Игра в пятнашки (сборник) Стаут Рекс
– Что вы подразумеваете под расследованием? – спросила Виола Дьюди. – Мы снова подвергнемся допросу обо всем, что взбредет вам в голову, как в полиции? Каждый из нас уже провел немало часов с полицейскими.
Вульф покачал головой:
– На это потребовалось бы несколько дней. Я ограничусь лишь некоторыми вопросами. Например, спрошу вас о секретном разговоре, который, по словам мистера Фомоса, имел место на прошлой неделе между вами и его женой. Я предпочитаю другой метод. Предлагаю каждому из вас объясниться. С вами основательно поработала полиция, поэтому все относящиеся к делу факты и соображения должны быть свежи в вашей памяти. Давайте сделаем так: я говорю вам, мисс Дьюди, что имеется подозрение, будто вы некоторым образом причастны к убийству Присциллы Идз и Маргарет Фомос, а возможно, даже сами совершили эти преступления. Что вы можете сказать в свое оправдание? У вас полчаса. Итак?
– Это коварная и опасная уловка, Виола, – предупредил ее Хелмар.
– Насколько опасная для невиновного? – возразил Вульф.
Мисс Дьюди хлебнула бурбона с водой, половина которого уже убыла. При этом по ее сухой шее словно пробежала рябь. Она опять даже не подумала воспользоваться губной помадой.
– Пожалуй, я рискну, – произнесла она своим звонким и приятным голосом, – хотя сомневаюсь, что мне понадобится полчаса. Вряд ли вам известно, мистер Вульф, что в моем случае мотив был гораздо менее весомым, нежели у всех остальных. Да, действительно, я получу крупный пакет акций, как и они, но им ничего не стоит забаллотировать и вышвырнуть меня, если это сочтут необходимым. В то время как, будь Присцилла жива, я вскоре стала бы действующей главой корпорации, располагающей всей полнотой власти. Это ведь относится к делу?
Вульф кивнул:
– Мистер Гудвин сообщил мне об этом. Кроме того, мисс Идз поделилась с миссис Яффе своим намерением провести вас в президенты. Вы знали, что и миссис Фомос должна была занять место в правлении?
– Да. Присцилла хотела, чтобы корпорацией руководили женщины. Требовалось подобрать пять кандидатов в директора. Кроме меня в этой роли ей виделись она сама и Сара Яффе – это трое. Мисс Дрешер, возглавляющая фабрику, стала бы четвертой. Недоставало еще одной. А Маргарет верой и правдой служила Присцилле уже не первый год. Вот мы и решили, что вреда от этого не будет, получится очень даже мило.
– И это была единственная причина?
– Да. Не скажу, что пришла в восторг от подобной затеи. На совете директоров обсуждаются важные вопросы, производственные секреты и планы корпорации. Посещая его, Маргарет, естественно, знала бы все. Присцилла полностью ей доверяла, и у меня не было причин сомневаться в Маргарет, но мне хотелось узнать побольше о ее отношениях с мужем. Даже самые осмотрительные женщины нередко все выбалтывают своим мужьям. Потому-то я однажды вечером на прошлой неделе и навестила Маргарет дома, чтобы познакомиться с ее мужем, поговорить с ними обоими и узнать, насколько они близки. Не было никаких секретов…
– Нет!
Энди снова вырвался на свободу. Он ринулся вперед в бешенстве, выкрикивая что-то на ходу. Я преградил ему путь. Фомос решил смести меня с дороги. Мне оставалось либо отступить в сторонку, чтобы не оказаться растоптанным, либо применить силу. Я избрал второй вариант, но неверно оценил инерцию и вес верзилы. Выкрутив ему руку и двинув коленом, я не просто оттолкнул его, но повалил на пол, да так, что он еще и перевернулся. Когда здоровяк вскочил и снова двинулся на меня, я уже поставил между нами стул и продемонстрировал ему дубинку.
– Не спеши, приятель, – сказал я. – Не хочется разбивать о тебя костяшки пальцев, но, боюсь, тебе пора вздремнуть. Сядь и сиди, а не то будет плохо. – Продолжая держать буяна в поле зрения, я спросил у Вульфа: – Хотите, чтобы он повторил урок?
– Не сейчас. Потом посмотрим. Продолжайте, мисс Дьюди.
Та подождала, пока Фомос не вернется на место, и заговорила снова:
– Мой визит к Маргарет Фомос и разговор с ней не имели иной цели, кроме указанной. Я рассуждала о мотиве. Мне продолжать?
– Выскажите все, что сочтете нужным.
– Боюсь, это может создать неправильное впечатление, но я все же попытаюсь. Я вовсе не желаю бросить тень на кого-то из моих деловых партнеров, но факты есть факты. Хотя Присцилла и не питала лично ко мне теплых чувств, она доверяла моему интеллекту и опыту. Кроме того, она считала, что женщины должны занимать больше руководящих постов во всех областях. Вдобавок, когда около восемнадцати месяцев назад она решила проявить интерес к делам «Софтдауна» и во всем разобраться, ее возмутило, что мужчины – особенно четверо присутствующих здесь – при всем видимом подобострастии не скрывают…
Двое из упомянутых зашумели. Она умолкла. Вульф метнул суровый взгляд в сторону роптавших, заткнув им рты.
– …Не скрывают сомнений относительно ее способности постичь все тайны производства и продажи полотенец. Если я и разделяла сомнения коллег, то мне хватало сообразительности их не выказывать, и Присцилла была за это признательна. Она все чаще и чаще обращалась ко мне, и только ко мне, за советом. В результате у меня появились все основания ожидать, что ее вступление в права собственности и приход к власти сулят мне крупные выгоды. А вот чего ожидали эти четверо мужчин, они расскажут вам сами.
