Что написано пером (сборник) Графоманская Лёля
ХЕЛЬГА: – Ну, как же не нужна! Вот, например, я недавно обнародовала воззвание о помощи:
- Помогите, кто-нибудь!
- У меня пропала грудь!
- Не считать же, в самом деле,
- Грудью – уши спаниеля!
(Оба хохочут до слез)
НИКИТА: – Классная ты… Хельга! И что, кто-то отозвался… грудь поискать?
ХЕЛЬГА: – Угу, сразу несколько вызвалось …
НИКИТА: – И…?
ХЕЛЬГА: – Дошли по азимуту, а на груди – табличка: «Руками не трогать!»
НИКИТА: – И на что такая табличка обрекает женщину?!!
ХЕЛЬГА: – Так на обороте же написано: «ТОРГ УМЕСТЕН»!
НИКИТА (удивленно): – А расчет на что?
ХЕЛЬГА: – А расчет на то, что мужчине больше всего хочется именно то, чего нельзя: только самый достойный протянет руку к такой табличке, потом перевернет ее – и в его душе вспыхнет надежда и поселится радость от промежуточной победы. А я, знаешь ли, вполне нормальная тётка и люблю только победителей.
НИКИТА (смеется): – И что, есть уже перевернувшие табличку?
ХЕЛЬГА: – Пока нет, кастинг в разгаре.
НИКИТА (поддерживая тон игры): — И с какого возраста допускаются участники?
ХЕЛЬГА: – С восемнадцати лет! Я чту законы!
НИКИТА (присвистнув, подавшись вперед, тихо, но внятно): — Запишите меня…
Музыка становится громкой, голосов больше не слышно, но видно, что НИКИТА и ХЕЛЬГА эмоционально разговаривают о чем-то все то время, пока закрывается
занавес
Зрители идут в буфет, где им обязательно должно предлагаться кофе-латте и пирожные тирамису.
Акт второй
Действие первое
Картина первая
Квартира Ореховых. Утро. Из комнаты НИКИТЫ выходит ХЕЛЬГА в ярком шелковом халате, в коридоре сталкивается с ВЛАДИСЛАВОМ, выходящим из ванной. ВЛАДИСЛАВ остолбеневает, переводит взгляд на дверь комнаты НИКИТЫ, потом на ХЕЛЬГУ, открывает рот…
ХЕЛЬГА (тихо, душевно): — Доброе утро, у Вас зубная паста на щеке…
Скрывается в ванной. ВЛАДИСЛАВ стоит посреди коридора… Из его комнаты голос МУХИ:
МУХА (капризно): – Ну, где ты застрял?! Я же опоздаю, опять с этим старым перцем объясняться…
ВЛАДИСЛАВ: – Какой он старый перец, он на год меня моложе!
МУХА: – Мне сегодня кофе со сливками, а джем – абрикосовый!
ВЛАДИСЛАВ идет в кухню, там варит кофе, жарит тосты, постоянно оглядываясь на дверь ванной. Он торопится, у него все падает, не получается, как надо. Наконец, он собирает на поднос чашку с кофе, тосты, банку с джемом и поспешно идет к себе в комнату, стараясь успеть, пока ХЕЛЬГА не вышла из ванной. Едва он поравнялся с ванной, оттуда выходит ХЕЛЬГА, а из своей комнаты – НИКИТА.
НИКИТА: – Доброе утро, пап.
ВЛАДИСЛАВ: – Доброе утро…
Отводит взгляд, идет к своей комнате, осторожно неся поднос.
НИКИТА ХЕЛЬГЕ (глядя в спину отцу, заложив руки в карманы): — Хель, что у нас сегодня на завтрак, с учетом того, что джем сожрали, сливки – тоже?
ХЕЛЬГА: – Пошли, придумаем что-нибудь, я вчера в холодильнике заметила яйца. Если из них ночью никто не высидел цыплят, то у нас будет омлет…
НИКИТА: – А если высидел – цыпленок-табака!(Уходят в кухню).
Картина вторая
Комната Владислава. На столе – поднос с чашкой, пустая банка из-под джема. Около стола сидит МУХА и перед зеркалом «макияжится», в ушах – наушники, она слушает плейер. МУХА одета в дорогой костюм, на шее – массивное колье с камнями, рядом – навороченная сумка со стразами. ВЛАДИСЛАВ одевается и натужно, с напускной бодростью, напевает. Наконец, МУХА заканчивает с макияжем, открывает шкатулку, вынимает из ушей наушники, вставляет в мочки серьги в том же стиле, что и колье, готовится надеть кольца, перстни.
