Взорвать прошлое! «Попаданец» ошибается один раз Рыбаков Артем
а) контрразведкой;
в) разведкой относительно положения во всех областях жизни;
с) разведкой за границей.
а) В ведении контрразведки находится разведывательная деятельность тайной государственной полиции в областях внутренней политики и полицейского надзора, которая имеет целью выслеживание отдельных врагов государства и их деятельности, организации, связей и отношений.
Контрразведывательная служба является необходимой предпосылкой для борьбы с противником. Потому она ведется и управляется тайной государственной полицией.
В рамках Главного управления имперской безопасности компетентным в этом отношении является IV отдел (изучение противника и борьба с ним).
В случае если контрразведка получит сведения, интересные в отношении области жизни или годные для обработки, следует немедленно осведомить участок СД (в Главном управлении имперской безопасности — III отдел).
в) Разведка относительно положения во всех областях жизни имеет задачей: разведывать о положении во всех отраслях жизни, особенно о настроениях населения и политических деятелях, а также о влиянии, оказываемом на положение в жизненных областях различными мероприятиями и событиями, выяснять степень согласованности данного положения с национал-социалистскими целями и после соответствующей обработки осведомлять руководящие учреждения партии и государства.
Компетентными в этих вопросах являются III отдел Главного управления имперской безопасности и участки СД.
Если эта разведка натолкнется на враждебного государству противника или группы противников, она должна немедленно уведомить управление тайной государственной полиции (в Главном управлении имперской безопасности — IV отдел).
с) Разведка за границей охватывает всю разведывательную деятельность за границей. Компетентными в этого рода разведке являются VI отдел Главного управления имперской безопасности и уполномоченные этим управлением участки СД.
Политическое руководство и центральная обработка попадающего в рамках разведки за границей материала, касающегося идеологических противников (масоны, евреи, церкви и т. д.), подлежат компетенции контрразведки.
Шеф полиции безопасности и СД ГейдрихЗаверила: служащая канцелярии Фрейтаг.[59]«В четверг и пятницу этой недели возможно проведение мероприятий, о которых сообщалось до этого. Вечером четверга хозяева могут уехать в гости и дети останутся без присмотра.
Сокол».
Километра за два от Марьиной Горки Фермер приказал остановиться. Лезть в этот довольно крупный населенный пункт, да к тому же еще и узловую станцию, без предварительной разведки однозначно не стоило. Свернув с шоссе на неприметную дорожку, уходящую куда-то в глубь здешних болот, мы заехали в чащу на пару сотен метров и заглушили моторы.
— Люк и Тотен — в разведку! Остальным заправлять транспорт! Товарищ сержант, ты поскромнее одеться не хочешь? — окликнул Саша Алика.
Тот, уже было усевшийся в коляску мотоцикла, покраснел и полез обратно.
— Тоха, принеси какой-нибудь унтерский прикид! — попросил он.
«Ну да, гауптштурмфюреры на мотоциклах не ездють, не по чину!»
В кузове «Опеля» у нас была приготовлена «костюмерная» — лежали несколько немецких мундиров подходящих размеров, так что мне только и оставалось, как забраться под тент и выбрать из стопки с пришпиленной картонкой с жирно нарисованной буквой «Т» прикид гауптшарфюрера. Во время ликвидации айнзатцкоманды мы «затрофеили» сразу пять комплектов с такими знаками различия. Если я правильно понимал расклады, то в СС это было что-то вроде старшины, а старшине и на мотике с одним бойцом прокатиться не зазорно.
Когда я спрыгнул на землю, Алик уже вовсю сверкал голым торсом, а народ носился вокруг, громыхая канистрами.
— Держи, начальник! — я забрал у Демина его одежду.
— Спасибо! Хочешь, моим ординарцем на постоянной основе будешь? — подколол меня Тотен и тут же отскочил, уворачиваясь от шутливой затрещины.
— У беззубых слуг не бывает! — скорчил я зверскую рожу.
— Э, ты никак собираешься воинское преступление совершить? На старшего по званию напасть?
— Уже не старшего! — я потряс в воздухе мундиром. — Вас разжаловали, только что приставка «гаупт» от былой красы осталась! Подумать только — «штурм» на «шар» заменили, и вы уже не белая кость, герр Тотен! — последние слова я уже произносил из кузова, аккуратно укладывая форму на предназначенное ей место.
Надо сказать, что прошедший месяц здорово изменил наше отношение ко многим вещам. В частности, практически исчезло страйкбольное раздолбайство. То, что хорошо «в шаговой доступности» от родного дома на игре, не очень подходит, когда ты в тылу врага, а само понятие «дом» настолько расплывчато, что можно считать его несуществующим.