Она скривила рот, что-то обдумывая.
– Я могла бы добавить еще вот что. В тысяча девятьсот сорок первом, когда мистер Идз был жив, а я занимала пост помощника президента, мое жалованье составляло сорок тысяч долларов. В прошлом, тысяча девятьсот пятьдесят первом году, при мистере Хелмаре, заправляющем всем на правах попечителя собственности, оно не превышало восемнадцати тысяч. Присцилла обещала, что для начала положит мне как президенту жалованье в пятьдесят тысяч. Мистер Брукер сейчас получает шестьдесят пять.
Вульф хмыкнул, немного брюзгливо, как мне показалось. Вероятно, босса покоробило, что простой фабрикант полотенец огребает в полтора раза больше его. Потом он спросил:
– Эти джентльмены знали, что мисс Идз собирается поставить вас во главе фирмы?
– Я предпочла бы оставить ответ за ними. Если только… Позволено мне будет вмешаться, если они станут все отрицать?
– Да. Продолжайте, мисс Дьюди.
– Так… Что касается возможности совершить преступление… Насколько я понимаю, согласно основной версии, оба убийства совершены одним лицом, причем Маргарет Фомос погибла после половины одиннадцатого, а Присцилла – до двух часов. В течение этих трех с половиной часов…
– С вашего позволения, – вмешался Вульф, – на это мы не будем тратить время.
– Нет? – Брови ее удивленно взлетели.
– Нет. Если у кого-то из вас имеется неопровержимое алиби и оно было проверено полицией, он может позволить себе послать меня к черту и, несомненно, так и поступит. Вместе с тем наличие алиби ни в чем меня не убедит. Вспомните, как действовал убийца. Миссис Фомос подстерегли на улице ночью, заволокли или затолкали в вестибюль, задушили и похитили ее сумочку, в которой лежали ключи. Один из них позволил убийце проникнуть в квартиру мисс Идз, дождаться прихода хозяйки, ударить ее и задушить. Глядя на вас, мисс Дьюди, я нахожу крайне сомнительным, чтобы вы могли сами проделать все это, однако вполне допускаю, что вы организовали оба убийства. Сколько бы вам пришлось за них заплатить? Десять тысяч? Двадцать? Нет, я оставлю ваше алиби или же отсутствие такового полиции. – Он хмуро на нее посмотрел. – Как видите, мы крайне ограничены. Выявить мотив особого труда не составляет – он сам о себе трубит. Орудие преступления тоже известно – кусок веревки длиной два фута. И алиби нам ничего не дает, поскольку убийства могли быть заказными. Когда ставки в игре так высоки, вполне можно задумать и оплатить убийство. Так что же мне, брать вас измором или расставлять ловушки? Мне только и остается, что побуждать вас высказаться – вдруг что-то всплывет? Как у мистера Хелмара и мистера Брукера складываются отношения с мисс О’Нил?
Вопрос этот вызвал некоторое волнение. Брукер, до того сидевший в несколько расслабленной позе, резко выпрямился. Питкин издал что-то вроде смешка, однако тут же осекся. Хелмар открыл было рот, но потом закрыл и стиснул зубы.
Мисс Дьюди и бровью не повела.
– Я вправду не знаю, – отозвалась она. – Конечно же, это сыграло свою роль… По крайней мере, в какой-то момент.
– Вы сказали в присутствии мистера Гудвина, что, встань у руля мисс Идз, мисс О’Нил тут же потеряла бы работу.
– Я так сказала? Что ж, теперь не потеряет.
– Еще вы сказали, что она стравливала мистера Хелмара и мистера Брукера. Есть тут какая-то связь с убийством мисс Идз?
– Никакой, насколько я знаю.
– Нет, так не пойдет, – решительно отреагировал Вульф. – Мистер Гудвин объявил всем вам, что прибыл для расследования убийства, и вы добровольно выложили эту информацию. Вы слишком умны, чтобы нести бессмысленную чушь. Так есть связь?
Она натянуто улыбнулась:
– Боже, меня загнали в угол? Неужто вы полагаете, будто в некоем темном закутке моего разума возникла мысль, что один из этих мужчин, не способных, по моему убеждению, на убийство ради наживы, в слепой страсти к этому созданию мог… почем знать? И в тот день я выболтала это мистеру Гудвину? Неужели это на меня похоже?
– Не мне об этом судить. – Вульф оставил тему. – Когда и где вы виделись в последний раз с мисс Идз?
– Ровно неделю назад. Днем в прошлый четверг, в конторе.
– В какой конторе?
– В конторе «Софтдауна» на Коллинз-стрит, сто девяносто два.
– Как проходила эта встреча? О чем вы говорили? Расскажите.
Виола Дьюди замялась. Она открыла было рот, но тут же закрыла его и опять помедлила. Наконец заговорила:
– Вот здесь-то мы и поступили как идиоты… Эти четверо мужчин и я. Во вторник мы как раз обсуждали… Ваш человек, мистер Гудвин, за этим нас и застал. Мы договаривались, что будем рассказывать о случившемс в четверг. Знали, что это неизбежно всплывет в ходе расследования, и выработали свою версию. То был единственный раз в моей жизни, когда я вела себя как полная дура. И мисс О’Нил присутствовала потому, что имела отношение к событиям четверга. А поскольку она тупа как пробка, дельному полицейскому хватило десяти минут, чтобы ее запутать. В конце концов, естественно, он узнал о событиях четверга все до последней мелочи. Так что я вполне могу рассказать об этом. Вам нужен полный отчет?
