Ближе к воде. Удивительные факты о том, как вода может изменить вашу жизнь Николс Уоллес
Как ученому и автору мне много раз приходилось как испытывать приливы творческого вдохновения, так и в деталях анализировать события и результаты. Поэтому я могу уверенно утверждать, что вода помогает в обоих этих случаях.
Еще в 1951 году психолог Дональд Винникотт говорил о творчестве как о явлении, имеющем место в «пространстве между внутренним и внешним мирами» [17]. Если, как утверждала писательница Александра Эндерс, творчество «включает в себя память, воображение, цель и любопытство, но существует и в реальном мире» [18], то для каждого художника жизненно важно найти пространство и условия для получения доступа к вдохновению.
В городе Санта-Крус, недалеко от того места, где я живу, есть небольшая гостиница Ocean Echo, расположенная прямо на пляже. Собственно говоря, в ней нет ничего особенного — номера здесь в лучшем случае просто практичные, — если не считать океана, который находится буквально в нескольких шагах от отеля. По словам владельца гостиницы, его клиенты, музыканты и писатели, регулярно приезжают из Сан-Франциско и Лос-Анджелеса, для того чтобы неделю или две пожить здесь, на пляже. Для них возможность побыть вдали от привычного окружения, рядом с водой — водой, которую можно слышать, видеть и ощущать, — это шанс очистить разум и снова войти в творческое состояние. «У большинства людей… наверняка найдется пара мест, где они чувствуют себя словно в особом измерении, — пишет Уинифред Галлахер. — Каждый художник точно знает, при каких условиях и благодаря каким ритуальным действиям ему легче всего войти в состояние вдохновения и оставаться в нем [19]. Такие места обеспечивают творческим людям базу, якорь, входную точку в мир творчества — возможно, потому, что вода и сама есть не что иное, как поток. Многие художники находят такие места у океанов, озер, рек, ручьев и прудов (яркий пример — Генри Дэвид Торо[65])».
Исходя из вышесказанного, мне вовсе не кажется случайностью, что многие великие художники выросли в непосредственной близости к воде: в Провинстауне на Кейп-Коде, в Монтауке, французском Живерни или британском Корнуолле. А политик Бенджамин Франклин, поэт Эдмон Ростан и писатель Владимир Набоков часто лежали в ванне, когда писали [20]. Автор и лауреат Букеровской премии Хилари Мантел признается, что если при написании книги у нее не идет дело, она принимает душ [21]. А известному американскому неврологу и нейропсихологу, автору ряда популярных книг Оливеру Саксу помогают справляться с писательским ступором долгие ежедневные заплывы в проливе Лонг-Айленд [22]. «Есть в пребывании в воде и плавании нечто, что как ничто другое улучшает мое настроение и заставляет мысли двигаться быстрее, — пишет он. — Когда я плаваю назад-вперед или накручиваю круги в озере Джефферсон, теории и истории сами собой сочиняются в моей голове, придумываются предложения и абзацы, и мне то и дело приходится вылезать на берег и записывать очередную мысль или идею» [23].
Известный американский поэт, драматург и натурфилософ Робинсон Джефферс камень за камнем возводил свой знаменитый дом «Тор-хаус» в прибрежном Кармеле. А чилийский поэт Пабло Неруда, в течение тридцати трех лет время от времени живший на океанском побережье Чили, написал, что на пляжах города Исла-Негра посещал «университет волн».
В 2014 году художник и кинорежиссер Джулиан Шнабель в радиопрограмме Free Thinking телеканала BBC сказал Филиппу Додду, что «свобода серфинга… непохожесть… причина, по которой люди тянутся к нему и занимаются им, заключается в том, что благодаря этому они могут добраться туда, куда им не добраться никаким другим способом. В нем есть какое-то невероятное освобождение. Если в течение многих лет наблюдать за разными серферами… заметно, что у каждого из них свой стиль — такой же, как у живописцев, актеров, поэтов… Серфинг вообще-то не спорт… а образ жизни» [24]. Это ритмичная, четко структурированная симфония в исполнении всплесков волн, камней и гальки. Это до мелочей изученные отмели, сужающиеся в таинственные бездны.
Вода одновременно и мать, и любовница, она убивает и дарит жизнь, она дает и отбирает. Именно эта бесконечная переменчивость, изумительность и внезапность постоянной смены цветов и настроения так сильно влечет художников, музыкантов, писателей, режиссеров и мыслителей. Вода освобождает спрятанного в нас раскованного ребенка, выпуская на свободу творческий потенциал и любознательность.
Вода как муза
Океан трогает сердце, пробуждает воображение и приносит вечную радость душе.
Вайланд[66]
Примерно год назад мы с дочерью Грейс поехали в мой родной Нью-Йорк навестить мою двоюродную сестру Джулию. Мы отправились в Ред Хук, промышленный район Бруклина, расположенный неподалеку от Манхэттенского моста. Прогулявшись вдоль берега в направлении Бруклинского моста, мы зашли в студию Рэна Ортнера, чтобы полюбоваться его огромными холстами с изображением океана — размер некоторых полотен достигает двух с половиной метров в высоту и почти десять в ширину.
Рэн пишет только океан. На его картинах вы не увидите мостов, зданий, лодок, людей и животных — только волны, переданные художником с таким правдоподобием, что сначала может показаться, будто это не масляная живопись, а фотография. Раньше я находил некоторую иронию в том, что окна студии Рэна не выходят ни на какую воду, а вокруг совсем нет никакой воды, которая вдохновляла бы художника на подобное творчество. Но когда мы с Грейс и Джулией вошли внутрь, я понял, что Рэн и без этого сумел воссоздать океан во всем его величии. Его картины производят такое же впечатление, как и сам океан. Некоторых людей они поражают до слез. Очень многие испытывают здесь благоговение и желание на какое-то время задержаться у потрясающих работ художника. Вот почему в самом центре зала, как раз там, где он так нужен, стоит большой удобный диван!
Если спросить Рэна о его искусстве, он ответит: «Я пишу океан и — точка. Почему? Потому что я его люблю. Точка». А если вам повезет убедить художника рассказать о своем творчестве подробнее, то вы услышите что-то вроде: «То, что вы видите на картинах, абсолютно точно передает чувства, которые вызывает у меня океан. Из этого древнего организма исходит какая-то пульсирующая энергия, словно некий метроном непрерывно отстукивает текущие мгновения», или: «Я подумал, как было бы здорово, если бы я смог перенести на холст хоть частичку того, что ощущаю при взаимодействии с океаном». По словам Рэна, он хочет, чтобы его картины оказывали моментальный, безотлагательный эффект, чтобы они были тем, что Кафка назвал «топором для замерзшего моря внутри нас»[67] [25]. Услышав все это, понимаешь, почему, откинувшись на спинку дивана в студии Рэна, чувствуешь огромный эмоциональный и интеллектуальный подъем.
Многие другие художники, чьи работы я видел или о которых читал, испытывают такое же желание использовать воду как средство передачи своего видения и интуитивной связи с окружающими людьми. В последние несколько лет нейробиологи начали изучать психофизиологическую основу реакции человека на искусство и красоту. Это направление науки называется нейроэстетикой. Исследователи обнаружили, что в момент восприятия чего-нибудь с эстетической точки зрения в структурах мозга, отвечающих за восприятие, удовольствие, принятие решений и эмоции, происходят определенные нейрохимические процессы [26]. Однако если подумать, становится ясно, что красота и искусство относятся к субъективным переживаниям, «закодированным» в мозге человека его культурным и личным прошлым. «Потребность в красоте, возможно, и универсальна, но представления о том, что это такое, конечно, различаются, — пишут Бевил Конвей и Александр Рединг в отчете к своему исследованию в области нейроэстетики, проведенному в 2013 году. — Красота… равно как и большинство перцептивных[68] реакций, сложнейшим образом варьируется в зависимости от контекста, степени погружения, внимания, связи и прочих факторов…» [27].
Ученые, занимающиеся нейроэстетикой, пока не установили, как именно создается конкретное восприятие красоты и искусства в мозге человека, но большинство из них сходятся на том, что оно определяется тремя компонентами: перцептивным, когнитивным и аффективным (или эмоциональным). Перцептивные процессы — это процессы отражения предметов и явлений при воздействии любого раздражителя (зрительного, слухового и прочих) на органы чувств, а когнитивные процессы подразумевают осмысление полученных таким образом сигналов. Правда, каждый раз, беседуя с художниками, я убеждаюсь, что самым главным они считают эмоциональный эффект своего искусства [28].
Мой друг Халси Бургунд создает аудиоколлажи из музыки и голосов людей, рассказывающих об океане. Хореограф Джоди Ломаск ставит мультимедийные представления под названием Okeanos в музее-аквариуме Монтерей Бэй в Сан-Франциско. В них танец соединяется с выступлением воздушных акробатов, видеопроекциями подводного танца, элементами океана и интерактивными беседами с экспертами — и все это делается для того, чтобы продемонстрировать зрителю «потрясающую жизнеспособность морских глубин». Писатели и поэты — от Гомера до Мелвилла, от Твена до Конрада, от Кольриджа до Мэри Оливер и Лизы Стар, — использовали образ воды в качестве фона и связующего звена в своих рассказах, романах, поэмах и стихах, успешно вовлекая читателей в переживания и впечатления, которые дарят океаны, реки и озера. Скульптор Тео Янсен создает кинетические скульптуры Strandbeests, которые перемещаются по пляжам Голландии под действием ветра и других природных сил. Фотографы Карен Глейзер, Брайан Скерри и Нил Эвер Осборн запечатлевают потрясающие мгновения времени и света на своих снимках животных и людей в воде или рядом с ней. Все эти люди стараются донести до других хоть малую толику того, что чувствуют сами, контактируя с водой.
Конечно, художников вдохновляют самые разные вещи. Одни едут в Санта-Фе за видами неба, другие в Нью-Йорк за энергией, третьи в Алжир за сенсорной перегрузкой, четвертые в Париж за настроением. Но если говорить о мире природы, то здесь бесконечное разнообразие и глубина (иногда страшная) водной стихии обладает вдохновляющей мощью, не имеющей себе равных. Ее внутренняя сила достигает поистине метафизической, энной степени, и потенциал для творчества и решения проблем, который она в себе несет, вполне естественно, сопоставим с ней.
В конце концов, что такое творчество, если не форма оптимизма и ощущение, что невозможное возможно?
Претенциозные и сентиментальные [29]
Акт творчества заключается в том, чтобы забросить сеть человеческого воображения в океан хаоса, над которым мы зависаем, и попытаться выловить из него идеи.
Теренс Маккенна, писатель и философ
Моя сестра Джилл Хой и ее покойный муж, профессор кафедры искусств Гарвардского университета Джон Имбер, провели полгода на берегу моря в городе Дир Айл. Много-много тысяч часов, проведенных рядом друг с другом, они писали у воды картины. Они и познакомились здесь же более двадцати лет назад. Джилл часто привозили сюда в детстве отдыхать и писать море (наш отец специально купил у бывшего капитана дальнего плавания дом в деревне), а Джон приезжал на остров летом писать пейзажи. Джилл и Джон видели воду совсем не так, как мы. На ее поверхности, в ее глубинах они видели линии и цвета, формы и узоры, о существовании которых мы даже не подозревали — до тех пор, пока они не открыли нам на них глаза.
Многие люди влюблены в побережье и океан так же сильно, как Джон и Джилл. Иногда им хочется надолго запомнить это чувство, и они покупают картину, увозят ее с собой, вешают на стену и снова и снова смотрят на цвета и свет в красках, которые Джон или Джилл наложили на холст, рисуя на берегу моря. Каким-то непостижимым образом каждый продуманный художником мазок кистью, соединенный с его реагирующим на свет мозгом, отразившийся от воды и прошедший через два его глаза, способен сохранять в себе магию океана, страсть художника и трогать сердце смотрящего на картину человека на расстоянии многих километров и через сотни лет с момента ее написания [30]. Возможно, это происходит потому, что вода присутствует в историях о сотворении человека в разных религиях мира, а может, потому, что она податливая, изменчивая, мерцающая, а ее глубины темны и непроницаемы, этот образ часто служит метафорой для обозначения творческого процесса. Как отмечает профессор экологических исследований Вермонтского университета Патриция Стоковски, водоемы — океаны, ручьи, реки, бассейны, фонтаны — используются как «доминантная характеристика всех форм артистизма и художественного выражения» [31]. Образами воды передают смерть и рождение, уничтожение и развлечение, бездонную могилу и безопасную гавань. В психологии вода используется как метафора бессознательного состояния и эмоций. (Психологи могут ни словом не упоминать о воде в своих работах, но только посмотрите, на скольких обложках психологических книг в том или ином виде она присутствует.) Изображение воды символизирует героический подвиг, движение времени, путешествие в подземный мир, просвещение молодежи и возвращение стариков в родной дом. «Возможности воды в передаче метафорического смысла практически безграничны. Эта жидкость наполняет внутренние и внешние пространства нашего воображения, — пишет австрийский философ Иван Иллич. — То, что она говорит человеку, отражает особенности конкретного возраста, поколения. То, что она, как нам кажется, выявляет и разоблачает, скрывает таящееся в ее глубинах» [32].
Метафоры и аналогии чрезвычайно важны для нашего понимания мира и правильного с ним взаимодействия. Дуглас Хофштадтер, профессор когнитивных и компьютерных наук из Индианского университета, и Эммануэль Сандер, психолог из Парижского университета, пишут, что аналогии:
представляют собой отнюдь не необычные когнитивные феномены, а самые обычные, будничные явления, вырабатываемые нашим мозгом по несколько раз каждую секунду, и именно благодаря им человек ориентируется в окружающем мире. Поиск аналогии предполагает выявление важного, но зачастую скрытого сходства между двумя ментальными структурами: одной уже существующей в нашем мозге и отражающей определенный аспект нашего прошлого опыта, хранящегося в нем в строго организованном порядке; второй — только что созданной и представляющей собой какое-то новое обстоятельство в нашей жизни. В сущности, правильная аналогия позволяет человеку воспринимать и интерпретировать что-то новое так, будто это ему уже знакомо. Если вы готовы проигнорировать поверхностные характеристики и сосредоточиться на общих свойствах, то сможете воспользоваться прошлыми знаниями и тогда, когда столкнетесь с тем, с чем прежде никогда не имели дела [33].
Как известно, язык как средство выражения смысла имеет пределы, а метафора и аналогия, несмотря на некоторую их ограниченность, помогают нам лучше понимать друг друга. Особенно это касается новых ситуаций, с которыми мы сталкиваемся в жизни: для того чтобы навесить на новое явление ярлык или метку, нам нужно проигнорировать некоторые его детали, воспользовавшись абстрактной аналогией [34]. Дэвид Хавас, директор Лаборатории речи и эмоций из Висконсинского университета в Уайтуотере, и Джеймс Мэтисон из Школы когнитивных наук при Гемпширском колледже отмечают: «Язык способен влиять на эмоции, даже если в речи отсутствуют ссылки на эмоциональные состояния. Например, прочтение предложения с очевидным позитивным смыслом (например, „Поход в аквапарк в жаркий летний день освежает“) вызывает мимическую реакцию, эмоционально с ним согласующуюся (улыбку), тогда как предложение с негативным подтекстом побуждает читателя нахмуриться» [35].
Абстракция способна оказывать мощный когнитивный эффект. Несколько лет назад исследователи изучили, как наши впечатления и решения зависят от сопутствующих тактильных ощущений, то есть как они меняются, когда мы держим в руках определенные предметы или дотрагиваемся до них. Влияние нашей метафорической базы оказалось очевидным:
Шесть экспериментов однозначно показали, что фактура предметов, которые люди держали в руках — например, тяжелые или легкие планшеты-блокноты — трудность или простота решаемых головоломок, прикосновение к твердым или мягким предметам на неосознаваемом уровне влияли на впечатления и решения, формируемые ими в отношении других людей и ситуаций. Например, если в руках у менеджера был тяжелый предмет, претендент на вакантное место казался ему более перспективным; шершавая поверхность вещей усложняла бытовое общение, а твердые предметы повышали сложность переговорного процесса [36].
А что полностью противоположно шершавому и твердому? Конечно же H2O в жидком состоянии.
Только подумайте: оказывается, прикосновение к твердому предмету снижает уровень интеллектуальной и психологической гибкости. А что это может означать с точки зрения творческого мышления и поиска новых креативных решений? В некоторых случаях, чтобы добиться нужного ответа, нам не обойтись без воды.
