Убийство в опере Митчелл Глэдис
Глава I
Распределение ролей
— В этом году будем ставить Шекспира, — объявил директор школы.
Учитель физики мистер Притчард махнул рукой и скосил глаза в сторону учительницы английского языка миссис Бойл, бывшей актрисы.
— Надоело, да и скучно к тому же.
— Пожалуй, — согласился директор. — Но тогда предлагайте, я слушаю.
— Давайте поставим что-нибудь легкое, — произнес учитель математики мистер Пул.
Директор улыбнулся.
— А что именно?
— Может быть, комическую оперу? — неожиданно подала голос учительница арифметики мисс Феррис и покраснела. — В прошлом году «Гондольеры» прошли с большим успехом.
Директор нахмурился.
— Успех, конечно, был, мы имели аншлаг, но все равно убытки составили тридцать фунтов один шиллинг и девять пенсов.
— Я могу дать деньги на постановку, — произнесла мисс Феррис, удивив всех.
И было чему удивляться. Мисс Феррис, полнолицая, близорукая, нескладная, вела арифметику в младших классах, одевалась весьма скромно и всегда держалась в тени. Она была самой кроткой и покладистой из всех. В общем, такого от нее никто не ожидал.
Отвлечемся ненадолго и поясним, что школа эта была необычная. Мало того, что дорогая, частная, но еще и с совместным обучением мальчиков и девочек. Одна из немногих в стране. Учителям здесь хорошо платили, а стало быть, случайные люди сюда не попадали.
Директор нарушил молчание:
— Но, понимаете, мисс Феррис…
— Понимаю, мистер Клиффордсон, — рискнула перебить она директора. — И знаю, сколько это стоит. Просто я решила преподнести школе небольшой подарок. Мне тут так… — мисс Феррис сглотнула, ее глаза неожиданно наполнились слезами… — мне тут так хорошо.
Почти минуту все молчали. Затем директор откашлялся.
— Я даже не знаю, что и сказать. Это такой щедрый жест с вашей стороны, мисс Феррис. Весьма благородно. Хм… — Он помолчал. — В таком случае давайте сразу распределим роли. Желательно начать репетиции до каникул, а в следующем семестре продолжим. Итак, какие предложения? Впрочем, давайте вспомним, что там за роли.
— Какие роли? — удивилась молодая хорошенькая учительница музыки. Ее фамилия была Клиффордсон, и это не было совпадением. Она приходилась директору племянницей. — Мы еще не решили, что будем ставить.
— Неужели? — в свою очередь удивился директор. — А я думал, что решили. Мы будем ставить «Микадо». Я мечтаю об этом уже много лет.
Это заявление было встречено аплодисментами.
— Вы, конечно, возьмете себе роль знатного придворного, великолепного Пу-Ба, сэр? — спросил учитель английского.
— Не возражаю, если нет других претендентов, произнес директор, внимательно оглядывая присутствующих. Как и следовало ожидать, претендентов не оказалось.
— А мисс Клиффордсон — это красавица Юм-Юм, возлюбленная принца, тут нет сомнений, — не унимался молодой учитель английского.
— Пожалуй, — согласился директор, улыбнувшись племяннице. — А на роль Великого палача, забыл, как его зовут…
— Ко-Ко, — подсказал тот же учитель английского.
Директор улыбнулся.
— Спасибо, мой мальчик. Конечно, Ко-Ко, как же я забыл. На эту роль я предлагаю мистера Пула.
Учитель математики, о котором шла речь, с улыбкой кивнул. Он был невысокий, черноволосый, подвижный и чрезвычайно добродушный.
Директор вгляделся в присутствующих.
— Так, давайте дальше.
— Сэр, не забудьте Микадо, правителя Титипу, заглавную роль, — произнес учитель рисования мистер Смит. — По правде говоря, это единственный персонаж, которого я запомнил. У него отличная ария.
Директор кивнул.
— Так и сыграйте его. Не возражаете?
Мистер Смит закивал в ответ.
— А как насчет этой грозной дамы, предназначенной в жены принцу? Как ее зовут, я, конечно, опять забыл.
— Катиша, — раздались сразу несколько голосов.
— Она самая. — Директор помолчал, затем принял неожиданное решение: — Я думаю, эта роль подойдет мисс Феррис.
Учительница арифметики вспыхнула и завозилась с носовым платочком. В последний раз она была в центре внимания, когда пришла на собеседование, где присутствовали все члены попечительского совета. После чего ее взяли на должность учительницы арифметики младших классов. Мисс Феррис вот уже несколько лет страстно желала, чтобы ей хотя бы раз предложили роль в школьном спектакле, и теперь, когда это наконец случилось, ее нервы не выдержали.
— Вы прекрасно справитесь, — подбодрила ее мисс Клиффордсон. Она была рада досадить учительнице физкультуры, мисс Камден, которую недолюбливала и которая, несомненно, прекрасно подходила на роль Катиши. — К тому же у вас будет время сосредоточиться. Катиша появляется только во втором акте.
— Вы ошибаетесь, мисс Клиффордсон, — возразил молодой учитель физики, преподающий в младших классах. Он был влюблен в учительницу физкультуры, хотя она была старше его на четыре года и называла в лицо не по годам развитым мальчиком. — У Катиши очень эффектный выход в конце первого акта.
