Зажмурься покрепче Вердон Джон
Хардвик хотел что-то ответить, но передумал и продолжил стучать ручкой по бумаге.
— Если она заперла двери, а признаков взлома нет, значит, в дом проникли с помощью ключа. У кого-нибудь есть ключи от вашего дома?
— Нет.
— Не было такого, что ключи потерялись, а потом вдруг нашлись, но промежутка бы хватило, чтобы сделать дубликаты?
— Нет.
— Да ладно! На дубликат нужно двадцать секунд.
— Я в курсе.
Хардвик кивнул, словно это был значимый комментарий.
— По всему выходит, что все-таки у кого-то ключ. Советую сменить замки.
— Джек, ты соображаешь, с кем говоришь? Мне не нужен мастер-класс по бытовой безопасности.
Хардвик улыбнулся и откинулся на спинку стула.
— Не, я все понимаю, ты же Шерлок долбаный Гурни, профи на всю катушку. Но скажи мне тогда, гуру хренов, сам-то как предложишь трактовать эту фигню с куклой?
— У меня нет предположений помимо уже озвученных.
— Типа, кто-то пытается тебя спугнуть с расследования?
— У тебя другие версии?
Хардвик пожал плечами и начал рассматривать ручку с таким вниманием, словно это важная улика.
— Ну ладно, а больше ничего странного не происходило?
— Например?
— Ну, странного. Бывает же, что в жизни случаются странности?
Гурни мрачно усмехнулся.
— Если не считать самого расследования со всеми его деталями и действующими лицами, я бы сказал, что в целом все как обычно.
Он понимал, что Хардвик чует недомолвку: невзирая на внешнюю вульгарность, это был один из самых умных и наблюдательных людей, кого он встречал. Хардвик мог бы еще в тридцать пять стать капитаном — если бы он хотя бы немного признавал формальности, какие необходимо соблюдать капитану полиции.
Хардвик посмотрел на потолок, словно там было что-то любопытное, и произнес:
— Помнишь пальчики, которые ты просил меня снять с того бокальчика?
Гурни занервничал.
— Сол Штек, он же Пол Старбак?
— Ну. Помнишь, кто это?
— Да, бывший актер, любитель малолеток, отбыл срок в дурке и растворился. К чему ты вспомнил?
— Паренек, которого я просил снять отпечатки и пробить их по базе, вчера вечером перезвонил и кое-что добавил к его портрету.
— Что?
— Еще до ареста у Штека был собственный порносайт, где Старбак был лишь одним из его псевдонимов. Сайт назывался «Логово Сэнди», и там висели фотки несовершеннолетних девчонок.
— Намекаешь, что Сэнди — расхожее сокращение для Александра или Алессандро, например, из «Карналы»?
Хардвик улыбнулся.
— Сечешь.
— Джек, в жизни до балды и больше бессмысленных совпадений.
Хардвик задумчиво кивнул и встал.
— Ладно, там машина приехала. Двое суток охраны вам обеспечено, а после посмотрим. Договорились?
— Да.
— Мадлен это переживет?
— Да.
— Тогда я помчал, спать хочу — помираю. Созвонимся.
— Спасибо, Джек.
Хардвик снова кивнул, но почему-то помедлил.
— У тебя после отставки пушка-то осталась?
— Нет. Я ее и по работе не слишком любил носить…
— Нда. А я бы на твоем месте сейчас обзавелся ружьем. Чисто на всякий случай.
Сидя за столом, Гурни наблюдал, как задние фары машины Хардвика удаляются. История с куклой и очередной вираж в расследовании погрузили его в оцепенение.
Действительно, был шанс, что имена Сэнди и Алессандро всплыли в контексте одной истории случайно, но по-хорошему на это не приходилось рассчитывать. Куда вероятнее, что хозяин порносайта с фотографиями малолеток и автор развратной съемки для «Карналы» — один человек, предположительно Сол Штек.
Но как на самом деле зовут Гектора Флореса?
И зачем он отрубил голову Джиллиан Перри?
А заодно Кики Мюллер?
Может, обе знали что-то важное насчет «Карналы»? Или о Штеке?..
Или о Флоресе?
А главное, для чего Штеку понадобилось его чем-то опаивать?
Чтобы сфотографировать в компании «дочек»? Для шантажа или чего-то похуже? Чтобы контролировать его участие в расследовании? Или это просто демонстрация власти над ним, как над сломанной куклой, чтобы он просто помнил о своей уязвимости? Чтобы испугался и отказался от дела?
Или, возможно, им двигала какая-то извращенная фантазия, мания гиперконтроля, необходимость доказать всем, что именно он правит балом?
В конце концов, может быть, он просто развлекался?
Гурни почувствовал, что его руки похолодели, и потер их, чтобы согреться, но дрожь уже охватила все тело. Он встал, похлопал себя по плечам и прошелся по комнате, затем присел перед камином, потому что иногда оттуда веяло теплом от золы, но на этот раз чугунная решетка оказалась ледяной.
Щелкнул выключатель в спальне, скрипнула дверь ванной. Нужно было поговорить с Мадлен, как-то ее успокоить, но Гурни не мог успокоить даже себя. Он выглянул за окно. Вид полицейской машины его немножко приободрил.
Он сделал глубокий вдох, выдохнул, вдохнул еще раз. Контроль. Решимость. Оптимизм. Думать о цели. Сохранять компетентность.
Он напомнил себе, что именно благодаря своей компетентности он обратил внимание на бокал, а затем вспомнил о нем в нужный момент и узнал про Штека. Благодаря чему, в свою очередь, смог увязать загадочного Йикинстила с загадочными исчезновениями выпускниц Мэйплшейда. Теперь у него был набор разрозненной, но однозначно полезной информации.
Именно его способность анализировать и увязывать факты друг с другом вытянули расследование из болота, где оно барахталось в безуспешных поисках неизвестного мексиканца. Именно он настоял на необходимости обзвонить всех выпускниц, благодаря чему стало известно о других пропавших и вскрылась история с Мелани Струм. Именно его догадка о значимой роли «Карналы» вытряхнула из Болстона признание, которое могло привести расследование к развязке.
Убийца тратил время, силы и другие ресурсы на попытки ему помешать, а значит, Гурни был на верном пути.
Дверь ванной снова скрипнула, а через десяток секунд опять щелкнул выключатель. Теперь, разложив все в уме по полочкам, Гурни был готов говорить с Мадлен. Но сначала он решил запереть боковую дверь не только на замок, но и на засов, которым они обычно не пользовались, а затем закрыл на щеколду все окна.
Наконец, он зашел в темную спальню, чувствуя себя спокойным и уверенным.
— Мэдди?
— Сукин ты сын!
Он ожидал, что она в кровати, но голос раздался из угла спальни.
— Ч-что?..
— Что ты наделал?! — она произнесла это почти шепотом, но в словах было столько ярости, что у Гурни зазвенело в ушах.
— А что я наделал?
— Это мой дом! Это святое для меня место!
— Я знаю.
— Ты знаешь — и? И все равно пустил на порог монстра!
Гурни замер, потрясенный этим обвинением. Пробравшись на ощупь вдоль кровати к тумбочке, он включил лампу.
Старинное кресло-качалка, которое обычно стояло в ногах кровати, было сдвинуто в дальний угол комнаты, подальше от окон. Мадлен сидела там, одетая, прижав колени к груди, и смотрела на него с неприкрытым гневом. В обеих руках она сжимала по паре ножниц.
У Гурни был богатый опыт общения с людьми в истерике и панике, он знал, что нужно сказать, чтобы успокоить человека, но все эти приемы казались сейчас неуместными. Он присел на ближний к Мадлен край кровати.
— Кто-то проник в мой дом, Дэвид. Объясни мне, чего он хотел?
— Не представляю.
— А по-моему, отлично представляешь!
Он внимательно смотрел на ножницы в ее руках. Костяшки ее пальцев побелели.
— Тебе должно быть не все равно, — прошептала она. — Ты должен хотеть, чтобы мы жили в безопасности. Но ты делаешь все, чтобы привлечь угрозу поближе. Чтобы какие-то уроды проникли в нашу жизнь, залезли в наш дом… Это мой дом, черт побери! — закричала она наконец. — Ты впустил сюда чудовище!
Гурни никогда прежде не видел, чтобы она так злилась, и поэтому ошарашенно молчал. В голове было пусто — ни слов, ни мыслей. Он сидел неподвижно, едва дыша. Взрыв ярости, казалось, опустошил не только его ум, но и комнату, и даже целый мир, не оставив ничего, кроме чистого возмущения. Гурни молча ждал, что будет дальше, потому что не знал, как еще возможно поступить в этом вакууме.
Он не понял, сколько прошло времени, когда Мадлен наконец произнесла:
— Уму не постижимо.
— Я не хотел, чтобы так получилось, — сказал Гурни, и собственный голос показался ему чужим. Робким, жалким.
Мадлен усмехнулась.
— Все началось, когда ты увлекся портретами этих выродков, — сказала она. — Выбрал в качестве хобби работу с исчадиями ада. Но этого было мало! Никак нельзя было оставить их в компьютере, откуда они просто молча бы таращились.
— Мэдди, клянусь, кто бы ни проник в наш дом, я найду его. Найду и разберусь. И это никогда не повторится.
Она покачала головой.
— Слишком поздно, Дэвид. Ты что, не понял, что случилось?
— Я понял, что мне объявили войну. Что преступник залез к нам в дом…
— Нет, ты все-таки не понял.
— Я искал ответы и случайно разбудил змею.
— И теперь она охотится на нас!
Гурни молча опустил голову. Она продолжила:
— Когда мы переехали, я думала, что здесь рай на земле. Такая тишь да красота — сирень и яблони, зеркальный пруд…
— Мэдди, я убью змею, и все это вернется.
Она снова усмехнулась и кивнула в сторону окна.
— Я любила гулять по этому лесу. А теперь он там прячется и наблюдает за мной.
— С чего ты взяла, что кто-то за тобой наблюдает?
— А это не очевидно?! Он положил куклу не куда-нибудь, а в комнату с моим любимым окном, с видом на этот самый лес! Он отлично знал, что именно там я провожу много времени. В другую спальню, через коридор, я не захожу неделями, и он почему-то не оставил в ней куклу! Значит, он наблюдал. Окно прекрасно видно из леса. Окно, у которого я все время сижу и вяжу, — она помолчала и добавила: — Ты отобрал у меня лес, Дэвид. Я больше не смогу спокойно там гулять.
Он исступленно повторил:
— Мэдди, я убью змею. Там снова будет безопасно.
— Ничего подобного, потому что следом за этой змеей ты выкопаешь следующую! В голове не укладывается. Как ты мог навлечь этот ужас на лучшее место в мире?
Вселенная, которая обычно равнодушна к человеческим страстям, внезапно решила поучаствовать в накале, и за сараем завыли койоты.
Мадлен закрыла глаза и опустила ноги на пол, а руки с ножницами сложила на коленях. Затем она откинула голову на спинку кресла и вздохнула, но не с облегчением, а как будто вой, который она раньше слушала просто с тревогой, на этот раз вынул из нее душу.
Когда она наконец заснула, за восточным окном уже светлело. Гурни осторожно забрал ножницы у нее из рук и выключил свет.
Глава 64
Странный день
Он сидел за столом со второй чашкой кофе. Луг был залит солнечным светом. На смену ночной патрульной машине приехала новая. Гурни вышел, чтобы предложить дежурному завтрак, но молодой коп с военной выправкой отказался с отточенной вежливостью:
— Благодарю, сэр, я уже завтракал, сэр.
В левой ноге заныла какая-то мышца. Гурни мучила сразу тысяча вопросов, а ответы ускользали, словно мокрая рыба из рук.
Стоит ли попросить у Хардвика фото Штека из базы данных, чтобы проверить, принадлежат ли отпечатки пальцев тому, кто его опоил? Но вдруг запросы из бюро насторожат кого не надо?
Может, тогда попросить Хардвика или кого-то еще пробить владельца здания? Но даже это может вызвать ненужные вопросы. Могла ли Соня врать, утверждая, что Йикинстил обвел ее вокруг пальца? Как-никак, Соня не похожа на человека, которого легко провести… Стоит ли и впрямь обзавестись ружьем, или вид оружия только сильнее расстроит Мадлен?
Снять номер в отеле, перебраться туда до конца расследования? Но что, если это затянется на несколько недель или месяцев? Или еще дольше?..
Может, позвонить Беккеру, уточнить, как там поиск яхты? Или позвонить в бюро узнать, как продвигается обзвон оставшихся выпускниц?
Появление Флореса в Тэмбери, убийство Джиллиан и Кики, исчезновение выпускниц и коварный розыгрыш в Нью-Йорке — стоял ли за всеми этими трагедиями один и тот же драматург? И если да, то что им двигало: прагматичный злой умысел или безумие?..
Сильнее всего Гурни волновало, почему он так долго не может распутать этот клубок.
Ему тяжело давались даже простейшие задачи — например, решить, стоит ли потратить еще время на размышления, или лечь спать и обо всем забыть, или сделать зарядку, чтобы разгрузить голову. Ум почему-то отвергал любые доводы в пользу того или иного варианта. Даже идея выпить ибупрофен от ноющей ноги встречалась с внутренним сопротивлением. Идти в спальню за лекарством представлялось изматывающим мероприятием.
Какое-то время Гурни задумчиво разглядывал аспарагус, который стоял словно оцепеневший в неподвижном утреннем воздухе. Гурни чувствовал себя безнадежно оторванным от привычного мира. Как тогда, когда первая жена сообщила, что хочет развода. Как тогда, когда погиб Дэнни. Как тогда, когда умер отец. А теперь… Теперь, когда Мадлен…
Слезы навернулись на глаза и размыли окружающую реальность. И тут ему на ум пришла первая ясная и однозначная мысль за долгое время. Такая удивительно простая. Нужно было отказаться от расследования! Он почувствовал облегчение и свободу уже от одной мысли и загорелся желанием немедленно что-то сделать, чтобы воплотить ее в жизнь.
Он пошел в кабинет и набрал номер Вэл Перри.
Включился автоответчик. Гурни хотел немедленно сообщить об увольнении, но понимал, что такие вещи лучше делать лично, поэтому сказал лишь, что хочет поговорить в ближайшее время. Затем он налил себе стакан воды, вернулся в спальню и выпил три таблетки ибупрофена.
Мадлен успела перебраться из кресла в кровать. Она все еще была в одежде и лежала поверх покрывала, но спала. Он улегся рядом.
Когда Гурни проснулся в районе полудня, ее уже не было. Он вскочил, но услышал доносящийся с кухни звук текущей воды и успокоился. Он отправился в ванную, умылся, почистил зубы и переоделся — важные ритуалы, чтобы начать действительно новый день.
Мадлен переливала суп из кастрюли в пластиковый контейнер, который затем убрала в холодильник. Опустив кастрюлю в раковину, она вытерла руки кухонным полотенцем. Лицо ее было непроницаемым.
— Я принял решение, — произнес Гурни.
Она взглянула на него, и стало понятно, что она уже знает, что он хочет сказать.
— Я отказываюсь от расследования.
Она сложила полотенце пополам и повесила его на край сушки для посуды.
— Почему?
— Сама видишь, что происходит.
Пару секунд она внимательно смотрела на него, а затем отвела взгляд куда-то за окно.
— Я уже звонил Вэл Перри, — продолжил он. — Но попал на автоответчик.
Мадлен снова повернулась к нему. Загадочная улыбка мелькнула и погасла на ее лице.
— Отличная погода, — произнесла она. — Давай прогуляемся?
— Давай.
Обычно он отклонял эти предложения или в лучшем случае делал ей одолжение, соглашаясь. Но в этот момент привычного сопротивления не возникло.
Стоял один из тех сентябрьских дней, когда, выходя из дома, не чувствуешь перепада температуры. Только влажный запах листьев. Коп в патрульной машине опустил стекло и вопросительно посмотрел на них.
— Мы чуть пройдемся, — объяснил Гурни. — Нас будет видно.
Дежурный молча кивнул.
Они побрели вдоль опушки, которую тщательно косили, чтобы лес не разрастался в сторону луга, и неспешно добрели до скамейки у пруда. Там они сели и довольно долго сидели в молчании.
В мае и июне здесь всегда были слышны какие-то звуки — квакали лягушки, в кронах скрипели птицы, но в сентябре на пруду царила тишина.
Мадлен взяла его руку.
Он вздрогнул от неожиданности и вынырнул из размышлений.
— Прости, — негромко произнесла Мадлен. — Правда, прости.
— За что?
— За ожидания. За то, что я все время думаю, что когда-нибудь жизнь будет такой, как мне хочется.
— Возможно, она такой и должна быть. Тебе обычно хочется правильных вещей.
— Приятно, но вряд ли это правда. В общем, я думаю, не стоит тебе отказываться от расследования, тем более что ты обещал людям.
— Я уже принял решение.
— Значит, прими еще одно.
— Зачем?
— Ты — детектив. Я не имею права требовать, чтобы ты взял и превратился в кого-то другого.
— У тебя есть полное право требовать, чтобы я иногда смотрел на вещи под другим углом. И уж совершенно точно ты вправе требовать, чтобы я не подвергал тебя опасности. Иногда как вспомню, во что я ввязывался… чем рисковал, сколько упускал из виду… и мне кажется, что я давно сошел с ума.
— «Иногда», — улыбнулась Мадлен.
— Иногда.
Она посмотрела на пруд с невеселой улыбкой и крепче сжала руку. В воздухе не ощущалось ни ветерка, очертания деревьев и кустов выглядели как на фотографии. Мадлен закрыла глаза, и лицо ее стало еще печальнее.
— Я погорячилась, наговорила лишнего, зачем-то обозвала тебя сукиным сыном… А ты кто угодно, но точно не сукин сын, — она повернулась к нему. — Ты хороший человек, Дэйв. Честный. Умнейший. Невероятный. Ты, может быть, лучший детектив на всем белом свете.
Гурни нервно хмыкнул.
— Аллилуйя!
— Я, между прочим, серьезно. Ты действительно, наверное, лучший. И кто я такая, чтобы мешать тебе быть собой? Это неправильно. И несправедливо.
Поверхность пруда напоминала стекло, в котором вверх тормашками отражались клены на дальней стороне.
— Я не мыслю такими категориями.
Она продолжила:
— Послушай меня. Ты уже пообещал Вэл, что будешь работать на нее две недели. Сегодня среда. Вторая неделя заканчивается в субботу. Осталось всего три дня. Сдержи обещание.
— Лично мне это не нужно.
— Я знаю. И я понимаю, что ты правда готов бросить это дело. И ровно поэтому правильным будет — не бросать. Сам подумай: что бы они сейчас делали без тебя?
— Надеюсь, ты все-таки шутишь.
— Почему?
— Последнее, что мне нужно, это чтобы мое эго распухло еще сильнее.
— Последнее, что тебе нужно, это чтобы родная жена не принимала тебя таким, какой ты есть.
Посидев еще чуть-чуть, они медленно пошли обратно, держась за руки.
Вежливо улыбнувшись копу в машине, они зашли в дом. Мадлен кинула в камин вишневых веток и, разведя огонь, открыла окно, чтобы не стало жарко.
Остаток дня они валялись на диване, уставившись на пламя, и не делали больше ровным счетом ничего. Мадлен сказала, что надо придумать, что нового посеять весной. Потом прочитала вслух Гурни главу из «Моби Дика» — возможно, чтобы унять тревогу, или просто так, потому что действительно считала эту книгу самой удивительной из всех, что читала.
Время от времени она подкидывала в огонь новые ветки. Гурни нашел рекламные проспекты с картинками беседок и садовых шатров, которые бог весть когда захватил в магазине, и они немного пообсуждали, какая смотрелась бы лучше у пруда.
Настал вечер, они поужинали супом с салатом и сели любоваться закатом, который разлил золотистый свет по кленам на холме. Когда спустились сумерки, они поднялись в спальню и занялись сексом с нежностью, перерастающей в жадность.
Насытившись друг другом, они проспали больше десяти часов и проснулись одновременно с первыми блеклыми лучами утра.
Глава 65
Привет от чудовища
Гурни доел омлет с тостами и встал, чтобы отнести тарелку к раковине. Мадлен усмехнулась:
— Спорим, ты уже забыл, куда я сегодня еду?
Он, конечно, помнил: ему стоило немалого труда уговорить ее накануне за ужином провести пару дней у сестры в Нью-Джерси, пока он не закончит работу. Но он изобразил недоумение, а она тут же рассмеялась:
— Надеюсь, под прикрытием ты выглядишь поубедительнее. Потому что так даже идиота не проведешь. Или ты работаешь с одними идиотами?
Покончив с овсяной кашей и выпив вторую чашку кофе, она отправилась в душ и наконец оделась. В половине девятого она крепко обняла и поцеловала Гурни, напоследок взглянула на него с тревогой, поцеловала снова — и уехала к сестре в ее загородные хоромы в Риджвуде.
Когда ее машина скрылась из виду, Гурни сел в свою и отправился следом за ней. Он знал дорогу и старался держаться на достаточном расстоянии, чтобы она его не заметила, но все же не выпуская ее из поля зрения. Просто чтобы убедиться, что за ней нет хвоста.
Проехав несколько миль и не встретив на дороге почти никого, он успокоился и вернулся домой.
Припарковавшись, он обменялся кивками с патрульным и на какое-то время задержался у двери, озираясь.
На долю секунды его накрыло ощущение нереальности происходящего. Словно все вокруг — картинка и он сам лишь часть ее. Но тут в кармане мурлыкнул телефон, и Гурни отправился в дом, на ходу открывая на экране текстовое сообщение. Оно заставило его резко остановиться. «Жаль, вчера разминулись. Но я еще заскочу. Надеюсь, куклу ты оценил».
Ему захотелось тут же рвануть в сторону леса, будто анонимный отправитель прятался именно там, за деревьями, и его можно было настигнуть, схватить, наорать… Вместо этого Гурни еще раз перечитал текст. Как и в предыдущих случаях, над сообщением высветился номер отправителя — это означало, что телефон был предоплачен, ни на кого не зарегистрирован и, как следствие, не значился в базах данных операторов.
Теоретически можно было узнать, через какую сотовую вышку было отправлено сообщение, но эта задача тоже была нетривиальной: после заявления в полицию все, что касалось куклы, являлось материалом для расследования, и анонимное сообщение в этом контексте было важной уликой, о которой следовало незамедлительно уведомить детективов. Однако это повлекло бы запрос сотовому оператору, который выдал бы распечатку всех принятых сигналов, где значилось бы, что сообщение про куклу было не первым с неизвестного номера, а также что Гурни вступал в переписку с отправителем. Казалось, любое решение сейчас было чревато лишь усугублением, а вовсе не решением проблемы.
Гурни проклинал гордыню, заставившую его взяться за очередное дело-которое-больше-никому-не-по-зубам, снова связаться с Соней Рейнольдс, оказаться одураченным Йикинстилом; проклинал страх признать, что возможные последствия опасны, страх, что Мадлен увидит фотографии, страх, приведший его в этот жуткий тупик.
Угрызения тоже не способствовали поиску выхода из ситуации. Нужно было что-то предпринять. Но что?
Словно в ответ на вопрос, на кухне зазвонил телефон.
Голос Клайна был подозрительно елейным.
— Дэйв, дружище! Здорово, что я тебя застал! Давай, седлай коня, ты срочно нужен!
— Что за спешка?
— Беккер из Палм-Бич нашел яхту Болстона, как ты и предрекал. И не только. Сам угадаешь?
— Не люблю гадать.