Одноглазые валеты Мартин Джордж

Уолтон Саймонс

Никто не знает меня, как моя малышка

С левой стороны стол Тахиона был завален схемами и бумагами. С правой был практически пуст. Джерри изо всех сил старался не смотреть на его руку с протезом, но его темная сторона требовала взглянуть хоть одним глазком. Тахион не заметил его взгляда. Пластик был явно слишком плотным для пришельца, а цвет кожи – на один или два тона светлее.

– Как проходит твоя адаптация, Джереми? – Тахион посмотрел на Джерри, а затем выглянул в окно, откуда открывался вид на Джокертаун.

– Хорошо. В смысле, бывают проблемы то тут, то там. – Джерри улыбнулся. Тахион выглядел даже более уставшим, чем обычно. Его и так бледная кожа стала еще белее, а рыжие волосы казались тусклыми и неухоженными, по крайней мере для Тахиона.

– Уверен? Ты выглядишь слегка… замкнутым.

Во время беседы с Тахионом Джерри всегда чувствовал себя прозрачным, как кожа Крисалис. Но Крисалис была мертва. Как и притворная вера Джерри в то, что жизнь прекрасна.

– Ну, знаешь, мне просто иногда кажется, что я не умею общаться с женщинами. В их присутствии я чувствую себя неполноценным. Даже хуже, чувствую себя нуждающимся. Я бы отдал… – Джерри вовремя осекся. – Я просто хочу, чтобы меня принимали таким, какой я есть, и любили за это.

Тахион медленно кивнул.

– Все мы этого хотим, Джереми. Я считаю, что тебя на самом деле очень сильно любят. Возможно, ты просто не знаешь об этом. Попробуй умерить свой пыл знанием о том, что любовь обычно приходит, когда мы устаем ее искать. Что касается отчужденности в отношениях с противоположным полом, все мы сталкиваемся с этим. Я, кажется, стал настоящим специалистом по этому вопросу. Правда, я с Такиса, и это уже достаточное оправдание.

Не это Джерри хотел услышать. Ему надоело пытаться умерить свой пыл. Но он и не ожидал, что Тахион начнет копаться в своей записной книжке. Хотя никакая женщина не смогла бы отвлечь его от мыслей о Веронике.

– Кажется, неплохой совет. Правда, легче сказать, чем сделать.

Под окном с воем пронеслись сирены. Джерри заметил отражение красных огней на здании напротив. Тахион тоже туда посмотрел. Джерри никогда не видел, чтобы это окно было закрыто жалюзи, хотя из него виднелись лишь старые здания, мусор, пара машин и джокеры. Джерри приезжал в Джокертаун только раз в месяц, чтобы посетить клинику.

– Кое-что еще, – сказал Джерри, снова пытаясь привлечь внимание Тахиона. – Моя сила возвращается.

Тахион внимательно посмотрел на него.

– Она и не пропадала, Джереми. Ты был так серьезно травмирован, что перестал в нее верить. Вероятно, сейчас вера в способность менять облик снова возвращается и проявляет себя. Если ты рад, то и я рад за тебя. Учитывая нынешнюю политическую ситуацию, я бы посоветовал тебе не распространяться об этом. Общество считает, что твой туз ушел. Поддерживать это мнение в твоих интересах, поверь мне.

– Верно. – Джерри понимал, что Тахион уже готов попрощаться с ним. Он засунул руку в карман пальто и вытащил чек, затем аккуратно положил его слева на стол. – Вот взнос за сентябрь.

Тахион взял сложенный пополам чек и неуклюже развернул его здоровой рукой. Он кивнул и улыбнулся.

– Это приносит больше добра, чем ты думаешь, Джереми. Еще с десяток таких, как ты, и клиника сможет покрыть все свои расходы.

– Я рад помочь с этим, – сказал Джерри. Это было правдой. Не везде его деньги шли на пользу, а две тысячи в месяц были всего лишь каплей в семейном бюджете Штрауссов.

Дверь открылась, и в кабинет вошла женщина в белом халате. У нее были темные волосы и повязка на одном глазу. Не обращая внимания на Джерри, она посмотрела прямо на Тахиона.

– Еще два избиения, – сообщила она. Ее голос звучал сдержанно, но яростно. – Один из них может выкарабкаться. Другой… – Она потерла лоб рукой. Джерри отошел и двинулся мимо нее к двери. Тахион жестом показал ему, чтобы он подождал.

– Джереми, это наш новый главный хирург, доктор Коди Хаверо. Доктор, это друг нашей клиники. – Он показал ей чек. – И к тому же покровитель, Джереми Штраусс.

Коди повернулась и взглянула на него. Для такого специалиста она была очень симпатичной. Коди протянула ему руку и натянуто улыбнулась. Джерри пожал ее и улыбнулся в ответ. Ее рукопожатие было сильным и уверенным. Именно таким, думал он, оно и должно быть у врача.

– Приятно познакомиться, мистер Штраусс.

– И мне, доктор. – Джерри был рад, что обратился к ней именно так. Она казалась одновременно пугающей и успокаивающей, а еще определенно привлекательной внешне, несмотря на глазную повязку.

Он уж точно не желал произвести на нее впечатление богатого придурка с сексистскими замашками.

– Увидимся через месяц, Джереми, – сказал Тахион. – Если только я вдруг не понадоблюсь тебе раньше. Если что, просто позвони.

– Ты ведь будешь в «Козырных Тузах» на следующей неделе? Я впервые смогу отправиться на один из ужинов Дня Дикой Карты Хирама.

Тахион вздохнул.

– Да, я пойду туда ради Хирама. Хотя не могу считать это радостным событием. – Джерри кивнул и вышел из кабинета, закрыв за собой дверь. Он почувствовал, что Тахион хочет остаться с Коди наедине. Джерри не винил его за это. Он представил Веронику на черных шелковых простынях: на ней только глазная повязка и ничего больше.

«Прекрати, – подумал он. – Она уже дважды отказала тебе за последние три раза. Просто найди кого-нибудь другого. Кого-то, кому не придется платить. Разве это так сложно?» – «Не сложнее, чем мне, малыш», – проговорил голос Богарта в его голове.

В «Козырных Тузах» накрыли настоящий шведский стол из образов и звуков. Ароматы свежего хлеба, сочного мяса в винном соусе и дорогого парфюма штурмовали его обоняние. Посетители тоже были необычными людьми. Но так всегда и бывало на ужине в честь Дня Дикой Карты у Хирама. Они приехали рано. Они с Бет оба хотели увидеть приезд всех выдающихся личностей. Кеннет был не слишком рад, что Бет проведет вечер с Джерри, но сам поехать с ними отказался, сказав, что у него слишком много дел в офисе.

Джерри встал.

– Хочешь каких-нибудь закусок?

Бет вздохнула.

– Нет, я подожду главного блюда, – отказалась она.

Джерри не спеша побрел к основному столу, который ломился от салатов, паштетов, выпечки и некоторых предметов, которые он даже не принял за еду. На столе находилась хрустальная фигура, изображающая Четырех Тузов и Тахиона. Стены были покрыты голограммами наиболее знаменитых тузов. Джерри знал, что свое изображение среди них искать не стоит. Он взял тарелку и протиснулся к столу рядом с Фантазией, которую сопровождали двое молодых людей. Джерри встречал ее в мировом турне «Stacked Deck». И хотя тот период своей жизни он помнил смутно, он знал, что Фантазия – одна из наиболее нарочито сексуальных женщин среди тех, кого он видел. Сегодня на ней была длинная юбка жемчужного цвета и полупрозрачный топ такого же оттенка. Все, что видел Джерри, когда смотрел в ее сторону, – это ее маленькая грудь с темными сосками. Он надеялся, что Бет не заметила, как он пялится на эту эффектную женщину-туза. Джерри наложил себе салат с пастой и повернулся, чтобы дотянуться до пирога со шпинатом.

Рядом с ним оказался темноволосый мужчина с живым взглядом и непринужденной улыбкой.

– Настоящие мужчины не едят пироги. По крайней мере те, что хотят впечатлить Фантазию.

Джерри вернул ложку в пирог и посмотрел вдоль стола на остальные угощения.

– Ну, наверное, спасибо.

Мужчина опустил на стол свою тарелку, на которой было наложено всего по чуть-чуть, и протянул ему руку.

– Джей Экройд.

Джерри пожал ее.

– Джерри Штраусс. – Судя по его виду, Экройд не мог вспомнить, знакомо ли ему это имя. – Раньше я был киномехаником, потом превратился в гигантскую обезьяну, а теперь стал просто богатым парнем.

Экройд усмехнулся.

– Богатых немало в этом городе. – Он засунул руку в карман и достал визитку. – Если вам когда-нибудь понадобится частный следователь, дайте мне знать. Богатые клиенты мне не помешают – для разнообразия. Удачи с Фантазией, если наберетесь храбрости. Сам бы я, наверное, побоялся к ней подойти.

Джерри взял его визитку и сунул в карман смокинга. В комнате вдруг стало тихо. Медленно, слегка прихрамывая, вошел мужчина. Он выглядел вполне нормальным, но Джерри услышал, как кто-то прошептал «джокер», а затем кратко – «Преториус». Гул возобновившейся беседы был слегка враждебным. Джерри воспользовался моментом, чтобы наполнить тарелку, затем проскользнул к своему столу, где Бет по-прежнему изучала меню.

Джерри пока не видел Хирама, но это и неудивительно. Убив Крисалис, хозяйку Джокертауна, он обеспечил себе постоянное упоминание в новостях. Сообщество джокеров сразу же выступило против Хирама. Средства массовой информации тоже не были к нему добры. Атмосфера была отвратительной, а ведь суд еще не начался. И все же вряд ли ужин в честь Дня Дикой Карты окажется хуже, чем встреча двухлетней давности, когда Астроном испортил всю вечеринку. Джерри был действительно рад, что тогда не пришел.

Прохладный порывистый бриз подул со стороны террасы. Джерри тоже открыл меню. Быть богатым и отмеченным дикой картой – в этом есть определенное преимущество.

– Я думаю взять филе миньон. А ты что будешь?

Прикусив губу, Бет подняла взгляд. На ней была черная юбка чуть ниже колена и фиолетовая блузка.

– Как вижу, нагляделся на Мисс Сиськи, и сразу захотелось красного мяса.

– Боже, от тебя ничего не укроется! Будь ты парнем, то тоже глядела бы!

Бет улыбнулась.

– Я женщина и все равно посмотрела. Наверное, просто завидую. Вот бы мне такое тело и смелость, чтобы носить такие наряды. – Она отложила меню. – Думаю пропустить главное блюдо и сразу заказать фруктовый салат. Боязнь целлюлита – страшная вещь. Он атакует и более стройных женщин, поверь мне.

– Но тебе все же надо съесть десерт.

– Ну, если ты настаиваешь. Только не рассказывай Кеннету. Он все еще надеется, что я похудею до размера, который носила в школе.

– Ты потрясающе выглядишь. – Джерри собирался продолжить свой комплимент, но заметил, как в паре столов от них присаживается пара. Мужчина был высоким и худощавым, с темными волосами. Его глаза светились, и казалось, что он просто плывет. На его спутнице было платье из красного шелка, настолько облегающее, что казалось просто нарисованным на теле. Она была божественна. Вероника. Джерри подвинул свой стул, чтобы не смотреть в их сторону. Вероятно, дело не в том, что Вероника не хотела трахаться. Она просто не хотела трахаться с ним.

– Все в порядке? – Бет коснулась его руки.

– Ага. Я просто кое о чем думал. Ну, что мне надо что-то делать со своей жизнью.

– Понятно, – сказала она.

Он знал, что ее этим не обманешь, но был благодарен за то, что она не подала виду.

Церемонии проводили в честь Тахиона. Джерри удивился, что рядом с ним была не Коди, а другая женщина. Может, это просто деловые отношения. Некоторые столики еще пустовали.

Насколько Джерри было известно, такое впервые случалось на ужине в честь Дня Дикой Карты. Сразу после приезда Тахиона появился Хирам. На нем был прекрасно подобранный темно-синий костюм, но когда Джерри видел его в туре, он был не таким худым.

Хирам поднял бокал и на мгновение замер, ожидая, когда гости поднимут свои.

– За Джетбоя, – сказал он.

– За Джетбоя, – вторили Джерри и Бет вместе со всеми остальными. Они чокнулись и выпили.

Джерри услышал, как смеется Вероника. Видимо, она делала это, только чтобы досадить ему. Нет. Скорее, она была так занята мыслями о том, как будет сосать член своего кавалера, что даже его не заметила.

– Спасибо, что вы все пришли, – продолжил Хирам. – Надеюсь, что вы все насладитесь прекрасным ужином в этот особый для нас день. Пусть наступающий год будет добрым для всех нас.

Раздались редкие аплодисменты. Хирам подошел к столику Тахиона, пожал здоровую руку инопланетянина и затем отправился на кухню.

– Разве он обычно не взмывает вверх к потолку или что-то в этом роде? – спросила Бет.

– Ага. Может, он просто не считает это уместным. Мне кажется, Хирама слегка волнует мнение людей о нем, – сказал Джерри. – Вся эта ситуация с Крисалис, наверное, для него настоящий кошмар.

– Ей пришлось хуже, братишка. Ведь это ее превратили в паштет.

Джерри начал что-то говорить, но Бет оборвала его:

– Нет. Тебе необязательно это говорить. Мне и так от этого не по себе. Он кажется очень приятным человеком. Но знаешь, тузы не всегда такие уж хорошие парни.

– Знаю.

– Выборы выиграет Буш, и если ты думаешь, что сейчас дела с дикими картами идут туго, просто немного подожди. Вся роскошь дикой карты рассыплется прежде, чем закончится его срок.

– Может оказаться и хуже, чем в пятидесятые.

Бет потянулась к нему и погладила по щеке.

– Я не хочу, чтобы тебе причинили боль, учитывая твое прошлое.

Джерри улыбнулся. Он сам волновался, когда она тревожилась о нем. Если бы только Вероника так же о нем заботилась.

– Спасибо. Со мной все будет в порядке.

Подошел их официант.

– Что будете заказывать, мадам?

– Пожалуй, возьму фруктовый салат, – ответила Бет.

Он пообещал самому себе, что не будет думать о Веронике. Три ночи спустя после вечеринки он сидел дома. Кеннет и Бет обсуждали, к чему приведет президентство Буша. Дукакис[22] помиловал Уилли Хортона, джокера, которого обвиняли в изнасиловании, и это, по-видимому, стало последней каплей. Баннеры с джокерами-убийцами, высыпающими на улицы, – мастерский ход. Демократы негодовали, но реклама произвела на публику желаемый эффект. Для Джерри все это было слишком тягостно. Он позвонил Ичико, и Вероника была свободна.

Джерри не был уверен в том, что она его узнала. Он подумал принять облик мужчины-модели, но в итоге выбрал более грубое лицо. Темные прямые волосы – их он тоже теперь мог выбрать. Вероника выглядела почти так же. Ее хлопковое белое платье открывало взгляду как раз достаточно, чтобы заинтересовать мужчину, но не слишком много. Джерри уже видел ее обнаженной, но одних воспоминаний ему не хватало. Не сегодня. Сегодня он хотел быть внутри ее.

Вероятно, пригласить ее в кино было ошибкой. Если что и могло намекнуть ей, кто он такой на самом деле, это было как раз оно. И все же он хотел посмотреть «Джокер-маму» Демми[23] на большом экране. Кассеты ему уже надоели.

– Мне тебя порекомендовал один друг, – сказал Джерри. – Ты была с ним на ужине в честь Дня Дикой Карты. Говорит, ты потрясающая.

– Ты знаешь Кройда?

– Немного, – ответил Джерри. Кройд – это, должно быть, Кройд Кренсон, Спящий. Джерри кое-что о нем слышал, в основном плохое. Видимо, Вероника не искала хороших парней.

На экране группа джокеров в человеческих масках совершала заранее продуманное ограбление банка, но в дело вмешалась пара других грабителей – в масках утки и мыши.

Джерри обнял Веронику и погладил ее по плечу. Она вздрогнула. Через какое-то время она потянулась в его сторону и стала гладить его по руке.

«Она знает, что это я, – подумал он. – Возможно, она это еще не осознала, но ее тело знает, что это я». Он почувствовал озноб, какое-то странное ощущение внутри.

– Извини, – сказал он, наклоняясь ближе. Ее парфюм сегодня явно отличался от тех дорогих французских духов, которые он ей покупал. – Мне не очень хорошо. Я бы хотел отвезти тебя домой.

Вероника удивленно на него посмотрела. Джерри сунул ей двести долларов. Ее рука была холодной.

– Это за твое время, – сказал он голосом, слишком похожим на его собственный. – Мне жаль.

Он взял ее за руку и вывел из кинотеатра. На экране позади раздавались выстрелы. В холле пахло пережаренным попкорном и несвежими конфетами. Извинившись, он отлучился в туалет, где его стошнило – он старался, чтобы никто этого не услышал.

Когда он вернулся, она уже ушла.

Льюис Шайнер

Жеребцы

У женщины, сидевшей по другую сторону стола, была короткая стрижка. Она носила очки в тонкой оправе. Ей было около сорока. Никакого макияжа, поверх белой футболки – мужская спортивная куртка серого цвета, мешковатые брюки. Лесбиянка – было первое впечатление Вероники, и пока ее мнение ничуть не изменилось.

– На данный момент ситуация слегка вышла из-под контроля, – сказала Вероника. – Я в этом не виновата. Мне нужно немного времени.

Женщину звали Ханна Джорд. Вздохнув, она ответила:

– Мне уже надоело слышать все это дерьмо. – Она положила очки на стол и потерла глаза. – Ты наркоманка, Вероника. Я бы поняла это сразу, даже если бы Ичико мне не сказала. У тебя все симптомы налицо, как в учебнике. – Она снова надела очки. – Я внесу тебя в программу. На метадон. Тебе станет лучше, ты выживешь, но по-прежнему будешь зависимой. Только от метадона, а не от героина.

Вероника сказала:

– Я не могу перестать…

– Прошу, – перебила Ханна. – Не надо этого говорить. Не заставляй меня слушать. Я просто скажу тебе кое-что, и я хочу, чтобы ты об этом подумала. Пока мы можем начать только с этого.

– Хорошо, – ответила Вероника. Она засунула трясущиеся руки под бедра, присев на них.

– Ты наркоманка, потому что не хочешь справляться с тем, что происходит внутри тебя. Ты не просто убиваешь себя, ты уже мертва. – На мгновение ее слова повисли в воздухе, и затем она продолжила: – Кем ты работаешь у Ичико?

– Я… – Она остановилась, прежде чем произнесла слово «гейша», которое использовал Фортунато. – Я проститутка. – Ханна вдруг улыбнулась. Она могла бы выглядеть симпатичной, подумала Вероника, если приложила бы хоть немного усилий. Хорошая одежда, макияж. Парик поверх этой жуткой стрижки. Какая жалость.

– Отлично, – сказала Ханна. – Правдивый ответ, хотя бы в этот раз. Спасибо тебе за это. – Она заполнила что-то в листочке и протянула Веронике. – Начинай принимать метадон, увидимся завтра.

На Седьмой авеню мимо нее проехал грузовичок с динамиками на крыше: передавал сообщение о том, что сегодня День выборов, и она должна воспользоваться своим конституционным правом. Вряд ли эту рекламу оплачивали демократы. После их провала в Атланте теперь все ожидали, что победа достанется Бушу.

Из грузовичка высунулся мужчина и спросил ее:

– Эй, детка, ты сегодня проголосовала?

Она показала ему маникюр на среднем пальце правой руки. Это относилось и к американской политической системе тоже. Что это за свобода, если голосовать можно только за политиков?

Она встала в очередь у медпункта, где выдавали метадон, и поплотнее запахнула пальто. Здесь ей было и холодно, и неловко. Она не знала, что хуже – находиться в окружении стольких наркоманов или же быть принятой за одну из них. В основном в очереди стояли черные женщины и белые парни с длинными засаленными волосами.

По крайней мере, думала Вероника, она все еще на улице. Ичико предоставила ей три варианта на выбор: пройти курс лечения, увидеться с Ханной или найти другую работу.

Подошла ее очередь, и женщина в окошке протянула ей пластиковый стаканчик. Метадон был растворен в сладком апельсиновом напитке. Вероника выпила его и смяла стаканчик. Черная проститутка, стоявшая сразу за ней, пошатываясь подошла к окошку на невероятно высоких каблуках и сказала:

– Боже, дорогуша, дай мне уже эту фигню.

Вероника бросила стаканчик на тротуар и посмотрела на часы. Времени до встречи еще много, можно успеть и в «Бергдорф».

Она должна была догадаться по имени, на которое он забронировал столик: Герман Грегг. Но она поняла, только когда подошла к столику.

– Вот дерьмо, – сказала Вероника. Приглушенного света в ресторане даже ей было достаточно, чтобы узнать это лицо. – Сенатор Хартманн, – произнесла она.

Он нерешительно улыбнулся.

– Уже не сенатор. Теперь я снова простой горожанин. Но можно понять, почему сегодня мне не хочется быть в одиночестве. Ты ведь знаешь, что говорят о политиках и случайных знакомых.

– Нет, – ответила Вероника. – Что о них говорят?

Хартманн пожал плечами и опустил меню.

– Сильно проголодалась?

– Какая разница? Если хочешь сразу подняться наверх, я не против. – Он уже говорил ей, что снял номер в «Хайатт». – Необязательно платить за ужин, будто это настоящее свидание и все такое.

– Да уж, я ожидал чего-то другого. Я так много слышал о Фортунато и его великолепных женщинах.

– Ну да, но Фортунато уехал. Ситуация немного вышла из-под контроля. Если тебя что-то не устраивает, то и не надо.

– Я не жалуюсь. Кажется, ты более человечна, чем я предполагал. Мне это по душе.

Вероника поднялась.

– Пойдем?

В лифте он молчал, не прикасался к ней, ничего такого. Когда они вышли, лишь взял ее за локоть, чтобы подвести к номеру. Зайдя в комнату, он запер дверь и включил телевизор.

– Разве нам это нужно? – спросила Вероника.

– Мне надо знать, – ответил Хартманн. Он снял пиджак и повесил его на стул, разулся, аккуратно поставил обувь. Он ослабил галстук и присел на край кровати; усталость виднелась даже в его позе. – Мне надо знать, насколько все плохо.

Когда Вероника вышла из ванной в одном белье, он по-прежнему сидел, не двигаясь. Буш опережал Дукакиса и Джексона: у него было почти в два раза больше голосов. С минуты на минуту ожидались заявления о признании поражения. Она помогла Хартманну снять остальную одежду и надеть презерватив, а затем залезла вместе с ним под одеяло.

Ему не хотелось ничего особенного, он сразу приступил к делу. Он раскачивался над ней, а из телевизора постоянно неслись новые результаты выборов: «В Техасе Буш набрал пятьдесят семь процентов голосов, и это результат лишь по тридцати семи процентам избирательных округов». Довольно скоро Хартманн содрогнулся в судороге, от которой его глаза наполнились слезами. Вероника погладила его по вспотевшей спине и успокоила. Как раз когда он перекатился на спину, один из журналистов назвал его имя, и Хартманн виновато поднялся.

– Многие из нас сегодня задаются одним и тем же вопросом, – продолжал репортер. – Смог бы Грегг Хартманн победить вице-президента Буша? Всего лишь два с половиной месяца назад Хартманн выбыл из президентской гонки, потеряв самообладание на Национальном съезде демократов в Атланте. Этот съезд запомнят надолго не только как кровопролитный, но и как решающий – в изменении отношения нашего народа к жертвам вируса дикой карты.

Она отнесла использованный презерватив в ванную, завязала его, обмотала туалетной бумагой и выбросила. От запаха спермы ее чуть не стошнило. Она присела на край ванной, умылась, почистила зубы, снова и снова, пытаясь убедить себя, что доза пока не нужна, еще рано.

Хартманн выключил телевизор уже после двух часов. Он сказал ей, что Буш просто смешон. Его кампания против наркотиков была полнейшим лицемерием, учитывая, что его цэрэушники натворили в Центральной Америке. Его министры никогда не достигнут требуемого им уровня этики, а в его «более доброй, более великодушной» Америке никогда не будет места для тузов и джокеров.

Проблема дикой карты не особо волновала Веронику. Фортунато – человек, который привел ее на улицу, – был тузом. Ее мать была одной из гейш Фортунато и хотела, чтобы Вероника поступила в колледж и сделала хорошую карьеру. Но у Вероники все вышло по-другому. Это был легкий заработок, да и ей проще было считать себя шлюхой. Миранда и Фортунато вместе решили, что если она собирается торговать своим телом, то должна хотя бы делать это правильно. Фортунато привел ее к себе домой и попытался – неуспешно – сделать из нее одну из своих идеальных женщин. Она любила его так, как любят что-то приятное и что-то не совсем от мира сего.

Из-за Фортунато она встречалась и занималась сексом с другими тузами и джокерами. Никто из них тоже не казался ей реальным. Их было не так уж много по сравнению с матерями-одиночками, бездомными и стариками, не настолько, чтобы получать не меньшее внимание. И это не болезнь, которая может передаться другому, как СПИД. От этой мысли у нее по телу пробежала дрожь. Какое-то время дикая карта была заразной, и ее тогдашний парень Кройд Кренсон разносил ее. Находиться рядом с ним было опасно, но, к счастью, с ней ничего не случилось. Она не хотела об этом думать.

Наконец Хартманн заснул, его мягкий живот поднимался в такт приглушенному храпу. Вероника не спала, пересчитывая все те многие вещи, о которых ей не хотелось думать. Она не уснула даже тогда, когда вернулась к Ичико, ближе к рассвету. Теперь она ворочалась из-за того, что ей предстояло увидеться с Ханной: из живота по всему ее телу разливался холод.

Около полудня она проснулась и сделала себе завтрак, который не могла съесть. Ичико проводила ее до такси, сама бы она не дошла. Уже в пути она пыталась попросить водителя остановиться, выпустить ее, но будто потеряла дар речи. Словно опять оказалась в католической школе, и ее посылают к директору, самой старой и самой страшной монашке во всем мире.

Она поднялась по лестнице и вошла в кабинет Ханны. Ног она не чувствовала. Она села посередине широкого серого дивана. Сегодня Ханна была в джинсах, мужской белой рубашке и кардигане, в котором поблескивали золотистые нити. Вероника не могла отвести взгляд от золотых переливов.

– У тебя было время подумать? – спросила ее Ханна.

Вероника пожала плечами.

– Я была занята. Не очень много времени трачу на размышления.

– Ладно, начнем с этого. Расскажи мне, чем ты занимаешься.

Сама того не осознавая, Вероника начала рассказывать про Хартманна. Ханна спрашивала ее о деталях. Как он выглядел без одежды? Каким именно был привкус во рту после этого? Казалось, будто ей просто любопытно. Каково ей было, когда его пенис был внутри ее?

– Не знаю, – ответила Вероника. – Ничего особенного не чувствовала.

– В смысле? Он был внутри тебя, а ты этого не чувствовала? Тебе пришлось спрашивать, вошел ли он уже?

Вероника засмеялась, а потом заплакала. Она не поняла, как это произошло. Будто она – это кто-то другой.

– Я не хотела, чтобы он был там, – сказала она. Кто это говорил? – Я не хотела, чтобы он был во мне. Мне хотелось, чтобы он оставил меня в покое. – Все ее тело трясло от всхлипываний. – Это просто нелепо, – сказала она. – Почему я плачу? Что со мной?

Ханна придвинулась к ней поближе и обняла ее. От нее пахло мылом «Дайал». Вероника зарылась лицом в золотистые нити ее свитера, чувствуя мягкость ее груди. Она дала волю слезам и плакала, пока их уже не осталось, пока не почувствовала себя выжатой губкой.

Стоя в очереди, Вероника нервно притопывала ногой. Один из длинноволосых парней позади нее тихим монотонным голосом напевал песню о стрельбе. «Ты же знаешь, я не смог найти свой наркотик», – пел он, кажется, сам того не осознавая.

Веронике нужен был метадон, очень нужен. «И что они только в него добавляют?» – подумала она и остановилась, прежде чем смех снова перешел в кое-что другое.

Она достала из сумки сложенный листок бумаги, на котором был написан номер Ханны.