ВЛАДИСЛАВ (подходит сзади, перехватывает ее руку, целует пальчики): – Как я люблю женские руки без колец…
МУХА (выдергивает руку): – Это потому, что тебе жалко тратиться на брюлики, вот и говоришь глупости. Кольца – это круто и классно! Мои девчонки дохнут, как я в аудиторию вхожу.
ВЛАДИСЛАВ (осторожно): – Машунь, а ты не находишь, что для учебного дня ты немножко… м-м-м… не в стиле…ну… броско очень… все блестит… а…?
МУХА: – Я – блестящая женщина, пусть все видят и завидуют!
Встает, достает коробку с сапогами на высоченном каблуке, обувается, осматривает с восторгом себя в зеркале и намеревается выйти в коридор.
ВЛАДИСЛАВ (мнется): – Малыш…Понимаешь, тут такое дело…
МУХА (нетерпеливо): – Что такое? Нам уже пора. Ты что, не сможешь отвезти меня?
ВЛАДИСЛАВ: – Отвезу… Я не об этом. В общем, тут Хельга.
МУХА (замирает на месте): – В каком смысле – тут?!!
ВЛАДИСЛАВ: – Я не знаю смысла… но они с Никитой, кажется, живут у него в комнате…
МУХА (сначала расширяет глаза, поднимает удивленно брови. Но очень быстро берет себя в руки, усмехается иронично): — Давно?
ВЛАДИСЛАВ (растерянно, как в тумане): — Наверное, с этой ночи… Я утром их встретил на кухне… около ванной… и вообще… Хельга сказала, что у меня лицо в зубной пасте, а Никита спросил ее, что у них на завтрак…
МУХА: – А я почему ничего не слышала?
ВЛАДИСЛАВ: – Так ты в наушниках, по-моему, так и спала с вечера, и утром в них…
МУХА: – Ну и ничё страшного, мы такое по ботанике проходили в школе – называется перекрёстное опыление…
Решительно открывает дверь, выходит в коридор, и сталкивается с НИКИТОЙ и ХЕЛЬГОЙ, идущими из кухни к себе в комнату. У ХЕЛЬГИ в руке большая чашка с водой, НИКИТА на ходу сворачивает полиэтиленовый пакет. НИКИТА И ХЕЛЬГА здороваются, МУХА не отвечает, надевает роскошную длинную шубу и нарочито громко говорит ВЛАДИСЛАВУ:
– Вла-а-ад! Поскорее, я на каблуках быстро идти не смогу, а ты далеко припарковался, туда пока дошлёпаешь – все ноги переломаешь!
ВЛАДИСЛАВ И МУХА выходят за дверь, уходят. В коридор выходят НИКИТА и ХЕЛЬГА, смеются.
НИКИТА: – Она теперь так всегда одевается. Еще меня спрашивает, хорошо ли смотрится на ней все это барахло.
ХЕЛЬГА: – Французы говорят: когда кончаются деньги – начинается элегантность.
ХЕЛЬГА одевается, НИКИТА подает ей пальто, скромно целует в щечку.
НИКИТА: – Пока, до вечера. Как договорились?
ХЕЛЬГА: – Как договорились. До вечера!
Уходит. Никита скрывается в своей комнате.
Картина третья
Поздний вечер того же дня, пожалуй, уже начало ночи. ХЕЛЬГА и НИКИТА еще не спят – из их комнаты через приоткрытую дверь коридора виден неяркий свет. Открывается входная дверь, появляются ВЛАДИСЛАВ и МУХА. ВЛАДИСЛАВ практически несет МУХУ на себе, поскольку она вдребезги пьяна.
ВЛАДИСЛАВ (себе под нос): — Ну, вот и пришли…
МУХА (громко): — Ну, вот и приехали!!!
ВЛАДИСЛАВ: – Не шуми, все спят…
МУХА: – Спят усталые зверушки… Ха-ха-ха! (Отключается, повисая на ВЛАДИСЛАВЕ)
На голоса выходит из комнаты НИКИТА.
НИКИТА: – О-о-о! Владик под Мухой! Не доглядел за шустриком?
ВЛАДИСЛАВ (бурчит, не глядя на НИКИТУ, и пытается снять с МУХИ шубу и сапоги): – Да я и не глядел за ней. Я припозднился – Алехин вызвал, ну, и застряли с проектом – а там уже глядеть было не за кем, бери, кто хочет, и неси, куда хочет…
НИКИТА: – Значит, ты первый успел, Орехыч? Молодец, отец! Отец-молодец! …Ладно, к утру проспится, и следа не останется. (С легкой издевкой): – Помочь раздеть?
ВЛАДИСЛАВ: – Справлюсь…
Уходит в свою комнату, утаскивает МУХУ. НИКИТА наблюдаетвсю сцену до конца, прислонясь к стене и скрестив руки на груди.
Картина четвертая
Вечер следующего дня. Комната ВЛАДИСЛАВА. МУХА в наушниках лежит на диване, листает журнал. ВЛАДИСЛАВ сидит рядом, гладит ее призывно по спине. МУХА не реагирует, смотрит в глянец с отстраненным видом.
ВЛАДИСЛАВ: – Мур-мур-мур…
МУХА не реагирует.
ВЛАДИСЛАВ (громче): – Мур-мур-мур… Кто у нас ласковая кошечка?…
МУХА (отрывается от журнала, недовольно): – И что, теперь мы так тут и будем вчетвером? И эта выхухоль здесь будет ходить и шуршать?
ВЛАДИСЛАВ: – Кисунь, ну, во-первых, не говори так грубо про человека, а во-вторых, я же тебе объяснял: у нас с Ником давно мужской пакт о невмешательстве. В конце концов, это и его дом тоже, и он имеет такое же право на личную жизнь в нем, как и я… Кисунь… Он же к нам не лезет…
МУХА (с вызовом): – Ничего себе «не лезет»! И вообще, мы собирались в клуб, а ты все откладываешь и откладываешь. Мне скучно сидеть вечером дома, а на эти твои дурацкие концерты я больше не пойду: скрипки весь мозг пропилили!
ВЛАДИСЛАВ: – Опа! А вчера мы где были?!!
МУХА: – Во-первых, не мы, а я одна. Ты о-по-здал! А во-вторых, я еще хочу!
(Надувает губы, смотрит в сторону)
Пауза
ВЛАДИСЛАВ: – Ну, хочешь, я тебе почитаю книжку? Сказку хочешь?
МУХА (истерично): – Про Колобка? Что я тебе, дурочка какая-нибудь? Я сама читать умею, когда захочу.
ВЛАДИСЛАВ (старается говорить примирительно): – А хоть и про Колобка… это ж самая что ни на есть сказка про любовь…
МУХА: – Ага, особенно там лиса Колобка полюбила! Отстань…
Опять надувает губы, отодвигается ближе к стене и отворачивается.
ВЛАДИСЛАВ пытается, сидя на краю дивана, дотянуться до МУХИ, но его вдруг простреливает боль в спине, он вскрикивает, замирает и еле-еле укладывается на диван.
ВЛАДИСЛАВ (с трудом, сквозь зубы, превозмогая боль): — Малыш, помоги мне, пожалуйста…
МУХА (поднимается, немного испуганно): — Ну вот… Что надо сделать? Скорую вызвать?
ВЛАДИСЛАВ: – Нет, скорую не надо. Возьми вон там, в шкафу пузырек темный… Видишь? Вот-вот, открывай его, разотри мне поясницу, пожалуйста, это мне обычно быстро помогает…
МУХА (с надеждой): – И пойдем в клуб?! Там сегодня все наши, я хотела в новых джинсах пойти…
ВЛАДИСЛАВ (вздыхает, закатывает глаза, говорит неуверенно): – Давай попробуем поставить меня на ноги…
МУХА открывает пузырек, наливает жидкость из него на ладонь, морщится…
МУХА: – Фу-у-у! Какая вонища!
ВЛАДИСЛАВ (старается бодриться): — Зато эффективно! Проверено!
МУХА: – Так у тебя это часто бывает?
ВЛАДИСЛАВ (испуганно): – Нет-нет, что ты! Просто мне один…товарищ это посоветовал… у него… часто бывает такое…
МУХА пытается растирать поясницу ВЛАДИСЛАВУ, у нее не получается, да она не очень-то и старается.
МУХА (пока в легкой – истерике): – Фу! Руки болят, и еще вся провонялась, теперь не отмоюсь неделю!
ВЛАДИСЛАВ (пытается повернуться к ней, но падает обратно, морщась от боли): — Нет, Кисунь, это все мылом элементарно отмывается, не переживай. Видишь, я сам не смогу…
МУХА (почти кричит): – Говорила же, «скорую» надо вызвать, а не мне тут возиться! Я не умею! Не могу! Не хочу!! И еще такая вонища!
(Выскакивает из комнаты, в истерике хватает шубу, сумку, хлопает дверью, убегает)
ВЛАДИСЛАВ (смотрит на дверь): — Руки не помыла…
ВЛАДИСЛАВ остается один, беспомощный. Пытается дотянуться до телефона, падает на диван. Через некоторое время в комнату входит ХЕЛЬГА.
ХЕЛЬГА (сочувственно): — Опять?
ВЛАДИСЛАВ (кряхтит, смущается): – Опять…
ХЕЛЬГА: – Отряд гуманитарной помощи прибыл к месту экологической катастрофы, давай разотру. Где твой волшебный пузырь?
ВЛАДИСЛАВ: – Во жизнь! Раньше волшебным пузырем называли утреннюю бутылку пива! …Вон, на столе…
ХЕЛЬГА: – Ничего, перемены всегда интересны. Наша Леночка знаешь, что недавно отмочила? Говорит: «Когда тебе переваливает за тридцать, то буквально все в твоей жизни меняется – до тридцати у меня в записной книжке было: Саша, Коля, Миша, Максик, а после тридцати: дерматолог, стоматолог, кардиолог…».
ВЛАДИСЛАВ смеется, как может. ХЕЛЬГА растирает ему поясницу, укладывает его деловито и сноровисто, выходит, оставив ночник. В коридоре сталкивается с НИКИТОЙ, который из кухни несет отцу чай в большой кружке. Они молча улыбаются друг другу.
Действие второе
Картина первая
Два месяца спустя
Вечер. В общей комнате ХЕЛЬГА вяжет в кресле. Вбегает НИКИТА.
НИКИТА: – Отец не приходил?
ХЕЛЬГА: – Нет, еще не было. А что?
НИКИТА: – Да мы договорились созвониться сегодня и вместе ехать за продуктами после работы. Я звоню, а номер недоступен. Думал, может, он домой заскочил за чем-нибудь…
ХЕЛЬГА: – Нет, я сегодня рано вернулась – его не было. Может, они куда-нибудь с Машей ушли?
НИКИТА (рассеянно, тревожно): – С Машей-Машей, манной кашей… Говорю же, мы договорились…
ХЕЛЬГА: – Ну, мало ли что вы договорились! Видишь, какое у них последнее время «скандалезо крещендо», может, решили смягчить ситуацию, спонтанно планы переменили…
НИКИТА: – (неуверенно) – Он бы тогда позвонил и сказал… Он никогда так не «кидает»….
ХЕЛЬГА: – …а батарейка села, зарядить негде, под рукой другого телефона нет, ситуация – не для звонка….
Хлопает входная дверь, появляется МУХА – одна. НИКИТА выходит в прихожую.
НИКИТА: – Отец не с тобой разве?
МУХА (с вызовом) – А он вообще-то был со мной когда-нибудь?
НИКИТА: – Вы сегодня никуда не ходили вместе после его работы?
МУХА: – Куда он ходил или не ходил – я не знаю, а я была на занятиях. Отстань, я устала…
НИКИТА (раздраженно): – Устала – съешь фестала! Труженица… (ХЕЛЬГЕ) – Ничего не понимаю…
Звонит домашний телефон, НИКИТА хватает трубку:
НИКИТА: – Да! Здравствуйте… да…спасибо… где?… записываю… Ну, слава Богу, а то мы уже волнуемся… Сегодня можно? … До девяти успеть…. Понял… Спасибо, до свидания! (ХЕЛЬГЕ): – Его прямо на улице опять поясница «двинула», да так, что вообще пошевелиться не смог – ему скорую вызвали, увезли в четырнадцатую больницу. Это где? Забыл спросить адрес … врач дежурный звонил…
ХЕЛЬГА: – Сейчас посмотрю в интернете, собирайте вещи. И такси вызову (направляется в комнату НИКИТЫ).
НИКИТА: – Уколов каких-то наставили, боль сняли, но говорят, надо полежать сколько-то, посмотреть, что к чему. Сейчас он нормально, но надо привезти тапочки там… щетку зубную, зарядку для телефона – у него и правда батарея села… Муха! Иди сюда!
Выходит МУХА из комнаты, вынимает наушники от плейера:
МУХА: – Чего еще?
НИКИТА: – Собери отцу вещи, он в больницу попал с острым радикулитом, только шустро давай, мне надо до девяти успеть, потом закроют, а он там весь в костюме, такой неземной, и без гигиенических средств к существованию. Кружку не забудь и ложку, а то у них там из посуды – только кружки Эсмарха и чашки Петри…
МУХА: – А чё я-то сразу? Сам не можешь? Иди и возьми. (Уходит в свою комнату, вернув на место наушники)
НИКИТА: – Ладно, некогда с тобой препираться. Хельга, помоги мне, пожалуйста: собери, что нужно, в ванной.
ХЕЛЬГА быстро ходит, складывает в пакет щётку, кружку, ложку. НИКИТА из комнаты ВЛАДИСЛАВА приносит какие-то вещи, складывает в пакет, кладет туда же тапочки.
ХЕЛЬГА: – Ник, возьми ему пузырёк с растиранием – он из темного стекла, поищи там, в комнате.
НИКИТА (из комнаты): – Ага! Нашел, взял… Что из одежды, как думаешь?
ХЕЛЬГА: – Известно, что: ночной колпак и розовые носки с кисточками.
НИКИТА: – А почему розовые?
ХЕЛЬГА: – Ну, бери красные с помпошками…
НИКИТА выходит из комнаты, несет пакет с одеждой, кладет туда же приготовленное ХЕЛЬГОЙ. Звонит телефон. ХЕЛЬГА берет трубку.
ХЕЛЬГА (в телефон): — Хорошо, спасибо, сейчас спускаемся. (НИКИТЕ) – Такси уже внизу, черная машина номер четыреста семнадцать. Вот адрес (дает НИКИТЕ клочок бумаги).
НИКИТА: – Бегу, пока!
Уходит.
Едва за НИКИТОЙ закрывается дверь, из комнаты выходит МУХА с большой сумкой, уже полной, иначинает поспешно спихивать вещи из прихожей: верхнюю одежду, шарфы, обувь – во вторую, такую же огромную, сумку … Делает все это она нервно, порывисто, все падает у нее из рук, создает шум. МУХА вроде бы даже всхлипывает. ХЕЛЬГА несколько секунд молча наблюдает за всем этим, потом делает движение, чтоб уйти к себе в комнату…
МУХА (грубо, с вызовом): – Чего смотришь? Боишься, как бы я лишнего чего не прихватила?
(ХЕЛЬГА молчит, смотрит на МУХУ спокойно, с жалостью).
МУХА продолжает метаться и сбрасывать в сумку вещи:
МУХА: – Не волнуйся – мне вашего ничего не надо! Размерчик не тот! А захочу – так и возьму, я не святая. Думаешь, ты ему нужна? Не нужна! Ты – старуха уже. А за мою молодость платить надо! Платить! Он думает, купил шубу несчастную, свозил один раз в Италию – и можно расслабиться. Вечно ему – то некогда, то устал, то мои друзья и клуб не нравятся. Оперу ему подавай! А что опера? Стоит толстый, старый идиот на сцене, глаза закатил и горланит что-то – ни слова не понятно, сплошные завывания…
(ХЕЛЬГА стоит, кивает слегка, немного улыбается.)
МУХА пытается застегнуть набитую сумку, пыхтит, надавливая коленом:
МУХА: – Сидит дома…уф…как приколоченный: то у него очередная срочная работа, то – внеочередной… уф… радикулит! Надоело!
МУХА выпрямляется, упирает руки в бока, смотрит в упор на ХЕЛЬГУ:
МУХА: – Меня, между прочим, давно однокурсник замуж зовет. И не какой-нибудь: у него отец – депутат, квартира своя – не чета этой дыре, и дом на Валютке! И отдыхать он ездит не в четыре звезды!
(ХЕЛЬГА молчит, только высоко поднимает бровь.)
МУХА: – А вы что все хотели? Чтоб я молодость свою потратила около его постели, растирая его какой-то вонючей гадостью и горшок подавая?! Дудки! Не на ту напали!
МУХА швыряет ключи, вытаскивает сумки за входную дверь. В это время звонит ее мобильный телефон.
МУХА: – Алло! Приехал? Хорошо. Поднимайся на шестой этаж, надо вещи мне помочь донести…нет, я их уже вынесла из квартиры, уже всё вынесла! Давай скорей!
Хлопает дверью. ХЕЛЬГА остается одна.
ХЕЛЬГА (задумчиво декламирует вслух):
– Вокруг – любви моря и океаны,
А мы – по берегам едва живем:
Кому-то море разъедает раны,
А кто-то плавать не умеет в нем…
Бедная девочка… Переходящее красное знамя капиталистического соревнования… Счастья тебе, если ты знаешь, в чем оно состоит…
Картина вторая
В квартире Ореховых. В общей комнате за красиво сервированным столом – ХЕЛЬГА И НИКИТА. Накрыто для праздничного обеда. ХЕЛЬГА читает, НИКИТА пишет смс в мобильнике. Входит ВЛАДИСЛАВ. Он очень смущен, не знает, как себя вести. ХЕЛЬГА откладывает книгу, НИКИТА отрывается от телефона.
НИКИТА: – Добро пожаловать в харчевню «Три пескаря»!
ВЛАДИСЛАВ: – Да уж, за неделю хоть и с вашими пирожками, но соскучился даже просто по родным тарелкам.
ХЕЛЬГА: – Ну, садитесь все. Ник, открывай шампанское, будем отмечать обретение свободы. Телодвижений.
НИКИТА открывает и разливает шампанское, все чокаются…
НИКИТА (искренне, недвусмысленно): – За свободу!
ХЕЛЬГА (лукаво): – За свободу!
ВЛАДИСЛАВ (смущенно, но с явным облегчением): – За свободу!
ХЕЛЬГА (всем накладывает на тарелки): — Экспериментальный салат, рецепт на работе рассказали.
ВЛАДИСЛАВ (с набитым ртом): – М-м-м-м…вкусно… Хельга, ты превзошла не только себя, но даже этого…как его?…твоего любимого крысеныша из мультика… как его бишь?
ХЕЛЬГА: – Моего кумира зовут Реми, прошу всех запомнить! Спасибо за похвалу, я готовила с вдохновением…
НИКИТА: – … и с моей помощью!
ВЛАДИСЛАВ: – Н-н-да? И как ты помогал?
НИКИТА: – А я ушел и не путался под ногами с дурацким вопросом «когда поесть дадут?»
Смеются.
ВЛАДИСЛАВ (ХЕЛЬГЕ, кивая на отложенную ею книгу): — Что читаешь?
ХЕЛЬГА: – О-о-о! Это прекрасная эпическая вещь, и как раз на тему свободы…
ВЛАДИСЛАВ: – И?
ХЕЛЬГА: – «Три медведя». Русская, вполне народная сказка.
ВЛАДИСЛАВ: – А там… про свободу?
НИКИТА (озарено): – А то! Я понял! Смотри, Орехыч: жили себе три медведя, самоопределялись, развивали социально-экономические устои, давно определили сферы влияния: у каждого свой шесток, стул, миска, кроватка. Тут врывается малохольная девочка Маша, совершает несколько диверсий во всех отраслях народного медвежьего хозяйства: все сжирает, мебель крошит или с места срывает, постели мнет, да еще прямо как была, в лаптях и грязном сарафане, заваливается на лучшее место и спит там, как свинья в клумбе. И кто ей будет рад? Да никто, натурально! Вот медведи-то и возбудились – освободительную операцию начали. А Маша вовремя – ноги в руки – и ходу. И опять у медведей наступила свобода с независимостью, порядок и ясность во всех сферах политики и экономики. Понял теперь?
ВЛАДИСЛАВ потрясенно молчит, ХЕЛЬГА усмехается одними глазами. НИКИТА вдруг, сообразив, тоже смущенно смолкает.
Звонок в дверь. НИКИТА идет открывать. Пришел ПОЧТАЛЬОН.
ПОЧТАЛЬОН: – Здравствуйте! Заказное письмо… «господин Никита Вэ Орехов» – это Вы?
НИКИТА: – Да, я.
ПОЧТАЛЬОН: – А паспорт Ваш можно?
НИКИТА (роется в кармане куртки, находит паспорт, протягивает ПОЧТАЛЬОНУ): — Вот, пожалуйста…
ПОЧТАЛЬОН (смотрит в паспорт, отдает НИКИТЕ конверт, протягивает ручку и блокнот): – Распишитесь, пожалуйста…