Раз и навсегда Макнот Джудит
От гнева ее глаза застлала красная пелена. Она приподняла ожерелье двумя пальцами, как будто это была ядовитая змея, а затем бесцеремонно бросила его обратно в шкатулку.
Вот теперь Виктория поняла, почему каждый раз, когда Джейсон желал в благодарность получить от нее поцелуй, у нее появлялось тревожное чувство. Он хотел просто-напросто купить ее. Он действительно считал, что ее можно купить, как дешевую портовую проститутку. То есть нет, не дешевую, дорогую, но все равно – проститутку.
После этой ночи Виктория чувствовала себя униженной и больной; ожерелье стало еще одним оскорблением в растущем списке его прегрешений. Ей теперь казалась чудовищной глупостью иллюзия, что она нравится, что нужна ему. Лорд Филдинг никого не любил, и никто ему не был нужен. И чтобы его любили, он тоже не желал.
«Мужчины! – яростно подумала она, и на ее бледных щеках выступили яркие пятна болезненного румянца. – Какие же все они чудовища: Эндрю со своими фальшивыми заявлениями о любви и Джейсон, считавший, что может использовать меня по своей прихоти и заплатить за это дурацкими бриллиантами!»
Поморщившись от боли в паху, она встала с кровати и направилась в выложенную мрамором ванную комнату, примыкавшую к спальне. «Нужно получить развод», – решила Виктория. Она слышала о разводах. Нужно сказать Джейсону, что ей немедленно требуется развод.
Рут вошла в тот момент, когда Виктория вышла из ванной.
Когда маленькая камеристка на цыпочках осторожно входила в спальню, на лице ее блуждала загадочная улыбка. Но зрелище, которое предстало перед ее глазами, заставило ее застыть на месте: хозяйка стремительно, с воинственным видом носилась по комнате, уже одетая, умытая и яростно расчесывавшая волосы. И ух совсем она не ожидала услышать от молодой жены Джейсона Филдинга, который слыл неотразимым любовником, сказанное ледяным тоном:
– Нечего ходить на цыпочках, будто ты боишься своей тени. Рут. Чудовище находится не в этой комнате, а в соседней.
– Ч-чудовище, миледи? – заикаясь, непонимающе повторила бедняжка. – О, – нервно хихикнула она, вообразив, что ослышалась, – должно быть, вы сказали «хозяин» [8], а мне послышалось…
– Я сказала «чудовище», – резко повторила Виктория. И тут же, услышав свой язвительный тон, опомнилась. – Прости, Рут. Наверное, я просто немного.., ну, устала.
По какой-то непонятной причине маленькая камеристка вспыхнула и хихикнула, отчего Виктория, и так находившаяся на грани истерики, пришла в еще большее раздражение, несмотря на все усилия убедить себя, что она хладнокровна, решительно настроена и способна логически мыслить.
Часы на каминной полке показывали одиннадцать, когда Виктория направилась к двери своих покоев, через которую накануне вошел Джейсон. Она на секунду задержалась, взявшись за ручку и пытаясь набраться духу. При мысли о том, что придется стоять лицом к лицу с ним и требовать развода, ее тело обмякло, как желе, но она была настроена решительно, и ничто не могло остановить ее. Как только она сообщит мужу, что с их браком покончено, у него не останется никаких супружеских прав. А позднее она решит, куда уехать и что предпринять.
Сейчас главное – добиться его согласия на развод. Хотя разве требуется его согласие? Поскольку она была в этом вопросе не очень сведуща, то решила вести себя разумно и без необходимости не злить его, чтобы он не отказал в разводе. Но с другой стороны, слишком затягивать решение этого вопроса тоже не стоит.
Виктория расправила плечи, потуже завязала пояс своего бархатного пеньюара, повернула ручку двери и вошла в комнату Джейсона.
Подавив желание стукнуть его по голове фарфоровым кувшином, стоявшим возле кровати, она, насколько могла вежливо, поздоровалась.
Джейсон открыл глаза, и лицо его мгновенно приняло тревожно, даже подозрительное выражение. Затем он улыбнулся той своей сонной, чувственной улыбкой, которая раньше могла растопить ее сердце, а теперь заставила от ярости заскрежетать зубами. Но все же ей удалось сохранить на своем лице выражение любезности.
– Доброе утро, – хрипло ответил Джейсон, скользнув взглядом по ее пышным формам, прикрытым мягким мерцающим золотистым бархатом. Вспомнив, как он терзал ее ночью, Джейсон оторвал взгляд от низкого треугольного выреза ее пеньюара и подвинулся, освобождая место подле себя на постели. Глубоко тронутый тем, что она пришла поздороваться, хотя имела полное право презирать его, он мягко сказал:
– Присаживайся.
Виктория была так поглощена репетицией своей будущей речи, что машинально приняла его предложение.
– Благодарю, – вежливо сказала она. – За что же? – усмехнулся Джейсон.
Это было как раз то, чего ей не хватало, чтобы начать.
