальные условия для того, чтобы молоточник попытался доделать свое черное дело в отношении Юлианы Ульяновой.

Оставалось только надеяться, что самая читаемая в городе газета попадет ему в руки. Шансов на это было…

Черт его знает, сколько на это было шансов. Ведь узнал же он как-то о визите в город звезды, значит прессу читает. Во всяком случае, другого способа выманить его на свет божий я не видела.

Кроме этого сообщения, на первой полосе «Болтушки» красовались и фотографии голой Шаровой, но все они были на удивление целомудренные: то она стояла полубочком, скромно потупив глазки, то обняла себя за плечи так, словно жутко стеснялась, а то и вовсе это был портретный снимок в удачном ракурсе. В общем, выглядела она милой девочкой, надумавшей пошалить. Подпись также поражала своей деликатностью: «Самая прелестная хозяйка самых модных в городе клубов!».

Хмыкнув, я спрятала «Болтушку» в сумку. Главное, чтобы ее не увидел Бизон. Иначе он обо всем догадается, и операции «Подсадная Бэлка» просто не состоится.

Я видела — Бизя на грани срыва. Если он не лежал на диване, уставившись в потолок, то стоял у окна и смотрел вдаль, на море. При этом на скулах у него играли желваки, а я точно знала: если у мужика на скулах заходили ходуном эти штуки — последствия могут быть самые непредсказуемые.

О том, чтобы идти сдаваться, он разговора больше не заводил, но я чувствовала, я понимала, что он может сделать это в любую минуту. Я даже отчетливо, с замиранием сердца, представляла себе этот момент: он развернется от окна, или резко встанет с дивана, оденет джинсы, рубашку, пригладит пятерней волосы и молча уйдет, хлопнув дверью. Или нет, не молча. Он подойдет ко мне, возьмет меня за подбородок, заглянет в глаза и скажет: «Прости, Элка. Я больше так жить не могу».

И никто не сможет его убедить еще немного, чуть-чуть подождать. Ни я. Ни Сазон. Никто. Его бесполезно будет просить, умолять, потому что, если Бизя что-то решит, с этим решением лучше смириться, чем биться лбом о бетонную стенку.

Только бы он продержался еще денек! Только бы у нас с Бэлкой все получилось.

Второго его ареста я не переживу. Я стала покладистой, как домашняя клуша. Елейной, как истосковавшаяся по мужскому вниманию старая дева. Кажется, я перегнула палку, потому что сегодня утром Бизя меня спросил:

— Беда, что ты задумала?

— Я?! Ничего, — испугалась я. — Жду, когда Гавичер что-нибудь для нас накопает.

— Нет, по-моему, ты что-то задумала, — пробормотал он и снова уставился в синюю даль за окном, туда, где небо сливается с морем и кажется, что весь космос у тебя на ладони.

Убедившись, что Михальянц не подвел, я помчалась домой. Домом я в последнее время стала называть особняк напротив банка «Морской».

Не заглянув к Бизону, я поднялась на третий этаж, оттуда по узкой лестнице выше — к месту добровольного заточения Юлианы.

Толкнув дверь, я обнаружила, что она заперта изнутри. Я вежливо попинала ее, но не получила никакого ответа. Тогда я пнула дверь так, чтобы стало понятно, что я никуда не уйду, пока мне не откроют.

В «светелке» панически кто-то забегал, что-то забормотал, захихикал, наконец, замок защелкнул и мне навстречу выскочил… взлохмаченный Мальцев.

От удивления я громко икнула.

— Ой, доча, привет! — пробормотал Мальцев и скатился по лестнице вниз, на ходу застегивая ширинку светлых брючат.

Я еще раз икнула. Никогда Мальцев не называл меня «дочей», только Эллой, Эллочкой, Элюсей, на худой конец Элкой.

Икота привязалась, как осенняя муха. Я глубоко вздохнула, задержала дыхание, взяла себя в руки и зашла в «светелку» под куполом.

Юлиана не сочла нужным ни одеться, ни встать с кровати. Она сидела среди сбившихся простыней и подушек, и, улыбаясь, жмурилась, как сытая кошка на солнце. Похоже, Мальцев находился в отличной форме. Или, в отличной форме находился его кошелек?..

— Я рада, что вы не скучаете, — поприветствовала я Юлиану.

— Долго мне еще тут находиться? — лениво поинтересовалась звезда.

— Мне нужно ваша шляпа, — проигнорировала я ее вопрос. — Та, которая смахивает на клумбу, и… какое-нибудь самое нелепое платье.

— Какое платье? — нахмурилась Юлиана.

— Красивое! — поправилась я. Не стоит ее сейчас злить.

Звезда безропотно встала и, прикрываясь простынкой, потопала к чемодану. Порывшись в нем, она бросила в мою сторону что-то безумно алое, а следом — ту самую шляпу, в которой она прилетела, и в которой ее в первый день запечатлели фотографы всех городских газет. Схватив добычу, я, не прощаясь, умчалась.

Пробегая мимо Бизиной комнаты, я остановилась, на цыпочках подошла к двери и прислушалась. Абсолютная тишина. Или пялится в потолок, или заворожено смотрит на море.

— Скоро все кончится, — одними губами сказала я. — Ты только потерпи. Ты только, пожалуйста, потерпи!..

Прежде чем оседлать «Харлей», я позвонила Гавичеру. На удивление, ответил он сам, а не Анна. Судя по звуку, детектив жевал что-то хрусткое и очень вкусное, потому что тягуче произнес в трубку: «м-м-м-м-да?!»

— Семен Борисович, мне понадобиться ваша помощь, — сообщила я детективу.

— М-м-м-м-да?! — удивился Гавичер и похрустел в трубку.

— Сегодня вечером, в десять, в скверике у клуба «Амнезия», состоится одно мероприятие…

— Читал-читал, — перебил Сеня. — Какие-то фейерверки в честь приезжей звезды. — Он перестал жевать и, судя по булькающим звукам, обильно запил прожеванное. — Только звезда-то вроде, того… молотком ударенная в больнице лежит?!

— Уже не лежит, — ответила я. Жуть, какой этот Гавичер «неконструктивный», как выразилась бы Генриетта Владимировна. Куда проще разговаривать с его Анной. — Сегодня вечером звезда при полном параде будет встречать гостей. И у меня есть все основания полагать, что убийца снова попытается ее…

— Убить? — проявил сообразительность Гавичер.

— Какой вы догадливый, — не удержалась от комплимента я.

— Работа такая, — вздохнул Гавичер и добавил: — Нервная. — И снова захрустел чем-то.

— Вы сухарики лопаете? — вежливо поинтересовалась я.

Он не ответил, но хрустеть перестал.

— И пивком запиваете!

— Кефиром, — жалобно поправил меня Гавичер. — Кефиром я сухарики запиваю!

— Врете. Кефир совсем по-другому булькает. Вам ли не знать этого, господин детектив?! За те деньги, которые вы срубили по моему делу, вы могли бы повнимательней меня слушать. Значит так, сегодня вечером молоточника вы должны задержать! На месте, так сказать, преступления!

— Я?!! — ужаснулся Гавичер.

— Вы, вы!! Оружие у вас есть?

— Есть у него оружие, — произнес вдруг голос Анны. — Здравствуйте, Элла! Я на параллельном!

— Рада вас слышать! — искренне поприветствовала я Анну.

— А если я откажусь? — вступил в разговор Гавичер. — Задержание, это, видите ли…

— Мои быки вам морду набьют, — попробовала я на вкус волшебную Бэлкину фразу и, как ни странно, она сработала.

— Во сколько, вы говорите, там ваше мероприятие? — елейным голосом поинтересовался Сеня.

Вечер выдался ясный, теплый, с полупрозрачными сумерками — замечательный вечер. А какие еще вечера могут быть на юге, у моря?

В скверик набилось много народу — гостей, журналистов, и просто зевак. Бэлка сидела за столиком, на небольшом подиуме, в некотором отдалении от толпы. Издалека она здорово смахивала на Юлиану. Поля шляпы-клумбы прикрывали ее лицо, рыжий парик вполне достоверно воспроизводил прическу звезды, а кошмарное платье цвета «коррида» и вовсе отвлекало внимание от возможных неточностей во внешности Бэлки.

Пока все шло, как по маслу. Играла музыка, народ, пританцовывая, сметал со столов бутерброды и ждал гвоздя вечера — фейерверков. Журналисты бегло и для проформы задали «Юлиане» по паре вопросов, на которые Бэлка за Юлиану так же бегло, общо и неконкретно ответила.

Полдня мы провозились с Шаровой над ее внешним видом. Я усадила Бэлку перед большим зеркалом в ее спальне, и мы принялись колдовать. Париков, косметики и прочей лабуды в этом доме было больше, чем в каком-либо салоне. Ульянова предпочитала высокие замысловатые прически с начесом на затылке, и я два часа, следуя указаниям Бэлки, орудовала щетками, расческами, фенами, лаком и еще какими-то приспособами, названий которым не знала. У меня заболели ноги, затекли руки, заломило шею, и я поняла, что работа парикмахера хуже работы шахтера в забое. Закончив с прической, мы между париком и шляпой положили приличный кусок поролона, прикрепив его шпильками. Сделали мы это на всякий случай, если молоточнику все же удастся применить молоток. Думать про этот вариант развития событий нам не хотелось, но не думать мы не могли. И хоть по сценарию вооруженный Гавичер должен был возникнуть раньше, чем этот удар произойдет, поролон мы все же прикрепили, а еще сунули Бэлке в сумочку убойной силы электрошокер.

— Слушай, а вдруг он плюнет на этот свой молоток и… начнет стрелять! — предположила я. — Ведь у него с этим молотком уже второй просчет!

— Да не начнет он стрелять! — возмутилась Бэлка. — В этих его ударах по затылку, и в этих цифрах на ладонях, есть что-то… символическое. Это ж даже мне, тупой Шаровой, понятно!

Мне показались убедительными ее слова, я вздохнула и присела на пуфик. Красилась Бэлка, слава богу, сама. Я принесла ей фотку Ульяновой, и она подробно воспроизвела на своем лице ее грим — толстые стрелки на веках, темные тени, розовые румяна и алые губы с четким контуром. Когда Бэлка, наконец, повернулась ко мне, я ей зааплодировала. Рост и фигура у нее тоже подходили идеально: в свое время Бэлка не побрезговала силиконом, а протезы, как известно, не отличаются разнообразием.

— Черт, кого-то мне эта дура напоминает, — пробормотала Шарова, разглядывая себя в зеркале.

— Серикову Верку, — подсказала я ей.

— Не знала такой, — пожала плечами Бэлка. — Но кого-то напоминает.

— Может, в Америке пересекались? — предположила я.

— Да об этой Ульяновой там слыхом не слыхивали! — Она вскочила, скинула свой халатик и натянула алое платье. Оно облепило ее, как вторая кожа, а огромное декольте уперлось практически в пуп. На плече у платья красовалась огромная искусственная белая роза, облагороженная какими-то перьями. Эти перья щекотали Бэлке нос, и она то и дело чихала. Платье было длинное, в пол, но от бедра шел разнузданный разрез, открывавший загорелую Бэлкину ногу.

— Ужас, — сказала Шарова, обозрев себя в зеркале. — Принцесса Турандот, соблазняющая своего полотера.

— Почему полотера? — без особого интереса спросила я. Меня сейчас волновало только одно — чтобы Бэлка не пострадала.

— А кто еще на все это клюнет?! — показала Бэлка на отражение в зеркале и снова чихнула.

— Есть отдельные творческие личности, — сказала я, имея в виду Мальцева.

— Господи, страшно-то как! — Бэлка рукой пощупала свой укомплектованный для удара затылок. Клумбочка на ее голове дрогнула всеми своими тюльпанами, ландышами и маргаритками. Похоже, шляпник слегка умом тронулся, создавая этот шедевр, а Юлиана купилась на баснословную цену.

Мне стало вдруг невыносимо, мучительно стыдно оттого, что я подвергаю подругу такому безумному риску.

— Бэлка, не поздно еще отказа…

— Нет!! Это дело всей моей жизни! Ты ведь не хочешь, чтобы я от своей никчемности опять напилась таблеток?!

— Нет, не хочу, — быстренько свернула я разговор, испугавшись нового приступа рассуждений на тему целесообразности воссоединения некого шустрого сперматозоида с пофигистической яйцеклеткой.

— Ну и пошли! — скомандовала мне Бэлка.

— Ну и поехали, — согласилась я.

С утра Шарова позвонила в свой клуб и дала распоряжение, чтобы столики вынесли в сквер, организовали закуску, выпивку, и заказали в фирме «Салют» самые дорогие, самые сногсшибательные фейерверки.

Никто из важных персон города на VIP-вечеринку, конечно же, не пришел, но нам это было и не важно. Главное, что суету, толкотню, приглушенное освещение и легкое опьянение всех собравшихся мы обеспечили.

Соблазн сделать свое дело и уйти незамеченным у молоточника должен был возникнуть непременно. Если, конечно, он читает самую читаемую газету в городе…

Гавичер появился внезапно, возник словно из-под земли, и сразу припал к фужеру с шампанским, словно похмельный синдром был вечным спутником его детективной работы. Я чуть не выругалась вслух, увидев, что он вырядился в белоснежный костюм. В вечерних сумерках, в рассеянном освещении скверика, он выделялся на фоне толпы, словно белый медведь среди серых собратьев.

А может, был в этом наряде некий сценический, драматургический смысл?!

Сильно я в этом сомневалась, поэтому указала Бэлке на Гавичера и покрутила у виска пальцем. Бэлка еле заметно кивнула, и маргаритки, тюльпаны и ландыши слаженно дрогнули на ее шляпке.

Я набрала номер мобильного Гавичера и, не поздоровавшись, сообщила ему:

— Минут через десять, когда еще немножко стемнеет, а толпа опьянеет и отвлечется на фейерверки, Бэл… Юлиана встанет и пойдет по дорожке к черному входу клуба. Молоточник, скорее всего, не упустит такого удобного случая и попытается ударить ее. Но вы должны будете следовать за Ульяновой… тенью, и вы должны будете упредить удар. Правда, не знаю, как вам это удастся в таком… наряде.

— Л-л-л-егко, — проблеял Гавичер, перещеголяв в заикании Михальянца. Он смачно булькнул и шумно сглотнул. Я видела, как он опрокинул в себя новый бокал шампанского, и с ужасом поняла, что детектив пьян в стельку.

«Факир был пьян», — припомнилось мне.

«А кролик обосрался», — любил добавлять Сазон.

Оставалось надеяться, что раз Гавичер все же пришел, то на что-нибудь он, да сгодится.

— А теперь, господа, — заорала ведущая в микрофон, — гвоздь программы!

Бэлка так подсуетилась, организовывая эту псевдовечеринку, что здесь была даже ведущая — бойкая дамочка средних лет, отблескивающая люрексом. Она умудрялась худо-бедно руководить праздной, пьяноватой толпой, задавая слаженность ее действиям и передвижениям.

— Фейерверки! — крикнула дамочка, полыхнув люрексом. — Да здравствует самая известная русская в Голливуде!!

Толпа дрогнула и подтянулась к центру скверика. Белый костюм Гавичера маячил недалеко от подиума, на котором восседала Бэлка.

Я сидела за маленьким пластиковым столиком, слева от сцены, и делала вид, что увлеченно слежу за шоу. Громыхнул залп, в небо взлетел яркий букет разноцветных огней. Одновременно с выстрелом Шарова встала и, не торопясь, медленно пошла к зданию клуба.

Белый костюм отделился от подиума и двинул за ней, держась на почтительном расстоянии. Я зачем-то достала мобильный и попыталась настроить фотокамеру, но освещения было недостаточно.

Если Гавичер завалит мне операцию, я придушу его собственными руками.

— Наконец-то я вспомнил, где я вас ви-ви-видел, — прозвучал у меня над ухом бархатный баритон.

Я чертыхнулась, подняла голову и увидела Михальянца. Почему-то я совсем не учла, что самый скандальный в городе журналист не пропустит такого события, как эта липовая вечеринка. Снова бабахнуло так, что заложило уши. Толпа завизжала и зааплодировала. Бэлка семенила по тенистой, петляющей между кустами дорожке, Гавичер крался следом, отсвечивая белым костюмом.

— Вы не-не-не-невестка Сазона Сазонова! — радостно сообщил мне Михальянц и присел напротив, на пластиковый стульчик. Сегодня он выглядел еще привлекательнее — свеженький, бодренький, с любопытным блеском в глазах.

— Ш-ш-ш-шли бы вы лесом, — прошипела я, заразившись его заиканием.

— Вполне настоящая вечеринка, — проигнорировал Михальянц мою нелюбезность. — А вы гово-во-ворили — «утка»!

— Уйдите!

Я потеряла Бэлку из вида. Дорожка сделала крутой поворот, и Шарова скрылась за густой завесой кустарника. Белый костюм притаился за широким стволом какого-то дерева, — кажется, это был дуб.

— Вы что-то опять сни-ни-нимаете? — указал Михальянц на мой мобильник. — По-моему, освещения недостаточно.

— Пшел вон! — крикнула я, но мой крик совпал с новым залпом салюта и визгом толпы.

— Ваша подруга здорово потратилась на эту липовую вечеринку! — воскликнул парень с самым редким на земле именем. — Скажите, ведь это она так усиленно изо-зо-зображает Юлиану Ульянову? Зачем? Надеется по-по-получить по башке?

Я резко встала и выплеснула шампанское в его наглую морду.

— Значит, я прав! — Он достал из кармана брюк платок и стал вытирать им лицо. Даже в темноте было видно, что платок свеж и идеально отглажен. Утеревшись, Михальянц развернулся и вразвалку пошел к толпе.

Бэлки так и не было видно, белый пиджак по-прежнему подпирал дуб.

Я набрала Бэлкин номер. Она ответила сразу, и у меня отлегло от сердца.

— Ты где?! — крикнула я, прикрыв рукой микрофон.

— Какой-то гад закрыл черный вход! А мне нужно в туалет на полном серьезе! Где Гавичер?!

— Сидит в засаде под дубом, не бойся!

— Да я и не боюсь! Я в туалет хочу! Слушай, плевать на Гавичера, я пошла через центральный… — Она вдруг замолчала и еле слышно сказала: — Ой…

— Что, Бэлка?!

— Ой…

В лучшем случае, она не добежала до туалета, в худшем…

— Бэлка!!!

Телефон ответил шрапнелью коротких гудков.

Я бросилась туда, где белел Гавичер. Сзади грохотали залпы салюта, слышались восторженные вопли толпы. Я бежала так, что, казалось, ноги не касались земли. Остановившись у дуба, я крикнула:

— Гавичер!

Детектив не пошевелился. Он стоял, обняв толстый ствол дерева, припав щекой к шершавой коре.

— Гавичер!! — Я перепугалась, что детектива убили, но затылок его был цел, спина не была прострелена и в ней не торчал нож. Зато Сеня громко храпел, причмокивая, как младенец.

Гавичер спал!!! Лучший в городе детектив задрых при попытке задержания опасного преступника. Не нужно было проводить экспертизу, чтобы понять, что он вдрызг пьяный, — в воздухе витал дух крепчайшего перегара. Похоже, Сеня начал утром с пивка, продолжил водочкой из графинчика, прописавшейся у него на рабочем столе, а сверху накидал шампанского. Похоже, умение спать стоя, досталось ему от черкешенки-бабушки…

Факир был пьян…

«И реквизит забыл в гримерке», — любил добавлять Бизя.

Я обстучала Гавичеру карманы, нашла за брючным ремнем предмет, похожий на пистолет, выхватила его и побежала к зданию клуба. Нет, прежде чем побежать, я сдернула с лучшего в городе детектива штаны. Пусть думает, что хочет, когда проснется.

Бэлку я увидела сразу. Она сидела, прислонившись к двери черного входа, пыталась мне что-то сказать, но только беззвучно раскрывала и закрывала рот. Поняв, что говорить у нее получается плохо, Шарова стала бурно жестикулировать, указывая на свою голову, с которой слетела шляпа. На рыжем затылке топорщился поролон. Бэлка походила на сломанную куклу, у которой батарейки уже на исходе.

— Он ударил тебя?! Оглушил?! Где он?!! — переорала я новый салютный залп.

Шарова ткнула пальцем туда, где шумела оживленным движением улица. Я не сразу поняла, почему так резко тормозят все машины, почему они так истерично сигналят и забирают резко кто вправо, кто влево. Через секунду я увидела, что наперерез движению несется почти двухметровый верзила. Он увиливал от машин, хватался за капоты и перепрыгивал через них. За ним со всех ног, не уступая верзиле ни в скорости, ни в ловкости, бежала невысокая женщина в спортивном костюме. В тетке я с удивлением признала Анну.

Полосу встречного движения отделял высокий бетонный отбойник. Верзила легко перемахнул через него. Анна почти наступала ему на пятки. Отбойник тоже не стал для нее препятствием, она взлетела над ним, словно только и делала всю жизнь, что сигала через такие отбойники. Что она будет делать, если догонит верзилу, я понятия не имела, поэтому бросилась ей на помощь, но не успела сделать и двух шагов, как увидела, что парень нырнул в какую-то притормозившую машину и та, обогнав поток по обочине, скрылась из виду.

В отчаянье я пальнула из пистолета в воздух. Я не сильна в боевом оружии, но то, что было у меня в руке, оказалось пукалкой, стреляющей пластмассовыми шариками. Я отшвырнула игрушку под колеса какой-то машины, вернулась к Бэлке и уселась на землю с ней рядом.

— Элка, он возник как будто из воздуха, — обрела дар речи Шарова. — Я с тобой говорила, и вдруг меня по башке чем-то тяжелым — бац! Но парик, поролон, шляпа… ты знаешь, мне даже не больно было! Я случайно нажала в телефоне отбой, когда с тобой разговаривала. Обернулась, а он стоит и смотрит на меня удивленно, словно я приведение. Я ведь не упала, не покачнулась от удара даже! Элка, я его видела! Она и правда похож на Бизю! Рост, фигура, лицо… даже лицо!

— Чем он тебя ударил? Что у него в руках было?!

— Элка, я бездарная сволочь, но я не видела… Я только глаза его видела… растерянные, испуганные, несчастные…

— У тебя же элекрошокер!

— Я забыла. Я забыла про этот чертов электрошокер. Я в туалет хотела…

— Бэлка, тебе в больницу не надо?

— Нет. Меньше всего мне надо в больницу. Мне и туалет-то уже не надо… Элка, у него совсем… совсем не злодейские глаза. Он когда увидел вблизи, что я не Юлиана, что поролон у меня на башке, испугался, сказал «Извините!» и… побежал… помчался, туда, через скверик, а за ним вдруг какая-то баба помчалась. Откуда она взялась? Как из-под земли выросла. Элка, он не стал меня добивать! Он сказал: «Извините». Разве убийцы когда-нибудь извиняются перед жертвами? Разве извиняются, Элка?! И потом, глаза…

— Заткнись, — попросила я Бэлку.

— …глаза раненой собаки. Я собак боюсь, не люблю я собак, но… такую, такую я бы пожалела, обогрела, накормила, погладила… Жаль, что этот парень преступник!

— Нет, Бэлка, тебе все-таки надо в больницу! На Красногвардейской есть отличная клиника!

— Элка, разве убийцы извиняются? Элка, если бы он был насильником, я бы ему отдалась. — Бэлка снова пощупала на своей голове поролон.

Я нашарила на траве шляпу-клумбу и надела ее на себя. Нужно будет отдать ее Юлиане, небось, стоит бешеных денег.

К нам подошла Анна. Она плюхнулась на землю рядом с нами и с трудом перевела дух.

— Ушел, — выдохнула она. — Какого-то кренделя на иномарке тормознул и ушел!

— Спасибо, Анна, — сказала я. — Откуда ты тут взялась?

— А-а, — безнадежно махнула рукой Анна, — на работе скука, дома пусто и одиноко. Решила, дай, за Гавичером пойду, он все равно ни на что не годится. В общем… в кустах я сидела, в засаде. Тренированный этот гад оказался. Лучше меня бегает, а у меня разряд… Если бы догнала, не ушел бы, потому что у меня еще и черный пояс по каратэ… Э-эх! — снова махнула она рукой.

— Такие глаза… — пробормотала Бэлка. — Если бы я встретила его в автобусе… Я думала, Элка, что второго Бизона в природе существовать не может!

— О чем это она? — спросила у меня Анна.

— Да травма у нее. Черепно-мозговая, — отмахнулась я.

— А где Гавичер? — Анна огляделась по сторонам.

— Спит, прислонившись к дереву.

— Это он может! — понимающе кивнула Анна. — Нет, все, ухожу работать в турфирму. У них работы невпроворот, начальство не пьет, обеды за счет фирмы и подниматься всего на второй этаж!

— Какие глаза… А главное — что значит «извините»? — бормотала Шарова.

Мы сидели на теплой земле, словно устроили тут невинный, милый девичник. В стороне грохотал салют, в небо то и дело взлетали причудливой формы букеты разноцветных огней. Шарова здорово потратилась на эту шикарную вечеринку. Только проку от этого не было никакого.

Я сняла с головы глупую шляпу и нацепила ее на Бэлку, прикрыв искусственной клумбой жуткий поролон на ее затылке.

Когда Бэлка уже сидела за рулем своего «Мерса», а я занесла ногу над мотоциклом, словно из-под земли возник Михальянц. Он материализовался, соткался из воздуха, как тогда, в «Эге-гее». Похоже, это было его исключительное умение — появляться неожиданно и непонятно откуда.

Михальянц возник рядом со мной, улыбнулся и светским тоном спросил:

— Я так понял, что задуманное вами не удалось?

У меня не было никакого желания с ним общаться, поэтому я натянула шлем, опустила забрало и хотела завести мотоцикл, но он вдруг дотронулся до моей руки и сказал:

— Стойте! Элла, у меня профессиональная фотокамера с функцией увеличения и режимом ночной съемки. — Он указал на болтавшийся у него на плече большой фотоаппарат. — Я не рискнул вмешиваться в ваши дела, но сделал несколько снимков с увеличением того человека, который убегал через дорогу. Если вы скажете мне свой электронный адрес, то я перешлю вам фотографии по электронной почте. Может, они вам чем-то помогут.

Я удивилась, но подняла забрало и продиктовала адрес. Мой ноутбук болтался в квартире Сазона, и при необходимости я могла им воспользоваться.

— Элка, мы едем?! — заорала Шарова.

Она уже очухалось от произошедшего и готова была вжарить под двести по загородной трассе к своему особняку.

— Сейчас! — крикнула я ей и обратилась к красавчику: — Спасибо, Засранец, как там вас по батюшке?.. — Я почти расчувствовалась от его бескорыстного участия к моим проблемам.

— Вы удивительная, смелая, умная, красивая девушка, — вздохнул Михальянц. — Вы, кажется, были замужем за внуком Сазона Сазонова? Шансов рядом с ним у меня не было бы никаких. Но ведь, кажется, он погиб? Как вы думаете, Сазон будет не сильно против, если я приглашу вас побродить по вечернему городу? — Он блестел в темноте своими темными глазами и белел тонким, породистым лицом. Он смутил меня и удивил, этот самый скандальный в городе репортер, самой желтой в мире газеты.

— Вы же вроде бы, того… эге-гей? — рассмеялась я.

— Да нет, напротив! — Он тоже расхохотался. — Я ого-го!! И, кстати, зовут меня Златослав! Но мой папа все равно давал загсу взятку, чтобы меня так записали. А Засранца я придумал в приступе самокритичности. То, чем я зарабатываю на хлеб… ну, вы понимаете.

— Понимаю, — кивнула я. Он отчаянно смущал меня новым имиджем тонкого, влюбленного, порядочного парня. — Понимаю! Только, знаете, я совсем не ощущаю себя вдовой. Мне кажется, что Глеб вот-вот вернется. А мои предчувствия меня никогда не обманывают. Так что побродите по вечернему городу в компании своей фотокамеры!

— Элка!!! — Бэлка клаксоном исполнила истерический марш.

Я завела коня, газанула, рванула с места. Но не проехав и десяти метров, развернулась и, притормозив рядом с Михальянцем, крикнула:

— Златослав! Чтобы сегодняшний вечер не пропал для вас даром, сходите со своей фотокамерой во-он к тому дубу! Там самый известный и дорогой в городе детектив заснул без штанов при задержании опасного преступника! Удачи! Надеюсь, утренний выпуск «Болтушки» будет самым забойным!