– Как можно более полный. Я остановлю вас, если сочту нужным.
– Приехала Присцилла, мы с ней пообедали вдвоем. Она рассказала, что днем ранее разговаривала с Сарой Яффе и та отказалась избираться в директора, не появится даже на собрании акционеров первого июля, как мы планировали. Мы с Присциллой обсуждали, кого можно назначить пятым директором и прочее. После обеда она вместе со мной пошла в контору. Все уже привыкли, что во время визитов Присциллы вокруг нее всегда возникает какая-то напряженность, но в тот день все сложилось даже хуже обычного. Меня не было в кабинете, когда между Присциллой и мисс О’Нил вспыхнула ссора, поэтому начало мне неизвестно, но вот окончание я слышала. Присцилла велела мисс О’Нил покинуть контору и больше никогда не возвращаться, а та отказалась. Такое уже было однажды.
– И в тот раз, – вставил мистер Брукер, – мисс Идз была совершенно неправа.
Виола Дьюди не обратила на него внимания. Даже не удостоив его взглядом, она продолжала смотреть на Вульфа.
– Присцилла была в ярости. Она позвонила Хелмару в его адвокатскую контору и попросила приехать, а когда он прибыл, заявила ему и Брукеру, что намерена добиться переизбрания совета директоров, куда я войду в качестве президента. Они позвали Квеста и Питкина, и все четверо битых три часа пытались убедить ее, что я некомпетентна и развалю весь бизнес. Не думаю, что они сильно преуспели. Я лишь знаю, что перед уходом она зашла в мой кабинет и сказала, что так будет продолжаться недолго, всего одиннадцать дней, и что она собирается уехать на выходные. А потом мы простились, и больше я ее не видела.
– Как полагаете, она по-прежнему намеревалась провести вас на пост президента?
– Да. Уверена, что намеревалась.
– Вы знаете, что она приходила сюда в понедельник и провела в моем доме несколько часов?
– Да, знаю.
– А зачем она приходила, вам известно?
– В точности ничего. Слышала только догадки.
– Не буду спрашивать вас, какие и от кого. Я отдаю себе отчет в том, мисс Дьюди, что угроза судебного иска миссис Яффе побудила вас прийти сюда этим вечером лишь отчасти. Помимо прочего вы надеялись узнать, зачем ко мне являлась мисс Идз и что она говорила. Боюсь, мне придется вас разочаровать. Я предоставил полиции полный отчет. Как и мистер Гудвин. И коли они не сочли возможным предать его огласке, не буду делать этого и я. Но я спрошу вас, известно ли вам, почему вдруг мисс Идз в понедельник решила искать уединения? Ей докучали? Может, угрожали?
– В понедельник?
– Да.
– Нет, мне ничего не известно. – Она закусила губу, разглядывая его. – Не имея достоверных сведений, могу лишь высказать догадку.
– Давайте догадку.
– Что ж, мне известно, что в понедельник вечером Перри Хелмар намеревался встретиться с мисс Идз у нее на квартире. И мне известно также, что в понедельник эти люди, пребывая в отчаянии, потратили несколько часов на изучение документации прошлых лет в конторе «Софтдауна» и составление меморандума. Тогда я подумала, что они, вероятно, собирают доказательства моей некомпетентности, чтобы предъявить их Присцилле. Теперь же я допускаю, что Хелмар назначил эту встречу в понедельник, прямо-таки настоял на ней, чтобы продемонстрировать Присцилле собранные свидетельства и убедить ее, что мне нельзя доверять. И я полагаю, что если она решила искать уединения, то потому, что они, особенно Хелмар, сильно ей досаждали. Она просто устала от них.
– Почему «особенно Хелмар»?
– Потому что он терял больше всех. Все остальные помогают вести дела и вполне могли рассчитывать, что и после вступления Присциллы в права собственности будут и дальше получать хорошее жалованье. Хелмар же занимался деловыми операциями очень мало, и он не член правления корпорации, хотя и получает сорок тысяч в год в качестве юрисконсульта. В действительности же он отрабатывает разве что десятую часть этих денег, если вообще чего-то заслуживает. Сомневаюсь, что после тридцатого июня ему вообще что-нибудь перепало бы…
– Ложь, – запротестовал Хелмар, – и ты знаешь об этом. Голословные обвинения!
– У вас будет возможность высказаться, – осадил его Вульф.
– Он может начать прямо сейчас, – презрительно отозвалась мисс Дьюди. – Больше мне добавить нечего… Или у вас есть вопросы?
– Нет. Итак, мистер Хелмар? Начинайте.
Но тут разбирательство вежливо приостановил Эрик Хэй. Он желал вновь наполнить свой бокал, другие тоже были не прочь, так что возник небольшой перерыв. Судя по всему, у Хэя создалось впечатление, будто мы рассчитываем, что он поухаживает за Сарой Яффе. Я был слишком занят, чтобы негодовать по этому поводу, но не Нат Паркер.
Вульф налил себе пива из третьей бутылки, отпил немного и обратился к Хелмару:
– Итак, сэр?
Глава одиннадцатая
Судя по манерам и выражению лица Перри Хелмара, он с трудом верил, что угодил в подобный переплет. Подумать только, он, старший компаньон старинной и почтенной уолл-стритской адвокатской фирмы, должен сидеть у всех на виду в этом красном кожаном кресле и убеждать частного детектива Ниро Вульфа в своей непричастности к убийству! Это просто невыносимо, но деваться некуда. Его ораторский баритон напряженно скрежетал и источал высокомерие.