Это на «войну выходного дня» можно выдвигаться, покидав кое-как все имеющееся барахло в багажник, а здесь от этого и жизнь иной раз могла зависеть. Причем не только твоя. Вот и привыкали заново к дисциплине люди служившие, а неслужившие учились быть собранными и аккуратными.
А вот балабольство никуда, по счастью, не делось! Что меня временами очень радовало — воевать, как показала практика, лучше весело и изобретательно, а не печально и уныло. Может быть, если я окажусь на передовой, то и поменяю свое мнение, но у нас же сейчас партизанщина в полный рост!
Досматривать, как Алик «прихорашивается», я не стал, а пошел помогать ребятам с заправкой — по здешнему бездорожью движки «евромобилей» начинали потреблять бензин пугающими темпами. А сейчас для нас любая незапланированная остановка смерти подобна. И в прямом и в переносном смысле.
Когда разведка, нещадно пыля, умчалась в сторону городка, а баки были заполнены под пробку, меня вызвали к командованию. Представ перед светлыми очами Фермера (для чего мне пришлось пройти аж пятнадцать шагов), бодро отрапортовал:
— Товарищ майор, старший лейтенант Окунев по вашему приказанию прибыл! — В принципе клоунаду можно было и не разводить, но возле «Опеля» сейчас тусовались все наши «местные», так что приходилось соответствовать декларируемому статусу.
— Вольно! — буркнул Александр и сразу перешел к делу: — Давай, быстро ребятам из трофейного барахла что поприличней подбери. Только в темпе! Будут массовость создавать.
Я лицом изобразил непонимание сути проблемы.
— По людным местам сейчас поедем, — не поленился объяснить Фермер. — Колонна приличная, четыре машины, а людей на виду мало. Мне бы такое подозрительным показалось. Так что давай, снаряжай бойцов.
— Слушаюсь, тащ майор!
«А ведь Саша прав — четыре приличные машины и пустые при этом. Непорядок! С „Опелями“ проще, конечно, тенты надежно скрывают от нескромных тевтонских глаз как наших одетых не по форме бойцов, так и нештатные средства передвижения. А пара лишних мотоциклов лишними не будут!» — мысленно пошутил я, помогая бывшим пленным одеваться по всем правилам армейской моды Третьего рейха. Впрочем, насчет «по всем» и «армейской» — это я загнул. Форму я им выдал эсэсовскую, это раз. И к деталям не докапывался, это — два. Парням не на парад идти, так что можно особо не эстетствовать.
Мишка Соколов, поскольку ехал со мной в открытой кабине «Круппа», был одет во все немецкое, как и Несвидов с Дымовым, так что на переодевание четверых оставшихся ушло не слишком много времени. Не знаю, практикуется ли в казармах РККА в настоящее время процедура «одеться, пока горит спичка», но управились мы минут за пять.
Тотен, кстати, когда первый раз увидел нашего старшину в немецкой форме, долго хихикал в сторону, а когда на него насели с требованием разъяснить комичность момента, поведал, что Емельяну достался не просто мундир, а заслуженный мундир «всея СС», о чем говорил «уголок» «старого бойца»[60] на правом рукаве. Несвидов не понял и обиделся, и пришлось Алику объяснять, что шеврон на правом рукаве его мундира — вещь очень почетная, так как носить ее могут только те, кто вступил в СС еще до прихода Гитлера к власти и соответственно испытал все тяготы «периода борьбы». Емельян, однако, совершенно не вдохновился и буркнул в ответ, что, будь его воля, он ни за что в жизни эти фашистские цацки не надел бы. А Док вот уже две недели его периодически подкалывает на эту тему — то поинтересуется, какие страницы «Майн Кампф» он помогал писать, то попросит Несвидова дать ему рекомендацию для вступления в НСДАП.[61] А то как-то вечером у костра Серега потребовал у старшего сержанта сдать спички и зажигалку, мотивируя это тем, что в прошлый раз, когда Несвидов «баловался со спичками — Рейхстаг сгорел». После такого фееричного наезда Емельян нажаловался командиру, и нашему доктору была поставлена «вразумляющая скипидарная клизьма», как сказал сам Серега, «небольшая, на полведра».
Оглядев «перелицованных» бойцов, Фермер хмыкнул:
— Хоть сейчас на Александерплац, в параде участвовать!
— Товарищ майор, а это главная площадь в Берлине, да? — спросил Семен Приходько.
— А какая сейчас разница, товарищ военврач? — вопросом на вопрос ответил Саша. — О парадах думать будем, когда немца побьем, а до тех пор это все так — вольные умствования. Короче, слушай новый наряд по машинам! Вы, товарищ Приходько, дополните экипаж старшего лейтенанта, — командир кивнул головой в мою сторону. — Емельян и ты, Леша, — перешел он к нашим «старикам», — с остальными создадите видимость присутствия большого количества людей в кузовах грузовиков. Каски, что ли, развесьте…
— Александр Викторович, — на правах давнего члена группы Дымов позволял себе некоторые отступления от армейского протокола. — А если мы оставшиеся немецкие мундиры в чучела превратим и рассадим?