– За все. Ты был необычайно добр ко мне. Я знаю, как ты был раздосадован, когда я появилась на пороге твоего дома полгода назад, но, несмотря на это, позволил мне остаться. Ты приобрел для меня чудесные платья, водил в театры и на балы, все это было очень любезно с твоей стороны. Ты дрался из-за меня на дуэли, в чем не было никакой необходимости, но и это было весьма галантно. Ты обвенчался со мной в церкви, что тебе было совсем не по душе, устроил замечательное торжество здесь вчера вечером и пригласил ради меня людей, которых совсем не знаешь. Спасибо тебе за все это.
Джейсон поднял руку и потрепал ее по бледной щеке.
– Пожалуйста, – нежно ответил он.
– А теперь мне нужен развод. Его рука замерла на месте.
– Что нужно? – зловещим шепотом переспросил он. Виктория в испуге судорожно сжала пальцы, но ее решимость не ослабла.
– Мне нужен развод, – с мнимым спокойствием повторила она.
– Всего-то? – спросил он чересчур ласковым тоном. Еще мгновение назад ему очень хотелось признаться, что он поступил с ней накануне отвратительно и грубо. Но такого он от нее не ожидал. – На следующий день после свадьбы ты хочешь развода?
Виктория заметила, как угольки гнева затлели в его зеленых глазах, и поспешно встала, однако рука Джейсона мертвой хваткой вцепилась в се запястье и вернула мятежную жену на место.
– Не вздумай дать волю рукам, Джейсон, – предупредила она.
Филдинг, оставивший ее ночью в таком безутешном состоянии, в котором бывают поранившиеся дети, теперь видел перед собой совершенно другую женщину – хладнокровную, разъяренную, прекрасную амазонку. Вместо извинений, которые он собирался высказать за минуту до этого, он заявил:
– Ты несешь чепуху. За последние пятьдесят лет в Англии было всего несколько разводов, и наш случай не станет следующим.
Виктория с трудом высвободила руку, отчего чуть не вывихнула плечо, сделала шаг назад, чтобы он не смог до нее дотянуться, и, задыхаясь от ярости и страха, заявила:
– Ты животное. Я не несу чепуху, и никто не смеет обращаться со мной как со скотиной!
Она вернулась в свою спальню и с шумом захлопнула дверь, а затем заперлась на замок.
Виктория успела сделать лишь несколько шагов, как позади нее раздался шум: дверь с треском распахнулась и вылетела из косяка, криво повиснув на одной петле. В открытом проеме стоял Джейсон с побелевшим от ярости лицом. Сквозь зубы он прошипел:
– Посмей еще хоть один раз запереть от меня дверь! И никогда не грози мне разводом! Этот дом – моя собственность по закону, так же как ты – моя собственность. Тебе понятно?
Виктория судорожно кивнула, съеживаясь от неистового блеска его глаз. Он резко развернулся и стремительно вышел из комнаты, оставив ее дрожащей от страха. Ей еще никогда не приходилось наблюдать такой бешеной ярости. Значит, Джейсон не животное, он просто свихнувшееся чудовище.
Виктория подождала, прислушиваясь к доносившемуся из его комнаты скрипу открываемых и закрываемых ящиков. Ее мысли метались в отчаянном поиске выхода из кошмара, в который грозила превратиться ее жизнь. Когда она услышала, как с громким шумом захлопнулась его дверь, и поняла, что он спустился вниз, она пошла к кровати и прилегла. В таком положении Виктория оставалась почти час, но так и не смогла ничего придумать. Она на всю жизнь оказалась в ловушке. Джейсон сказал правду: она стала его имуществом, в точности таким, как его дом и лошади.
Если он не согласится на развод, то ей от него не уйти. Она даже не была уверена, что у нее найдутся серьезные основания для того, чтобы убедить суд дать ей развод. Зато была абсолютно уверена, что не сможет объяснить мужчинам в судейских париках и мантиях, что с ней сотворил этой ночью Джейсон.
Похоже, спасительная мысль о разводе была лишь иллюзией.
С подавленным вздохом она признала, что это – чистая фантазия. Этот роскошный дом будет для нее западней до того самого момента, когда Джейсон получит сына, которого так хочет иметь. А после этого она будет прикована к Уэйкфилду самим фактом существования сына, потому что она понимала, что никогда не сможет уехать и бросить своего ребенка.
Виктория невидящим взглядом обвела роскошную комнату. Так или иначе, надо учиться приспосабливаться к новой жизни и постараться совсем не пасть духом, а потом, возможно, вмешается сама судьба.
И главное, следует постараться сохранить здравый рассудок, решила она. Нужно проводить время с другими людьми, почаще выезжать, развлекаться и заниматься собственными делами. Ей следует по возможности разнообразить себе жизнь, чтобы не слишком сосредоточиваться на своих проблемах. И начинать нужно немедленно. Хватит жалеть себя и раскисать от этой самой жалости.
В Англии у нее уже есть друзья; скоро у нее появится сын, которого она будет любить и который будет любить ее. Она наполнит пустую жизнь чем-нибудь таким, что поможет ей не сойти с ума.
Виктория резким движением откинула волосы с бледного лица и поднялась, полная решимости именно так и поступить. Но тоскливые мысли вернулись, когда она позвонила в колокольчик, вызывая камеристку. «Почему Джейсон так презирает меня?» – печально думала она. Ей ужасно хотелось с кем-нибудь поговорить по душам. Раньше у нее были мать, отец, Эндрю, которые могли поведать ей обо всем и все выслушать.
Когда человек имеет возможность выговориться, это всегда помогает. Но после приезда в Англию у нее не было такой возможности. Чарльз был в таком состоянии, что ей с самого первого дня приходилось делать бодрый вид, чтобы поддержать его.
Кроме того, Джейсон был его племянником, и вряд ли она могла бы поведать герцогу о своих страхах, даже если бы он был здесь.
Кэролайн Коллингвуд – славная и верная подруга, но она живет не так уж близко, и к тому же Виктория сомневалась, поможет ли Кэролайн ей понять Джейсона.
Да, ничего иного не оставалось, кроме как продолжать держать свои мысли при себе, притворяться счастливой уверенной до тех пор, пока она и вправду не станет такой. Наступит время, мрачно пообещала она себе, когда она будет встречать ночь, не замирая от ужаса, что в спальню может войти Джейсон. Наступит момент, когда она сможет взглянуть на него и не почувствовать ни страха, ни боли, ни унижения, ни одиночества.
Этот день придет, когда-нибудь наступит и на ее улице праздник! Как только она забеременеет, муж оставит ее в покое, и Виктория молила Бога, чтобы это произошло как можно скорее.
– Рут, – напряженно сказала она, когда пришла камеристка, – вели, пожалуйста, запрячь какую-нибудь лошадь в самую маленькую коляску, которая у нас есть, – такую, которой я смогу легко управлять. И пожалуйста, попроси того, кто этим займется, чтобы выбрал для меня самую покладистую лошадь из нашей конюшни – я еще никогда не управляла коляской. А потом попроси миссис Крэддок упаковать несколько корзинок еды, оставшейся от вчерашнего торжества, чтобы я могла взять их с собой.
– Но, миледи, – нерешительно начала Рут, – взгляните только в окно. Похолодало, и будет гроза. Посмотрите, как потемнело небо.
Виктория выглянула из окна и посмотрела на свинцовое небо.
– Похоже, дождь не окажется затяжным, если будет вообще, – упрямо сказала она. – Я выезжаю через полчаса. Да, лорд Филдинг внизу или уехал?
– Его милость отбыл, миледи.
– Ты не знаешь, он далеко уехал или находится где-то в поместье? – спросила Виктория, не в состоянии скрыть отчаянную тревогу в голосе. Несмотря на ее решимость думать о Джейсоне как о чудовище и относиться к нему с должным равнодушием, ей вовсе не хотелось встречаться с ним именно сейчас, когда ее чувства были в расстройстве.
Кроме того, она была почти уверена, что он прикажет ей остаться дома и не позволит выехать в преддверии грозы. А ей обязательно было нужно выбраться хотя бы на время из дома. Обязательно!
– Лорд Филдинг велел запрячь фаэтон и уехал, сказав, что ему предстоит сделать ряд визитов. Я собственными глазами это видела, – заверила ее Рут.
Коляску загрузили едой, и когда Виктория сошла вниз, она уже стояла у входа.
– А что сказать его милости? – спросил Нортроп, подавленный тем, что ему не удалось уговорить миледи остаться дома в столь не подходящую для прогулок погоду.
Виктория обернулась, позволив ему набросить ей на плечи легкую розовато-лиловую накидку.
– Скажи ему, что я попрощалась, – уклончиво ответила она.
Она вышла во двор, зашла за дом, спустила Волка с цепи, затем вернулась к коляске. Старший грум помог ей залезть в экипаж, и Волк тут же оказался позади нее. Он был так счастлив, когда его спустили с цепи, что Виктория улыбнулась и потрепала его по загривку.
– Наконец-то ты свободен, – сказала она огромному зверю. – И я тоже.
Глава 23
Виктория щелкнула вожжами с большей уверенностью, чем чувствовала в себе, и резвая кобыла понеслась вперед, блестя во мраке лоснящимся крупом.
– Ну-ну, не так быстро, – испуганно шептала Виктория. Очевидно, Джейсон не привык держать у себя покладистых упряжных коней – пестрой кобылой, запряженной в коляску, было невероятно тяжело управлять. Она так рвалась вперед, что скоро руки Виктории были стертый красны от неимоверных усилий заставить лошадь идти спокойной рысью.
Когда коляска уже подъезжала к деревне, ветер усилился и молнии прочертили небо голубыми зигзагами, расколов его и оставив по краям зазубренные лохмотья; зловеще зарокотал гром, и небо стало черным как ночь. А еще через несколько минут небеса разверзлись и оттуда хлынули потоки воды, ослепившие Викторию и превратившие одежду в мокрую, прилипающую к телу массу.
До рези в глазах напрягаясь, чтобы различить дорогу, Виктория откидывала мокрые слипшиеся пряди волос с лица и дрожала от холода и страха. Она никогда не была в сиротском приюте, но капитан Фаррел рассказал ей, как туда добраться, а заодно и то, как проехать к его дому. Виктория снова напрягла глаза и затем увидела что-то похожее на дорогу, которую он описал. Дорога поворачивала налево, и Виктория свернула на нее, не зная, ведет ли она к приюту или к дому капитана. В этот момент ей было все равно, лишь бы добраться до теплого, сухого места, где она могла бы обсушиться и отогреться. Дорога сделала поворот и пошла на подъем, через все более густеющий лес, затем путь пролег мимо двух заброшенных домов и сузился, вскоре превратившись попросту в зыбкую трясину.
Колеса утопали в грязи, а кобыла с трудом вытаскивала копыта из мокрой глины. Впереди Виктория разглядела горевший за деревьями сумрачный свет. Она повернула на маленькую дорожку, затененную густо посаженными старыми дубами, ветви которых, сплетаясь, образовывали своего рода зонтик. Неожиданно небо озарила молния, высветившая домик, достаточный для размещения небольшой семьи, но наверняка непригодный для того, чтобы приютить два десятка сирот. Над головой оглушительно прогремел гром, и кобыла от страха подалась немного назад. Виктория выпрыгнула из коляски.
– Полегче, полегче, – успокаивала она лошадь, взяв ее под уздцы. Ноги странницы утопали в грязи, но она решительно подвела лошадь к коновязи перед домиком, где и привязала ее.
Волк, оберегая, бежал рядом, когда Виктория, приподняв влажные юбки, поднялась на крыльцо и постучала в дверь.
Через мгновение дверь распахнулась, и на фоне весело пляшущего в очаге пламени силуэтом обозначилась могучая фигура капитана Фаррела.
– Леди Филдинг! – ахнул он, быстро протянув руку, чтобы помочь ей войти. Басовитый, зловещий рык Волка остановил его. Капитан опешил, когда увидел рычащего на него мокрого серого зверя, оскалившего огромные белые клыки.
– Волк, перестань! – устало скомандовала Виктория, и зверь подчинился.
С опаской оглядываясь на страшного гостя, капитан Фаррел провел Викторию внутрь. Волк следовал за ними по пятам, его желто-коричневые глаза пристально следили за Майклом Фаррелом.
– Ради Бога, что вас привело сюда в такую ужасную погоду? – обеспокоенно спросил он.
– Желание ис-скупаться, – вся дрожа, попыталась отшутиться промокшая маркиза, выбивая зубами дробь, пока хозяин снимал с нее накидку и вешал ее сушиться на стул возле очага.
– Вам придется снять мокрую одежду, не то вы до смерти простудитесь. Этот серый хищник согласится отпустить вас на некоторое время, чтобы вы могли переодеться во что-нибудь сухое и теплое?
Виктория обхватила себя руками и кивнула, посмотрев на своего свирепого телохранителя.
– П-посиди здесь, Волк.
Пес растянулся на полу у самого камина и положил голову на лапы, не спуская глаз с дверей в спальню, куда они удалились.
– А я пока подброшу углей в огонь, – любезно предложил капитан Фаррел, вручая гостье собственные брюки и рубаху. – Это лучшее, что я могу предложить. – Виктория не успела ничего возразить, как он сразу непреклонно заявил:
– Не собираюсь выслушивать никаких глупостей, что, мол, неприлично женщине надевать мужскую одежду. Сполоснитесь водой из этого кувшина и напяливайте на себя это барахлишко, а потом завернитесь для пущего тепла вон в то одеяло. Как только будете готовы, приходите к камину и грейтесь. Если вас волнует, что Джейсон может не одобрить ваш маскарад, то, ради всех святых, не беспокойтесь – я знаю вашего супруга как облупленного еще с той поры, когда он был несмышленышем.
Подбородок девушки взвился вверх.
– Меня совершенно не волнует, что может подумать Джейсон, – заявила она, не в состоянии сдержать мятежную интонацию. – У меня нет ни малейшего желания замерзнуть насмерть ради того, чтобы он меня одобрил. Извините… – спохватилась она, осознавая, что чересчур демонстрирует свое подавленное настроение. Капитан Фаррел, прищурившись, бросил на нее удивленный взгляд, но лишь кивнул:
– Хорошо. Очень благоразумно с вашей стороны.
– Если бы я была благоразумной, то не высунула бы сегодня на улицу и носа, – чуть улыбнулась Виктория.
Когда она появилась в гостиной, капитан Фаррел уже отвел ее лошадь в небольшой сарай возле дома, разжег яркий огонь и налил гостье чашку горячего чая. Передав ей мохнатое полотенце, он посоветовал хорошенько просушить волосы, для чего пододвинул ее стул поближе к огню.
– Вы не будете возражать, если я закурю? – спросил он, вытаскивая трубку и садясь напротив.
– Отнюдь, – вежливо заметила девушка. Он набил трубку табаком и закурил, небрежно попыхивая, одновременно устремив зоркий взгляд прямо на нее.
– И почему же вы этого не сделали? – наконец спросил он.
– Чего не сделала?
– Не остались сегодня дома?
Боясь, что выглядит именно такой виноватой и несчастной, какой чувствует себя в этот момент, Виктория уклончиво пожала плечами:
– Мне хотелось отвезти еду в приют. Ее так много осталось после вчерашнего торжества.
– Однако ясно было, что вот-вот начнется сильный ливень, и потом, вы могли послать в приют кого-нибудь из слуг – кстати, отсюда до приюта не больше мили. А вместо этого вы решили бросить вызов погоде и под проливным дождем попытаться самой отыскать доселе незнакомое вам место.
– Мне нужно было , то есть мне хотелось уехать на некоторое время из дома, вот в чем дело, – сказала Виктория, чересчур усердно размешивая сахар в чашке.
– Странно, что Джейсон не удержал вас от поездки.
– Я не сочла необходимым спрашивать у него разрешения, – храбрясь, ответила она, впрочем, ощущая неловкость от расспросов и зоркого взгляда капитана.
– Сейчас он, верно, с ума сходит, беспокоясь о вас.
– Сомневаюсь, что он узнает о моем отсутствии. – «Или проявит хоть малейшее беспокойство, если узнает», – тоскливо подумала она.
– Леди Филдинг?
В его вежливом тоне прозвучало нечто, от чего Виктория почувствовала, что ей не стоит продолжать разговор в том же духе. С другой стороны, у нее не было выхода.
– Да, капитан? – устало спросила она.
– Утром мы виделись с Джейсоном. Виктория ощутила еще большую неловкость.
– Ах вот оно что… – Она с ужасом представила, как Джейсон обсуждает ее со старым приятелем, и почувствовала себя в ловушке.
Судя по всему, капитан уловил ее мысли, так как пояснил:
– Джейсон – крупный судовладелец. Я командую одним из его судов, и ему хотелось поговорить о результатах моего недавнего плавания.
Виктория воспользовалась этим пояснением, чтобы перевести разговор на другую тему.
– А я и не знала, что лорд Филдинг имеет какое-то отношение к флоту, – с удивлением заметила она.
– Странно.
– Что именно?
– Может, я простой и несколько старомодный человек, но мне кажется довольно странным, когда жена не знает, что ее муж провел значительную часть своей жизни в море.
Виктория ахнула. Ей было известно о Джейсоне лишь то, что он английский лорд – надменный, богатый, повидавший мир, испорченный до мозга костей аристократ. Единственное, что отличало его от других ему подобных представителей высшего света, так это то, что он много времени проводил в рабочем кабинете, тогда как другие состоятельные джентльмены, кажется, занимали досуг лишь удовольствиями и развлечениями.
– Видимо, вы просто не интересуетесь его делами, – холодно заметил капитан. С минуту он пыхтел трубкой, а затем прямо спросил:
– Почему вы вышли за него?
У Виктории широко раскрылись глаза. Она почувствовала себя как кролик в западне. Это чувство она стала испытывать в последнее время вес чаще, и это ужасно задевало ее гордость. Она подняла голову и с почти нескрываемой обидой вгляделась в своего мучителя. С максимальным достоинством она уклончиво ответила:
– Причины вполне тривиальные.
– Деньги, влияние и положение в обществе, – подытожил капитан с ядовитым презрением. – Ну что же, теперь у вас все это есть. Мои поздравления.
Этого Виктория не могла стерпеть. На ее глазах, засверкавших яростью, выступили слезы; прижимая к себе одеяло, она воскликнула:
– Капитан Фаррел, я не настолько промокла, не настолько несчастна и положение мое не так безвыходно, чтобы сидеть здесь и выслушивать ваши обвинения в том, что меня купили и.., что я эгоистка и…
– Почему бы и нет? – холодно ответил он. – Несомненно, все это как раз к вам и относится.
– Мне все равно, что вы думаете обо мне. Я… – Голос подвел ее, и она направилась в спальню, намереваясь переодеться в свое платье. Но капитан вскочил и загородил ей дорогу, сердито сверля ее глазами, как будто стремился заглянуть в самую душу.
– Зачем вам понадобился развод? – резко спросил он, но голос его вдруг подобрел, когда он вгляделся в ее прекрасное, тонко очерченное лицо.
Даже завернутая в простое шерстяное одеяло, Виктория Ситон являла собой невероятно прелестное зрелище: ее золотисто-рыжеватые волосы переливались огнем, а глаза беспомощно сверкали от обиды. Она явно была достаточно тонко чувствующим существом, и, судя по слезам, блестевшим на ресницах, ее дух был сильно подорван. Она выглядела так, что казалось, ее вот-вот хватит удар.
– Утром, – настойчиво продолжил он разговор, – я в шутку спросил Джейсона, не бросила ли его жена. Он ответил, что еще не бросила, но уже требует развода. Я решил, что это тоже шутка, но когда вы приехали сюда, я заметил, что вы оба выглядите далеко не как счастливые молодожены.
Тщетно борясь с отчаянием, Виктория взглянула в бронзовое от загара, безжалостное лицо своего мучителя, сдерживая слезы и пытаясь не уронить достоинства.
– Будьте добры, дайте мне пройти, – хрипло сказала она.
Вместо того чтобы отойти, он взял ее за плечи.
– У вас же есть все, ради чего вы вышли замуж, – деньги, влияние и положение, – так для чего вам понадобился развод?
– Ничего у меня нет! – взорвалась она, чуть не рыдая. – А теперь пропустите меня!
– Не пропущу, пока не пойму, как я мог так в вас ошибиться. Вчера, когда вы разговаривали со мной, мне показалось, что вы – чудо. Я видел, как искрятся ваши глаза, когда вы говорите, видел, как вы относитесь к деревенским жителям. Я решил, что вы настоящая женщина – сердечная и одухотворенная, а не продажная испорченная маленькая трусиха!
Теперь, когда ее так несправедливо обвинил совершенно посторонний человек и к тому же близкий приятель Джейсона, Виктория уже никак не могла удержать горючих слез.
– Оставьте меня, черт вас подери! – горестно воскликнула она и попыталась оттолкнуть его.
К ее изумлению, он обнял ее и прижал к широкой груди.
– Поплачьте, Виктория! – мрачно велел он. – Ради всех святых, поплачьте.
Ее плечи тряслись, когда он шептал:
– Выплачьте свое горе, дитя мое. – Он ласково похлопал ее по спине своей широкой ладонью. – Если вы будете носить это в себе, то не выдержите.
Виктория научилась хоть как-то переносить напрасные обвинения, злость и враждебность; но перенести доброты и участия она не смогла. Слезы градом покатились по ее щекам, и все ее тело сотрясли рыдания. Она была как в тумане, когда капитан Фаррел уговорил ее присесть рядом с ним на диван напротив очага и когда начала рассказывать ему о гибели родителей и событиях, приведших к хладнокровному предложению Джейсона.
Уткнувшись носом в его широкое плечо, она рассказывала об их отношениях с Джейсоном и о том, почему дала согласие выйти за него. А когда окончила рассказ, почувствовала себя так легко, как ни разу не чувствовала за последние несколько недель.
– Итак, – обаятельно улыбнулся он, – несмотря на его столь мало имеющее общего с любовью предложение и несмотря на то что фактически вы ничего не знали о нем, вы решили, что он действительно нуждается в вас?
Виктория задумчиво вытерла слезы и робко кивнула.
– Очевидно, я заблуждалась, но иногда он казался таким одиноким. Особенно когда я смотрела на него, окруженного людьми – чаще женщинами, – у меня возникало странное ощущение, что он чувствует себя таким же одиноким и потерянным, как и я. И потом, дядя Чарльз тоже говорил, что я нужна ему. Но мы оба ошибались: Джейсону просто нужен сын, и ничего более. Он не нуждается во мне и не хочет меня.
– Нет, – мягко заметил капитан Фаррел. – Джейсону была нужна именно такая женщина, как вы, с самого дня рождения. Вы нужны ему, чтобы залечить глубокие душевные раны, научить любить и взамен получить любовь. Если бы вы знали о нем побольше, то поняли, почему я так говорю. – Поднявшись с дивана, капитан прошел к маленькому столику и взял бутылку. Разлив содержимое в два стакана, он протянул один ей.
– Может, вы расскажете мне о нем? – попросила Виктория, когда он подошел к камину и встал рядом, поглядывая на нее.
– Ладно.
Виктория посмотрела на виски, которое он вручил ей, и собралась поставить стакан обратно на столик.
– Если хотите послушать о Джейсоне, советую сначала выпить, – угрюмо заметил капитан. – Это сейчас необходимо.
Виктория отпила капельку алкоголя, а могучий ирландец поднял свой стакан и разом проглотил половину содержимого, как если бы также крайне нуждался в этом.
– Я собираюсь рассказать вам о Джейсоне то, что знаю я один. Это такие вещи, которые он скрывает от всех, в противном случае он бы и сам все рассказал. Говоря это, я предаю его, а до сего момента я был одним из немногих близких ему людей, которые никогда его не предавали. Виктория, он для меня как сын, поэтому мне больно делать это, но я считаю крайне необходимым, чтобы вы могли понять его.
Виктория медленно покачала головой.
– Возможно, вы не должны мне ничего рассказывать, капитан. Мы с лордом Филдингом постоянно не в ладах, и мне не хотелось бы, чтобы вы причинили ему боль своим рассказом о нем.
Тень улыбки промелькнула на грустном лице капитана.
– Если бы я хоть на минуту мог предположить, что вы используете то, что узнаете, против него, то не сказал бы ни слова. Но вы не сделаете этого. В вас есть добрая сила, сострадание и понимание, в чем я лично убедился накануне, когда наблюдал, как вы общаетесь с деревенским людом. Видел, как вы смеетесь вместе с ними, как они перестают чувствовать неловкость, и тогда решил, что вы чудесная девушка и отличная жена для Джейсона. Я и теперь убежден в этом.
Глубоко вздохнув, он начал рассказ:
– В первый раз мы встретились в Дели. Это было много лет назад. Я работал там у богатого купца по имени Напал, который отправлял свои товары морем в разные страны. Помимо товаров, он владел четырьмя судами, на которых перевозили его грузы. Я был старшим помощником на одном из них.
Как-то в течение шести месяцев я занимался очень прибыльными перевозками, и когда мы возвратились в порт, Напал пригласил нас с капитаном к себе на небольшое торжество.
В Индии всегда жарко, но в тот день, казалось, было еще жарче, чем обычно, наверное, потому, что я заблудился в паутине улочек, и когда наконец выбрался оттуда, оказался на убогой маленькой площади, забитой грязными, оборванными индийцами – там повсюду такая нищета, что трудно представить. Я осмотрелся вокруг, теряя всякую надежду обнаружить кого-нибудь, с кем можно переговорить на английском или французском языке, чтобы найти дорогу.
На другом конце площади я увидел небольшую кучку людей, которые наблюдали за чем-то – за чем именно, мне было трудно разглядеть, – и я двинулся к ним. Они стояли возле здания и глазели. Я было повернул назад, но увидел, что снаружи здания прибит неотесанный деревянный крест. Полагая, что это церковь и что там я смогу найти кого-нибудь, кто говорит на моем родном языке, я протолкался через толпу и вошел внутрь, раздвигая локтями сотню оборванных индийцев. Откуда-то доносились дикие вопли женщины, кричавшей на английском языке о похоти и мести Всевышнего.
Наконец я пробрался туда, откуда мне все было видно. Там, на деревянном возвышении, стояла эта женщина с маленьким мальчиком. Она указывала на мальчика и вопила, что он – сам дьявол, что он семя похоти и дьявольское отродье, а потом толчком заставила ребенка поднять голову, и я увидел его лицо.
Я остолбенел, когда понял, что он не индиец, а белый. Женщина кричала всем, чтобы люди посмотрели на дьявола и на то, как Господь его наказывает; затем она повернула мальчика спиной к людям, чтобы они увидели «месть Бога». Когда я увидел спину мальчугана, то испугался, что меня вырвет.
Капитан Фаррел шумно сглотнул.
– Виктория, спина мальчика представляла собой один сплошной черно-фиолетовый синяк и была покрыта шрамами от прежних многократных избиений. Судя по всему, она только за минуту до этого прекратила бить его на глазах собравшихся – индийцы к такому привыкли.
Когда он продолжил рассказ, у него исказилось лицо.
– Пока я стоял там, потерявшая рассудок ведьма, визжа, требовала, чтобы мальчик встал на колени и просил у Господа прощения. Он молча смотрел ей прямо в глаза, но не сдвинулся с места, и тогда она нанесла ему удар хлыстом по плечам с такой силой, что и взрослый упал бы. Ребенок опустился на колени. «Молись, дьявол!» – визжала она и снова била его. Он ничего не говорил, а лишь смотрел прямо перед собой; вот тогда я и увидел его глаза.., они были сухими. В них не было ни слезинки. Но в них была боль – Бог ты мой, какая в них была боль!
Викторию затрясло от жалости к неизвестному ребенку, но она не могла понять, почему капитан Фаррел рассказывает ей эту таинственную историю, перед тем как рассказать о Джейсоне.
Лицо капитана потемнело.
– Никогда не забуду муки в его глазах, – сиплым голосом прошептал он, – и того, какими зелеными они казались в тот миг.
Стакан Виктории упал на пол и разбился вдребезги. Она дико затрясла головой, пытаясь опровергнуть то, что он говорит.
– Нет! – в ужасе воскликнула она. – Нет, пожалуйста… Не замечая ее состояния, капитан продолжал, глядя прямо перед собой, с головой погрузившись в воспоминания:
– Мальчик начал молиться, сложил руки вместе и произнес: «Преклоняюсь перед Богом и прошу у него прощения». Женщина заставила его повторить это громче, еще и еще, и когда была удовлетворена, поставила его на ноги. Указав на грязных индийцев, она велела ему просить «праведных», чтобы они простили его. Затем она дала ему чашу. И я смотрел, как мальчуган сошел к толпе «праведников», ползал перед ними на коленях и целовал подолы их грязной одежды, прося у них прощения.
– Нет, – застонала Виктория, закрыв руками глаза и пытаясь стереть из памяти облик мальчонки с черными кудрями и знакомыми зелеными глазами, избиваемого свихнувшейся ведьмой.
– Я почувствовал, что не выдержу этого зрелища, – продолжал Фаррел. – Индийцы – фанатики, и я не интересуюсь их образом жизни. Но видеть, что так обращаются с ребенком моей расы, я просто не мог. Однако было тут и еще кое-что. Этот ребенок не мог оставить меня равнодушным – он был грязный, в лохмотьях, худющий, но в его глазах загнанного зверька светились гордость и непокорность – и это разбило мне сердце. Я выждал, пока он ползал перед индийцами, целовал их одежду и просил у них прощения, а они кидали монетки в его деревянную чашу. Затем он принес чашу женщине, и она улыбнулась. Взяла чашу и сказала, что теперь он «очистился», и улыбнулась вновь той своей фанатичной, безумной улыбкой.
А я смотрел на эту мерзкую женщину, стоявшую на самодельном алтаре с крестом в руках, и мне хотелось убить ее. Но я не знал, как относятся к ней ее прихожане, и, поскольку не мог драться с ними в одиночку, спросил, не продаст ли она мальчика мне. Я сказал, что ему требуется такой хозяин, который накажет его по-настоящему.
Отведя глаза от какой-то дальней невидимой точки, капитан Фаррел сумрачно посмотрел на Викторию.
– Она продала его мне за шестимесячное жалованье, "которое я заработал в плавании. Ее муж умер за год до того, и деньги ей были нужны не меньше, чем мальчик для битья. Но еще прежде, чем я ушел оттуда, она начала бросать деньги своим прихожанам и кричать, что Бог через нее посылает им свои дары. Она свихнулась. Окончательно свихнулась.
Голос Виктории превратился в умоляющий шепот:
– Вы думаете, что Джейсону было лучше при жизни отца?
– Его отец жив, – жестко ответил капитан. – Джейсон – незаконнорожденный сын герцога Атертона.
Стены комнаты закружились перед глазами девушки, и она прикрыла рот, опасаясь приступа тошноты.
– Неужели вас так расстроило известие, что вы вышли замуж за побочного сына герцога? – поинтересовался он, наблюдая се реакцию.
– Как вы можете так говорить! – возмутилась Виктория.
Он усмехнулся:
– Ладно. Я не думаю, что это играет для вас какую-то роль, но, вообще говоря, англичане насчет этого весьма привередливы.
– Что свидетельствует, – горячо поддержала она, – об их лицемерии, поскольку три герцога, имена которых я могу назвать, – прямые потомки трех побочных детей короля Карла. И еще – я не англичанка, а американка.
– Вы прелесть, – мягко сказал он.
– Расскажите, пожалуйста, все остальное, что вам известно о Джейсоне, – попросила Виктория; ее сердце обливалось кровью от сочувствия к мужу.
– Остальное не так важно. В тот же вечер я отвел мальчугана к Напалу. Слуга купца помыл и накормил его, а потом он предстал перед нами. Сначала мальчик не хотел с нами разговаривать, но когда заговорил, стало ясно, что у него светлый ум.
Когда я рассказал Напалу его историю, он сжалился над Джейсоном и взял его к себе в качестве мальчика на побегушках. Денег ему не платили, но он получил ночлег, приличную еду и одежду. Он сам выучился читать и писать – у него было неутолимое желание учиться.
К тому времени, когда ему минуло шестнадцать лет, он узнал от Напала все, что требуется купцу. Помимо того, что он был умен и боек, он еще был невероятно честолюбив; может быть, потому, что в детстве его заставляли просить милостыню с деревянной чашей.
Во всяком случае. Напал с годами относился к нему все лучше и лучше, а поскольку у него не было своих детей, то он начал воспринимать Джейсона скорее как сына, нежели как малооплачиваемого, усердно работающего клерка. Джейсон убедил Напала позволить ему поплавать на одном из его судов, чтобы самолично освоить морское дело. К тому времени я стал капитаном, и Джейсон плавал под моим началом в течение пяти лет.
– А он был хорошим моряком? – мягко поинтересовалась Виктория, невероятно гордясь тем, что из малолетнего подкидыша получился такой видный человек.
– Самым лучшим. Он начинал простым матросом, но в свободное время я обучал его кораблевождению и всему остальному. Через два дня после нашего возвращения из очередного плавания Напал умер. Он был в своей конторе, когда у него остановилось сердце. Джейсон сделал все, что мог, даже пытался делать искусственное дыхание, вдувая воздух изо рта в рот. Остальные клерки решили, что Джейсон спятил, но понимаете, он любил старика. Несколько месяцев он горевал. Но не пролил ни слезинки. Он не умеет плакать. Ведьма, у которой он жил, была убеждена, что дьяволы не плачут, и била его особенно сильно, если он ронял хоть слезинку. Об этом рассказывал мне сам Джейсон, когда ему было девять лет.
Так или иначе, когда Напал умер, все его богатство по завещанию отошло Джейсону. В последующие шесть лет он сделал то, в чем пытался давно убедить Напала, – купил целую флотилию судов и в итоге многократно умножил первоначальное богатство.
Когда капитан замолк и, не шевельнувшись, устремил взгляд на огонь в камине, Виктория сказала:
– А потом он женился, так? Я узнала об этом случайно несколько дней назад.
– А, да, женился, – с гримасой отвращения подтвердил капитан, сходив за бутылкой и налив себе еще стакан. – Через пару лет после смерти Напала он стал одним из самых богатых купцов в Дели. Этим он завоевал сердце прекрасной, эгоистичной, легкомысленной, продажной особы по имени Мелисса. Ее отец – англичанин, жил в Дели и работал в государственном учреждении. Мелисса, конечно, была красотка – порода, стиль… У нее было все, но больше всего ей нужны были деньги. Она вышла за Джейсона именно из-за этого.
– Но почему Джейсон женился на ней? Майк Фаррел пожал плечами: