ХУШ. Роман одной недели Абузяров Ильдар
– Что?
– Я, как и героиня оперы, совершила роковую ошибку в своей жизни, но теперь я вдруг поняла, что потеряла ребенка.
И тут она рассказала, как после ее поездки на Кавказ на нее вышли какие-то люди и попросили устроить в ее приюте для бомжей центр по сбору ценной информации. Она должна была выведывать ее у спившихся и опустившихся физиков и химиков.
– Я сделала это только из-за ребенка, чтобы вернуть его, – плакала Аля. – И теперь чувствую, что угодила в ловушку.
– Но зачем им это понадобилось?
– Они сказали, что, если я раздобуду нужную информацию, они вернут нашу малышку. И что деньги им теперь не нужны. А только информация. Потому что информация правит миром. Ты же знаешь, для меня дочка – самое главное. Мы с мужем готовы были отдать все, чтоб ее вернули.
– Какая информация?
– Что-то там про секретные разработки. По замыслу этих людей я должна была проработать всех бомжей и составить на них картотеку. А доверие у бездомных вызвать просто: нужно лишь стать для них доброй маткой, давать им ночлег и минимальную пищу. Тогда и нужную информацию легко потихоньку выведывать.
– Подожди, – спросил я, – а сбор информации имеет какое-нибудь отношение к профессору Петрову Степану Ивановичу?
– Нет, мы его не убивали, – опять заплакала Алла. – Мы только сожгли его дом. Этого от меня потребовал связной, с которым я срочно встретилась накануне возле английского консульства.
– Подожди, давай все по порядку.
– Если по порядку, то существует операция, в которой я согласилась принимать участие. Но только недавно я узнала, что кодовое название операции «Мертвая голова». А «Мертвая голова» – это такая бабочка со светло-желтым рисунком в форме человеческого черепа с костями на черном фоне ее спинки. Очень похожий рисунок на электрощитках и электробудках и еще на пиратских флагах. Мол, «небезопасно для жизни». Размах крыльев этой бабочки достигает пятнадцати сантиметров, а саму ее еще называют «медовой воровкой» или «голосистой бабочкой». Я все это прочитала в энциклопедии, – пояснила Аля. Ну так вот, эту бабочку не часто встретшь в Питере, и не потому, что увидеть ее можно только в вечернее и ночное время суток. А скорее ей привычнее климат более южных широт. Она довольно распространена у нас на родине, в Африке. В России, я читала, ее излюбленное место обитания – Северный Кавказ. Ее личинки не могут переносить наши холодные зимы. Но, учитывая неимоверную жару, что стоит в последнее время летом в этом городе, да к тому же питерскую морскую сырость, то получится почти субтропический климат, так любимый этими существами.
– Подожди, зачем ты мне все это рассказываешь?
– Ты же просил все по порядку. А мне кажется это очень важным.
– Ну хорошо, продолжай.
– Как ты уже понял, эта бабочка, бражник «Мертвая голова», – большая любительница меда и нектара. Ловко пользуясь своими незаурядными вокальными способностями, она часто посещает пчелиные ульи. Усыпив своим очень похожим на пение пчелиной матки писком бдительность медоносных существ, она без труда за раз высасывает до восьми граммов сотового меда. От подобного писка, сигнализирующего о появлении новорожденной матки, рабочие пчелы просто цепенеют и замирают. Однако когда чудесное пение «Мертвой головы» перестает действовать и пчелы обнаруживают подвох, они всем скопом набрасываются на «Мертвую голову» и беспощадно мстят за свой разоренный улей. Как правило, в этом неравном по численности бою бабочка погибает от укусов лохматых убийц.
– И что? – передернуло меня.
– Я подумала, если мед – это секретная информация, а я изображаю из себя новорожденную матку для всех беспризорников и бомжей, то, возможно, я как раз и выступаю в качестве этой «Мертвой головы» и в конце должна погибнуть, как и Чио-чио-сан.
– Не болтай ерунды! – одернул я племянницу, хотя от рассказа Али стало жутковато.
– Я не выдумываю, у многих народов с этой бабочкой связаны суеверия и предания. В Англии, например, считают, что «Мертвая голова» состоит на службе у колдунов и джиннов и своим заунывным «голосом» нашептывает им на ухо секретную информацию, например, имена людей, которые должны вскоре умереть. Что мне теперь делать, чтобы не умереть? – сама заунывным писком запричитала Аля. – Как выкрутиться, чтобы не погибнуть?
– Предлагаю тебе пойти к мужу и все ему рассказать. Уверен, он найдет способ защитить тебя, потому что очень сильно любит.
– Нет, я не могу, – опять заплакала Аля. – Я не посмею признаться ему в том, что уже обманула его. Если я ему это скажу, он мне больше никогда не поверит. Он запрет меня в клетку или в сумасшедший дом. Сживет меня со свету от ревности, подозрений и обиды. Да я и сама не смогу больше с ним жить и смотреть ему в глаза.
– Мне кажется, ты преувеличиваешь! – засомневался я в кровожадности Мунира.
– А может, мне бросить все и сбежать с Али назад на родину? – умоляющими глазами посмотрела на меня Аля.
– Что? Только попробуй у меня! – пригрозил я ей суровым взглядом.