— Идея здравая, — согласился Саша. — Приступайте!
— Слушаюсь! — весело и звонко ответил Дымов.
«Все-таки мальчишество из него иногда так и прет! Хотя что ты хотел? По возрасту он даже тебе если не в сыновья, то в „очень младшие братья“ годится. А тут жуткая для неокрепшего сознания смесь большой ответственности и циничного отношения к жизни образца двадцать первого века».
— А ты о чем размечтался, Тоха? — Среагировав на голос командира, я понял, что все уже разошлись по своим делам, один я стою на месте, как те хрестоматийные «три тополя на Плющихе».
— Да так, о возрасте и отношении к жизни задумался…
— А, вон оно что, — протянул Саша. — Давай отойдем на пару слов, мне свежий взгляд кое на что нужен.
Мы присели на подножку «эмки».
— Родилась у нас тут со «Старым» идея, — издалека начал Фермер.
Я подбадривающе махнул рукой, продолжай, мол, командир.
— И заключается она в том, что на ту сторону всем кагалом нам лезть не следует.
— Это почему вдруг?
— А потому, Тоха, что могут нас там принять ох, как неласково… — тяжело вздохнул Саша. — Я все ж таки послужил в свое время… И особистов в отличие от тебя повидал. Иной раз просто так, на всякий случай мозги вытряхнут, а потом на место засунут, хоть и дело обычно яйца выеденного не стоит.
— Ну и чем оставшиеся тогда перешедшим линию фронта помогут, а?
— А ты подумай.
«Поморщив мозг», я спросил:
— Что, думаете, они там, в Москве, «убийц Гиммлера» испугаются?
— Ну, не до усрачки, конечно, но опасаться будут, особенно если часть из них на свободе останется.
— И кому на ту сторону идти?
— Тебе, Шуре и Доку.
— С Бродягой ясно, а почему я и Серега?
— Ты из нас самый в здешних реалиях подкованный, это, считай, сам по себе ценный подарок товарищу Сталину, а Док — врач. Один короткий, как его? Кон…
— Консилиум?
— Верно! Так вот, один консилиум с местными светилами — и половина доказухи, что мы не дезертиры и не шпионы, будет на руках.
— А что сам Док говорит?
— Он согласен. Впрочем, это как раз он сам идею подкинул. Сказал, есть кое-какие идейки, которые санитарные потери смогут снизить, а сидя в Белорусских лесах, их внедрить будет сложновато.
— Получается, мы наступление по трем направлениям проводить будем… — констатировал я. — Шура будет рассказывать подробности про «наши» тайны, Док врачей «лечить» будет, а мне про вражину немецкую сказки рассказывать, так?
— Все верно, только направлений не три будет. Ты нас не учел. От меня «посылочка» персонально Судоплатову и его орлам будет. Документов трофейных у нас два «сидора» уже набралось… Ну и вообще…
— М-да… «Подруга подкинула проблем»…
— Точно! Еще и песен им там споешь, — широко улыбнулся Саша.
— Ага, в комнате с очень мягкими стенами… — буркнул я в ответ, поскольку его оптимизма совершенно не разделял. — А через пятьдесят лет прогрессивно-демократические историки напишут трогательную до слез историю про гениального поэта, замученного «кровавым режимом».
Командир улыбнулся:
— А что, хорошая тема! А я мемуары напишу, если что. «Мои встречи с поэтом Окуневым». Звучит?
— Нет, если честно. А мемуары… Давай сейчас об этом не будем! Примета плохая.
— Давай, — покладисто ответил Александр. — И не переживай, время на раздумья у тебя еще есть.
Люк с Тотеном вернулись примерно через полчаса, в соответствии со вселенским законом подлости именно в тот момент, когда Емельян озаботился кормлением личного состава.
Вернее сказать, когда дошла моя очередь перекусить. Ели-то мы посменно — трое сторожат, трое питаются, а командир, Бродяга и Казачина в оперативном резерве.
Разносолов, естественно, никто не предлагал, но еда была вполне вкусной и уж точно — питательной. Пяток вареных картофелин, краюха пшеничного хлеба и половина копченого леща на брата — для нашей ситуации просто царская трапеза. За прошедшие дни даже бывшие военнопленные немного отъелись и перестали выделяться на фоне наших пусть и осунувшихся, но тем не менее упитанных физиономий.
Полностью объем усилий, прилагаемых нашим зампотылом[62] и начпродом[63] в одном лице для обеспечения отряда едой, представлял, пожалуй, только командир. За прошедший месяц я лично принимал участие как минимум в двух «спецоперациях». Оба раза мы проводили закупку еды у населения. И оба раза мы изображали «оголодавших» немцев. Хорошо еще, что с марками, как имперскими,[64] так и оккупационными, у нас проблем не было. Как пошутил Люк: «Клиент все больше денежный идет». Селяне продавали продукты охотно, а как-то я чуть не расхохотался в голос, услышав, как одна баба звала соседку принять участие в «спекуляции»: «Тонька, иди быстрее, эти не грабють!» Емельян во время этих экспедиций изображал переводчика-коллаборациониста и торговался со знанием дела.
Торопливо засунув в рот бутерброд и отхлебнув из фляги водички, я, жуя, направился к «эмке», где собрался командный состав.
— …шухер небольшой есть, но не особо, — Люк уже начал свой доклад. — Посты усилены — на въезде в город сразу пятеро дармоедов околачиваются, но всей серьезности ситуации они пока не просекли. Нас тормознули, но потом разглядели, что мы из СД, — Саша демонстративно похлопал себя по рукаву, — просто отмахнули, даже в бумаги не посмотрев.
— Понятно… — задумчиво пробормотал Фермер, внимательно разглядывая карту-«километровку», расстеленную на капоте легковушки. — А ты, Алик, ничего интересного не услышал?
— Краем уха слышал, что солдат телефонным звонком по тревоге подняли, а кого конкретно ловить, не объяснили. Но местных трясут изрядно. Хоть пешего, хоть конного.
— Это есть, — подтвердил информацию Люк. — Даже тех, кто аусвайсы предъявляет, в местную комендатуру волокут.
Фермер побарабанил пальцами по капоту:
— А как вы думаете, мужики, охотно немцы от подозрительных лиц избавятся?
Минская область, поселок Валерьяны
14 августа 1941 года. 20.07
Освальд украдкой плеснул из небольшой металлической фляжки в стоящую перед ним кружку с кофе несколько глотков коньяка.
«Настоящий, французский. Пока еще осталось немного», — подумал он, отхлебнув. Он давно заметил, что после десятой чашки кофе перестает его бодрить, а вот если обмануть организм и немного выпить, то напряжение отступает и бодрость возвращается.
Он только что закончил ругаться по телефону с капитаном из службы тыла девятой армии, которому позарез надо было доставить какой-то груз в Минск. Армеец кричал в трубку что-то про дело государственной важности и даже грозил какими-то карами, но разрешение на проводку колонны так и не получил. Разговор закончился тем, что Бойке ледяным тоном бросил в трубку: «Государственность и важность любого дела в данном районе определяю сейчас я!»
«Еще один такой звонок, и вы сами будете разговаривать с ними, бригадефюрер! — Освальд бросил злой взгляд в спину Небе, стоявшего, словно истукан, у окна. — Подумать только, превратил офицера Службы безопасности в телефонную барышню и в ус не дует!»
На самом деле в глубине души унтерштурмфюрер понимал, что с профессионализмом старых «сыскных псов» мало кто может сравниться, а удача, улыбнувшаяся ему там, у исковерканной машины рейхсфюрера, — не больше чем удача, которая, как известно, благоволит новичкам.
Пока же поиски злоумышленников не увенчались успехом. Да, местность вокруг места нападения оцеплена, тела погибших перевезены сюда, в Валерьяны, где с ними работают медицинские эксперты крипо, сняты отпечатки следов обуви подозреваемых. Вдогонку вышли группы с собаками. Вроде все сделано согласно полицейским правилам, но Освальда не оставляло немного странное ощущение, что все эти усилия напрасны.
Сомнения подтвердились буквально по прошествии нескольких минут — стоило Бойке допить свой кофе и закурить, как дверь распахнулась.
— Небе! Это черт знает что такое! — возопил толстяк в штатском костюме, обращаясь к повернувшемуся на шум генералу, но, заметив в комнате постороннего, сбавил тон: — Господин бригадефюрер, боюсь, до утра моей группе придется прекратить работы!
— Что такое, Михельс? — Голос Небе не был раздраженным или разгневанным, скорее, в нем слышалась искренняя заинтересованность.
«Еще один „старик“, если судить по реакции самого большого тут начальника, — отметил для себя Бойке. — Эксперт или что-то в этом роде».
— Мои ребята как раз приступили к исследованию воронок и поиску фрагментов фугасов… Представляешь, — толстяк снова сбился на фамильярность, — они даже нашли остатки проводной сети! И тут — взрыв! Эти сволочи оставили мины-ловушки.
— Кто-нибудь пострадал?
— Трегера — наповал! Войт и Гамбовски в тяжелом состоянии… — начал скороговоркой перечислять Михельс. — Еще троих зацепило! Не знаю, кого мы ловим, но скажу сразу — сволочи они изрядные! Это надо додуматься — положить килограмм взрывчатки под автомобильные аккумуляторы! Там в радиусе метров двадцати все кислотой забрызгано теперь.
— Я вас понял, криминальрат[65] Михельс! — Интерес пропал, и голос Небе теперь звучал глухо и тускло. — Когда ваша группа продолжит работу?
— Не раньше утра, герр генерал! Вероятность того, что преступники установили еще ловушки, очень велика! Скоро стемнеет, а я не могу рисковать своими людьми, их и так не очень много.
— Я понял, Михельс, вы свободны.
После ухода эксперта бригадефюрер несколько раз прошелся по комнате из конца в конец, потом остановился напротив Бойке:
— Как считаете, унтерштурмфюрер, мы их упустили? Или все-таки след пока не остыл?
— Не могу знать, бригадефюрер! — Освальд демонстративно вскочил со стула.
— Не валяйте дурака, Бойке! — прикрикнул Небе, потом потер кончик своего немаленького носа и спросил: — Вас кто учил? Мейзингер? — И, получив в ответ кивок, продолжил: — Йозеф неплохой специалист, только быстро перенял «новые прогрессивные методы». — Тут в голосе генерала полиции прорезалось плохо скрытое презрение. — Если он вас хорошо учил, то должен был объяснить, что выбить показания можно только тогда, когда есть у кого их выбивать. Однако в нашем случае это невозможно, а в подозреваемые можно записать пару миллионов человек… Или сколько их там живет в этой стране? Да сядьте вы! — приказал он Освальду, заметив, что тот так и стоит по стойке «смирно». — Давайте вместе подумаем, унтерштурмфюрер. Преступники убили семьдесят три человека меньше чем за четверть часа, и еще тридцать четыре ранили. Из полутора сотен человек, ехавших в колонне, не пострадали только восемнадцать! Да и те по большому счету ни черта не видели! Вы, Освальд, верите, что это случайное нападение большевистских бандитов? Я — нет! А вот еще гонцы, принесшие дурные вести! — И Небе повернулся к окну, за которым раздался шум подъехавшей машины.
«Знать, проняло и тебя, генерал! — немного злорадно подумал Бойке, но спустя мгновение злорадство сменилось другим чувством. — Но, если сам начальник криминальной полиции всего рейха считает, что по горячим следам преступников взять не удалось, а ты с ним совершенно согласен, значит, что? Значит, надо придумать, как не стать крайним в тот момент, когда полетят головы! Может, попробовать прикрыться как раз вами, генерал-майор полиции Небе? А для этого, хочешь не хочешь, надо наладить сотрудничество…»
На этот раз вошедший обратился не к бригадефюреру, а к самому Освальду. Правда, по-другому и быть не могло — шарфюрер Трегер подчинялся непосредственно Бойке. И был командиром оперативной группы, отправленной оповестить гарнизоны, расположенные вдоль дороги Валерьяны — Шацк — Марьина Горка.
— Унтерштурмфюрер, до Шацка мы добрались, а вот дальше не получилось. — Сапоги, бриджи и даже полы кителя Трегера были так перемазаны грязью, что Бойке показалось, что пред ним персонаж романа Майринка[66] — наполовину оживший голем. — Почти точно на полдороге к Марьиной Горке мост сломан. Вокруг такие чертовы болота, что сам видишь, каково нам пришлось, — он показал на свои ноги. Так что зря мы прокатились…
— Почему это зря? — не понял Освальд.
— А в Шацке уже люди из зондеркоманды всех на ноги подняли, не скажу, что мышь не проскочит, но дорогу они сторожат со всем прилежанием…
— Это какой такой зондеркоманды? — перебил говорившего молчавший до этого момента бригадефюрер.
Минск, улица Садово-Набережная, дом № 16
14 августа 1941 года, 21.15
Частый стук в дверь. Затем нежный девичий голос оглушительно шепчет:
— Игнат Пантелеймонович, откройте! Это я, Ксанка!
Стучать пришлось недолго — через несколько секунд дверь распахнулась.
— Заходи! Неча на улице голосить, оглашенная! — Голос невидимого в потемках сеней хозяина дома хрипл и, кажется, недоволен.
— Игнат Пантелеймонович, там…
— В горнице, дуреха! — И входная дверь с негромким стуком закрылась, после чего негромко стукнула щеколда.
Вспыхнула в темноте спичка, мгновение спустя комната осветилась робким огоньком свечи.
— Что у тебя?
— Игнат Пантелеймонович, все — как вы сказали, — девушка говорила уже более спокойно, но все равно по тяжелому дыханию можно было подумать, что она либо долго бежала, либо очень сильно волнуется. — Я аж от самой Брестской не останавливалась…
— Вот и сядь, переведи дыхание. — В руке мужчины появился ковшик с водой. — На-ка, глотни.
Пока девушка жадно пила, Игнат Пантелеймонович подошел к окну и, отодвинув плотную ткань, которой оно было занавешено, осторожно выглянул на улицу.
Очевидно, не заметив ничего подозрительного, он вернул занавесь на место и снова подошел к Ксане:
— Отдышалась? Вот и хорошо! Теперь рассказывай все по порядку.
— Мы с Мишаней, как вы и приказали, прогуливались по Брестской. Вот, почитай, с самого обеда и прогуливались. Я три раза переодевалась, Маришка ведь рядом там живет… В половине четвертого эти гестаповцы вернулись. Три грузовика и других машин шесть штук. Веселые были, смеялись много. У некоторых узлы всякие с вещами были, чемоданы у некоторых… Потом все тихо было почти до пяти часов. — Девушка снова перевела дыхание.
— Это они с облавы вернулись, все верно, — словно отвечая каким-то своим мыслям, сказал мужчина. — Дальше что было?
— Потом у них там, внутри, завыла сирена какая, что ли? И они забегали разом! Машины завели, в них попрыгали и поехали! Вот только ни я, ни Мишка не поняли — то ли на слуцкую дорогу, а может, и на Койдановский.
— Сколько их уехало?
— Так… — Ксанка потеребила мочку уха, — грузовиков больших точно пять было, тех, что поменьше, вроде «зиса», — три, ну и легковых десяток, никак не меньше.
— Все? — нетерпеливо спросил хозяин.
— Мотоциклетов дюже много было, но мы даже не считали.
— Почему ты пришла, а не Мишка? — Судя по удивленным глазам девушки, этого вопроса она не ожидала.
— Так он мне сказал, что ему к ребятам надо! Из нашей ячейки…
— Ладно, не бойся, это я просто так спросил. Теперь, Оксана, слушай внимательно.
— Хорошо, дядя Игнат…
— Но учти, Ксанка, — голос его потеплел, — сделать ты должна все в точности, как я скажу.
— Конечно, дядя Игнат!
— Ты пойдешь сейчас в горкомендатуру и скажешь, что видела подозрительных людей. Поняла?
— Каких людей, дядя Игнат?
— Да хотя бы меня. Точно, меня и видела! Расскажешь, что я к вам в школу приезжал, вот ты и запомнила! — И Игнат Пантелеймонович подмигнул опешившей девушке.
— Да как же это так, дядя Игнат?
— А вот так… Ксанка! — прикрикнул он на нее. — Ты что обещала?
— Что сделаю все, как вы скажете, дядя Игнат… — пролепетала растерявшаяся Оксана.
— Вот, так и надо! И не боись, кишка у немчуры тонка меня обидеть! — Судя по непроизвольному жесту, мужчина хотел погладить отсутствующие усы, но опомнился и просто помахал рукой возле лица. — Значит, говоришь, что видела, как я, то есть нехороший комиссар, входил вот прямо сюда, в дом нумер шестнадцать… И было со мной еще три оченно подозрительных типа. А как скажешь, так тикай тишком к тетке. А если спросят, что ты на этой улице делала, скажи — живешь в восьмом доме. Поняла? Так, повтори!
После того как девушка довольно бодро и, что самое главное, точно воспроизвела полученные инструкции, хозяин еще раз выглянул в окно и, убедившись, что посторонних во дворе не наблюдается, проводил Оксану.
— Ну что, германцы, и на вас управа нашлась? — негромко спросил он в пространство. — Сегодня, чую, будет вам весело аж до тошноты и похмелья!
Приоткрыв дверь в сени буквально на пару сантиметров, бывший казак Второго кавалерийского червонного казачества полка быстро защемил пару бечевок между дверью и притолокой. Этому веселому «сюрпризу» всех членов подпольной группы две недели назад научил один чекист из отряда, стоявшего недалеко от Минска. Поставив на скамью горящую свечку, Игнат Пантелеймонович наклонился и, затаив дыхание, вытащил предохранительную чеку из запала. Потом перешел к шкафу-горке.
Спустя пять минут бывший казак, награжденный за храбрость орденом «Красного Знамени» еще двадцать лет назад, а ныне боец невидимого фронта уже не торопясь шел в сторону центра города. Случайной проверки он нисколько не опасался — в кармане у него лежал мандат сотрудника магистрата.
СЕКРЕТНО
ДОКЛАД О СОСТОЯНИИ И РАБОТЕ ПОДВИЖНЫХ СРЕДСТВ СВЯЗИ ЗАПАДНОГО ФРОНТА ЗА ПЕРИОД ВОЕННЫХ ДЕЙСТВИЙ С 22.6 ПО 14.8.41 ГОДАОтдел связи Западного особого военного округа до момента объявления войны совершенно не имел подвижных средств. Существовавшая по мобилизационным планам рота подвижных средств связи была укомплектована только личным составом, приписанным из запаса, материальная часть роты отсутствовала. В результате чего это подразделение не могло быть использовано по назначению.
Со дня начала войны вплоть до 1 июля, несмотря на неоднократную просьбу помочь мне, дать возможность развернуть работу подчиненного мне 4-го отдела, укомплектовать роту подвижных средств материальной частью, решительных мер со стороны быв. начальника связи Григорьева принято не было и положение с этим видом связи оставалось катастрофическим.
Для ликвидации создавшегося положения мною была взята инициатива по приобретению автотранспорта, для чего через АБТУ я получил право задерживать по дорогам автомашины, принадлежащие народному хозяйству, оформляя их приобретение через Могилевский облвоенкомат, и таким образом уже к 5 июля Управление связи фронта располагало 15 автомашинами, которыми и поддерживало регулярную связь с подчиненными штабами по графику один раз в сутки.
В связи с неустойчивостью проводной связи, малой пропускной способностью радиосвязи наряду с возросшей потребностью в непрерывной и своевременной доставке корреспонденции количество автомашин к 10 июля было доведено до 30 штук, что обеспечивало связь со штабами армий по графику 2 раза в сутки. Однако затрата времени на покрытие расстояния от штаба фронта к штабам армий была велика и достигала 12–16 часов, что исключало возможность быстро и оперативно доставлять корреспонденцию подвижными средствами (автомашинами).
С 24.7.41 года Управлению связи фронта было придано 5 самолетов типа «ПС-5» из ГВФ, которые обеспечивали связь один раз в сутки с армиями, расположенными на флангах.
В результате комплексной работы самолетов и автомашин за июль имеем следующие показатели:
1. К штарму 4. Автомашинами: 48 рейсов, 10290 км. Самолетами 0 рейсов, 0 км. Доставлено корреспонденции: 885.
2. К штарму 13. Автомашинами: 54 рейсов, 12710 км. Самолетами 0 рейсов, 0 км. Доставлено корреспонденции: 1029.
3. К штарму 16. Автомашинами: 67 рейсов, 7540 км. Самолетами 0 рейсов, 0 км. Доставлено корреспонденции: 574.
4. К штарму 19. Автомашинами: 46 рейсов, 5850 км. Самолетами 0 рейсов, 0 км. Доставлено корреспонденции: 540.
5. К штарму 20. Автомашинами: 50 рейсов, 5905 км. Самолетами 0 рейсов, 0 км. Доставлено корреспонденции: 989.
6. К штарму 21. Автомашинами: 41 рейсов, 12110 км. Самолетами 9 рейсов, 9720 км. Доставлено корреспонденции: 1363.
7. К штарму 22. Автомашинами: 19 рейсов, 10160 км. Самолетами 9 рейсов, 6480 км. Доставлено корреспонденции: 906.
8. К штарму 24. Автомашинами: 16 рейсов, 1960 км. Самолетами 0 рейсов, 0 км. Доставлено корреспонденции: 173.
9. К штабам групп. Автомашинами: 17 рейсов, 2280 км. Самолетами 6 рейсов, 4000 км. Доставлено корреспонденции: 343.
10. К штабу резерва. Автомашинами: 8 рейсов, 2000 км. Самолетами 0 рейсов, 0 км. Доставлено корреспонденции: 62.
11. Генштаб Москва и пр. Автомашинами: 0 рейсов, 0 км. Самолетами 0 рейсов, 0 км. Доставлено корреспонденции: 8812.
ИТОГО: Автомашинами: 366 рейсов, 70805 км. Самолетами 24 рейсов, 20200 км. Доставлено корреспонденции: 16801.
С 1 августа в распоряжение начальника авиации связи фронта была сформирована и передана 126-я отд. авиаэскадрилья связи в составе 9 самолетов «У-2» и 2 самолетов «УТ». Наличие самолетов и автомашин дает полную возможность регулярно совершать по два рейса ежедневно, сократив срок доставки корреспонденции в армиях до 5 часов и ниже. Работа подвижных средств осуществляется строго в соответствии со схемой и графиком, утвержденным начальником связи фронта. Среднесуточный обмен в августе составляет 900-1100 пакетов секретной и сов. секретной корреспонденции, что превышает в два раза среднесуточный обмен июля.
Опыт работы самолетов связи показал, что они могут быстро и надежно обеспечить доставку корреспонденции даже при наличии в воздухе самолетов противника. Низкий потолок (5-20 метров), хорошая маневренность и небольшая посадочная скорость позволяют самолету «У-2», управляемому опытным пилотом, выходить из-под обстрела истребителя противника, в случаях нападения на самолет нескольких самолетов противника он способен маскироваться при полетах над лесными массивами или же совершать посадку на любой ровной местности.
В практике работы самолетов был случай, когда истребитель противника 3 августа преследовал наш самолет связи в течение часа, умелым маневрированием пилот все время выводил самолет из-под обстрела и был вынужден совершить посадку из-за отсутствия горючего. На земле самолет получил несколько пробоин. Экипаж самолета остался невредим. Случаев гибели экипажей и потерь самолетов от нападения противника за весь период работы не было.
Опыт работы автомашин как подвижных средств связи, применяемых штабом фронта, показал, что автомашина типа «М-1» мало пригодна к работе главным образом из-за плохой проходимости по проселочным дорогам и отсутствия возможности наблюдения за воздухом. Автомашина часто выходит из строя по причине поломок рессор, прокола камер и пр. Кроме того, при движении машин по основным магистралям они подвергаются часто нападению самолетов противника. Так, за период военных действий 8 автомашин сожжено и разбито в результате бомбардировок.
Для полного обеспечения связью подвижными средствами при существующих условиях войны необходимо иметь:
самолетов типа «У-2» — 20,
автомашин «Пикап» — 25,
бронеавтомобилей «БА-20» — 5–7.
Бронеавтомобили необходимы для связи со штабами, которые расположены вблизи противника или же бывают временно отрезаны с тыла. При наличии вышеуказанных средств Управление связи фронта может вполне обеспечить устойчивую, бесперебойную и вполне надежную связь с подчиненными штабами во всех условиях войны.
Начальник 4-го отдела Управления связи Западного фронта капитан Макаров.
Глава 14
Спецсообщение НКВД БССР № 337/154сдля командного состава партизанских и оперчекистских групп и разведывательных резидентур
11 августа 1941 года
По информации, полученной от зафронтовой агентуры, в ближайшие несколько дней (начиная с 13 августа) на территории Минской области и в городе Минске противником планируется проведение нескольких так называемых «акций устрашения». Возможны облавы на членов соцпартактива, партизан, подпольщиков и лиц еврейской национальности.
В качестве мер противодействия рекомендуется временный вывод указанных категорий лиц в труднодоступную местность и организация действенной обороны мест и пунктов базирования.
Замнаркома государственной безопасности БССР майор госбезопасности Духов.
«Вечер, а народу на улице многовато», — сейчас я изображал старшего машины и вовсю пользовался возможностью поглазеть по сторонам. Если быть точным, то я был не просто каким-то там унтером, а полноценным офицером Охранных отрядов да к тому же сотрудником Службы безопасности. «Оберштурмфюрер — это звучит гордо!» — тихо подколол меня Док, когда мы рассаживались по машинам. Унтером и водителем был как раз Соколов.
По плану операции, главным начальником выступал Алик, снова заменивший «шар» на «штурм». Мне же выпало командовать первым «взводом привидений». А как еще, скажите на милость, назвать подразделение, где больше половины личного состава — чучела из высохшей позапрошлогодней травы? А поскольку эта роль предполагала общение с окружающими, то меня как второго по уровню владения иностранным языком на нее и поставили. В «Круппе», кроме меня и водителя, разместились еще двое наших — начальник Тотен и Приходько. За водителей «Опелей» были Фермер и Док. Люк с Казачиной передвигались на «БМВ» с коляской и работали передовым дозором. В «ГАЗ-М» скрепя сердце нагрузили почти всю оставшуюся у нас взрывчатку, превратив, таким образом, ее в настоящее «джихад-такси» в исконном значении этого слова. Заряд получился не очень большой — килограммов в тридцать, и с «наполнителем» не задалось, но мы надеялись, что для немцев и такой «привет» будет не в радость. Управлять бомбой на колесах взялся Бродяга. Для пущей маскировки «железный» регистрационный номер, висевший до того на бампере «эмки», сняли, и Тотен белой краской намалевал какой-то тактический знак и написал над ним загадочную абракадабру — «SK 7d». «Очевидно, это должно обозначать, что машина „приватизирована“ и теперь принадлежит зондеркоманде с соответствующим номером, — догадался я. — Но надпись можно было и поровнее сделать!»
О своих претензиях я, опасаясь за чувствительную душевную организацию друга, не сообщил, а только поинтересовался:
— Алик, а такая в природе существует?
— Конечно! Стал бы я от балды писать. Командует ей штандартенфюрер Зикс, он же начальник Седьмого департамента РСХА.
— В эсэсовских бумагах раскопал? — догадался я.
— Именно. Те, кого мы завалили, — из команды «7 в», а эти под Смоленском где-то тусуются. У них и вторая кликуха есть — «Vorkommando Moskau».
— И что это значит? Я только «Москау» и «команда» понял.
— Я сам чуть мозги не сломал, пока понял. Если по смыслу, то — «Передовая команда Москва», или «Команда освоения Москвы».
— А не рано губу раскатали?
— Вот и я о том же. Сказочники.
— Ага, прям братья Гримм.
Читать бесплатно другие книги:
