Шерлок Холмс против графа Дракулы (сборник) Дэвис Дэвид

Глава десятая

Тело в морге

Должен сознаться, что жуткое сообщение Лестрейда привело меня в трепет. Полицейский выдержал эффектную паузу, чтобы увидеть реакцию моего друга. Лицо Холмса оставалось бесстрастным, но, хорошо его зная, я заметил, как глаза его засверкали от возбуждения.

– Были ли на ее теле другие раны? – спросил он наконец.

– Никаких. Следов борьбы также не обнаружено.

Холмс поднял бровь, но ничего не сказал.

– А это, вероятно, означает, – с самодовольным видом продолжал Лестрейд, – что убитая девушка знала своего убийцу, и нападение застигло ее врасплох.

– Возможно, – молвил Холмс, – или убийца обладал огромной силой.

– Значит, вы не думаете, что убийство было совершено женщиной – «призрачной дамой»? – спросил я.

– Трудно сказать, Уотсон. Прежде чем перейти в область догадок, попробуем разобраться с имеющимися фактами. Скажите, Лестрейд, жертву уже опознали?

– Пока нет, мистер Холмс. Я не обнаружил признаков, по которым можно было бы установить ее личность.

– А ее одежда? Вы определили ярлыки производителей?

– Э-э… Боюсь, что нет.

Холмс презрительно фыркнул.

– А тело? Полагаю, вы оставили его точно на том же месте?

Секунду помедлив, Лестрейд покачал головой.

– Что? – Холмс вцепился в инспектора взглядом.

– Мы оцепили место преступления, а тело доставили в полицейский морг Скотленд-Ярда.

С пылающим от гнева лицом мой друг сильно ударил ладонью по подлокотнику кресла.

– Лестрейд! Лестрейд! Сколько раз говорил я вам ничего не трогать на месте преступления до тех пор, пока у меня не появится возможность тщательно все осмотреть. Это самое простое из правил!

– Но вы сможете осмотреть место, где было найдено тело.

– Дорогой мой инспектор, после того как десятки сапог потоптались на земле, степень вероятности обнаружения любой важной улики превращается в бесконечно малую величину.

Подавленный полицейский не нашелся что сказать. Помню, как в предыдущем деле Холмс говорил мне, что считает Лестрейда лучшим в Скотленд-Ярде, хотя ему изрядно недостает инициативы и оригинальных мыслей.

Когда Холмс заметил уныние инспектора, его суровые черты смягчились. Вскочив с кресла, он сбросил с себя халат и снял с вешалки сюртук.

– Нас с Уотсоном ожидает напряженное утро, Лестрейд. У нас есть своя неотложная розыскная работа, но это необычное убийство меня также интересует. Думаю, мы сможем выкроить время, чтобы взглянуть на труп, – а, Уотсон?

Я сдержанно кивнул. Меня не покидало ощущение, что мой друг может быть вовлечен в новое расследование, в то время как дело Стэплтона – Лидгейт требовало самого пристального его внимания.

Холмс, умеющий читать мои мысли, поспешил меня заверить:

– Не волнуйтесь, старина, все будет хорошо. А теперь, Лестрейд, не будем больше терять времени.

Лицо инспектора полиции осветилось лучезарной улыбкой.

– Отлично, мистер Холмс, – со вздохом облегчения произнес он.

Полицейский морг, примыкавший к главной штаб-квартире столичной полиции в Большом Скотленд-Ярде, был отталкивающим местом. Если существует такая вещь, как запах смерти, то оно им обладало. Подобно невидимой пыли, этот запах проникал повсюду, притупляя все чувства человека, попавшего в темное и мрачное здание морга. Входя сюда через массивную обитую дверь, любой с первой же минуты понимал, что оказался в мире, где мертвые численно превосходят живых.

Прежде всего Лестрейд привел нас в небольшой кабинет, где дежурный сержант внес наши фамилии во внушительный журнал посетителей. Затем по длинному гулкому коридору нас провели в холодное, тускло освещенное помещение без окон. Каменный пол был заляпан высохшей кровью – несмываемыми напоминаниями о многочисленных жестоких преступлениях.

В дальнем углу комнаты стояла старая растрескавшаяся фарфоровая раковина, тускло освещенная мерцающим светом газовых рожков. Нарушая гнетущую тишину, из разбитого крана мерно капала вода. На стене слева от раковины висел застекленный шкафчик с хирургическими инструментами, под ним стоял короткий лабораторный стол для банок с препаратами. В одной из них плавало большое глазное яблоко. Освещенное зеленоватым газовым светом, оно, казалось, уставилось прямо на меня.

Прямо под центральным газовым светильником помещался длинный узкий стол, на котором лежал труп, прикрытый простыней, запятнанной кровью. К большому пальцу ноги грубой бечевкой была привязана бирка со сведениями о покойной. Когда мы втроем обступили стол, по стенам и потолку поползли наши гигантские тени.

– Никогда раньше не видел ничего подобного. Огромная потеря крови.

Лестрейд разговаривал тихо, словно был подавлен зловещей атмосферой места.

Он откинул простыню, открыв лицо мертвой женщины. Я онемел от ужаса. Моя реакция была вызвана не только жутким видом раны, но и потому, что я узнал это лицо – в тот момент осунувшееся, с обтянутой кожей, смертельно бледное – оно глядело на меня мертвыми немигающими глазами.

– Холмс! – воскликнул я, – это Селия Лидгейт!

– Что? Вы уверены?

– Вне всякого сомнения.

Холмс прищурил глаза и несколько мгновений, глубоко задумавшись, смотрел в какую-то точку.

– Так вы знаете эту женщину, доктор Уотсон? – спросил Лестрейд.

– Да, – ответил я.

Получив от Холмса неохотный кивок одобрения, я вкратце рассказал полицейскому о наших приключениях за последние сутки.

– Чтоб мне провалиться! – воскликнул он, когда я закончил рассказ. – Значит, Стэплтон все еще жив и он на свободе?

– Боюсь, что да, – откликнулся я, – а теперь он пополнил список своих преступлений еще одним гнусным убийством – да, Холмс?

Мой друг, на протяжении моего рассказа пребывавший в состоянии глубокой задумчивости, покачал головой.

– Сомневаюсь, Уотсон. Сильно сомневаюсь. Такой способ убийства не похож на почерк Стэплтона.

– Может быть, это убийство было чудовищной приманкой, чтобы завлечь вас в очередную ловушку?

– Маловероятно. Убийство девушки произошло сразу после его последней попытки уничтожить меня и до того, как он мог бы узнать о моем спасении. Полагаю, мы можем исключить его из числа подозреваемых по этому делу. Похоже, я не убедил вас, Уотсон. Тогда ответьте на такой вопрос: каким образом Стэплтон узнал бы, что мисс Лидгейт ночью пойдет через Хэмпстедскую пустошь?

– Она, вероятно, возвращалась к себе домой.

– Согласен. Но он не узнал бы, что она ушла, пока не вернулся на Макколи-стрит. Так или иначе, на этот раз он был настолько упоен успехом в деле моего уничтожения, что отсутствие девушки сильно его не обеспокоило – она ему больше была не нужна, и определенно, не играла роли в его долгосрочных планах.

– Полагаю, вы правы, – неохотно согласился я.

– Я склонен думать, что здесь мы сталкиваемся с одной из тех странных загадок судьбы, когда нити одного дела переплетаются с нитями нового, совершенно самостоятельного.

– Вы имеете в виду – кто бы ни убил мисс Лидгейт, прежде он никак не был с ней связан?

– На это указывают факты.

– Значит, – сказал я, – вы считаете, что убийство совершено каким-то маньяком без всякого повода или мотива?

– Я этого не говорил. По-видимому, самый сложный аспект этого дела – причина смерти. Что вы скажете по поводу этой раны, Уотсон?

Холмс указал на шею трупа.

Чтобы лучше рассмотреть, я придвинулся ближе. Плоть была жестоко разодрана, некоторые фрагменты отсутствовали. Вокруг отверстия с неровными краями, по форме напоминающего оскаленный рот, скопились шарики темной запекшейся крови.

– Такого в моей практике не было, – признался я.

– Отчего могла возникнуть подобная рана?

Я пожал плечами.

– Я, право, не знаю, Холмс. Похоже, плоть разодрана когтями или зубами дикого зверя, но это, наверное, не тот случай.

– А что вы скажете о зубах человека? – тихо спросил мой друг.

– Ну да, полагаю, это возможно. Боже правый, вы же не думаете, что это сделала призрачная дама? Неужели вы полагаете, что в этом зверстве повинна она?

– Не знаю, Уотсон, но она остается главной подозреваемой. В этом убийстве присутствуют некоторые специфические особенности, которые будут сбивать нас с толку, пока мы не получим дополнительной информации.

– Но разве женщине по силам нанести столь ужасную рану? – воскликнул Лестрейд.

– Обыкновенной женщине – нет. Но для разъяренной женщины, женщины, задумавшей убийство, это возможно. Вот, например, Катерина Элиот, Баттерсийский душитель, не только задушила двух своих мужей, но и стащила их бездыханные тела вниз на три пролета лестницы и зарыла в погребе.

– Вот что меня озадачивает, мистер Холмс, – зачем кому-то понадобилось выкачать всю кровь из тела?

– И что с этой кровью сделали? – добавил Холмс, доставая лупу и изучая кисти рук трупа. – Да-а, это действительно странное преступление. – Он продолжал осматривать тело с помощью лупы, бормоча что-то себе под нос. Некоторое время у него ушло на тщательное обследование кистей рук, ступней и лица жертвы. Наконец, заметно помрачневший, он обратился к нам с Лестрейдом:

– Полагаю, это тело говорит нам о немногих, но очевидных вещах. Нападавший, рост которого около пяти футов восьми дюймов, убил быстро, сначала усыпив бдительность девушки, – возможно, с помощью гипноза.

– Что ж, не спорю – убийца действовал быстро, но откуда вы узнали про рост и остальное? – грубовато спросил Лестрейд.

– Рост соотносится с расположением раны. Чтобы нанести рану под таким углом, убийца должен был быть приблизительно одного роста с жертвой. Что касается неподготовленности мисс Лидгейт к нападению – рана лишь одна, на теле нет других отметин или ссадин, а это ясно указывает на то, что убийце потребовалось нанести только один удар. И все же расположение раны говорит о том, что нападение было совершено спереди. Обыкновенно при физическом нападении такого рода под ногтями жертвы обнаруживаются частички сухой кожи или следы одежды нападавшего, оставшиеся после борьбы. В этом случае ничего такого нет, что указывает на отсутствие борьбы. И наконец, посмотрите на ее глаза – эта девушка была подвергнута жестокому нападению и убита, и все же ее зрачки, застывшие в момент смерти, совершенно нормальные, нисколько не расширенные, как можно было бы ожидать.

Лестрейд склонился над лицом мертвой девушки, чтобы рассмотреть ее глаза.

– По-вашему, мистер Холмс, – недоверчиво переспросил он, – эта молодая женщина спокойно приняла роковой удар?

– Да, так мне кажется.

Полицейский, сняв шляпу, провел рукой по жестким волосам.

– Признаюсь, не могу придумать, что делать дальше.

Холмс на миг задумался.

– Надеюсь, вы выделили наряд полиции для патрулирования пустоши сегодня ночью?

– Разумеется.

– В таком случае отзовите их.

– Что?

Полицейский был в явном замешательстве.

– Отзовите их, Лестрейд. Ничто не сможет больше помешать нашему убийце выйти на охоту, чем ватага неуклюжих констеблей, топчущихся на пустоши.

Лестрейд негодующе воззрился на моего друга; казалось, он потерял дар речи.

– Вы думаете, убийца так скоро совершит новое нападение? – спросил я.

– Думаю, да, Уотсон. Похоже, у этого преступления нет мотива, или, во всяком случае, если таковой есть, он в настоящее время скрыт от нас. Поэтому нельзя полагаться на рациональную схему поведения. Этот изверг может убить в любой момент.

– Но если я отзову своих людей, это даст маньяку полную свободу! – воскликнул Лестрейд.

– Не совсем. Мы с Уотсоном проведем сегодняшнюю ночь на пустоши, чтобы предупредить такую возможность. Полагаю, для подобного дела у нас больше опыта, нежели у целого отряда констеблей. – Холмс повернулся ко мне. – Разумеется, при условии, что вы не откажетесь сопровождать меня, Уотсон.

– Когда угодно и куда угодно, – твердо ответил я. – Но как же Стэплтон?

– Это новое расследование должно быть на первом месте. Стэплтон хочет только моей смерти, а у существа, убившего эту девушку, таких ограничений нет. Мы должны направить всю свою энергию на поимку этого демона, пока он или она не сумели поразить очередную жертву.

Глава одиннадцатая

Призрачная дама

Так и вышло, что около полуночи мы с Шерлоком Холмсом сидели в засаде в Шутаз-хилл, в рощице на той стороне Хэмпстедской пустоши – неподалеку от места, где было обнаружено тело Селии Лидгейт.

Ночь была ясной и очень холодной. Земля на глазах покрывалась инеем. Холмс в молчании вглядывался в раскинувшийся перед нами луг. Полная, яркая луна, стоявшая посреди беззвездного неба, освещала его точеные черты. Он в задумчивости хмурил брови и сжимал тонкие губы, сдерживая волнение.

– Дело очень темное, – заметил он перед нашим уходом с Бейкер-стрит. – Я чувствую, что за этим жутким убийством кроется великое зло, возможно превосходящее все то, с чем мы сталкивались прежде. Право, Уотсон, сомневаюсь, стоит ли мне брать вас с собой.

Я прервал его взмахом руки.

– Попробуйте только остановить меня после событий прошедшей ночи.

Мой друг невесело улыбнулся.

– Добрый старый Уотсон, – покачал головой он.

Вечером я отдыхал, наверстывая упущенный сон. Холмс, напротив, беспокойный, как всегда, несколько раз выходил по делу. Но, несмотря на то что не спал вот уже вторую ночь, сейчас мой друг не выказывал никаких признаков усталости.

– Вы уверены, что мы поступаем правильно, оставаясь на одном месте, Холмс? – прошептал я. Произнесенные слова постепенно таяли туманным облаком морозного воздуха. – Может быть, стоит разделиться и патрулировать более обширную территорию?

Холмс строго взглянул на меня.

– Этой ночью мы ни под каким видом не должны отходить друг от друга. Будьте уверены – где-то поблизости убийца выискивает очередную жертву. Ни один из нас не знает, чего ожидать и какой силой обладает этот злодей. Поодиночке, в темноте мы были бы весьма уязвимы для преступника, хорошо знающего эту местность.

– Но почему вы так уверены, что он вернется именно в эту часть пустоши?

– Уверяю вас, это просчитанный риск. Пока вы отсыпались, я навел относящиеся к делу справки. Мне удалось удостовериться, что все нападения на детей за последние три недели произошли в радиусе четверти мили от того места, где мы сейчас находимся. Я обследовал землю, где было найдено тело девушки, но, как я и предполагал, бутсы полицейских уничтожили все знаки или следы, которые могли бы дать полезную информацию. Однако примерно в тридцати ярдах поодаль я все-таки обнаружил очень любопытные следы, которые сохранились и застыли на морозе.

– В каком смысле любопытные?

– Это были следы босых женских ступней.

– Боже правый, Призрачная дама!

– Посмотрим, – невозмутимо произнес Холмс.

Подул пронизывающий ветер, и я непроизвольно поежился.

– Жаль, не захватил с собой карманную фляжку, – пробормотал я. – Глоток бренди сейчас не помешал бы.

– Тсс, Уотсон, – зашипел Холмс. – Прислушайтесь.

Я замер на месте и напряг слух. Поначалу я не слышал ничего необычного, но потом за шумом шелестящих листьев различил то, что привлекло внимание Холмса. Это был голос поющей женщины, сначала еле доносимый порывами ветра, но постепенно становившийся все более слышимым. Я чувствовал, что, по мере того как эти звуки приближаются, тело мое цепенеет, а нервы напрягаются. Слов слышно не было, лишь мелодичный завораживающий напев – все ближе и ближе.

Вдруг Холмс схватил меня за руку.

– Смотрите, – хриплым шепотом произнес он сквозь стиснутые зубы.

Я проследил за направлением его взгляда, и кровь застыла у меня в жилах.

– Призрачная дама, – выдохнул я.

Этому существу было дано подходящее название, ибо оно имело устрашающий вид какого-то неземного духа, вырвавшегося из чьих-то ночных кошмаров, чтобы обитать в этом унылом месте. На ней был длинный белый бесформенный балахон, прилегающий к телу, когда она делала очередной скользящий шаг в нашу сторону.

Когда женская фигура приблизилась к нам, в ярком свете луны я смог ясно разглядеть ее черты. На бледном лице цвета слоновой кости выделялся большой хищный рот, а из глубоких темных глазниц, не мигая, пристально смотрели два безжизненных глаза.

Хотя мы были в укрытии, это существо, похоже, почувствовало наше присутствие и, передвигаясь механическими движениями какой-то жуткой заводной куклы, повернулось в нашу сторону, блестя в лунном свете черными жемчужинами глаз. Они обладали необъяснимой притягательностью, и я почувствовал, что оказался во власти их проникающего взгляда.

Когда-то, будучи студентом-медиком, я впервые присутствовал при вскрытии трупа, и это вызвало у меня отвращение, но, прикованный к месту от ужаса, я был загипнотизирован тем, что увидел. Нечто подобное я испытывал сейчас, под взглядом этих холодных, бездушных глаз.

На меня снизошло чувство покоя и легкости. Я более не ощущал жгучий ночной холод, все мои страхи миновали. Пение женщины окутывало меня, будто теплый защитный кокон, а ее глаза понуждали идти вперед. Не отдавая себе отчета в том, что делаю, я вышел из рощицы и направился навстречу странному призраку. Навстречу этим глазам – глубоким, темным, успокаивающим глазам. Я знал, что найду в них утешение и прибежище, в них виделось мне вечное спасение.

– Уотсон, ради всего святого!

Резкий окрик Холмса пронзил окутавшую меня теплую дымку, словно очнувшись от сна, я осознал вдруг собственную уязвимость. Увидев, что призрачная женщина приближается ко мне со странно застывшим лицом, я в ужасе отступил назад. Но теперь с ее невыразительных мертвых глаз спала гипнотическая пелена, и я разглядел в них лишь злобу и жестокость. Не раздумывая, я вытащил револьвер.

– Ни с места!

Я услышал собственный голос, с трудом выходящий из пересохшей гортани.

Ее лицо потемнело от ярости, рот исказился в оскале, и ночную тишину пронизал звериный рык. В лунном свете блеснули зубы, и я ощутил ее зловонное дыхание. С отвращением подавшись назад, я не успел даже сообразить, что происходит, как эта гарпия устремилась ко мне и схватила меня за руку. С гневным воплем она швырнула меня на землю. Я не был готов к такому яростному нападению и совсем не ожидал, что она проявит такую необыкновенную силу – я грохнулся о землю футах в пяти поодаль, как отброшенная ребенком игрушка. От удара я выпустил револьвер, и он отлетел куда-то в темноту. Лишь спустя несколько мгновений, немного придя в себя, я встал на колени и стал вслепую шарить вытянутыми руками по застывшей земле в тщетных поисках оружия. Но тут мое внимание привлек шум со стороны рощицы. Я увидел, как из кустарника выходит Холмс и приближается к призраку. Она простерла к нему руки, издав тихий гортанный смешок, от звука которого у меня на голове зашевелились волосы.

– Иди сюда, – позвала она Холмса музыкальным и вместе с тем повелительным голосом.

К своему ужасу, я увидел, что он начинает подчиняться ее приказаниям.

– Не смотрите ей в глаза! – завопил я во всю силу своих легких, почти сразу поняв, что кричу напрасно.

Холмс пытался избежать ее взгляда, но по его механическим движениям можно было понять, что и он оказался во власти этих дьявольских глаз.

– Холмс! – заорал я, пытаясь разрушить транс, в который она его погрузила. – Холмс!

Когда я позвал его в третий раз, он затряс головой, каким-то отчаянным усилием пытаясь отделаться от власти этого существа над его рассудком. Лицо его исказила гримаса, но остекленевший взгляд говорил о том, что попытка не увенчалась успехом.

Оказавшись от него на расстоянии вытянутой руки, она на мгновение прикрыла глаза, словно в предвкушении. Когда она открыла их вновь, ее взгляд был кроваво-красным.

– Пойдем, – снова произнесла она завораживающим голосом.

Женщина вцепилась в рукава пальто Холмса. Ее исключительная гипнотическая сила поражала – она смогла подчинить себе даже независимый интеллект моего друга.

В поисках пистолета я напряженно всматривался в окружающую меня темноту, но безуспешно. Я не знал, какая именно опасность угрожает Холмсу, но интуитивно понимал, что жизнь его под угрозой. Охваченный отчаянием, я вновь поднял глаза и увидел, что тело великого сыщика стало совершенно безвольным, он больше не сопротивлялся объятиям призрака. Притянув его к себе, она схватила его за горло и открыла рот, обнажая ряд хищных белых зубов с двумя острыми клыками. На долю секунды в моем сознании мелькнуло видение раны Селии Лидгейт. Представив себе, что этот дьявол сейчас точно так же вопьется в горло Холмсу, я окаменел от ужаса.

Глава двенадцатая

Культ восставших из мертвых

Следующие несколько мгновений навсегда запечатлелись в моей памяти. Сейчас, как и тогда, они кажутся мне сценой из какой-то кошмарной мелодрамы, невольным участником которой я стал.

Издав леденящее кровь гортанное шипение, женщина-призрак еще ниже склонилась к горлу Холмса. Окаменев от страха, я лежал в некотором отдалении, абсолютно неспособный к действию. И тут на месте этих зловещих событий совершенно неожиданно появился еще один человек. Из тени вышла темная мужская фигура. Он был ростом около шести футов, одет в длинное черное двубортное пальто с большим меховым воротником. В руке он держал серебряный предмет, блестевший в лунном свете. Когда он поднял его перед собой, я увидел, что это распятие. Мужчина поднес крест к лицу призрачной женщины. Лицо ее исказилось от ужаса. Разомкнув объятия, с гортанным криком отшатнулась она от Холмса.

Издавая отчаянные, полные ужаса вопли, Призрачная дама бросилась прочь. В считаные секунды незнакомец настиг ее и с силой прижал свое распятие к ее лбу. Она упала на колени, пронзительно крича и судорожно размахивая руками. С муками высвободившись из рук преследователя, женщина-призрак отползла в сторону и, прерывисто дыша, в ужасе припала к земле. Мне удалось рассмотреть на гладкой белой коже ее лба темный отпечаток креста.

В ней произошли настолько разительные перемены, таким жалким, даже трогательным был в тот момент ее вид, что я уже испытывал нечто сродни сочувствию.

– Именем Бога, исчезни, – нараспев произнес незнакомец, держа перед собой серебряное распятие, как держал бы перед собой щит средневековый рыцарь.

Призрачная женщина, спотыкаясь, прошла несколько футов и исчезла в ночной тьме.

Пока все это происходило, Холмс стоял в оцепенении, не шевелясь, но теперь наконец вышел из транса. Казалось, за один миг он оценил ситуацию и, увидев, что призрачное существо обращается в бегство, собрался последовать за ним. Однако незнакомец удержал его.

– Пусть уходит, друг мой, – тихо произнес он. – Нет смысла ее сейчас ловить, она не причинит больше вреда нынешней ночью.

Холмс был в глубоком смятении. Не помню, чтобы когда-либо видел его таким же потрясенным, как в ту ночь. Я разделял его замешательство, ибо увиденное мной, казалось, могло пригрезиться только душевнобольному.

– Вы – Шерлок Холмс, – произнес незнакомец спокойным твердым голосом, в котором угадывался небольшой акцент. Повернувшись ко мне, он добавил: – А вы, должно быть, доктор Уотсон?

– Преимущество на вашей стороне, – поднимаясь на ноги, сказал я.

Холмс, сохраняя в голосе остатки обычной властности, сказал:

– Полагаю, Уотсон, мы оказались в обществе профессора Авраама Ван Хельсинга из университета Амстердама.

Мужчина лаконично кивнул.

Ван Хельсинг. Имя отразилось эхом в уголках моей памяти. Ван Хельсинг! Ну конечно, подумал я, статья в «Таймс».

Почувствовав, как сердце мое сжимается от холодного, липкого ужаса, я произнес хриплым шепотом:

– Вампиры!

– Представляю себе, что для практичного научного склада вашего ума, мистер Холмс, вампиры – то есть мертвецы, покидающие ночью свои могилы, чтобы пить кровь живых людей, – это выдумка карнавальных шарлатанов или персонажи причудливых сказок. Но заблуждение нашей науки состоит в том, что она стремится все объяснить, а когда не в состоянии это сделать, заявляет, что объяснять нечего. Вижу по выражению вашего лица, что, несмотря на сегодняшний опыт, вам все же трудно в это поверить.

Прошел час, и мы трое уже были в квартире на Бейкер-стрит. Мы с Холмсом сидели у камина, а Ван Хельсинг, расхаживая по комнате, беседовал с нами тихим, проникновенным голосом.

Внешне он чем-то напоминал Холмса: будучи несколько старше и ниже ростом, он имел такой же высокий лоб, худощавое лицо и крупный орлиный нос. Его длинные, тронутые сединой волосы при разговоре падали ему на лицо, и он нервно откидывал их назад рукой. Подбородок его довольно не к месту украшала седая всклокоченная борода la Ван Дейк. Но самым поразительным в его внешности были пронзительные голубые глаза, сиявшие на изможденном лице с юношеским задором и пылкостью.

Холмс, внимательно выслушав голландца, сдержанно улыбнулся.

– Нельзя ожидать, что за один вечер вам удастся искоренить мой устоявшийся скептицизм, профессор, – с расстановкой произнес он. – Тем не менее должен сознаться, что после ночного эпизода я в большей степени подготовлен прислушаться к вашим теориям, чем за несколько дней до того. А каково ваше мнение, Уотсон?

Я кивнул.

– Может быть, вы подробнее расскажете нам об этом «культе восставших из мертвых», как вы его называете? И как вам удалось столь удачно прийти к нам на помощь?

– Конечно.

Усевшись в плетеное кресло, Ван Хельсинг несколько мгновений смотрел на мерцающее пламя, словно собираясь с мыслями, после чего начал свое странное повествование.

– Вам, может быть, легче будет считать вампиризм болезнью, отчасти физической, отчасти душевной. Вампир «поцелуем» забирает у живого человека кровь, необходимую ему для выживания. Как сказано в Библии: «Кровь – это жизнь». Постепенно жертва слабеет, как будто страдая от изнурительной болезни, которую часто принимают за хроническую анемию. В конце концов этот человек умирает, но через несколько дней он тоже встает из могилы в поисках драгоценной живительной силы. Итак, культ распространяется – пусть даже бесконечно медленно.

– В течение дня вампир покоится в могиле, и только ночью он принимает форму живого человека. Точно так же, как зло не выносит света добра и разума, так и вампиру невыносимо очистительное прикосновение дневного света.

– Место упокоения для него – гроб, который должен либо находиться в могиле или усыпальнице, либо содержать в себе горсть родной для этого существа земли. Гроб тщательно, зачастую даже изобретательно скрывают, поскольку в течение дня восставшие из мертвых наиболее уязвимы. Часто для защиты в дневное время вампир прибегает к помощи человека. Обыкновенно это мать, скрывающая инфицированных дочь или сына, слуга – загипнотизированный или настолько преданный хозяину, что не отдает себе отчета в дурных последствиях своих действий, или же какой-нибудь приверженец дьявола, надеющийся когда-нибудь примкнуть к этому нечестивому культу. Если бы не помощь сообщников среди смертных, обнаружить вампира в его логове и уничтожить его было бы гораздо легче.

– Вы полагаете, существо, с которым мы повстречались этой ночью, один из вампиров? – спросил я.

– Я не полагаю, доктор – я знаю, – твердо ответил профессор. – Об этом говорит одна только ее внешность. Длинный балахон, в который она была одета, без сомнения, саван. У нее были все характерные признаки восставших из мертвых. Обычно у них осунувшиеся, как у трупа, лица с мертвенно-бледной кожей. Они холодные на ощупь, и у них зловонное дыхание, как у всех плотоядных животных. Вампира отпугивают христианские образы и все священные предметы. Как вы сами видели, Призрачная дама скрылась при виде символа Бога, распятия.

Ван Хельсинг на минуту умолк, чтобы достать сигару из кожаного портсигара.