– Но выбора нет! – воскликнула Аля. – Я очень боюсь! У нас в Африке считается, что где бы ни появлялась «Мертвая голова» – она становится для увидевшего ее человека предвестником грядущих несчастий: смерти, эпидемий и даже войн.
– Выбор есть всегда, – сказал Мурад, который всю дорогу, притаившись за другим боком Али, слушал наш разговор и признание тети.
– Думаю, нам надо все хорошенько взвесить, – сказал я, понимая, что скоропалительное решение в таком вопросе принимать нельзя. – Давай я ночью подумаю, как можно поступить в данной ситуации. А завтра мы с тобой встретимся и найдем выход. Я позвоню тебе утром, – улыбнулся я племяннице, – ведь, как говорится, утро вечера мудренее.
Посадив Аллу и Мурада в такси, сам я решил пройтись пешком до Невского – нужно было обдумать все на свежем воздухе. Известие Аллы свалилось на меня камнем. Я заметил, что снежок при отсутствии ветра падал почти вертикально. Тепло и безветренно, отчего плохие предчувствия только усиливались. Я шел и представлял себе картину, как пчелы-искры из-за электрощитка всем ульем набрасываются на мою Алю и начинают ее жалить. По спине побежали мурашки.
А тут еще некстати вспомнилось, как в опере «Мадам Баттерфляй» дважды появляется «мотив проклятия»: первый раз – когда Баттерфляй вдруг говорит о том, что часто самые прекрасные бабочки оказываются пришпилены булавкой коллекционера, а второй – когда Чио-чио-сан вспоминает, как легкомысленно рассталась со своей семьёй. 'Viene la sera'; 'Bimba dagli occhi pieni di malia'; 'Vogliatemi bene, un bene piccolino' – сумасшедшее по красоте ариозо.
А исполнительница роли Баттерфляй, выписанная солистка Венской оперы и правда, оказалась голосистой, словно «Мертвая голова». Я был поражен широтой ее диапазона. Несомненно, она будущая оперная звезда. Аля рассказала, что звуки может издавать не только бабочка, но и куколка и даже гусеница «Мертвой головы». Но голоса у всех разные.
От одной мысли о куколке «Мертвой головы» все вдруг снова померкло, а перед глазами встал поющий без слов заключительный хор, передающий безмолвие грядущей ночи.
Вышел на Невский, а там стоит она – ласточка. Мечта детства – ГАЗ-21. Цвета кофе с молоком, велюровая обшивка сидений. Заднее кресло, словно кресло-диван, на крыше брусок снежной шапки. Говорят, «Волги» скоро снимут с производства. Когда еще потом удастся прокатиться с ветерком и комфортом?
С водителем, молодым парнем, договорились о цене – пятьсот рублей. Дорого, конечно, но гулять так гулять, думаю я, усаживаясь в «машину времени». Раз в год можно себе позволить заплатить за внеурочные. Все-таки вечер субботы и извечная проблема – ехать почти в аэропорт. А кто летает, тот, как известно, должен иметь бумажные крылья в портмоне.
Машина качнулась и поплыла по волнам Невского. Меня сразу начало укачивать, будто я очутился в роскоши салона девятнадцатого века. Такую мощь, столько металла – ни одна кочка не сможет сбить с заданного курса. И вот я уже в XXI веке на двадцать первом раритете века двадцатого качу по замызганному, забрызганному огнями трехсотлетнему городу. Я начинаю клевать носом, а водитель все ищет способ, как бы включить следующую передачу, чтобы ускориться во времени. По Эйнштейну: чем больше скорость, тем продолжительней секунды. Если мы сможем передвигаться со скоростью света, то сможем двигаться не только через пространство, но и через время.
Поговорив немного о растущих ценах на бензин и газ, на воду и свет, о том, будет ли изобретено в будущем водородное топливо, водитель, которого звали Баталь, вдруг перешел на ненормативную лексику:
– Сволочи они, форменные молодцы, их бы всех скопом собрать да посадить в комнату без света и воды. По четыре метра на брата, как там написано в их стандартах. Совсем моим ласточкам жилья не дают, кислород перекрывают.
– Кому не дают, кого посадить? – Я засыпал прямо посреди разговора.
– Кого, кого? Засадить надо самых главных шишек, что рулят нашей жизнью. Чем выше шишки, тем лучше. Совсем житья не дают, ни в прошлом, ни в будущем. Это ведь им невыгодно водородное топливо. Это ведь они на будущее свою прибыль рассчитывают. И за нас все давным-давно посчитали. Сколько нас будет и какой от нас им будет КПД и процент.
– Э, брат, да это уже насилие, – улыбнулся я сквозь веки, – почти терроризм.
– А хотя бы и теракт! – засмеялся водитель. – Они же над нами издеваются…
На этом баста. Я вырубаюсь прямо в машине. Благо Баталь не стал мне мешать.
Глава 6
Такси-Эльбрус
В субботнее утро в отеле «Эльбрус» творилась несусветная суета. Еще бы – событие международного масштаба! Вершители мира соизволили пообщаться с детишками, ведь дети – наше будущее! С самого утра по холлам и фойе бродили толпы аккредитованных журналистов, ожидая приезда президентов с супругами. Кто-то, чтобы не терять время даром, уже брал интервью у делегатов конгресса, кто-то высматривал себе жертву поколоритней среди вновь и вновь подходящих к ресторану «Седьмое небо» ребят.
И хотя Али по договоренности с Азамом, дабы не вызывать подозрений, надел на себя отглаженные белую рубашечку и фиолетовый галстук, вступать в переговоры с налетевшими на него журналистами отказался.
В ресторане его ироничный взгляд столкнулся со взглядом Анны.
– О, Али, доброе утро! Как ты себя чувствуешь? Врач тебе помог?
– Спасибо, мне уже лучше, – улыбнулся Али, проведя по проступившей на щеках взрослой щетине шелком галстука, отчего в его острых глазах вспыхнули искры.
Накануне, сказавшись больным, Али отвертелся от поездки в театр и вполне ожидал такого вопроса. К счастью, медбрат Халид его прикрыл, подтвердив плохое самочувствие и легкую простуду.
– А почему ты отказался от интервью?
– Не хочу светиться раньше времени! – опять спокойно улыбнулся Али, но вот глаза…
После завтрака Али поспешил спрятаться у себя в номере. Наступил последний день его недельного пребывания в стране тысячи и одной ночи, и именно сегодня должна была решиться его судьба. «Одно из двух, – говорил себе Али, – либо я похищу с помощью джиннов свою возлюбленную, либо погибну под пулями». И второй вариант ничуть не страшил Али, потому что он понимал: без Аллы ему жизни не будет.
Стараясь как-то скрасить минуты ожидания, Али достал из дорожной сумки уже тысячу раз перечитанную книгу о бабочках и забрался с ногами на кровать. С этой книгой Али никогда не расставался. Он уже выучил наизусть все виды бабочек и усвоил, какие из них ночные, а какие дневные, хотя раньше был уверен, что ночью бабочки не летают.
Вот PAPILIO GLAUCUS – дневная бабочка, из Северной Америки. У этой бабочки желтые крылья с черными полосами, поэтому ее называют тигровой. А вот ночная – ATTACUS ATLAS: причудливо изогнутый край переднего крыла по окраске имитирует змеиную голову. Это отпугивает многих насекомоядных. Али где-то читал, что когда в Америке день, то в Африке ночь. Так не является ли обманом само разделение бабочек на ночных и дневных? Ведь есть же PAPILIO ANCHISIADES – дневная черная бабочка, с темными пятнами на задних крыльях и белыми на передних.
Взять, например, дневную бабочку CETHOSIA BIBLIS, что водится в Индии и Пакистане. В состоянии покоя бабочка складывает крылья вертикально, тогда на них заметны полосы, очень похожие на арабскую вязь. Поэтому бабочку и назвали «библис», что означает "книга". А вот ночная бабочка CALIGO EURILOCHUS. Этих бабочек называют совками, так как крылья их украшены большими глазками, похожими на глаза совы в темноте. Али знал, что некоторые совки охотятся по ночам на бабочек, но смогут ли они в темноте на крыльях-листах «Книги судьбы» прочитать хоть что-то? Или им в чтении «Книги судьбы» помогают лунные бабочки с полумесяцами-саблями на крыльях зеленоватого ночного цвета и света?
А вот и бабочка траурница. От одного взгляда на фото траурницы Али стало противно. Но внизу живота снова предательски зашевелился червяк-гусеница. Все-таки он был молодым парнем, и природа вкупе с воспоминаниями о проведенной с проституткой ночи брали свое.
«Нет, с этой двуличностью души и тела, с этим животным желанием надо что-то делать, – в который раз подумал Али, – и сегодня либо я буду с Алей, либо умру».
Зачитавшись и замечтавшись о том, какова его книга судьбы, Али не заметил, как пролетело более часа. Условный стук, словно бой часов, напомнил ему о договоренностях с джинном. «Сейчас я открою дверь и увижу Азама, возможно, уже с моей возлюбленной».
Но в дверях вместе с Азамом стояло еще три парня, двое из которых были одеты в такие же, как у Али рубашки и бойскаутские галстуки – желтый, красный и зеленый. К рубашкам были прикреплены бейджи.
– Знакомьтесь, – сказал Азам, когда они прошли внутрь. – Это Али, а это Ирек, Баталь и Дженг. Они помогут тебе похитить твою ненаглядную.
– И это все? – удивился Али, направляясь за Азамом в ванную. Он видел, как много охраны нагнали в отель. А тут трое пареньков, не отличающихся особым телосложением.
– Нет, нас много! – улыбнулся Азам, взбираясь на уже поставленный к стене стул.
– Много – это сколько?
– Много групп, – улыбнулся Азам с высоты. – Сим-сим, откройся!
Он аккуратно пальцами снял с собачек-защелок вентиляционную решетку. Затем, просунув в отверстие голову и руку, вытащил оттуда за ручки-уши сначала один, а потом и другой баул.
В следующую минуту из сумок были извлечены оружие и бомбы. Ребята, скинув рубашки, помогли друг другу надеть пояса смертников и пуленепробиваемые жилеты. Из промасленных пакетов достали части разобранных автоматов и стали их спешно собирать.
Работали сосредоточенно и быстро, особенно не переговариваясь.
– Это тебе, – кинул Азам Али бронежилет и УЗИ. – Я оставляю тебя с ребятами. Главный здесь Баталь, его и слушайся.
Поместив один пакет в огромную супницу, а один на тележку под скатерть, Азам собирался уже присоединиться к основной группе, которая должна была прорываться в зал заседания через основной ход.
– Но ты не бойся, у нас есть еще несколько групп и несколько схронов, – успокоил он Али, обернувшись у дверей. – Так что похитим мы твою любовь, если не через эту, так через другую вентиляционную шахту, идущую из медицинского кабинета.
Азам исчез, а Али так и остался стоять в нерешительности, улыбаясь новым товарищам.
– Что уставился? – спросил Баталь, уже нацепивший на голову гондон с прорезями для глаз и рта. – Чего не так?
– А можно мне калаш? – попросил Али, глядя на Баталя. Он с детства умел обращаться с этим неприхотливым и незаменимым в пустыне автоматом повстанцев.
– Не вопрос, возьми мой, – сказал второй паренек в маске, кажется, его звали Дженгом. – Мне привычнее с УЗИ.
Прижимая к груди цевье автомата Калашникова, Али почувствовал себя увереннее, словно спрятался за деревом. Он видел пареня, которого Азам назвал Иреком, с оптической винтовкой. А вслед за тем надел на голову черную шерстяную шапку, чтобы спрятать лицо. Поступил так же и Али.
Вдруг Ирек подошел вплотную к Али и, пристально глядя ему в глаза, спросил, едва шевеля выступающими в прорезь губами:
– Не боишься?
Выглядело это все угрожающе.
– А чего мне бояться? – Али чувствовал, как от отверстия ствола, словно от дерева с вековыми кольцами, по телу расходится тепло уверенности.
– Не пойму, тебе-то зачем это надо? – спросил Ирек. – Это ведь уже не игра. Могут и убить.
– Может, я и иду на смерть, но мне уже все равно, – отвечал Али.
– А какой смысл? – не унимался Ирек.
– Скажи мне, а ты зачем тогда идешь на это, раз не видишь смысла? – ответил вопросом на вопрос Али.
– Я иду, потому что не могу отвернуться в последний момент и предать своих товарищей, – тихо, стараясь, чтобы его не услышали другие, ответил Ирек.
– А я, – тут же нашел, что ответить Али, – чтобы не предать и не отвернуться от своей любви.
О том, что любовь уже предана и что теперь он хочет искупить это свое предательство, Али умолчал.
– А мама, – не сдавался Ирек, – мама у тебя есть? Что она скажет?
– Что ты к нему пристал? – не выдержал и возмущенно встрял в разговор Баталь. – Хочет парень и идет. Отвяжись от него.
– Ну что? Посидим на дорожку! – предложил Дженг, когда все были в полной экипировке.
Все сели, и Баталь сложил руки бабочкой у лица, прося в молитве помощи у Всевышнего в нелегком деле. Его примеру последовали все остальные. И вдруг, глядя на руки, расправленные крыльями перед самым носом, Али увидел, как нервно дрожат его пальцы. Когда ребята собирали оружие и надевали амуницию, от волнения их отвлекал сам процесс сборов. А теперь, когда все было готово и они сосредоточились на предстоящей операции, их буквально затрясло. Али заметил, что пальцы Ирека и Дженга тоже подергивались, словно на ветру крылышки готовящегося к полету насекомого.
Молитва тянулась долго, и за это время Али почувствовал, как холод постепенно растекся по его телу, как его конечности налились тяжестью и перестали слушаться, словно отмирая. Он уже не ощущал ни рук, ни ног, и, казалось, ладони его, трепыхаясь, жили своей собственной жизнью. В этом трепыхании мальчику виделась будущая картина боя со взрывами, перестрелками и возможной смертью. От страха, охватившего Али, душа его съежилась в комочек, поднимаясь все выше и выше к горлу.
– Аминь, – заключил длинную молитву Азам, растирая по лицу и телу благодать трепета и страха.
– Аминь, – вторили ему другие.
– Аум, – сказал Али, чувствуя, как душа с этим звуком вырвалась из тела и вспорхнула под потолок. Сверху, словно обретя дар левитации, он увидел явственно всю комнату с обстановкой и новых товарищей-подростков, собравшихся совершить дерзкую акцию. И даже свое собственное тело, оставшееся сидеть на кровати. Ни страха, ни тревоги он в эту секунду не ощущал. От божественного дара летать Али стало легко и спокойно. Словно из банки-аквариума до его сознания донесся глухой голос Азама, возвестивший, что время не терпит и что пора потихоньку двигаться. Вентилятор-насос где-то в глубине воздуховода трепетал, распространяя вибрацию по всему зданию отеля. Али воспринимал его глухой и далекий звук и шестым чувством слышал, что сейчас в другой комнате Азам вместе с другими джиннами тоже готовится к операции.
– Пора! – резко встал с кровати Баталь.
– Ну что, полетели? – предложил Ирек.
И вот тело Али, словно потянувшись из последних сил за душой, переместилось вслед за другими из комнаты в ванную, вспорхнуло-вознеслось под потолок и проникло в вентиляционную шахту над душевой кабиной.
А потом был длинный темный коридор, и вдалеке – мерцающий свет в конце туннеля. И по этому туннелю, стараясь быть тише шума кондиционеров, гоняющих воздух, полз, упираясь в пятки Баталя, Али, вернее, ему казалось, что ползет только его душа, а остывшее от страха тело осталось в комнате. Баталь, ориентируясь по плану, иногда останавливался, потому что боялся что-то перепутать и проверял себя. Али хорошо знал этот путь и мог бы показать дорогу, несмотря на то, что сегодня он испытывал совсем новые ощущения.
Свет в конце туннеля приближался, и Али решил, что вот сейчас и произойдет необратимое перерождение. И хотя он думал о неминуемой метаморфозе много раз: и когда его пороли плетьми после пятничной молитвы, отчего кожа местами покрылась волдырями, а местами отслаивалась; и когда он через ноздри вобрал в себя божественную пыльцу «коки», а потом лежал спеленатый ногами, словно нитями куколки-траурницы; и еще утром, когда уже окуклился и выполз из кокона бессильной бабочкой на широкий подоконник, готовясь броситься вниз и покончить разом со всеми муками боли и стыда нового неизведанного состояния потерянной невинности, – только теперь он явственно чувствовал: наконец наступит его настоящее перерождение. Минутами ранее на перекрестке они разделились, чтобы по двое выползти к двум окнам – Али с Иреком, а Баталь с Дженгом. Подползя к решетке и выглянув в зал, Али увидел пышноволосую огненно-рыжую бестию Аллу. Она стояла под руку с мужем-стариком. И это был вызов.
Чтобы не смущать жен президентов, Алла встречала гостей без платка. Два дня назад, перед своим днем рождения, Аля решила поднять себе настроение с помощью кардинальных мер и перекрасилась в огненно-рыжий, почти красный цвет, и теперь копна горящих волос вздымалась волнами.
– Это она, – донеслись до Али слова Ирека.
– Да, – ответил Али, – это она, моя божественная Аля!
– Да, это она, – подтвердил Ирек, уже прикручивая к стволу глушитель, словно увеличивая длину сачка. – Это она, она. Она, великая грешница и святая, мать и дитя, обвиняемая и судья, жертва и палач, красавица и чудовище, тайный имам и последний халиф. Она тот, кто милует и казнит по своей воле и прихоти.
– Что? – не понял Али. Он видел с высоты в вырезе платья вздымающиеся белые полушария, схваченные ажурным каркасом твердого голубого лифчика, а еще он заметил в копне рыжих волос у самой макушки проблески седых волос – или это были блики света? Весь спектр горения свечи!
– Черт! – выругался Ирек, роняя оптический прицел. – Руки задеревенели.
– Что ты шепчешь? – опять не понял Али. – Я не слышу тебя.
– Я дерево, – твердил Ирек, не прекращая наращивать и разветвлять свой ствол глушителем и оптическим прицелом, – я точно дерево. Я чувствую, что на моей голове волосы шевелятся, как листья в кроне. Я слива, и эта сливовая плодожорка сожрет меня с потрохами, как огонь, если я не уничтожу ее прежде.
Али видел, как из вентиляционного окна под самым потолком показалось еще одно дуло. Спохватившись, он сам нацелил свой автомат на старика. Оставалось дождаться начала атаки. Крестик его прицела был нацелен на этот ходячий бочонок. «Сейчас я залью тебя кипящим маслом, похотливый разбойник, похитивший мою ненаглядную», – подумал Али.
Сердце билось – раз-два, раз-два. Он опять посмотрел на Аллу. Волна энергии, испускаемая костром ее волос и темечком, что пульсировало в самом центре огненного шара, дошла до Али. Он чувствовал, что уже не может удерживаться, что его тянет к этому сексуальному огню.
«Вот он, рай, – подумал Али, – райские кущи и луга, полные гяур с прозрачными телами». Ох, сколько бы он отдал, чтобы приблизиться и заглянуть в бездонные голубые глаза Али! Он уже чувствовал запах, идущий от ее волос, ощущал сладкий цветочно-фруктовый аромат ее духов. Волна жара накрыла его с головой, но к тому моменту он уже сам был перерожденной бабочкой-огневкой. Не взрывной огневкой, с такими же цветами горения – красным, синим, белым, а блеклой восковой огневкой, сливающейся с охрой стен и одержимой одним-единственным желанием: зажечься от огня Аллы и увидеть ее лик.
И тут взгляду Али помешало появившееся дуло. Взглянув на оружие соседа, он увидел, что винтовка нацелена на Алю. Он это понял только потому, что намеченная траектория пули из дула Ирека пересекалась с траекторией его уже готового сорваться тела.
– Что ты делаешь? – ударил по стволу Ирека Али. – В кого ты целишься?
– Да это же она, – продолжал в исступлении шептать Ирек. – Мы попали в этот капкан благодаря ей. Теперь она моя судьба, и я клянусь, если нам суждено погибнуть, она погибнет вместе с нами.
– Кто? – переспросил Али. – Что ты тут шепчешь, я не понимаю.
– Видишь, – сказал Ирек погромче, – вон там, в центре круга президентов, словно на скамье подсудимых, сидит девушка. Как в развязке детективного романа: все участники действа собираются в одной комнате, и детектив уже готов вынести приговор. Я знаю факты, я думал все ночь, я понял: это она заманила всех нас в эту западню. Все нити тянутся к ней и сходятся на ней. И убийство бомжей, и намечавшийся взрыв газопровода. Она тайный кукловод и скрытый имам всей операции. Я понял, – повторил Ирек, – все нити ведут к ней.
– А вдруг она жертва? – попытался возразить ошарашенный Али. – Всего лишь несчастная женщина и жертва обстоятельств?..
Но в следующую секунду, не дав закончить Али его мысль, в зале раздался хлопок взрыва, и из-за вентиляционной решетки напротив, махнув огненными крыльями, привлеченные светом Аллы, хлынули на сцену десятки огненных бабочек-однодневок.
Сквозь дым Али видел, как медленно, словно стебель, подкошенный стаей огневок, падает стоявший на их пути бугай охранник. Он видел, как, выламывая решетку, прыгнул на галерку из противоположной шахты парень в черной маске и рванулся вперед, в бой. И услышал выкрики: «Леха, держись» и «Леха, мы с тобой». А рядом Ирек нажал-таки на спусковой крючок. Если по-снайперски прищурить глаза, глядя на яркий свет, а потом нажать пальцем на курок, то своими руками можно оживить сотни бабочек-огневок, которые полетят, полетят, сбивая крыльями все на своем пути. И еще Али увидел, как несколько парней в черных масках, словно летучие мыши, высыпали из вентиляционных шахт вслед за огневками. По книге он знал, что для летучих мышей бабочки – любимое лакомство. Они охотятся на них по ночам в больших количествах, впрочем, не всегда удачно. Если бабочка с помощью ультразвука обнаружит мышей, то она имеет возможность заблаговременно спастись. Но металлоискатели и другие приборы наблюдения на этот раз не обнаружили летучих мышей-террористов, и Але ничего не оставалось делать, как метаться по сцене из стороны в сторону, пытаясь в последний момент увернуться от опасности.
Не чувствуя своего тела, Али сам готов был лететь на помощь возлюбленной и даже выбил в порыве из рук Ирека винтовку. Оружие тут же свалилось вниз, и Али увидел, как Ирек весь сотрясается, словно угодившее под шквалистый ветер дерево. Но уже в следующую секунду, будто оттолкнувшись от ветки этого дерева, Али сам, выпорхнув из укрытия, выпрыгнул на галерку и затем с ходу перемахнул через бордюр, устремляясь в небесно-голубые райские глаза Аллы. Он хотел только одного – очутиться возле Аллы раньше, чем другие бабочки-огневки, и попытаться спасти свою любовь и спастись сам.
Оставался один только нерешенный вопрос. Кто виновник, а кто жертва всей этой истории? Кто выживет и попадет в рай, а кто погибнет и сгинет в этом аду? Все в этом мире началось великим взрывом, все им и закончится, схлопнувшись огненными крыльями в один прекрасный момент в большом зале отеля «Эльбрус» в Петербурге. Можно ли предугадать исход боя при такой концентрации множества выстрелов пуль-точек-бабочек, каждая из которых представляет определенное состояние космоса? И может ли взмах крыльев бабочки в Северной Африке привести к буре в Северной Пальмире? Будет ли импульс от удара крыльями усиливаться, пока не вызовет смерч? И могут ли в мире, где все так взаимосвязано, совершенно незначительные возмущения опрокинуть любую систему в полный хаос?
В тот или иной момент времени планета развернет крылья-полушария всего лишь на одну сотую градуса больше или меньше в какой-нибудь точке, и циклон разразится здесь, а не там. Не так ли говорил Анри Пуанкаре еще до того, как Эдвард Лоренцо показал «чувствительность системы» к начальным условиям? К начальным условиям нереализованной любви, в нашем случае, когда «эффект бабочки» приводит к хаосу, где не может быть ни победителей, ни побежденных.
Эпилог
Доброе утро, страна
А утром в одиннадцатом часу, что слишком рано, меня разбудил – БАМ-БУХ! – не вкрадчивый мышиный звонок, а слоновий топот и барабанный бой в дверь. Секунду спустя я сидел на кровати и ничего не понимал – кто это так настойчиво ломится ко мне? Яумуль Ахад. Воскресенье первый день, так говорят арабы. Ибо Всевышний создал этот мир за шесть дней. Я знаю, что в воскресенье Он не отдыхал, потому что не знает усталости. Более того он сам создатель времени и пространства. По отношению к нему нет ни вчера, ни завтра. И ему нельзя приписывать человеческих качеств – мол, он расслабился. С этими мыслями я сидел на кровати, обхватив голову руками, чувствуя: мне тоже не удастся отдохнуть.
«Боже мой, – подумал я, – сколько же я спал? Уже саммит вовсю идет. Уже пол-одиннадцатого. Есть те, кто встает в восемь и работает строго до шести. Я не из них».
Стук и трезвон не утихали ни на миг. Подойдя к двери и взглянув в глазок, я понял, что смотреть в него небезопасно, как, видимо, и в подзорную трубу. С той стороны, на площадке, стоял Федор Сергеевич Бабенко. Да не один, а с автоматчиками-спецназовцами и суровыми дядьками в штатском. Целая лестничная клетка.
– Неужели началась война или всемирный потоп? – ругался я, распахивая дверь и запахивая халат. Видимо, действительно потоп. Перед моим лицом разверзшейся волной сверкнуло удостоверение сотрудника ФСБ, и толпа незнакомых мне людей хлынула в квартиру, в миг запрудив все комнаты.
– Что случилось? – спросил я, но был вежливо отодвинут в сторону.
– Захват здания, – сказал один из цепочки входящих. – Извините, но мы по законам чрезвычайного положения вынуждены временно конфисковать вашу квартиру. Здесь будут располагаться наш наблюдательный пункт и штаб.
– В чем дело, какой штаб?
– Ваши окна как раз напротив Большого зала отеля, – сказал ФСБ. – Экстренная ситуация. У вас есть полчаса, чтобы одеться и взять самое необходимое… Вас отвезут в номер гостиницы, который мы забронировали и оплатили.
– Что случилось, – не понимал я, – в конце концов кто-нибудь мне объяснит?
– Теракт, папаша, теракт, – похлопал меня по плечу молодой парень в штатском, которого, как выяснилось вскоре, звали Васей. – Ну и детишки сейчас пошли, совсем оборзели и страх потеряли!
– А, понятно, – кивнул я, еще до конца не осознав, что произошло, и сразу не узрев мистического совпадения.
«Но там же Аля! – вдруг дошло до меня. – И, возможно, Мурад!»
– Неизвестные террористы, подростки захватили участников конгресса, – пояснил мне агент 008. Все же мы были знакомы.
– Но зачем? Каковы их требования?!
– Пока ничего неизвестно. Но, кажется, они требуют переписать коммюнике о помощи странам третьего мира и увеличить эту помощь в сотни раз – это их основное требование.
«Что за глупость? – подумал я. – Зачем им это надо? Раньше, захватывая заложников, требовали мешок денег для себя и самолет». А сам почему-то схватил кусок мешковины и начал стряхивать хлебные крохи со стола и подоконника. Ужасно неудобно, когда кто-то врывается в твою квартиру, а там не прибрано. И нужно срочно навести хоть какой-то порядок.
– А это что? – остановил мою руку человек в штатском прямо у валяющегося на столе бэйджика, позволяющего пройти в гостиницу: я там иногда обедал. Он, видимо, решил, что я суечусь специально, пытаясь замести следы.
– Пропуск, – спокойно ответил я.
– Откуда он у вас? – с подозрением зыркнул на меня один из сотрудников ФСБ.
– Хозяин гостиницы – мой свояк.
– Вы не будете возражать, если мы пока попользуемся вашими бытовыми приборами? – подоспел с вопросом Федор Сергеевич. – Чайником, Интернетом, кофеваркой и телефоном. Все, разумеется, потом будет оплачено.
И только, когда я уже был выведен на улицу и посажен в служебную машину, до меня дошло: моя квартира никакой не штаб, а снайперская точка. Из моей квартиры будут целиться в детей, и я, стряхивая крошки с подоконника, как бы готовил место для кукушки. Ужасно стыдно.
Кукушка, кукушка, может ли человек разрушить за неделю или один выходной то, что Всевышний создал за шесть дней? Я боялся, что меня, возможно, уже не выпустят из «забронированного номера». Стоит им открыть мой компьютер и увидеть мои тексты, они могут принять меня за организатора теракта, за тайного меддаха, за скрытого имама, и пожизненно усадить в тюрьму.
Из работавшего в машине радиоприемника вслед за песней «А утром их заберет ангел-самолет» на музыкальной развлекательной волне раздались тревожные позывные, и в экстренных новостях ведущая рассказала, что террористы, захватившие здание гостиницы, заявили, что они мстят взрослому миру за «Норд-ост» и Беслан и что уже есть первые жертвы. Но пока неизвестно, кто и сколько.
– Какой ужас! – Я попросил высадить меня на проспекте. На свежем воздухе голова лучше работает. Только тут до меня дошло мистическое совпадение. Это же я писал роман о подростках, собиравшихся захватить гостиницу «Эльбрус». Это в моих текстах как раз идет речь о нападении на президентов в том самом отеле.
«Как же так получилось, что мой вымысел вдруг оказался реальностью? А может, мои герои просто вышли из повиновения своему автору-демиургу? – лезут мне в голову довольно банальные мысли. – Как там бывает в процессе написания романа? Примерно до середины ты тащишь роман, придумываешь персонажей и их характеры, а потом в какой-то момент роман начинает вести, везти и волочить тебя самого на пузе, даже если ты упираешься ногами и руками. С середины романа уже твои герои управляют тобой, берут тебя в заложники. Потому что все в этом мире взаимосвязано. Потому что Бог присутствует в каждую секунду в каждой точке. И мой Ирек влияет на меня не меньше, чем я на него.
И то, что я собирался писать совсем другой финал, хотел дать своим ребятам шанс на спасение, ничего уже не значит. Они сделали свой выбор. И сделали его вполне осознанно в соответствии с заложенными в них характерами и взглядами.
А может, все дело в том, что где-нибудь в темных закоулках моей души жил этот несчастный террорист Ирек, герой-одиночка, который получил шанс и вышел на страницы романа, вырвался из подсознания и стал бесчинствовать. Он олицетворяет мою вторую, скрытую, сущность, мои низменные инстинкты, мое стремление к свободе без ответственности. Но не бывает абсолютной свободы, как не бывает свободы без ответственности, к чему так стремятся асоциальные писатели вроде меня».
Оглушенный происходящим, я зашел в гипермаркет, в отдел бытовой техники. Я смотрел на сотни экранов, показывающих одно и то же: щуплых мальчишек-подростков, делающих перед камерами заявление, – словно я находился не в салоне, а в каком-то штабе или операторской. Человек восемь или девять: кто-то сидел, кто-то стоял за стульями, как на групповом фото. Только их лица были спрятаны под черными масками с прорезями для глаз и губ. В руках они держали автоматы, а один, стоя на колене, распростер перед собой знамя с надписью «ХУШ». Губы сидевшего в центре шевелились чаще. Время от времени начинали синхронно шевелиться губы всех остальных. Я не слышал, о чем поет этот молчаливый хор, потому что звук в пустом зале салона был выключен, что мне очень напомнило заключительную сцену оперы «Мадам Баттерфляй».
Заявление подростков прервали кадры, снятые в гостинице и возле нее. Информационно-новостные каналы мира отменили развлекательные программы и не показывали других передач, кроме прямой картинки с неудавшегося саммита. Казалось, весь мир в эти минуты был настроен на одну волну, а репортаж с места события ведет тайный имам, засевший у меня в душе.
Нужно что-то предпринять, решаю я, нужно срочно взять всю силу-волю в кулак и попытаться спасти ситуацию. Если я изначально оказался связанным с этим захватом, надеюсь я, то вполне возможно, что я еще смогу повлиять на происходящее. Нужно вернуться в штаб и попробовать связаться с Алей, Мурадом или террористами. Нужно попытаться их спасти.
Я чувствовал ответственность за Мурада, и за всех подростков, и за свою племянницу. Ведь это я посоветовал ей выйти замуж за богатого старика-миллионера и переехать в Питер. Почему я еще вчера, после рассказа Али об авантюре, в которую ее втянули, и о ее страхах, не пытался сразу что-то предпринять?
Но, к моему сожалению, было уже слишком поздно. Агент 008 вышел ко мне и закричал в ответ на мои требования связаться с Алей и отвести меня в отель в качестве переговорщика:
– Нет, нет! Мы не можем с ней связаться! Она не берет трубку! И вообще это не ваше дело!
– Это мое дело! Я пойду к ним сейчас! – кричал я. – Прикажите меня пропустить! Я сумею ее спасти, я сумею убедить этих мальчишек отступиться! Поверьте мне! Разрешите мне первому пойти на переговоры! Я преподаватель, я знаю подход к детям, у меня есть к ним ключ!
И тут к нашему спору присоединился генерал Константин Георгиевич Бабинов.
– Как вы это объясните? – Он держал в руках распечатку пошагового плана захвата гостиницы из моего компа.
Я было собирался объяснить, что это всего лишь план романа, но по взгляду старика КГБ понял всю бесперспективность моего объяснения.
– Каким образом вы связаны с террористами? – спросил генерал. – Вы родственник владельца гостиницы, вы преподаватель одного из студентов, что захватили здание? Вы их тайный руководитель? Мы нашли у вас подзорную трубу, вы наблюдали за отелем? Как вы все это объясните?
Я молчал, мне нечего было сказать в оправдание. Я молчал и думал о том, что же теперь с нами со всеми будет. Этих ребят упекут на долгие годы в тюрьму. И они, имевшие призрачные шансы на хорошую судьбу, лишатся даже их. Чтобы сделать из мальчишек разбойников, им приклеят ярлык мусульманских террористов-экстремистов. Хотя на их месте мог бы быть любой недовольный своим социальным положением питерец, в темных трущобах, в подвалах и чердаках души которого жил терроризм.
А меня тоже упекут на долгие годы. Надо же будет спецслужбам как-то объяснить и свалить на кого-то умного и хитрого случившийся провал. Не на несмышленых же мальчишек все сваливать.
Ну и пусть, сам виноват. Я готов взять ответственность. Кто-то же из взрослых должен взять на себя ответственность за несформировавшихся в социальном плане беспризорных детей. Будет время хорошенько разобраться, сидя в темной камере наедине с самим собой, в самых темных уголках своей души.
– Вы подозреваетесь в организации и подготовке теракта, – заявил сразу КГБ. – Признайтесь, вы берете на себя ответственность за все происходящее?
– Да, беру, – говорю я с таким чувством, будто где-то исподтишка в темной подворотне или закоулке снимаю телефонную трубку и звоню, чтобы как руководитель взять ответственность-славу за такую-то террористическую группу. Я в белых перчатках, чтобы не замарать руки, не оставить отпечатков и выйти чистеньким из страшной игры-заварушки.
– Да, беру, – заявляю я. – А вы?
Читать бесплатно другие книги:
