Осторожно, сало! (сборник) Миркин Владимир
Вечером 18 августа 1992 года известный ученый и публицист, автор нашумевших статей о работе мозга, профессор Сергей Иванович Иванов принял 25 капель tincturae opii simplicis, сел за стол и приступил к работе. Спустя пять минут он заметил, что под действием опия и его собственного обостренного воображения, написанные им на бумаге буквы стали приобретать какие-то фантастические формы. Буква «а» как-то вытянулась, у нее появились глаза, нос, уши… Образовалась какая-то отвратительная рожа. Она нагло ухмыльнулась и подмигнула профессору.
Сергей Иванович в страхе бросил ручку, выскочил из-за стола и стал нервно ходить из угла в угол. Прошла целая неделя с тех пор, как он начал проводить научный эксперимент прямо в номере гостиницы. У него не было ни жены, ни детей, так как он полностью посвятил всю свою жизнь науке, а точнее, исследованию в области психиатрии. Каждый вечер он садился в кресло, закрывал глаза и ощущал внутри глаз рассеянное молочно-белое свечение. Затем перед его внутренним взором появились плавающие бледные пятна различных размеров, которые, как казалось ему, могли под влиянием его воли менять свою форму. Профессор пытался с помощью собственного воображения превратить их в яркие экзотические формы растений, животных, фантастических существ. И все это должно было происходить у него в голове, как на экране. Таким образом, он хотел ни мало ни много совершить революцию в психиатрии – доказать, что человек может с помощью воображения искусственно вызывать у себя галлюцинации, а затем управлять ими с помощью своей воли.
В номере было душно, профессор широко раздвинул шторы и открыл настежь окно. Гостиница, в которой он жил, была построена еще в прошлом веке в стиле модерн и находилась у самой набережной. Поэтому из окон было отчетливо видно, как серо-зеленые волны угрожающе надвигались на волнорезы и с шумом падали на них, превращаясь в бурную белую пену. Сергей Иванович сел в кресло, закрыл глаза и стал смотреть внутренним оком в направлении света, исходящего от огромной бронзовой люстры. Сквозь закрытые веки проникал слабый свет, и профессор увидел в темном поле зрения, как бы экран внутри себя. Спустя минуту перед его внутренним взором появились плавающие белые пятна. Он выбрал самое большое пятно в правом углу экрана и решил с помощью воображения превратить его в письменный стол. К удивлению Сергея Ивановича, пятно действительно начало увеличиваться, затем потемнело и стало приобретать какие-то конкретные черты, постепенно превращаясь в знакомый стол. От волнения у него застучало в висках. Он опять напряг свое воображение и рядом со столом увидел второе кресло, телевизор и край зеленой шторы.
– Получается! – воскликнул Сергей Иванович, не открывая глаз. – Я сделал невозможное!
– М-да, – тяжело прохрипел незнакомый голос, раздавшийся где-то внутри его головы. – Вы добились больших успехов профессор.
От неожиданности Сергей Иванович вздрогнул и открыл глаза. В комнате никого не было.
«Неужели я услышал это в голове», – подумал он и опять закрыл глаза.
Стол, кресла, шторы – все исчезло. Остались только плавающие пятна. В дверь постучали. Сергей Иванович открыл глаза. В комнату вошла молодая горничная в коротком зеленом платье. Она лукаво улыбнулась ему, а затем низко наклонилась, раскладывая на диване свежее белье. Своими соблазнительными формами она смутно напомнила ему одну голливудскую актрису с персидскими глазами, которую он видел в кино еще в далекой юности.
Разложив белье, горничная одарила профессора многозначительным взглядом и, кокетливо покачивая бедрами, вышла из номера. Сергей Иванович опять закрыл глаза и силой воображения стал превращать белые пятна в стол, стул, окна, шторы… Затем он мысленно представил горничную… Появились ее ноги, руки, спина, шея… Он хотел мысленно создать ее лицо, но у него ничего не получалось.
– Начинайте с глаз, профессор, – посоветовал ему тот же незнакомый голос, раздававшийся уже снаружи, где-то около окна.
От изумления профессор открыл глаза. В комнате никого не было, только зеленые шторы слегка покачивались от мягкого ночного бриза.
«Странно, – подумал он. – Неужели это слуховые галлюцинации… Я же вызывал только зрительные…»
Он опять закрыл глаза. На этот раз все предметы, созданные его воображением, сохранились, но самое поразительное заключалось в том, что посреди комнаты неподвижно стояла горничная, уже полностью воссозданная им. Все получилось, как на фотографии: руки, ноги, туловище, шея, голова и даже лицо с лукавыми персидскими глазами.
– Поразительно! – мысленно воскликнул профессор. – Я так и знал! Я всем говорил, что галлюцинации можно вызвать искусственно с помощью воображения. Это революция в психиатрии! В изучении мозга!
– И не только, профессор, – опять раздался тот же хриплый голос.
Сергей Иванович с испуга дернул головой, словно уклоняясь от удара.
– Кто это? – спросил он, обращаясь к неизвестному голосу.
– А вы не догадываетесь? – засмеялся голос.
– Нет… А, впрочем, вы, наверное, мое эго… мое подсознание…
– Вы очень проницательны, профессор, – ответил голос. – Только, что вы подразумеваете под своим подсознанием! Вы его когда-нибудь видели, ощущали?
– Его невозможно не видеть, не ощущать, – резко ответил Сергей Иванович. – Я этой теме посвятил двадцать лет своей жизни и в кое в чем разбираюсь.
– Вы так считаете, – опять рассмеялся голос. – Тогда позвольте мне рассказать вам одну притчу про врача и злого духа. А было это в древности. Много, много лет назад один лекарь решил изгнать беса, вселившегося в одного из его пациентов. Благодаря своему мастерству и завидному упрямству, ему удалось тщательно изучить и даже ближе познакомиться со злым духом. И когда он попросил беса освободить сознание и душу его пациента, злой дух согласился… и вселился в голову врача!
– Чепуха! – воскликнул профессор. Я не верю в эту чушь… Я разговариваю сам с собой. А этот голос – плод моего воображения и воздействия опия. Вас нет! Вы – галлюцинация, болезненное воображение.
– Как сказать, профессор, – ответил голос и вдруг громко рассмеялся, отчего в голове Сергея Ивановича зазвенело, как в церковном колоколе. Он в ужасе вскрикнул, пытаясь открыть глаза, и потерял сознание…
На следующее утро Сергей Иванович проснулся от сильной головной боли и неприятной рези в глазах. За дверью из коридора доносился какой-то шум и отдаленные крики. Он подошел к умывальнику и посмотрел на себя в зеркало. На него смотрело бледное, осунувшееся лицо, искаженное страданием и бессонницей. Кое-как умывшись, он вышел из номера и спустился на первый этаж. Около небольшой комнаты, приспособленной для отдыха персонала, столпилось много народа. Было очень шумно. Несколько жильцов гостиницы оживленно беседовали со старшим администратором. Рядом с ними какой-то худощавый мужчина в очках с помощью сильной лупы тщательно изучал полуоткрытые двери. Внезапно все умолкли, наблюдая, как два санитара в белых халатах вынесли из комнаты мертвое тело человека, накрытое белой простыней. Сергей Иванович подошел ближе к любопытствующей толпе.
– Ужасные новости, профессор, – обратился к нему администратор. – Минувшей ночью нашу горничную убили прямо в комнате для отдыха… Какую красавицу не пожалели… Кстати, вы должны были ее знать.
Порывшись в карманах, он вытащил фотографию убитой и протянул ее профессору. Сергей Иванович сразу же узнал молоденькую горничную с персидскими глазами, посетившую накануне его номер. Это было слишком для его нервов. Он был близок к обмороку.
– И что самое удивительное, – продолжал администратор, взяв профессора под локоть. – В момент приезда милиции комната была закрыта, и ключ был вставлен изнутри. Пришлось ломать дверь. Прямо я вам скажу чертовщина какая-то…
Он кивнул в сторону худощавого мужчину с лупой.
– Вся наша милиция в шоке, – шепотом произнес он. – Их мучает один вопрос: как мог убийца выйти из комнаты и закрыть дверь изнутри? Вылезти через окно он не мог. Сами понимаете, на первом этаже на всех окнах поставлены решетки. Тут дело нечистое, Сергей Иванович… Не могла же убитая сама закрыть дверь изнутри.
– Это ужасно, это ужасно, – с трудом пробормотал Сергей Иванович коснеющим языком и вытер платком вспотевший лоб.
Администратора поразила перемена происшедшая в нем. Его лицо побелело, как-то сразу осунулось, и, казалось, даже сморщилось. Сергей Иванович что-то еще невнятно пробормотал и, не простившись с ним, вялый и измученный побрел в сторону буфета. Кое-как проглотив завтрак, он вернулся к себе в номер. Весть об убийстве горничной его сильно подкосила. Его не покидало чувство чего-то недоброго, связанного с его опытами. Он целый день ничего не ел и до самого вечера пролежал на диване.
Опыт второй
19 августа в 20.00 профессор Иванов решил возобновить свои опыты. Он удобно уселся в кресло, принял опий и закрыл глаза. Он сразу увидел свою комнату и черный силуэт незнакомого мужчины, с затемненным лицом, сидевшего в кресле около окна. Тщательно вглядываясь в его лицо, Сергей Иванович с изумлением стал узнавать самого себя. Да, это было его лицо, только искривленное в какой-то жуткой демонической улыбке. Губы и нос казались более тонкими, глаза более злыми, а главное кожа приобрела темно-зеленый оттенок.
– Как самочувствие, профессор? Пришли в себя? – довольно четко произнес незнакомец.
– Вы мой двойник? – спросил обескураженный Сергей Иванович.
– Черный двойник, – уточнил незнакомец. – Я ваше второе я. Ваша темная половинка, которую вы тщательно пытаетесь скрыть от окружающих.
– Вы галлюцинация, которую я выдумал в своем воображении? – спросил Сергей Иванович.
– Вот мы и познакомились профессор. Только одного я не могу понять, зачем вы меня создали?
– Создал? – удивился Сергей Иванович. – Никого я не создавал. На самом деле вас нет. Вы плод моего воображения.
– Вы уверены в этом?
– Конечно. Стоит мне открыть глаза, и вы исчезнете.
– А если вы закроете глаза? Что будет?
– Вы меня запугиваете? – рассмеялся Сергей Иванович. – Напрасно. Когда я закрою глаза, я придумаю новую картинку.
– И какую же?
– Какую… Да любую…
Сергей Иванович на миг задумался. Идеи не приходили ему в голову. Наконец, он случайно обратил свое внимание на шум набегающих волн, доносившийся из открытого окна. И в этот момент великолепная идея пришла ему в голову.
– Я представлю море… бушующее море, – сказал он. – И вы исчезнете. Я вас породил, таинственный незнакомец, я же вас и уничтожу!
– Вы уверены?
– Уверен.
Сергей Иванович открыл глаза и посмотрел в сторону окна. Незнакомец исчез.
Сергей Иванович с облегчением вздохнул: «Ну, ничего, я от тебя избавлюсь, мой черный двойник», – подумал он и вновь закрыл глаза.
Комната исчезла, остались только белые пятна. Сергей Иванович стал прислушиваться к шуму разбушевавшегося моря и представлять в своем воображении ночную набережную, пирс, волнорезы, море… И тотчас перед его внутренним взором, словно на экране, стали появляться очертания морских волн, бетонной набережной, фасад гостиницы и окружающего пространства вокруг нее. Он почувствовал, что усилием воли может двигаться в этом пространстве, хотя все это происходило внутри его головы. Сергей Иванович продолжал критически относиться к происходящему, но от этого его любопытство только усиливалось. Ему хотелось знать, что будет дальше. Он собрал всю свою волю в кулак и напряг до предела свое воображение и мысленно сделал несколько шагов… и у него получилось… Он научился перемещаться в пространстве, но только не в реальном мире, а в созданном его воображением. Мысленно он двигался к концу пирса, и от этого окружающие его дома, деревья, пляж, торговые павильоны стали перемещаться назад. Затем он представил в своем воображении ночное море, освещенное лунным светом, и остановился, пораженный увиденным. Море горело… Было видно, как голубые столбы огня вылетали из глубины моря. От этого море было освещено, как в полнолуние. Все это походило на какой-то дивный сон. На горизонте появилась багровая тьма, надвигающаяся по морю на город. Эта страшная мгла изредка освещалась молниями, которые сопровождались сильными раскатами грома. Казалось, наступает конец света.
Неожиданно для себя Сергей Иванович увидел пловца, стремительно плывущего к причалу. На нем была обычная амуниция аквалангиста, но вместо маски с трубкой на лице виднелись огромные круглые очки, похожие на рыбьи глаза. Что-то было в этом пловце необычное, даже сверхъестественное. Вглядываясь внимательно в пловца, Сергей Иванович вдруг стал замечать невероятные метаморфозы, происходящие с его внешностью: волосы вдруг вздыбились, позеленели и начали превращаться в длинные змеевидные щупальца, способные самостоятельно двигаться на голове в разные стороны, а пальцы рук удлинились, стали темно-зелеными, между ними образовались перепонки, как у лягушки, на спине вырос плавник. Странное существо – получеловек-полумонстр – тянуло на длинной веревке какой-то груз. Присмотревшись внимательней, Сергей Иванович к своему ужасу стал различать человеческие очертания. Это был мальчик 10–12 лет. От увиденного Сергею Ивановичу стало не по себе. Страшная догадка пронзила его сознание – ужасный пловец тянул утонувшего мальчика. Он уже с трудом сдерживал желание открыть глаза и прекратить эксперимент. Но любопытство брало вверх. Тем временем пловец подплыл к берегу и положил утопленника на песок. Сергея Ивановича охватил животный страх, с трудом преодолевая внутреннюю дрожь, он напряг свое воображение и мысленно приблизился к берегу. Через несколько секунд он уже был в десяти шагах от берега и мог хорошо разглядеть морское чудовище. Тело получеловека-полурыбы было покрыто рыбьей чешуей и мерцало при луне нежно голубым светом.
– Дьявол! – воскликнул Сергей Иванович. – Морской дьявол!
Чудовище повернуло в его сторону голову и в нем он к своему ужасу узнал своего двойника. Только сейчас его лицо стало более темным и зеленым, как морская пучина. Несмотря на весь ужас происходящего, что-то родное и знакомое увидел Сергей Иванович в этих страшных немигающих глазах. Ему вдруг показалось, что это искаженное злобой лицо отражает все его явные и скрытые пороки, всю теневую сторону его личности. На мгновение ему стало страшно. Но когда он случайно посмотрел в воду и увидел добычу пловца, ему стало еще страшнее. Он буквально похолодел от ужаса. Перед ним предстала кошмарная картина: к поясу черного двойника была прикреплена длинная веревка, уходящая вглубь в море, на которой висела целая вереница утопленников всех возрастов – от стара до велика… Сергей Иванович вскрикнул и открыл глаза.
В комнате от сильного ветра поскрипывала форточка. С улицы доносились какие-то голоса. Он вышел на балкон и с облегчением вдохнул свежий вечерний воздух, насыщенный запахом морских водорослей. Внизу на набережной, около самой гостиницы, он увидел машину скорой помощи, окруженную со всех сторон толпой зевак. Сергей Иванович в пестром халате, с непричесанными волосами спустился вниз и подошел ближе к оживленной толпе. Рядом со «скорой» он увидел лежащее на носилках бездыханное тело мальчика и сразу же в нем узнал маленького утопленника из своих видений.
– Зачем? Почему? – пронеслось в голове профессора.
У него внезапно появилось много вопросов. И он знал, кому их задавать. Вернувшись к себе в номер, он принял опий и сел в кресло. От воздействия опия его тело быстро расслабилось, он ушел в кресло, выставил дряблый живот и прикрыл веки. На «экране» опять появились знакомая комната, стол, кресла, окно…
– Вы меня ищите, профессор? – прозвучал знакомый голом в голове Сергея Ивановича.
В правом углу внутреннего взора неожиданно нарисовалась фигура двойника.
– Зачем вы убили мальчика? – напрямую спросил его профессор.
– Это не я… Это вы, – криво усмехнувшись ответил двойник. – Ваше подсознание… темная сторона вашей личности… А я ее орудие…
– Вы орудие?! Вы чудовище! Вы монстр!
– Я монстр? Возможно… Но только давайте вернемся к несчастному мальчику. Вспомните городской пляж, где вы отдыхали прошлое воскресенье, девочек с которыми вы познакомились… Вспомнили? А теперь вспомните маленького вихрастого мальчика лет десяти – этакого непоседу, корчившего вам рожи и смеявшегося над вами. Он даже бросал в вас камни… Вы тогда на него очень сильно разозлились… Даже обозвали гаденышем…
– И что из этого?
– А то, профессор, что ваша злость на этого мальчика осталась в вашем подсознании и во время ваших опытов переросла в материальную силу.
Сергей Иванович вдруг вспомнил жаркий день на пляже и назойливого мальчика, бросавшегося песком и камнями.
– Какая же здесь связь с утонувшим мальчиком? – растерянно спросил он.
– А вы так и не поняли… Все очень просто. Несчастный мальчик из ваших видений и есть тот мальчик с пляжа, испортивший вам настроение.
От этих слов Сергей Иванович в отчаянии обхватил свою голову.
– Но это же бред. Мало ли кто на кого злится. В конце концов, это просто невозможно…
Сергей Иванович на мгновение замолчал и пристально посмотрел на своего двойника.
– Кстати, – продолжал он. – Объясните мне как ученому, как вы можете убивать, если вы просто плод моего воображения. Вы не материальны, вас на самом деле нет.
От этих слов двойник громко расхохотался, от чего в голове у Сергея Ивановича появился сильный шум и нестерпимая боль. Двойник неожиданно замолчал, лицо его вытянулось, сильно потемнело, в глазах появился устрашающий злой огонек.
– Это вам так кажется, профессор, – зловещим голосом произнес он. – Мысль материальна и, поверьте мне, порой бывает более материальна и опасна, чем автоматы и пушки, придуманные человечеством. Но людям пока еще рано об этом знать.
– И поэтому вы их убиваете? Чем же они заслужили вашу немилость?
– Вы сами виноваты, профессор. С помощью своих опытов вы материализовали свою темную сторону и вместе с ней выпустили злые силы из другого неведомого вам мира.
– И что мне делать?
– Смириться. Другого выхода у вас нет. Темные силы уже овладели вами.
– А понимаю, – глухо произнес Сергей Иванович. – Это опий и его последствия.
– Возможно, но это уже ничего не меняет, – ответил двойник и исчез.
Сергей Иванович открыл глаза и неподвижно просидел несколько минут в кресле, все еще не веря в происходящее.
Опыт третий. Война
На следующее утро Сергей Иванович проснулся с твердым намерением вести более здоровый образ жизни и полностью отказаться от опия. Весь день у него из головы не выходил черный человек и утонувший мальчик. Иногда ему казалось, что он сходит сума. Везде ему чудился двойник…
«Это все опий, это все опий…» – успокаивал себя Сергей Иванович, со страхом ожидая услышать в своей голове знакомый скрипучий голос.
Последнее время его самочувствие резко ухудшилось. По утрам он вставал с тяжелой головой, из-за сильной слабости с трудом передвигал пудовые ноги и долго не мог прийти в себя, и только холодный душ на некоторое время приводил его в чувство. Слишком поздно понял Сергей Иванович одну простую истину: с опием шутить нельзя, и поэтому в своих экспериментах с ним он зашел слишком далеко. Незаметно для себя он стал увеличивать первоначальную дозу. Это не замедлило сказаться на его здоровье. Появились сильные головные боли и бессонница. Он несколько раз обращался за помощью к местному гипнологу, доктору Мельникову. Сеансы гипноза немного успокоили Сергея Ивановича, улучшили его сон и даже позволили ему уменьшить дозу опия. Но полностью отказаться от него он уже не мог, так как уже страдал зависимостью…
В этот день Сергей Иванович с утра ощущал сильную слабость, и только длительная прогулка по набережной немного освежила его. Он вернулся в отель и сразу же принял опий. Через несколько секунд Сергей Иванович стал ощущать приятную истому и сонливость. Он сел в кресло и закрыл глаза. Перед его внутренним взором появились светящиеся белые пятна, которые стали увеличиваться и постепенно превращаться в зеленую штору, письменный стол, стеклянную вазу и край входной двери. Двойника не было…
Он мысленно представил в своем воображении набережную, небольшое кафе, пирс, волнорезы… И наконец он увидел огромное сверкающее море. Сергею Ивановичу казалось, что он не только видел ослепляющую панораму моря, но и слышал плеск волн, крик летающих чаек, ощущал запах водорослей, смешанный с ароматом степных трав. Море произвело на него такое сильное впечатление, что он даже несколько раз вскрикнул от восторга…
Внимание Сергея Ивановича привлек странный предмет, приближающийся к двум девушкам, заплывшим далеко за буек. Он мысленно приблизился к нему и увидел огромную зеленую змеевидную голову с человеческим лицом и длинной шеей, поднимающейся из воды… Это был его двойник, превратившийся в огромного морского змея. Его руки сильно удлинились и стали похожими на огромные щупальца-присоски.
Неожиданно одна из девушек вскрикнула и ушла под воду, затем опять выплыла и начала кричать, судорожно глотая воздух. Странное существо-монстр обхватило ее ноги своими щупальцами и стало тянуть на дно. От увиденного Сергея Ивановича стало трясти, как в лихорадке. Он вдруг начал испытывать сильнейшее возбуждение, внутри его головы что-то щелкнуло… Он на мгновение потерял сознание… и очнулся в воде рядом с тонущей девушкой. Каким-то необъяснимым образом Сергей Иванович попал внутрь воображаемого мира и отчетливо увидел перед собой огромное двадцатиметровое чудовище. В руках у него вдруг оказался огромный кухонный нож. Недолго думая, он подплыл ближе к монстру и ударил несколько раз ножом в огромное щупальце, обвившее ногу несчастной девушки. От боли у двойника исказилось лицо, он издал ужасный звук и отпустил ногу несчастной. Было видно, как из щупальца обильно текла кровь, окрашивая воду в красный цвет. Чудовище еще несколько секунд извивалось от боли, а затем бесследно исчезло под водой.
Сергей Иванович почувствовал резкую боль в правой руке и открыл глаза. Он по-прежнему был в воде, но только уже не в море, а в ванной, до краев наполненной водой. Из его правого предплечья хлестала кровь, сильно кружилась голова… Он попытался приподняться и потерял сознание…
На следующий день, ближе к обеду, профессора нашли мертвым в ванной комнате. Он умер от большой потери крови… Мораль сей истории такова: не всякое познание добро…
Визит с того света
Историю эту я услышал пять лет назад, когда отдыхал летом в Крыму. Как-то в конце августа я возвращался на частном такси из Симферопольского аэропорта в Евпаторию. Жара тогда стояла неимоверная, духота не отпускала до глубокой ночи, и лишь к утру наступало кратковременное облегчение. Автомобиль на большой скорости пересекал желтую от жары степь. Вдоль трассы приветливо зеленели акации, грецкий орех, черешни и вишневые деревья. Из окна автомобиля было приятно рассматривать неповторимые пейзажи степных просторов. Воздух казался хрустальным и был настолько чист и прозрачен, что, казалось, можно было рассмотреть на большом расстоянии каждый отдельный листочек на акации или на грецком орехе. Такая особая прозрачность, связанная с сухостью крымского воздуха.
– Нравится здешняя природа? – обратился ко мне таксист.
Это был крепко сбитый детина средних лет.
– Живу здесь уже сорок лет, – продолжил он. – Но прекрасней природы, чем в Крыму, нигде больше не видел.
– Удивительный край, – согласился я.
– Не то слово! – продолжал водитель. – Один из лучших уголков мира! А какой воздух! Здесь даже в жару легко дышится. Если бы еще грошей побольше, так я вам хочу сказать: лучше места не сыскать. Главное, как устроишься… Я ведь тоже когда-то свое дело имел. С братом начинали в начале девяностых. Вот тогда мы с ним большие деньги зарабатывали.
– И где же брат? – спросил я, подстрекаемый любопытством.
От моего вопроса таксист изменился в лице.
– Брат в сырой земле, – грустно произнес он. – У нас в Саках на Владимирском кладбище есть целая Аллея Славы из новых русских и бандитов… Сам туда чуть не угодил… Было дело… Но Бог помиловал! И я сказал себе: «Гриша, зачем тебе все это…» – и бросил.
Гриша замолчал, видимо думая о чем-то своем.
– Да, было время, – подхватил я беседу. – Вначале девяностых лихо закрутилась жизнь. Кооперативы и фирмы, как грибы росли… А потом появились крыши, бандиты, киллеры…
– Да, страшное дело, – вздохнул Григорий. – Хотите, я вам расскажу, в какой переплет попал я четыре года назад…
Водитель на миг замолчал, словно что-то вспоминая.
– Вы верите в сверхъестественное, в привидения?.. – неожиданно спросил он.
Я удивленно посмотрел на него.
– Честно говоря, я в это не очень верю, – признался я.
– Я тоже не верил, – вздохнул Григорий и многозначительно посмотрел на меня. – Пока сам не увидел… Ну что, рассказывать? – спросил он улыбаясь.
Я кивнул, и Григорий начал свой рассказ:
– Было это четыре года назад в Саках, или, как в шутку называют этот городок, в Мочегорске. Мы тогда со старшим братом Василием держали магазин на вокзале. Мы вообще-то с ним из спортсменов. В своем районе всех гоняли.
Он повернул ко мне свою бычью шею и спросил:
– Я похож на хиляка?
– Нет, конечно!
– Так вот, брат мой был намного крепче и выше меня. Мы имели первые разряды по ручному мячу и боксу, занимались атлетикой. Короче говоря, качались. И имели среди местной шпаны определенный авторитет. Но дело свое вели честно, никого не притесняли. Все шло хорошо, пока не наехали «быки» из области. Стали права качать, крышу предлагать. Одним словом, столкнулись наши интересы. И назначили они нам стрелку. И где бы выдумали? На Владимирском кладбище! Ночью! Мы с братом не хотели идти, а тем более в такое место… считая это кощунством. Но Бельбомс, их главный авторитет, считал по-другому… Встреча была назначена прямо у Аллеи Славы. Два джипа включили свет. Братки чувствовали себя уверенно, не боялись даже кладбища. Казалось, сам мир – этот и потусторонний – трепетал перед их силой.
Григорий вытащил из бардачка сигарету и смачно закурил.
– Мы с братом в сопровождении двух знакомых корешей подошли к джипу, где стоял сам Бельбомс в окружении своих горилл. После недолгих обсуждений мы узнали, что к нам имеет претензии друг Бельбомса – Грек, который сам держал несколько магазинов и хотел крышевать на вокзале. В то время бандитское движение только еще набирало силу и такого беспредела, который мы наблюдаем сейчас, не было. Поэтому из уважения к моему брату Бельбомс предложил решить нам спор кулачным поединком. Один на один. С нашей стороны вызвался мой брат, как самый сильный и опытный боец в драке. Грек вместо себя выставил своего кореша – Сергея Мазуренко, по кличке Носорог. Свои бойцовские навыки он приобрел в тюрьме, а кличку Носорог получил потому, что во время драки всегда действовал по прямой. Так и сейчас, с самого начала поединка он сразу же накинулся всей своей мощью на брата. Он обладал тяжелым и размашистым ударом. Но все его удары пролетали мимо цели. Василий же старался двигаться быстрее, пытаясь замотать противника. И он не ошибся, уже через несколько минут от быстрого темпа Носорог, будучи тяжелее брата килограммов на двадцать, стал задыхаться. Чувствуя, что так долго не продержится, он кинулся под левую руку брата и обхватил его за спину, а затем левой ударил его по печени.
Брат пошатнулся, но выстоял. Тогда Носорог применил свой излюбленный грязный трюк. Когда они вошли в клинч, он с силой боднул брата головой и рассек ему бровь. Правый глаз Василия залило кровью. Было страшно на него смотреть. Однако он держался мужественно. Учтите, что эти парни весили за сто килограммов, и каждый их удар мог быть последним… Поэтому Носорог, учуяв скорую победу, стал размашистее наносить удары, стараясь попасть брату в голову. Во время одного такого удара брат успел увернуться и нанес ему сокрушительный правый хук в голову. Носорог покачнулся и присел на колено. Носорог был повержен. Однако брат из благородства не стал его добивать. Он повернулся к Бельбомсу, ожидая, что поединок будет остановлен. В этот момент Носорог стал приходить в себя и неожиданно ударил брата со всей силы в пах. Брат вскрикнул от сильной боли и упал на оба колена. Я пытался помочь ему, но телохранители Бельбомса преградили мне дорогу. Носорог подскочил к брату и ногой несколько раз ударил его по голове, пока брат не рухнул на землю. В это время какой-то жуткий звук донесся из глубины кладбища, словно покойники были возмущены таким издевательством и глумлением над человеческим телом. На какое-то мгновение наступила тишина. Все смотрели на корчащегося от боли брата. В этот момент Носорог с вызовом посмотрел на меня, ожидая, что я встану на место брата.
– Ну, кто еще выйдет? Я жду! – громко крикнул Носорог и ударил себя в грудь.
– Я! – неожиданно раздался жуткий голос из глубины кладбища.
Все повернулись и увидели около огромного памятника, сделанного из черного габбро, темную фигуру в капюшоне. Всех охватила оторопь, как будто повеяло ледяным холодом. К всеобщему ужасу казалось, что эта фигура была без лица. Кроме того, его ноги на середину голени были в асфальте. Чудилось, что это существо шло по другому уровню земли.
– Что это за урод! – неожиданно нарушил тишину Носорог и на какое-то мгновение вывел всех из оцепенения.
Носорог подумал, что это розыгрыш, и громко рассмеялся. Неожиданно он почувствовал, что кто-то дышит у него за спиной. Носорог с криком повернулся, но сзади никого не было. Когда он повернулся обратно, фигура с капюшоном уже стояла передним. На какое-то мгновение мне померещилось, что под капюшоном проглядывается бледное лицо с двумя черными впадинами вместо глаз. У меня мурашки поползли по спине. Все это напоминало какой-то кошмарный сон. Фигура вдруг поднялась в воздух и стала в боксерскую стойку, затем вдруг стала летать из стороны в сторону вокруг Носорога, как на боксерском ринге.
– Посмотрите на меня! – вдруг закричал Носорог.
Его ноги оторвались от земли – это призрак приподнял его… Мы все стояли в оцепенении, как завороженные, никто не мог шелохнуться. Затем призрак отпустил Носорога. Тот упал на землю и дико закричал. А с ним закричали все мы и кинулись врассыпную. Братва запрыгнула в джип и рванула с кладбища. Мы с братом бежали без остановки до самого города. При этом всю дорогу у нас было жуткое ощущение, как будто кто-то сзади все время смотрит на нас. Так мы и добрались домой.
Григорий тяжело вздохнул и замолчал. Было видно, что он устал от собственных воспоминаний. Вечер уже катился к закату. Мы проезжали поселок Червонное. Неожиданно дорога вывела нас на небольшую возвышенность. Внизу был виден город Саки, за ним озеро Чокрак, а дальше тоненькой полоской поблескивал Каламитский залив.
– Ну что, не верите? – нарушил тишину Григорий.
– Ну почему не верю, – ответил я. – Бывают случаи, когда у людей под влиянием сильного стресса могут возникать зрительные или слуховые галлюцинации. И все выглядит вполне реально и правдоподобно.
– Галлюцинации?! – удивился Григорий. – Но ведь призрака видели сразу десять человек.
– Это вполне возможно, – продолжал я. – В тех местах, где проходит линия геологических разломов или, например, высоковольтная линия электропередач, у людей под действием магнитных изменений повышается электрическая активность мозга.
Клетки человеческого мозга становятся чувствительными к явлениям невидимого мира.
– Интересно, – тихо произнес водитель. – Как раз около кладбища проходит высоковольтная линия электропередач… Может, она и вызвала призрака… Хотя, честно говоря, я чувствую сердцем, что все дело в другом. Мне кажется, мы тогда на стрелке что-то переступили… Вы меня понимаете?.. Совершили страшный грех… Забыли, что, кроме силы, есть еще что-то. Вот и поплатились!
– Поплатились?
– Да, с тех пор проклятие витает над всеми участниками стрелки. Видимо, мы нарушили покой духов… совершили тяжкий грех…
Григорий опять замолчал. Видно было, как на его глаза навернулись слезы.
– Брата моего через год расстреляли прямо около магазина. Через два года Бельбомса и всю его братву взорвали в кафе. Один я остался жив…
Григорий закурил сигарету и больше уже не разговаривал. Он сидел за рулем грустный и задумчивый. Таким я его и запомнил. Больше я его никогда не видел. Через год я узнал, что он разбился в автокатастрофе где-то около Владимирского кладбища…
По смородину или грабители-спасители
С тех пор прошло уже более тридцати лет, а мне все кажется, что я помню каждую мелочь, каждую деталь той, другой жизни, название которой – детство. Это далекое и удивительное время почему-то всегда связывается в моем сознании с жарким летом, купанием в «балке», с набегами на колхозный баштан, сад и, конечно, с походами по смородину… Но из всех этих незабываемых и неповторимых страниц детства особенно ярко врезалась мне в память одна почти невероятная история, которая произошла со мной и моими приятелями в те годы…
Может быть, это связано с теми драматическими событиями, которые чередовались в тот день, как в детективном жанре: от разгула стихии и банального ограбления до неожиданного чудесного спасения… Но самым поразительным было в этой истории то, что благородными спасителями оказались… (ни за что не поверите) все те же грабители… Но начнем все по порядку.
В то утро мы собрались в центре деревни, у любимого местной детворой «пацанского» дерева – огромной развесистой акации, растущей около старого заброшенного клуба. Нас было четверо: Митька, самый старший из нас и на голову выше всех, был самым крепким и выносливым и, несмотря на свои мускулистые плечи и руки, был очень строен, сказывалась привычка много ходить пешком; Жорик, мой одногодка и троюродный брат, был веселым малым и душой компании; Розуваев, самый младший из нас и по возрасту, и по внешнему виду, был совсем малец; и, наконец, я – ваш покорный слуга, в то время ученик пятого класса. Наша небольшая компания часто собиралась на этом месте, прежде чем пойти купаться на балку или собирать смородину в Белой лесополосе. В тот день мы взяли с собой небольшие холщовые мешочки с провизией, состоящей в основном из аккуратно нарезанных корочек пшеничного хлеба, макухи-выжимки из семечек и недозревших кислых яблок, а также небольшие эмалированные бидончики, до краев заполненные водой.
Солнце еще только встало, а вдали за колхозным садом, у самого горизонта, уже синел Чатыр-Даг. Казалось, он просыпался вместе с зарей. Утренняя прохлада быстро уступала место надвигающейся жаре. Вокруг еще разносился ночной запах цветущей акации, стояла какая-то торжественная тишина, словно в ожидании грядущего летнего дня.
Мы вышли к почерневшей от времени колхозной скирде, прошли мимо коровников и оказались на краю села. Справа от пыльной дороги, покрытой разбросанной соломой и силосом, желтело пшеничное поле. Тяжелые золотистые колоски сгрудились сплошной стеной. Воздух словно застыл. Солнце уже поднялось довольно высоко и стало напоминать о себе горячими лучами, обжигавшими наши загоревшие плечи. Мы шли босиком по мягкой, как пух, дороге, рвали степные цветы, ели паслены, срубали прутиком колючку и молочай, наблюдая при этом, как из срубленных стеблей выделялся необычный белый сок, напоминающий молоко.
Мне трудно сейчас передать словами те ощущения, которые мы все испытывали тогда, двигаясь вдоль блестящей от солнца серебристой лесополосы, состоящей в основном из дикой маслины и шелковицы. Принято считать, что крымские степи представляют собой безжизненные, унылые пейзажи. Об этом даже писал кто-то из классиков. Но я не осуждаю их. Видимо, у них было очень мало времени для того, чтобы понять всю неповторимую красоту крымской степи. Степь можно полюбить и понять, если долго жить в ней. И, однажды полюбив, ее уже никогда не забудешь. Видимо, это связано с солнцем, которого очень много в крымской степи, и от этого краски природы особенно насыщенны. Небо кажется особенно синим и очень высоким, воздух – прозрачным, как хрусталь, а зелень деревьев светится на солнце особым изумрудным светом. И когда вы из города неожиданно попадаете в степь, вы вдруг ощущаете какую-то особую тишину, которая сопровождается негромкой степной симфонией, состоящей из пения птиц и стрекота цикад.
Все это может на мгновение прерваться коротким порывом ветра, случайно залетевшим со стороны моря. А затем, когда все затихнет, вновь воцаряется неповторимая тишина южной степи, когда можно услышать каждый шорох в траве, неожиданный писк перепелки, доносившийся из пшеницы, пение какой-нибудь диковинной птицы, спрятавшейся в кроне деревьев. Вся эта степная симфония поражает наше воображение и приводит к мысли, что жизнь на самом деле намного прекрасней, чем мы о ней думаем, сидя в городской квартире.
Но особое впечатление здесь производят бескрайние степные просторы. Если вам придется когда-нибудь проезжать по степной дороге, то из-за хорошего обзора вы можете увидеть где-то очень далеко, у самого горизонта, как на картине, какие-то дома, улицы, деревни… Хотя на самом деле вы там никогда не были, но после нескольких поездок вы можете запомнить расположение каждого дома, каждого дерева, куста, забора…
И если вы вернетесь сюда лет через десять, двадцать… и опять будете проезжать по этой дороге, то, к своему удивлению, заметите, что ничего не изменилось – все та же картина, все те же виноградники, придорожные акации… И все они, словно нарисованные на картине, виднеются вдалеке… где-то там на горизонте, где вы никогда не были и не будете… И все это кажется каким-то психологическим миражем и придает степи какую-то особую непостижимость и загадочность… Но вернемся к нашему рассказу.
Наконец мы поднялись на первый бугор. Было видно зеленое гороховое поле, цветущее нежными белыми цветами, за ним синел колхозный баштан. На горизонте виднелись высокие деревья Белой лесополосы. Они находились на расстоянии трех километров и от мерцающего потока теплого воздуха казались живыми и двигались, словно волшебные часовые из какой-то далекой сказочной страны.
Пройдя по дороге еще метров двести, мы приблизились к гороховому полю и, как разведчики, спрятались в кустах, оценивая обстановку. Никого не было. Только вдали, примерно в пяти километрах от нас, где-то в районе Куликовки, глухо работал комбайн. Перескочив через поливочный канал, заполненный холодной артезианской водой, мы стали лихорадочно собирать сладкий, сочный горох. Вдруг в районе второго бугра появилась одноконная бедарка.
– Ложись! – крикнул Митька. – Колобок едет…
Все легли… Колобком мы называли управляющего отделением Васищева – грозу всех местных пацанов, набегающих на сады и огороды. Мы по-пластунски доползли до канала и залезли в ледяную воду… Наконец бедарка поравнялась с нами. Все замерли. Васищев гордо восседал на бедарке и издалека казался нам действительно похожим на хозяина полей, садов и огородов.
Его в деревне побаивались, но в то же время уважали. Хотя порой он поступал с нашим братом весьма жестоко. Пойманных воришек он обязательно раздевал наголо и заставлял их родителей приходить в сельсовет за одеждой.
Когда бедарка скрылась за бугром, мы, наконец, синие от холода, вылезли из воды и, выкрутив одежду, продолжили свой путь. До Белой лесополосы нам осталось пройти еще два больших бугра. Мы поднимались все выше и выше. Уже была видна узкая полоса моря и небольшой кусок соленого озера Сасык. Всю дорогу мы говорили о смородине, шелковице, о любимом колхозном коне Баяне. Жорик вытащил из мешочка небольшой кусок макухи и стал с удовольствием его жевать.
– Слыхали, что вчерась случилось в Лесновке? – неожиданно спросил он. – Говорят, Мишку Коротуна во время грозы молнией трухануло… около консервного цеха, да так, говорят, трухануло, что у него, братцы, не поверите… изо рта голубой огонек пошел…
– Не может быть! – удивленно воскликнул Розуваев тонким голосом. – Я же его вчера около клуба видел… Живой себе… здоровехонек… он еще в липака с ребятами играл…
– Ну и что, что здоровый! Эка удивил! Но только почему он живой и здоровый? А потому, я сам слышал, вчера бабы в магазине говорили, что его сразу в землю зарыли и так держали бедного несколько часов… пока земля из него весь электрический ток и не вытянула. Он и ожил…
– Да… гроза, братцы, нынче опасна, – поддержал разговор Митька. – А уж если это шаровая молния, то тут уже полная смерть… Если, скажем, только она человека даже краем коснется – все, ему конец… сгорит, как спичка, одни угли и останутся…
– Да поди ты, – удивился Розуваев. – Неужели одни угли? Поди, сам ее и видел…
– А почему не видел? – загадочно ответил Митька. – Видел… лет пять назад… Гроза тогда была страшная, такие бывают только у нас в Крыму. Все небо обложило черными облаками, а ливень – вода по ногам текла, молнии так и сверкали… А я сижу в летней кухне и считаю секунды между молнией и громом. Говорят, одна секунда равняется километру. Иначе говоря, если молния сверкнула, а гром прогремел, к примеру, через пять секунд после молнии, то и получается, что на самом деле молния ударила в пяти километрах от меня. Вот я сижу и время высчитываю. Только смотрю, братцы, это самое время стало сокращаться. «Н-да, – думаю, – дела хреновые. Грозовая туча ко мне приближается. А разница между вспышкой молнии и громом до двух-трех секунд сократилась. Наступила полная темнота, вода весь огород залила. А тут пошел град, не поверите, с куриное яйцо… Мне шишку на голове набило».
Митька пальцем показал на затылок.
– Испугался я, братцы, не на шутку, – продолжал он. – Закрыл все двери, окна и форточки. А время между вспышкой молнии и громом сократилось до нуля. Как сверкнет проклятая – так и гром! Ох, и страха я тогда натерпелся. А дома как раз никого не было, кроме племяша моего… Он тогда грудной был и мирно себе в люльке спал. А раскаты молнии все сильнее и сильнее. Одна зараза как ударит и прямо в столб, в чашечки… искры только полетели.
Митька на мгновение замолчал, казалось, что он пытается вспомнить какие-то детали.
– Неожиданно все затихло, – продолжал он. – Наступила какая-то противоестественная тишина… Вдруг вижу, как сквозь закрытое окно выплыл голубой огненный шар размером с резиновый мяч… Я от страха оцепенел… не могу пошевелиться, только чувствую, как волосы дыбом стали… А шар, как назло, к коляске детской плывет… У меня сердце как заколотилось… Ну, думаю, все, конец… несчастье сейчас произойдет… Вижу, шар подплыл к самому изголовью коляски и остановился… А племяш себе спит и посапывает. Я от страха закрыл глаза… А затем собрался с духом и открыл их. Смотрю, а шар неожиданно двинулся вправо и выскочил через дверь на улицу. И сразу за дверью раздался такой страшной силы взрыв, от которого выбило все оконные стекла на кухне, попадали все консервации с полок, а наш Шарик от страха забился в собачью будку и полдня из нее не вылезал… А племяш все посапывает себе как ни в чем не бывало… Он у нас такой спокойный с детства. На минуту все замолчали.
– Что-то я не слышал об этом раньше, – прервал тишину Розуваев.
– Не слышал?! – удивился Митька. – Да об этом вся Лесновка знает. Не веришь? Спроси у моего брата Васьки. Он тебе покажет то самое место на летней кухне, где от шаровой молнии обгорелое пятно осталось.
– А я верю, – проговорил Жорик. – У нас в Крыму грозы особенно страшные… говорят, это от сильного зноя. Солнце у нас сильно горячее…
За разговором мы не заметили, как подошли к Белой лесополосе. Это был целый лес, насаженный местным лесхозом. Сама лесополоса состояла в основном из дикой маслины и шелковицы. Параллельно ей с двух сторон высадили грецкий орех, смородину, алычу и дикий абрикос. Мы выпили воду из бидончиков и начали быстро собирать смородину. Уже через час наши бидончики были наполнены пахучей красной ягодой. Закончив сбор, мы вышли на узкую дорогу, которая проходила вдоль лесополосы.
Пройдя метров сто, мы увидели, как на дорогу неожиданно вышли три незнакомца. Внешне они были похожи на охотников, так как держали в руках ружья. Но когда они подошли ближе, я понял, что это никакие не охотники, а вокзальские… Так мы называли местную шпану, жившую в районе городского вокзала. Я их знал еще по шестой школе, где вместе с ними учился.
Самый старший из них – здоровенный парень по прозвищу Корявый – еще год назад закончил восемь классов и пользовался авторитетом среди местной вокзальской шпаны. Он нес в руках обрез и всем своим грозным видом вызывал к себе невольное уважение. Рядом с ним шел приятель Марыпа. Это был вертлявый худой парень лет шестнадцати с неприятным, буравящим взглядом, первый хулиган и забияка на вокзале. Позади них шел незнакомый мне рыжий паренек и нес за плечом старое охотничье ружье.
– Чего несешь, деревня? – насмешливым тоном произнес Корявый.
Мы невольно остановились в растерянности, не зная, что сказать ему в ответ.
– Что украли, мужики? – размахивая обрезом, повторил Корявый.
– Да ничего мы, дяденька, не крали, – неожиданно ответил ему шедший впереди Розуваев. – С чего вы взяли?
– Не крали? – зло прохрипел рядом стоящий Марыпа и ткнул ему самопалом в грудь. – А это что?
– Смородина… – робко ответил ему Розуваев.
– Смородина! Ха! Ха! – рассмеялся довольный собой Марыпа. – Да ты, я вижу, пацан, от страха в штаны наложил.
Он вытащил из кармана спичку, зажал ее между зубами и демонстративно стал жевать ее белый край.
– Мужик, дай спичку, – с наглой улыбкой обратился он к Розуваеву и еще раз ткнул его самопалом в грудь, отчего тот сильно побледнел и, казалось, вот-вот заплачет.
– Мужик, дай спичку, – угрожающе повторил Марыпа и вплотную придвинулся к нему.
Митька, стоявший рядом с Розуваевым, неожиданно загородил его собой и сжал кулаки. Было видно, как от волнения и внутреннего напряжения на его груди и спине запрыгали мышцы, как у боксера перед решающим боем. Марыпа измерил его презрительным взглядом и повернулся к приятелю.
– Ты видел, братан, как этот мужик, деревня, сжал кулаки, – наигранно удивленным тоном произнес он.
Корявый изучающе посмотрел на Митьку, а затем на Марыпу.
– Оставь пацана, – хитро прищурившись, ответил он. – Он же деревня! Не понимает, с кем разговаривает!
При этом он поднял обрез и выстрелил в воздух. От неожиданности мы все застыли, словно прикованные к земле. Воспользовавшись нашим замешательством, Марыпа выхватил у Розуваева бидончик со смородиной и отдал его Корявому. Тот попробовал смородину и сплюнул.
– А смородина-то кислая, – с насмешкой произнес он, но смородину не отдал.
Через минуту троица так же быстро исчезла, как и появилась, затерявшись в зеленой гуще лесополосы. А мы стояли еще несколько минут, находясь под впечатлением произошедшего, и не заметили, как небо нахмурилось и начал накрапывать небольшой дождь. Большие теплые капли поднимали дорожную пыль, от этого в воздухе разносился необъяснимый смешанный сладкий запах поднявшейся пыли и быстро испарявшейся дождевой воды. Со стороны Лесновки грозно надвигались, словно орды кочевников, темные, свинцовые тучи. Мы засобирались домой и побежали вдоль лесополосы к полю. Хлынул настоящий ливень, но мы продолжали бежать. Наконец мы выбежали из лесополосы и поднялись на третий бугор. Перед нами предстала необычайная картина: вместо Лесновки мы увидели надвигающуюся на нас стену дождя, представляющую собой сплошную белую массу воды. Эта стена двигалась с большой скоростью, было видно, как она покрывает водонасосную башню, затем первый бугор, второй… Стало темно, как ночью, дождь уже шел сплошной стеной. Стали раздаваться сильные раскаты грома. Неожиданно сильная молния ударила в высоковольтный столб, посыпались искры…
– Бежим к прицепам! – крикнул Митька.
И мы, как по команде, побежали не в сторону Лесновки, а к двум прицепам, одиноко стоявшим среди поля. Спрятавшись под их днище, мы просидели с полчаса, пока гроза не утихла. Небо неожиданно просветлело, и из-под туч опять появилось ласковое солнце. Через несколько минут на небе не было уже ни одного облачка, как будто и не было никакой грозы. Выйдя из укрытия, мы, к великому своему удивлению и радости, увидели несколько крупных арбузов; подойдя ближе, мы поняли, что находимся рядом с колхозным баштаном.
– Налетай, братва! – радостно воскликнул Митька и, вытащив перочинный нож, разрезал пополам огромный полосатый арбуз.
Началось настоящее пиршество. Мы разбивали арбузы и с радостным гиком ели сладкую, сочную мякоть. Арбузы были разных сортов: полосатые, белые, черные, огромные и маленькие. От радости мы бегали по полю, бросали друг в друга кусками разбитых арбузов и не заметили, как со стороны балки к нам выехал объездчик.
– Сухой! – крикнул Жорик, и вся наша компания повернулась в сторону приближающегося всадника.
К нашему ужасу, это был действительно Сухой – самый лютый объездчик в колхозе. О его злости ходили легенды. Мы побежали прочь из баштана, но уже через несколько минут объездчик нагнал нас и стал хлестать кнутом так, что на спине появились красные рубцы. Сухой как коршун летал между нами на гнедом жеребце Огоньке и изрубал каждого из нас как капусту! Спас нас Митька. Он подбежал к Огоньку и схватил его за узду, не давая объездчику управлять им. Сухой в бессильной злобе стал хлестать Митьку, от этого его спина превратилась в кровавое месиво. Удары объездчика становились все сильнее и злее. Он уже не мог остановиться. И в тот момент, когда настоящий ужас охватил наши детские сердца, со стороны Белой лесополосы раздался выстрел… Мы повернулись и увидели вокзальских, которые быстро бежали к нам и размахивали обрезами.
Сухой повернул коня в их сторону и от неожиданности застыл, не зная, что делать дальше. Когда троица подошла ближе, Корявый еще раз выстрелил вверх.
– Эй! Дядя! Не тронь зазря пацанов! – крикнул он объездчику и угрожающе помахал обрезом.
Сухой сильно побледнел, что-то невнятно пробормотал и, развернув поводьями коня, помчался в сторону балки.
Корявый вместе с приятелями подошел к Митьке и стал рассматривать на его спине еще свежие багровые рубцы.
– Ну, ты попал, мужик! – сочувственно произнес он. – На тебе же живого места нет…
Он повернулся к стоящему рядом Розуваеву и отдал ему бидончик со смородиной.