Индиговый ученик Петрук Вера

– Как и другие ученики школы, я не участвую в Боях Салаграна.

– Твоя настороженность понятна, – осторожно произнес Сейфуллах. – Я бы тоже не стал говорить первому встречному о своих планах. Но я не первый встречный.

– Ладно, – Арлинг решил объяснить по-другому. – Даже если бы я и принимал участие, почему ты решил, что мне нужна твоя помощь? Подозреваю, тебе об этом разболтал Сохо, верно? Он точно на них будет. Если я правильно понял, ты собираешься делать ставки. Сохо с собой везет целую школу отличных бойцов. Поставь на них.

– Наша жизнь – игра, – ухмыльнулся младший Аджухам. – Кто-то приходит в нее состязаться и выигрывать, иные – торговать и получать прибыль, а самые счастливые – смотреть. Я отношусь ко вторым и третьим, а ты – к первым, поэтому у нас выйдет отличный союз. Ладно, давай по порядку. Итак, почему я тебе нужен. Хороший вопрос. Отвечу так. Во-первых, я тебе нужен, чтобы просто туда попасть. Ты ведь понимаешь, что бои начинаются уже завтра?

Нет, Арлинг этого не знал, но мальчишке не обязательно было об этом говорить. Сложив руки на груди, Регарди скептически склонил голову, всем видом изображая терпение, которого у него не было.

– Можешь не притворяться, что тебе все равно, – уверенно заявил Сейфуллах. – Я знаю, что ты еще не записан. Хочу предупредить. Если собираешься делать это в оставшуюся часть дня, тебя даже слушать никто не станет. Последний игрок был допущен к боям вчера в последнюю минуту перед закатом. Им стал Фарк из Школы Карпов. Всех, кто пришел после него, отправили восвояси, а желающих было много, поверь мне. Понимаешь, Бои Салаграна – это не спортивные соревнования между боевыми школами и не бои без правил для утехи толпы, которые устраивают в Иштувэга. Бои Салаграна – это статус. Это почетно. Не преувеличу, если скажу, что это лучший день в жизни попавших на них воинов. Как говорил мой дед, совершает ошибку тот, кто умирает с оружием в ножнах. Но проблема в том, что на бои допускаются только тридцать шесть бойцов, а учитывая, что соревнования проходят раз в пять лет, желающих набирается очень много. На сами бои попадают единицы. Это те, кто прошел отбор и те, кто смог заплатить за свое участие. А так как у людей, посвятивших себя боевым искусствам, обычно тощие кошельки, им нужны мы – купцы и торговцы. Благодаря веслу, судно может выдержать натиск огромных волн, противостоять сильным ветрам и переплыть безбрежные моря. Я – твое весло, Арлинг.

Неправильно истолковав молчание Регарди, молодой Аджухам воодушевленно продолжил:

– Хочу, чтобы ты понимал – это не петушиные бои, где все деньги получает победитель. В Боях Салаграна все зависит от того, как долго продержится твой воин. Если его убьют в первом туре, ты получишь сумму, которую за него заплатил. Если он продержится до второго или третьего, соответственно, вырастет твой доход. Есть, конечно, отдельные воины, которые платят за себя сами, но такое случается редко. Не каждый может найти тысячу золотых султанов.

– Почему только тридцать шесть? – Арлинг и сам не знал, отчего из всех вопросов выбрал именно этот.

– Какой-то обычай серкетов, – пожал плечами мальчишка. – По легенде, всегда было тридцать шесть адептов, которые состязались между собой за право стать Скользящими. Когда бои получили известность, и на них стали допускать не только жрецов, количество участников все равно осталось неизменным. Кто-то сказал, что именно это число угодно Нехебкаю. В общем, Фарк стал тридцать шестым и закрыл список. А теперь о том, почему я не буду ставить на учеников Сохо. Во-первых, из принципа. Все знают о связях Сохо с серкетами, поэтому никто не удивился, когда десять его учеников попали в состав участников вопреки традициям выставлять не больше трех человек от одной школы. Есть хорошая поговорка. «Можно стирать одежду тысячи раз, но если делать это в грязной воде, вряд ли можно сохранить ее чистой». Сохо – хороший воин, однако его стремление к славе и легкой победе слишком очевидно. Почему я не хочу ставить на Железную Кожу, его лучшего ученика? Да, потому что на него поставит весь город. А чем больше людей поставило на игрока, тем меньше прибыль, который получит каждый в отдельности. Математика. Ну и, в-третьих, что-то подсказывает мне, что ученики Сохо проиграют. Да, они знают солукрай, но сегодня каждый пятый воин заявляет, что владеет древним боевым искусством серкетов. Нетрудно стать мастером солукрая, когда никто не имеет ни малейшего представления, что это такое.

Сейфуллах замолчал и искоса поглядел на задумавшегося Арлинга.

– Мне нравится твое нелюбопытство, драган, но на твоем месте я бы все-таки задал главный вопрос.

– Какой же?

– Как я собираюсь организовать твое участие, если Фарк стал последним.

– Мне это не интересно, – солгал Регарди и заставил себя подняться.

Но от мальчишки было не так легко отделаться.

– Постой, – Сейфуллах поднялся следом, преградив ему дорогу. – Я буду с тобой предельно честным. Ты должен оценить это, потому что таким я бываю редко. На самом деле, я пришел к тебе за помощью. То, что я тебе расскажу, должно остаться между нами, хорошо?

Арлинг сложил руки на груди, изо всех сил стараясь сохранить равнодушие. Мальчишка умел интриговать.

– Свои первые деньги я заработал на последних боях Салаграна, – признался Сейфуллах, понизив голос. – Среди людей моего круга это… не очень приветствуется. Если бы отец узнал, он стал бы меня презирать. Или еще хуже… – голос мальчишки сорвался, и Регарди, наконец, поверил, что на этот раз он говорил искренне.

– В общем, я дорожу его мнением о себе, – продолжил Аджухам, собравшись. – Пять лет назад я учился в Торговой Академии Самрии. И у меня были деньги, который отец дал, чтобы я открыл свое дело – купил товар и выгодно его продал. Он хотел проверить, насколько хорошо я научился разбираться в торговле. Однако я так ничего и не купил, а деньги потратил на бои – все, до последнего султана. О проигрыше я не думал, а победу воспринял как должное. До сих пор помню восхищенное лицо отца, когда я привез ему в подарок стадо белых верблюдиц, солгав, что выгодно вложил деньги в местную ювелирную лавку. Подсчитав, сколько можно было заработать на собственном воине, я твердо решил, что на следующие бои выставлю своего бойца. Искать пришлось долго. Мои слуги объездили всю Сикелию, Шибан, побывали даже в Песчаных Странах. Находили многих – хороших воинов и отличных мастеров, но я чувствовал, что все было не то. Для победы в Боях Салаграна нужен был кто-то особенный. Я уже отчаялся, когда Майнор прислал мне письмо. Отгадай, откуда? Из Согдарии! Один из Жестоких согласился принять мое предложение и отправиться в Сикелию, несмотря на то что бои к тому времени успели запретить. Воин из легендарного отряда Жестоких – лучше было не придумать. Однако нам не повезло. Гракх, так его звали, должен был прибыть в Балидет с караваном знакомого купца еще месяц назад. Но он так и не явился. Последний раз караван видели в Хорасоне на границе с землями керхов. Что случилось на самом деле, наверное, уже никто не узнает. Пустыня не любит раскрывать свои тайны. Купцов могла накрыть буря, похоронив всех под слоем песка, или на них напали керхи, которые не всегда берут деньги, а часто вырезают путников до последнего человека. Я, конечно, не верю, что Жестокого могли одолеть керхи, но против тысячи дикарей трудно выстоять даже лучшему воину. Как бы там ни было, сейчас его судьба меня не волнует. С его исчезновением я, конечно, потерял много денег, но еще больше потеряю, если не найду ему замену. Мне грозит штраф – настолько большой, что, скорее всего, придется обращаться за помощью к отцу, а, значит, рассказывать ему правду, чего мне совсем не хочется. По правилам, если ты записал бойца, а он не явился, то ты обязан заплатить сумму, в десять раз превышающую стоимость его участия. Это десять тысяч султанов! Теперь ты понимаешь, почему я пришел именно к тебе? В Балидете больше нет драгана, который мог бы изобразить Жестокого. Ты подойдешь идеально. Насчет того, что тебя узнают, можешь не волноваться. Все воины выступают в масках, а костюмчик для своего бойца я давно приготовил. Твоя слепота, как я вижу, тоже не помеха. Под маской никто не увидит, что ты незрячий. Ну как? Звучит убедительно?

– Нет.

Сейфуллах говорил так много, а Регарди ответил так кратко, что воцарившаяся тишина показалась странной.

– Я и не думал, что ты согласишься быстро, – не сдался Аджухам. – Но я назвал не все причины, почему ты должен участвовать.

Арлинг промолчал, понимая, что лучше было уйти, но все-таки остался, признавшись себе, что ему хотелось услышать причины Сейфуллаха.

– Ты очень давно занимаешься в школе, – понизив голос, продолжил мальчишка. – И я сомневаюсь, что все эти годы ты изучал только танцы. В любом человеке есть стремление к славе, желание быть признанным и уважаемым. Мечта стать первым. Победа в Боях Салаграна даст все это. Да, они запрещены, и ты можешь подставить под удар школу. Но, во-первых, в маске тебя никто не узнает, а, во-вторых, мне кажется, ты уже заплатил иману за то, что он тебя приютил. Сколько лет ты таскаешь для него воду и пропалываешь грядки? Ты ничего не должен ему, и он ничего не вправе требовать от тебя. Какие бы не были причины, которые заставили тебя покинуть родину, твой новый дом здесь. Ты свободен, и можешь сам выбирать свой путь.

Отчасти это были верные слова, но вот о долге перед иманом упоминать не стоило. Потому что выплатить его было невозможно.

– Подумай, кто ты в Школе Белого Петуха и кем ты можешь стать, если победишь в боях, – не унимался Сейфуллах. – Знаешь, что о тебе говорят в городе? Что ты не только любимый ученик мистика, но и много лет его любовник, который ничем не отличается от его собачек с псарни. Тявкает по команде, сидит по команде и подает лапу по команде. Тебе ведь было неприятно танцевать перед нами гарусту, но почему-то ты подчинился. Согласись на бои и выступи против имана. Ты почувствуешь, как легко быть свободным. Заодно докажешь, что умеешь сам принимать решения.

А вот сейчас младший Аджухам допустил ошибку. Схватить самоуверенного мальчишку за халат на груди и хорошенько встряхнуть было приятно.

– Я знаю, что болтают в городе, – прошипел Регарди. – Но тебе не советую это повторять. Никогда.

– Ладно, ладно, успокойся! – мальчишка замахал руками, пытаясь освободиться. – Я не хотел тебя обидеть, просто вспомнил слухи.

– Если ты думал, что они могут ускорить мое согласие, то ошибся, – Арлинг отпустил его, недовольный, что не сдержался. А он еще думал, что научился быть равнодушным.

– Я ведь тебе помочь хочу, – проникновенным голосом произнес Сейфуллах. – Победителю боев прощается все. Его прошлое уже никто не помнит. В том числе, и он сам. Отныне он лучший воин мира. Это новая жизнь. Остальное – не имеет значения.

Забыть о прошлом – это был веский довод. Арлинг расстался с домом больше десяти лет назад, но до сих пор не мог прогнать его из памяти.

На границе Огненного Круга уже минут десять раздавались голоса слуг, которые искали купеческого сына. Регарди стоило только окрикнуть их, чтобы избавиться от назойливого кучеяра, но почему-то ему не хотелось этого делать.

– Ты предлагаешь мне участие в боях, где проигравшему достается смерть, – задал он давно мучивший его вопрос. – Я тебя правильно понял?

– Неправильно! – с жаром воскликнул Сейфуллах, обрадовавшись вопросу. – Воин может покинуть бои после первых двух туров. Мне будет вполне достаточно, если ты продержишься хотя бы один круг. Я получу свою тысячу султанов, которую потратил на Жестокого, а ты получишь бесценный опыт. Если тебя сильно побьют или покалечат, обещаю оплатить лечение. Тебе, конечно, достанется от имана, но думаю, ты переживешь. Если пройдешь до второго круга, отдам половину выручки. Честно.

– А что после второго?

– Последний – третий, – серьезно ответил Аджухам. – Большинство зрителей приходят ради него. И платят за это сумасшедшие деньги. Люди по своей природе кровожадны. Им недостаточно, если бойцу отрубят руку, им нужна его смерть – и чем изощреннее и сложнее, тем лучше. Организаторы это знают и стараются своих зрителей не разочаровывать. Участие в последнем круге – это вызов. В первую очередь, себе. Не знаю, стоит ли награда такого риска, но, как говорится, воин – это человек, которому не жалко расстаться с жизнью.

– Что за награда? Деньги?

– Нет, – мотнул головой Сейфуллах. – Деньги достаются нам – купцам и толстосумам. Воин, оставшийся в живых, получает право обучаться в Пустоши Кербала и быть допущенным к тайным знаниям серкетов. Из той гигантской суммы, в которую превращается его входной билет, ему достается ни монеты. Все деньги уходят купцу, который оплатил его участие. Приз победителя – это право познать настоящий Солукрай. Его ждут древние знания, недоступные простым смертным.

– Тайны серкетов? – изумление Арлинга было так велико, что он забыл надеть маску равнодушия, за которой старательно прятался раньше.

– Да, сегодня все продается, – усмехнулся Сейфуллах. – Скользящие, конечно, завысили цену, но, судя по количеству желающих, оно того стоит. Я не хочу на тебя давить, но если бы ты захотел остаться на последний круг… – мальчишка сделал многозначительную паузу, мечтательно присвистнув.

– Хоть иман и готовит тебе будущее слуги, ясно, что это не твой путь, – продолжил он. – Ты добился столь многого не для того, чтобы подметать пол в храме и убирать за жрецами, которые понятия не имеют, что такое работа над своей душой и телом. Труд, который проделал ты, слишком велик, чтобы тратить его плоды на ленивых людишек. Я хочу, чтобы ты понимал – этот разговор очень важен для нас обоих. Прислушайся к себе. Твое правильное решение может изменить всю жизнь. Я не говорю о том, что она станет лучше или хуже. Я говорю о ее новом смысле, вот, что важно.

Регарди давно не чувствовал себя в такой растерянности. Сама мысль о том, чтобы принять участие в боях и тем самым предать имана, вызывала стойкое чувство тошноты, но мальчишка говорил так убедительно, что он не мог найти ни одной веской причины против.

– Арлинг! – молодой купец подошел так близко, что Регарди слышал, как билось его сердце. – Ты ничего не теряешь. Что невозможно, то невозможно, а что возможно, то возможно. Боги уже давно все решили, тебе осталось только превратиться в дракона… Наша жизнь единственна и неповторима, но бесчестит свое имя тот, кто оценивает ее слишком дорого. Настоящий воин рожден для того, чтобы погибнуть. В тебе нет страха смерти, это видно сразу, а значит, ты создан для того чтобы участвовать в боях Салаграна. И победа здесь не имеет значения. Даже если ты не дойдешь до конца, и будешь убит, это будет достойная смерть. Та, для которой ты был рожден.

Аджухам торжественно замолчал, взирая на него снизу вверх. Сам того не подозревая, он попал в унисон с тайными мыслями Регарди. Был ли это тонкий расчет или врожденная интуиция – Арлинг не знал, но в любом случае, мальчишка подметил все верно. Познать тайны серкетов было его мечтой с первых лет обучения в школе, но испытать близость смерти казалось куда заманчивей. В последние годы он сеял ее повсюду, но, как ни старался, не мог представить то, чему учила его Атрея, а позже иман. Смерть оставалась на недосягаемой высоте. Преодолеть тягу к жизни ему было не под силу. Она тянула назад и не пускала к Магде. Неужели дверь, которую он искал столько лет, вдруг оказалась так близко? И между ним и Фадуной стоял лишь его страх?

В таком случаем, ему оставалось только сказать «да».

– Я подумаю над твоим предложением, Сейфуллах Аджухам, – сухо ответил он. – Но пусть боги не вмешиваются. Они ничто не решают. Это будет моя воля. И судьба здесь тоже не причем.

– Как скажешь, – пожал плечами купец, с трудом скрывая радость в голосе. – Однако для раздумий у тебя нет времени. Бои Салаграна начинаются завтра. Поступим так. Приходи на рассвете к корме «Капля» у Северных Ворот. Человек по имени Азатхан будет забирать оттуда последних бойцов. Я скажу ему о тебе. Покажешь вот это кольцо, – Сейфуллах протянул еще теплую полоску металла, которую снял с пальца. – И не забудь надеть плащ с капюшоном. Азатхан – человек неместный, но лучше не рисковать. Вдруг тебя узнают. На следующие несколько дней ты станешь Гракхом из Флерии, капитаном из легендарной армии Жестоких. Это твой последний шанс, Арлинг. Главное – не сомневайся. У нас в таких случаях говорят: «Если можешь стать орлом, не стремись стать первым среди галок».

Вложив кольцо ему в руку, молодой Аджухам торопливо зашагал к выходу из Огненного Круга, откуда доносились тревожные голоса слуг, потерявшие господина.

В ту ночь Арлингу не спалось. Ему было тревожно не только из-за разговора с мальчишкой. Наказания за прогулы занятий, опоздание и плохое исполнение гарусты не последовало. Похоже, иман вообще уехал из школы, потому что остаток дня Регарди был предоставлен самому себе. Арлинг не мог сказать, что потратил это время с пользой. Он даже не помнил, чем занимался. Куда-то ходил, с кем-то разговаривал, что-то делал.

Ночь подползла незаметно, но облегчения и определенности не принесла. Школа Белого Петуха погрузилась в сон, который упорно обходил Регарди стороной. Как назло, он забыл закрыть ставни на день, и стены нещадно нагрелись, служа источником духоты, которая мешала заснуть. В конце концов, Арлинг поднялся и принялся мерить шагами комнату.

Балидет был на удивление тих. Шум города едва различался за шелестом садовой листвы и топаньем слуг, проверяющих фонари вдоль школьного забора. Их свет не достигал Дома Солнца, зато Регарди прекрасно слышал голоса ночной смены. Один из слуг, молодой нарзид, которого иман принял на службу месяц назад, пел, ничуть не смущаясь тем, что мог разбудить спящих.

– В саду моей жизни наступает осень, солнце мое клонится к закату…

Арлинг знал эту песню. Ее любил Джайп и часто напевал, когда готовил на кухне. Это была хорошая песня, однако из уст молодого человека, она звучала странно. Впрочем, ему следовало привыкнуть к тому, что в последнее время все было иначе.

Остановившись, Регарди, наконец, отыскал удобное положение и замер, уткнувшись лбом в еще теплую стену. Если не думать об имане, можно найти много причин участвовать в Боях Салаграна. Например, вернуть Сохо бой, который он должен был его халруджи. Отомстить за Финеаса. Побороться за право стать лучшим и – в случае победы – последовать за Беркутом в Пустошь Кербала. Однако все это не имело значения по сравнению с главным доводом, который не давал ему покоя. Смерть, забравшая Магду, никогда еще не была такой близкой. Она всегда ускользала, словно песок из зажатой ладони.

«Когда мы живем, смерти не существует, – говорил иман. – А когда смерть, наконец, появляется, уже нет нас». Учитель всегда умел подмечать очевидное, но на этот раз Арлингу должно было повезти. Его встреча со смертью будет неизбежной.

Почему-то вспомнилось, как однажды под утро он возвращался с очередного «задания» имана и наткнулся на Беркута, который плакал на заднем дворе школы. Это было так необычно, что Регарди долго не мог вымолвить ни слова. Ничуть не смутившись, Шолох вытер лицо и, как всегда, заговорил первый:

– Я никогда к этому не привыкну, – прошептал он. – Я знаю, как убить человека – быстро, медленно и мучительно. Я забрал много жизней, но каждый раз это происходит как впервые. Помню их всех. А ты, Ар? Что чувствуешь ты, когда убиваешь?

Регарди очень хотелось сказать правду и признаться, что он совсем не помнил своих жертв. Более того, не испытывал к ним никаких чувств. Ни до, ни после. Но Шолоху нужна была помощь, поэтому он соврал, придумав сказку о собственных душевных муках, которые не давали ему спокойно спать по ночам.

Беркут всегда был особенным. Возможно, неслучайно из всех «избранных» именно он оказался достойным Испытания Смертью. В свое время Регарди потратил немало времени на поиски причины, которая заставила имана выбрать Шолоха. А ведь она могла быть простой. Мальчишка сумел узнать о смерти то, что так и не открылось другим. И что до сих пор оставалось тайной лично для него, Арлинга.

Понимая, что в душной комнате ему становилось только хуже, Регарди вышел во двор и задумчиво побрел к будке Тагра. Он чувствовал, как по небу медленно ползла страдающая от полноты луна. В такие ночи крысолов обычно тоже не спал, тоскливо подвывая в небо. Мысль о Тарге согрела сердце. Все-таки они были отличной парой – слепой драган и стареющий пес, пугающийся луны.

Но в эту ночь крысолов загадочно молчал. На какой-то миг Арлингу показалось, что в будке никого нет, и что пес отправился бродить по саду – он любил это делать, когда был юн и полон сил. Однако молодые годы Тагра остались далеко позади, и по ночам крысолов предпочитал спать в будке, а не мочить лапы в ночной росе. Охваченный дурным предчувствием, Регарди опустился на колени и просунул руки в душную конуру. Почти сразу пальцы наткнулись на свалявшуюся шерсть пса. Ошибиться было трудно. Тагр был мертв.

Первая мысль, которая пришла в голову, была о том, что крысолова убили. Сразу вспомнился Сохо, который советовал ему избавиться от пса. Но исследовав тело Тагра, Арлинг не нашел следов насильственной смерти. Убийца крысолова был куда более могущественным, чем сын имана. Имя ему было – старость.

Регарди похоронил Тагра у заброшенного колодца за несколько часов до рассвета. Он уже очень давно не чувствовал себя в таком одиночестве. Ушел еще один друг, возможно, последний.

«Думая так, ты предаешь учителя», – прошептал кто-то в его голове, но Арлинг от него отмахнулся. У имана оставались его друзья-купцы, у него была Белая Мельница, был любимый сын Сохо и будущий Индиговый Ученик Шолох. Слепой драган – эксперимент, к тому же, неудачный, – был ему не нужен. Возможно, иман вовсе и не притворялся, когда говорил наместнику о том, что слепой ученик его разочаровал.

Итак, выбор был сделан. Арлинг примет участие в Боях Салаграна под маской Гракха из армии Жестоких. В конце концов, иман сам его учил, что если можно что-то сделать и обойтись при этом без слов, то нужно это делать молча и быстро. Регарди собирался последовать его совету, понимая, что лучшую часть его души победила слабейшая.

Глава 8. Бои Салаграна

Он ушел из школы затемно, ненадолго задержавшись перед пустой комнатой учителя. Вариантов прощального послания было много: о том, что он ушел тренироваться в пустыню, отправился на дальние фермы, вызвался проводить купцов до Холустайских равнин… Все они предполагали несчастный случай, долгие задержки и возможное невозвращение. Но сделать выбор оказалось трудно. Везде чувствовалась ложь, которую учитель не заслужил.

Так ничего и не выбрав, Арлинг заставил себя развернуться и покинуть Дом Солнца. Как он думал – навсегда.

Школа спала. Он прошел мимо домов Полдня, Неба и Утра, в которых знал наизусть каждый камень. Прошел мимо кухни, откуда доносились ароматы теста, оставленного подниматься на ночь, проскользнул мимо садовой беседки, откуда раздавался храп Пятнистого Камня, обогнул скотный двор и псарню. Уйти оказалось не просто. Все было слишком родным и манило назад.

Постояв у ворот, Регарди в последний раз позволил чувствам разлиться по знакомым дорожкам, закоулкам и площадкам школы, после чего тщательно собрал пойманные ощущения, спрятав их глубоко и надежно. Вряд ли они понадобятся ему в ближайшее время. Сняв повязку, закрывающую глаза, Регарди затолкал ее в щель у петлиц ворот. Если их не сломают в очередной драке, как это было в прошлом месяце, вряд ли тряпицу обнаружат скоро. Что бы ни случилось сегодня или завтра, часть его навсегда останется в Школе Белого Петуха. Надвинув капюшон на глаза и плотнее запахнувшись в плащ, Арлинг выскользнул на еще темную улицу.

Корма «Капля» была далеко не лучшим питейным заведением Балидета и относилась к забегаловкам, которые открывались исключительно в темное время суток, предлагая неприхотливым клиентам дешевое кислое пиво, немытых девиц и журавис – не лучшего качества, зато много и во всех видах. Арлинг не часто бывал в этом квартале и едва не прошел мимо.

Рассвет еще не наступил, и корма должна была работать, однако дверь была плотно заперта. В голове мелькнула мысль о том, что он перепутал место, но характерные запахи пива и табачного дыма, доносившиеся из-за двери, подсказывали, что еще совсем недавно питейная принимала гостей.

«Не это ли лучший повод все бросить и повернуть назад?» – настойчиво прошептал кто-то в его голове, и Арлинг понял, что слышал этот голос всю дорогу. Кому бы он ни принадлежал – остаткам совести, страху, сомнению, Регарди вряд ли мог найти с ним общий язык.

«А если купеческий сынок тебя разыграл? Обманул, воспользовавшись природной наивностью слепца? Развел, как дурака, и сейчас потешался в своем дворце на Багряной улице?»

«Отстань, я не первый день живу, и могу отличить ложь от правды».

«Да ну? Помнится, кто-то очень легко поверил в то, что Фин бросил школу для того, чтобы ухаживать за больным отцом».

«В это поверили все! У Сейфуллаха не было причин сочинять такую сложную сказку о согдарийском наемнике, который его подвел».

«Хорошо. Тогда, возможно, стража добралась сюда раньше тебя? И некий господин по имени Азатхан будет встречать сегодняшний день в городской тюрьме? Это знак судьбы! Тебе дают шанс не делать то, что исправить будет невозможно».

Ему никто не ответил, зато он почувствовал взгляд – осторожный, прощупывающий и любопытный. Человек стоял за углом соседнего дома и пристально его разглядывал. Похоже, давно. Он мог быть грабителем, прохожим, продавцом журависа – обитатели ночного Балидета поражали разнообразием, – но в случайные совпадения Арлинг не верил.

Незнакомец не был кучеяром. Будучи такого же роста, как Регарди, человек выделялся более крупным телосложением, словно в нем текла кровь арваксов или племени горцев из Иштувэга. Однако его акцент выдавал в нем нарзида. Скорее всего, человек был полукровкой, а таким среди кучеяров жилось нелегко. Сикелийцы не любили нечистокровных, считая их потомками бесов-пайриков.

К счастью, незнакомец не стал ничего усложнять.

– Ищешь кого?

– Мир вам, – ответил Регарди, тщательно следя за руками полукровки. Пока они были спокойно сомкнуты, но им ничто не мешало метнуться к джамбии, спрятанной за поясом.

– Я ищу господина по имени Азатхан.

Решив, что одних слов недостаточно, Арлинг извлек из кармана кольцо, которое дал ему младший Аджухам, и показал человеку.

– Это от Сейфуллаха, – пояснил он. Регарди был готов поклясться, что дыхание полукровки изменилось, словно он узнал украшение. Ответить человек не успел. Из соседнего переулка раздались торопливые шаги и на мостовую выбежал толстый кучеяр, которого мучила одышка от быстрого бега. Не обращая внимания на Арлинга, человек подбежал к полукровке и горячо зашептал, выпустив в предрассветный воздух облачко зловония изо рта. Чесночная лепешка и дарроманское вино из грибов, которыми он перекусил меньше часа назад, чувствовались так же отчетливо, словно кучеяр держал их в руках.

– Господин Азатхан, надо уходить! – возбужденно прошелестел он. – Патрули уже сменились, и скоро начнут новый обход, а мы как раз у них на пути. К дьяволу этого драгана! Мы вместо него можем, кого угодно поставить. Например, у меня есть парочка воинов, которые готовы заплатить в два раза больше. Или в три!

Человечек задохнулся от быстрой речи и, хватая воздух ртом, вдруг уставился на Арлинга. Похоже, он заметил его только сейчас.

– А это кто?

– Драган, – хмыкнул Азатхан и протянул Арлингу руку. Кажется, их общение все-таки состоится.

– Гракх из Флерии, – представился Регарди, отвечая на рукопожатие и стараясь говорить убедительно.

– Боишься?

Вопрос был неожиданным, и Арлинг едва не растерялся. Но ответ сорвался с губ раньше, чем он успел собраться с мыслями.

– Да.

Обругав себя, Регарди приготовился оправдываться, но Азатхан улыбнулся.

– Молодец, – вдруг похвалил он его. – Но не стоит. Чем меньше испытываешь страх, тем меньше опасность.

Неужели, он хотел его успокоить? Арлинг задумался о причинах такого поведения, но незнакомец уже задал новый вопрос:

– Я думал ты старше. Сколько тебе?

– Тридцать пять, – не задумываясь, соврал Регарди, выставив вперед подбородок. Ему казалось, что такой жест придавал солидности.

Поверил ли ему Азатхан или нет, он так и не узнал, потому что толстый кучеяр вдруг громко зашипел:

– Пес вас подери, я не собираюсь рисковать своими мулами и повозкой. Если меня застанут тут с вами, то вздернут на первой же виселице. Или мы едем вместе, или я уезжаю сам. У меня и других дел полно.

– Мы идем, Ганс, идем. Не волнуйся, воины Нехебкая не дадут тебя в обиду.

И Азатхан махнул рукой, приглашая Арлинга следовать за собой. Итак, его взяли.

В повозке кучеяра, ожидавшей их на соседней улице, находилось еще два человека, которые встретили его так, как и полагалось встречать будущего противника.

– Я, Мархаб, вооружен отвагой и страшен в битве!

– А я Али, которого мать, рожая, назвала Рычащим Львом.

Арлинг вздохнул и позволил себе расслабиться. Он почувствовал себя почти дома.

– Я, Гракх Флерийский, ношу имя Жестокого не потому, что служу канцлеру Империи, а потому что могу перегрызть горло ребенку и выпить его кровь, чтобы потом прокричать: «Приветствую тебя, смерть! Прими мой скромный дар!». А после вырвать хребет из спины Отважного и выпустить кишки Рычащему Льву. Приветствую вас, обреченные! Подвиньтесь.

Воспользовавшись временным замешательством кучеяров, Арлинг втиснулся в повозку, устроившись между ними. Азатхан занял место рядом с кучером, чему Регарди был рад. Полукровка его настораживал и казался куда опаснее будущих противников, которым ничего не оставалось, как молча принять его соседство.

Впрочем, долго молчать они не могли. Возможно, слова помогали им не замечать страх, который витал где-то рядом. Тишина была бы сейчас опасным врагом.

– Слыхал о Железной Коже? – небрежно бросил кучеяр, представившийся Рычащим Львом. – Сохо его учил. Тот самый, что выжил в последних боях. Я готов биться с любым, но только не с ним. Говорят, он настоящий псих. У него нет ни одного живого клочка кожи. Все в шипах и лезвиях, которые он себе вшил. Или вживил, дьявол его разберет. Думаю, не обошлось без колдовства. Не может обычный человек жить с такой кожей. Я однажды видел его на рынке в Самрии. Когда он поднял руку, чтобы забраться на коня, я убедился, что слухи не врут. Вместо ногтей у него – острые когти, а вдоль каждого пальца ряд мелких шипов. Даже если ими бить без силы, снять кожу с врага можно легко.

– А, болтают, – отмахнулся второй кучеяр по имени Мархаб. – Врут все, перчатку с шипами любой надеть может. К тому же, стиль школы Сохо хорошо известен. Я видел тренировку его учеников в Хорасоне. Солукрай не так уж и страшен. Вокруг него больше шума, а по правде – так это древний отживший свое стиль боя. Мой дед знал солукрай и кое-что мне показывал. Не знаю, как все, но я собираюсь применять старый добрый кокнашах. С ним куда больше шансов дойти до второго круга.

– А как же приз? – ехидно спросил Али. – Тайные знания серкетов тебя не привлекают?

– Если Сохо и открылись секреты древнего мира, то по нему это не видно, – усмехнулся Мархаб. – Денежки, денежки и еще раз денежки. В моем возрасте я могу позволить себе быть честным с самим собой. Чего и тебе советую. Отработать первый бой, взять золотишко и смотаться. На втором круге монет, конечно, больше накидают, но и шансов нарваться на етобаров или того же Аль Рата тоже немало. Про третий круг молчу. На него только безумцы остаются. Таких сразу видно. Вот он, наверняка, останется.

Кивок в сторону Арлинга недвусмысленно намекал на то, у кого их троих воинов имелись проблемы с душевным здоровьем. Улыбнувшись краями губ, Регарди закрыл глаза и откинулся на сиденье. Кучеяры много болтали, но насчет трезвости своего рассудка он не стал бы с ними спорить.

А между тем, в пустыне наступал рассвет. Иман, Атрея и Беркут рассказывали ему о нем много раз – каждый по-своему, – но Арлингу он представлялся всегда иначе. Они говорили – сверкающие волны расплавленного золота заливают пустыню, превращая ее в сказочный океан света, а ему вспоминались нежные лучи весеннего солнца в Мастаршильде, которые превращали враждебные пики покрытых тайгой хребтов в манящие дебри вечнозеленых великанов. Они говорили – солнце появляется на шпиле Первой Молитвенной Башни, с которого медленно спускается в город, словно любящий правитель к верным подданным. Арлинг же думал о крыше старой мастаршильдской церкви, сквозь дыры которой робко проникал утренний свет, словно старый друг, долгие годы странствующий на чужбине и теперь не уверенный, что ему будут рады дома. Арлингу говорили: рассвет в пустыне – это смерть, всегда готовая принять тебя в объятия. Смерть прекрасная и жестокая. Но Регарди слышал голос Магды, которая сонно бормотала одной ей понятные фразы, утопающие в заливистом пении утренних птиц и криков пастухов, гонящих скот в поле. Этот голос навсегда оставался для него утром, новым днем, новой надеждой. После долгих недель молчания Магда заговорила с ним впервые. И чем выше поднималось сикелийское солнце, тем настойчивее он звучал, уговаривая его вернуться обратно. Сбежать, забыть об играх и смерти.

Арлинг был рад его слышать. Но назад пути не было уже давно.

Они миновали дальние фермы, гигантские статуи водомеров, Холустайский ключ и последние посты балидетского гарнизона. Их даже не проверяли. Бдительность регулярной армии с каждым годом убывала, словно меркнувшие на утреннем небосклоне звезды. Он их не видел, но Атрея говорила, что это красиво. Регарди ей верил, потому что Магда тоже любила смотреть на умирающие звезды. Тогда они были ему безразличны, но сейчас любая мелочь, касающаяся Фадуны, имела значения. Он жалел, что не мог видеть умирающих звезд Сикелии и не знал, отличались ли они от звезд ночного мастаршильдского небосклона.

Али и Мархаб, наконец, утомились и угрюмо замолчали, рассматривая окружающий пейзаж. Регарди мог предположить, что там было на что посмотреть. Колеса повозки шуршали уже не по золотистому рассыпчатому песку, а по мелкому камню, который, вылетая из-под ободов, ударял в днище повозки, словно палочки палача, призывающего народ поглазеть на повешение. То была музыка приближающегося конца, которую каждый из путников воспринимал по-своему.

Когда мелкий гравий сменился потертыми гранитными плитами, Регарди понял, куда они направлялись. И едва не рассмеялся своей догадке. Ну, конечно! Где еще проходить древним игрищам серкетов, как не на развалинах храма, где первые кучеяры когда-то поклонялись псу-смерти Бхудке, самому страшному пайрику пустыни. Если бы власти Балидета действительно хотели найти место, где будут проводиться запретные бои, они давно проверили бы эти руины.

Арлинг постарался что-нибудь вспомнить о древнем храме, но понял, что знал немногое. Как-то направляясь с Сахаром к знакомым керхам, чтобы передать поручение имана, он проезжал мимо этого места, но тогда они торопились и решили не тревожить мертвых понапрасну.

И все же кое-что ему было известно – из рассказов Сахара, Атреи и имана, который, казалось, знал каждый клочок необъятной сикелийской пустыни. Сейчас, подъезжая к руинам, он вспомнил о голитах, гигантских колоннах, которые бросали обильную тень на дорогу. Высоко в древних столбах гудел ветер. Каждый день он неумолимо обтачивал их, выбивая песчинки из некогда крепких оснований, но еще пройдет немало времени, прежде чем гигантские камни истончатся и рухнут.

Арлинг склонил голову, прислушиваясь к вою ветра в древних исполинах, и понял, что интуиция не обманула. На площадках под самым небом затаились лучники. Воздух звенел в натянутых тетивах и играл оперением стрел, готовых впиться в любого чужака, попытавшегося проникнуть на игры. А значит, слухи о тщательной охране боев были не беспочвенны. Вскоре он обнаружил и других стражей. Руины были прекрасным местом для засады, а серкеты, судя по всему, были отличными стратегами. Развалины храма Бхудке были укреплены не хуже дальних крепостей согдарийской империи, и Арлинг подозревал, что проникнуть в них было так же трудно, как и покинуть.

Вскоре им стали попадаться другие повозки, вооруженные всадники и наездники верблюдов, а это означало, что они приближались к месту, где должна была решиться судьба многих.

Арлинг расслабился, позволив себе раствориться в окружающем мире, а когда вновь собрался с мыслями, то понял, что они уже прибыли. Словно рой диких пчел, человеческая масса крутилась и переливалась вокруг необъятной ямы, на дне которой простиралась обширная площадка – арена. Он слышал, как ветер стекал с ее краев и, набирая скорость, устремлялся вниз, пока не врезался в плотную массу песка, утоптанного ногами многочисленных слуг, завершающих последние приготовления к играми. Странно, что иман не рассказывал ему о размерах амфитеатра раньше. Он бы непременно нашел время осмотреть столь гигантское творение рук древних. Но думать о прошлом было поздно. Если чувства не обманывали его, на арене мог уместиться весь дворцовый комплекс Балидета с прилегающей к нему площадью.

Увлекшись, Регарди не заметил, что повозка давно остановилась. Али и Мархаб топтались неподалеку, поджидая кого-то, а Азатхан с кучером растворились в толпе. Актеров спектакля под названием «Смерть» никто не встречал. Бегающие вокруг люди были заняты своими делами, торопясь завершить их до начала боев.

Древний храм напомнил Арлингу балидетский рынок Мерв в разгар праздничной ярмарки. Торговцы спешили продать остатки еды, подушек для сиденья, зонтиков от солнца, вееров и других мелочей, которые должны были разнообразить просмотр зрелища, сделав его как можно более приятным. Разительное отличие с ними составляли продавцы журависа, которым не нужно было торопиться. Их товар будет хорошо раскупаться все представление.

Однако большая часть собравшейся толпы вела себя неспокойно – как и следовало перед зрелищем, где должно было пролиться много крови. Кто-то нетерпеливо дожидался знакомых или искал затерявшихся родственников и друзей, чтобы вместе занять места в амфитеатре. Другие кричали, призывая сделать ставки и обогатиться. Третьи просто вопили во все горло, выражая восторг по поводу предстоящего мероприятия. Регарди потребовалось немало времени, чтобы привыкнуть к этой кучеярской привычке, которая всегда его раздражала. Иногда попадались длинные процессии из слуг, спешивших доставить опаздывающего гостя на нижние ряды, где, очевидно, располагались места знати. В воздухе чувствовалась всеобщее возбуждение, которое Арлинг встречал разве что на больших праздниках – вроде Весеннего Дождя или Нового Года.

Решив последовать примеру спутников, Регарди выбрался из повозки и едва не налетел на группу драганов, которая нетерпеливо проталкивалась сквозь толпу, поливая всех давно забытыми словами согдианской брани. Только сейчас он обратил внимание на обилие чужестранцев. Их было едва ли не столько же, сколько и кучеяров. Керхи, арваксы, драганы, шибанцы, жители Песчаных Стран и вовсе незнакомые ему народности толпились рядом, забыв о политике и вражде.

– Смотри, куда прешь, идиот, – один из драганов грубо толкнул замешкавшегося Арлинга. – Простите этих чурбанов, мой викор. Нам сюда.

– Ничего, Карр, – спокойно ответил его спутник. – Возможно, он знает, где находится шатер Жестокого. Было бы занимательно побеседовать с ним перед боем.

Арлинг думал, что на свете уже не осталось вещей, которые могли бы его удивить. Тем не менее, его едва не пробрал озноб, когда он узнал голос второго человека. Встреча с наследным принцем Дваро, сыгравшим роковую роль в судьбах его и Магды, не могла быть случайной. Так же, как и с бывшими друзьями, которые его не узнали. Судя по всему, они нашли себе нового друга, заняв не последние места в его свите.

– Ты слышал викора, – высокомерно обратился к нему Луфур, с которым они когда-то вместе учились. – В боях будет принимать участие один из Жестоких. Покажи, где его шатер и получишь монету. Купишь себе бульона из мышиных хвостов. Или лепешку с верблюжьим дерьмом.

Драганы захохотали, а Регарди невольно втянул плечи, еще ниже наклонив голову. Ему казалось, что Дваро рассматривал его чуть более пристально, чем полагалось смотреть на первого встречного человеку такого ранга, как он. Что Арлинга удивляло в самом себе, так это отсутствие желания что-нибудь сделать с тем, кто когда-то его предал.

Помощь пришла неожиданно.

– Ищите Гракха из Флерии, Жестокого? – спросил Сейфуллах Аджухам тоном человека, который все знает. – Вам туда.

Палец юного купца уверенно показал в сторону, откуда доносились крики животных. Регарди мог поклясться, что слышал рык льва. Очевидно, серкеты придерживались старых кучеярских традиций, устраивая перед боями травлю зверей для подогрева зрительского интереса.

– Спасибо, ханжир, – кивнул Дваро и велел Карру бросить Сейфуллаху полсултана – щедрая награда, достойная принца.

Ничуть не смутившись, молодой Аджухам поймал монету на лету и склонился в полушутливом поклоне.

К счастью, драганы оскорбления не заметили и вскоре растворились в толпе, оставив после себя легкий запах кожаных плащей и забытого прошлого. Регарди не знал, зачем ему нужно было встречать Дваро накануне Боев Салаграна. Но избавиться от дурного предчувствия было трудно. В прошлый раз принц появился в его жизни накануне события, которое изменило его судьбу. Следовало ли из этого, что их встреча была роковой и на этот раз?

– Где тебя черти носят! – набросился на него Сейфуллах, заставив отвлечься от дурных мыслей. – Я все развалины обегал, пока тебя нашел. Проклятый Азатхан! Привез тебя к южному проходу, а мне сказал ждать у северного. Пойдем. Через полчаса серкеты уже будут смотреть бойцов, а ты еще не готов.

С этими словами юный купец решительно вклинился в толпу, увлекая его за собой. Миновав галерею из исполинских арок и спустившись на обширную террасу, располагавшуюся ниже главной площади, где толпились зрители, они попали в часть, куда допускались только воины и их сопровождающие. Здесь царила совсем другая атмосфера.

Было трудно понять, кто из собравшихся был участником, кто – слугой, а кто – устроителем боев, но всех их объединяло одно. Настороженная готовность зверя перед атакой. В этой части развалин тоже пахло жареным на вертелах мясом, масляными лепешками, вином и журависом, но запахи еды перебивали запахи благовоний, которые поднимались от горящих свечей, беспорядочно воткнутых в песок вокруг шатров и тренировочных площадок. Арлинг не сразу вспомнил об этом старом кучеярском обычае, потому что в городе никто не готовился умирать заранее, а если такие и встречались, то проводили обряды во внутренних дворах, скрывая их от глаз чужестранцев. Собираясь встретиться со смертью, кучеяр втыкал зажженную свечу в песок, словно предупреждая ее о своем приходе.

Проходя мимо корзины со свечами, Регарди не удержался и, вытащив одну, воткнул в песок рядом с чадящей курильницей. Аджухам едко заметил, что это ему вряд ли поможет, потому что кучеярские обычаи на драганов не распространялись, но Арлингу как никогда хотелось, чтобы все было правильно. Его ждал неотвратимый конец.

– Пришли, – буркнул Сейфуллах и открыл перед ним полог шатра, выпустив наружу клубы дыма, пахнущие раскаленной сталью, человеческим потом и горелой плотью.

В палатке было многолюдно, и Арлинг настороженно замер на пороге. Несколько молодых кучеяров мужественно терпели прикосновения татуировщиков, корпевших над их телами, другие наносили себе менее долговечные узоры, третьи выжигали на плечах друг друга ритуальные знаки, веря, что они помогут им выжить. Остальные просто копались в корзинах и коробах, беспорядочно расставленных по всему шатру. Если это были его будущие соперники, то они больше походили на труппу бродячих артистов, готовящихся к представлению. Ему, Арлингу, здесь точно было делать нечего. Он ни за что не станет украшать себя перьями и чернилами, словно циркач на ярмарке.

Однако очень скоро мнение пришлось изменить.

– Вот, держи, – пропыхтел взмокший Сейфуллах, всовывая ему в руки теплый предмет.

– Что это? – спросил Арлинг, догадываясь, чего хотел от него Аджухам.

– Маска, – гордо ответил мальчишка. – Это жук-пустынник. Мне кажется, ты на него похож. Если бы ты приехал чуть раньше, нам, может быть, и досталось что солиднее, а теперь придется довольствоваться жуком. Но ничего. Маска выглядит довольно жутко, а это то, что нам надо.

Арлинг усмехнулся. Судьба продолжала подбрасывать ему знаки – явные и не очень.

– Значит, страж смерти, – криво улыбнулся он, вспомнив значение, которое кучеяры придавали насекомым. У жуков была не очень хорошая репутация, так как считалось, что они охраняют дом смерти, спрятанный под барханами Карах-Антара. Арлинг провел пальцами по неровным выступам маски, которые нависали над впадинами глазниц причудливым выступом. Устрашающий элемент для врага, но не очень удобный для хозяина маски. Возможно, поэтому ее до сих пор не выбрали. Впрочем, слепому такое украшение помехой не было.

– Я бы предпочел обойтись без нее, – решительно произнес Регарди, на что получил не менее решительный ответ.

– Выбирать будешь в другой раз, – отрезал Сейфуллах. – Для первых двух кругов маскарад обязателен, иначе тебя даже на арену не пустят. Люди платят не только за кровь, но и за зрелище. За тайну, загадку! Нет ничего более интригующего, чем воин, скрывающий свое истинное лицо. Если же случится чудо, и ты сможешь, а главное – захочешь – остаться на третий круг, тогда – да! Хоть нагишом перед всеми бегай, никто тебе и слова не скажет. Но на первых поединках ты должен выглядеть, как истинный адепт серкетов, стремящийся познать тайны древних. Не забывай, прежде всего, это игра.

У Арлинга было много соображений насчет игр, где на кон ставилась человеческая жизнь, но он предпочел оставить их при себе. Молча нацепив маску, Регарди собирался выйти из шатра, но Сейфуллах опять его задержал.

– Еще не все, – сказал упрямый мальчишка, подводя его к бородатому кучеяру. – Кроме маски у тебя должен быть знак. Это тоже традиция. Его нельзя ставить на голову, шею, руки, ноги, то есть на то, что могут отрубить. Только на теле. Одни делают татуировку, другие мажут себя краской, а есть те, кто клеймят себя каленым железом. Это солидно. Не хочешь попробовать? Говорят, очень бодрит перед боем.

– Его, похоже, это сильно взбодрило, – скептически протянул Арлинг, кивнув в сторону корчащегося неподалеку кучеяра. – И это мой противник? Так орет, будто ему всю кожу сожгли.

– Во-первых, сначала попробуй сам, а потом фыркай, – внезапно встал на защиту человека Сейфуллах. – Во-вторых, кроме тебя других участников здесь нет. Нас бы не впустили, если бы кто-то еще из воинов сейчас себя метил. До боев вы не должны встречаться. К тому же, таких шатров тут много, не меньше десятка. Весь этот сброд – слуги и сопровождающие, которым нужны татуировки для того, чтобы хвастаться перед женщинами.

Арлинг никогда не любил ритуалы, но, похоже, они любили его.

– У меня есть выбор?

– Выбор есть всегда, – усмехнулся молодой Аджухам. – Только времени мало, поэтому особо не фантазируй. Может, глаз нарисуем? Все-таки ты слепой.

– Какие знаки у других воинов?

– Про знаки не знаю, – покачал головой Сейфуллах, – но о масках слышал. Например, у Аль Рата по прозвищу Железная Кожа – маска паука. Хорошая символика. Паук – это судьба, значит, Железная Кожа – тот, кто изменит твою жизнь. Вернее, ее закончит. Эх, хороший знак, жаль нам не достался.

Арлинг поморщился, не разделяя восторга Аджухама. Иман не любил пауков, считая их вестниками несчастья.

– У етобаров маски павлинов, – продолжил Сейфуллах и, опережая вопрос Регарди, пояснил. – Павлин у нас считается бессмертным, вернее, его мясо. Прячась под клювом этой пташки, етобары как бы намекают, что они боги. Ну, или что-то вроде того.

– Я могу помочь? – спросил бородатый кучеяр, закончивший мазать что-то на спине нарзида.

– Было бы любезно с вашей стороны, милейший, иначе мы проторчим здесь до конца дня, – произнес Аджухам. – Нам нужен знак. Может, подскажете?

– Так бы сразу и сказали, – улыбнулся мужчина, доставая из кармана свернутую тряпицу. – Сам сделал. Здесь много хороших символов, но… это стоит денег. Всего пять султанов.

– Целых пять султанов? – возмутился Сейфуллах, но Регарди его опередил.

– Когда-то ты потратил мешок золотых за пригоршню вишен, – напомнил он ему. – Мы заплатим. Показывайте.

Дождавшись, когда монеты упадут ему в ладонь, кучеяр протянул им пахнущий краской сверток. Аджухам недоверчиво посмотрел на Арлинга, но тот уверенно взял тряпицу. Каракули татуировщика не могли быть сложнее рисунков имана, выполненных тонким пером на гладкой бумаге.

– Вот же дьявол, – выругался мальчишка, – Да тут сотни этих значков. Давай нарисуем тебе осла? Все равно его увидят только могильщики. Повеселим этих ребят немного.

– Зачем так мрачно? – возмутился кучеяр, оскорбившийся отношением молодого купца к своему творчеству. – Я могу посоветовать. Например, вот хороший знак. Видите, лист папоротника? Он означает вызов всему, что наводит ужас. А вот, знак «Эйваз». Выбрав его, вы скажите: «Я бесстрашен!».

– А что означает эта змея? – спросил Арлинг, показав на невнятный символ внизу.

– Змею, – хмыкнул бородач, но видя, что Регарди не настроен шутить, пояснил. – Я бы выбрал что-нибудь другое, для боев он мало подходит.

– И все же?

– Змея ползет по рафии. Это особый вид пальмы с шипами. Шипы опасны для змеи, но гадина все равно ползет вверх, хотя и не знает зачем. Колючки рвут ее тело и рано или поздно убьют. Даже если ей удастся достичь верха, то макушка пальмы не выдержит ее веса и обломится. Тогда змея разобьется. Она в любом случае обречена. Я переписал этот знак из старого сборника, но думал его убрать. Его все равно никто не берет.

Сейфуллах с кучеярам принялись обсуждать другие знаки, но Арлинг уже знал, что выбор закончен. Змея прекрасно знала, зачем она ползла по шипастому дереву. Она тоже не могла найти смерть и надеялась, что рафия ей поможет. Сегодня ничего не было для него случайным. Даже этот знак. Символ выполнения невозможного.

Аджухам еще долго ругал его за выбор столь неподходящей татуировки, но Арлинг не стал его слушать. Чувствуя, как кисть кучеяра скользит по его плечу, Регарди улыбался. До сих пор все полученные им знаки были удачны. А значит, смерть ждала его.

***

От противника исходили гигантские волны страха, и Регарди казалось, что он в них утонет. Маска коршуна, которая в начале боя полностью скрывала лицо кучеяра, теперь сползла на шею, а пот обильно покрывал его лицо и шею, скатываясь по нагретым доспехам и с шипением впитываясь в раскаленный песок. Длинные волосы выбились из-под шлема, липли к взмокшему телу бойца и брызгали на Арлинга солеными каплями. Дыхание кучеяра сбилось и вырывалось судорожными хрипами сквозь стиснутые зубы, движения потеряли быстроту и уверенность, а во взгляде ощущалось паника.

Арлинг чувствовал врага так же хорошо, как если бы забрал его душу и получил власть над телом. Каждый шаг, вздох, взгляд были предсказуемым. Человек в маске коршуна устал, был напуган и хотел, чтобы Регарди исчез. Но его желание было невыполнимо, потому что следующим врагом Арлинга мог стать Фарк, бившийся неподалеку, а поединка с ним Регарди не хотел. И не потому, что лучший ученик Школы Карпов был в хорошей форме. Арлинг с удовольствием намял бы ему бока дома, в Балидете, но руины амфитеатра были не самым удачным местом для выяснения отношений. Они пришли сюда не за этим.

Бои Салаграна начались с долгого и утомительного ожидания в камере подземных катакомб, находящихся под ареной. Азатхан сказал, что это время дается бойцу для того, чтобы он мог подумать над жизнью и проститься с миром, однако спокойствие, охватившее Регарди с утра, не способствовало высоким мыслям. Поэтому час перед боем он провел так, как обычно проводил время перед школьными экзаменами – в тренировках. В камере было не теснее его собственной комнаты в Доме Солнца, а циновка, ведро для нужд и сундук послужили отличным подсобным материалом.

Если первые два предмета не вызывали вопросов, то в сундук Арлинг заглянул с любопытством. Многослойные стеганые наручи из кожи и ткани, такие же поножи, немного помятый, но все еще прочный шлем с гребнем, чешуйчатый панцирь и кольчуга были оставлены не случайно. Ему любезно предлагали защитить свою жизнь, но, подумав, Регарди решил, что с него будет достаточно маски жука и рисунка на плече. Краска до сих пор сохла и неприятно стягивала кожу, заставляя ее зудеть и чесаться. Регарди никогда не любил доспехи и предпочитал обходиться без них, делая выбор в пользу скорости и ловкости. Он собирался биться с опытными противниками, а для мастеров доспехи не будут серьезным препятствием.

Однако время, проведенное в камере, не прошло бесследно. По мере того как шли минуты, Арлинг чувствовал, как вместе с ними утекает спокойствие, которое переполняло его совсем недавно. Здесь, под землей, не было слышно того, что творилось на арене, но он чувствовал – бои начались. Порой ему казалось, что он слышал возбужденные крики толпы, рев зверей, травля которых должна была разогреть зрителей, звучный голос госкона, главного серкета, ведущего церемонию игр, тревожные запахи песка и крови, но это было лишь воображение, потому что в подземной галерее было тише, чем в пустыне перед бурей. В глухой тишине раздавались лишь шаги охраны, да шорохи из соседних камер, где находились другие воины. По крайней мере, Арлинг на это надеялся. Мысль о том, что его обманули и заперли в этой комнате навеки, была сразу изгнана, но от нее остался неприятный след, источавший зловоние страха, который ему сейчас был не нужен.

Когда, наконец, появился Азатхан, Регарди с трудом сдержал вздох облегчения и постарался изобразить то выражение лица, которое, по его мнению, должен был иметь человек, проведший час в размышлениях о жизни и смерти.

– Я расскажу тебе о правилах, – произнес полукровка, внимательно его разглядывая. Регарди с трудом избавился от ощущения, что на него смотрели, как на еще одного зверя для травли.

– Первый круг называется Санакшас, – равнодушно продолжил полукровка. – В нем участвуют все воины. Санакшас длится ровно столько, сколько горит веревка, растянутая по кругу арены. Бойцы сражаются друг с другом до тех пор, пока не прозвучат барабаны и голос госкона. Те, кто продолжат драться после того, как госкон объявит о завершении Санакшаса, получат стрелу в лоб. Все, кто к этому времени останутся стоять на ногах, переходят на второй круг. Покидать арену самому запрещается. Вы приходите и уходите только под стражей.

Арлинг мысленно прикинул размеры амфитеатра. По его подсчетам, веревка должна была гореть не меньше часа. Достаточно, чтобы отправить на тот свет небольшую армию, но совсем мало, чтобы найти ответы на все его вопросы.

– Второй круг называется Рархгул, – тем же равнодушным голосом продолжил Азатхан. Арлингу стоило только представить, как он повторял это тридцать шесть раз – для каждого участника – чтобы поднять себе настроение. Полукровка ему совсем не нравился.

– Рархгул – это время поединков тех, кто выжил в Санакшасе. Соперников выбирает госкон по жребию. Бои идут до темноты, и только Нехебкай знает, со сколькими бойцами ты сразишься за это время. Каждый поединок длится до тех пор, пока один из противников не прекратит двигаться. Все, кто останутся на ногах после заката, могут принять участие в третьем круге. Имя ему – Лал. После третьего круга остается только один победитель, потому что все остальные мертвы. Бывало и так, что не оставалось никого. Все, что касается Лала, ты узнаешь на арене. Таковы правила.

Арлинг нетерпеливо кивнул. Слова полукровки вдруг стали казаться пустыми и бессмысленными, а дальнейшее ожидание превращалось в изысканную пытку. Он хотел на арену.

Несмотря на то что Регарди ожидал боев каждую секунду, Санакшас наступил неожиданно. Казалось, еще недавно Арлинг разминался в комнате под землей, но вот первые два противника уже лежали на песке, а он кружил с Маской Коршуна, гадая, как бы избежать боя с Фарком, который, как назло, дрался рядом. Ученик Шамир-Яффа бы совсем не против поединка с недругом из школы Белого Петуха, но Арлинг по непонятным для себя причинам биться с ним не хотел. Это было не то место и не то время, а смерть Фарка была ему не нужна. «Карп» же был частью его личной истории, его новой жизни в Балидете, человеком, в драках с которым был успешно отработан не один прием. Таких людей нельзя было убивать на потеху толпе. Но так как поблизости других бойцов кроме Фарка не было, то Регарди собирался играть с Маской Коршуна до тех пор, пока не сгорит веревка.

– Асса! Асса!

Его противник, наконец, собрался с духом и перешел в атаку, которая закончилась так же неудачно, как и все предыдущие. Арлинг провел захват и, зажав ему руку, сломал еще один палец. Предыдущие два были покалечены в первые минуты поединка. Боец резко выдохнул, обдав его крепким ароматом журависа. Этой травой пахло повсюду. Раньше запах свежей земли, меда и молока напоминал Арлингу о Мастаршильде, но в последние годы он не мог избавиться от его устойчивой связи с наркотиком.

Зрительские ряды оживились, оглушив театр новыми воплями. Искать долго причину их восторга не пришлось. Фарк упал, но был жив. Регарди чувствовал, что смерть кружила где-то рядом, но не спешила приближаться к воинам на арене. Ее время еще не пришло, и она собиралась ждать столько, сколько нужно. Впрочем, и он тоже. Происходящее захватывало его все сильнее, заставляя кровь быстрее бежать по венам, а душу петь от восторга. Никогда еще Арлинг не чувствовал себя таким живым, таким значимым. Бои Салаграна едва успели начаться, а он уже понял, что они были именно тем, что ему не хватало все это время.

Среди криков и шума удар гонга был едва различимым, но Регарди его услышал. Однако веревка все еще горела, поэтому он не придал ему значения и поспешил расправиться с надоевшим кучеяром.

Как только Маска Коршуна присоединился к проигравшим, Арлинг стал искать нового врага, и вскоре удача ему улыбнулась. Здоровый шибанец, похожий на великана, только что свалил на землю щуплого керха и оглядывался в поисках противника. Убедившись, что их желания совпадали, Регарди стал медленно к нему приближаться. Великан вселял надежду. От него пахло хорошей дракой, звериной силой и вызовом.

Он так и не понял, когда игры перестали быть играми, превратившись из соревнований с правилами в бойню – жестокую и неожиданную.

Страницы: «« ... 1516171819202122 »»

Читать бесплатно другие книги:

Странный человек вошел в Москву через Измайловский парк. Он шепчет на ухо животным и заставляет выпо...
Правильные законы, установленные по-мирски, приводят к порядку и благоустроенной жизни, однако лишь ...
Книга появилась после ответа себе на вопрос, где же у меня малая Родина. Оказалось все просто: у мен...
«Божественная комедия» Данте Алигьери – мистика или реальность? Можно ли по её тексту определить вре...
Грустно, если у тебя нет ни сестрёнки, ни братика и целыми днями ты дома один, когда и обмолвиться н...
Истории рождаются прямо на глазах. Из взглядов и разговоров, из теплого азиатского воздуха, из ощуще...