— Да, но в основном она играет в следующих актах, — настаивала молодая учительница музыки. — Я думаю, вам следует взять эту роль, мисс Феррис. Тем более что благодаря вам и состоится эта постановка. Как же без вас?
Раздались вежливые аплодисменты.
Мисс Феррис, удивляясь самой себе, согласилась на эту роль, поглядывая на учительницу физкультуры. Мисс Камден была опытной спортсменкой и научилась с достоинством принимать поражения. Она мило улыбнулась, а мисс Феррис, приняв ее улыбку за чистую монету, улыбнулась в ответ.
Затем распределили еще несколько ролей. Наконец дошли до школьников.
Учредительствовала по-прежнему мисс Клиффордсон.
— На роль принца, странствующего под именем уличного музыканта Нанки-Пу, я думаю, годится Харствуд. Он был очень хорош в «Гондольерах».
— Харствуд на роль Нанки-Пу? Неплохая мысль. — Директор записал. — А на роль третьей девушки, мне кажется, подойдет Мойра Маллей.
— Вы имеете в виду Пип-Бо, подругу Юм-Юм, сэр? — опять услужливо подсказал учитель английского.
— Вот именно, Пип-Бо, — буркнул директор.
Распределение ролей продолжалось.
Друзья и близкие мисс Феррис, наверное, звали бы ее по имени — Келма, но она была сирота, а братьев и сестер, да и друзей у нее, к сожалению, не было. Так сложилась жизнь.
На следующий день, проверяя контрольные по арифметике, она то и дело отвлекалась на мысли о предстоящем отпуске, до которого оставалось совсем немного. Почти все скопленные деньги она отдала на постановку «Микадо». Что это на нее нашло, она теперь уже и понять не могла, но идти к директору и говорить, что передумала, об этом и помыслить было невозможно.
Надо найти, где дешево, твердила она себе. Туда и поехать. Вот именно, где дешево.
Так прошел день, и только вечером, лежа в постели, устремив неподвижный взгляд на закрывающую окно штору, она придумала, куда поехать. У нее все же была родственница, единственная, она жила в курортном городке у моря в Южной Англии, небольшом, но довольно известном. Назывался он Богнор-Реджис. И не просто жила, а держала там небольшую гостиницу с полным содержанием постояльцев. Короче говоря, пансион. Келма там бывала, правда, очень давно, но помнила, что городок милый, пляж с чистым песком, променад, на котором очень приятно прогуляться. Кстати, оттуда автобусы ходят куда угодно. Можно съездить на экскурсию, а потом осенью в школе рассказать, если кто-нибудь спросит, что она побывала на родине Шейлы Кей-Смит[1], или Джозефа Беллока[2], или в месте, где разворачивалось действие сказки Киплинга «Пак из Страны Холмов». Совсем неплохо.
Когда мисс Феррис наконец заснула, ей приснилось, что она взбирается по крутому склону на верх холма и оттуда любуется видом Богнор-Реджиса, а учительница физкультуры подкрадывается сзади и толкает ее вниз. Падая, мисс Феррис проснулась и потом не сразу смогла заснуть.
Вечером следующего дня она написала тете письмо, приложив к нему конверт с маркой и обратным адресом. Потянулись дни, пока наконец не начались длинные летние каникулы. Прошло почти девять недель, а ответа все не было. Так что мисс Феррис пришлось оставаться там, где она жила. На съемной квартире. Это было так странно: находиться в городе — кстати, назывался он Хиллмастон — и не ходить в школу.
Последним днем учебного года была среда. В четверг утром мисс Феррис позавтракала, теперь уже гораздо позднее, в девять тридцать, она могла себе это позволить, а затем пошла в библиотеку поменять прочитанную книгу на новую. Она посидела в парке, почитала до ленча, после которого собиралась сесть в автобус и провести вторую половину дня в лесу. Однако помешал дождь. Пришлось остаться дома, благо книга попалась интересная. В четыре ее позвали к чаю, а в четверть пятого она решила сводить малолетнюю дочку квартирной хозяйки в кино. Вернулись они в восемь пятнадцать. Вскоре появился почтальон с вечерней корреспонденцией, но ей писем не было. В десять мисс Феррис отправилась в постель.
Следующий день выдался солнечный и жаркий. Мисс Феррис попросила хозяйку сделать сандвичи и поехала с девочкой на автобусе в лес. Перед этим она сменила в библиотеке книгу и купила ребенку две детские книжечки и мяч. Они прекрасно провели время. Хозяйка, которой очень нравилась постоялица, и, конечно, благодарная за внимание к своему ребенку, приготовила вкусный ужин, которым они втроем и насладились. В половине десятого мисс Феррис отправилась в постель, так и не получив известия от тети. Зато перед тем, как заснуть, дочитала книгу до конца.
— Собралась дешево провести отпуск, — произнесла мисс Линкаллоу, тетя мисс Феррис, показывая письмо своей компаньонке мисс Сули. — Ишь чего надумала. Пошастала за границей, потратила все деньги, а теперь, значит, сюда? Думает, если родственница, то можно. — Она помолчала. — Ладно, поселю ее в восьмом номере, скидку дам десять процентов, если будет жить полные шесть недель. На большее пусть не рассчитывает.
— Так она согласится, я в этом уверена, — заметила пухленькая и сентиментальная мисс Сули.
— И вот еще что, — строго проговорила хозяйка. — Поставьте в третий номер детскую кроватку, как они просят, но придется доплачивать полгинеи в неделю. Так им и скажите.
— А что с этой горничной, Сьюзи Козенс? — спросила мисс Сули.
— Эта лондонская девица, которая заигрывает с джентльменами? — фыркнула мисс Линкаллоу. — Ее я уволю.
— Вообще-то мистер Хелм сам ее поощрял, — заметила мисс Сули и тут же спохватилась: — Утром я застала Сьюзи в его комнате, она рылась в его вещах.
— Надо же, какая любопытная, — возмутилась хозяйка пансиона. — Теперь пусть пороется в своих вещах и убирается отсюда. Может, она воровка, откуда мы знаем? Пришла сюда без рекомендаций, никогда прежде в пансионах не служила. Я взяла эту Сьюзи, потому что пожалела ее мать. Они ведь местные, из Богнора. Но все равно пусть уходит, шарить в чужих вещах я здесь никому не позволю. Заплатите ей жалованье и отправьте прочь.
— А рекомендацию напишете?
— Напишу, когда буду писать письмо племяннице. «Честная и трудолюбивая» — этого достаточно. А почему отсюда ушла, пусть сама придумает. — Она на секунду замолкла, собираясь с мыслями. — Вы выяснили, намерен ли постоялец из четвертого номера оставаться еще на неделю? Потому что сейчас номера нарасхват. Вообще-то он приезжает к нам каждый год. Так что спросите аккуратно, чтобы не обиделся.
На следующее утро мисс Феррис получила письмо от тети. Та радушно приглашала ее провести отпуск. Заверяла, что у нее будет прекрасный номер с полным обслуживанием на шесть недель. Плата была даже меньше, чем рассчитывала мисс Феррис. Она тут же взялась изучать расписание поездов, а затем отправила телеграмму, извещая, что приедет в понедельник во второй половине дня.
Воскресенье прошло без событий, они и не предвиделись. Мисс Феррис три раза побывала в церкви, включая утреннюю службу, немного прогулялась между ленчем и чаем, в половине десятого легла спать. Ничего особенного она от поездки к морю не ожидала, но теплый тон тетиного письма ее порадовал.
На вокзал она приехала на такси за пятнадцать минут до отправления поезда и в пансион мисс Линкаллоу прибыла как раз ко времени чая. Тетя приняла ее душевно, проводила в номер. Он находился в задней части дома, так что окна на море не выходили. Но это значения не имело, поскольку пансион хотя и располагался на улице, которая шла параллельно набережной, но его отделял от нее первый ряд более импозантных отелей и пансионов.
Тетя болтала без умолку. Она, как и большинство хозяек пансионов на приморских курортах, была словоохотлива. Убедившись, что племянница в восторге от номера, она оставила ее разбирать вещи.
Мисс Феррис закончила с вещами, ознакомилась с расписанием приема пищи и правилами пользования ванной комнатой, после чего написала открытку своей квартирной хозяйке в Хиллмастоне, сообщив о благополучном прибытии, и отправилась пить чай.
После чая она пошла прогуляться по набережной и неожиданно встретила ученика своей школы, старшеклассника Харствуда. Он приподнял шляпу-канотье, приветствуя ее. Она нервозно улыбнулась ему в ответ. Шляпа ее удивила. Молодые люди обычно ходили летом без головных уборов. Мисс Феррис не могла знать, что отец Харствуда, человек довольно странный, полагал, что соломенная шляпа предохраняет мозги от вредных воздействий.
Обед был в семь. И тут случилась неприятность. Напротив Келмы за столом сидел симпатичный мужчина лет тридцати, и каждый раз, когда мисс Феррис поднимала глаза, она встречала его взгляд. Мисс Феррис покраснела и уткнулась глазами в тарелку.
Однако незнакомец попытался завести с ней разговор. Вначале представился, его фамилия была Хелм. Затем мечтательно произнес:
— Обратите внимание на рыбу. Она здесь просто объедение.
Келма не ответила.
Хелма это не смутило, и через некоторое время он поинтересовался:
— Вы не считаете, что здешний воздух возбуждает аппетит?
Не поднимая глаз, мисс Феррис пробормотала что-то невнятное. А после обеда попросила тетю пересадить ее за какой-нибудь другой стол. На следующий день она уже сидела в компании супругов средних лет с тремя детьми. Мисс Феррис была довольна, она искренне любила детей.
Мистер Хелм довольно долго к ней не приближался и напомнил о себе где-то в середине четвертой недели ее пребывания в пансионе при весьма странных обстоятельствах.
В тот вечер мисс Феррис легла спать позднее обычного, потому что ходила в театр, смотрела пьесу, которая с успехом прошла недавно в Лондоне. Она долго не могла заснуть, переживая перипетии увиденного и представляя себя героиней пьесы.
На часах было без четверти двенадцать, но она еще не спала. Неожиданно кто-то негромко кашлянул совсем рядом, со стороны балкона. Мисс Феррис не особенно встревожилась. Ну кашлянул и кашлянул, мало ли что. Она села в постели и прислушалась. Кашля больше слышно не было, но появился какой-то шум. Слабый, едва различимый.
Она встала и осторожно подошла к окну. Вгляделась. Увидеть ничего не удалось, но шум продолжался.
Мисс Феррис неслышно двинулась к туалетному столику, где лежала сумочка. Как большинство учителей младших классов, она носила с собой свисток. Он был нужен во время прогулок с детьми. Она собиралась достать его из сумочки, как в дверь постучали. Негромко, три раза. Мисс Феррис вздрогнула, затем надела халат и открыла дверь. Возникший на пороге мужчина бесцеремонно оттеснил ее в сторону, направился к балкону и спрыгнул вниз. Тут было невысоко.
Мисс Феррис вытащила из сумочки свисток, выбежала на балкон и пронзительно свистнула три раза. В коридоре послышались шаги, кто-то крикнул, с улицы донесся звук автомобильного клаксона. Тем временем на балкон взобрался тот же самый мужчина. Теперь она его разглядела. Это был Хелм.
Он улыбался.
— Все в порядке. Я их прогнал. Они убежали.
В коридоре были слышны шаги и голоса.
— Уходите, — прошептала мисс Феррис. — Вам здесь нельзя оставаться.
Она решительно открыла дверь и чуть не столкнулась с тетей и мисс Сули.
— В дом пытались проникнуть грабители, — сообщил им Хелм. — Но я их спугнул. — Кивнув, он вышел.
Как выяснилось позднее, в пансионе ничего не украли. Тетя, конечно, была сильно шокирована, обнаружив Хелма в комнате племянницы почти в двенадцать ночи, но ничего не сказала. Кто его знает, может, он действительно прогонял грабителей. Мистер Хелм уезжал в конце недели, но в оставшиеся дни всюду ходил за мисс Феррис. Дело дошло до того, что перед отъездом он сделал ей предложение руки и сердца, но получил отказ. Келма Феррис была не настолько глупа, чтобы питать иллюзии относительно своей привлекательности для мужчины с внешностью и темпераментом мистера Хелма.
— Я полагаю, он решил, что у меня что-то есть за душой, — призналась она по возвращении квартирной хозяйке. — Впрочем, он был недалек от истины. Перед отъездом тетя сказала, что сделала меня в завещании своей наследницей. Не знаю, что и думать. Неужели когда-нибудь мне можно будет оставить преподавание и начать управлять пансионом. Думаю, мне бы это понравилось. Но в любом случае надеюсь, что моя дорогая тетя проживет еще много лет.
Харствуд переживал. Ему уже исполнилось восемнадцать, но отец решил оставить его в школе еще на шесть месяцев, чтобы он мог подготовиться к поступлению в Оксфорд — и не куда-нибудь, а в престижный Баллиол-колледж. Основания для этого были. Харствуд стоял одним из первых в списке успеваемости в классе. Он был юноша способный, трудолюбивый и увлекающийся. Постоянно метался и все никак не мог себя найти.
А сейчас и вовсе потерял голову, забросил занятия фотографией и влюбился. Причем не просто так, а в молодую учительницу музыки. Да-да, ту самую очаровательную мисс Клиффордсон. Племянницу директора. Влюбился трогательно и безнадежно. Она, конечно, это замечала, была польщена, смущена, но не более того. Самым большим его достижением были три танца с ней на школьных вечерах.
Душевные муки юноши не могли не сказаться на учебе. В этот раз его оценки оказались весьма скромными, и отец отменил запланированное на лето путешествие в автомобиле, приговорив сына к десяти неделям пребывания в Богноре, где он должен был дышать морским воздухом и совершать небольшие прогулки. Мистер Харствуд, человек мягкий, но настойчивый, был убежден, что его мальчик переутомился, поэтому предписал ему носить в Богноре соломенную шляпу.
У Харствуда и так на душе было противно, а тут еще в первую же неделю ему на глаза попалась эта мымра, мисс Феррис. Ну почему, почему так? Юноша скрипел зубами от разочарования. Почему бы в Богноре не оказаться его возлюбленной, мисс Клиффордсон?
Но такого быть не могло, потому что она в это время совершала морской круиз на севере. Танцевала с молодыми офицерами, присматривая, за кого бы предположительно можно было бы выйти замуж. Они все были довольно милые, но главное в этом деле, конечно, жалованье. Оно должно быть приличным. За свою короткую жизнь Гретта Клиффордсон уже дважды была помолвлена и с надеждой смотрела вперед.
Надо сказать, что в школе по ней вздыхал не только юный Харствуд, но и мистер Браунинг, молодой учитель английского в младших классах. Он проводил отпуск, занимаясь рыбалкой, так что имел много времени для размышлений. В отличие от Харствуда несчастным этот человек себя не считал. Ему было двадцать семь, и он положил глаз на директорство в небольшой средней школе с гуманитарным уклоном в центральном графстве. К тому же Браунинг пописывал, правда, пока не публиковался, но надежды не терял.
