Человек отовсюду Громов Александр

Глава 3

Вошел крупный мужчина – вошел раньше, чем я принял решение, что ответить: «Войдите» или «Сюда нельзя»? Он и не стал дожидаться ответа – просто вошел, постучав в дверь для чистой проформы. Этак уведомительно постучав.

Женщина-андроид, она же феминоид, прекратила шумно дышать и приостановила процесс выползания из платья.

Мужчина оценил ситуацию одним взглядом. Чуть заметно усмехнулся.

– Не помешал?

– Нисколько, – честно ответил я.

– Тогда брысь! – Посетитель выразительно посмотрел на феминоида.

Феминоид посмотрела на меня, как видно, ожидая подтверждения приказа. Я легонько кивнул: давай, мол, уматывай, детка.

Все-таки я не привык так легко ублажать свои желания в этой сфере. На Тверди все еще царят добрые старые нравы, хоть и начинают трещать по швам. На Марции отношения между полами были свободнее, но все равно не то, что здесь. Во всяком случае, выращивать искусственных шлюх марциане не додумались.

Посетительница безропотно испарилась, аккуратно притворив за собой дверь, а посетитель придвинул кресло к столику и сел. Я уже не гадал, кто он такой. Я знал это. Не думал только, что меня возьмут в оборот так скоро.

Мне, дилетанту среди дилетантов, пришлось самостоятельно изучать основы искусства вербовки. Не такое уж это искусство на самом деле. Ничего особенного. Главное – не унижать вербуемого ни словом, ни взглядом, и пусть бедняга искренне полагает, что на самом деле это он снисходит до сотрудничества с довольно-таки примитивным типом. При этом вербовщик обычно бывает сер и невыразителен, зато настойчив до нахрапистости. Нет, в особых случаях применяются и иные схемы, но эта основная. Как ни странно, она работает, даже когда вербуемый – профессионал.

Посетитель действовал именно по этой схеме. Для начала он вынул из внутреннего кармана плоскую темную бутылку с незнакомой этикеткой и водрузил на стол.

– Не возражаете?

– Не из чего пить, – сказал я. – Разве что стакан где-то был… в ванной, что ли?

– Как так? – Он удивился, поискал глазами по комнате, нашел стенной бар, которого я не заметил, извлек оттуда два бокала и, вернувшись в кресло, щелкнул ногтем по бутылке. – Глисс двойной очистки. Не пробовали?

– Нет.

Про себя я решил, что название пойла, наверное, дано неспроста. Наберешься, не удержишь равновесие – и будешь глиссировать мордой по лужам…

– Его здесь производят. Фирменный напиток Прииска. Попробуйте. – Он налил мне и себе по полбокала. – Кстати, рад знакомству. Меня зовут Вильгельм. Можно просто Вилли.

– Ларс, – сказал я. – Можно просто Ларс Шмидт.

– Принято. Ларс – Вилли. – Он протянул мне руку, и я пожал ее. – Может, перейдем на «ты»?

– Не возражаю. Я с Тверди, а там мало «выкают».

Конечно, он прекрасно знал, кто я и откуда. Он также знал, что я сознательно иду на вербовку, потому что не может же быть того, чтобы я был заброшен на Прииск с такой наивной легендой и без прикрытия. Знал он и то, что я понимаю, кто он такой. Но кое-чего обо мне он не знал и знать не мог. Тем лучше. Узнает. Отец не зря велел мне ничего не скрывать. Сведения в обмен на доверие.

Мы подняли бокалы.

– За жизнь! – провозгласил Вилли. – Это хорошая штука.

– Воистину. – Я подумал о миллионах погибших марциан. Должен ли я ощущать вину за то, что я спасся, а они умерли, причем многие из них ужасной смертью? Быть может, и должен, но не буду.

Напиток оказался на диво приятным. Я помычал и почмокал губами. Вилли сейчас же вновь наполнил бокалы.

– Недурно, а? Глисс даже на экспорт идет, в том числе на Землю, – похвастался он.

– А шлюхи-феминоиды тоже идут на экспорт? – улыбнулся я.

– Ха-ха. Представь себе, да. Но проще экспортировать технологию. В некоторых колониях, скажем, на Прокне, нехватка женщин, а без них ведь полноценного общества не создашь, озвереют контрактники, начнутся проблемы… Конечно, там производятся упрощенные модели, часто даже без речевой функции, однако жалоб нет. Кому приятно после работы в шахте слышать бабью трескотню? Ха-ха. А тут – получай сплошные преимущества без недостатков. Да ты сам это оценишь, Ларс, дай срок. – Он похабно подмигнул.

– Не знаю. Ты вовремя пришел, вот что я тебе скажу, Вилли. Признаюсь, я немного растерялся. Привыкнуть надо… Выпьем?

– Спрашиваешь!

Вторая порция спиртного проскользнула в желудок еще успешнее, обласкав по пути пищевод. Последовала судорога удовольствия.

– М-м-м!..

– Божественно, да?

– Не то слово.

– Повторим?

– Можно повторить, – согласился я. – А можно сразу перейти к делу. Можно еще…

– Что можно? – спросил Вилли.

– Совместить.

Он хохотнул и налил еще. Чем дольше длилось наше общение, тем сильнее я ощущал пренебрежение к этому типу. Рослый, но фигура не шибко спортивная, и на физиономию невзрачен. Не интеллектуал. Просто тип как тип, таких много…

Стоп, сказал я себе. Так и было задумано, не ловись на старые трюки. Соберись. Будь искренним, да так, чтобы он поверил, что ты не играешь в искренность, но и лишнего не болтай. Этот Вилли не столь прост.

– Думаю, мне не нужно официально представляться, – сказал Вилли. – Ты уже догадался, из какой я конторы. А мы знаем, кто ты: один из самых яростных наших противников, немало сделавший для провала десантной операции против Тверди…

– Бездарно спланированной и еще бездарнее осуществленной, – вставил я.

– Не спорю, не спорю… Однако это дело прошлое. Разведка же смотрит в будущее, иначе это вообще не разведка. Поэтому о прошлом упомяну кратенько… Ты два года работал на Марции под дипломатическим прикрытием. Став первым президентом Тверди, Варлам Гергай, естественно, начал создавать с нуля секретные службы и во главе внешней разведки поставил некоего Рамона Данте. Тебе ведь он известен?

– Конечно.

– Я так и думал. Но ты не подчинялся ему – наоборот, часть твердианской агентуры на Марции работала на тебя; ты же отчитывался только перед Варламом Гергаем лично. Я не ошибся?

– Нисколько.

– Довольно любопытная расстановка, ты не находишь?

– Почему?

– Давай-ка, Ларс, еще тяпнем, а потом я тебе скажу почему. Твое здоровье! М-м… Знаешь, нам удалось собрать о тебе кое-что. Прости, но ты не суперагент, это заметно. Кроме того, Варламу Гергаю просто негде было взять суперагента, а вырастить его не было времени. Тем не менее ты находился в совершенно исключительном положении. Почему? Возможен только один ответ: Варлам Гергай доверял тебе как никому другому. Ведь это он прислал тебя сюда?

– Можно я пока не отвечу ни да, ни нет?

– Можно. Но я был бы признателен за откровенный ответ: по какой причине Варлам Гергай доверял тебе больше, чем многим и многим?

Я мысленно вздохнул. Легко договариваться с тем, кто полностью от тебя зависит. Сегодня Вилли выпала непыльная работенка. Посмотрел бы я, как бы он крутился на Марции!

– Он мой отец.

Как говорил Фигаро, была бы на то воля божья, я мог бы быть и сыном принца. Что тут особенного? Но Вилли явно не ожидал такого признания с моей стороны. На какое-то мгновение он даже выпал из образа, но тут же загнал себя обратно.

– В каком смысле отец?

– В биологическом.

– Вот даже как? Что ж, тогда все становится более или менее понятно.

– Не пояснишь?

– Есть политики – они преобладают, – для которых нет ничего важнее личной карьеры, – сказал Вилли. – Есть другие – их жалкое меньшинство, – последовательные и неутомимые борцы за некую идею, не связанную напрямую с личным преуспеянием. Варлам Гергай относится и к тем, и к другим; для него благо Тверди и личное благо всегда были нераздельно связаны. Поняв, что с благом Тверди без помощи со стороны Земли ничего не выходит, потеряв пост президента в результате продутой с треском гражданской войны, утратив связи на Марции вместе с самой Марцией, он теперь заинтересован главным образом в том, чтобы вернуться во власть. Задачка не из легких. Поэтому он и прислал тебя сюда. Я прав?

В те времена, когда я был рядовым твердианином, а следовательно, патриотом, за такие слова мой собеседник рисковал недосчитаться нескольких зубов. Теперь же я лишь сухо ответил:

– Возможно.

– Хорошая легенда, – подмигнул Вилли. – Выпьешь еще?

– Это не легенда. Неужели так трудно проверить?

– Проверим, не сомневайся. Итак, Варлам Гергай ищет тайных контактов и, вероятно, готов на многое в обмен на президентский пост… или, может быть, на пост премьер-губернатора?.. Шучу, шучу. Теперь половина населения Тверди в голос говорит, что при землянах жилось лучше, а вторая половина молчит, но скрипит зубами. Скажи по секрету: ты лично убивал землян?

– Конечно.

– А твой отец?

– Наверняка. Они убивали нас – мы их. Война шла.

– Я просто так спросил, – пояснил Вилли. – Никчемное это дело – война между людьми. Все это понимают, и все время от времени воюют. Странные мы существа, правда?

Я отмолчался, не понимая, куда он клонит. Хочется ему, чтобы человечество было лишено исконных черт? Чего проще – наштампуй андроидов и феминоидов с заданными свойствами психики и незаблокированной репродуктивной функцией, да и заселяй ими Галактику. Это вполне осуществимо. Вот рай-то будет!

Жаль только, что не для людей рай.

– Там, где нас больше одного, обязательно будут ссоры, – продолжал Вилли. – Где десяток – там уже гласная или негласная иерархия, борьба за лидерство, подсиживание, фракционность, унижение слабых. Как в обезьяньем стаде. Разум талдычит нам одно – инстинкты велят совсем другое. Чего уж ждать, когда мы распространились по Галактике. Хотим свободы, толком не понимая, для чего она нужна, сделали из свободы идола, льем за него кровь, потом миримся и стараемся забыть о наделанных глупостях. Ты прав, Ларс, не одни только твердиане повели себя глупо. Мы тоже. Допустить, чтобы большинство населения сразу нескольких колоний возненавидело Землю, свою прародину, – это надо было уметь! Теперь нам лет сто разгребать последствия глупых решений… А что делать? Придется.

Болтай, болтай, мысленно говорил я ему. Сейчас мы с тобой еще за вечный мир между народами выпьем, за взаимопонимание между богатыми и нищими. И за торжество вселенской гармонии. Болтай, Вилли, а я помолчу. Впрочем, я буду кивать, соглашаться и поддержу тост за взаимопонимание. Нам оно понадобится. Сын Варлама Гергая – хороший подарок для земной разведки. Разумеется, меня будут проверять и перепроверять, я к этому готов. Спросят о судьбе Треси Наглер – расскажу, чего уж там. Я ведь не убивал ее, хотя именно она вынудила меня бежать с Марции, а значит, спасла мне жизнь. Так уж совпало. Благодаря ей я имел фору перед большинством марциан и успел спастись, когда – вот уж невероятное совпадение во времени! – по Марции шарахнуло всей энергией гамма-всплеска. Я всего лишь оглушил и связал Треси, но убил ее гамма-всплеск. Можно сказать, что земная разведка потеряла ценного агента на Марции вне моего участия, и почти наверняка это невозможно будет проверить, но я не стану хитрить. Искренность – мой козырь. С другими козырями у меня плоховато.

Весь следующий день я был морской свинкой. Глисс не оставил мне похмелья, но белохалатник все равно выбранил меня за вчерашнюю попойку и велел ускориться. Я не смог. Последовала инъекция под кожу, меня трясли за плечи, били по щекам, сунули под самый нос ядовито-красное шевелящееся насекомое размером с ладонь и с вот такенными жвалами – все для того, чтобы я вышел из себя либо от гнева, либо от страха и ускорился хотя бы на секунду. Дохлый номер, ничего не вышло. Снова были анализы и просвечивания. И так – от одной процедуры до другой с получасовым перерывом на обед – я дотащился до вечера и был наконец отпущен.

Кто-то из литературных персонажей уверял, что ни за что не стал бы узником, даже за большое жалованье. Морской свинкой он не был, вот что! Быть просто узником раз в сто лучше.

Я продолжил исследовать территорию. На сей раз я дошел до забора, в смысле, до некой прозрачной преграды, чуть проминавшейся под моим нажимом и неизменно выталкивавшей меня обратно. Видимо, какое-то силовое поле, но какое и как оно генерируется, я так и не понял. Может, я и был неплохим инженером, но о таком и не слыхивал. Интересно, а пропустит ли невидимая преграда плевок?..

Пропустила.

Его, значит, да, а меня, значит, нет? Следует ли из этого, что я, по чьему-то мнению, не стою и плевка?

Решив не заходить так далеко в умозаключениях, я двинулся вдоль невидимой стены – и зря. Ничего там не было интересного. Технология технологией, а психология психологией – никакой хозяин не станет размещать эстетически выигрышные объекты на задворках своих владений. Мне встретилось несколько сооружений явно технического назначения, выполненных не без изящества, но далеко не на уровне «ах, какое чудо!». Зато сквозь прозрачный забор я увидел чужие владения – черт знает чьи, но чужие. Я увидел дома фантастической архитектуры в окружении скал и зелени. Журчали речки и ручьи, грациозно изгибались водопады. Подземный рев заставил меня вздрогнуть, но это всего-навсего начал извергаться горячий гейзер. Побесновался с минуту и опал, лишь ветерок погнал вдаль клубы пара. Крупная белка проскакала сквозь невидимую преграду – зверушкам не возбранялось пересекать границы владений.

Вот и радуйся после этого, что ты царь природы!

Но досада прошла, как только я отошел от невидимой ограды. При некотором усилии я мог вообразить, что ее нет вообще. Территория была велика. Разве инфузория в капле воды знает, что ее мир ограничен объемом капли? Вот и мне не надо об этом задумываться, а надо долечивать нервы после Марции. Местные терраформирователи-дизайнеры были настоящими художниками, куда ни глянешь – поневоле залюбуешься.

Дивный мир! Не для меня, мне бы со временем здесь надоело, однако же о психологическом комфорте здесь думали в первую очередь. Повсюду красота, но везде разная. Ни настоящей зимы, ни настоящего жаркого лета, ни ураганов, ни мерзкой ненастной погоды. Я уже успел узнать, что дожди идут здесь по расписанию, а приходящие с океана тайфуны над океаном же и рассеиваются, даром теряя разрушительную мощь, и время от времени треплют лишь несколько почти безлюдных островков. Может, это как раз тот мир, о котором мечтали бесчисленные поколения наших предков, надеющихся, что когда-нибудь человек станет настолько могущественным, что устроит себе этакую благодать?

Ага, как же. Устроить-то он может, но не для всех. Девять человек из десяти, помести их в этот рай, утратят стимул из кожи вон лезть, чтобы добиться чего-то. Кто там вообразил, что в прекрасном мире и люди станут прекрасными? В точности наоборот. Человек – странная скотинка. Может, его и не надо бить палкой, чтобы он своротил горы, но горы-то, нуждающиеся в сворачивании, перед ним должны быть! У-у, тогда он – человек! Преобразователь, настырный упрямец, проламыватель препятствий головой. Но раздвинь горы, расстели перед ним ковровую дорожку – иди, мол! – и он обрадуется, конечно, зато перестанет понимать, зачем нужна такая жизнь. Обычно это плохо кончается.

Я и сам замечал: если все время жевать кремовые пирожные, то спустя какое-то время черствая корочка покажется изысканным лакомством. Может, где-нибудь на Прииске специально предусмотрены гадкие и опасные места для бездельников, уставших от красот и комфорта?

Откуда мне знать. Спрошу при случае. Да ведь это ж какую силу воли, какой стальной стержень внутри надо иметь, чтобы хоть на время расстаться с осточертевшим раем! Этакая благодать постепенно растворит любой стержень.

Я все еще любовался дивными ландшафтами, но мысли переключились на другое. Любопытно было бы знать, появляются ли на Прииске черные корабли? Если да, то это форменный непорядок, источник душевного дискомфорта для обитателей рая! Отогнать! Кыш! Кыш! Ага, как же… Вот ведь беда с этими черными кораблями: летают, где им вздумается, и никакой, даже самый влиятельный местный богатей им не указ. Плевать им и на богатеев, и на правительства, а над разведками нескольких планет они просто издеваются.

Нельзя сказать, что моя работа на Марции была совсем уж безуспешной. Черные корабли остались загадкой, но, во всяком случае, мне стало ясно: марцианские спецслужбы почем зря обломали зубы об этот орех. Им было известно столько же, сколько мне. Черные корабли неуязвимы и легко уничтожают тех, кто докучает им глупыми атаками, – это раз. Черные корабли не являются продуктом технологии ни одного из известных людям миров – это два. Наконец, черные корабли проявляют некоторое любопытство к освоенным людьми планетам, причем степень их любопытства (частота появления черных кораблей) не коррелирует ни с численностью народонаселения, ни с достигнутым уровнем цивилизации. Так, например, на Марции они появлялись настолько часто, что я сам видел их дважды, на Тверди их появление было зафиксировано заслуживающими доверия наблюдателями всего-навсего трижды, а на Земле – несколько десятков случаев, существенно больше, чем на Тверди, но гораздо меньше, чем на Марции.

Я располагал косвенными сведениями о наблюдениях черных кораблей и на некоторых других обитаемых планетах. Может быть, в повышенном интересе гипотетических хозяев черных кораблей именно к Марции и была какая-то логика, но от меня она ускользала.

Потом зачесалась кисть руки и тихонько запищал датчик – надо полагать, меня звали ужинать.

– До сих пор ты жил, прости меня, в захолустье, – внушал мне Вилли. – Нельзя же вечно смотреть на мир из дупла. Марция? Она по-своему тоже была захолустьем. А на Земле ты пробыл недолго и больше штудировал учебники, чем изучал метрополию. Теперь ты посмотрел на кусочек Прииска. Неплохо, не так ли? К сожалению, я не могу предложить тебе обосноваться здесь прямо сейчас. Впоследствии – иное дело… если, конечно, тебе подойдет мое предложение. Вселенная громадна, и дел в ней невпроворот, особенно для людей нашей профессии. Тебя ожидает интересная жизнь…

Или внезапная смерть, договорил я за него. А может, и не внезапная. Может, медленная и желанная, как глоток воды для умирающего от жажды. Как повезет.

– …И скучная старость? – хмыкнул я.

– Почему скучная? – удивился Вилли. – Прииск – разнообразная планета, ты еще многого не видел…

Ага, подумал я. Стало быть, мои мысли насчет черствой корочки после пирожных не были такими уж беспочвенными. Хотя здесь и «корочка» небось искусственно созданная и тщательно обезвреженная.

– Приятная планета, – согласился я. – Но не для меня.

– О, это по-нашему! – Вилли хлопнул меня по плечу. – Знаю, знаю, чего тебе хочется. Ты ведь весь в отца, не так ли? Не зря же он тебе доверяет. Ну что ж, лет этак через пятнадцать, но не исключено, что даже раньше, ты можешь стать президентом Тверди – при нашей поддержке или даже без оной. С нами, конечно, достигнуть этой цели будет несколько проще…

Я согласился с его мнением. Чисто теоретически – почему бы нет? Времена меняются, и тот, кто был вчера врагом, завтра может оказаться лучшим другом. Земляне могли на ушах стоять от радости. Непримиримая Твердь, о которую они обломали зубы, ныне сама шла под покровительство Земли. Правительство Игнатюка уже прогнулось под бывшую метрополию, а теперь и Варлам Гергай, столп и рупор независимости, поднял кверху лапки и для пущей убедительности даже прислал бывшим врагам сыночка, родную кровь, причем не просто в заложники, а в качестве ценного подарка, рассчитывая, естественно, на ответный шаг…

Во второй беседе с Вилли я расставил точки над «i». Варлам Гергай внезапно возлюбил Землю и землян? Черта с два, он по-прежнему терпеть их не может, но он реалист. Политик, руководствующийся личными симпатиями и антипатиями, профессионально непригоден. Бывший президент Тверди считается с текущим раскладом сил и готов кое-чем поступиться, даже выйти из Лиги Свободных Миров. Твердь по-прежнему останется «минеральной республикой» и будет поставлять на Землю скандиевый концентрат по весьма умеренным ценам – Земля же не будет совать нос во внутреннюю политику республики. О сердечной дружбе речи нет, но союз вполне возможен. Разве Земле не выгодно поддержать – негласно, конечно, – такого союзника?

– Или, в крайнем случае, его сына, если с папашей ничего не выйдет? – намекнул Вилли на некоторую одиозность кандидатуры отца.

– В самом крайнем случае, – твердо сказал я.

– А сын тоже не любит землян? – широко улыбнулся Вилли.

Я мог бы многое рассказать ему о том, что творили силы вторжения на моей планете, но какой смысл мешать строительству мостов через пропасть?

Особенно если мосты эти – фальшивые.

– Я любил одну женщину с Земли.

– О! Как ее имя?

– Не хочу называть. Она прокляла меня – и поделом.

– Не буду настаивать, – уступил Вилли. – Но, может, ты расскажешь мне о судьбе Треси Наглер?

Такие разговоры вроде фехтования. Вот он, якобы неожиданный укол.

Я рассказал. Не знаю, поверил ли мне Вилли, но слушал он внимательно.

– Откровенно говоря, я никак не ожидал, что земная разведка выйдет на мою сеть раньше контрразведки Марции, – закончил я.

– Нечем хвастаться после нокаута. – Вздохнув, Вилли налил нам по полному бокалу глисса. – В катастрофе погибла и наша сеть, и ваша, и контрразведка Марции… Ты, правда, уцелел. Если бы не космический характер катастрофы, у меня возникло бы к тебе много вопросов…

– Не по адресу, – буркнул я. – Теперь у многих есть вопросы к землянам. Главным образом, у тех, кто не умеет складывать два и два, а среди людей таких большинство.

– Давай выпьем, – сказал Вилли.

Благородная жидкость весело побежала в желудок. Все-таки в память о погибшей планете надо пить что-нибудь совсем другое.

Для дела это, впрочем, не имело никакого значения. Вилли был уполномочен сделать мне предложение. Я принял его. В первую очередь мне предстояло слить земной разведке все то, что мои люди сумели накопать на Марции, и в первую очередь – по черным кораблям. Я думал, что Вилли заинтересуется прежде всего материалами по «темпо», к которым я почти не имел касательства, – и ошибся.

Теперь Земля располагала тысячами образцов живой человеческой ткани с марцианскими симбионтами. Вопрос заключался лишь в том, чтобы научиться выращивать «темпо» вне Марции, и этот вопрос мало касался разведки. Во всяком случае, тут я ничем не мог помочь землянам, да и не хотел. Но Вилли, как я вскоре понял, в первую очередь интересовали черные корабли.

– Мне нужен полный отчет к завтрашнему вечеру, – сказал он. – Успеешь?

– Не от меня зависит.

– Научники оставят тебя в покое.

– К чему такая спешка? – ухмыльнулся я. – Я бы еще побыл биологическим объектом…

С минуту он смотрел на меня молча. Очень серьезно смотрел. Потом сказал:

– Восемнадцать лет назад мы основали колонию на… одной планете одной звезды. Колонисты называют планету Мачехой, и у них есть на то все основания. Поганый мир. Официального названия у колонии нет, и неясно, стоит ли нам продолжать цепляться за эту планету. Но главное не это. Мачеха находится на два с половиной парсека ближе к источнику гамма-всплеска, чем Марция. Так вот: на Мачехе не произошло никакого катаклизма. Абсолютно никакого.

Глава 4

Мне снились черные дыры – разумные черные дыры, способные на злобные поступки и очень хорошо умеющие ждать своего часа. Мне снились живые звезды – пухлые самодовольные гиганты, беспечно транжирящие сами себя на излучение, и мелочные скопидомы-карлики. Мне снились квазары и активные ядра галактик, которые сквернословили, переругиваясь друг с другом. Сам великий Космос был живым и молча недоумевал, откуда в нем развелось столько беспокойной всячины. В конце концов весь этот вселенский зоопарк взорвался и разбудил меня.

Сердце билось ничуть не торопливее обычного ритма. Мне просто не понравился дурацкий сон, а еще не понравилось, что мое подсознание играет во сне в такие игры. Я уже давно не впечатлительный деревенский парнишка. Мне далеко за тридцать, если говорить о биологическом возрасте, и я много чего повидал. Я вовсе не поэтическая натура, хотя и теперь иногда увлекаюсь, решая какую-нибудь инженерную задачу просто для удовольствия.

Кстати об инжиниринге… Я не физик, мое образование было более конкретным, и вот оно-то со всей силой протестовало против нарушения закона причинности. Как слияние двух нейтронных звезд могло породить гамма-всплеск катастрофических масштабов, уничтоживший Марцию, но не тронувший Мачеху? Два с половиной парсека – это сколько же в световых годах? Восемь и пятнадцать сотых. Вот именно столько времени назад – восемь лет и без малого два месяца – поверхность Мачехи должна была быть хорошо прожарена, чего, однако, не случилось. Почему?

Гамма-всплеск был сильно асимметричным? Пусть так, но провалов с нулевым излучением в каком-то направлении не должно было быть – это мне объяснил тот спасшийся с Марции научник, который прикидывал энергетику гамма-всплеска, бредя за мной по сухому руслу в Прибрежной пустыне. Мачехе должна была достаться, возможно, меньшая доза гамма-квантов и сверхэнергичных частиц, но все равно мало бы не показалось. Но чего не было, того не было. Жизнь на Мачехе была не сахар, но люди все еще продолжали жить и работать там. В серьезную ошибку с определением межзвездных расстояний я, как здравомыслящий человек, не верил.

«Скажу более, – внушал мне Вилли. – Мы послали на Мачеху туннельный корабль, оснащенный астрономической аппаратурой. Двойной пульсар выглядит оттуда точно так, как он и должен выглядеть. Нет там черной дыры. Не было слияния нейтронных звезд. Не было гамма-всплеска».

«Не знаю, связаны ли визиты черных кораблей на Марцию с уничтожением жизни на ней, и никто не знает, – говорил еще Вилли, – но мы обязаны учитывать и такую возможность. Даже висельник имеет право знать в точности, что его ждет. Черные корабли наблюдались и на Земле, но не забывай, что они наблюдались также и на Тверди…»

«В целом ряде случаев гораздо надежнее доверять проведение операций не землянину, а надежному человеку со стороны, – говорил Вилли. – Ты не возражал бы поработать некоторое время вне Тверди? Ну вот и отлично. У тебя есть некоторый опыт, но его недостаточно. Тебе придется пройти дополнительную подготовку…»

Ну, подготовка подготовкой, а что же все-таки погубило Марцию? Где располагался источник гамма-шквала? Сравнительно недалеко от Марции? Но почему тогда марциане, тщательно пекущиеся об обороне, ничего не заметили? Да и энергетика процесса все равно должна была быть запредельной, пока еще не доступной землянам. А больше вроде и некому…