– Говорите, вас не интересуют ни средства, ни возможность совершения убийства? Мотив для всех нас очевиден, но очевидно и то, что мисс Дьюди судит предвзято. И ей нечем подкрепить свое утверждение, будто после тридцатого июня я лишился бы дохода, который приносит мне участие в деятельности корпорации. Я не допускаю и мысли, что мисс Идз намеревалась предпринять столь опрометчивые и безответственные действия.
Он достал из кармана лист бумаги и развернул его.
– Как вы знаете, явившись к назначенному часу в понедельник вечером на квартиру мисс Идз, я обнаружил оставленную мне записку. Оригинал у полиции. Это копия. В ней говорится: «Дорогой Перри, надеюсь, ты не очень рассердишься, что я тебя подвела. Я не собираюсь делать глупостей. Просто хочу ощущать почву под ногами. Сомневаюсь, что ты получишь от меня вести до тридцатого июня, но после – непременно. И пожалуйста – я действительно этого хочу, – пожалуйста, не пытайся меня отыскать. С сердечным приветом, Прис».
Он сложил листок и убрал обратно в карман.
– По моему мнению, ни тон, ни содержание записки не указывают, будто мисс Идз решила отплатить мне за долгие годы заботы и преданности описанным мисс Дьюди образом. Она не была ни неблагодарной, ни безрассудной. Я не намерен обсуждать суммы, которые корпорация выплачивает мне как юрисконсульту. Скажу лишь, что они соразмерны моим заслугам. Наш бизнес ни в коем случае не сводится к производству и продаже полотенец, как утверждала мисс Дьюди. Разветвленная деятельность и широкие интересы корпорации требуют неусыпного и компетентного надзора. – Хелмар адресовал Виоле Дьюди холодный прямой взгляд и вновь обратился к Вульфу: – Впрочем, даже если бы мисс Идз и решила поступить так, как утверждает мисс Дьюди, я не усмотрел бы здесь повода впасть в отчаяние. Мои потребности вполне покрываются доходами от адвокатской практики, не имеющими отношения к выплатам «Софтдауна». И, даже впав в отчаяние, я не пошел бы на убийство. Сама мысль о том, что какая-либо цель способна толкнуть человека моего воспитания и характера на столь ужасное деяние и такой огромный риск, противоречит любой достойной уважения теории человеческого поведения. На этом все.
Он стиснул зубы.
– Не совсем, – возразил Вульф. – Вы не коснулись слишком многого. Если вы не впали в отчаяние и нисколько не опасались, что вас собираются вытеснить из бизнеса, почему предложили мне пять тысяч долларов, если я отыщу мисс Идз за шесть дней, и обещали удвоить эту сумму, если я предъявлю ее вам – говоря вашими же словами – живой и здоровой?
– Я объяснял почему. Я полагал, что она, скорее всего, уехала или собирается уехать в Венесуэлу, к бывшему мужу, и хотел остановить ее, прежде чем она до него доберется. Это отправленное мне письмо, в котором он предъявлял права на половину ее собственности, очень ее беспокоило. Я опасался, как бы она не совершила какую-нибудь глупость. Я ведь предлагал вам первым делом проверить списки улетевших в Венесуэлу. – Он сурово ткнул в сторону Вульфа костлявым пальцем. – Она была здесь, в вашем доме, и вы скрыли ее от меня. А когда я ушел, отправили навстречу гибели!
Вульф, несомненно знавший, что палец не заряжен, ничего против него не имел. Он спросил:
– Значит, вы признаёте, что документ, которым тут размахивал мистер Хэй, подлинный? Что он подписан его женой?
– Нет.
– Но она, несомненно, знала, подписывала бумагу или нет. Если это была фальшивка, с какой стати ей понадобилось бы лететь в Венесуэлу?
– Она… порой бывала сумасбродной.
Вульф покачал головой:
– Нет, мистер Хелмар, вы уж выберите одно из двух. Давайте напрямую. Вы показывали мисс Идз письмо от мистера Хэя и фотокопию документа. Что она сказала? Она признала, что подписывала его, или же отрицала?
Хелмар некоторое время молчал, а затем произнес:
– Я оставляю за собой право ответить на этот вопрос позже.
– Сомневаюсь, что промедление поможет делу, – сухо произнес Вульф. – Теперь, когда вы знаете, что мисс Идз не уезжала в Венесуэлу и, смею вас уверить, не имела такого намерения, как вы объясните ее отказ от встречи с вами, бегство и просьбу ее не разыскивать?
– Я не обязан это объяснять.
– Даже попытаться не хотите?
– Полагаю, представленных мною объяснений вполне достаточно. Она знала, что тем вечером я приду с документальным подтверждением полнейшей неспособности мисс Дьюди вести дела корпорации. Я сообщил об этом по телефону в то утро. Думаю, она, скорее всего, уже осознала, что должна будет отказаться от идеи поставить мисс Дьюди во главе. Ей не хотелось встречаться со мной лицом к лицу и признавать это. Еще она знала, что мисс Дьюди не даст ей ни минуты покоя.
– Какой же ты чудовищный лжец, Перри, – произнесла Виола Дьюди своим звонким и приятным голосом.
Он посмотрел на нее. Я в первый раз увидел, как он награждает ее откровенным взглядом, и, поскольку теперь ничто не заслоняло мне обзор, истина открылась во всей неприглядной полноте. Взгляд адвоката перечеркнул один приведенный им аргумент – утверждение, будто человек его воспитания и характера никак не способен на убийство. Так смотрят, когда готовятся накинуть на шею жертвы и затянуть удавку. Но то была лишь мимолетная вспышка, вслед за которой Хелмар снова повернулся к Вульфу.
– Итак, я считаю, – продолжил он, – что это объясняет ее бегство и адресованную мне записку. Объясняет ли это сказанное ею вам, утверждать не могу, поскольку не знаю, о чем она говорила.
– Что с мисс О’Нил?
– Мне нечего сказать о мисс О’Нил.
– Ой, да бросьте вы! Может, сия любвеобильная особа тут и ни при чем, но мне необходимо знать это наверняка. Каким образом она стравливала вас с мистером Брукером? Была близка и с ним и с вами? А может, обоих водила за нос? За чем она охотилась: за развлечениями, за деньгами, за мужчинами?
Хелмар заработал челюстью. Она у него и без того изрядно выдавалась, а когда он прилагал мышечное усилие, и вовсе выпячивалась словно бульдозерный щит. Наконец он произнес:
– Глупо было подвергать себя всему этому. От полиции не отвертеться, тут уж ничего не попишешь. Но терпеть подобные вещи от вас просто нелепо… Эти ваши вульгарные и подлые намеки в отношении молодой женщины, которой вы не достойны даже коснуться. В своей чистоте и скромности она бесконечно далека от всей этой развращенности… Нет! Ну и дурак же я, что пришел!
Он опять выпятил челюсть.
Я так и вытаращился на него. Просто невероятно! Конечно, это не редкость, чтобы адвокат с Уолл-стрит развлечения ради путался с хорошенькой хапугой, но когда слышишь, как он, будучи в здравом уме и твердой памяти, блеет нечто подобное, поневоле диву даешься. Такие люди представляют собой угрозу здоровым и естественным отношениям между полами. Услышав весь этот вздор о штучке вроде Дафни О’Нил, я потом несколько недель вздрагивал в испуге, когда ловил себя на том, что обращаюсь к какой-нибудь девице с речами более дружелюбными, нежели дерзкое рычание.
Вульф уточнил:
– Я так понимаю, вы закончили, мистер Хелмар?
– Да.
Вульф повернулся:
– Мистер Брукер?
Брукер был моим фаворитом. Порой несколько людей, выхваченных слепящим светом расследования, выглядят одинаково, хотя подобное и случается нечасто. Гораздо чаще – по явной причине или нет – вы делаете ставку на кого-то одного. В данном деле моим фаворитом стал Джей Л. Брукер, президент.
Я и сам не знал почему. Возможно, своим вытянутым бледным лицом и длинным тонким носом он напомнил мне одного типа, на которого я школьником работал в Огайо во время летних каникул и который надул меня на сорок центов.
А может, причиной всему был тот его взгляд, брошенный на Дафни О’Нил во вторник в зале совещаний «Софтдауна». Не существует закона, запрещающего мужчине восхищаться творениями природы. Однако всего лишь несколько часов назад он услышал о смерти Присциллы Идз, и от него не убыло бы, подожди он до заката со своими полными вожделения взглядами.
Теперь он не вожделел. Он единственный опрокинул целых три стаканчика, три добрые порции ржаного виски с каплей воды. И я заметил, как дрожит его подносящая стакан ко рту рука.
– Я хотел бы сказать… – начал он, но засипел и вынужден был дважды прочистить горло, прежде чем продолжить. – Я хотел бы сказать вам, мистер Вульф, что считаю совершенно правомерным иск миссис Яффе. Я предложил передать акции на хранение третьему лицу до тех пор, пока обстоятельства смерти мисс Идз не прояснятся. Но мне возразили, что иногда расследование убийства тянется месяцами или даже годами, а порой его и вовсе не удается раскрыть. Мне пришлось признать вполне обоснованным этот довод, но и позиция миссис Яффе тоже имеет под собой основание, так что нам следует достичь компромисса. Я всячески приветствовал бы вашу помощь в его достижении и был бы весьма вам за это признателен.
Вульф покачал головой:
– Вы напрасно тратите время, сэр. Я – детектив, а не посредник. Я ищу убийцу. Это вы? Мне остается только гадать, но вы-то знаете точно. Я прошу вас говорить только об этом.
– Я был бы рад… – Брукер снова прочистил горло. – Если бы полагал, что способен помочь вам достичь истины. Я всего лишь трудолюбивый и усердный бизнесмен, мистер Вульф. Во мне нет ничего выдающегося или примечательного, как в вас. Я помню один день в тысяча девятьсот тридцать втором году, худшем в нынешнем столетии для американского бизнеса. Я был тогда неуклюжим юнцом, проработал в «Софтдауне» всего три года, поступив туда после окончания колледжа. То был холодный декабрьский день за пару недель до Рождества, и настроение мной владело преотвратное. Стало известно, что из-за спада деловой активности намечается новое сокращение штатов и в конце года несколько человек из моего отдела будут уволены.
– Если вы считаете, что это относится к делу… – пробурчал Вульф.
– Да, считаю, сэр. В тот холодный декабрьский день миссис Идз зачем-то пришла к мужу в контору и привела с собой Присциллу, их пятилетнюю дочку, хорошенькую девчушку. Мать Присциллы зашла в кабинет мужа, а девочка осталась на этаже и расхаживала повсюду, разглядывая людей и вещи, как это обычно делают дети. Я как раз был там. Она подошла ко мне и спросила, как меня зовут, и я ответил ей – Джей. И знаете, что она сказала?
Он все ждал ответа, и Вульф был вынужден произнести:
– Нет.
– Она сказала: «Джей? Ты не похож на сойку!»[14] Она была просто неотразима. Тем утром я как раз изучал новую пряжу, которую мы собирались использовать, и у меня в кармане завалялось несколько коротких ярко-зеленых прядей. Я достал их и повязал ей на шейку, а потом сказал, что это красивое ожерелье, подарок на Рождество. Я отвел ее к зеркалу на стене и поднял, чтобы она могла в него посмотреться. – Ему пришлось еще раз прочистить глотку. – Она пришла в восторг, захлопала в ладоши и радостно закричала. А потом за ней пришли родители. Маленькая Присцилла побежала к отцу похвастаться своим чудесным зеленым ожерельем. И знаете, что она сказала ему?
– Нет.
– Она сказала: «Папочка, смотри, что Джей мне подарил! О, папочка, ты не можешь прогнать Джея с остальными! Папочка, ты должен оставить Джея!» И меня оставили! Я был самый молодой в своем отделе, и кое-кому постарше пришлось уйти, но меня оставили! Тогда-то, мистер Вульф, я впервые и увидел Присциллу Идз. Можете себе представить, какие чувства я к ней испытывал тогда. И много позже, на протяжении всех этих лет, несмотря на все трудности, трения и противоречия. Это зеленое ожерелье, просто отходы пряжи, что я повязал на ее тоненькую шейку! Конечно же, я рассказал об этом полиции, и мне поверили. Только представьте, каково мне теперь, когда меня подозревают, что я мог задушить Присциллу Идз. – Он вытянул руки, которые явственно дрожали. – Этими вот руками! Теми самыми руками, что повязали ожерелье ей на шейку двадцать лет назад!
Брукер встал, прошел к столику с напитками и этими самыми руками – одна держала стакан, а другая бутылку – налил себе ржаного виски и плеснул чуток воды. Вернувшись в свое кресло, он одним глотком отпил половину.
– Итак, сэр? – подогнал его Вульф.
– Мне больше нечего сказать, – объявил тот.
– Вы шутите? – Вульф был ошеломлен.
– О нет, отнюдь, – сухо усмехнулась Виола Дьюди. – Не зря же три года именно он писал львиную долю рекламных объявлений «Софтдауна»… Хотя не думаю, что вы обращаете внимание на рекламу.
– Не особо. – Вульф пристально разглядывал Брукера. – Очевидно, сэр, либо вы страдаете умственным запором, либо надеетесь, что им страдаю я. Давайте вернемся в позавчерашний день. Во вторник вы сказали мистеру Гудвину, что впятером – мистера Хелмара там не было, но присутствовала мисс О’Нил – обсуждали убийство и в том числе рассматривали версию, что мисс Идз убил ее бывший муж, мистер Хэй. Вы упомянули…
– Кто это сказал? – тут же отреагировал Эрик Хэй.
Он проскочил между Питкином и мисс Дьюди и встал перед ними. Его голубые глаза прочесывали софтдаунскую дугу, пока он повторял свой вызов:
– Кто это сказал?
Вульф велел ему сесть, но призыв остался без внимания. Я встал и двинулся к Хэю, пока Ирби, его адвокат, что-то ему кричал. Наверно, сам того не сознавая, я все-таки был на взводе из-за всего этого собрания, которое, казалось, никогда не кончится и никуда не приведет. И должно быть, на моем лице отразилось желание хорошенько двинуть кому-нибудь, хотя бы и Эрику Хэю, ибо Вульф резко меня одернул:
– Арчи!
Его окрик привел меня в чувство. Я подошел к Хэю почти вплотную и велел:
– Давай назад. Мы договорились, что ты не станешь вылезать, пока не получишь приглашение – если вообще получишь.
– Меня обвинили в убийстве!
– Ну и что с того? Чем ты лучше всех остальных? Если тебе здесь не нравится, возвращайся туда, откуда пришел. Садись, слушай и начинай подумывать о защите.
К нему подскочил Ирби, взял его за плечо, и статный, крупный бывший муж-мошенник позволил увести себя обратно на свое место позади.
Вульф снова взялся за Брукера:
– Вы сказали, что мистеру Хэю даже не надо было приезжать в Нью-Йорк, поскольку он мог нанять кого-нибудь для убийства бывшей жены. Какую важность вы придавали предположению, будто преступление совершено наемным убийцей?
– Даже не знаю. – Брукер нахмурился. – А это важно?
– Думаю, могло бы быть важно. Как бы то ни было, меня впечатлило ваше стремление заполучить подозреваемого в Венесуэле, в то время как в них не было недостатка и под рукой. Однако возникает вопрос: а зачем это понадобилось мистеру Хэю? Зачем ему потребовалось убивать?
– Не знаю.
– Кто-то должен бы знать. Мисс Дьюди предложила мистеру Гудвину единственное объяснение: мисс Идз отрицала, что подписывала документ, или же мистер Хэй пришел к выводу, что жена собирается это отрицать, и потому решился ее убить. Объяснение наивное вдвойне. Во-первых, мисс Идз призналась, что подписала документ. Во-вторых, предлагала через мистера Ирби выплатить мужу сто тысяч долларов в обмен на отказ от притязаний – всего лишь на прошлой неделе. И сразу же после этого мистер Хэй, чье самолюбие больно уязвлено, бросается в аэропорт, садится на самолет до Нью-Йорка и, прилетев сюда, убивает бывшую супругу, предварительно прикончив ее горничную, дабы раздобыть ключ, а потом улетает обратно. Правдоподобно звучит?
– Нет.
– Тогда предложите что-нибудь более правдоподобное. Зачем мистер Хэй убил бывшую жену?
– Понятия не имею.
– Очень жаль, поскольку для вас простейший способ оправдаться – это предложить приемлемую замену. Есть у вас таковая?
– Нет.
– Еще что-нибудь сказать можете?
– Нет.
– Желаете как-либо прокомментировать сказанное о мисс О’Нил?
– Не желаю.
Взгляд Вульфа переместился влево.
– Мистер Квест?
Глава двенадцатая
За пятьдесят с лишним часов, прошедших с моего визита в здание «Софтдауна» на Коллинз-стрит, у меня выдавались свободные промежутки, чтобы кое-что выяснить. И одно из моих открытий относилось к возрасту Бернарда Квеста: ему шел восемьдесят второй год.
Тем не менее это вовсе не означало, как в случае с Виолой Дьюди, что если он и причастен к убийству Присциллы Идз, то, скорее всего, как заказчик, нежели исполнитель. Несмотря на его седины и сморщенную кожу, я готов был поспорить, что он все еще способен подтянуться раз пять-шесть, – об этом свидетельствовали его взгляд, движения и осанка.
Он заговорил тихим, но твердым голосом:
– За всю долгую жизнь мне довелось проглотить лишь две по-настоящему горькие пилюли. И это дело – одна из них. Я имею в виду не убийство, не насильственную смерть Присциллы Идз, хотя все это ужасно и достойно сожаления. Я имею в виду саму мысль, будто я, Бернард Квест, к нему причастен. И самое прискорбное, что ее допускаете не только вы – до вас-то мне как раз дела нет, – но официальное следствие.
Он взглянул направо, на Питкина и мисс Дьюди, затем налево, на Брукера и Хелмара, и наконец снова уставился на Вульфа.
– Эти остальные – дети по сравнению со мной. Я в бизнесе вот уже шестьдесят два года. Из них тридцать четыре на посту руководителя отдела сбыта и двадцать девять – вице-президента. Мною и под моим руководством нашей продукции продано на четыре миллиарда долларов. В тысяча девятьсот двадцать третьем году Натан Идз назначил меня вице-президентом и пообещал, что однажды передаст мне солидный пакет акций корпорации. В последующие годы это обещание повторялось несколько раз, но так и не было выполнено. В тысяча девятьсот тридцать восьмом Натан Идз уведомил меня, что оговорил это в своем завещании. Я протестовал и к тому времени был уже достаточно обижен, чтобы перейти от слов к делу, вот только упустил время. Мой возраст приближался к семидесяти, и конкуренты больше не пытались меня переманить щедрыми посулами. Конечно, мне стало ясно, что доверять обещаниям Натана Идза ни в коем случае нельзя, но я слишком долго выжидал, чтобы настоять на своем единственно действенным способом.
Четыре годя спустя, в сорок втором, он умер. Когда огласили его завещание, я понял, что он вновь нарушил свое обещание. Я сказал, что проглотил две по-настоящему горькие пилюли. Так вот это и была первая. Вы можете, конечно, спросить, какая мне была разница – в мои-то годы? Я разменял уже восьмой десяток. Мои дети выросли, обрели свое место в жизни, свое счастье и находились на пути к успеху. Жена моя умерла. Я получал большое жалованье, даже выше своих потребностей. Ну и какая была бы мне польза от акций корпорации стоимостью три миллиона? Никакой. Совсем никакой. Возможо, вреда они принесли бы даже больше, чем пользы, – и мне, и моей семье. Но я решил прикончить эту девчонку, Присциллу Идз, тогда пятнадцатилетнюю, чтобы получить хотя бы часть из них.
– Берни! – ахнула мисс Дьюди.
– Да, Ви. – Квест посмотрел на нее, кивнул и вновь повернулся к Вульфу: – Я не рассказал этого полиции. Не потому, что счел необходимым утаить, а просто потому, что не посчитал полицейских публикой, достойной подобных откровений. И вот час назад я осознал, что это было бы… Удовольствием? Нет, не удовольствием, но превосходной возможностью облегчить бремя. Ведь после восьмидесяти это самое главное – облегчить свое бремя.
Вдруг он улыбнулся, но вовсе не кому-то из нас – он улыбался сам себе.
– Мое чувство справедливости было оскорблено. Я знал, что Натан Идз, получивший свой бизнес в наследство, очень мало способствовал его исключительному росту в ту четверть века, что номинально являлся его главой. В основном этот рост был плодом трудов двух человек – Артура Гиллиама, гения производства, и меня. Идзу пришлось отдать Гиллиаму десять процентов акций корпорации, чтобы удержать его, и теперь этим пакетом владеет дочь Гиллиама, миссис Сара Яффе. Поскольку мне недоставало твердости Гиллиама, я ничего и не получил. И это финальное вероломство Натана Идза в отношении его завещания оказалось для меня последней каплей. Я решил убить Присциллу не ради выгоды. Подобное побуждение являлось бы рациональным, а мои мотивы были далеки от разумных. Я просто потерял всякую власть над собой. Должно быть, в самом деле обезумел. – Квест взмахом руки отмел эту мысль и продолжил: – Я решил ее задушить.
Между присутствующими пробежал ропот, но он не обратил на это внимания.
– Мне было известно, что многих преступников выводят на чистую воду с помощью лабораторного исследования улик. И я принял самые тщательные меры предосторожности. Так, мне требовался кусок веревки, и я не один час размышлял, как безопаснее всего его раздобыть. У меня имелся дом в Скарсдейле, с двориком и гаражом. И конечно, там нашлось бы много всяких веревок, вполне пригодных для такого дела, но требовалась абсолютно неидентифицируемая. Думаю, я разрешил проблему весьма изобретательно. Я проехал по Бродвейской линии подземки до конца и отправился на прогулку. За полчаса я обнаружил две или три веревки, которые вполне подошли бы, но я был привередлив. Та, что в итоге меня устроила, нашлась на границе свободного участка, недалеко от тротуара… Кусок бельевой веревки в три фута длиной. Никого не наблюдалось и в ста шагах, но я все равно проявил осторожность. Наклонился, как будто хотел завязать шнурок на ботике, а когда выпрямился, в руке у меня уже была туго скрученная веревка.
Виола Дьюди не выдержала:
– Берни, ты ведь сочиняешь на ходу?
– Нет, Ви, все это происходило на самом деле. Я тут же запихал веревку в карман и не доставал ее оттуда, пока не оказался один в своей спальне за запертой дверью. Я внимательно осмотрел ее и удовлетворенно заключил, что она хоть и грязная и кое-где потерлась, все же достаточно крепка. Я прошел в ванную, хорошенько постирал ее в мыльной воде и отполоскал, но затем столкнулся с проблемой. Где же оставить ее сушиться? Конечно, не там, где ее может обнаружить один из двух моих слуг или же кто-нибудь из гостей, как раз ожидавшихся к ужину. Запирать ее в ящик сырой мне не хотелось. Да и вообще мысль запереть ее в ящик мне не нравилась совершенно. Поэтому, приняв душ, я обмотал веревку вокруг пояса, после чего оделся к ужину. Мне было очень неприятно чувствовать ее на теле, но, оставь я веревку в любом другом месте, было бы еще неприятнее.
Позже, когда гости разошлись, я, раздеваясь перед сном, размышлял над еще одной проблемой, причем не в первый раз. Надо ли чем-нибудь оглушить жертву, прежде чем набросить веревку ей на шею? Я считал весьма желательным применить только одно орудие – веревку, раз уж избрал такой способ. Сняв веревку с пояса, я стал набрасывать ее на различные предметы – ножку стула, книгу, подушку – и туго затягивать, но не сумел ничего выяснить таким образом. А мне необходимо было знать, насколько туго нужно затянуть веревку, чтобы жертва не могла дышать и кричать и быстро стала беспомощной. Поэтому я обвязал веревку вокруг собственной шеи, покрепче ухватился за концы и начал тянуть.
Слушатели не сводили с него глаз, когда он поднял кулаки к горлу и принялся медленно разводить их в стороны.
– Бог мой, – промолвил кто-то.
Квест кивнул:
– Да, но этим-то все и разрешилось. Никто не подоспел ко мне на помощь. Я просто пришел в себя, после того как упал на пол и пролежал голым несколько минут… не знаю, сколько именно. Не знаю я и того, что вызвало обморок: одно только психологическое напряжение или же затянутая на шее веревка. Но я твердо знаю, что то был единственный раз в моей жизни, когда у меня в мозгу мелькнула мысль о самоубийстве. Нет, не когда я обвязал веревку вокруг шеи и затянул ее – тогда мне точно об этом не думалось, – а после того, как я пришел в себя. Какую-то минуту в голове у меня было совершенно пусто. Я сидел на полу и таращился на веревку в руке – и вдруг все это обрушилось на меня, словно прорвало плотину. Я совершенно серьезно и осознанно планировал убийство – вот и веревка в доказательство! Или это был всего лишь кошмар? Я кое-как встал на ноги и доковылял до зеркала. На шее оставалась синяя борозда. Если бы в этот самый момент под рукой у меня оказалось какое-нибудь быстрое средство, скажем заряженный пистолет, думаю, я бы покончил с собой. Но ничего такого не нашлось, и я не свел счеты с жизнью. Позднее, ближе к утру, кажется, мне даже удалось заснуть.
Что ж. – Квест развел руками. – На этом все и закончилось. Десять лет поднос с этой веревкой, аккуратно скрученной, простоял у меня на комоде, где я ее видел по утрам и вечерам. Меня часто спрашивали, зачем она там лежит, но до сегодняшнего дня я не отвечал. Насколько я…
– Она все еще там? – спросил Вульф.
Квест удивился:
– Конечно!
– Она оставалась там постоянно?
Тут Квест всполошился. Челюсть его отвисла, и он сразу стал выглядеть лет на десять старее. Когда же он снова заговорил, интонация сделалась другой.
– Я не знаю, – пролепетал он, едва ли не потрясенно. – Я не был дома с утра понедельника, жил у сына в городе… Мне надо позвонить. – Он встал. – Мне надо позвонить!
– Вот, – сказал я, пододвинул к нему телефон и встал.
Он сел в мое кресло, набрал номер и после долгого ожидания заговорил:
– Делла? Нет-нет, это мистер Квест. Прости, что вытащил тебя из постели… Нет-нет, со мной все в порядке. Всего лишь хочу кое о чем тебя попросить. Ты ведь помнишь тот кусок старой бельевой веревки у меня на комоде? Я хочу, чтобы ты сходила и проверила, лежит ли она там, как и обычно, как всегда лежала. Я подожду у телефона. Сходи проверь и скажи мне… Нет, ничего не трогай, просто посмотри, на месте ли она.
Он подпер лоб свободной рукой и стал ждать. На него никто не смотрел, ибо все уставились на Вульфа, который снял трубку своего телефона и слушал. Прошло целых две минуты, когда Квест наконец поднял голову и заговорил.
– Да, Делла? Вот как? Ты уверена? Нет, мне просто надо было знать… Нет-нет, я в порядке, все в полном порядке… Спокойной ночи.
Он аккуратно и твердо положил трубку и повернулся к моему боссу:
– Я мог воспользоваться ею, мистер Вульф, вы правы, но вернуть ее на место у меня возможности не было, потому как я туда не возвращался.
Он встал, извлек из кармана кошелек с мелочью, достал два десятицентовика и один пятицентовик и положил мне на стол.
– Звонок на четверть доллара с налогом. Благодарю.
Он вернулся к своему креслу и сел.