Насчет женитьбы он решил, что сделает это обязательно, когда начнет зарабатывать достаточно, чтобы содержать жену и детей. Он провел спокойный, полезный для здоровья отпуск и на седьмой неделе написал директору в Эксле-Бен, французский курорт с серными источниками, где тот проводил отпуск, письмо с просьбой дать рекомендацию. А директор, не читая, бросил письмо в мусорную корзину, напевая при этом веселую мелодию. Не хотел он в отпуске заниматься школьными делами.
Учитель рисования Смит проводил отпуск с учителем математики Пулом. Они на грузовом морском судне доплыли уже до Пирея в Греции. Смит рисовал, курил и вел разговоры, а Пул помогал в машинном отделении и поигрывал в покер, всегда удачно. О школе они не думали. В Марселе французский моряк ранил Смита ножом, и тут Пул показал, на что способен. Об этом его школьные коллеги даже не догадывались. Он отделал этого типа, как говорится, под мрамор, а затем они скрылись на своем корабле в сопровождении местной женщины, которая и была причиной ссоры. Их сильно отругал капитан, которому пришлось задержать отплытие на четверть часа.
Учитель истории снял комнату в Лондоне, чтобы позаниматься в Британском музее — он работал над школьным учебником. Оставшиеся от отпуска дни он провел с женой и двумя детьми на морском курорте в Рамсгите.
Учительница географии мисс Фрили отправилась с подругой в пеший турпоход по живописному лесистому району Южной Англии. Они вернулись в Лондон через Оксфорд и остановились на квартире у приятельницы, чтобы провести остаток отпуска в столице.
А вот у несчастной школьницы Мойры Маллей, исполнительницы одной из ролей в «Микадо», каникул не было вовсе. Ей пришлось все лето работать, присматривая за двумя маленькими детьми. У ее мамы в Ирландии не было денег, чтобы оплатить приезд дочки домой. Мойра, конечно, поплакала, но затем приободрилась. Присматривать за двумя симпатичными, хотя и сильно избалованными детьми было нетрудно. К тому же их родители платили ей за это пять шиллингов в неделю.
Учительница английского Алкеста Бойл — режиссер-постановщик «Микадо» — и учитель музыки Фредерик Хэмстед — дирижер оркестра — проводили отпуск в Париже, пребывая в греховной связи. Мистер Бойл давно умер, а миссис Хэмстед находилась в частной лечебнице для душевнобольных. Она была алкоголичкой. Поэтому миссис Бойл и мистер Хэмстед считали, что имеют на это право. Они уже давно любили друг друга и всегда проводили отпуск вместе. Но, разумеется, держали это в большой тайне.
Селились они обычно за границей, в большом городе, где вероятность случайно встретить кого-нибудь из знакомых была минимальна. Побывали в Лондоне, Нью-Йорке, Барселоне, Вене, Лиссабоне, Риме, Осло и других европейских и американских городах. На Рождество всегда уезжали в Лондон, а на Пасху — в Севилью или Рим. В принципе им ничего не было нужно. Лишь бы находиться рядом друг с другом.
Они считали, что об их связи к школе никто не догадывается, но ошибались. Келма Феррис, возможно, единственная знала их тайну. Она была чрезвычайно наблюдательна, а отсутствие семьи и друзей позволяло сосредоточиться на жизни окружающих.
Хэмстед был человек страстный, импульсивный, как и положено настоящему музыканту. По настоянию Алкесты он под псевдонимом опубликовал несколько небольших опусов и даже целую симфонию. Однако гонорар за эти произведения был мизерным и не позволял получить свободу. Так что приходилось держаться за работу. Надо отдать должное директору, у него и в мыслях не было бы предложить попечительскому совету уволить кого-то, если бы обнаружилась их связь. Он терпимо относился к «свободной любви», лишь бы это не мешало работе. Фредерик и Алкеста об этом догадывались, но соблюдение тайны для них было своего рода игрой. Ведь скрываемое от всех сокровище кажется еще более ценным именно потому, что о нем никто не знает.
Учительница физкультуры мисс Камден, которая, вне всяких сомнений, должна была входить в состав исполнителей, но ее роль отдали нелепой тихоне мисс Феррис, в очень скверном настроении отправилась в Монтрё и пробыла в Швейцарии две недели, затем переехала в Италию, пожила на побережье озера Лугано, после чего перебралась в Монте-Карло, где много проиграла в казино. Настолько много, что пришлось телеграфировать отцу с просьбой прислать денег. Иначе ей не на что было вернуться домой. Остаток отпуска она прожила у родителей и вернулась в школу в еще худшем настроении, чем уезжала в конце учебного года.
Глава II
Репетиция
В новом учебном году, как и планировалось, сразу начались репетиции «Микадо». Время пролетело быстро, и вот уже пришла пора попробовать играть в костюмах.
В эти дни мисс Феррис вдруг начала опаздывать в школу. Это сильно ее угнетало, хотя всякий раз находились уважительные причины.
Вот и сегодня опять. А все потому, что вчера на ужин она поела рыбы, видимо, несвежей. Почти всю ночь промаялась с животом. Наконец приняла два таблетки аспирина и заснула только к утру. Зато крепко. Будильник зазвонил в положенное время, но мисс Феррис его не слышала и проснулась только в начале девятого, когда квартирная хозяйка постучала в дверь и объявила, что завтрак через десять минут.
В результате она опоздала на пять минут и тут же побежала к директору извиняться. Мистер Клиффордсон сочувственно ее выслушал и успокоил. Сказал, что ничего страшного не случилось. Но мисс Феррис все равно переживала, потому что относилась к своим обязанностям в школе с почти болезненной добросовестностью.
Проводить первый урок она явилась в расстроенных чувствах. И там тоже не заладилось.
Школьники, особенно в младших классах, на вид обычные дети, но это не мешает им изводить учителей. Правда, мисс Феррис пока удавалось избегать конфликтов. Она была доброй, понимающей, с сильно развитым, но, к сожалению, нереализовавшимся материнским инстинктом. Умела заинтересовать учащихся своим предметом, сделать его увлекательным. Да и подросткам, что бы там ни говорили, арифметика нравилась, даже если они в ней были не особенно сильны.
Так случилось, что в классе, где учились тринадцатилетние, была девочка, которую мисс Феррис не любила. Это было для нее не характерно, но девица действительно попалась неприятная. С лицом, как у хорька, белесыми, свисающими на плечи волосами, дерзкими серыми глазами, смышленая, заниматься она не любила и все время отдавала баскетболу и вообще спорту. Фамилия ее была Картнелл.
Мисс Феррис к спорту относилась положительно, но девочка вела себя вызывающе, демонстративно не выполняла домашние задания и в классе ничего не делала. В общем, терпению учительницы пришел конец, и в тот роковой вторник, день репетиции «Микадо» в костюмах, она оставила бездельницу после уроков.
В любой другой день это бы не имело большого значения, но как раз во вторник у школьной баскетбольной команды был ответственный матч, а тут, как назло, центральная нападающая сломала руку, и тренер, мисс Камден, собиралась заменить ее этой самой девочкой. Она вполне годилась.
Мисс Феррис ничего этого не знала, а когда узнала, то неожиданно заупрямилась и отменять решение отказалась. Девочка всплакнула, принялась просить прощения, но мисс Феррис не уступала, сознавая при этом, что поставила себя в неловкое положение.
Как только прозвенел звонок, девочка побежала к мисс Камден сказать, что играть сегодня не сможет.
— Почему? — спросила тренер.
— Потому что мисс Феррис оставила меня после уроков до пяти.
Мисс Камден махнула рукой.
— Чепуха. Я с ней поговорю. А ты будь у ворот школы в половине четвертого.
Девочка вернулась, затем начался урок географии, и она пустила по классу записку: «Эта зануда Феррис вздумала меня наказать. Ничего у нее не получилось. Я все равно буду играть».
Но она не играла. Мисс Феррис уперлась и с настойчивостью, удивлявшей ее самое, отказывалась отпускать ученицу. Дело дошло до директора. А мистер Клиффордсон придерживался старомодных взглядов. Успехи школьных команд в разных там чемпионатах его мало волновали. Приоритет всех прочих предметов, особенно английского языка, перед физкультурой и спортом для директора был непререкаем. Поэтому он принял сторону мисс Феррис и послал за школьницей Картнелл. Посмотрев ее тетрадь по арифметике, директор отчитал девицу как следует и приказал до пяти выполнить все несделанные задания.
Мисс Камден ничего не оставалось, как подчиниться. Ее команда проиграла со счетом семь — двенадцать, так что шансов пробиться в финал не осталось никаких. Не стоит и говорить, в каком состоянии она пребывала. Это была самолюбивая, ограниченная молодая женщина, жившая успехами своих подопечных и мечтавшая изменить точку зрения директора на спорт. Для нее поражение команды было равносильно трагедии.
А бедная мисс Феррис, расстроенная ссорой, со взвинченными нервами, невыспавшаяся, вдобавок ко всему еще и страдавшая желудком, который до сих пор был не в порядке, в пять отправилась домой пить чай и вернулась в половине седьмого на репетицию в костюмах. Там ее ждали новые неприятности.
Началось того, что Харствуд — он тоже сильно нервничал — первую арию исполнил фальшиво, а вторую и вовсе запорол. Мойра Маллей настолько переволновалась, что играла из рук вон плохо. Не отставала от них и мисс Феррис. Ее выход в конце первого акта оказался полным провалом. Алкеста Бойл была в отчаянии, работавший суфлером мистер Браунинг возмущался, что актеры не слушают его подсказок и путают слова. Дирижер Фредерик Хэмстед посмеивался. Бедная мисс Феррис чуть не плакала, а Мойра рыдала в голос. В перерыве мисс Клиффордсон была холодна с несчастным Харствудом и еще холоднее в конце репетиции, до предела усугубив его страдания. Директор всех успокаивал. Уверял, что на премьере все будет прекрасно. Никто ему не верил. Прогон закончился в девять тридцать, но Алкеста Бойл настаивала, чтобы снова пройти первый акт.
— Мисс Феррис, пожалуйста, послушайте меня. — Ласково улыбаясь, она взяла руку поникшей Катиши. В гриме, который миссис Беротти, бывшая актриса-профессионалка, щедро наложила на ее простоватое, но не такое уж неприятное лицо, та выглядела ужасно. — Свою первую реплику, когда вы только появляетесь на сцене, постарайтесь произнести с нажимом. Чтобы сразу был виден характер. Понимаете?
— Может, вы сами покажете, Алкеста? — спросил улыбающийся Смит, который играл Микадо.
— Да, покажите, пожалуйста, — раздалось несколько голосов.
— Это было бы так любезно с вашей стороны, — пролепетала мисс Феррис, робея перед великолепной Алкестой.
— Тогда уж давайте начнем второй акт, — предложил директор. — Вы будете показывать Катишу, а мы вам все подыграем.
Миссис Беротти, гримерша, бывшая актриса, вышла из-за кулис в зал посмотреть и через некоторое время восхищенно зашептала на ухо Фредерику Хэмстеду:
— Это просто чудесно!
Ария Катиши закончилась под взрыв аплодисментов. Мистер Пул тоже отличился, но все восхищались Алкестой. Она повеселела и велела начинать первый акт.
Выход Келмы Феррис был в самом конце. Она решила посидеть в какой-нибудь пустой классной комнате, сосредоточиться и случайно попала в кабинет рисования. В ее распоряжении был целый час, поэтому она включила свет и принялась рассматривать развешанные по стенам рисунки и картины. Затем ее внимание привлек накрытый тканью предмет на подставке высотой чуть больше метра.
Келма подошла. Ткань не полностью закрывала предмет, было видно, что это лепное изделие. Вообще-то мисс Феррис была не слишком любопытна, но тут ее вдруг одолел необъяснимый интерес. Ей почему-то очень захотелось посмотреть, что же такое спрятано под тканью. Она начала снимать покрывало и, видимо, что-то задела. Скульптура упала на пол и раскололась.
Келма Феррис расплакалась от огорчения. Она, обычно осторожная до чрезвычайности, с трепетом относившаяся к чужому, и вот надо же — такое несчастье. Келма сразу поняла, что работа эта не ученическая, а труд самого мистера Смита. Глиняная статуэтка, видимо, Психеи, готовая к отливке в гипсе. Даже на ее не сильно искушенный в искусстве взгляд, статуэтка выглядела очень красивой. Расстроенная дальше некуда, она поставила поврежденную фигурку на место, выключила свет и вышла в коридор. Затем нашла стул и села неподалеку от сцены в темном углу, ожидая своего выхода, повторяя в уме тексты реплик и арии.
Неожиданно где-то рядом раздались голоса. Мисс Клиффордсон она узнала сразу, а потом и мужской гол ос. Он принадлежал Харствуду, исполнителю роли юного Нанки-Пу.
— Мой дорогой мальчик, — тихо произнесла мисс Клиффордсон. — Разве ты не понимаешь, что по возрасту я гожусь тебе… хм… ну, пожалуй, в тетушки. Подумай хорошенько.
— Я больше не могу, — отозвался юноша. — Пойдем отсюда.
Келма выглянула в коридор и, увидев, что они вошли в кабинет рисования, тут же вскочила и поспешила вслед. Ей очень не хотелось, чтобы они увидели разбитую статуэтку и сообщили об этом Смиту. Как можно было им помешать, Келма Феррис тогда не осознавала. Просто действовала механически.
Дверь они оставили полуоткрытой. Она неслышно скользнула внутрь.
— Гарри, ты совсем спятил? — донесся голос Гретты.
Затем послышалась возня, шумное, частое дыхание и наконец звук поцелуя.
— Нет! — вскрикнула Гретта, вырываясь из объятий пылкого поклонника.
В этот момент Келма Феррис, державшая палец на выключателе, невольно его нажала. Зажегся свет, Харствуд вскрикнул, а мисс Клиффордсон проговорила с наигранной веселостью:
— Какое событие. К нам пожаловала Катиша.
— Мне показалось, что я оставила здесь веер, — пробормотала мисс Феррис. — А вы, я вижу, решили порепетировать?
Харствуд молчал, мисс Клиффордсон беззаботно рассмеялась. Затем они, не проронив ни слова, последовали за мисс Феррис за кулисы.
После репетиции Харствуд проводил Гретту до дома. Он шел молча, угрюмо потупившись. Она же вела себя как ни в чем не бывало.
Гретта Клиффордсон была эгоистичной и пустой, но отнюдь не бессердечной девушкой. Она жалела этого мальчика. Да, конечно, говорила она себе, это у него юношеское увлечение, и он скоро уедет, появятся новые приятели, новые интересы, но все равно я вела себя дурно, зачем-то поощряла его, давала надежду. Конечно, это приятно, когда в тебя влюблен такой симпатичный юноша, но надо было подумать и о нем. Он стал хуже учиться и вообще в последнее время забросил все свои дела. Хорошо еще, что нас застукала эта недалекая мымра Феррис. Страшно подумать, что могло бы случиться, если бы в кабинет рисования вошел какой-нибудь другой педагог.
Как будто услышав ее мысли, Гарри Харствуд неожиданно произнес:
— Интересно, она кому-нибудь расскажет?
Гретта вздрогнула.
— Кто?
— Феррис.
— Конечно, нет.
— Но она чуть что бегает к старику советоваться. Это всем известно.
— Так это насчет учебы.
— А мы, значит, не имеем отношения к учебе?
Гретта рассмеялась, но смех звучал не очень убедительно. Она знала, что дядя человек не мелочный, но его реакцию на известие, что ее целовал ученик, пусть даже старшеклассник, предсказать было невозможно.
Он может прийти в ярость, потому что без поощрения Харствуд на такое никогда бы не отважился.
А Феррис вполне может наябедничать. И не со зла, а просто так, из обостренного чувства долга.
У ворот дома она взяла из рук Харствуда свой портфель и, пожелав молодому человеку спокойной ночи, почти побежала к входной двери. Он постоял, посмотрел ей вслед и медленно двинулся прочь. Дома был ужин, разговоры с родителями. Харствуд едва это выдержал, мечтая скорее подняться к себе наверх, лечь в постель и снова пережить в памяти события этого чудесного вечера.
Мисс Феррис ворочалась в постели, не в силах заснуть. Из головы не выходила разбитая статуэтка мистера Смита. Время от времени ее внимание отвлекалось на другой инцидент, тоже не из приятных. Мисс Камден, конечно, будет ей мстить, она не из тех, кто забывает и прощает.
Возможно, школьная команда и с этой Картнелл все равно бы проиграла, но теперь уже это не важно. Обида была нанесена, и кому — мисс Камден, которая и мелочей-то не пропускает. И надо же было такому случиться именно с Келмой Феррис, такой доброжелательной со всеми, такой миролюбивой.
На периферии сознания Келмы Феррис маячил и третий случай. Он досаждал ей, как больной зуб. Она вспоминала шокирующую сцену, для нее чрезвычайно шокирующую, с участием мисс Клиффордсон и Харствуда. Она думала о том, надо ли сообщить директору. Молодая учительница и ученик — это же возмутительно, он должен об этом знать. Но в то же время ей казалось несправедливым сразу идти к директору, не поговорив вначале с мисс Клиффордсон. А Харствуда, она чувствовала, лучше не трогать. Не получится у нее разговор с юношей о таких делах.
Вот так, одна за другой невеселые мысли сменялись в ее сознании. Наконец она заснула и проснулась, не отдохнув, с тяжелой головой и тяжелым сердцем. Одно Келма Феррис решила определенно. Перед началом уроков она пойдет к мистеру Смиту, покается и смиренно примет гневные слова, которые он на нее обрушит.
Мисс Феррис явилась в школу двадцать пять минут девятого и сразу направилась в кабинет рисования. Мистера Смита не было, только двое мальчиков готовились к занятиям. Она послала одного за ним в учительскую. Минуты через три мальчик вернулся с мистером Смитом.
Учитель рисования, высокий, смуглый, меланхоличный, вопросительно посмотрел на Келму, улыбнулся, затем попросил мальчиков выйти и пригласил ее сесть. Но она осталась стоять, опустив голову, затем, почти задыхаясь, выдавила из себя:
— Мистер Смит, я заслуживаю сурового наказания за свою неловкость. Понимаете, вчера вечером я забрела сюда и случайно, поверьте, совершенно случайно уронила вашу глиняную модель — та, что на подставке, под покрывалом. Она разбилась. Я ужасно об этом сожалею. Ужасно. Даже не могу представить, как это случилось.
Мистер Смит медленно прошел к подставке, снял покрывало, осмотрел статуэтку. Она была безнадежно испорчена.
— Хм-м, — сказал он. — Боюсь, тут уж ничего не поделаешь. — И принялся насвистывать.
Мисс Феррис попыталась что-то сказать, но он ее остановил:
— Прошу вас, не мучайте себя. Извинениями тут не поможешь.
Неожиданно Смит сбросил статуэтку на пол и начал топтать ее. От фигурки остались только мелкие осколки, а он все топтал и топтал, поднимая пыль.
Мисс Феррис в ужасе смотрела на него, жалея, что родилась на свет. Даже если бы он ее побил, и то было бы легче. А наблюдать, как художник в остервенении топчет свою работу, просто не было сил…
Она повернулась и, ничего перед собой не видя, побежала в учительскую, где ухватилась за Алкесту Бойл. Только эта женщина могла успокоить Смита. Келма знала, что он безнадежно влюблен в Алкесту.
— Пойдемте, пожалуйста, со мной. Скорее, — умоляла Келма Феррис.
Изумленная Алкеста последовала за ней.
Она вошли в кабинет рисования. Смит уже окончательно уничтожил свою работу и теперь сидел, орудуя мастихином. Соскребал с туфель глину. Его руки не дрожали.
Посмотрев на вошедших, он отряхнул с брюк пыль и с улыбкой встал.
— Вот такие дела.
— Дональд! — с ужасом воскликнула Алкеста Бойл. — Неужели это ваша Психея? — Она повернулась к Келме Феррис.
Та стояла бледная как мел.
— Это я ее уронила.
— Вам не следовало заниматься этим в школе, Дональд, — укоризненно произнесла Алкеста. Затем снова посмотрела на Келму Феррис. — Вы тут ни при чем. Это все из-за его небрежности.
Увидев Келму через несколько часов, она подошла к ней.
— Не переживайте, мисс Феррис. Дональд сам виноват. Лепил бы Психею дома, она была бы цела.
— Мне не следовало прикасаться к его работе, ответила Келма. — Я этого себе никогда не прощу.
Алкеста Бойл молчала, и тогда Келма Феррис вдруг ни с того ни с сего выпалила: