Индиговый ученик Петрук Вера

– Ах да, псарня, – спохватился иман. – Молодец, что напомнил. Она занимает большую часть школы и находится за Домом Неба. Надеюсь, тебе понятно, что туда ходить не стоит. Не все собаки содержатся в клетках, а у многих весьма длинные цепи. Не хотелось бы лечить тебя еще и от собачьих укусов.

– Это шумит городской парк? – спросил Арлинг, чтобы сменить тему.

– Это мой сад! – ответил иман с такой гордостью, словно представлял любимого сына. – Я собрал в нем растения и деревья со всего мира. У меня есть тис, которому тысяча лет. Ты можешь гулять там, только не приближайся к крепостным стенам. В целях безопасности я посадил возле них пару хищников.

Арлинг не стал уточнять, что за хищников имел в виду мистик. Сад интересовал его меньше всего. Ему хватит «прогулок» между утренними, вечерними и солнечными домами, в которых он уже успел запутаться.

– Ориентируйся от фонтана, – сказал мистик, останавливаясь у шумного источника, брызгающего водой. – Я построил его в самом центре школы. От него до каждого дома примерно по пятьдесят шагов. Кроме Дома Солнца – он дальше. Со временем я привяжу к дверям разные предметы, по которым ты будешь определять здания. Ступеньки тебе тоже помогут. К примеру, в Доме Утра их всего три.

Иман ошибся. В Доме Утра их оказалось четыре, и Арлинг ощутимо сбил о порог большой палец ноги, когда мистик повел его показывать помещение.

– Чтобы не беспокоить остальных, будешь спать у двери – распорядился кучеяр, когда они вошли в единственную комнату спального дома. – Скажешь ученику, который здесь спал, что я так решил. Отхожее место в пяти шагах за домом, найдешь по запаху. Завтра с утра я за тобой приду.

– А где все? – вопрос был уместен, так как, судя по холодному воздуху и бодрящему сквозняку, в Балидете давно стояла ночь.

– Отрабатывают, – усмехнулся мистик. – Кто-то сломал куст черной розы, а признаваться не хочет. Поэтому бегают все. Думаю, скоро приползут. До завтра, сын канцлера.

До завтра, добрый человек, подумал Арлинг с сарказмом. Доброта имана имела очень странный характер. Она напоминала мясной пирожок с Улицы Шутов в Согдиане – пышный, горячий, безумно вкусный, но с загадкой в начинке. Никогда нельзя было знать наверняка, родилась она на мясных фермах Флерии или выросла в трущобах Ярла, нож мясника стал причиной ее гибели или голодная смерть, мыла ли повариха руки или отерла их о грязный фартук, после того как вынесла помои. В свое время они с Дарреном проглотили несметное количество этих пирожков – их так удобно было запивать пивом. Холгер всегда безошибочно угадывал, если Арлинг питался на Улице Шутов, и еще долго потом портил ему настроение брюзжанием. Интересно, где сейчас был Холгер? Мысль была пугающей, потому что тянулась туда, куда дороги не было.

Арлинг потер голову и постарался найти удобное положение на циновке. От нее пахло соломой с чердака старой церкви в Мастаршильде. Регарди заскрежетал зубами и сел. Одиночество не шло ему на пользу, однако встречаться с учениками имана не хотелось. Мистик пообещал излечение, но, как бы сильно он не желал ему верить, в нем давно поселилась пустота, которая настораживала больше, чем отсутствие света впереди.

Задумавшись, Арлинг не сразу заметил, что уже был не один. Дыхание людей напоминало шелест ветра, который гулял по Дому Утра, загадочно шурша по углам. Но человеческий взгляд было трудно перепутать. Регарди всегда замечал, когда на него смотрели, а с потерей зрения это чувство обострилось.

Он медленно встал и только потом понял, что не знал, в какую сторону повернуться. Казалось, что на него глазели со всех сторон. В комнате появился едва уловимый запах мыла и более стойкий – пота. Ошибок быть не могло. Это ученики имана вернулись после ночной пробежки.

– Великий Нехебкай! – вдруг закричал один из мальчишек, и его голос показался Арлингу знакомым. – Я тебя знаю. Ты приходил вместе с Абиром Регарди, верно?

Наверное, это был Беркут, потому что Арлинг успел познакомиться только с одним учеником имана, и он оставил у него не лучшие воспоминания.

– Точно-точно, это ты! Иман говорил, что у нас появится новый сосед, но я не ожидал, что это случится так скоро!

Арлинг открыл рот, чтобы представиться, но ученик схватил его за руку и стал ее энергично трясти.

– Я Беркут, помнишь меня? Ребята, это Арлинг, он…

– Я из Ерифреи, – поспешил вставить Регарди, чтобы мальчишка не сболтнул лишнего. Однако продолжить ему не дали.

– Вот как? А я думал из Согдианы, – удивился Беркут, но его мысли были неспособны останавливаться на одном месте и тут же понеслись дальше. – В общем, он из Согдарии. Арлинг, познакомься, это Финеас, рядом Фолк, дальше Сахар, Итамар, Ол и Роксан. Остальные уже дрыхнут. Фин у нас главный, то есть, Финеас. Прости меня, Фин, я больше не буду.

Беркут говорил на смеси драганского и кучеярского, и Регарди понимал его с трудом. Язык Сикелии обладал удивительной способностью превращаться то в хаотичную неразбериху звуков, то в стройную систему четких слов и предложений. Что-то подсказывало – он привыкнет к нему не скоро.

– Это мое место, – глухой голос вклинился в болтовню Беркута, словно нож в загустевшее масло. – Ты испачкал его своими ногами, драган.

Прозвучало не очень дружелюбно, зато понятно. Арлинг был к этому готов. Подобное развитие событий нравилось ему больше, чем показное дружелюбие Беркута, в которое он не верил.

– Ты прав, любезный, – усмехнулся он. – Я его занял на некоторое время. Тебе придется найти другую подстилку. И насчет грязи ты тоже прав. Наверное, тот, кто спал здесь раньше, мылся только по праздникам.

– Ах ты…!

Слово, которым наградил его мальчишка, Арлинг не разобрал. Ответить он тоже не успел, так как оказался прижатым к стене сильными руками, которые вцепились в ворот его рубашки. Ткань протестующе затрещала.

– Со слепым станешь драться? – прохрипел Регарди, схватившись за жилистые запястья, но тут раздался грохот, и руки разжались.

– Шолох, ты чего? – возмутился хозяин места.

– Отстань от него, Сахар, – сказал Беркут, помогая Арлингу подняться. – Если он хочет спать у двери, значит, пусть спит.

– Это почему же?

– Потому что я не хочу, чтобы он наступил на меня ночью, когда будет выходить отлить, понял?

Между Беркутом, который неожиданно встал на защиту Регарди, и схватившим его мальчишкой разгорелась перепалка, а Арлинг тоскливо подумал о том, что бы изменилось, если бы он рассказал о решении имана отдать это место ему. Наверное, ничего.

Перепалка вскрыла какой-то давний конфликт между Сахаром и Беркутом, потому что ни один не хотел уступать первым, но тут вмешался другой голос – спокойный, со вкусом холодной стали.

– Будешь спать рядом с Олом, Сахар, – распорядился он. – Думаю, ему разрешил иман.

– Хорошо, Финеас, – ответил мальчишка, и Арлинг удивился тому, как быстро он согласился. Впрочем, для самого Регарди вмешательство Фина ничего не меняло.

– Кто-нибудь мне расскажет, откуда здесь взялся северянин? – спросил Финеас, и Арлинг понял, что ничем хорошим этот вечер не кончится.

– Очевидно, тебе стоит спросить об этом хозяина школы, – ответил он, делая шаг навстречу голосу. Теперь Регарди глубоко жалел, что его познания кучеярского были ограничены классическим школьным курсом. Несколько хороших словечек на местном жаргоне сейчас бы не помешали. Что ж, если его побьют, пусть это случится скорее. Ждать он никогда не любил.

– Перестань, Фин, – снова раздался голос Беркута. – Расслабьтесь, парни, что вы к нему прицепились? Представьте себя на его месте. Новая страна, новые люди… Посмотрите на него, он похож на щенка гиены, которого отняли от мамкиной титьки и привезли в цирк уродов.

«Ну, спасибо, Беркут. Уж лучше бы ты назвал меня проклятым драганом».

– Так ты его знаешь? – поинтересовался Финеас у Шолоха, обходя Арлинга вокруг.

– Мы познакомились пару дней назад. Его к иману привел дядя, хотел для партутаэ предложить, но учитель не согласился.

– Как трогательно, – процедил Фин. – И чему ты будешь учиться, Арэлинк из Ерифреи? Боюсь, здесь никто не станет водить тебя за руку в отхожее место.

– Боюсь, ты слишком многое на себя берешь, Финегас из ниоткуда, – ответил Регарди, пытаясь заставить себя замолчать. – Мы узнали имена друг друга, и этого более чем достаточно. Отправляйся спать. Возможно, завтра иман снова заставит вас бегать. Стоит поберечь силы.

– Арлинг, остынь, – вмешался Беркут, вклиниваясь между ними. – Ты ведь не в Согдарии. Здесь свои правила, парень.

– А ты всегда такой заботливый? – прошипел Арлинг, с трудом сдерживая приступ ярости. Собственная нервозность удивляла. Оказалось, что нужно было не так уж много усилий, чтобы вывести его из себя.

– Слушай меня внимательно, умник, – Финеас подошел ближе, и Арлинг почувствовал его дыхание на своей шее. Вожак стаи, как и другие кучеяры, не отличался высоким ростом.

– Решай сам – будешь ли ты с нами или против нас. Те, кто выбирал войну, в школе долго не задерживались. Если одумаешься, вот, что ты должен сделать. Иман, наверное, рассказал тебе, что здесь много домов, и у каждого свое значение. Тебе нужен Дом Солнца, а точнее, кладовая, которая находится под крыльцом. Найти ее легко даже слепому. Дом Солнца стоит слева от нашего, примерно в ста шагах. Дверь склада не запирается. Проникнешь внутрь и возьмешь кусок орехового шербета. Принесешь мне. Выполнишь, и мы забудем твое неосторожное поведение. Если оно, конечно, не повторится.

Арлинг выслушал Фина с непроницаемым выражением лица, а когда тот закончил, криво усмехнулся.

– Браво! Воруем у учителя сладости. Весело тут у вас. Наверное, школа имана процветает, раз у него такие изобретательные ученики. Только знаешь что? Придется тебе обойтись без шербета, потому что раньше утра я выходить из этой комнаты не намерен. Я думаю, вот что нужно сделать тебе. Пойти к своей циновке, лечь на нее и заснуть. А завтра мы сделаем вид, что этого разговора не было.

«Сейчас меня будут бить», – подумал Арлинг и на всякий случай поднял руки, чтобы защитить лицо – удары в нос были чертовски болезненны. И хотя на задворках сознания тихий голос неприятно нашептывал, что, если ему поставят фингал, это будет честно заработанный синяк, Регарди поспешно от него отмахнулся. Он приехал в такую даль не для того, чтобы его унижали какие-то школьники.

«Ты мог быть хотя бы вежливым».

«Они первые начали».

«Не они в тебе нуждаются, а ты в них».

«Мне никто не нужен. Никто кроме Магды».

– Слабак, – усмехнулся Финеас, и Арлинг почти почувствовал, как скривились его губы в презрительной усмешке. – Я так и думал. Вряд ли его сюда привезли для партутаэ, Беркут. Такие Нехебкаю не нужны. И иману тоже. Готов поспорить, что учитель взял его из-за денег. Помните, он хотел восстановить старую часть стены? Будем надеяться, что деньги слепца окажутся более полезными, чем он сам.

И они ушли, не тронув его ни пальцем. Арлинг слышал, как ученики негромко переговаривались, устраиваясь на ночлег, но победителем себя не чувствовал.

«Я все сделал правильно. Никаких сомнений – ни в прошлом, ни в будущем», – попробовал убедить он себя. Но чувство, что он допустил ошибку, было сильнее.

– Зря ты так, – раздался рядом шепот Беркута. – Все новички проходят посвящение. Фин выбрал для тебя не самое трудное.

– Я предпочитаю по ночам спать, а не воровать продукты у человека, который согласился мне помочь, – буркнул Арлинг, поворачиваясь лицом к стене. Однако он перепутал стороны, потому что Шолох вдруг оказался еще ближе.

– Мы соседи, – пояснил мальчишка, когда Регарди вытянул руку, чтобы определить, на каком расстоянии находился Беркут. Как оказалось, чересчур близком. Он хотел отодвинуться, но тут Шолох горячо зашептал ему на ухо:

– Ты не понимаешь! Это не воровство, а ребячество, проделка! Иман не запрещает нам брать еду из кладовки. Продукты ведь покупаются на наши же деньги. Это не унижение, а, вроде как проверка. Ее все новички проходят. Я, к примеру, ползал на животе вокруг псарни и…

– Послушай, Беркут, – перебил его Регарди, сумев найти паузу в потоке слов кучеяра. – Мне совершенно не интересно, чем ты занимался на псарне, чтобы заслужить хорошее расположение Фина. Я не ученик имана и быть им не собираюсь. Так что можешь передать Сахару, что скоро он получит свое место обратно. Надеюсь, что скоро. А теперь я буду спать.

Ему бы хотелось, чтобы это оказалось правдой, но надежды на скорое излечение было мало. Впрочем, Беркуту этого знать не следовало. Он не нравился Арлингу, так же как и вся эта страна вместе с ее раскаленными песками, обжигающим ветром и равнодушным светилом. Еда, люди, язык, обычаи – все было чужим, враждебным. От местной пищи тошнило, кучеярская речь сводила с ума, а жители и их традиции вызывали недоумение. Жаркая, больная, непонятная Сикелия…

Но в Согдарии было еще хуже. Там умерла Магда.

Регарди натянул на голову тонкое одеяло и попытался раствориться во сне, чтобы вновь увидеть улыбающееся лицо Фадуны. Но в последнее время она улыбалась ему редко.

Он не ожидал, что Шолох действительно замолчит, однако со стороны мальчишки больше не доносилось ни слова. Может, он обиделся, а может, заснул. Арлингу было все равно. В Доме Утра, наконец, наступила тишина, нарушаемая еле слышным дыханием людей. Знакомство прошло более чем не гладко, но если бы ему выпал шанс вернуться на полчаса в прошлое, вряд ли бы оно прошло по-другому. Завтра обещало быть трудным. Если оно наступит. А вдруг Фин с ребятами просто перережут ему во сне горло? Пара ночей на улицах Балидета научила его быть осторожным, а иман так и не сказал, чему обучал своих учеников.

Арлинг приподнял голову и прислушался, но в комнате по-прежнему было тихо. Где-то тоскливо завыл пес, и от его воя Регарди захотелось вскочить на ноги и пуститься бежать до тех пор, пока хватит дыхания. Если не считать конфликта с учениками имана, сейчас его дорога шла ровно, жизнь продолжалась, и на горизонте брезжили слабые проблески надежды. Но отчего же на душе было так тревожно?

Заглянувший в комнату ветер принес сладкий аромат незнакомых цветов, ночной росы и благовоний. Принюхавшись, Арлинг различил запах дыма и понял, что слуги зажгли курильницы. Этот странный обычай он заметил еще во время путешествия с караваном Рафики Аджухама. По ночам кучеяры жгли благовония в курильницах, отпугивая запахом ладана пайриков и других демонов, которые, как они верили, в темное время суток получали власть над человеком. И хотя Регарди не верил ни в духов, ни в демонов, эта традиция ему нравилась. Легкий аромат успокаивал и внушал уверенность.

Наверное, курильница находился где-то поблизости, потому что Арлинг отчетливо слышал треск пламени. Через какое-то время он повторился, но на этот раз ниже и протяжнее. Впрочем, так могли скрипеть половицы. Раздавшийся следом звук развеял все сомнения. Скрипучий и вздыхающий – несомненно, он принадлежал доскам, прогибающимся под тяжестью крадущегося человека. Вскоре Арлинг различил и его дыхание. Вдохи и выдохи были тяжелыми, сиплыми, с подсвистом. Человек, издававший их, должен был иметь большую массу тела. И замышлять недоброе. Не нужно было обладать острым слухом, чтобы понять, что он двигался к нему. Шаги раздавались все ближе.

Может, закричать?

Единственная промелькнувшая мысль оказалось глупой. Крадущийся был уже рядом. Он успеет сломать ему шею, до того как из его глотки вырвется хотя бы подобие звука. Лязг вынимаемого из ножен клинка подсказал, что шею ему ломать не станут. Взмах острого лезвия, и его голова откатится Беркуту на одеяло. Арлинг сглотнул и замер, стараясь не шевелиться. Несмотря на то что в комнате было зябко, его прошиб пот. Капля влаги скатилась со лба и впиталась в повязку на глазах, которая внезапно стала слишком тугой и шершавой.

Страх был непонятен. Разве он не ждал смерти с того момента, как Магда исчезла из его жизни? Разве не мечтал об этом, когда согласился ехать с Абиром в далекую Сикелию? Прозреть или увидеть Фадуну – он так и не решил, чего ему хотелось больше.

Меч – красивый, хорошо наточенный клинок, пьющий кровь быстро и безжалостно, – опускался целую вечность. Регарди расслабился и разжал зубы. Сейчас все случится. Он чувствовал дыхание человека, который стоял над его матрасом, широко расставив ноги и высоко подняв оружие. От него пахло чесноком и печеным луком. От всех кучеяров воняло одинаково, а в том, что человек был местным жителем, Арлинг не сомневался. Наконец, раздался долгожданный свист опускающегося меча.

Регарди вздрогнул и… ничего не почувствовал. По комнате по-прежнему гулял любопытный ветер, сонно дышали ученики, где-то выл пес, едва слышно пахло дымом. Человек с мечом растворился, словно аромат ладана, унесенный пролетавшим бризом.

Поняв, что заснуть уже не сможет, Арлинг подскочил и, нашарив стенку, побрел к двери. Он и не знал, что у слепых бывают галлюцинации. Ему нужно было выйти из четырех стен, где воображение играло с ним в странные игры. Наверное, слуги подмешали в курильницы журавис, потому что он не был уверен в том, что слышал и чувствовал. На короткий миг ему вообще показалось, что за окнами Дома Утра уже наступил рассвет и вот-вот покажется пышущий жаром край светила. Но ровное дыхание спящих учеников подсказывало, что на улице все еще стояла ночь.

– Молодец, что решил послушаться Фина, – раздался голос Беркута. – Хочешь, я пойду с тобой? Дом Солнца недалеко, но ты слепой…

– Нет! – прошипел Регарди, с трудом соображая, как бы обиднее ответить назойливому мальчишке, но тут руки провалились в пустоту, и он выпал в проем двери, едва не споткнувшись о ступени крыльца. Чудом удержавшись на ногах, Арлинг соскочил на каменную дорожку и, не останавливаясь, бросился вперед, надеясь, что Шолох не отправится за ним.

Но Беркут остался на месте, а Арлинг очень скоро понял, что совершил еще одну ошибку. Дорожка под ногами внезапно исчезла, а сандалии зашуршали по песку – остывшему, колючему, безграничному. Дом Утра рассеялся в ночном мареве, превратившись в еще одного призрака. Регарди замер в замешательстве. Он не собирался красть лакомства для Фина и не понимал, зачем вообще покинул помещение.

«Глупец!», – обозвал себя Арлинг, ощупывая ногой землю в поисках пропавшей дорожки. Он не мог уйти далеко, но почему-то вокруг был один песок. Надеясь, что его никто не видел, Арлинг опустился на четвереньки и пополз туда, где, как ему показалось, он стоял минуту назад. Если он повторит этот трюк днем, Финеас умрет со смеху. Однако ползанье по земле не помогло. Пальцы нащупали лишь жесткую траву, да какой-то мусор.

Поднявшись, Регарди сердито пнул песок носком сапога. В воздухе послышался шелест осыпающихся песчинок. Однако не успели они упасть на землю, как в его мир ворвался отчаянный собачий лай, в промежутках которого раздался еще один звук. Колокольчики на ветру звенели красиво – протяжно, серебряно, как сказала бы Магда. Им вторил аромат розового масла, растекаясь в воздухе маняще и неторопливо. «У моего дома растут кипарисы», – вспомнил он слова имана, и тут же услышал шум ветра в густых кронах. Неужели он успел преодолеть те сто шагов, что отделяли Дом Солнца от Дома Утра, и оказался там, где ему быть не следовало?

Рука уперлась в выступ, похожий на перила. Значит, он все-таки дошел до запретного места. От него полагалось сразу же отойти, но ноги словно срослись с песком и двигаться не желали.

Если дом учеников был сделан из дерева, то иман жил в каменном замке. Регарди прошелся вдоль перил, пока не уперся в кладку из грубо отесанного камня. На ощупь он был холодным и гладким. Прикосновение ему не понравилось. На миг Арлингу показалось, что он касался бока гигантского дракона, который только что закончил выдох и сейчас начнет вдох, отчего его гладкая шкура вздрогнет и наполнится жизнью. Но камень оставался безликим, не подавая признаков жизни.

Арлинг вернулся к перилам и нащупал ступени, которые, наверное, вели к входной двери. Лучше бы иман ничего не говорил ему об этом месте. Запрет всегда заманчив и сладок. Что мистик мог скрывать в своем доме? Сокровища? Трупы? В любом случае, ему, слепому, там ничего не увидеть, поэтому лучше повернуть направо и сделать сто шагов к Дому Утра. Но что-то мешало уйти просто так. Как там говорил Финеас? «Кладовая находится под крыльцом». Регарди по-прежнему не собирался красть для него шербет, но любопытство брало свое. Ничего плохого не будет, если он проверит дорогу к складу с продуктами. Мало ли что могло случиться за время его лечения, а место, где хранилась еда, лучше было найти заранее.

Арлинг медленно прошел вдоль стенки, которая начиналась от перил, и очень скоро наткнулся на дверь. Она с легкостью приоткрылась, выпустив наружу запах пищи – муки, копченостей, хлеба, сыра и других вкусностей. Все было так легко, что сначала он даже не поверил своему везению. С другой стороны, удача баловала его нечасто, поэтому он ей поверил – ему хотелось ей верить. Несмотря на то что иман накормил его ужином, от ароматных запахов заурчало в животе, а рот наполнился слюной. Арлинг снова чувствовал себя голодным. Сказывались дни, проведенные на улицах Балидета. Новая мысль была опасной, но заманчивой. А что если он возьмет у Школы Белого Петуха немного хлеба и сыра? Судя по богатству запахов, еды в комнате было достаточно, поэтому пропажу пары кусков могли и не заметить.

«Интересно, почему Финеас сам не отправился за шербетом, если он так любил сладкое», – подумалось ему. И почему еда хранилась в столь доступном месте? Судя по лаю, который не прекращался, псарня находилась недалеко. А кроме собак, которые случайно могли отвязаться, были еще бродячие кошки, для которых не существовало преград, дикие крысы, мыши, ну и, конечно, люди. Например, воры или нищие. Правда, дверь могли забыть закрыть слуги, но никаких замков он не нашел. Когда желание зайти внутрь стало непреодолимым, Регарди не стал ему сопротивляться.

Оказалось, что он сделал это вовремя. Наверху хлопнула дверь, и послышались голоса. Сердце бешено заколотилось где-то в висках, неприятно защекотало в животе. Вряд ли он сможет найти убедительную причину, чтобы объяснить свое присутствие в кладовой. Арлинг осторожно прикрыл за собой дверь, молясь, чтобы она не скрипела. Створка послушно коснулась косяка, не издав ни звука. Удача все еще была на его стороне.

Один из говоривших повысил голос, и Арлинг узнал имана.

– Цыц, проклятая псина, – крикнул он на собаку, которая замолчала едва ли не раньше, чем он закончил фразу. – Прости, Зерге, но ты ей никогда не нравилась.

– Держи своих псов от меня подальше, или однажды они получат кусок отравленного мяса в подарок!

Голос принадлежал женщине и звучал странно. Словно ее рот был набит незрелым лимоном, отчего речь приобретала горько-кислый оттенок. Хотелось вслед за ней скривить губы и поскорее проглотить скопившуюся слюну.

Арлинг почувствовал себя крысой, попавшуюся на сыр в мышеловке. Можно было спрятаться среди мешков и кувшинов, но страх опрокинуть что-нибудь, заставил его прирасти к полу.

«Все будет хорошо, – убеждал он себя. – Иману совсем не нужно в эту комнату. Уже поздно, и кучеяр, наверное, давно поужинал». Вероятность того, что он пойдет к хранилищу была ничтожной. Но была.

Тем временем, иман с женщиной спустились с крыльца и остановились в паре салей от двери кладовой. Слишком близко, слишком опасно. Арлинг слышал, как шуршат подолы их плащей по песку. Порыв ветра донес до него мелодичный звон. Наверное, у женщины были сережки. Через секунду потянуло табаком. Эх, не то место выбрал иман для курения.

– Не появляйся здесь больше, – после недолгого молчания сказал он, и Арлингу на миг показалось, что иман обращался к нему. – Тебя в городе не любят. Если Баруф сказал, что убьет тебя, однажды он так и сделает. А меня рядом может не оказаться.

– Я редко прихожу к тебе, но ты ко мне еще реже, – горько усмехнулась женщина. – Баруф – червь земной. Такие, как мы, в его глотку не поместимся. Он всю жизнь пожирал грязь, в ней же и помрет. Люди нам не страшны, Тигр.

Значит, у имана все-таки было имя, подумал Арлинг, гадая, что за таинственная кучеярка навестила школу, и за что ее хотели убить. Тем временем, иман подошел совсем близко и облокотился о косяк. Регарди перестал дышать – хозяин школы находился на расстоянии локтя от его лица. Он молча выпускал клубы дыма в воздух, и Арлинг с ужасом понял, что у него першит в горле от крепкого сикелийского табака. Только бы не кашлянуть…

– Ты слишком много времени уделяешь людям, – продолжала упрекать имана женщина с лимонным голосом. – Не замечаешь того, что происходит в мире.

– Как раз этим я и занимаюсь, Мудрая.

– Когда ты последний раз смотрел на солнце? По-настоящему смотрел? На нем пятна! Размером со спелую хурму, не меньше. А воздух? Он сухой, словно глотка путника в Карах-Антаре. Вспомни оазис в то время, когда мы пришли сюда. В нем росли люцерны и папоротник, а вода никогда не опускалась ниже пояса Великих Стражей. А теперь посчитай, сколько раз мы видели их колени за последний десяток лет? Четыре, Тигр, целых четыре раза!

– Я помню то время, Зерге. Но это всего лишь четыре года из десяти. Такое случается. Для этого водомеры и существуют. Люди всегда успевали запастись водой, чтобы справиться с засухой.

– Я тебе не о людях говорю! Мне на них наплевать. Где твое чутье? Даже песок стал иным – он злой и трескучий.

– Приближается сезон самумов, о Мудрая, – прервал женщину иман. – Нет ничего удивительного в том, что солнце, песок и воздух изменились. Буря накроет город на следующей неделе.

– Самумы! – фыркнула Зерге. – Раньше каждая буря была чудовищным концом света, о них слагали легенды, а выжившие становились героями. Сегодня мы ждем самумы каждый год и верим, что так было всегда. Знаки, Тигр! Их становится больше, но ты их не видишь! Или не хочешь видеть. Несчастье близко.

– Знамение лишь в глазах смотрящего, о Светлая, – после недолго молчания ответил иман. – Так, кажется, говорил Махди? Увидев падающую звезду или пятна на солнце, люди начинают говорить о бедах, вот они и случаются. А ведь причины могут быть весьма обычными.

– На твоем языке слишком много человеческого! – прошипела женщина. – Верный жрец повторяет имя бога на каждом вдохе и выдохе. И никогда не забывает о нем. Вернись в Пустошь, Тигр. Бертран ждет тебя, а не твоих учеников, которых ты посылаешь ему каждый год. Скажи мне, что тебя держит? Только не говори, что эта школа или как ее… Белая Мельница. Возьми Бертрана и отправляйся с ним за Гургаран, вот что я пришла тебе сказать, и буду повторять это снова, пока не охрипну.

– Если связать вместе двух птиц, у них появятся четыре крыла, – задумчиво произнес иман. – Но летать они не смогут.

– В тебе опять говорит человек, Тигр, – сплюнула на землю женщина. – Найди Подобного прежде, чем он найдет тебя. Я видела слезы Нехебкая, и если Негус не ослеп, как ты, то тоже заметил их. А он своего часа не упустит. И начнет Второй Исход, пока ты учишь купчонков выпускать друг другу кишки.

– Белая Мельница всегда следила и будет следить за Карах-Антаром, – сказал иман, и Арлингу показалось, что он поморщился. – Подобный не сможет перейти Царские Врата, мы хорошо охраняем их. А насчет слез… Да, я видел что-то похожее на шелковичных полях Мианэ в прошлом месяце. Купцы из Муссавората тоже рассказывали о странной росе в соляных копях. Так же, как и фермеры из дельты. Но, скажи мне честно, Зерге, разве Махди говорил о росе? Кажется, он писал об индиговых кристаллах величиной с куриное яйцо. А то были самые обычные капли влаги бледно-голубого цвета. На Холустайском хребте мог растаять ледник и принести с собой в Мианэ уйму разных примесей, которые и придали речным водам странный оттенок. Шибанцы построили новый рудник на южном побережье. Ввозможно, они смыли в воду какие-то отходы, которые потом попали на берег. Я могу продолжить, но в этом нет необходимости. На этот раз ты ошиблась, Мудрая.

– А ты запутался, – ответила женщина, и в ее голосе послышалась усталость. – Белая Мельница – игрушка, которая приведет тебя к гибели. Ты нужен Пустоши. Ты нужен Индиговому, Тигр.

– К чему все это, Зерге? Слишком много времени прошло. Нехебкай научился обходиться без нас. А нам, его слугам, остается научиться жить без него. Ему нет дела до мира людей. Давно уже нет. И теперь я уже сомневаюсь, что когда-то было.

– Я слышу человека, чьи молитвы бог не услышит. Твои руки пахнут человеком.

– Если Нехебкай не услышит мои молитвы только потому, что я осквернен людьми, я продолжу молиться. Бог, который сбился с пути, ничем не лучше обычного человека. А Индиговый, как известно, и дорогу домой найти не может.

– Это кощунство, Тигр! – взвизгнула женщина, но тут же перешла на глухое шипение, словно из ее рта выливались тугие струи кипятка. – И как давно ты стал на сторону Сомневающегося?

– Сомневающийся обладает природой бога, не так ли, Мудрая? – загадочно усмехнулся иман. – Тебе пора домой, Зерге. Уже поздно, а мы начинаем повторяться. Когда соберешься ко мне в следующий раз, предупреди, я тебя встречу. Не хотелось бы найти твое избитое камнями тело где-нибудь у крепостных стен.

Иман шумно выбил трубку о косяк двери, но Арлингу показалось, что чубук с громким стуком ударился о его лоб. Он ничего не понял из разговора, кроме того, что слышать его ему не стоило. Боги, жрецы, загадочные знаки… У кого же он собирался лечиться? У человека, которого самого обвиняли в слепоте. Впрочем, у каждого свои тайны. Имановы загадки ему были не нужны. Однако он будет осторожнее. Люди, которые слишком часто говорили о боге, не внушали ему доверия.

Услышав удаляющиеся шаги, Арлинг позволил себе свободнее вздохнуть, но тут женщина снова остановилась.

– Я слышала, у тебя появился новый ученик?

Регарди прикусил губу от досады. Он начинал ненавидеть эту женщину, потому что в кладовую забилось слишком много табачного дыма. В глазах неимоверно щипало, а рот наполнился горькой слюной, которая с трудом глоталась. Иман курил чертовски крепкий табак.

– Он не мой ученик, – иман ответил не сразу, и Арлингу показалось, что мистик тщательно подбирал слова. – Этот мальчик… мой гость. Временно. Я не собираюсь вести его к тебе.

– А кто сказал, что я его жду? – фыркнула Зерге. – Мне нужен другой, но, думаю, меня раньше навестит смерть, чем вы с Сохо. Это правда, что он драган?

– Да, Мудрая, – неохотно ответил иман. – Если ты собираешься говорить о нем, давай зайдем обратно в дом, но, по правде, я предпочел бы перенести этот разговор на… как можно дальше.

– К тому же, еще и калека, верно? – в голосе женщины откуда-то появилось много сахара. – Ты всегда любил подбирать животных с улицы, но не кажется ли тебе, что этот пес слишком породист, чтобы держать его в твоей псарне?

– Тебе стоит реже глядеть в свое зеркало, Светлая. Не боишься однажды увидеть в нем отражение?

– Еще одна человеческая игра – вот что я в нем вижу! – неожиданно громко рявкнула Зерге. – Причем, опасная, но по-другому ты играть не умеешь. Я дам тебе совет, Тигр. Отошли его обратно северным людям. Здесь ему не место. Нам не нужны дети гранд-лордов, а тем более их царей. Слепой в доме – плохой знак. Послушай меня хотя бы раз. Может, это он мешает тебе увидеть очевидное? В таком случае, лучше убить его немедленно. Я чувствую, так хочет Нехебкай.

– Нехебкай… – протянул иман. – Когда-то он велел Атрее отдать своего ребенка.

– И она выполнила волю бога!

Арлингу показалось, что у него так громко стучало сердце, что его давно должны были услышать. А что если мистик последует совету этой фанатички? Тогда ему лучше бежать прямо сейчас. И бежать очень быстро.

Казалось, прошла вечность, прежде чем иман ответил.

– Тебе пора, Зерге. Давно пора. Этот мальчишка не должен тебя беспокоить. У тебя есть дела поважнее.

– Моя единственная забота – вернуть тебя Нехебкаю! И я точно уверена, что слепого на твоем пути нет. Избавься от него, сын.

– Не понимаю, с каких пор тебя стали волновать люди, Зерге.

– Если бы ты подобрал дворняжку, я бы с удовольствием налила ей миску молока, но для этого пса у меня есть только камень. Ты ведь сам понимаешь, чем рискуешь. Не хочешь думать о Нехебкае, вспомни о Мельнице. Если Северянин узнает о том, что ты укрываешь его слепого выродка, он пришлет к тебе в гости Жестоких. Думаю, ему не составит особого труда провести от тебя мост к Мельнице. Бархатный человек появятся тогда, когда все наше внимание должно будет принадлежать Индиговому, а это время наступит очень скоро!

– Довольно пророчеств, Зерге. Мне и так сегодня будут сниться кошмары. В Школе Белого Петуха хранится много секретов, о которых Канцлер даже не подозревает. И его сын станет одним из них.

– Нечего так смотреть на меня, – пробурчала Зерге. – Ты знаешь, что все твои тайны умрут со мной. Я стала старой. Мне остается только предупреждать тебя и надеяться, что ты меня услышишь. Избавься от драгана и посмотри в глаза Нехебкаю. Это не так сложно, как ты думаешь.

Арлинг не поверил своим ушам, когда во дворе Дома Солнца разлилась неожиданная тишина. Голова гудела, из груди рвался кашель, все тело ломило от напряжения. Вопросов, которые были у него, когда он попал в школу мистика, стало еще больше. И самый главный из них – сдержит ли кучеяр свое слово и не выдаст ли его Канцлеру? Не давало покоя и то, откуда женщина узнала о его происхождении. Кроме имана в Балидете больше не осталось людей, кто мог знать о его связях с Империей. И если мистик сказал об этом старухе, он мог рассказать кому-то еще. С другой стороны, какой у него, Арлинга Регарди, был выбор? Возвращаться на улицы города ему точно не хотелось.

Подождав еще какое-то время, он позволил себе расслабиться. У него еще будет время заняться поиском ответов. В конце концов, мистик за него заступился. Уже достаточно веский довод, чтобы не бежать дальше. Хотя бы на время. Шаги имана и женщины постепенно удалялись так же, как и страх из его сердца. Он устал бояться. Устал не доверять.

Открыв дверь, Арлинг выбрался наружу, с удовольствием вдохнув холодный воздух. До чего же мерзкий табак был у имана. В одном кучеяр был прав. К Дому Солнца лучше не ходить, особенно по ночам.

Регарди не знал, в какой стороне находился Дом Утра и решил сделать сто шагов наугад. Если он ошибется, то попробует заново. Ночной холод подсказывал, что до рассвета было еще далеко, а значит, времени у него было предостаточно. Главное – не встретить имана, который провожал гостью где-то в глубине школы.

Однако пройдя пару салей, Арлинг остановился, вспомнив, что хотел поживиться сыром из школьных запасов. Мысль была стоящей, так как при ее появлении, желудок призывно заурчал. Регарди недолго сопротивлялся и охотно вернулся обратно. Поход к хранилищу не должен был быть напрасным.

Кладовка оказалась богатой. Ему еще ни разу не приходилось трогать руками такое изобилие разных продуктов, хотя происхождение многих вызывало вопросы. Мешки с зерном и сахаром он осторожно обошел так же, как и большие глиняные сосуды с маслом, а вот полкам, уходящим до самого потолка, уделил пристальное внимание. Несколько раз он попадал лицом в пучки каких-то трав, сушившихся вдоль стен, и долго отплевывался от семян и шелухи, которые сыпались с веток. Рост позволял ему дотянуться до самых верхних полок, но ничего полезного кроме пыли, он там не нашел. Углы, из которых тянуло сыростью, Арлинг тщательно обходил, опасаясь попасть ногой в мышеловку. Больше всего он напоминал себе крысу, которая, отрастив две ноги и длинное туловище, пыталась вернуться в свою нору.

Несмотря на то что сыром пахло повсюду, твердых жирных кусков ароматной массы ему не попалось. Может, в Сикелии сыр был иным, а может, его давно съели, оставив только запах. Зато Арлинг обнаружил то, о чем успел позабыть за время загадочного разговора имана с Зерге. Когда пальцы наткнулись на сверток с твердым бруском внутри, он едва не рассмеялся. Судьба была привередливой дамой со странным чувством юмора. Стараясь не шуршать громко бумагой, Регарди потянул носом и едва не задохнулся от сладкого аромата пряностей и орехов. Не удержавшись, он отщипнул кусочек, чувствуя, как лакомство тает на языке чудесным нектаром. Догадаться было не сложно. Это был тот самый шербет, который просил Финеас.

Отломив еще немного сладкой массы, Регарди задумчиво отправил ее в рот. Похоже, сегодняшняя ночь все-таки закончится.

Подхватив пакет с шербетом, он вышел из кладовки, плотно закрыв за собой дверь. В Доме Солнца было тихо, пес давно замолчал, и только ночная птица звала кого-то в ветвях кипариса, шумевшего неподалеку. Дойдя до перил, Арлинг повернулся туда, где, по его мнению, находилась спальня учеников, и зашагал вперед, считая до ста.

Удача продолжала ему благоволить, потому что Дом Утра нашелся сразу, словно час назад никуда и не исчезал со своего места. Курильница почти догорела, однако слабый запах ладана еще витал в воздухе.

Плотно прижимая сверток к груди, Арлинг тщательно отсчитал ступени лестницы и прополз на четвереньках к своему месту. Постель успела остыть, но Регарди обрадовался ей, словно путник, вернувшийся домой после долгого блуждания по миру. Может, так оно и было.

О том, где спал Финеас, мог знать Беркут, но, послушав мерное дыхание соседа, Арлинг решил его не будить. Светок будет хорошо видно, если он положит его в проходе у двери. О его содержимом говорил запах, который благоухающими волнами расплывался по спальне, смешиваясь с ароматом дерева и ладана.

Если бы Регарди спросили, зачем он украл шербет, он бы не смог ответить. Этой ночью у него были только вопросы. В том числе, и к самому себе.