Но погодите! Я знаю, что вы могли сейчас подумать: «Значит, если у меня не получается продать покупателю свой товар, нужно пригласить его в джакузи, что ли?!» (Я ответил бы на это так: «Ну конечно!». Но ведь я живу в Северной Калифорнии, так что со мной все ясно, не так ли?) Наверное, нет. Как часто бывает, если при взаимодействии с кем-то проблема не решается немедленно, считай, что все пропало? Неотложная медицинская помощь или военные действия — немногочисленные случаи, когда на карту поставлена человеческая жизнь. Однако и во многих бытовых ситуациях четкое и сиюминутное взаимодействие и сотрудничество очень важны, например на кухне ресторана. Здесь вы не можете вести себя так же, как, скажем, при попытках объяснить своей дочери, почему она не может потратить карманные деньги на игровую приставку Xbox.
К сожалению, все свои взаимодействия мы интерпретируем так, как диктует нам Красный разум, — и то же самое делаем с электронной и голосовой почтой, во время «ночных бдений» на работе, на распродажах и во многих других ситуациях. Чем выше ставки, тем усерднее мы стараемся заключить сделку по наилучшей в настоящий момент цене. Вспомните об одном из наибольших ваших разочарований на переговорах. Были ли они действительно такими важными, как казалось тогда? Разве все получилось бы хуже, если бы вы сказали другой стороне о том, что хотите сделать перерыв и вернуться к обсуждению позже? Не был бы результат хоть чуточку лучше, если бы в это время вы посидели в ванне, сделали несколько кругов в бассейне или постояли на мосту, слушая долетающие снизу звуки реки? Готов биться об заклад, что он был бы лучше — не в том смысле, что вы непременно достигли бы соглашения, а в том, что даже если бы этого не случилось (а иногда такой исход бывает наилучшим), то вы все равно чувствовали бы себя в большей гармонии с самим собой.
Очевидно, мне не нужно упоминать о том, что упомянутая выше проблема с приставкой Xbox по важности стоит в самом конце списка. Договоры о контроле над вооружением, выкуп компании, разрешение трудовых споров — во всех этих случаях многое зависит от того, сумеете ли вы стимулировать свою креативность и стать более гибким.
Так какова же наибольшая выгода от своевременной поездки в бассейн? И какую цену мы платим за то, что не делаем этого?
Я согласен (с собой)
Люди на редкость хорошо умеют находить аргументы в пользу того, во что верят, и весьма скептически относятся к любым фактам и теориям, идущим вразрез с их убеждениями. Практически никакие факты и цифры не могут заставить их передумать, ведь каждый раз, когда доказательства противоречат их мнению, в мозге активируются не логические цепи, а эмоциональные [37]. Такое отсутствие гибкости гарантированно ведет к неверным решениям и в значительной степени ослабляет творческий потенциал. Дэниел Гоулман утверждает, что «новая ценность появляется из первоначального обобщения, в результате объединения идей новым, неожиданным способом, а также благодаря умным вопросам, способным разблокировать неиспользованный потенциал» [38]. Однако характерная для нас предвзятость препятствует этому, решительно отвергая любые поступающие данные, которые не согласуются с устоявшимися, привычными выводами.
А что, если мы применим силу аналогии и метафоры, для того чтобы избавиться от этого фильтра предвзятости и вызвать тем самым к жизни свою креативность? Один из наиболее тесно связанных с творческим мышлением образов — это, без сомнения, поток. «Данный термин метафорически описывает суть творческой мысли, — пишут Майкл Слепян из Университета Тафтса и Налини Эмбади из Стэнфордского университета. — Например, творческая мысль часто противопоставляется аналитической, которая далеко не такая гибкая и намного более конкретная, тогда как поток может с легкостью двигаться в нескольких направлениях. А способность легко и свободно развивать сразу несколько идей имеет для творчества первостепенное значение» [39].
Эти двое ученых провели потрясающий эксперимент. Группу добровольцев попросили перенести на кальку два практически одинаковых изображения. Отличие было в том, что один рисунок состоял из плавных кривых, для обведения которых требовались плавные движения руки, а второй — из прямых линий, требующих более жесткой, негибкой техники копирования. (Представьте себе, что вы рисуете сначала круг, а затем шестиугольник — приблизительно такое задание, только с более сложным фигурами, было дано испытуемым.) Сразу после якобы завершения эксперимента (участникам сказали, что он проводится лишь с целью исследования зрительно-моторной координации) людей попросили за одну минуту придумать как можно больше творческих способов использования газеты. В результате те из них, которые обводили плавные рисунки, предложили существенно больше вариантов, чем остальные. На этом Слепян и Эмбади не остановились. Они повторили эксперимент с использованием ряда других тестов — например, после копирования картинок просили участников решать математические задачи. Но и на этот раз люди, обводившие рисунок с плавными линиями, показали гораздо лучшие результаты, чем те, кто работал с прямыми линиями [40].
В своей книге Mental Leaps: Analogy in Creative Thought («Ментальные скачки: аналогия в творческом мышлении») когнитивные психологи Кейт Холиоак и Пол Тагард продемонстрировали мощь аналогий в процессе решения проблем, принятия решений, объяснений и контактов с другими людьми. И что неудивительно, тема волн там возникает очень часто. «Образ волны прошел путь от аналогии, привязанной к конкретному примеру, то есть от волны на воде, до абстрактной категории, которая применима к широкому спектру ситуаций, предполагающих равномерное распространение паттернов и моделей», — пишут авторы [41]. Плавные линии, проводимые карандашом, вызывают в памяти глубокие реакции, пробуждаемые реальными волнами. Это кажется невероятным, но именно так работает потрясающий Голубой разум.
Жесткое и грубое на ощупь ведет и к психологической жесткости, а также снижает креативность; прямое и твердое уменьшает творческий потенциал и эффективность интеллектуальной деятельности. Расходящаяся рябь проникает в искусство и науку. Это блеск просвещения и озарения, откладывавшийся в нашем мозге на протяжении многих тысяч поколений. А еще это наглядный пример того, насколько чувствительно психофизиологическое устройство нашего мозга, если даже такие слабые аналогии оказывают на него столь заметное воздействие. Эти овеществления и их подсказки — тактильные, графические или семантические — похожи на капли дождя в пустыне ординарности.
Ченнелинг[69]
Как мы уже обсуждали, пребывание на воде, в ней или рядом с ней, проникающее и насыщающее все наши чувства, успокаивает гиперактивный разум. Происходит это из-за использования эволюционно древнейших нейронных «карт» и связанных с ними нейрохимических реакций. Кроме того, это помогает человеку входить в состояние, неслучайно названное еще одним «водным» термином, — в состояние «потока», благодаря которому мы получаем доступ к пассивному, подобному сну, режиму работы мозга, одновременно восстанавливая способность фокусировки и выполнения когнитивных и творческих задач с большей легкостью. Вода вдохновляла некоторые из величайших искусств прошлого, вдохновляет она и многие авангардные произведения современного искусства. И вся эта оптимальная деятельность нашего мозга может начаться с одного-единственного взгляда в окно или прогулки по берегу.
Эффект аквариума
Ранее мы обсуждали, что, согласно результатам исследований, вода может оказывать мощное восстанавливающее воздействие даже косвенно. Ученые доказали, что природные пейзажи — как реальные, наблюдаемые через окно, так и написанные на холсте маслом — помогают пациентам чувствовать себя лучше и быстрее выздоравливать [42]. Ряд исследований о влиянии больничного сада на процесс выздоровления продемонстрировал, что пациенты, имеющие возможность лицезреть виды природы — то есть которые могут гулять по саду или просто любоваться им из окон палаты, — испытывают значительно меньший эмоциональный стресс и менее сильную боль по сравнению с остальными [43]. В ходе одного любопытного эксперимента больные, восстанавливавшиеся после операции на сердце, разглядывали одну из трех картинок, которые исследователи вешали на спинки их кроватей. На первой картинке была изображена лесная чаща, на второй — море, а третья представляла собой абстрактную графику (или же это был чистый белый лист бумаги). В полном соответствии с результатами других подобных исследований всем пациентам, которые любовались пейзажами, требовалось меньше обезболивающих. Но что особенно интересно, уровень тревожности у больных, которым досталось изображение моря, был существенно ниже, чем у тех, кто смотрел на лесную чащу [44, 45].
Помимо этого, ученые доказали, что наблюдение за водой и рыбой в аквариумах тоже понижает стресс и повышает настроение. В рамках исследования, проведенного в Национальном морском музее-аквариуме в Плимуте, экспериментаторы отслеживали показатели артериального давления и частоту сердечных сокращений, а также меру расслабленности и настроения (уже по собственной оценке) ста двенадцати испытуемых, которые в течение десяти минут разглядывали аквариумы с тремя разными степенями биологического разнообразия (в первом вообще не было рыб или ракообразных, во втором присутствовало несколько разных видов, а в третьем морская подводная жизнь была представлена во всем ее великолепии). Во всех трех группах уже через пять минут стояния перед аквариумом у людей наблюдалось существенное снижение кровяного давления, но наиболее заметные позитивные изменения в частоте сердечных сокращений, расслабленности и настроении произошли у тех, чьи аквариумы отличались наибольшим разнообразием [46]. А тридцать лет назад, в 1984 году, исследователи из Школы стоматологии и ветеринарии при Пенсильванском университете провели исследование различных методов лечения пациентов, которым предстояла плановая челюстно-лицевая операция. Целью эксперимента было снижение уровня тревожности. Людям предлагали любоваться аквариумом или смотреть на плакат в обычном состоянии или под гипнозом. Наблюдение за аквариумом в обоих случаях оказывало на пациентов значительно более расслабляющий эффект. И как показал дальнейший анализ собранных данных, во время этого сеанса гипноз не добавлял к высокой степени их расслабленности вообще ничего [47].
Из всего, что мы с вами обсудили, это, пожалуй, одни из самых важных результатов. Однако стоит признать, что, несмотря на все позитивные результаты и несомненную пользу, переход к новому образу жизни, к Голубому разуму, может оказаться весьма и весьма трудным делом. Если человек станет дни напролет просиживать на берегу реки, его просто уволят с работы — а это, согласитесь, уж слишком. Но, в отличие от всех других средств достижения внутреннего покоя и ясности ума, вода может выполнить работу за вас. Не всю, но некоторую.
Для того чтобы объяснить эту идею, нужно рассмотреть тот единственный способ восприятия окружающего мира, который мы до сих пор не обсуждали: звук.
Тишина и грохот
Дождь, под которым я сейчас стою, не похож на дождь в городе. Он наполняет лес мощными неразборчивыми звуками, а на плоской крыше и крыльце хижины выбивает настойчивые, упорядоченные ритмы… И он будет разговаривать так столько, сколько ему захочется, этот дождь. А я буду слушать его до тех пор, пока он не прекратит говорить.
Томас Мертон. Raids on the Unspeakable(«Набеги на невыразимое»)
Уже очень давно архитекторам и градостроителям известно, что благодаря использованию элементов воды в городской среде создается более высокое качество городской жизни. «Городские пейзажи перенасыщены раздражающими сигналами, которые или несут мало целевой информации, или не несут ее вовсе, и, с точки зрения многих людей, являются нежелательным шумом. Эти сигналы исходят от транспортных средств (например, работающих двигателей и дорожного шума) и стационарного оборудования (например, кондиционеров)», — пишут авторы книги Soundscape Ecology: The Science of Sound in the Landscape («Звуковая экология: наука звука в ландшафте») [48].
Акустическое давление измеряется по логарифмической шкале: 0 децибел — нижний диапазон звуков, которые различает человеческое ухо, а болевой порог обычно находится в районе 140 децибел; у детей несколько ниже. Усиление громкости на 10 децибел удваивает воспринимаемую громкость. Таким образом, 20 децибел (децибел акустический) воспринимается слухом как звук, в два раза более громкий, чем 10 акустических децибел; 30 акустических децибел — как вчетверо более громкий, 40 — как в восемь раз более громкий и так далее. Уровень звука более 165 децибел, даже если человек слышит его лишь долю секунды, может привести к необратимым повреждениям внутреннего уха. В Нью-Йорке максимальный уровень шума на платформах метро, измеренный внутри вагона, колеблется от 106 до 112 децибел [49]. Для сравнения, человеческий голос при обычном разговоре имеет громкость около 60 децибел, а шорох листьев, журчание ручья или шум воды, скользящей вдоль корпуса байдарки, — около 20 децибел.
Теперь вы, наверное, понимаете, почему наша слуховая сенсорная система, на протяжении миллионов лет обладающая повышенной чувствительностью к малейшим шумам в окружающей среде, сегодня так сильно перегружена, истощена и измучена. Люди, живущие в местах с постоянно высоким уровнем шума уличного движения, больше рискуют заработать гипертонию, инфаркт и ослабление иммунной системы [50]. Весь этот шум не просто раздражает — он смертельно опасен.
Шелли Баттс, старший научный сотрудник Гарвардской медицинской школы (она специализируется на влиянии звука на здоровье человека), знает о звуке и воде намного больше многих людей. «Мы проводим первые девять месяцев жизни под водой, слушая звуки воды в матке матери, — говорит она. — Мы слышим, как работает мамино сердце, ее вдохи и выдохи, мы слышим бульканье в ее пищеварительной системе… Эти „жидкие“ и ритмичные звуки очень похожи на звуки океана. Возможно, именно поэтому впоследствии, в дальнейшей жизни, океан так часто приносит нам ощущение расслабленности и спокойствия». Когда мы приходим в этот мир, звуки оказывают на нас огромное физическое, когнитивное и эмоциональное воздействие. Длительный громкий шум приводит к выбросу гормонов стресса, а иногда и к долгосрочным повреждениям — не только слуха, но и здоровья в целом [51]. Как доказали ученые, приятные звуки комфортного уровня громкости улучшают настроение, расслабляют и усиливают концентрацию внимания [52]. По словам Баттс, звуки, подобные шуму воды, приятны для наших ушей, потому что у них невысокая частота, они не резкие, в них соблюдается определенная регулярная картина волнового движения, они гармоничные и не слишком громкие [53].
«С психологической точки зрения звук воды означает жизнь, — сказал мне Майкл Стокер, специалист по акустике и автор книги Hear Where We Are: Sound, Ecology and Sense of Place („Слушайте, где мы: звук, экология и ощущение места“). — А звук присутствует почти всегда. Если мы преградим звукам путь к своим мыслям, то потеряем лишь смысл, а звуки, передающие данное сообщение, по-прежнему будут атаковать наши уши, резонировать в нашей груди и отражаться на наших лицах».
Когнитивный нейробиолог и специалист в области влияния музыки на головной мозг человека Петр Джаната из Центра разума и мозга Калифорнийского университета в Дэвисе высказал идею, что низкая частота звука воды в сочетании с его ритмической природой аналогичны частоте и ритму человеческого дыхания. Звук, по утверждению Джанаты, «влияет на наш мозг и эмоции. Если я попрошу вас закрыть глаза и включу запись океана, ваше настроение немедленно изменится». Звук воды вызывает некоторые из медитативных ощущений, а звучание лесного ручья, судя по результатам исследования японских ученых, способствует изменению мозгового кровотока — и это как раз указывает на повышение уровня расслабленности [54]. Звуки воды помогают засыпать миллионам людей [55], а слишком тревожных пациентов весьма эффективно успокаивает шум океана.
В 2012 году группа малазийских стоматологов прямо перед лечением проигрывала юным пациентам в возрасте от двенадцати до шестнадцати лет записанные на пленку звуки работающего фонтана. В итоге было обнаружено, что природное звучание воды снизило беспокойство и страх подростков перед лечением на 9 процентов по сравнению с контрольной группой [56].
«В медиальной префронтальной коре головного мозга происходит сопоставление сенсорной информации, например звука, с субъективным когнитивным опытом, эмоциональной реакцией и самоанализом, — объясняет Баттс. — Эта же зона мозга отвечает за чувства сострадания и единения. Так что, вполне возможно, приятные звуки, в свою очередь, легко увязываются с позитивной эмоцией и чувством связи с другими людьми и окружающей средой».
Другие исследователи конкретизировали эту связь. С технической точки зрения «волны, разбивающиеся о берег, и транспортное средство, движущееся по шоссе, могут производить звуки со сходными аудиальными спектрально-временными характеристиками, воспринимаемыми ухом как постоянный гул». В рамках одного исследования испытуемым показывали два фильма: о скоростной автостраде (этот звук исследователи отнесли к неспокойным) и волнах, разбивающихся о песчаный берег. В это время мозг людей сканировали с помощью фМРТ. Вот описанные в отчете результаты:
Мы обнаружили, что по сравнению со сценами, воспринимаемыми как неспокойные, субъективно спокойные сцены ассоциировались со значительно более эффективными межнейрональными связями между слуховой корой мозга и медиальной префронтальной корой — зоной мозга, участвующей в оценке психических состояний. Аналогичные усиленные межнейрональные связи наблюдались и между слуховой зоной, задней поясной извилиной, височно-теменными отделами коры и таламусом [57].
Иными словами, при практически идентичных характеристиках входящего потока аудиальной информации волны океана способствовали значительному улучшению межнейрональных связей в головном мозге человека. Звук тот же, а результаты разные.
В 1997 году один калифорнийский исследователь в области психонейроиммунологии (области психологии, изучающей взаимодействие нервной и иммунной систем и их влияние на психическое здоровье) показал десяти онкологическим больным, испытывавшим сильные хронические боли, видеофильм, в который была включена пятнадцатиминутная звуковая вставка, состоявшая из шума океанских волн, плеска водопада и брызг ручья. После просмотра уровень стрессовых гормонов (адреналина и кортизола) у пациентов снизился на 20–30 процентов [58].
Вот оно, великое преимущество воды: вам не нужно медитировать, чтобы воспользоваться ее целительными свойствами, потому что она медитирует вами. Для того чтобы слушать воду, вовсе не обязательно сидеть у песочного замка на пляже или в прыгающем на волнах каноэ; а чтобы «включить» зрение Голубого разума, не нужно непременно ехать к океану и часами гулять вдоль линии прибоя. Вспомните об исследованиях с больничным садом, о которых мы говорили ранее: простая возможность любоваться природой из окна палаты приносила больным огромную пользу. И как мы с вами уже знаем, наиболее целителен и полезен пейзаж, в котором присутствует вода.
Конечно, никто не пытается убедить вас в том, что фонтан посреди торгового центра откроет вам доступ к мудрости Голубого разума так же эффективно, как бурный горный ручей, рядом с которым вы стоите с удочкой в руке, или катание на доске по океанским волнам в яркий солнечный день (хотя, как было доказано, даже фонтаны оказывают весьма существенный позитивный эффект) [59]. Ценность всех упомянутых выше исследований заключается в том, что они показали нам: даже маленький аквариум на рабочем столе, крошечный фонтанчик или правильная звуковая дорожка могут творить чудеса для психического здоровья человека [60, 61].
На столе моей дочки Джулии стоит средних размеров аквариум, в котором живут улитка и две небольшие пресноводные рыбки. Время от времени к ним в гости ненадолго заглядывают жители из ручья, расположенного на нашем заднем дворе (а потом возвращаются в привычную среду обитания). У этих ребят есть предостаточно места, чтобы плавать и прятаться, и внимательная хозяйка по часам вдоволь кормит своих питомцев. Она может бесконечно наблюдать за ними, изучая каждое движение плавника. А я наблюдаю за Джулией, которая наблюдает за рыбками, наблюдающими друг за другом. Аквариум не идеальное место для жизни рыбы, но я отлично помню, как сильно в детстве меня самого интересовала вода и замечательные животные, обитающие в ней. Я вижу, что любознательность и эмпатия Джулии растут по мере накопления знаний. И уверен, что загадочный свет аквариума с трио его постоянных обитателей — неизмеримо лучший партнер для выполнения домашнего задания по математике, чем, скажем, телевизор или iPad. Конечно, я не могу оценить эту разницу в количественных показателях, но чувствую, что дочери легче и приятнее работать за столом, на котором стоит аквариум, — значит, она дольше остается сосредоточенной на учебе. (Вспомните, в скольких кабинетах педиатров, в которых вы бывали, стояли аквариумы? Даже если бы эти детские врачи не смогли четко сформулировать причину, по которой решили их установить, она, без сомнения, кроется в Голубом разуме). И что особенно ценно, Джулии не приходится переключаться постоянно между задачами, между наблюдением за аквариумом и решением примеров по алгебре, так что это идеальный симбиоз когнитивной среды и среды окружающей. Данный момент чрезвычайно важен: Голубой разум — вопрос не эксклюзивности, а совместимости.
Купаясь в море, мы одновременно делаем много вещей: активно двигаем ногами и руками, следим за дыханием; смотрим, куда плывем, и так далее. Вот почему маленький фонтанчик на рабочем столе способен творить настоящие чудеса: он вас не отвлекает и при этом помогает сосредоточиться. (А вот если бы мы установили на столе у Джулии работающий пожарный гидрант, то вытолкали бы ее на территорию Красного разума!)
Вода, природа и оптимальный мозг
…он любил море по причинам достаточно глубоким: из потребности в покое, присущей самоотверженно работающему художнику, который всегда стремится прильнуть к груди простого, стихийного…
Томас Манн. Смерть в Венеции
«Тренинги для мозга» сегодня находятся в центре всеобщего внимания. Существует множество специализированных сайтов и приложений, предлагающих такие программы, подкрепленные научными исследованиями. В них используются упражнения, основанные на знаниях психофизиологии, и они призваны помочь нам повысить эффективность своей когнитивной деятельности, гибкость, скорость обработки информации, а также развить память, укрепить зрительное внимание и улучшить исполнительную функцию [62]. Они обещают, что с их помощью мы начнем быстрее думать, станем более сосредоточенными, будем лучше запоминать информацию [63], и говорят нам: «Вы же занимаетесь физкультурой, чтобы оставаться молодым и быть в хорошей форме, так почему же не делаете то же самое со своим мозгом?!»
Без сомнения, это верно: принцип «что не используется, то отмирает» в равной мере применим как к телу, так и к мозгу. Упражнения для мозга развивают и укрепляют существующие нейронные связи, которые жизненно важны для создания новых связей, формирующихся в мозге, когда мы узнаем что-то новое. Мозг очень похож на остальные части нашего организма и с других точек зрения. Например, если он стимулируется слишком мало, то будет вялым и дряблым, а излишние нагрузки превращаются для него в стресс. Кроме того, для развития и укрепления разных мозговых функций необходимы разные типы упражнений, а чтобы закрепить достижения, мозг нуждается в некотором отдыхе и восстановлении.
Мы уже говорили о феномене направленного произвольного внимания и когнитивного переутомления. Чрезмерная стимуляция приводит к тому, что мозг, постоянно работающий на высоких оборотах, заставляет нас чувствовать себя одновременно возбужденными и усталыми, при этом мы испытываем своего рода умственную перегрузку. Данное состояние знакомо большинству студентов. В основном эти молодые люди входят в возрастную группу, когнитивные способности которой пока еще находятся на стадии созревания и укрепления, но при этом они пребывают в интенсивной и высокострессовой обучающей среде, что требует от них большого объема сосредоточенности и внимания (а также использования цифровых технологий). Обучение выдвигает повышенные требования к их созревающему мозгу и создает намного более сильный стресс, чем тот, который переживают люди старше двадцати пяти лет. (Надо отметить, что сегодня мощная лавина цифровой культуры накрывает ребят не только в старших классах: детей практически всех возрастов все больше интересуют сотовые телефоны и планшеты и все меньше — скакалки, самокаты и футбольные мячи [64].)
Несколько лет назад ученые провели любопытное исследование, в котором приняли участие семьдесят два старшекурсника, проживавшие в общежитиях крупного университета на Среднем Западе. Испытуемых сгруппировали согласно виду, открывавшемуся из окон их комнат в общежитии: деревья и озеро, лужайки и здания, кирпичные стены и шиферные крыши. Затем исследователи пришли к студентам и предложили им пройти стандартные когнитивные тесты, в том числе «Тест на сопоставление символов и цифр», оценивающий уровень внимания, эффективность визуального восприятия и скорость моторной функции, и «Тест с кубом» Неккера, который оценивает способность человека фокусировать внимание и подавлять конкурирующие стимулы. Так вот, студенты, окна которых выходили на деревья и озеро, показали лучшие результаты не только при прохождении когнитивных тестов, но еще и опередили обе другие группы (вместе взятые) по разным свойствам внимания [65].
Профессор психологии из Университета Юты Дэвид Стрейер — знаток среды, в которой живут наши непрерывно возбужденные и переутомленные подростки. Он провел всесторонние исследования в области невнимательного вождения и последствий использования технологий для человеческого мозга. В 2012 году Стрейер помог организовать исследование, целью которого было определить, может ли время, проведенное на природе (и вдали от средств массовой информации и цифровых технологий), повысить эффективность высших мозговых функций. Вместе с исследователями Рут Энн Этчли и Полом Этчли он наблюдал за пятьюдесятью шестью участниками четырех-шестидневных походов под руководством некоммерческой организации Outward Bound. Во время этих походов испытуемые не имели доступа ни к каким электронным технологиям, поскольку находились в условиях дикой природы. Утром накануне похода половине из этих людей предложили пройти «Тест отдаленных ассоциаций», оценивающий навыки творческого мышления, выработки свежих идей и решения проблем. Вторая половина прошла его утром четвертого дня пребывания на лоне природы. В итоге результаты испытуемых из второй группы оказались на 50 процентов лучше, чем у первой.
«Данное исследование уникально тем, что участники находились в природной среде довольно длительное время и отвечали на вопросы теста, по-прежнему оставаясь на природе, — пишут исследователи. — Оно показало, что, несмотря на относительно сложные условия тестирования, глубокое погружение в природную среду, несомненно, приносит реальную и измеримую пользу для познавательной деятельности человека» [66]. Более того, судя по всему, повышение эффективности когнитивных функций в результате пребывания на природе сохраняется довольно долго. Так, исследователи из Калифорнийского университета в Ирвине обнаружили, что после отпуска, проведенного в горах, альпинисты-любители показывают лучшие результаты по тесту вычитывания текста (используемому в качестве меры эффективности когнитивной деятельности) даже через несколько недель после возвращения домой. А вот показатели двух других групп, прошедших тот же тест — одних людей тестировали сразу после организованного отпуска в комфортных условиях, а другие продолжали вести привычную, рутинную жизнь, — со временем ухудшались [67].
«Природа восстанавливает внимание и когнитивные функции благодаря тому, что вызывает сильную эмоциональную реакцию», — пишут авторы The Economics of Biophilia («Экономика биофилии»). Они добавляют, что утомление внимания «приводит к стрессу; при этом замедляется сердечный ритм и дыхание, одновременно активизируется пищеварение для того, чтобы компенсировать упадок сил… Такая комбинация неизменно ведет к снижению концентрации и эффективности» [68]. Похоже, если перегруженным нейронным сетям, ответственным за произвольное внимание, дать отдохнуть, включив непроизвольное внимание, активирующееся в момент пребывания в природной среде, то можно в какой-то мере успокоить гиперсосредоточенные зоны мозга. Ведь природа воздействует на наши чувства таким образом, каким не может влиять привычная городская среда и закрытые помещения.
Когда на все наши органы чувств воздействуют образы, звуки, запахи, тактильные ощущения и даже вкусы природы, наш ум приходит в состояние, которое Стивен Каплан называет «мягкой фиксацией внимания» [69], или расслабленной, непроизвольной деятельности. «Природа, наполненная интригующими, завораживающими стимулами, привлекает внимание тактично и ненавязчиво по принципу снизу-вверх, помогая восстановиться нашему сосредоточенному вниманию, направленному сверху вниз», — пишет Каплан вместе со своими коллегами из Мичиганского университета, психологами Марком Берманом и Джоном Джонидесом [70]. И сейчас у этих ученых имеются убедительные доказательства того, что никакая замкнутая или городская среда в мире не способна оказывать даже приблизительно такой же позитивный эффект [71].
Помня об этом несоответствии, Кэтрин Франссен провела лабораторный эксперимент с крысами, чтобы изучить влияние природной среды на их когнитивную деятельность. Большинство подопытных крыс содержатся в клетках, сделанных из прозрачного пластика и сетки, площадью около 900 квадратных сантиметров. Обычно клетка оборудована системой для кормления и поения грызунов, а пол покрыт древесной стружкой. Франссен и ее команда добавили в жилища одних крыс некоторые природные элементы — ветки, камни, зеленые листья, а в клетки других положили пластиковые игрушки. И знаете, что?! Крысы, чьи клетки украсили ветками и камнями, демонстрировали большую эффективность когнитивной деятельности и лучше решали предлагаемые задачи. К тому же нейропластичность их мозга повысилась, и они смелее и активнее исследовали новую для них среду [72]. Любопытно, что в эксперименте участвовали только лабораторные крысы, выведенные в неволе и никогда не бывавшие в настоящей природной среде. Интересно, объясняются ли эти улучшения просто более богатой средой или дело именно в природных элементах, добавленных в клетки? Как в случае большинства исследований в области психологии, здесь можно говорить скорее о некоторой корреляции, чем о полном и убедительном доказательстве причинно-следственной связи. Однако корреляция данного исследования отлично согласуется с результатами исследований человеческого мозга.
Самое интересное происходит с нашим мозгом на природе, когда мы не сосредоточены и ничем особым не заняты. Вспомните, когда в последний раз становился активен ваш Голубой разум — в душе или ванной, у реки или на берегу моря. Вряд ли вы думали тогда о чем-нибудь конкретном. Наверняка мысли рассеянно блуждали. Возможно, вы даже ловили себя на том, что, глядя на сверкающие волны или рябь на ручье, грезите наяву, и с большой неохотой, усилием воли вытаскивали себя обратно в настоящее. Долгое время ученые считали, что в те моменты, когда человек позволяет себе мечтать или отстраняться от действительности, в его мозге ничего не происходит. Но теперь нам известно, что на самом деле он активно работает в пассивном режиме. Иными словами, пребывая в состоянии покоя, мозг вовсе не отдыхает.
Доктор М. А. Гринштейн — женщина с короткими темными волосами и ярко-голубыми глазами. Она человек с активной жизненной позицией и отличный педагог. Ее институт, GGI, занимается обеспечением доступа к знаниям о мозге и психическом здоровье. На второй конференции, посвященной проекту «Голубой разум», она много говорила о пассивном режиме работы мозга. «Дрейфовать — значит свободно блуждать в сознательном состоянии, и это, вероятно, один из важнейших ключей к фактическому функционированию нервной системы, — говорит психолог. (Обратите внимание на терминологию: хотя слово „дрейф“ берет свое начало из диалекта скотоводов Средней Англии и изначально не имело к морю никакого отношения, в наше время оно стало морским термином.) — Во время дрейфа включается сеть пассивного режима работы мозга, активная до тех пор, пока мы не обратим на что-то особое внимание. Иными словами, эта сеть работает онлайн до тех пор, пока что-нибудь не привлечет нашего внимания. В этом режиме мозг потребляет огромное количество глюкозы и невероятно большое количество кислорода».
Последнее замечание может показаться довольно странным: почему сеть активна, если в этот момент мы ни на что не обращаем внимания? Современные ученые выдвинули гипотезу, что через сеть пассивного режима мозг интегрирует весь имеющийся у него опыт и таким образом подготавливается к реакции на стимулы окружающей среды. Кроме того, как показали исследования, эта пассивно работающая сеть непрерывно «болтает» с гиппокампом, структурой лимбической системы, которая обеспечивает нейропластичность и участвует в механизме работе памяти, помогая создавать новые воспоминания и новые знания. «Сегодня мы начинаем понимать: для того чтобы мозг эффективно обрабатывал поток поступающей в него информации, преобразуя ее с помощью нейрохимических соединений в новый опыт, нервная система должна дрейфовать — ей необходимо иногда пребывать в расслабленном состоянии», — делает вывод Гринштейн.
Все это превращает мечты и грезы наяву в более важную и сложную, в хорошем смысле слова, концепцию, так как означает, что сеть пассивного режима работы мозга является залогом творческих способностей и эффективного решения проблем. Чэнь-Бо Зонг из Торонтского университета, Эп Дижкстерхуис из Университета Радбауда в Неймегене (Нидерланды) и Адам Галински из школы менеджмента Келлога при Северо-Западном университете отмечают, что «сознательное размышление зачастую извращает принцип поиска творческих решений, поскольку новые идеи и ход мыслей часто проникают в сознание, когда внимание человека направлено совершенно в другую сторону» [73]. Проведенное в 2012 году исследование подтвердило то, что большинству из нас известно на интуитивном уровне: позволив себе отстраниться от мучительно обдумываемой темы или проблемы, мы нередко находим гораздо более изобретательные решения, чем в случае навязчивой сосредоточенности на вопросе [74]. Обрабатывая собранные данные частями, находя связи между ними и уже имеющимися у нас сведениями и «складируя» новые фрагменты информации (как мы уже знаем, все наши воспоминания распределены, а не хранятся в каком-то одном узле), мозг объединяет информацию из разных областей, образуя новые связи.
Нередко озарение, новая идея или решение проблемы приходят словно из ниоткуда? В этих случаях в дело вступает та самая сеть пассивного режима, благодаря которой мозг соотносит связи между разными элементами и создает нечто совершенно новое. А близость к воде представляет собой богатую сенсорными ощущениями среду с достаточно «мягкой фиксацией внимания», в которой произвольное внимание отдыхает, так как за дело берется сеть пассивного режима. Кстати, тот факт, что Архимед изобрел способ измерения объема предмета неправильной формы, принимая ванну, вовсе не совпадение. «Эврика!» (что в переводе с греческого означает «Нашел!»), в самом деле.
«На берегу моря, озера или океана есть то, чего не найдешь больше нигде, — говорит Майкл Мерцених. — Прикосновение воды, запах океана, птицы, гуляющие по песку, разные любопытные предметы, лодки, качающиеся на поверхности воды, — все это уникально для этой среды. И все это успокаивает нас, вознаграждает, притягивает и вызывает интерес». Малейшие изменения здесь — всплеск волн, отрицательно заряженные ионы, витающие в воздухе, дуновение ветерка — активируют в мозге ретикулярную формацию, которая тут же вычисляет, какой уровень бдительности необходим для правильной реакции на новый стимул. Такие незначительные изменения в окружающей среде позволяют поддерживать бдительность, сохранять любопытство и некоторую осторожность, но не требуют усиливать фокус внимания; а тем временем сеть пассивной работы мозга и дальше потихоньку трудится в фоновом режиме. Как писал натуралист Конрад Лоренц, «человек может часами сидеть перед аквариумом и смотреть на него так же, как он глядит на открытое пламя или потоки воды. В состоянии очевидной бездеятельности все сознательные мысли счастливым образом куда-то деваются, и все же в эти часы безделья человек познает важнейшие истины о макрокосме и микрокосме» [75]. По словам Альберта Эйнштейна, «творчество — это сухой остаток потраченного впустую времени». Но если время, проведенное в мечтаниях, помогает нам быть творческими людьми, стоит ли считать его потраченным впустую?
Конечно, бывают случаи, когда произвольное, направленное внимание соединяется с явной осознанностью «мягкой фиксации внимания» и позитивными эмоциями, вводя нас в состояние легкой, бездумной концентрации и наслаждения. В такие моменты дело, которым мы занимаемся, страдает, потому что нас увлекает «поток».
Поиск «потока» в воде
Идеальной нашу жизнь делает… полная отдача потоку.
Михай Чиксентмихайи[70]
Почти все знакомые мне серферы могли бы точно назвать момент, когда они влюбились в этот спорт, когда впервые испытали состояние «потока» в воде. К этому времени они, как правило, уже умели достаточно хорошо стоять на доске и ощущали мощь волны, несущей их к берегу. В тот миг мастерство, восторг и исключительная красота окружающей природы соединились воедино и привели к мощному выбросу дофамина, к которому теперь серфер стремится снова и снова. «Такие мгновения представляют собой вспышки интенсивной, насыщенной жизни», — пишет Чиксентмихайи [76]. В эти минуты мы теряем счет времени. Нам кажется, что больше ничто на свете не имеет значения, и мы чувствуем, что живы, полны сил, что все нам по плечу. Писатель и руководитель проекта «Геном потока»[71] Стивен Котлер превосходно описал это чувство в своей книге West of Jesus («Смерть Иисуса»):
Я быстро греб влево, под углом к следующей волне, а когда задал нужный темп, встал и почувствовал, как доска ускоряется, как меня вдавливает в нее и несет вперед, а потом мир исчез. Не было ни меня, ни кого-то другого. Какое-то время я не мог понять, где заканчивался я, а где начиналась волна [77].
Серферы, гребцы-слаломисты, байдарочники, пловцы — да почти все, кто занимается активными водными видами спорта — так же, как и альпинисты, теннисисты, художники, музыканты и творческие люди всех мастей, могут испытать чувство потока, лишь соблюдая ряд условий. Во-первых, нужно получать удовольствие от своего дела. В противном случае вы не станете прилагать целенаправленные усилия, чтобы обеспечить второе условие потока — достижение такого уровня компетентности, при котором можно не думать о том, что и как вы делаете, а просто заниматься делом, наслаждаясь этим. Например, в самом начале занятий греблей нужно научиться залезать в байдарку так, чтобы она не перевернулась, держать весло, задавать направление и так далее. Другими словами, чтобы познакомиться с техническими приемами какого-нибудь вида спорта, придется инвестировать в него определенное количество произвольного внимания. А освоив основы, вы, скорее всего, начнете наслаждаться этим занятием, и тогда внимание переключится на оттачивание навыков. Возможно, вы включите в репертуар новые, более сложные методы, потому что поставите перед собой более сложную задачу, или испытаете новые, более сложные места для катания.
Кстати, это и есть третье, чрезвычайно важное условие потока: занимаясь любимым делом, нужно чувствовать, что это трудно и требует напряжения. Некоторые серферы готовы кататься в любую погоду, но настоящий кураж они чувствуют, только если волна достаточно высока. Трудность задачи заставляет их соотносить свои действия со всеми имеющимися знаниями и использовать все свои навыки. Это напряжение сил в сочетании с наслаждением от занятия ведет к четвертому обязательному условию потока — потере чувства времени. Занимаясь чем-то, что у нас получается и что нам нравится, но в определенный момент требует напряжения сил, мы целиком и полностью сосредотачиваемся на настоящем — мы делаем именно это, в это время и этим способом. Мы настолько поглощены любимым спортом, проектом, произведением искусства или каким-то другим делом, что все остальное кажется не имеющим никакого значения, и теряем счет времени.
Учитывая давний интерес Петра Джанаты к звукам и работе мозга, совсем неудивительно, что сегодня он считается экспертом по потоку в особенном контексте: Петр изучает, как взаимодействуют нейронные структуры восприятия, внимания, памяти, действия и эмоций, когда мы играем или слушаем музыку [78]. По мнению ученого, во время музыкального исполнения человек активно участвует в опыте, что может легко привести к потоку. Другими словами, в это время он, как правило, делает то, что достаточно хорошо умеет, и обычно это занятие доставляет ему удовольствие [79]. На второй конференции, посвященной проекту «Голубой разум», ученый сказал, что вода особенно мощно активирует медиальную префронтальную кору (зону мозга, где происходит формирование эмоций, самооценки, творчества и интуиции). Реакция мозга на музыку и на воду сравнивается довольно часто. Джаната, в частности, говорит: «Рассказывая о том, что они чувствуют рядом с водой, люди описывают те же эмоции, которые возникают у них при прослушивании музыки: радость, грусть, удивление, безмятежность, энергию, ностальгию, трансцендентность и прочее».
Напомним, что сложность задачи и напряжение сил играют важную роль в приведении разума в состояние потока. Если бы каждая очередная волна была точно такой же, как предыдущая, новизны, помогающей нам включить Голубой разум, не было бы — мы просто привыкли бы к происходящему. На счастье, каждая волна уникальна (хвала воде!). Однако не каждая задача позволяет достичь оптимального баланса, и для активации Голубого разума нам, помимо всего прочего, нужно убедиться, что рутина не стала слишком рутинной. Эллен Лангер вспоминает:
Однажды мы проводили исследование с участием музыкантов симфонического оркестра, которым, как выяснилось, было до смерти скучно заниматься своим делом. Эти люди день за днем играют одни и те же музыкальные произведения, но уйти из оркестра, как правило, не могут, так как это узкоспециализированная работа, которая к тому же обеспечивает очень высокое положение в обществе.
Разделив людей на группы, мы попросили одних музыкантов точно воспроизвести свое последнее исполнение, то есть играть довольно бездумно. Другим предложили воспользоваться немного новым для них подходом к исполнению, то есть играть осознанно. А поскольку это был не джаз-банд, изменения должны были быть очень тонкими и незначительными. Когда (позже) мы проиграли записи исполненных этими группами симфоний людям, ничего не знавшим о нашем эксперименте, подавляющее большинство оценило игру второй группы выше, чем игру первой. В этой группе каждый играл немного по-своему, и результат получился лучше [80].
В нужном месте
Хотя Чиксентмихайи и другие ученые доказали, что люди способны входить в состояние потока в разных обстоятельствах, занимаясь при этом разными видами деятельности. Судя по всему, в определенных местах и при определенных условиях многим легче достичь максимальной эффективности, работать на пределе своих возможностей и, соответственно, войти в творческое состояние «потока». Полностью погружаясь в богатую сенсорными стимулами среду и сознательно обращая внимание на то, где мы и что делаем — даже если речь идет о таких простых вещах, как прогулка по парку или катание на лодке, — мы зачастую задействуем как произвольное внимание, так и сети пассивного режима работы мозга. И это вводит нас в состояние осознанного, но при этом спокойного, расслабленного фокуса.
Несколько лет назад Дэвид Стрейер пригласил пять нейробиологов, а также гида, фотографа и репортера New York Times Мэтта Ричтела в семидневный поход по реке Сан-Хуан на юге штата Юта. Пять из семи дней путешественникам предстояло обходиться без сотового телефона и доступа в интернет, так как никакой связи там не было. По сути, на это время люди отказывались от любых достижений технического прогресса. Ученым было интересно узнать, что произойдет с их познавательными способностями, если на мозг будет воздействовать только река, ее окрестности и общение с другими путешественниками.
На протяжении пяти дней путники «с боем» сплавлялись по бурным речным порогам (усиленный фокус внимания), шагали по тропам вдоль отвесных обрывов каньона (физический стресс) и плыли на плотах по спокойным участкам реки, где могли просто любоваться красотой окружающей природы. Постепенно суматоха и потребности городской жизни отступили на второй план. И, по словам Ричтела, идеи и мысли начали течь намного свободнее. Ученые согласились, что все это время с их восприятием «что-то» происходило — как будто их голова очищалась, благодаря чему и запускались плодотворные дискуссии на невероятно широкий круг тем [81]. Было ли это связано с отсутствием отвлекающих факторов? Или с тем, что мозг путешественников наконец получил отдых, в котором отчаянно нуждался? Или это было связано с погружением в природу и пребыванием на воде? Или с потрясающими видами усыпанного звездами ночного неба? Со сменой обстановки или самим уходом от привычной рутины? Скорее всего, определенную роль сыграли все эти факторы, но, независимо от причины, очевидно, что переход от городской суеты к жизни на лоне дикой природы и впрямь помогает нам делать свое дело.
Разумеется, целью экспедиции было не само по себе путешествие по реке в компании других ученых. Их интересовало, насколько значимыми окажутся произошедшие за это время перемены. Скептически настроенные члены группы изначально не были уверены в том, что поход приведет к каким-либо существенным долгосрочным изменениям — как в личном плане, так и интересным с научной точки зрения. Но к концу путешествия даже Арт Крамер, амбициозный, успешный и чрезвычайно энергичный нейробиолог из Иллинойского университета, признал, что для него «время в экспедиции текло медленнее» (впервые с тех пор, когда ему исполнилось пятнадцать). А еще он заявил, что теперь намерен выяснить, что именно способствовало большей ясности мыслей и другим явным улучшениям его мозговой деятельности — пребывание на природе, физические нагрузки от гребли и пеших переходов или и то и другое вместе. Тодд Брейвер, профессор психологии из Вашингтонского университета в Сент-Луисе, начал строить планы исследования мозга в состоянии покоя и в природной среде с помощью нейровизуализации.
Пол Этчли, профессор Канзасского университета, рассказывавший нам ранее о серьезном вреде чтения и отправки текстовых сообщений за рулем автомобиля, получил, по его словам, более полное представление о почти наркотической зависимости современного человека от цифровой стимуляции. Еще один участник похода, Стивен Йантис, глава отделения психологии и неврологии Университета Джона Хопкинса и признанный специалист в области томографии головного мозга, особо отметил одну приятную беседу поздним вечером «под звездами и вьющимися над головами летучими мышами». По словам ученого, для него это стало прекрасным фоном, чтобы найти новый подход к пониманию результатов его исследований в области когнитивного контроля при переключении с задачи на задачу. И все участники похода в один голос рекомендовали некоторое «отключение» перегруженного и постоянно работающего мозга современного человека в качестве эффективного лечения. Как выразился Ричтел, когда рядом течет река, свободно текут и новые мысли и идеи.
При сопоставлении всех фактов становится очевидным, что совершить относительно длительное путешествие по реке, без сомнения, полезно и увлекательно, но даже недолгая прогулка на открытом воздухе может принести человеку огромную пользу. Скульптор Дэвид Эйзенхауэр описал это так: «На природе мои мысли успокаиваются, и из этого спокойствия рождается настоящее искусство» [82]. А американский философ Ральф Уолдо Эмерсон сказал о великом мыслителе Генри Дэвиде Торо следующее: «Продолжительность его прогулок была соразмерна длине его произведений. Если он сидел дома, он вообще ничего не писал» [83]. И это относится к очень многим творческим людям, что вполне объяснимо с психофизиологической точки зрения. Список интеллектуальных и художественных прорывов, совершенных благодаря прогулкам на природе или купанию в водоемах, действительно очень длинный. Иногда, для того чтобы найти решение, надо просто выйти из дома.
Дэвид Пуу — спасатель мирового класса, в его жилах, помимо прочих, течет гавайская кровь. Он сертифицированный оператор экстренной службы спасения на воде. Иными словами, это один из тех парней, которые всегда выручат вас из беды на море, реке или океане. Правда, Дэвид может также подвести вас под монастырь, так как он не только спасатель, но еще и фотограф, и кинооператор, прославившийся на весь мир тем, что крупным планом снимал серферов на смертельно опасной волне «Маверик», а также акул у побережья Гавайских островов и отчаянных ребят, сплавлявшихся на плотах по бурной Американ-Ривер. Фотографии Дэвида печатали такие журналы, как Sports Illustrated, National Geographic и Time. Он знаток гидрологии и метеорологии волн, умеет предсказывать, какой будет погода и как волны разбиваются о рифы или разбегаются на мелководье. И это неудивительно, ведь Дэвид всю жизнь живет у океана и проводит в воде 250 дней в году. Он фотоохотится в ней, на ней, под ней и рядом с ней. Он виртуозно управляет почти всеми видами транспортных средств — от вертолета и самолета до гидромотоцикла, лодки и доски для серфинга, — что позволяет ему занимать идеальную позицию для съемки. Кстати, при выборе кадра Дэвид руководствуется исключительно интуицией.
Впрочем, креативность Дэвида выходит далеко за рамки его способности находить идеальный кадр. Его «послужной список» также включает успешное участие в соревнованиях по серфингу, велоспорту, плаванию и автогонкам, а еще и серьезные достижения в литературе и искусстве. Он смелый и неординарный мыслитель, который не боится задавать провокационные вопросы любому, будь то высокопоставленному чиновнику из Национального управления океанических и атмосферных исследований или Министерства обороны США или участнику конференции Sea-Space Initiative (это мероприятие привлекает инновационных мыслителей, интересующихся проблемами «внутреннего и внешнего космических пространств»).
По словам Дэвида, цель искусства — не красота и не познание мира, а общение, взаимосвязь и взаимовлияние. «Красота есть просто поиск и подключение к чьему-либо духу, ко внутреннему миру, — говорит он. — Вы стараетесь донести не то, что видели, а то, что проникло в вашу собственную душу. Вы используете визуальные образы, чтобы информировать душу и просвещать дух. Именно так и создается сообщество, именно так формируется коммуникация, так мы устанавливаем связь друг с другом. Это и есть цель любого искусства».
Конечно, не каждый человек может рассчитывать на такую же тесную связь с водой, какой достиг Дэвид. Впрочем, обнадеживает вывод науки нейроэстетики: художественное отображение действительности способно стимулировать мозговую деятельность практически так же эффективно, как реальные объекты. И это особенно важно, если речь идет о воде. Ничто не может сравниться с реальным пребыванием на берегу реки, плаванием в бассейне и прогулкой по морскому побережью, но, даже глядя на фотографии этих мест, мы заставляем свой мозг переходить в режим Голубого разума. И сила такого перехода огромна — если не верите, спросите Майкла Фокса, — а далее мы обсудим этот переход и другие способы, которыми вы можете «смочить» свою «сугубо сухопутную» жизнь.
Глава 8. Просто наладьте связь
Наши жизни связаны тысячами невидимых нитей…
Герман Мелвилл
Выступая на третьем саммите, посвященном проекту «Голубой разум», на острове Блок, известный психиатр и исследователь Гарвардской медицинской школы Хелен Рисс начала свое выступление с показа видео о птицах острова Мидуэй, расположенного посреди Тихого океана. Мы увидели огромное количество чаек и альбатросов: их крылья были распростерты, крики эхом перекликались с музыкальным сопровождением из океанских волн и прекрасных звуков испанской гитары. Птицы ходили по зеленым холмам, сидели на них. Мы наблюдали за белыми и коричневыми чайками, снятыми крупным планом: они парами склонялись над гнездами с яйцами в крапинку, нам показывали пушистых коричневых птенцов, принимающих пищу из ртов своих матерей…
А потом картинка резко поменялась: мы увидели череп и высушенную до скелета тушку альбатроса на сероватом песке, а посередине тельца, на месте желудка, кучку обрывков пластикового мусора: крышки от бутылок, обрывки пластиковых пакетов, прямоугольные куски чего-то, что невозможно определить. Страшная сцена, запечатленная фотографом Крисом Джорданом и кинематографистом Йаном Возенилеком, сменилась кадром с изображением гнезда с одиноко лежащим в нем яйцом, а все остальное пространство было полностью завалено тем же пластиковым мусором. Чуть дальше, задыхаясь и дергаясь в предсмертных конвульсиях, на земле лежала птица, а в следующем кадре мы увидели человеческую руку, вытаскивающую из тельца мертвой птицы горсть крышек от бутылок [1].
Когда видео закончилось, в зале воцарилась гробовая тишина. И Рисс сказала: «После просмотра этого клипа я больше никогда не выброшу бутылочную крышку куда попало. Вот как работает эмпатия. Под действием впечатлений, изображений и звуков в нашем сознании что-то происходит — и преобразуется в чувство, от которого нам никуда не деться. Эмпатия связывает нас со всеми живыми существами на планете». Как объяснила Хелен, эмпатия предполагает способность к осмыслению более высокого порядка. И это позволяет нам представлять, как чувствует себя другое существо, даже если сами мы чувствуем себя в этот момент совершенно иначе. Эмпатия и умение «считывать» эмоции, намерения и физическое состояние тех, кто нас окружает, играют решающую роль в способности человека успешно взаимодействовать в разных социальных обстоятельствах. Возможно, именно с этой целью это чувство было изначально заложено в нейрохимическом механизме функционирования человеческого мозга. Эмпатия Хелен породила в ее душе сострадание, заставив ее переосмыслить значимость маленьких пластиковых бутылочных крышечек (которые отныне каждый раз напоминают ей о несчастном альбатросе с острова Мидуэй). «Эмпатия похожа на электронасос, через который не циркулирует вода, из-за чего он очень быстро перегревается и перегорает», — пишет Матье Рикар (мы познакомимся с ним чуть позже, в совсем иных обстоятельствах) [2].
Около двадцати лет назад итальянские ученые имплантировали электроды в зону F5 [3] вентральной премоторной коры макак и обнаружили, что когда животные наблюдали за тем, как один из исследователей брал со стола и ел арахис, в их мозге активировались нейроны, которые организовывали те же действия. Эти особые нейроны как будто «отражали» действия других, поэтому их назвали зеркальными. Ученых заинтересовало, есть ли такие нейроны в головном мозге человека и где именно они расположены. Дальнейшие исследования с использованием фМРТ показали, что группы нейронов в нижней лобной извилине головного мозга человека одинаково реагируют и на наблюдение за действием, и на его фактическое выполнение [4].
Изучение работы зеркальных нейронов открыло новые горизонты в изучении того, каким образом мы, люди, связаны между собой. «Произошел настоящий взрыв в сфере изучения общих нервных цепей, то есть происходящего в нашем мозге в то время, когда что-то происходит в мозге другого человека, — заявила Рисс. — Иными словами, речь идет об основе эмпатии».
Сам факт существования зеркальных нейронов свидетельствует о том, что мы просто не смогли бы не принять эту новую идею, — идею о том, что физические и психические процессы, происходящие внутри вас, вызывают отклик во мне. «Основываясь на… поступающей извне сенсорной информации, мы способны отражать не только поведенческие намерения других людей, но и их эмоциональные состояния, — пишет Дэн Сигел. — В итоге мы не только имитируем поведенческие модели других людей, но и резонируем с их чувствами, внутренним психическим потоком, текущим в их разуме. Мы чувствуем не только то, каким будет следующее действие, но и эмоциональную энергию, которая легла в основу этого поведения» [5]. Более того, мы «считываем» эмоции других людей задолго до того, как сами это осознаем.
Психолог Ульф Димберг из Упсальского университета в Швеции провел один интересный эксперимент. Он изучал способность людей реагировать на сердитые и счастливые лица, мелькавшие на экране компьютера. Оказалось, испытуемые не только автоматически чуть-чуть хмурились, видя недовольство других людей, и приподнимали уголки губ при виде счастливых лиц, но делали это уже через 500 миллисекунд после появления картинки на экране, а значит, быстрее, чем их сознание могло зарегистрировать образ [6].
Кроме того, люди демонстрируют высокую степень физиологической синхронизации: мы зеваем, когда зевает кто-то рядом, и смеемся, когда кто-то смеется, а младенцы начинают плакать, услышав чей-то плач. «Эти сенсорные, моторные и эмоциональные процессы играют важнейшую роль в понимании окружающих нас людей», — утверждает Арт Гленберг, профессор факультета психологии Аризонского университета и эксперт в области явления под названием «воплощенное познание» [7].
К сожалению, у эмпатии есть и обратная сторона: узнав, что кто-то находится в беде, мы говорим: «Я чувствую вашу боль», иногда это оказывается буквальным. Рисс описала эксперимент, проведенный нейробиологом Таней Сингер. Пригласив к участию шестнадцать супружеских пар, Сингер на некоторое время поместила жен в аппарат фМРТ. Там каждую женщину подвергли удару электрошоком в области правой руки и отметили место в мозге, активировавшееся в результате испытанной боли. Далее исследовательница сообщила женщинам, что их супруги только что получили такие же удары электрошоком, и зафиксировала их реакцию. Когда жены узнавали, что их половинам было больно, на экране регистрировалась реакция некоторых из тех же зон мозга, которые активизировались, когда они сами ощущали боль. Нервные цепи, связанные с физическим чувством боли, оставались относительно спокойными, но сети, связанные с эмоциональными аспектами боли, светились ярким светом [8]. По мнению Рисс, этот эксперимент показал, что эмпатия зачастую способствует усилению чувства взаимосвязи и альтруизма, но нередко приводит и к серьезным эмоциональным срывам и даже полному истощению физических и духовных сил человека.
Вы можете спросить, какое отношение все это имеет к Голубому разуму? Мы с вами уже обсудили, как психологическая вовлеченность стимулирует творческие способности, сосредоточенность и помогает контекстуализировать жизнь, а также отделять важное от неважного. Однако до сих пор мы не затрагивали некоторые основные элементы этого состояния ума, а между тем именно в способности распознавать более общую, целостную картину и состоит суть Голубого разума. Для того чтобы научиться избавляться от стресса и отвлекаться от суматохи современного мира, мы должны признать, что наша жизнь представляет собой часть более крупной, чем мы, целостной природной системы. Под словом «целостный» надо понимать, что соединение отдельных частей дает в итоге нечто большее, чем просто их сумма. А наша сила состоит в понимании того, что вопросительный знак важнее восклицательного и что все наши решения должны приниматься с учетом того безмерного и таинственного многообразия, доступ к которому обеспечивает вода. Но чтобы достичь этого уровня, нам необходимо выйти за пределы самих себя, научившись подключаться к ресурсам друг друга.
Связь с природой
Чтобы проникнуть в мир тайн, пробудить священное, нам нужны солнце, луна, звезды, реки, горы, птицы, рыбы в море.
Томас Берри. The Great Work(«Великая работа»)
Когда в 1869 году ученого (и агностика) Tомаса Гексли попросили написать вступительную статью для первого издания журнала Nature, он сказал, что невозможно придумать «более подходящего предисловия», чем «рапсодия» Иоганна Вольфганга фон Гете. «Природа! Окруженные и охваченные ею, мы не можем ни выйти из нее, ни глубже в нее проникнуть», — писал Гете, и Гексли заключает: «Вполне возможно, что через много лет после того, как теории философов, описанные на страницах этого журнала, безнадежно устареют, видение поэта останется достоверным и точным символом чуда и тайны Природы» [9].
Участники многих исследований признают, что время, проведенное на природе, позволяет им чувствовать связь с чем-то вне их самих — с чем-то неизмеримо большим, исключительным и глобальным. Особенно мне понравилось исследование, проведенное в 2011 году. Это был опрос 452 студентов из Эдмонтона (провинции Альберта), который показал, что ощущение более тесной связи с природой способствует усилению чувства благоговения, укреплению жизненных сил, целеустремленности и появлению позитивных эмоций в целом [10]. А в рамках другого исследования участники, которым показывали виды природы и которые представляли себя полностью погруженными в эту среду, демонстрировали большую приверженность социально значимым целям и готовность помогать другим [11].
Что же такое есть в природе, что пробуждает в нас это ощущение связи друг с другом? Чаще всего упоминается «трансцендентный» аспект мира природы, то есть его красота — все более редкий и экзотический элемент в нашем мире Красного разума. «Даже того, чей единственный опыт общения с природой состоит из лежания на пляже и наблюдения за волнами, не удивит, что люди, отдыхающие на лоне дикой природы, одной из основных своих целей считают эстетическое удовольствие», — пишет Уинифред Галлахер в книге «Сила места» [12]. Возможно, наша реакция на красоту и эстетику природы так сильна, глубока и поэтична потому, что еще наши прародители видели красоту в формах и цветах природного мира. И этот опыт выходит далеко за рамки визуального: на природе мы сталкиваемся с незнакомыми (читай: новыми) звуками, запахами, флорой и вкусами, с которыми никогда бы не встретились дома. Вот как автор и проводник по местам дикой природы Сигурд Олсон описывает один из самых запоминающихся и красивых моментов, пережитых им на природе:
Из воды выскочил косяк окуней. Они были зелено-черно-золотые, и их красота очаровала меня. Надо мной с криками кружились чайки. Волны с шумом врезались в пирс. Я был один в диком и прекрасном месте, которое частично состояло из ветра и воды, частично из темного леса, через который я сюда пришел, и частично из самых разных непривычных звуков, цветов и чувств. В тот день я увидел жизнь, наполненную неописуемой красотой и восторгом. Думаю, там я впервые услышал пение дикой природы [13].
Природа во всей красе демонстрирует нам свое величие, и это ставит нас на свое место. Будучи подростком, нейробиолог Дэн Сигел часто ездил на велосипеде на пляж, гулял по берегу океана и много-много думал. «Я наблюдал за волнами и не переставал удивляться — жизни, приливу, морю, — вспоминает он. — Сила Луны притягивает воду, поднимая ее вверх к скалам, а затем тянет вниз по скалистым уступам обратно в море… И эти приливы, думал я, будут продолжать свой вечный круговорот еще долго-долго после того, как я покину эту землю» [14]. Деревья, трава, вода, песок — все это знакомо нам, тем не менее величие природы нередко заставляет нас, затаив дыхание, восхищаться ее невероятной мощью. На фоне древности, величественности и сложности природы мы все просто карлики, но нас все равно тянет к ней, так как она показывает нам самих себя и человеческое в нас в понятной перспективе. Мы сталкиваемся с природой в чисто физическом смысле, когда ходим, карабкаемся, гребем, ездим, плаваем, бегаем или катаемся на лыжах. Как говорит пеший путешественник Эдриан Джурик, эти элементарные силы «противоречат завышенной самооценке, которую мы с таким трудом формировали», и спускают нас с небес на грешную землю [15].
В рамках проведенного в 2007 году исследования людей просили описать случаи, когда они видели особенно красивый природный пейзаж, и оценить уровень десяти разных эмоций, которые они при этом испытывали. На первое место участники поставили «трепет», «восторг», «любовь» и «гармонию». И почти все согласились с утверждениями вроде «я чувствовал себя маленьким и незначительным», «я чувствовал присутствие чего-то неизмеримо большего, чем я сам», «я чувствовал тесную связь с окружающим миром», «я совершенно забыл о повседневных делах и проблемах» и «я хотел, чтобы это никогда не кончалось» [16]. В 1998 году ученые провели опрос участников экспедиций по дикой природе в США, и целых 80 процентов ответили, что в результате этих походов их духовная связь с природой сильно окрепла [17].
На природе мы переживаем то, о чем я предпочитаю думать как о позитивном отсутствии контроля — в противоположность негативному отсутствию контроля, который мы испытываем в повседневной, перегруженной раздражителями жизни. Неспособность справиться с собственными почтовыми ящиками, банковскими счетами или объемом талии (не говоря уже об экономике и международных конфликтах) заставляет нас хуже относиться к самим себе. А на природе мы понимаем, что есть нечто неизмеримое, великолепное, нечто, существующее как с нами, так и без нас. И это понимание способно трансформировать в нас чувство ответственности и обновить список приоритетов.
Недавно ученые провели ряд исследований нейронных сетей, которые формируют наши представления о том, что находится вне нас (внешняя сеть), а также нашу самооценку и эмоции (внутренняя сеть, или сеть, работающая в пассивном режиме). Обычно мозг переключается с одной сети на другую; но исследователь в области когнитивных нейронаук Зоран Йосипович обнаружил, что люди, часто практикующие медитацию, способны поддерживать в активном состоянии обе сети [18]. Это существенно снижает барьер между человеком и окружающей средой, вызывая эффект вдохновляющей гармонии с миром. Такая способность одновременно осознавать как самого себя, так и окружающий мир, и в восточной, и в западной философии называется монизмом, или единством. Это чувство единения со всем, чувство связи, ощущение себя частью чего-то бесконечно большого и поразительного. Все ваши чувства обострены, и вы видите, слышите, чувствуете, ощущаете вкус и запах более полно. Счастье, удовольствие, блаженство, благоговение и благодарность возникают без особой причины — некоторые духовные учителя называют это беспричинной радостью. Кажется, что время остановилось или идет медленно-медленно, а то и исчезло вовсе; что вам ничего не нужно, вы ничего не хотите, ни в чем не нуждаетесь. Одни называют это единством с миром природы, другие — общением с Всевышним. А большинство людей, скорее всего, даже не сумеют подобрать точных слов для описания своего состояния.
Как известно, в такое состояние можно войти с помощью медитации, молитвы и прочих духовных практик. Многие из нас переживали минуты или даже часы единства и духовности при взаимодействии с природой, а в особенности водной средой и ее обитателями. «В каждом человеке развивается определенная форма привязанности к различным социальным и природным ландшафтам, которые встречаются ему на жизненном пути. И зачастую чувства, возникающие как реакция на пребывание в таком месте, бывают особенно сильными и всепоглощающими», — утверждают Лаура Фредриксон и Дороти Андерсон [19]. Мы всей душой привязываемся к своему уголку природы и бережем полученные там впечатления, словно редкую драгоценность. Это место становится для нас священным. Таким священным пространством может быть малодоступный закуток дикой природы, куда можно добраться только пешком или на каноэ, или вода, в которой вы ловили рыбу, плавали под парусом или в которую просто входили, ощущая ее объятия и невероятную мощь. Всякий раз, когда бы и как бы вы в нее ни погружались, вы чувствовали себя связанным с чем-то неизмеримо большим, чем вы сами.
Психолог Абрахам Маслоу считал, что, поскольку «более возвышенная и трансцендентная природа» человека является «неотъемлемой частью его сущности» [20], иногда мы способны получать доступ к мистической осознанности (как в свое время описал ее Уильям Джеймс). Маслоу назвал эти моменты пиковыми переживаниями и описал их как «переживания, связанные с внезапным интенсивным ощущением счастья, полноты существования, которые нередко сопровождаются сознанием некоторой „абсолютной истины“ или единства всех вещей» [21]. Психологи, изучающие такие пиковые моменты, считают, что всем им присущи общие характеристики: абсолютный фокус внимания, отсутствие страха, ощущение красоты и гармонии мира, чувство связи и даже слияния с окружающей средой, чувство благоговения перед переживаемым опытом, а также понимание, что вам очень повезло его пережить; что время и пространство изменились, а вы погружены в настоящий момент; ощущение реальности, истинности и ценности данного опыта. Кроме того, это моменты прозрения и эмоции, которых вы не испытываете в повседневной жизни, осознание психической вовлеченности в переживание и его значимости для всей вашей дальнейшей жизни [22]. В таких состояниях мы видим себя не отдельно, а как бы включенными, «встроенными» во взаимоотношения со всем миром. Мы становимся частью всего, а все становится частью нас [23].
Пиковые переживания часто заставляют человека выйти за рамки воспринимаемых им ограничений. Кэтрин Франссен наблюдала это у парашютистов и альпинистов. Джамал Йогис и другие серферы-экстремалы описывают переживание таких моментов, когда «океан требовал такой сверхконцентрации… что не было времени даже понять, где кончается тело и начинается волна» [24]. А вот как описал подобный опыт один из спортсменов, сплавлявшихся на каноэ по бурным порогам южного рукава Американ-Ривер в Калифорнии:
В конце полуострова гора, наконец, отступает, создавая S-образный поворот, который так меня восхищает. Скорость течения резко повышается, от порогов воздух, заряженный отрицательными ионами, меняет все вокруг. По мере приближения к грому мышцы всего тела напрягаются, и я, как всегда, прохожу через скалы в девяноста метрах вверх по течению — в месте, которое я называю Вратами, потому что, я знаю, если смогу пройти через них, дальше все будет в порядке. Приближается последний поворот… Я сжимаю в руках весло, полностью расслабляю свой разум и отдаюсь потоку — прохожу в проем и проскальзываю мимо скалы. И тут, словно по волшебству, подобно слоям со старой луковицы, снимаются слои жизни, открывается свежая плоть и жизнь видится в принципиально новом свете [25].
Экспансивная осознанность такого рода — видеть «жизнь в принципиально новом свете» — почти всегда присутствует в средах, в которых мир природы объединяется с водой [26]. Судя по всему, в воде как, образно говоря, в духовной составляющей природного мира есть нечто особенное, пронизывающее сознание всего человечества. Описывая ощущение вечности, неограниченности и неразрывной связи с миром, Фрейд обращается к своей переписке с французским писателем (и знатоком восточных религий) Роменом Ролланом и называет этот опыт «океаническим чувством» [27, 28].
Вода, так или иначе, присутствует во многих наших духовных и религиозных традициях. В книге «Дао Дэ Цзин» (написанной примерно между VI и IV веками до нашей эры) китайский философ Лао-Цзы писал: «Из всех элементов космологического устройства мира Огонь, Вода, Земля, Минералы и Природа, Мудрец выбирает в качестве своего наставника Воду». Будда сравнивал жизнь с рекой, которая всегда течет, постоянно меняясь. Вода — неотъемлемая часть легенд и мифов всех древних цивилизаций, от Египта до Японии. «Дух Божий носился над водою» (Бытие 1:2, Библия короля Иакова). «Мы [Аллах]… сотворили все живое из воды», (Коран, Пророки 21:30). «Мрак был сокрыт мраком вначале / Неразличимая пучина — все это» (Ригведа 10:129:3). Индусы считают купание в Ганге священным (называя реку Мать Ганга); паломники-христиане тысячами стекаются к рекам Иордан и Лурдес; исламские паломники во время хаджа идут к священному колодцу Замзам в Мекке. Люди традиционно используют воду для очищения себя от метафизического загрязнения («Грехи с людей смывает только море», — говорит героиня трагедии Еврипида Ифигения, объявляя о том, что ее брат Орест очистился от греха убийства собственной матери) [29], а также как средство освящения живых (крещение святой водой) и мертвых (омовение перед захоронением). Для многих коренных народов всего мира вода служит инструментом связи человечества со всем живым. Элизабет Вуди, член организации Yakima Nation в Орегоне, говорит: «В наших религиозных обрядах и холистической медицине омовение считается таинством. Вода — главный символ нашего церемониального цикла. По всей Большой реке в Колумбии мы просыпаемся с этим напитком и заканчиваем день глотком воды и молитвой… Вода — это жизнь» [30].
В 2010 году Йан Фостер из Университета Монтаны изучал чувство духовной связи, испытываемое людьми, сплавлявшимися на каноэ по диким пограничным водам Миннесоты; на этом участке площадью примерно пять тысяч квадратных километров расположены 1175 озер и сотни километров рек и ручьев. Во многие места этой природной зоны можно добраться только на лодке, и все равно каждый год более 250 тысяч человек едут туда ради сплава на каноэ, пеших походов, рыбалки, охоты и прочих видов активного отдыха. В рамках исследования Фостер посещал на каноэ разные кемпинги и просил людей описать, что они чувствуют, находясь в той местности. «Вместо того чтобы, приняв утренний душ, встречать их на перевалочном пункте и расспрашивать о путешествии и только что пережитом опыте, я отправлялся прямо туда, в дикую природу, — пишет Фостер. — [Я] купался в озерах, рыбачил (пусть только дважды за тридцать дней), греб, борясь с ветром, и сражался с тучами комаров» [31]. В итоге исследователь обнаружил, что ближе всего человеческой душе красота и безмятежность «опыта пребывания на плоскогорье».
Один человек, назовем его Том, сказал, что насквозь пропитывается «всем этим: водой, деревьями, небом, ветром… В дикой природе я просто отключаюсь от всего остального и впитываю то, что меня окружает, не переставая благодарить за это матушку-природу» [32]. Погруженность в мир природы вкупе с ограничением социальных контактов и потока постоянно поступающей информации, а также непременное взаимодействие с природой почти тем же способом, каким это делали жители тех мест на протяжении тысяч лет — в таких условиях, по утверждению Фостера, «воспламеняется, подогревается и (или) поддерживается» связь людей с их окружением и чем-то неизмеримо большим, чем они сами [33].
Кроме того, Фостер обнаружил, что в описаниях своей духовной связи с окружающей средой огромное значение люди придают воде. Природная красота воды и неба (на дакотском «Миннесота» означает «там, где в воде отражаются небеса») трогает души многих людей. Одна женщина, назовем ее Мэри, описывает такой случай:
Вчера мы делали остановку на озере Гудзон. Небо было ярко-розовым и фиолетовым, и, казалось, вода тоже была окрашена в эти цвета — так поразительно, как будто нереально… По мере приближения ночи небо темнело, и вода тоже меняла цвет, а я просто сидела и наблюдала за тем, как эти основы мироздания полностью меняют ход времени… В такой момент в голове возникла мысль: «Как я здесь оказалась? Что привело меня сюда, в это место, где я могу все это чувствовать?» [34].
Опыт пребывания в горной и плоскогорной дикой местности замечателен не только своим моментальным воздействием, но и, что намного важнее, эффектом, который он производит на нас и по возвращении к привычной жизни. В середине напряженного дня, на улицах большого города или в офисе, с глазами, прикованными к экранам смартфонов, планшетов и ноутбуков, мы вспоминаем те исключительные минуты, когда наш разум был абсолютно спокоен и безмятежен, а сердце открыто для красоты и чудес природы. И в результате можем перенестись назад, к тому опыту, чтобы вновь ощутить связь с природой, с чем-то божественным, чудесным — как бы это ни называлось.
Женщина по имени Нэнси, например, резюмировала свои чувства по возвращении домой так: «Там я поняла нечто такое, чего не понимала раньше… У меня было ощущение, что все в моей жизни так, как и должно быть. И это состояние глубочайшего счастья, возникающего даже тогда, когда просто вспоминаешь те моменты — невероятно сильное чувство» [35].
Рыба за миллион долларов
Рыбы — наши друзья, а не еда.
Акула по имени Брюс[72] из мультфильма «В поисках Немо»
Токийский рынок Цукидзи — крупнейший в мире оптовый рынок рыбы и морепродуктов. Каждый день (кроме воскресений и праздничных дней) 1600 поставщиков продают более 400 различных сортов даров моря, от морских водорослей до китов. Более всего востребован голубой тунец. Примерно 80 процентов тунца, выловленного во всем мире, попадает к покупателям через Японию [36]. Раньше эта рыба годилась только для кошачьего корма, так как кроме кошек ее никто есть не хотел. Но начиная с 1970-х годов она считается настоящим деликатесом — особенно филейная часть, которую называют торо. По сведениям оптовой торговой компании Catalina Offshore Products, специализирующейся на продаже морепродуктов, «из-за высокого содержания жира в торо голубого тунца мясо имеет розовый, ближе к белому, цвет и богатый маслянистый вкус, оно буквально тает во рту» [37]. В лучших токийских суши-барах один кусок первосортной филейной вырезки может стоить до 24 долларов [38].
Впервые я побывал на Цукидзи летом. Особой честью на этом рынке считается купить первого голубого тунца в году, поэтому 1 января здешний рыбный аукцион привлекает огромное количество рестораторов, желающих получить желанный статус (и славу) благодаря победе в торгах. В 2013 году победителем стал Киеси Кимура — владелец обосновавшейся в Токио сети ресторанов: он заплатил за первого голубого тунца года 1,76 миллиона долларов. Тунец весил примерно 220 килограммов. Выходит, Кимура выложил около 225 долларов за 28 граммов, притом что, по его собственному признанию, позднее в тот же день рыба в его ресторанах продавалась не дороже 5 долларов за порцию [39].
Что же за бизнесмен станет покупать то, что, как он сам точно знает, никогда даже приблизительно не окупит его инвестиций? Все очень просто: заоблачная отпускная цена служит главным образом предметом национальной гордости, эффективного маркетинга и добрых намерений, объяснил сам Кимура, разрезая драгоценную рыбину и поднимая ее торпедообразную серебристую голову перед вспышками фотокамер.
Согласно отчету, опубликованному всего через двадцать два дня после той знаменательной покупки, поголовье тихоокеанского голубого тунца сократилось на целых 96,4 процента по сравнению с необлавливаемой популяцией [40]. Согласно другой, не менее ужасающей статистике, 90 процентов поголовья голубого тунца вылавливают прежде, чем рыба достигает репродуктивного возраста [41]. Выложить круглую сумму за первого голубого тунца 2013 года было, несомненно, отличным маркетинговым ходом, эффективной бесплатной рекламой и шансом испугать конкурентов внушительным размером своего кошелька, но, как заметила директор подразделения по сохранению глобального поголовья тунца экологического фонда Pew Environment Group Аманда Никсон, «гораздо интереснее узнать, сколько будет стоить последняя рыбина» [42].
Почему же мы готовы так дорого платить за филе голубого тунца, суп из акульих плавников или черепаховые яйца, невзирая на то (впрочем, возможно, именно поэтому) что эти существа относятся к редким видам или им и вовсе угрожает исчезновение? Покупка тунца за миллион долларов служит наглядным примером того, как стремление к немедленному удовлетворению своих потребностей, высокому статусу и неспособность предвидеть долгосрочные последствия своих поступков могут привести к явлению, которое я называю нейрохимией разрушения. И возможно ли, как говорит Дэвид Пуу, лучше поняв и проанализировав самих себя, научиться делать лучший выбор, который обеспечит нам лучшее будущее, — выбор, который не только сохранит природный мир, но и обеспечит нам свободный доступ к Голубому разуму?
Наши психологические взаимоотношения с миром
Мы хотим максимального блага для каждого человека, но что есть благо? Для одного это уединение на лоне дикой природе, а для другого — лыжная база, рассчитанная на тысячи человек.
Гаррет Хардин. The Tragedy of the Commons(«Трагедия общин»)
Вот уже почти пять лет в городе Сан-Диего реализуется рекламная кампания Think Blue («Думай об океане»), которая, помимо многого другого, включает в себя демонстрацию рекламных роликов по телевидению и в местных кинотеатрах. В одном из таких роликов (под названием «Карма») рассказывается, что могло бы произойти, если бы на человека, выбросившего на улице мусор, вдруг вывалилось все, что по ливневым стокам попадает в океан после сильного дождя. В этом видео бизнесмена, который во время прогулки швыряет на землю обертку от жвачки вначале обливают кока-колой, выплеснутой какой-то дамой из окна автомобиля, потом заваливают бытовым мусором, вываленным другой женщиной прямо с балкона, а затем он наступает на кучу, оставленную собакой [43]. «Помни об океане», — поучает голос за кадром [44]. Довольно любопытный способ показать, к чему приводят даже самые незначительные поступки — ведь об этом мы, как правило, не задумываемся, поскольку непосредственно не наблюдаем их последствий.
Мозг обладает удивительной способностью скрывать от сознания истину об окружающем мире. Мы подвержены воздействию миллиардов сигналов органов чувств, тактильных ощущений, воспоминаний, звуков, запахов и голосов, и большую часть времени мозг изолирует и защищает нас от львиной доли всего этого. Впрочем, такая защита дорого обходится: она приводит к тому, что в большинстве случаев мы понятия не имеем, почему и как делаем то, что делаем. Наш мозг — непревзойденный мастер рационализации и самообмана, и эти механизмы встроены в наш когнитивный аппарат.
Согласно теории, предложенной швейцарским психологом и философом Жаном Пиаже, если вы закроете свое лицо ладонями перед младенцем, он подумает, что вы, и правда, ушли — объект (ваше лицо) не является неотъемлемой частью восприятия малыша. А если вы уберете ладони, ребенок удивится и (надеюсь) будет в восторге. Однако в определенный момент его мозг достаточно разовьется для того, чтобы понимать, что объект все еще здесь, независимо от того, виден он или нет. Хотя ученые пока спорят о том, в каком возрасте дети начинают понимать принцип постоянства объектов, но идея, что этот принцип реально влияет на наши дальнейшие взаимоотношения с водой и природой, мне очень близка. Мужчина, который выбросил обертку от жевательной резинки; женщина, выплеснувшая из окна машины сладкий напиток, и дама, выкинувшая с балкона картофельные очистки, не глядя, куда они приземлятся, действовали по принципу «с глаз долой, из сердца вон». Пока мы не увидим своими глазами, как брошенный мусор смывается дождем на пляж, а затем в океан, нас эта проблема совершенно не будет беспокоить. Пока мы не встретим бездомного по пути на работу, большинство из нас не будет обращать на их существование особого внимания. Пока человек не почувствует, что глобальное потепление, загрязнение воды, эрозия береговой линии, токсичные отходы и прочее грозят непосредственно ему или его семье, он, скорее всего, не будет глубоко об этом задумываться.
Обратная сторона принципа «с глаз долой, из сердца вон» — это когнитивная слепота. Иными словами, если нам кажется, что со средой, в которой мы живем, все в полном порядке, значит, мы просто отказываемся верить в существование проблемы. Бартон Сивер — действительный член National Geographic и директор Программы здорового и сбалансированного питания, реализуемой Центром здоровья и глобальной окружающей среды при Гарвардской школе общественного здоровья в Бостоне. По его словам, поскольку мы в любой момент можем зайти в местный супермаркет и увидеть на прилавках, скажем, треску, нам очень трудно поверить в то, что запасы этой рыбы практически истощены. А если, гуляя вдоль берега, вы увидим чистую воду и почувствуем приятные запахи, то не поверим в то, что загрязнение в наших ручьях, реках и прочих водоемах достигло небезопасного уровня. Зачем думать об охране водной среды, если вокруг нас так много воды, не правда ли?
Как известно, фундаментальный фактор эволюции — это стремление вида к выживанию. На протяжении миллионов лет, пока людей на Земле было намного меньше, чем сейчас, мы могли эксплуатировать природные ресурсы, не боясь их исчерпать. Нам не нужно было думать об экологии и рациональном использовании природных богатств, мы могли просто перейти на другое место и найти новые источники. Нас заботило выживание нас самих, наших семей и биологического вида — именно в таком порядке. Но сегодня, когда угроза уничтожения биологического вида часто представляется далекой и неустранимой, а проблема выживания кажется скорее теоретической, чем практической (глобальное потепление? прибрежные наводнения? озоновая дыра?), нам трудно воспринимать все это всерьез и пытаться исправить ситуацию.
В своем знаменитом труде «Трагедия общин», опубликованном в 1968 году, американский эколог Гаррет Хардин утверждает, что люди пойдут против общего блага при двух условиях: если это принесет им большие выгоды и если они считают, что это сойдет им с рук. Например, ловец лобстеров расставит больше ловушек, чем позволено, или устроит их в запрещенных местах, ведь так он сможет заработать больше денег для своей семьи. Мы «запрограммированы на то, чтобы быть эгоистичными и самовлюбленными… чтобы быть хорошими потребителями, но не хорошими защитниками природы», — прокомментировал слова Хардина Майкл Соуле, один из пионеров борьбы за сохранение биологического разнообразия [45].
В том же году, когда Хардин написал свой труд, социальные психологи Джон Дарли и Бибб Латане провели известный эксперимент: они запускали студентов в аудиторию, а затем медленно заполняли помещение дымом, чтобы те подумали, будто начался пожар. Если студент был в классе один, он, как правило, быстро вставал и уходил. А вот если вместе с ним находились еще два — четыре человека (которые были частью эксперимента), и эти люди, несмотря на то что комната наполнялась дымом, оставались на своих местах, испытуемый обычно тоже никуда не уходил — даже если дым был настолько густым, что он не мог видеть других людей в комнате. Впоследствии испытуемые объяснили свое поведение в основном смущением и замешательством, а многие добавили, что ждали от «товарищей по несчастью» сигнала о том, что что-то действительно случилось [46].
Люди, находящиеся рядом с нами, и группы, частью которых мы являемся, очень сильно влияют на наши решения. Марк ван Вугт выдвинул гипотезу, что такое поведение есть частью запрограммированной реакции на мир. С самого рождения мы бессознательно копируем поведение окружающих, причем не только действия, но и убеждения, взгляды и решения. Например, ван Вугт отмечает: хотя большинство домовладельцев утверждают, что экологически сознательное поведение соседей мало влияет на их собственные решения и действия, подобные поступки живущих c нами по соседству людей считаются одним из самых точных прогностических факторов бережливого расхода электроэнергии и воды [47].
Тем не менее мы отстраняемся от тех, кто не является частью нашей семьи, группы или племени. «В нашем сострадании у всех имеется „слепое пятно“: люди, в которых мы видим не вполне людей, те, чьи страдания менее реальны, чем наши собственные, или не заслуживают такого же сострадания, как наши беды», — говорит Келли Мак-Гонигал из Стэнфордского университета, описывая участникам первого саммита, посвященного проекту «Голубой разум», исследование 2007 года. Целью исследования было определить, как мозг реагирует на тех, кого мы однозначно не относим к членам «своей группы». Вместо того чтобы активировались такие эмоции, как жалость или сострадание, включаются зоны головного мозга, связанные с отвращением и неприязнью, что напоминает реакцию на гниющие пищевые продукты [48]. Испытывать неприязнь в подобных ситуациях — неотъемлемая часть эволюционной когнитивной программы, однако зачастую это не позволяет нам переживать сострадание или чувствовать ответственность, которые могли бы помочь нам решить реальные проблемы.
Эмпатия, сострадание и единение
Сострадание есть острое осознание взаимозависимости всего сущего.
Томас Мертон[73]
Матье Рикар — крупный бритоголовый мужчина с приятной улыбкой, одетый в оранжевый балахон. Он буддийский монах, но также фотограф, философ и писатель (со степенью доктора наук в области молекулярной генетики). Матье принимал участие в ряде исследований с целью изучения психофизиологии счастья, медитативного состояния и осознанности. А несколько лет назад он согласился поучаствовать в эксперименте, целью которого было выявить «нейронный след» сострадания. Исследовательская группа под руководством Тани Сингер попросила Рикара погрузиться в состояния, описываемые учеными как три разные формы сострадания (неспецифическое, сострадание к страдающим и милосердие в целом), а в это время его мозг сканировали с помощью фМРТ-сканера.
Исследователи с немалым удивлением обнаружили, что при виде картин с изображением человеческих страданий в мозге Рикара ни разу не активировалась ни одна из схем «эмпатии к боли». Вместо этого подсвечивались зоны, связанные с позитивными эмоциями, привязанностью, любовью и вознаграждением. Весьма заинтригованные, ученые попросили Рикара пройти повторное сканирование, в процессе которого он должен был целенаправленно фокусироваться на том, чтобы эмоционально разделить боль страдающего. Матье опять поместили в сканер, и он вызвал в памяти воспоминания о страшном документальном фильме, посвященном жизни румынских сирот из детского дома. «Те дети были абсолютно истощены физически и эмоционально», — вспоминает он. И на экране тут же подсветились участки мозга, ответственные за эмпатию, а нейронная сеть эмоциональной боли резко активировалась. Неудивительно, что довольно скоро испытуемый почувствовал сильнейшее эмоциональное истощение и, что называется, «сгорел». Исследователи спросили, хочет Рикар прекратить эксперимент или продолжить и попытаться перейти от чувства боли к чувству сострадания. Он продолжил.
Хотя эмпатия и сострадание находятся на одном конце эмоционального континуума, на каком-то этапе посыл «чувствую вашу боль» переходит в «исцеляю вашу боль». И действительно, дальнейшее сканирование мозга Рикара показало, что он «отключил» боль и «включил» позитивное переживание сострадания. «Участие в этой медитации полностью изменило мой ментальный пейзаж, — признался он. — Образы несчастных детей оставались такими же яркими, как и прежде, но они больше не вызывали чувства боли и страдания. Вместо этого я ощущал естественную и безграничную любовь к ним и острое желание приблизиться и утешить. Кроме того, расстояние между мной и румынскими сиротами полностью исчезло» [49].
Желание действовать объединяет сострадание с альтруизмом — с действиями на благо других людей без стремления к личной выгоде. Точно так же, как мы подсознательно подражаем окружающим и разделяем их эмоции, нам, судя по всему, присуще и инстинктивное желание помогать. Ряд экспериментов, проведенных учеными из Лаборатории научно-технических исследований Гарвардского университета и Института Макса Планка в Германии, показал, что уже в четырнадцать месяцев дети инстинктивно выбирают модель поведения, направленную на помощь, — например, поднимают и подают прищепку, «случайно» оброненную взрослым. Причем делают они это практически сразу, независимо от того, присутствует ли при этом родитель, и даже если им приходится преодолеть ради этого какие-то препятствия или прервать игру с новой игрушкой [50].
Сейчас вы уже знаете достаточно, чтобы понять, что здесь не обходится без нейрохимического закрепления. Без сомнения, так и есть: сострадание и альтруизм связаны с бета-эндорфинами — опиоидными гормонами, вырабатываемыми мозгом, когда мы чувствуем любовь, заботу, теплоту, привязанность. По словам нейробиолога Джошуа Гранта, исследования ученых из Института Макса Планка наглядно показали, что «при сострадании активируются зоны мозга, где вырабатываются опиоидные вещества, действующие как нейромедиаторы» [51]. Этим можно объяснить некоторую (и немалую) пользу, получаемую нами от сострадания другим людям и альтруистических поступков, в том числе лучшее физическое здоровье и большую устойчивость к стрессу [52].
Матье Рикар, безусловно, случай исключительный. Но, к счастью, вам не надо быть буддийским монахом со степенью доктора наук в области молекулярной генетики, чтобы натренировать свой мозг переходить от эмпатии к состраданию. Более того, такой тренинг может занять совсем немного времени. Исследование, проведенное в 2008 году учеными из Стэнфордского университета, показало, что всего семь минут медитации на милосердии существенно усиливают чувства близости и социальной взаимосвязи между испытуемым и фотографией абсолютного незнакомца (такие показатели, как связанность, общность и позитивность объектов, измерялись по семибалльной шкале) [53]. А с точки зрения психофизиологических факторов, люди, практиковавшие эту медитацию или участвовавшие в тренинге по развитию сострадания, демонстрировали лучшее понимание эмоций других людей и более эффективное управление исполнительными функциями [54]. Согласитесь, все это сильно перекликается с Голубым разумом.
Естественную склонность человека к состраданию необходимо культивировать. Как утверждает профессор психологии Дэвид Де Стено, это и есть главная цель большинства медитативных практик, существующих в вековых духовных традициях, — освободиться от того, что нас разделяет, и начать относиться ко всему сущему с любовью и состраданием [55]. Подобное поведение меняет мозговые процессы, позволяя нам подключиться к опыту Всеобщего разума, благодаря которому мы можем достичь единства со всем окружающим миром, в том числе с Голубым разумом в его мощнейшем проявлении.
Сердца и мысли
Ни одно здравое решение нельзя принять, не учитывая не только мир такой, какой он есть, но и то, каким он станет.
Айзек Азимов[74]
«Нейробиология пытается ответить на два вопроса, — говорит директор Центра когнитивной нейрологии Дюкского университета Скотт Хюттел. — Мы хотим понять, почему мы что-то ценим (почему некоторые вещи волнуют и интересуют нас больше других) и как находим компромисс между объектами разной ценности». Ценность определяется как внутренними, так и внешними факторами. Мозг изначально запрограммирован на переоценку немедленной награды и недооценку награды отсроченной. Дэвид Зальд из Университета Вандербильта (мы уже встречались с ним, обсуждая проблему зависимости) утверждает, что исследования на грызунах показали: в орбитальной части лобной коры их мозга в два раза больше клеток, реагирующих на немедленное вознаграждение, чем тех, которые реагируют на сигнал об отсроченной награде. По этой же причине и мы съедаем лежащий перед нами шоколадный кекс, несмотря на то что желаем похудеть на пару килограммов. Именно поэтому двадцати- и тридцатилетним молодым людям трудно откладывать деньги на пенсию. А еще это одна из самых больших преград, стоящих на пути к внедрению долгосрочных изменений, которые позволили бы уменьшить негативные последствия деятельности человека для экологии нашей планеты.
Так что же может заставить нас изменить деструктивный подход к жизни? Отличным краткосрочным мотиватором был бы страх, но заглушающая сила привычки, разрушающие отвлекаемость и «удушье», идущие рука об руку с Красным разумом, вынуждают нас выбирать бегство, а не попытки что-нибудь предпринять. Жак-Ив Кусто однажды сказал: «Люди защищают то, что они любят». Если вы часто кричите: «Волк!», предупреждая всех о бедственном положении в экологии, если постоянно говорите людям о том, что мир уже завтра ждет страшный конец, а они, проснувшись, видят, что все как будто в порядке, то рано или поздно на вас попросту перестанут обращать внимание.
Люди никогда не будут реагировать позитивно на поток негативных фактов, и они не станут предпринимать активных действий, если их заставляют чувствовать себя виноватыми или плохо о себе думать. А между тем именно этим в основном занимаются сегодня защитники окружающей среды: они пугают людей, портят им настроение и перегружают негативной информацией.
Луке Пенати — управляющий директор по информационным ресурсам и общественным связям рекламного агентства Ogilvy & Mather и признанный специалист в создании брендов для компаний — отлично известно, что движет мнениями и поступками людей. На первой конференции, посвященной проекту «Голубой разум», он сказал: «Мы по своему печальному опыту знаем, что самые мощные факты и самые логичные аргументы в пользу защиты окружающей среды, как правило, пропускаются мимо ушей. А вот сторителлинг[75] довольно эффективно помогает передать неотложность и остроту ситуации и потребность немедленно что-нибудь предпринять. Сторителлинг как искусство увлекательного рассказа стар, как сам рассказ. Все поистине великие мастера в искусстве распространения информации были блестящими рассказчиками. А сегодня и нейробиология научно обосновала, что сторителлинг обладает уникальной силой изменять мнения и поведение людей». Поэтому тем, кто надеется повысить осведомленность и приверженность людей идее защиты окружающей среды, мы настоятельно рекомендуем собирать простые, эмоционально убедительные сообщения в общую картину или историю. Никому не хочется каждую ночь видеть кошмары: мертвый океан, высохшие реки, отравленную воду, текущую из водопровода.
Как говорит Бартон Сивер, «люди приходят в мой ресторан не для того, чтобы им рассказывали, какие они плохие, а для того, чтобы наслаждаться вкусными блюдами. Мы хотим, чтобы отношения человека с природой основывались на благополучии и побуждали принимать участие в рациональном использовании ее ресурсов, восстановлении экологии и взаимной выгоде».
Наши (многоуровневые) отношения с водой и миром
Стремление взаимодействовать с природной средой навеки запечатлено в человеческой натуре.
Эрик Ламбин. An Ecology of Happiness(«Экология счастья»)
Люди определяют себя с точки зрения своих взаимоотношений — с родными, разными социальными группами, сообществами и нациями. Знаменитая фотография Земли, сделанная в 1972 году экипажем «Аполлона-17», известная под названием «Синий мрамор», напоминает нам о самой главной, фундаментальной взаимосвязи — о нашей связи с естественной средой обитания. Мы можем отрицать или игнорировать эту связь, но не должны принимать такую позицию как должное. У нас нет иного выхода. Нам приходится существовать в этом физическом пространстве, рассчитывая на его ресурсы, взаимодействуя с ним в большом и малом. Мы улыбаемся, потому что на улице светит солнце, и чувствуем себя подавленными, если слишком долго идет дождь или снег [56]. Мы восхищаемся красотой цветка, каплями дождя, водопадом, горами. Мы в ужасе наблюдаем, как цунами, ураганы, наводнения или торнадо за считаные минуты уничтожают целые населенные пункты. Мы наслаждаемся прогулками по парку или велосипедными поездками. Загораем на пляже, террасе или крыше городского дома. Ходим в аквапарки и зоопарки или с удовольствием смотрим документальные фильмы о природе. Если только не жить в каких-то ненормальных герметичных условиях, где-нибудь в подземном бункере, вдали от естественного света, воды или воздуха, нам никак не избежать отношений с миром природы.
Отношения человека с природой можно рассматривать с трех разных ракурсов: эгоцентрического, антропоцентрического и биоцентрического. Эгоцентрическая ориентация предполагает, что человек воспринимает природу только с точки зрения того, как воспользоваться ее ресурсами в своих интересах. Обеспечен ли я пищей на обед, чистой водой для моего душа, местом, где я смогу заниматься серфингом, кататься на лодке или купаться? В соответствии с антропоцентрическим подходом, сконцентрированным на общечеловеческом, природа оценивается с точки зрения того, как с ней взаимодействует человечество в целом и как при этом обслуживаются его потребности и желания. Иными словами, сколько нефти можно выкачать со дна Мексиканского залива, какой годовой улов креветок, морского окуня и устрицы будет из него получен и какова ценность его побережья для туристов. При биоцентрическом подходе человечество рассматривается как неотъемлемая часть мира природы, а не отдельно от него. При этом человек взаимодействует с природой как с равноценным партнером: например, признается потребность человека в рыболовстве, но принимаются во внимание и последствия разных методов рыболовного промысла для всех видов морских обитателей, употребляемых в пищу, и для морской среды, куда забрасываются сети. Иначе говоря, мы отходим от принципа «первоочередности потребностей человечества», признавая, что танцуем с нашей планетой и ее обитателями своего рода танец взаимной зависимости, а также что заботиться о наших партнерах — на самом деле значит заботиться о самих себе. Мы понимаем, что нас объединяет нечто гораздо более важное, чем экосистемы, разнообразие форм жизни и экономика. Природа нуждается в нас, а мы нуждаемся в ней. И такой разумный эгоизм лежит в основе существования человечества.
Что приведет нас к такому пониманию? Что переключит с эгоцентрического или антропоцентрического отношения к природе на биоцентрическое? То же, что делает не связанных никакими узами людей близкими друг другу, — любовь. Я убежден, что любовь к природе — врожденное качество человека, внедренное в нашу ДНК. По словам экопсихолога Теодора Розака, «с миром природы нас связывает эмпатическое понимание, которое восстает в каждом новорожденном ребенке и продолжает свое существование в работах поэтов и художников, пишущих о природе и природу» [57]. В любви человека к природе, безусловно, присутствует и эстетическая составляющая. Мы восхищаемся мощью океана (что может сравниться с взрывом эмоций, которые испытываешь, стоя на скале прямо над огромными волнами, разбивающимися о побережье Корнуолла?), величественными деревьями, широкими реками, чистыми ручьями. Мы высоко ценим невероятное разнообразие растительного и животного миров, с которыми соседствуем на планете. Мы запрограммированы быть очарованными природой, и ее притягательность зачастую превращается в крепчайшие эмоциональные узы.
«Гуляя по пляжу, играя в волнах прибоя или плавая в своем любимом месте на море, мы вступаем в контакт с тем, что там происходит, и начинаем заботиться об этом месте. Мы вкладываем в него свою душу», — пишет эколог-активист Кристофер Свэйн [58]. По мере погружения в мир природы наша привязанность углубляется. Проникновение заставляет нас перейти от безучастной симпатии к активному участию. «Чем богаче опыт общения человека с природой, тем сильнее его к ней тянет, — пишет Стивен Каплан. — Я утверждаю, что наш биологический вид в целом предпочитает и высоко ценит природные стимулы, ведь, несмотря на очень ограниченный опыт общения с природой, многие наши современники убеждены, что естественная среда оказывает на них огромное позитивное влияние. Люди, впервые попробовавшие пообщаться с дикой природой, признаются, что в будущем намерены сделать этот опыт неотъемлемой частью своей жизни — такое нередко происходит, например, после участия в программах, связанных с природой. И их слова звучат весьма убедительно. За очень короткое время, проведенное на лоне дикой природы, с самыми разными людьми случается нечто важное и удивительное» [59].
Природа — это «не просто неупорядоченный массив разобщенных частей, а динамичные, сложно организованные и сбалансированные системы, взаимосвязанные и взаимозависимые во всем: в каждой функции, в каждом энергетическом обмене, — пишет эколог Джоанна Мэйси. — Каждый элемент является частью общего — мозаики, соединенной и меняющейся в соответствии с множеством разных принципов» [60]. Если мы стремимся лучше понять окружающий нас мир, если мы начинаем видеть взаимосвязи между разными видами и проявлениями жизни, например между океаническими течениями и береговыми линиями, то наши отношения с другими обитателями голубой планеты становятся значительно глубже. И на их основе произрастает инстинктивное желание человека защитить то, что он любит.
Шиворот-навыворот: мы подвержены влиянию того, что сами же испытываем
Чтобы исцелить океан, нам нужно исцелиться самим.
Доктор Род Фуджита
Четвертого июля 2010 года я летел в Новый Орлеан, любуясь из люка самолета потрясающим фейерверком, освещавшим ночное небо, — никогда прежде я не видел фейерверк с такого угла. Через несколько часов я пролетал над тем, чего тоже никогда раньше не видел, но чего очень надеюсь больше и не увидеть. Наш небольшой самолет Cessna парил над береговой линией Луизианы и Миссисипи, для того чтобы документально подтвердить наличие потоков нефти и загрязнения острова, болота, мангровых лесов и пляжей смолистыми шариками. Эта техногенная катастрофа произошла в результате крупнейшего в истории США разлива нефти на платформе Deepwater Horizon.
Потом мы полетели дальше от берега, вглубь океана. Под нами лежала мутная, покрытая нефтью гладь, а вдали виднелась четкая граница между глубокой чистой синевой и местом распространения нефти. Всю сознательную жизнь я работал с океаном, с населяющими его животными, находящимися под угрозой исчезновения, бок о бок с людьми, которым он давал средства к существованию. Я своими глазами видел, как из-за чрезмерного промыслового рыболовства, незаконной охоты и загрязнения океана пластиковыми отходами исчезали целые виды морских обитателей. Но, несмотря на это, я не был готов увидеть тысячи квадратных километров воды, в которых погибло все живое, и услышать запах нефти, растекшейся на огромное расстояние, с четкой границей у чистой синевы залива вдали. До сих пор я каждый раз вспоминаю о Deepwater Horizon, когда подкачиваю газ в своем аквариуме или еду на велосипеде за грузовиком по оживленной улице, вдыхая выхлопные газы.
На протяжении двух недель я помогал спасать и очищать от нефти морских черепах, изо всех сил стараясь внести свою лепту в спасение океана. Во время этой катастрофы и сразу после нее были найдены мертвыми 4080 птиц и 525 морских черепах. Загрязнению подверглись более 25 тысяч километров береговой линии от Техаса до Флориды. Серьезно пострадали и люди: физический, психологический, экологический и экономический ущерб, нанесенный им, был поистине огромен. Тысячи рыбаков, нефтяников и работников сферы туризма потеряли работу. Более 174 тысяч юридических и физических лиц подали иски в фонд Gulf Coast Claims, требуя компенсации убытков, понесенных вследствие разлива нефти [61]. Люди жаловались на сильный кашель, носовые кровотечения, зуд в глазах и чихание. По данным директора программы защиты окружающей среды и гигиены труда Луизианского университета, все это были симптомы воздействия сырой нефти на человеческий организм. Другие люди, участвовавшие в массовой очистке, сообщали о боли в груди, головокружении, проблемах с дыханием и расстройствах желудочно-кишечного тракта. По мнению врачей, эти жалобы свидетельствовали о применении химических растворителей. Психологическое состояние многих было не лучше. Психологи Луизианы сообщали о резком увеличении числа случаев травматического стресса, тревоги и депрессии, шквале звонков на горячую линию по поводу ухудшения психического здоровья, наплыве людей в приюты для жертв домашнего насилия [62]. Стефан Шуленберг, профессор психологии и директор Научно-исследовательского центра клиники стихийных бедствий Университета Миссисипи, провел всестороннее исследование психологических последствий разлива нефти в Мексиканском заливе и урагана «Катрина». У пациентов выявили целый букет опасных симптомов, в том числе беспричинный гнев, раздражительность, стресс, тревога, депрессия, деструктивные модели пищевого поведения и сна, злоупотребление алкоголем и наркомания [63].
Исследователи, изучавшие последствия разлива нефти, непосредственно и косвенно повлиявшие на жизнь сообществ Флориды и Алабамы, обнаружили, что, хотя клинически значимая депрессия и тревога наблюдалась у жителей всех общин, наиболее высокий уровень психологического стресса был вызван потерей средств к существованию и дохода [64]. В предыдущих главах мы с вами говорили о том, что большинство рыбаков буквально влюблены в свою работу, и эта любовь заставляет их годами и десятилетиями заниматься одним из самых опасных дел на свете. Люди, живущие на побережье, как правило, просто обожают пляж, легкий бриз, бесконечный горизонт, постоянное разнообразие волн, прибой и песок. А теперь представьте себе, что место, которое вы любите всей душой, залили зловонной нефтью и покрыли черной слизью. Подумайте, какой гнев и беспомощность вы испытали бы. Представьте, что то, что раньше приносило вам пользу и выгоду, теперь вызывает только отвращение и даже может нанести существенный вред здоровью. Уверен, нефтяники с платформы в Мексиканском заливе, сборщики устриц, капитаны барж, пилоты вертолетов, гиды по спортивной рыбалке и завсегдатаи пляжей чувствовали такую же глубокую боль и скорбь, как я, только потеряли они намного больше.
Впрочем, многие люди не сидели сложа руки: сразу после катастрофы в Мексиканском заливе на спасательные работы приехало почти 55 тысяч работников и добровольцев. Я встретил там печальных, сердитых, решительных людей, и они просто «трудились, как обычно». Но в ходе беседы после трудового дня, в течение которого все копались по локоть в черной жиже, рыли песок или очищали от нефти и гудрона морских существ и птиц в надежде на то, что с ними все будет в порядке, я убедился, что все участники этого мероприятия были тесно связаны c природой и водой, и эта любовь словно освещала их изнутри. Мы с удовольствием обменивались историями о любимых пляжах и волшебных моментах, которые посчастливилось пережить при контакте с водой. Таким в основном было наше общение.
«Сегодня мы взаимодействуем с другими людьми и технологиями, созданными человеком, — пишет американский философ и эколог Дэвид Абрам. — Мы все по-прежнему отчаянно нуждаемся в чем-то, что отличается от нас самих и созданного нашими руками… Непосредственная, воспринимаемая органами чувств реальность во всем ее непостижимом для человека таинстве остается единственным надежным пробным камнем для эмпирического познания мира, в избытке наполненного сегодня электронно генерируемыми перспективами и сложными технологическими утехами» [65].
Без этой связи у нас нет эмоционального мотива, для того чтобы заботиться об окружающей среде. В изоляции эгоцентрическое и антропоцентрическое отношение к природе берут верх, и ценность окружающего мира определяется только тем, какую пользу он может принести человеку. И что еще хуже, соображения эмоциональной, познавательной, духовной и творческой нематериальной выгоды воды и природы, а также их пользы для нашего здоровья, полностью сбрасываются со счетов. А ведь они делают нашу жизнь намного лучше, но, поскольку природа не поддается количественному измерению, ее недооценивают.
Защитник океана Жан-Мишель Кусто, сын великого Жака-Ива Кусто, часто говорит: «Защищая воду, мы защищаем самих себя». Здоровье человека очень сильно зависит от здоровья окружающей среды. Если наша пища, воздух и вода не лучшего качества, мы вряд ли будем чувствовать себя хорошо. Но этим дело не ограничивается. Огромная польза, получаемая всеми людьми от здорового водотока, выходит далеко за рамки питьевой воды и рыбы, употребляемой в пищу. От качественной, пригодной для использования воды мы получаем нечто незримое, глубоко личное, даже интимное — то, без чего, я убежден, мы не можем хорошо жить и процветать. Я очень надеюсь, что благодаря научным исследованиям и активным дискуссиям все полностью осознают, какую пользу приносит пребывание рядом с водой, что станет весомым аргументом для сохранения мировых вод чистыми, здоровыми и свободными.
Правда, одного понимания недостаточно. Людьми руководят эмоции. Значит, и для принятия решений в защиту интересов окружающей среды мы должны вызвать в себе сильные эмоции. А, как уже говорилось, наилучший способ сделать это — освоить сторителлинг.
Расскажите свою историю о воде
Говорите не с их умами. Говорите с их сердцами.
Нельсон Мандела[76]
Конечно, мало кому нравится получать информацию, в которой перемешаны страх, вина и отчаяние. Большинство людей не имеют ни малейшего желания становиться частью этого «клуба». При разговорах о «гибели и мраке», о которых вещают активисты-экологи, они думают: «Вы заставляете меня думать о себе плохо и чувствовать себя несчастным. Вы заставляете меня чувствовать себя виноватым за то, что я чищу зубы и дольше пяти минут принимаю душ; за то, что я ем рыбу не того сорта; за то, что мою машину на обочине, а сточные воды загрязняют реки и ручьи». Если мы хотим изменить отношение к таким явлениям, как рациональное использование природных ресурсов, перелов рыбы и изменение климата, нельзя и дальше обрушивать на людей лавину исключительно негативной информации.
Как показало одно социологическое исследование, зачастую новая информация заставляет людей еще сильнее укрепиться в своих убеждениях [66]. Конечно, наши намерения чисты, и сердца наши находятся на нужном месте. Как заметил Дэвид Пуу, «мы, пропагандисты и распространители идей, при виде чего-нибудь невероятного думаем, что у нас есть ответ; заметив проблему, которую можно исправить, мы испытываем непреодолимое желание побежать и рассказать об этом всем и каждому». К сожалению, только рассуждать о проблемах просто-напросто неэффективно. Это не принесет пользы, как и обрушение на людей лавины новой негативной информации. Очевидно, требуется другой подход.
Итак, как же рассказать историю воды, чтобы изменить отношение к ней?
В книге «Календарь песчаного графства»[77] известный американский эколог Олдо Леопольд пишет: «Мы можем быть этичными только по отношению к тому, что можно увидеть, почувствовать и понять, к тому, что мы любим или во что по-настоящему верим». Я убежден, что нам нужно начать рассказывать о своих взаимоотношениях с окружающим миром другую историю — историю о Голубом разуме. Пора признать истинность того, о чем экономисты, маркетологи и политики твердят уже много лет: человеческими поступками управляют глубокие, непостижимые рассудком эмоции, а не рациональные мысли. Глубочайшие, первобытные эмоции влияют практически на все принимаемые нами решения — от выбора блюда на ужин до кандидата в президенты. Нам нужно рассказывать истории, для того чтобы помочь людям изучить и понять, какие сложные и древние эмоциональные и чувственные паттерны ведут к более глубоким отношениям со стихией воды. История о Голубом разуме призвана воссоединить людей с природой таким образом, который позволит им чувствовать себя хорошо, не испытывая при этом вины, и покажет, как вода может помочь нам стать лучше.
Мы должны рассказывать подходящие истории правильным способом. Весьма эффективный подход к сторителлингу на тему окружающей среды придумал учитель из Окленда. В течение нескольких месяцев первоклассники школы Парк-Дэй превращали свой класс в океанскую среду обитания. Из алюминиевых тарелок и цветной бумаги они смастерили рыбину, а из папье-маше и коричневого картона осьминога с болтающимся щупальцами. Стены занавесили голубым брезентом, имитирующим воду, а «кораллами» из красной бумаги усеяли пол. Каждый ученик выбрал морское существо по вкусу, хорошенько изучил его, а потом рассказал о нем одноклассникам. Ученики других классов школы приходили к ним на экскурсию. Однажды вечером дети вместе с учителем даже организовали специальную презентацию для родителей. Детям понравилось участвовать в этом проекте, и все сошлись на том, что он имел огромный успех.
И вот однажды утром, войдя в класс, ученики увидели свой красивый «океан» залитым «нефтью». Черные пластиковые мешки для мусора покрывали кораллы, рыбу, осьминога — все-все-все. «Произошел разлив нефти», — объяснил ребятам учитель. После этого класс обсудил проблему разливов нефти и наносимого ими экологического ущерба, а затем ученики надели резиновые перчатки и очистили свой «океан». Для первоклашек это был прекрасный внутренний учебный опыт. Они узнали намного больше о проблемах нашей планеты, а также о том, как люди могут их решить [67].
Большой всплеск
Из этой книги вы узнали много доказательств того, как полезна вода для человека с точки зрения физической, когнитивной, чувственной, материальной, творческой, продуктивной, духовной и, конечно же, пользы для здоровья, — даже в тех случаях, когда мозг воспринимает эту пользу только косвенно, через искусство, звуки, слова, росчерк карандаша или текстуру предметов. Но лично для меня и миллионов других людей наилучшая и величайшая польза воды заключается в ее воздействии на эмоции (не считая моментов, когда нас мучает жажда). Мы любим находиться в воде, на ней, под ней и рядом с ней. Мы планируем проводить свой отпуск у воды. Мечтаем о возможности оседлать доску для серфинга или запрыгнуть в лодку, сходить на пляж, прогуляться по берегу озера или хотя бы у городского фонтана, а может, просто принять душ или полежать в гидромассажной ванне в конце долгого трудового дня. И никакие научные данные, МРТ-сканирование, показания электроэнцефалографа, тщательно разработанные научно-исследовательские проекты не могут точно передать, что мы чувствуем в такие минуты. Разумеется, агенты по недвижимости и экономисты могут буквально до копейки рассчитать доплату за воду, а экологи уже научились отслеживать движения молекул воды, но никто не способен назвать цену тех моментов, во время которых мы видим и чувствуем красоту воды. «Если хотите, чтобы люди бережно относились к воде, просто возьмите их на пляж, — говорит Майкл Мерцених. — И сделайте это не единожды, а двадцать или тридцать раз, хотя бы пока они не стали взрослыми. Каждый раз во время таких поездок вы будете вызывать у них позитивные эмоции по отношению к воде, что непременно скажется на формировании их личностей».
Несколько лет назад психологи из Торонтского университета провели довольно-таки «разоблачительный» эксперимент: они разделили добровольцев на две группы и, сымитировав условия работы колл-центра, дали каждой группе инструкции о том, как следует просить пожертвования у разных людей. Инструкции для обеих групп были практически одинаковыми, за исключением одного момента: на листке первой группы была фотография бегуна, только что победившего в забеге, а у второй — такого изображения не было. «К моему огромному удивлению, группа, которая видела фотографию, собрала значительно больше денег, чем контрольная», — сказал один из психологов-организаторов исследования. Удивление было настолько огромным, что ученые решили повторить эксперимент, причем сделали это неоднократно — и каждый раз результат был таким же. И самое потрясающее, когда членов группы, собравшей больше средств, спрашивали, помогла ли им фотография счастливого бегуна-победителя они, как правило, недоумевали: «Какая фотография?» [68].
Вот так и вода вызывает определенные эмоции, а нам и невдомек, что именно голубая стихия включает в мозге соответствующие нейрохимические реакции. То же самое сделают радость и счастье, которые ощущаются рядом с водой, особенно если нам понадобится убедить людей в том, что защищать и охранять воду очень и очень важно. Если в нашем мозге хранится образ прекрасного лета, проведенного на реке; дельфинов, резвящихся в море; полных блаженства часов, проведенных под теплыми лучами солнца в лодке; острых ощущений от близости грохочущего водопада в лесной чаще; зависшей над коралловым рифом радужной рыбки, к которой подплываешь, чтобы полюбоваться через маску, — то наш «сбор средств» станет намного успешнее, даже если мы не осознаем этого.
Читать бесплатно другие книги:
