Индиговый ученик Петрук Вера
Выдернув завядший букет примул, Регарди бросил его рядом с подушкой, на которую указал ему Сахар. Запах тлена и смерти, исходивший от цветов, успокаивал, хоть и не мог справиться с отчаянием, которое становилось сильнее. Каким-то образом Сахару удалось найти места у самой сцены. Из того, что подушки были еще теплыми, Арлинг сделал вывод, что кто-то покинул пир раньше, а им с Сахаром просто повезло.
Голос учителя раздавался совсем рядом – в каких-то пяти салях. Учитель увлеченно болтал с незнакомой кучеяркой, а Арлинг, сам того не желая, жадно ловил каждое его слово. Вот они обсудили качество новой партии шелка из Иштувэга, потом перешли на погоду, затем снова вернулись к обсуждению тканей. В общем, разговор ни о чем. «Почему бы вам не спросить о погоде меня, учитель, – подумал Регарди, чувствуя, как бурлит в груди ревность. – Я бы рассказал вам о пяти признаках приближения самума».
Но мистик его по-прежнему не замечал, и, чтобы отвлечься, Арлинг обратил внимание на ломившийся от изысканных блюд стол. Еды и в самом деле было приготовлено столько, что хватило бы на целый караван вместе с верблюдами и носильщиками. Ароматы специй – куркумы, шафрана, корицы, имбиря и, конечно, перца – витали по трапезной густым пряным облаком, придавая всем запахам свой, неповторимый оттенок. И хотя Регарди провел не один год, тренируясь различать вкусы и содержимое разных блюд кучеярской кухни, сегодня эта задача представлялась невыполнимой.
Сидящий рядом Сахар набил полный рот, и Арлингу показалось, что керх сейчас подавится, но мальчишка справился и, довольно заурчав, потянулся за следующим куском. Послушав аппетитное чавканье соседа еще какое-то время, Регарди решил, что состав блюд не так уж и важен. Главное, что он был голоден, а его нос улавливал исключительно вкусные ароматы.
«Пусть я лопну», – подумал Арлинг, подтягивая к себе тяжелую миску. Она была доверху наполнена мелко измельченными овощами, политыми кисло-сладкой смесью, похожей на рыбный соус. На секунду он замер, все еще надеясь услышать строгий оклик учителя, но иману не было никакого дела до того, что его «кулинарный» запрет собирались нарушить. Мистик подливал мохану какому-то бородачу с кольцами в ноздрях, не обращая ни на кого внимания.
«Ну и черт с вами всеми», – решил Регарди, запихивая в рот кусок лепешки с густо намазанной на нее пряной смесью. Горло обожгло, но очень скоро жжение превратилось в приятную теплоту, вызвав желание взять добавку. Слабый отголосок разума был успешно запит огромным глотком пряного пива, после которого исчезли все сомнения.
Сахар глянул в его сторону, и с треском оторвав ножку птицы, сочно впился в нее зубами.
– Спорим, что я съем больше тебя, драган! – пробубнил он с набитым ртом, на что Регарди взял новую лепешку, молча принимая вызов.
На какое-то время окружающий мир исчез, превратившись в чередование вкусов и запахов, грозивших растворить его в себе без остатка. Рассыпчатое баранье рагу с чечевицей, сладковатое и жилистое верблюжье мясо, сладкие трубочки сахарного тростника, целые горы хабы, изысканный шербет с гвоздикой, кислое молоко со специями, пиво, и, конечно, мохана – это была малая часть того, что он смог узнать. Состав остальных блюд ему не раскрылся, поэтому он просто проглатывал их, не задумываясь о том, что попадало к нему в желудок.
В него влезло на удивление много еды. Когда принесли главное блюдо всех кучеярских праздников – густой сладкий суп из пшеницы, сухофруктов и орехов – Сахар уже тихонько икал, отвалившись на подушки. Регарди тоже чувствовал себя сытым, но все равно взял лепешку и зачерпнул ею лакомство.
– По-моему, ты сейчас треснешь, – ухмыльнулся керх.
«Пожалуй, ты прав, дружище», – подумал Арлинг, сосредоточенно жуя лепешку, от которой откусил слишком большой кусок. Глядя на выражение его лица, Сахар зашелся хохотом, который вдруг перешел в кашель.
– Это я должен давиться, а не ты, – засмеялся в ответ Регарди, стуча товарища по спине, но тут керх просипел:
– Сохо пришел. Я его как увидел, так сразу не в то горло попало.
Поглощенный едой, Арлинг умудрился пропустить появление виновника торжества. Между тем, в трапезной стало тише и, как будто, прохладнее. Словно Сохо принес с собой свежий северный ветер, который иногда заглядывал в город, даря облегчение страдающим от жары горожанам.
«Наверное, это сквозняк из-за открытой двери на кухне», – подумал Регарди, прислушиваясь к новым гостям. Атрею и Зерге он узнал сразу, двое других были незнакомы. Предположив, что человек, который сел по правую руку имана, и был его сыном, Арлинг обратил на него пристальное внимание, но ничего особенного не заметил. Никаких странных запахов, примет или загадочных жестов.
Человек жадно осушил ковш воды и принялся выбирать виноград из блюда с фруктами. Ел он неаккуратно. Было слышно, как у него на языке лопались нежные ягоды, разбрызгивая фонтанчики ароматного сока. Больше вопросов вызывал другой кучеяр, который занял место за спиной Сохо. От него исходил такой мощный сигнал опасности, что Арлингу немедленно захотелось взяться за рукоять надежного клинка, чтобы почувствовать себя увереннее. Незнакомец дышал и двигался столь бесшумно, что можно было и вовсе засомневаться в его присутствии. Когда он наклонился к Сохо, подав ему блюдо для ополаскивания рук, Регарди догадался, что человек был слугой, а возможно, телохранителем. Взгляд, которым кучеяр окинул его, когда вошел в зал – цепкий, внимательный, безжалостный, – запомнился хорошо. Вероятно, таким взглядом был удостоен каждый гость в трапезной, но Арлингу показалось, что на него незнакомец смотрел дольше всех. Впрочем, это было объяснимо. Других драганов здесь не было.
– Атрея выглядит просто шикарно, – протянул Сахар, наваливаясь на Регарди, чтобы лучше разглядеть учительницу танцев. – Такого костюмчика я у нее еще не видел. Боже, а что она сделала со своими волосами. Хотел бы я потрогать это чудо!
Арлинг не мог видеть ее наряда и прически, но по облаку тонких ароматов, которое окутывало фигуру сестры имана, сделал вывод, что кучеярка готовилась к пиру долго и тщательно. Как было принято у кучеярок, каждая часть ее тела благоухала неповторимым ароматом. Изящные руки трепетно пахли сандалом, нежные щеки – мускусом, а выступающие ключицы – шипровой розой.
«Неужели, она тоже сходит с ума по племяннику?», – с горечью подумалось ему. Он не знал, заметила ли его Атрея, но на всякий случай, почтительно склонил голову. Пусть у нее потом не будет поводов упрекать его в невежливости. Букет ароматов, исходящий от кучеярки, резко контрастировал с запахами от Зерге, которая сидела рядом. Горькие нотки ириса, сладковатый аромат ванили и слегка пряный запах шибанских грибов могли говорить об опыте и могуществе пожилой женщины, но Регарди они напоминали только одно – старость и приближение смерти.
Между тем, Сохо утолил голод и, не спеша поднялся, собираясь говорить. Арлинг чувствовал, как от имана исходили мощные потоки гордости за сына, который не притронулся ни к мохане, ни к другим веселящим напиткам, ограничившись аракосом. В зале и до этого было тихо, а сейчас гости и вовсе замерли, словно боялись, что суровый телохранитель Сохо заставит их расплачиваться за шум головой. В наступившей тишине голос кучеяра должен был раздаваться далеко за пределами трапезной. И чем больше Арлинг слушал его, тем больше ему становилось не по себе.
На какой-то миг ему показалось, что это учитель приветствовал собравшихся. Тон, громкость, ритм речи – все было настолько похожим, что если бы он не знал, что говорил Сохо, то подумал бы, что выступал иман. Теперь облик Сохо уже больше не казался безликим. И хотя Арлинг по-прежнему не находил в нем особых примет, голос кучеяра с лихвой компенсировал этот недостаток. Дерзкий, сильный, уверенный, таящий в себе не одну тайну. Сохо нельзя было прочитать, как книгу. Он был моллюском с твердой ракушкой, о которую можно было сломать зубы.
Кучеяр говорил так, словно был богом, общающимся с паствой. Арлинг знал такие речи. Когда-то он часто слышал подобное от собственного отца во время длинных и нудных церемоний в Согдиане. Это было настоящее искусство – говорить ни о чем. Сохо умело жонглировал пышными оборотами и цветастыми сравнениями, купаясь во внимании слушателей. Прошла уже четверть часа, но Арлинг так и не понял, о чем рассказывал любимец имана: о погоде, о любви к родине или об открытии нового источника в Холустайской пустыне, который он назвал своим именем. Регарди внимательно слушал каждое слово, пытаясь найти хоть одну причину для симпатии к говорящему. Но казалось, будто этот человек вобрал в себя все те качества, которые раздражали его в людях. Чересчур самоуверенный и слишком дружелюбный, он был похож на стручок жгучего перца, обсыпанный сахарной пудрой.
Воспользовавшись паузой в словах Сохо, Арлинг громко откусил яблоко, но хруст, раздавшийся в тишине, был бурей в стакане воды. Ни Атрея, ни иман, ни, тем более, Сохо даже не обратили на него внимания.
Сахар тоже не реагировал. Откинувшись на подушки, он едва дышал, сдерживая икоту. Протянув руку, Регарди насчитал перед ним пять пустых мисок и присвистнул. Пока он изучал сына имана, керх решил завершить спор о том, кто больше съест, в свою пользу, опустошив все ближайшие блюда. Арлинг шутливо поклонился, признавая поражение, но Сахар лишь махнул рукой. Похоже, ему было трудно шевелиться.
– Достал уже этот болтун, – прошептал он, вытирая пот со лба. В отличие от Регарди, которому по-прежнему казалось, что по трапезной гулял свежий ветер, гости изнывали от жары, треща веерами и обмахиваясь платками.
– Точно, – поддакнул Арлинг. – Откуда он вообще взялся, этот Сохо? Где он был все это время?
– Путешествовал, – лениво протянул керх. – Говорят, в мире нет мест, где бы он ни побывал.
– И Гургаран переходил?
– Нет, – усмехнулся Сахар. – Там еще никто не был. Хотя… Учитывая, что он учился в Пустоши Кербала, все возможно.
– Он прошел Испытание Смертью? Индиговый, да? – вопросы посыпались из Арлинга, словно зерно из мешка, который должен был лопнуть давно – от старости и непомерного груза – но держался до последнего.
На них зашикали соседи, так как Сахар внезапно прыснул от смеха.
– Тоже мне выдумщик, – обозвал его керх. – Эти дорожки для таких, как мы, а Сохо всегда шагал по облакам, ближе к солнцу. Ты столько лет живешь в школе, неужели до сих пор ни одной сказки о нем не слышал?
Арлинг покачал головой, чувствуя, что настроение портится еще больше.
– Ну, ты даешь! – удивился Сахар, словно не замечая мрачного настроения товарища. – Да спроси любого керха на рынке, и тот тебе ответит, кто такой Сохо.
– Ладно, – сжав зубы, прошептал Арлинг. – К счастью, чтобы найти «любого керха» мне не нужно идти на рынок, потому что один как раз сидит рядом. Так, кто такой Сохо?
– Сохо, Сохо… – протянул Сахар, задумчиво крутя в пальцах кусок халвы. Регарди с тревогой подумал, не собирался ли он ее съесть, но керх решительно отложил лакомство в сторону.
– В Балидете Сохо известен не как сын основателя Школы Белого Петуха, – наконец, произнес Сахар. – Он хорошо поработал над своей репутацией и никогда не любил имана так, как он его. Это замечают все, кроме самого учителя. Кстати, с ним на эту тему лучше не разговаривать, неприятностей не оберешься. Никто не знает, что случилось на самом деле, но Сохо с детства воспитывался в Пустоши. Он вырос на тайнах серкетах, и за это Беркут его ненавидит, потому что завидует. К тому же, Сохо богат. Болтают, что денег у него столько, что он давно мог купить Дворец Гильдии со всеми купцами. Говорят, предыдущий настоятель пустоши очень любил его и оставил ему в наследство несколько рудников в Иштувэга, хотя это только слухи, – Сахар задумчиво почесал подбородок. – Да, пожалуй, о Сохо болтают больше, чем о первом купце Балидета. Даже не знаю, с какой байки начать.
– С самой сказочной, – пошутил Арлинг, хотя ему было совсем не смешно. Чем больше говорил Сахар, тем мрачнее становилось у него на душе. Была ли это зависть, он не знал, но симпатии к Сохо значительно поубавилось.
– Например, говорят, что он умеет летать, – хмыкнул керх. – А еще, что он знает все языки мира, может целый месяц жить без воды и пищи, умеет поворачивать голову назад, словно птица, и видит в темноте. Самую правдоподобную сказку мне рассказала Атрея. Она как-то напилась и разоткровенничалась. Так вот, Сохо знает древнее искусство боя, которым владели воины Нехебкая. И знает его очень неплохо. Откуда – это другой вопрос. Кто-то говорит, что это бывший настоятель Пустоши, несмотря на запрет, обучил его. Другие считают, что Сохо получил знание от самого Нехебкая. Как бы там ни было, но он действительно один из лучших бойцов, которых я встречал.
– Лучше имана? – ухмыльнулся Арлинг, довольный, что подловил друга, но Сахар серьезно кивнул, и, наклонившись, едва слышно прошептал ему на ухо.
– Я однажды видел, как они дрались.
– Сохо с иманом?
– Да! Сохо отбивал все атаки учителя с такой легкостью, словно сражался с ребенком. А когда ему надоело, обездвижил его одним касанием руки.
Регарди прикусил губу. Наверное, Сахар что-то напутал и истолковал увиденное по-своему. Например, учитель мог поддаться сыну.
– А что это за искусство такое? – спросил он, стараясь, чтобы голос звучал не сильно заинтересованно. Ведь ему было все равно, что там умел этот Сохо.
– Его называют «солукрай», – охотно пояснил керх. – Или «Последний Танец Изгнанного», но мне кажется, перевод уже в наше время придумали. Я как-то спросил о нем имана, на что он мне ответил…
Но что ответил учитель, Арлинг не расслышал, потому что гости вдруг закричали, одобрительно затопав ногами.
– Расскажи нам о Согдарии, Сохо! – закричал кучеяр, сидящий напротив. – Хотим знать, как живут северяне!
Поборов желание запустить в шумного гостя баранью лопатку из тарелки Сахара, Регарди наклонился к керху еще ближе:
– Так что тебе сказал иман?
– Ничего, – фыркнул керх. – Отправил бегать на стену, словно я провинился. До самой ночи. Но на следующий день я пришел к нему снова и повторил вопрос. И тогда он сказал, чтобы я забыл о солукрае, потому что человек должен оставаться человеком и всегда помнить о смерти. Однако со временем я все-таки вытащил из него то, что хотел. Так вот. Солукрай появился в тот день, когда Нехебкай был изгнан на землю. Бога жгло пламя мести, угрожая испепелить его самого и новый мир, куда он попал. И тогда, по совету Сомневающегося, он превратил свой гнев в танец. Так родился солукрай. Гнев Нехебкая прошел, но танец подглядели слуги, которые, несмотря на запрет своего хозяина, сохранили его для потомков. Со временем, солукрай превратился в одну из самых смертоносных боевых систем мира, просочившись от серкетов во многие секты. Например, к етобарам. Говорят, они обучают ему адептов с младенчества. Многие Скользящие считали, что это знание нужно предать забвению, и среди них был иман. Беркут думает, что это и было причиной того, что учитель ушел из пустоши, оставив служение Нехебкаю. «Забудь о солукрае, – сказал мне иман напоследок – ведь если стоишь прямо, кривая тень не страшна. Солукрай украл у меня сына, я не хотел бы потерять еще и ученика». Вот так. Больше мы об этом не разговаривали.
Сахар замолчал, но его рассказ только подогрел любопытство Арлинга. «Жаль, что здесь нет Финеаса», – подумалось ему. Уж кто должен был знать об этом солукрае, так это Фин. Кучеяр был помешан на боевых искусствах. Вот только Финеас был далеко, а Сохо, овладевший таинственным искусством боя, сидел в паре салей от него и ругал Согдарию.
– А кто его мать? – спросил Арлинг, вспомнив, что давно хотел разузнать о женщинах имана.
Но Сахар только пожал плечами.
– Одни болтают, что она была артисткой из бродячего цирка, другие считают, что она прислуживала жрецам в Пустоши. Я как-то пытался разговорить Атрею, но понял, что наступил еще на одну больную семейную мозоль. По слухам, жена имана оставила его с ребенком, едва оправившись от родов. Убежала то ли с бродячими керхами, то ли с караванщиками. В Балидет Тигр приехал уже без нее. Сохо тоже прожил с ним недолго. Как я понял из слов Атреи, иман что-то пропустил в его воспитании, увлекшись школой и Белой Мельницей. Когда Сохо исполнилось десять лет, мальчишка сбежал в Пустошь вместе с серкетом, который приехал на Летние Испытания. А обратно возвращаться уже не захотел. Не понимаю, за что иман его любит.
Арлинг понял, что слишком сильно вонзил ногти в ладонь, и заставил себя расслабиться. Жалость в голосе Сахара была предназначена иману, но ему казалось, что ее тугие плети впиваются в его собственную спину.
– Сколько ему сейчас? – спросил Регарди, поняв, что определить возраст Сохо по голосу не получится.
– Наверное, под тридцать, может, меньше, – пожал плечами Сахар. – Мне надо отлить, но сюда я, наверное, уже не вернусь. Ты тоже не засиживайся. Не думаю, что Сохо обидит наше отсутствие.
Арлинг кивнул, соглашаясь с керхом. Однако возвращаться в Дом Утра не было смысла. После того, что он узнал, у него вряд ли получится быстро заснуть. Его переполняли эмоции, а шрам в боку напоминал о себе короткими толчками боли.
«Не надо было столько жрать», – сердито подумал Регарди. Пожалуй, самая интересная часть пира кончилась. Ему тоже пора было уходить.
Он уже собирался встать с подушки, как вдруг трапезную наполнили давно забытые имена из прошлого. И хотя Арлинг думал, что они уже давно ничего не значили для него, ему внезапно стало не по себе. Словно из жаркой Сикелии его волшебным образом перенесло в заснеженную Согдиану, бросив головой в ледяную прорубь. Из нее было трудно выбраться в одиночку.
– Императору Седрику стоило родиться женщиной, – рассказывал Сохо, с трудом сдерживая смех. – Его новое стихотворение о бутоне розы, который не хотел распускаться, весьма популярно. Говорят, его зачитывают осужденным перед казнью в знак доброго отношения императора ко всем поданным. Предлагаю перенять этот обычай у наших соседей. Вы только представьте, как взлетит посещаемость казней. Я бы многое отдал, чтобы посмотреть на лицо висельника, которому перед смертью читают о прекрасном закате.
Над столами с изрядно поредевшими блюдами прокатился дружный смех, и довольный вниманием Сохо продолжил:
– Канцлер у них тоже веселый. Последняя столичная байка – о том, как он приказал напоить арвакских послов журависом и отправить пешком до Гундапакса, откуда многострадальных должен был забрать корабль. Война драганов с арваксами похожа на борьбу муравьев за огрызок яблока. Было бы что делить. Пара комков грязи, которые кто-то назвал островами. Согдария мельчает, стаптывается, грязнет в маразмах. В столице все давно покупается и продается. К примеру, я заплатил всего триста согдариев, чтобы попасть на Городской Совет, где чиновники отчитывались о проделанной за год работе. Их сочинения представляли не больший интерес, чем стихи императора, но мне хотелось посмотреть на Канцлера, этого человека-легенду, которого почему-то называют Бархатным. Должен признаться, я был разочарован. Может, раньше он и был Бархатным Человеком, но со временем его сильно поела моль. В его словах и поступках виден жалкий старик, который из последних сил цепляется немощными пальцами за штурвал власти. В его былом покрывале величия столько дыр, что не за горами тот день, когда порвутся последние нити, и перед нами окажется беспомощный скелет, который развалится от первого сквозняка.
«Браво, Сохо! – горько подумал Арлинг. – Какая речь, какие метафоры!». Ни слова лжи, все – правда. Элджерон всегда был таким – хитрым, злым, бессердечным. И старым. Отец был дряхлым уже тогда, когда все случилось. За минувшее время он должен был постареть еще больше.
Жизнь человека непрерывно убывает, и с этим ничего нельзя поделать, вздохнул Регарди, не понимая, отчего вдруг стало не хватать воздуха. Ведь ему было все равно, что считал этот напыщенный индюк о его бывшей родине. Арлинг уже давно не был драганом, впрочем, и кучеяром тоже. Быть ни там и ни тут – удел всех беглецов.
– Драганы вообще смешной народ, – продолжал Сохо. – Например, взять как они строят мосты. Нагонят солдат, крестьян, поставят палатки для охраны, которая следит, чтобы никто со стройки не убежал, и где-то во всем этом хаосе мелькает пара человек, пытающихся построить собственно мост. Я наблюдал такую картину в Ярле. А их медицина… Одно название. Мой слуга потерял ногу из-за того, что какой-то шарлатан в городской больнице неправильно обработал рану. Драганские врачи умеют только трупы вскрывать, в этом они мастера. Столько трудов по анатомии насочиняли. В одной местной лавочке я купил такую книжку, а потом показал ее знакомому лекарю из Самрии. Он очень удивился, не досчитав пары костей в запястье. А их еда – это отдельный разговор.
– Давай, Сохо, расскажи нам про то, что жрут эти свиньи! – закричал кучеяр, сидящий напротив Регарди. Количество выпитой моханы должно было давно превзойти размеры его желудка, но купец странным образом еще не лопнул.
«Мне нужно уйти отсюда», – решил Арлинг, но ноги словно приросли к полу, не желая двигаться.
– Их еда пресна и безвкусна, – с выражением произнес Сохо. – Мне приходилось возить с собой повара, чтобы не умереть с голоду. Причем, качество пищи не зависит от уровня жизни. Что лорды, что крестьяне – все одинаково обожают вареную репу, от которой, прошу милых дам меня простить, из живота потом выходит такой смрад, что не помогают даже благовония. Питаются они так же, как лечат своих больных и строят мосты. Бездумно и хаотично. А некоторые блюда так и остались для меня загадкой. К примеру, никто не смог объяснить, почему мясо, закопанное в землю на неделю, вкуснее куска свежей баранины, пожаренного с кровью на вертеле. Они вообще любят все тухлое и порченное. Например, овощной суп у них принято есть только через пару дней, когда в нем появляется характерный запах, а еще лучше – плесень…
– Это неправда, – прошептал Арлинг, но его слова затерялись в хохоте зала, словно щепки в водах Согдианского моря.
– А их женщины… – загадочно протянул Сохо, и его тон не обещал ничего хорошего. – Покажи ей золотой, и она твоя. В мире нет более доступных существ, чем драганки. Особенно те, что из деревень.
– Неправда! – воскликнул Регарди и замер, потому что в неожиданно наступившей тишине его крик прозвучали слишком громко. В боку болезненно пульсировал шрам, а сердце грохотало в унисон барабанов, стучавших в его голове весь вечер.
Арлинг проглотил горькую слюну и медленно встал, удивляясь, каким легким стало тело, которое не хотело слушаться еще минуту назад. Теперь на него смотрели все. Все кроме имана. Учитель опустил голову, тщательно срезая кожуру с груши, словно важнее этого занятия ничего не было
Между тем, Сохо не спеша поднес к губам кубок, сделав глоток. В отличие от многочисленных гостей школы и самого Арлинга он пил только воду и по-прежнему оставался трезвым.
– Так-так, оказывается у нас в гостях драган, – протянул он с улыбкой. – Тебе повезло, что ты в Балидете, парень. Не каждый северянин может насладиться нашим гостеприимством. Налейте ему моханы, пусть веселится.
«Мохана мне уже не поможет, Сохо», – подумал Арлинг, жалея, что не сдержался, и, понимая, что назад пути не было. Несмотря на то что внутренний голос настойчиво советовал немедленно покинуть трапезную, тот Регарди, который еще помнил цвет ночного неба, уже проснулся и не собирался уползать обратно в бездну забвения, куда упорно сталкивал его другой Арлинг – настоящий.
– Твое великодушие поражает, мудрый Сохо, – произнес Регарди, тщательно выговаривая кучеярские слова, которые вдруг стали вязнуть на языке. – Я действительно горжусь быть гостем щедрого хозяина, – он слегка поклонился иману, который по-прежнему делал вид, что происходящее его не касалось. – И чтобы не нарушить вековые традиции кучеяров, я должен поступить так, как велит мне бог домашнего очага Затута, – Арлинг сделал еще один поклон, теперь в сторону статуи пузатого божка, дремавшего в углу. – Я должен ответить.
– Ага, – развеселился Сохо, – у драгана есть что сказать! Это уже интересно. И что же ты хочешь мне ответить? Что я солгал?
В трапезной стало еще тише, потому что перестали жевать даже те гости, которые сидели вдалеке. Арлинг ощутил на себе сотни пристальных взглядов, из которых выделялись один любопытный – Сохо, другой тревожный – Атреи и третий ненавистный – Зерге. Учитель все так же чистил грушу и, наверное, уже срезал мякоть до сердцевины. Регарди потянулся было к кубку с моханой, но быстро отдернул руку. «Трость нужна до того, как упал, – напомнил он себе, – а ты слишком давно ползаешь по песку, забыв, что когда-то умел ходить».
– Нет, ты все сказал верно, – кивнул он Сохо. – Но чтобы твое путешествие по Согдарии выглядело еще более ярким, я немного добавлю. Начну с того, что Арвакские острова – это не комки грязи, а спорные территории с богатыми промыслами, которые с давних лет переходили от одного народа к другому. Золото, добываемое в арвакских рудниках, гораздо чище иштувэгского и стоит в разы дороже. А так как острова были открыты драганами, и это отражено в древнейших летописях, то притязания согдарийцев на эти земли вполне уместны. Арваксы пришли с севера куда позднее, воспользовавшись борьбой за власть, которую развернули братья Седрика Первого. Поэтому Арвакские острова – это очень ценные комки грязи, слишком обильно политые кровью драганов, чтобы отдать их дикарям с севера.
«Пожалуй, лучше бы не сказал и отец», – похвалил себя Арлинг, стараясь не замечать учителя, который теперь смотрел на него так пристально, что Регарди сто раз пожалел, что привлек его внимание. Чего в нем было больше – жалости, гнева или удивления – оставалось загадкой. Сохо его не перебивал, остальные кучеяры напряженно молчали, и Арлинг продолжил, надеясь, что у него не сильно дрожал голос.
– Во-вторых, чтобы попасть на городской совет Согдианы совсем не нужно платить триста монет. Достаточно обратиться с предложением по улучшению благоустройства города, и тебе разрешат не только посмотреть на тех, кто правит страной – за исключением императора, – но и выступить перед ними. Такие слушания проводятся в конце каждого заседания, и очень популярны. Но, если сказать нечего, а побывать на совещании хочется, можно и заплатить. Те триста монет, которые с тебя взяли, обычная плата за вход для чужестранцев. Чиновники Согдианы не скрывают свои лица, а твои деньги пойдут не в их карманы, как ты, наверное, подумал, а на строительство дорог на арвакском побережье. Кстати, о строительстве. Да, драганы не умеют возводить таких прекрасных сооружений, как Цитадель Омара, Южный Храм Семерицы или дворец Торговой Гильдии Балидета. Мостовых, похожих на Багряную Аллею, у нас тоже нет. Мы строим практично, основательно и без изысков. Так, как строили наши предки. А теперь я хочу задать один вопрос. Разве великолепные дворцы Самрии и площади Балидета – это заслуга кучеяров? Легендарные древние, которые оставили вам в дар прекрасные храмы и белоснежные охотничьи башни, были очень щедры, не правда ли? Вы живете на руинах памяти другого народа, а драганы строят будущее своими руками.
Арлинг выдохнул, но боясь, что ему не дадут закончить, торопливо заговорил снова. Торжество момента не могло продлиться вечно, а расплата должна была быть скорой и жесткой.
– И, в-третьих, мне жаль твоего слугу, у которого отняли ногу, Сохо. Но гангрена не разбирается в странах, и ей все равно, кого убивать – кучеяра, драгана или керха. Впредь советую не покупать трактаты по медицине в придорожных лавках, потому что чужеземцы легко становятся жертвами мошенников не только в Сикелии. В этом наши страны, увы, похожи. Легковерные путешественники, увидевшие верхушку айсберга, часто увозят обиду к себе на родину, порождая слухи о людях с тремя головами. И мне жаль, что из всего обилия согдарийской кухни, тебе запомнилась только репа. Мы действительно ее любим, – не меньше, чем вы чечевицу, от которой, да простят меня милые дамы, живот начинает жить собственной жизнью. В чужой стране вообще не стоит быть слишком доверчивым. Если бы мне сказали, что тухлятина – это деликатес, я бы все-таки заподозрил хозяина в лукавстве и попросил пожарить мне просто хороший кусок мяса. Удивлен, как ты не отравился. И еще. Если мы веселимся, то не добавляем в еду наркотики, а пьём серьезные напитки. Не хочу никого обидеть, но мохана по сравнению с драганской «Зеленой Феей» – детское молочко. Что касается женщин, то если ты приезжал в Согдарию только затем, чтобы проверить, за сколько можно купить жрицу любви в столице империи, тебе не стоило забираться так далеко. Уверен, кучеярки из местных домов любви ничем не уступают в своем ремесле драганкам.
– И последнее, – Арлинг позволил себе улыбку. – Да, Канцлер стар, а его поступки давно отдают маразмом и безумием. Но я не ошибусь, если скажу, что вы все его боитесь. Трясетесь при одном упоминании о Жестоких, которых он придумал, воспитал и наслал на вас, как смертоносную саранчу на спелое поле ржи. Я задам самый последний вопрос. Если драганы так смешны и нелепы, почему вы до сих пор послушно платите им дань? Почему не освободитесь от «смешной» Согдианы, в которою ежегодно посылаете ломящиеся от роскоши галеры? Думаю, ответ не требуется. Мудрые, цивилизованные, сильные духом и верой кучеяры однажды уже были захвачены слабыми, смешными и дикими драганами. А, как известно, случившееся дважды, может случиться и в третий раз. Я бы хотел дать тебе совет, Сохо. Не езди больше в Согдарию. Это не твоя страна. Человеку, выросшему в песках Сикелии, лучше рассказывать о смертельных самумах и жарких теббадах, а не о том, как лечат раны северяне, о которых за несколько месяцев путешествия по стране с тысячелетней историей, ты сумел узнать лишь то, что они едят репу с тухлым мясом. Спасибо за ваше внимание, господа.
С этими словами Регарди перешагнул через подушку и на негнущихся ногах покинул трапезную, до последнего ожидая, что его схватят и оторвут голову. Но его никто не остановил и не стал кричать вслед проклятия. Он вышел из зала в полной тишине и, только очутившись на свежем воздухе, понял, что разрушил еще один мост. На этот раз тот, с которого не успел сойти.
Войдя в спальню учеников, Арлинг подумал, а не начать ли ему сразу собирать вещи, но потом решил, что всегда успеет заняться этим с утра. Беркут уже вернулся с Огненного Круга и тяжело сопел, уткнувшись носом в циновку. Ол бормотал о том, что нужно уходить, но прислушавшись, Регарди понял, что мальчишка говорил во сне. По крайней мере, хоть кому-то было хуже него. Проваливаясь в сон, он подумал, что Ол все-таки не был таким дураком, каким его считали.
Арлингу нужно было уйти давно, но он предпочел дождаться появления Сохо, чтобы снова рухнуть в пропасть, из которой почти выбрался.
Спал он плохо. Всю ночь Магда тревожно нашептывала то в одно ухо, то в другое, но вокруг них гулко свистел ветер, не давая ему разобрать, что именно говорила Фадуна. А когда она исчезла, на ее месте возник отец, несказанно удивив Арлинга. Во-первых, Канцлер никогда ему не снился, а во-вторых, он явился в образе молодого, крепкого мужчины без намека на старческую дряхлость. Таким Арлинг его не помнил. Когда лицо Регарди-старшего еще не покрывали глубокие морщины, Регарди-младший проводил все время с Холгером и друзьями, полагая, что отец – это странный человек, который появлялся раз в год, долго и скучно рассуждал о долге и чести, а потом исчезал, оставив после себя запах крепкого табака и память о скупом поцелуе в лоб, от которого чесалась кожа и хотелось умыться.
– Помни, сын, сокол никогда не клюет рисовых зерен – даже когда умирает с голоду, – сказал Канцлер, положив руку на карту с четко выведенной на ней цепочкой гор. Нетрудно было понять, на что опирался Элджерон. Гургаранские горы всегда манили Согдарию своей неприступностью.
– Судьба похожа на песчаную бурю, которая все время меняет направление, – продолжил отец, но его голос изменился. Теперь с Арлингом говорил иман с лицом Бархатного Человека.
– Хочешь убежать от нее, а она за тобой. Ты в другую сторону – она туда же. И так раз за разом, словно танцуешь солукрай с заклятым врагом. У тебя есть такой враг, Арлинг? Думаю, что нет. А все потому, что эта буря – не то чужое, что прилетело откуда-то издалека. Буря – это ты сам. Нечто такое, что сидит у тебя внутри. Не нужно от нее бегать, потому нельзя спастись от самого себя.
– У меня есть враг! – крикнул Регарди, но иман с лицом Канцлера не стал его слушать.
– Змея от своего яда не погибает, – усмехнулся он. – Я бы посоветовал тебе думать тогда, когда ты еще мог найти дорогу назад, но ведь теперь ты позабыл даже то, откуда пришел.
Хоть у имана и было лицо Элджерона Регарди, говорил он по-прежнему непонятно. Чувствуя, что его голова сейчас лопнет от загадок, Арлинг обхватил ее руками и вдруг понял, что кто-то раскачивал его из стороны в стороны.
– Когда пыль накопится, она превратится в гору, – сказал ему напоследок голос мистика-канцлера, и исчез, сменившись сдавленным шепотом Беркута, который раздался над самым ухом:
– Не буди его, Сахар, пусть кричит. Я бы тоже кричал, если бы меня пырнули в живот. К тому же вы столько вчера сожрали, что ему сейчас наверняка плохо.
– Я уже проснулся, – пробурчал Арлинг, стараясь вспомнить, о чем говорил Беркут.
– Тогда вставай, герой! – радостно закричал Шолох. – Расскажи, как это – чувствовать себя знаменитым?
Воспоминания о вчерашней трапезе ворвались в голову табуном диких скакунов, растоптав остатки мужества, которые сумели собраться в нем за ночь. «Дьявол, надо было слушать Ола и уходить еще до рассвета», – подумал он, нехотя поднимаясь с циновки. Похоже, иман не зря запрещал «веселые» напитки. Пиво сыграло с ним злую шутку, последствия которой будет трудно исправить. Если вообще возможно. Ну и наговорил он вчера…
Поведение учеников удивляло. Вместо того чтобы игнорировать его за нанесенные оскорбления, они собрались рядом и за что-то расхваливали.
– Про еду особенно хорошо получилось, – восторженно говорил Итамар. – Слушай, а у нас в городе «Зеленую Фею» достать можно?
– Тебе надо есть больше песочного ореха, – советовал Ол. – Я слышал, он хорошо заживляет раны.
– А я бы на твоем месте выспался, – сказал кто-то третий. – Плюнь на режим. Сегодня выходной, мы тебя к обеду разбудим.
Когда же в спальню вошел Джайп, а за ним – слуга с корзиной, из которой заманчиво пахнуло сыром, фруктами и горячей кашей, Арлинг подумал, что умер и попал в какую-то извращенную версию рая. Потому что в правильном рае его должна была встречать Магда – в этом не было никаких сомнений.
– Там на кухне такая толкотня, что мы с Ниаком решили принести тебе перекусить, – пробасил Джайп, торжественно водружая корзину рядом с его циновкой. – Представляю, как у тебя трещит башка после вчерашнего пива. Оно, кстати, было кислым. Больше в той пивоварне не покупаем. Ничего, мы тебя быстро почистим, месяц на каше и воде я тебе обещаю, – повар добродушно похлопал Арлинга по плечу. – Но сегодня можно сделать и слабину. На шелковичных фермах тебя баловать не будут. Вон, спроси у Ола, он уже свое отработал. Кормят там отвратительно. Великий Омар, как ты все-таки его! Молодец, парень!
– Что все это значит? – спросил Арлинг, с трудом соображая. Может, кучеяры отмечают день шутки, и он стал жертвой их розыгрыша?
– Ладно, не скромничай, – хмыкнул Джайп. – За такое зрелище, как вчера, мне не жалко лучшего куска сыра. Давай ешь, заслужил.
С этими словами повар удалился, оставив Регарди гадать, не сошел ли он с ума. Чтобы Джайп приносил ученикам завтрак в постель? Такое даже представить было трудно. Но корзина, в которой уже хозяйничал Беркут, была явным свидетельством того, что у Арлинга с головой было пока все порядке. Тогда, может, проблемы были у повара?
– Тут халва есть! – воскликнул Шолох, отламывая кусок ароматно пахнущей массы.
– Вам что… понравилось? – осторожно спросил Регарди, не уверенный, что задал правильный вопрос.
– Спрашиваешь еще! – пробубнил Итамар, пытаясь запихать в рот сразу всю порцию халвы, которую Шолох честно поделил между всеми. – То была песня!
– Эх, жаль я не слышал, – протянул Сахар. – Мог бы предупредить, что собираешься выступать, я бы не уходил.
– То есть, – Арлинг запнулся, подбирая слова, – меня не выгоняют?
– С ума сошел, что ли? Правда, из-за тебя придется теперь лишний кусок по географии зубрить. Учитель Джор сказал, что включит Арвакские острова в экзамен.
– И вы не обижаетесь?
– Достал ты, честное слово! – в сердцах воскликнул Беркут, разрезая сыр. – По-моему, ты чего-то не понимаешь. Слушай, Сохо у нас всех давно в печенках сидел. Он успел нагадить всем – слугам, учителям, не говоря уже об учениках. Ты его прилюдно осадил, поэтому ты герой. Арвакские острова я тебе, правда, еще припомню. Времени на них у меня совсем нет.
Ученики затихли, занятые деликатесами из корзины, и у Арлинга появилась возможность подумать. Он прожил с кучеярами почти пять лет, но, как оказалось, до сих пор ничего о них не знал. Они по-прежнему умели удивлять.
Позволив себе немного расслабиться и до конца не веря в то, что прощен, Регарди выудил из корзины кисть винограда и осторожно поинтересовался:
– А что Сохо?
– А что Сохо, – передразнил его Итамар. – Когда ты ушел, он попробовал шутить. Мол, хорошую программу приготовил учитель, даже клоуна из Согдарии пригласил. Спросил, не хочет ли еще кто-нибудь повеселить его анекдотами, но учитель сказал, что всем и так уже понятно, чем драганы отличаются от кучеяров, и предложил пойти смотреть фейерверк. Огни, кстати, классные были. Жаль, ты их не видел.
– Действительно жаль, – согласился Арлинг, понимая, что настало время задать главный вопрос. – Ну, а учитель? Он про меня что-нибудь говорил?
– Да, – серьезно кивнул Сахар. – Он велел зарыть тебя по шею за крепостными воротами и оставить стервятникам.
Хорошая шутка, подумал Регарди, скривившись. От этих кучеяров можно было ожидать всего, что угодно.
– Расслабься, – хохотнул керх. – Если серьезно, то вечером я его не видел, а сегодня утром он сам меня нашел и сказал: «Передай этому дурню, что если он пойдет на Огненный Круг, – а он, мол, туда обязательно пойдет, – пусть занимается на площадке для младших. Иначе я отправлю его обратно к жрецам еще на месяц». Вот, передал все дословно.
– Так и сказал – дурню?
– Именно, – кивнул Сахар и с хрустом надкусил яблоко.
В воздухе ароматно запахло сладко-кислым соком, а на лице Регарди расплылась глупая улыбка. Приятнее оскорблений он еще не слышал. Не предатель, не проклятый драган, не наглец…. Просто дурень. Арлинг был счастлив.
Мост под ногами, который накренился так сильно, что должен был рухнуть в каждую секунду, неожиданно обрел опору и выпрямился, предлагая идти по нему дальше. Регарди не стал колебаться. Он привык к ошибкам и научился их принимать.
На Огненный Круг они отправились вместе с Беркутом, так как остальные пошли по делам в город. Корзина Джайпа оказалась на удивление вместительной, и им потребовалось время, чтобы уничтожить все деликатесы, которыми одарил их повар. После вчерашнего пира в школе был объявлен выходной, и все занимались, чем хотели. Приезжие гости сонно ползали по садовым дорожкам в поисках прохлады, учителя собрались под навесом у кухни, громко обсуждая график экзаменов и попутно опохмеляясь вином, оставшиеся в школе ученики следовали их примеру. Делали вид, что повторяют уроки и тренируются, а на самом деле, наслаждались временным бездельем.
Подождав пока сыр с фруктами и шербетом улягутся в желудке, Арлинг решил строго следовать инструкциям имана и честно отправиться на площадку для младших учеников, хотя уже несколько лет занимался вместе со старшими. Впредь он не сделает ни одного шага в сторону и не даст повода учителю для сомнений. Беркут его поддержал, заявив, что тоже давно не практиковал равновесие, поэтому пошел с ним.
И хотя Регарди хотелось лично убедиться в том, что мистик не держал на него обиды, он не стал искать с ним встречи. Судьба подарила ему время, чтобы собраться с мыслями и не городить ерунды, когда они встретятся вечером. По крайней мере, на это он очень надеялся.
Крики на площадке для младших, которую ученики прозвали Песочницей, послышались еще задолго до того, как они переступили границу Огненного Круга. «Неужели, нас опередили», – с досадой подумал Регарди, гадая, кому еще нетерпелось размять мышцы после вчерашнего обжорства.
Но чем ближе они подходили, тем понятней становилось, что кричали не ученики. Один голос Арлинг узнал сразу, потому что, услышав его однажды, запомнил на всю жизнь. Второй был незнаком, но догадаться, кому он принадлежал, было не сложно. Сначала он решил, что в Песочнице было всего двое, но прислушавшись внимательнее, различил еще троих, которые стояли молча.
– Вот же не повезло, – протянул сквозь зубы Беркут, останавливаясь. – А так хорошо день начинался.
Огорчиться было чему – урокам на равновесие было не суждено состояться. Арлинг слишком хорошо знал, чем звук ударов, наносимых по деревянному человеку, отличался от ударов по живому телу. Учитывая, что Огненный Круг пустовал, а Песочница была самой дальней площадкой, место для разборок было выбрано идеально.
– Не смей вставать, пес, пока тебе не разрешили, – голос Сохо изливался ядом. – Если ты в следующий раз добавишь мне столько сахара в кофе, я заставлю тебя жрать его ложками, пока у тебя не слипнется глотка, понял?
Пинок ногой под ребра. Арлинг сглотнул. Прошел целый месяц, но воспоминания о том, когда сапоги карпов стучали по его собственным ребрам, были еще свежи.
– Теперь ешь песок, скотина. Глотай, я смотрю.
Арлинг не поверил своим ушам, но, судя по давящимся звукам, слуга, действительно стал жевать песок с площадки. Он не был уверен, но, похоже, это был тот самый грозный воин, который стоял за спиной Сохо во время пира. Во всяком случае, запах был его.
Сохо не удовлетворился унижением слуги и, схватив за волосы, принялся давать ему звонкие пощечины.
– Надо что-то сделать! – не выдержал Регарди. – Он же бьет слугу, я не ошибся?
– Ошибся, – прошипел Беркут, отступая. – Во-первых, нужно сваливать отсюда, пока нас не заметили, а во-вторых, это не слуга.
– А кто?
– Халруджи.
Арлинг нервно дернул плечами.
– Говори яснее, не все тут такие умные.
– Слушай, – поморщился Беркут. – Давай потом, это их дело.
– Кто такой халруджи? – нетерпеливо повторил Регарди, не понимая, почему Шолох скрытничает.
– Это сложно, – почему-то занервничал кучеяр. – Халруджи – больше, чем слуга. Он, как…
– Раб?
– Да нет же! Спроси имана, он лучше объяснит. В общем, халруджи – это такой человек, который поклялся служить другому, чтобы очистить совесть за какой-то проступок в прошлом. Такой обет чаще всего принимают воины. Тот, кто служит сейчас Сохо, в прошлом был генералом армии повстанцев, сражавшихся с Жестокими. Его звали Рэмрак Черная Звезда из-за татуировки на лбу. А сейчас он просто Рэм. Но это его решение. Он сам стал халруджи, поэтому мы не будем вмешиваться. Сохо имеет полное право его убить, и никто ему за это ничего не сделает.
Арлинг все равно не понял, чем халруджи отличался от раба, и зачем кому-то добровольно отдавать себя в рабство.
– Беркут! – повернувшись к товарищу, он встряхнул его за плечи. – Плевать, кто это – халруджи, раб, слуга. Они заняли нашу площадку – это раз, и они нарушили правила школы – это два. Драки запрещены!
– Забыл, кто такой Сохо, да? – вспылил Беркут, но видя выражение лица Регарди, смягчился. – Ладно, так и быть, поищу учителя. Но, если он ушел на крепостную стену или город…
– Он где-то в школе, – уверенно произнес Арлинг. – Ты сможешь найти его быстрее меня. А я подожду здесь. За деревом. Не волнуйся, я не собираюсь с ним связываться. Меня уже били в этом месяце.
Шутка вышла неудачной, но на Беркута подействовала. Хмыкнув, кучеяр велел ему не сходить с места и скрылся с площадки. На какой-то миг Регарди засомневался, а не пойти ему вместе с ним, но все-таки решил остаться. Он ни за что ни признался бы, что сын имана вызывал в нем такое жгучее любопытство, что перед этим чувством меркли все возможные неприятности.
Тем временем, Сохо закончил бить халруджи и, усевшись перед ним на пятки, наставительно поучал тому, как следует подавать кофе в следующий раз. Если Арлинга не подводил слух, Рэм уткнулся головой в песок, почтительно внимая словам хозяина. И это – генерал повстанцев? Не вязалось что-то в словах Шолоха. Какой же проступок нужно было совершить, чтобы обречь себя на подобные унижения?
И хотя Регарди был уверен, что деревянная кукла и раскидистый куст жасмина надежно защищали его от глаз людей, собравшихся на площадке, он не сильно удивился, когда Сохо воскликнул:
– Глядите-ка! Вот так зрелище – подсматривающий слепой. Эй, приведите его сюда.
«Если я побегу прямо сейчас, то, возможно, успею добраться до фонтана раньше, чем они пересекут площадку», – подумал Арлинг. Во-первых, он не знал, как поведет себя тело после долгого отсутствия тренировок, если он заставит его бежать. Во-вторых, всегда был риск споткнуться и упасть. А в-третьих, у фонтана могло никого не быть, и тогда разговор с Сохо все равно состоится. С той разницей, что у кучеяра появится больше повода для насмешек.
Решив, что выбор у него в любом случае, небольшой, Регарди вышел сам, отпихнув слуг Сохо, которые были уже рядом. Несколько простых правил помогут избежать неприятностей, напомнил он себе. Не дерзить, не спорить, не острить. Учитель уже должен был быть где-то рядом. «Если он действительно в школе», – поправил себя Арлинг, не уверенный, что прав.
– Что ты делаешь на Огненном Круге, драган? – спросил сын имана, направляясь к нему. – Это место не для гостей и не для калек.
– Вот именно, не для гостей, – Регарди кивнул в сторону людей Сохо. – В саду есть отличная беседка, им лучше уйти туда. А здесь занимаются младшие ученики. Можете спросить вашего отца, я его ученик.
Плохое начало. Зачем он перед ним оправдывался?
– Да неужели? – протянул кучеяр, обходя его кругом. – О чем мне еще спросить имана? О том, зачем он подобрал с улицы слепого драгана? Легенда о твоем шибанском происхождении настолько фальшива, что в нее могут поверить лишь нарзиды с базара. Хорошо, что ты пришел сам, и тебя не пришлось искать. У меня есть пара вопросов.
– Боюсь, ничем не смогу помочь тебе, Сохо, – ответил Арлинг, стараясь быть вежливым. – Так называемая легенда «о шибанском происхождении» – моя жизнь, и я благодарен иману за то, что он взял меня в ученики после смерти отца.
– Гладко врешь, – улыбнулся кучеяр. – Возможно, я не так хорошо разбираюсь в том, что драганы едят, но кое-что о вас знаю. Например, могу отличить лорда из Согдианы от простолюдина из Ярла. Ты отлично говоришь по-кучеярски, но это понятно. Если Атрея не напутала, ты живешь в Сикелии уже пять лет. Однако твой акцент тебя выдает. Такому диалекту учат только в императорских школах, куда простых драганов не допускают. От нашего солнца твои волосы и кожа потемнели, но их цвет еще виден. Могу поспорить, что у тебя синие глаза. Ты из тех драганов, которых называют «чистокровками», а почти все они – гранд-лорды. Значит, круг твоего возможного происхождения сузился еще больше. Годы обучения в Школе Белого Петуха не уничтожили в тебе дерзость и хамство, присущие людям, которые привыкли повелевать с пеленок. Твой отец – гранд-лорд из Согдианы. Вижу, у тебя дернулась щека и палец на левой руке, а значит, я прав. Ты читаешься легко, словно открытая книга. Мне продолжить, или расскажешь сам?
В том, что Сохо опасен, Арлинг не сомневался и раньше. Но сейчас он убедился в этом лично. Беркут был в тысячу раз прав – нужно было бежать, не пытаясь восстановить справедливость. Халруджи Рэм был уже на ногах и хрипло дышал за спиной своего хозяина, враждебно разглядывая Арлинга. Словно это Регарди, а не сын имана, пинал его сапогами четверть часа назад.
– Хорошо, я продолжу, – усмехнулся Сохо. – И что же делает сын гранд-лорда в такой далекой окраине, как Сикелия? Спорим, что я угадаю с первого раза? Слепота – из-за нее ты здесь. Жизнь была прекрасна, пока в один день не погас свет. Болезнь или драка? Скорее, второе. – Пальцы кучеяра внезапно коснулись его затылка, взъерошив волосы. – А вот и шрам. Тебя ударили, либо ты ударился сам. Не стоит сжимать зубы, если хочешь меня обмануть. Эмоции выдают тебя с головой. Что было дальше, догадаться не сложно. Согдианскому двору не нужны увечные и калеки. Бесконечные врачи, больницы, знахари со всего мира. Ты был готов на все, чтобы вернуть прежнюю жизнь – друзей, статус, возможно, невесту. Ничто не помогало, и надежда меркла с каждой секундой, пока однажды ты не услышал о чудесном мистике, который живет на краю света. Слухи о лекарских талантах моего отца сильно преувеличены, но приносят ему неплохой доход. Однако бедный ослепший лорд этого знать не мог. Тебе было нечего терять, и ты решился. Думаю, твои родители были против, иначе ты бы не оказался на улицах Балидета. Скорее всего, тебе пришлось бежать втайне от семьи, но что-то пошло не по плану. И вот, ты пытаешься просить милостыню на чужой земле, но не знаешь как. Тебе грозить голодная смерть, и тут появляется мой отец. Спасение и надежда на чудо, которого, увы, не произошло. Что иман из Балидета умеет делать хорошо, так это разочаровывать. Осталось всего несколько вопросов. Кем были твои родители, и зачем мой отец тебя подобрал.
Пока Сохо говорил, Арлинг пытался разжать зубы и дышать спокойнее, но овладеть эмоциями не получалось. Этот урок имана он усвоил хуже всего. Ему и самому было интересно, что он станет делать, если Сохо произнесет: «Твой отец – Канцлер, и мои люди уже отправили ему сообщение, что ты здесь».
«Нужно что-то ответить, только не молчать», – уговаривал себя Арлинг, но от волнения во рту пересохло, а язык не слушался. И хотя день клонился к закату, обещая приближение холодной ночи, ему казалось, что солнце стало припекать еще сильнее.
– Зачем мой отец тебя подобрал, догадаться нетрудно, – Сохо остановился совсем рядом, пристально его разглядывая. – Из его псарни только одна собака была подарена ему бывшим наместником. Всех остальных он взял с улицы. Ты для него – диковинная порода с севера, а твоя слепота – вызов его талантам дрессировщика. И, похоже, он добился успеха, раз заставил тебя поверить, что зрение можно заменить таинствами серкетов. Атрея рассказала, что ты собираешься пройти Испытание Смертью. Пожалуй, этот поступок отца даже глупее идеи создания этой школы. И он не может оставить меня равнодушным. Потому что в отличие от имана, я чту наследие Нехебкая и не могу допустить насмешки в виде того, что драган, да еще и увечный, будет допущен к таинствам, которые веками хранились нашим народом. Что касается первого вопроса, то пока у меня нет на него ответа. Но я думаю, мне не потребуется много времени, чтобы выяснить, у кого из гранд-лордов Согдианы примерно пять лет назад пропал сын. Я своих намерений не скрываю, но оставляю тебе выбор. Ты уходишь из школы сам, либо с моей помощью.
Солнце пекло невыносимо, но не его жар был причиной пота, катящегося с Арлинга ручьями. Что он мог ответить Сохо? Предложить проваливать к дьяволу, либо попытаться убедить, что Атрея ошиблась, и он никогда не посягал на тайны Скользящих. Если первая мысль была чревата неприятностями, то вторая предлагала спасительную веревку, за которую он и уцепился.
– Я не собираюсь ни в чем тебя разубеждать, – сказал Регарди, делая шаг назад, потому что Сохо дышал ему почти в лицо. – Но кое в чем ты не прав. Я и в своих богов никогда не верил, так зачем мне чужие? Посмотри на меня. Разве я похож на того, кто может пройти Испытание Смертью? В школе есть куда более способные ученики, но и они не были допущены к таинствам. Не секрет, что я не сдал ни одного летнего экзамена. Не стоит так беспокоиться о моем обучении. Оно будет продолжаться еще долго, а когда закончится, вряд ли наши дороги пересекутся. Учитель готовит меня для работы в храме Семерицы, где я буду помогать жрецам проводить церемонии. Для этого особой веры не требуется. Что касается Испытания Смертью, то если бы я был к нему готов, никогда бы не допустил той ошибки, что совершил вчера на пире. Мое поведение было неосторожным и вызвано пивным хмелем. Больше такого не повторится.
Неплохо получилось, похвалил себя Арлинг, довольный, что нашел нужные слова, но Сохо лишь усмехнулся.
– Думаешь, мне нужны твои извинения? Оставь их для своих товарищей по казарме. Мы слишком много болтаем, поэтому перейдем к делу. Выбирай, с кем будешь драться – со мной или с Рэмом?
Драться? На этот раз Арлингу не нужно было специально отражать эмоции на лице, потому что брови от удивления сами поползли вверх. Наверное, солнце напекло Сохо голову. Неужели он полагал, что Регарди настолько глуп, что станет состязаться с мастером тайного боевого искусства, которого не мог одолеть даже иман.
– Твое предложение – честь для меня, – произнес он, сделав шаг назад и к своему неудовольствию обнаружив за спиной Рэма. – Но давай устроим поединок чуть позже. Лет через десять, например.
– Идиот, я не собираюсь устраивать поединок, – нетерпеливо сказал Сохо. – То, что из тебя никакой боец, и так понятно. Мне интересно, на что отец потратил столько лет. Может быть, он научил тебя стоять на голове и кувыркаться с факелами в руках? По крайней мере, это хоть забавно.
«Он специально злит меня», – подумал Регарди, но догадка не радовала, потому что выхода по-прежнему не было. Ему показалось, что где-то рядом прошел Пятнистый Камень, но нарзид или не обратил на них внимания, или предпочел не вмешиваться. В ветках жасминового дерева звонко щелкнула сойка и упорхнула в сторону сада. Ветер с любопытством заглянул в Песочницу, но задерживаться не стал и, скрипнув деревянным человеком, исчез в небе. Других признаков жизни на Огненном Круге не наблюдалось.
– Почему бы вам не попросить вашего слугу развеселить вас? – спросил Арлинг, не удержавшись от колкости. – А мне пора идти.
– Пойдешь, когда я разрешу, – отрезал Сохо. – Надоела эта болтовня. Кстати, мой халруджи действительно мне ни в чем не отказывает. Давай, Рэм. Я хочу посмотреть, каким трюкам обучили этого слепца. Не мог же папаша все пять лет учить его ходить.
Рэм не собирался глотать песок во второй раз. Он был хорошим слугой. И отличным воином.
Еще не веря, что его атакуют, Регарди попытался увернуться, но халруджи был быстрее ветра. Его кулак врезался в него, словно разогнавшийся корабль в дряхлый причал. Перед слепыми глазами вдруг замелькали огни, а в голову ворвался шторм боли, который повалил его на землю, заставив пожалеть, что он не может сжаться сильнее.
Арлинга били в живот много раз – в пьяных драках, на дуэлях с согдианскими лордами, на тренировках в Школе Белого Петуха, шутливых поединках с Шолохом и другими учениками и во время более серьезных стычек с «карпами», одна из которых закончилась для него весьма печально. Он помнил боль от такого удара так же хорошо, как боль от укуса балидетской осы. Ее можно было терпеть, и он даже знал как, потому что иман их этому учил.
Однако боль от удара Рэма была иной. Она расползалась по телу медленно, но неотвратимо, словно вражеская армия по незащищенным землям. С ней нельзя было договориться. Она пришла уничтожать, растаптывать, унижать. Она превращала его в раба собственного тела, не позволяя сделать ни вдох, ни выдох. Все померкло во вспышках, которые пульсировали в голове, словно падающие звезды. Врезаясь, они не останавливались, продолжая путь и разрывая внутренности.
Мир, в котором остались Рэм и Сохо, появился не сразу. Наконец-то ему удалось сделать судорожный вдох, но земля по-прежнему крепко прижимала его к себе, не позволяя подняться. Голос Сохо ворвался непрошеным гостем, нарушив могильную тишину, в которую хотелось вернуться обратно.
– Я же не просил его убивать, – ворчал сын имана, но в его словах звучал не упрек, а с трудом сдерживаемый смех. – Эй, драган, это всего один удар! Поднимайся! Дьявол, таких дохлых я давно не видел. Упасть с первого раза! Может, отец обучал тебя не боевому искусству, а рисованию?
Арлинг не ответил, потому что его снова окружила тишина. Она была похожа на топи мастаршильдских болот, которые затягивали в свое месиво все живое. Вязкие, непроходимые, безнадежные. Впрочем, затишье было недолгим.
Сапог Сохо врезался ему в бок, вернув в его слепой мир звуки, запахи, чувства, но, главное – боль. Ее стало слишком много, но для того чтобы кричать нужен воздух, которого не было. Пытаясь вздохнуть, Регарди перекатился на колени, уткнувшись лбом в песок, но так стало еще хуже.
– Будет тебе урок, драган, – процедил Сохо, носком сапога опрокидывая его на бок. – Нужно было оставаться в Согдарии, есть свою репу и не совать нос в наши дела. Хочешь пройти Испытание Смертью? Для таких, как ты, его несложно устроить. Могу даже одолжить джамбию. Ты удивишься, как много есть способов отправиться в загробный мир с помощью этого маленького куска металла.
Голос Сохо утонул в тихом звоне, который наполнил Огненный Круг, заставив Регарди гадать, слышался ли он ему на самом деле, или только казался. Да что это с ним? И откуда на площадке вода? Песок, на котором он лежал, вдруг стал влажным, собираясь грязью на сведенных судорогой пальцах. Неужели он… Но нет, пахло не мочой. Пахло кровью. Она чувствовалась повсюду – на Сохо, на песке, на деревянном человеке, на халруджи, и даже на имане, который, возможно, ему мерещился, а, возможно, и правда, стоял в пяти салях от Песочницы, мирно разговаривая с сыном.
Стиснув зубы, Арлинг выдохнул и попытался подняться, но ноги предательски не слушались, а земля не отпускала. Мистика можно было принять за мираж, если бы не запах Беркута, который слышался неподалеку. Да и Сохо обращался явно не к привидению.
– Как же так, отец, – притворно сокрушался он. – Ты целых пять лет потратил на этого драгана, а он даже не умеет защищаться. Прости, я нарушил твои правила, но обещаю, мои слуги наведут здесь порядок. Атрея сказала, что этот парень подает большие надежды, и мне захотелось проверить его лично. Что я могу сказать… Не стоит тратить на него время. У тебя хватает бесполезной работы. Не хочу возвращаться к вопросу о Белой Мельнице, но сравнения напрашиваются сами по себе. Представь, что этот драган – Согдарийская Империя, ты – Белая Мельница, а Рэм – Подобный, возвращения которого ты так боишься. Мой халруджи мог сотни раз убить твоего пятого ученика, а ты узнал бы об этом лишь тогда, когда все случилось. Подобный перейдет Гургаран тихо и незаметно, а Белая Мельница узнает о его приходе, когда армия уже будет стоять под воротами Балидета.
«Неправильный расклад, Сохо, – подумал Арлинг, прислушиваясь к боли и пытаясь понять, перешла ли она на новый уровень или начала затихать. – Ты забыл о Беркуте. Он был той самый скрытой силой, которая предупредила Белую Мельницу о грозящем несчастье». Впрочем, в его случае, она вмешалась слишком поздно, потому что Рэм успел с ним сделать что-то нехорошее. Регарди предпринял еще одну попытку встать, но липкие от крови ладони увязли в песке. В голове царил хаос. Почему иман не помогал ему? Боялся Сохо? Не хотел неприятностей?
– Кстати, мне все равно придется рассказать Бертрану, что ты обучаешь ученика, который не прошел ни одного летнего экзамена, – донеслись до него слова Сохо, но они уже ничего не меняли в положении Арлинга, который чувствовал себя насаженной на крючок рыбой.
Со стороны имана послышалось движение. Когда Регарди понял, что учитель задержал двинувшегося к нему Беркута, на его губах расползлась улыбка. Он не знал, что за игру затеял мистик, но она ему начинала нравиться. Наконец-то учитель ответил на давно мучивший его вопрос: сын или ученик? Выбор падал на Сохо.
Читать бесплатно другие книги:
