На прорыв времени! Российский спецназ против гитлеровцев Артюхин Сергей

— Да ничего, нормально все. Я и сам хорош. Просто злой сегодня — отличного бойца забрать хотят. Леонид Васильев, — так же извинившись, представился комбат и протянул руку.

— Владимир Антонов. — Рукопожатие спецназовца оказалось дюже крепким.

— Анастасия Лазина, — в свою очередь назвалась врачиха.

— Очень приятно.

— Давай на «ты»? — предложил Владимир.

— Почему бы и нет… — согласился улыбнувшийся майор.

И уже теперь посмеивающиеся и перешучивающиеся молодые люди, опаленные войной, зашагали в направлении автобусной остановки.

— Ми с товарищами Ледниковым, Молотовым и Ворошиловым пообсуждали разные вопросы, касающиэся стратэгии и целэй дэйствий Совэтского государства. И вот к каким выводам пришли. Товарищ Ледников! — Сталин дал слово генералу. Поднявшись со стула и подобрав со стола указку, тот подошел к огромной карте мира, висящей на стене.

— Итак, последующие результаты войны являются наиболее реальными и в то же время устраивающими Советский Союз. Это не значит, что мы не сможем достичь большего или у нас получится даже и это. Рассматриваемый вариант — необходимый нам для абсолютного превосходства минимум. — Молотов, кивая в такт тяжелой и медленной речи генерала, что-то тихо сказал Сталину. Ледников тем временем продолжал: — Нашим врагом, по окончании текущей войны, со всей очевидностью станет блок Союзников, фактически — Англия и Штаты, а также их сателлиты. И, исходя именно из этой предпосылки, Советское государство должно строить свою политику. Также необходимо учитывать фактор роста потребления энергоресурсов. Энергоресурсы — это оружие будущего. Уже сейчас мы видим огромные проблемы вермахта, связанные с нехваткой горюче-смазочных материалов. А механизация армий будет лишь возрастать. — Члены ГКО понимающе покивали головами, вспомнив, из какого времени генерал родом.

— Для начала, наши цели в Европе. Европейцы должны потерять колонии и соответствующие рынки сбыта. Тогда устойчивость коммунистических правительств, которые там придут к власти после войны, будет значительно выше, за счет зависимости от нас. СССР должен непосредственно включить в свои территории, фактически аннексировав, государства Восточной Европы. К ним мы относим следующие: Болгария, Румыния, Греция, Чехословакия, Восточная Пруссия, частично Польша. В отдельные государства могут быть выделены Австрия, Венгрия и Югославия. — Генерал шумно вздохнул и отпил воды из стакана, стоящего на столике неподалеку от карты. — Также в этом регионе нам нужна европейская часть Турции и многовековая мечта русского народа — Босфор и Дарданеллы. Все эти действия создадут подушку безопасности для нашего государства, предохраняя от неожиданного и непосредственного вторжения союзников. — При этих словах Тимошенко дернул головой, явно собираясь что-то сказать, но, наткнувшись на взгляд Сталина, промолчал.

— Теперь о Западной Европе. Если союзники успеют высадиться во Франции, то ее мы не получим. Поэтому необходимо постараться сделать ее хотя бы нейтрально настроенным государством. На Голландию и Бельгию, с другой стороны, вполне можно рассчитывать. — За водящим указкой по карте Ледниковым наблюдало множество напряженно молчащих людей. Важность произносимых сейчас слов создавала в кабинете давящую атмосферу.

— Франко пока не решил, к кому примкнуть. Надавив на него, Советский Союз должен в итоге получить контроль над Гибралтарским проливом. В принципе нас устроит даже совместный с Испанией контроль судоходства. Это относительно наших целей в Европе. — Генерал замолчал.

Поднявшийся из кресла Сталин негромко сказал:

— Но у нашего государства имэются интэрэсы нэ только в этом регионе. Поэтому ми также посчитали нужным сформулировать цэли Советского Союза и в Африке, и в Азиатском регионе. И товарищ Ледников сейчас их нам также доложит. — Резкое исчезновение акцента в речи вождя продемонстрировало присутствующим всю серьезность звучавших слов.

— Африка и Ближний Восток. Здесь нам необходимо получить контроль над Суэцким каналом, а также Ираном, Ираком и другими странами Персидского залива. В сочетании с собственными запасами нефти и газа СССР будет контролировать большую часть энергоресурсов мира и основные транспортные потоки. — Микоян что-то тихо сказал Берии и Молотову, вызвав на их лицах некое подобие улыбок.

— Азия. Во-первых, Советский Союз должен получить Сахалин и Курильские острова. Маньчжурия также должна быть под нашим контролем, возможно, даже включена в нашу территорию. В конце концов, мы КВЖД не для других строили.

В войну Японии и США мы же влезать пока не будем. Потери обеих сторон растут, и, согласно расчетам аналитиков, этот рост продолжится. Экономически Япония слабее, причем значительно, но сдаваться не будет еще долго, истощая тем самым нашего основного противника — США.

— Но у нас же с американцами договор! — На реплику Тимошенко ответил сам Сталин:

— А согласно информации из ведомства товарища Голикова, они этот договор первые нарушат. Причем скоро. Так что, как и в случае с Гитлером, будут сами виноваты.

— Есть еще одно условие нашего доминирования. Мы должны быть монополистами в ядерных и ракетных технологиях.

— Вот только как этого добиться, — буркнул уже Молотов.

— Ядерным ударом по стране, пытающейся достичь паритета с нами в этих отраслях. Лет на двадцать-тридцать это удержит всех от попыток создания подобных технологий. А после наш отрыв во всех отраслях, не только военных, но и гражданских, достигнет необратимых величин. Догнать нас будет невозможно, и стать нашим врагом не захочет никто.

— Да вообще-то уже и сейчас никто не хочет, — усмехнулся вождь Страны Советов, вызвав серию смешков. — Товарищи, как видите, цели у нас более чем серьезные. Но выполнимые. Их достижение обеспечит процветание нашего народа и государства. Поэтому у нас нет права на ошибку. Совсем нет.

Ранним солнечным утром мимо ворот внешнеполитического ведомства Соединенного Королевства прошел чиновник. Одетый в строгий костюм государственного служащего, высокий и худощавый, молодой человек выглядел как типичный англичанин — сдержанный, деловой и чопорный. В его руках виднелась трость, и для полноты картины не хватало лишь цилиндра на голове. Рядом с виском виднелся шрам — подарок от идущей уже третий год войны.

Перейдя через дорогу, еще не заполненную машинами, и внимательно поглядывая по сторонам, он неспешно шествовал мимо правительственных зданий на Даунинг-стрит, направляясь в сторону финансового центра мира — суетливого лондонского Сити.

Остановившись у газетного киоска и приобретя пару газет, молодой человек осмотрелся и продолжил свой путь. А тем временем столица огромной империи просыпалась — улицы постепенно наполнялись людьми, машинами и шумом. Вскоре чиновник затерялся в толпе таких же, как он, служащих, сотрудников разбросанных по центру Лондона правительственных учреждений и ведомств, фирм и контор, банков и газет.

Исчезнув в человеческом море, он появился неподалеку от маленького ресторанчика в каком-то переулке. Людей здесь почти не было — островок покоя и тишины среди уличного хаоса и шума уже который месяц не знающего бомбардировок города.

Внешне сие заведение весьма походило на клуб по интересам. Такие существуют вроде бы для всех, да и вход сюда зачастую свободен, но все в округе знают, что тут собираются регбисты или летчики. Или еще кто-нибудь.

Зайдя внутрь, молодой человек выбрал себе столик в глубине полупустого зала и, заказав яичницу с беконом, чашку чая и печенье, начал читать купленные газеты. Когда заказ был исполнен, он тихо поблагодарил официанта и, отложив газеты, принялся за еду.

Некоторое время спустя столики перед кафе, а также его небольшой внутренний зал уже были заполнены. Тихие разговоры и сигаретный дым струились по ресторанчику вместе с запахами хлеба и жареного бекона, создавая уютную атмосферу, за ширмой которой даже эксперт не распознал бы фальши. Если бы не увидел искусно скрытые пистолеты на каждом из сидящих. И «Томмиган» за стойкой бара. И два пулемета на втором этаже. И много чего еще.

Люди, знавшие, зачем на самом деле молодой человек проделал свой путь и мирно сидит сейчас в ресторане вместе с другими такими же, находились в скрытой под землей комнате, существовавшей здесь задолго до ресторана.

— Все надежно? Мы же впервые за очень и очень долгое время встречаемся в Лондоне…

— Об этом не волнуйтесь, господа. Место охраняется нашими сотрудниками. Хотя они, разумеется, понятия не имеют, что охраняют. Они просто находятся вокруг, блокируя территорию от посторонних. А подземный ход существует еще со времен короля Ричарда. Все очень надежно.

— Какого короля Ричарда?

— Львиное Сердце. Уверяю вас, о ходе знают единицы, и почти все они здесь. Все очень и очень надежно, я гарантирую.

— Хорошо. Тогда, пожалуй, можно и приступать. Прошу.

В полумраке, создаваемом покрытыми плотными и густыми абажурами лампами, означилось тихое движение. Несколько человек отодвигали стулья и садились за укрытый плотным зеленым сукном стол.

Вскоре снова стало тихо. Неожиданно чей-то властный голос достаточно громко произнес:

— Господа! Мы были вынуждены собраться по причине более чем чрезвычайного положения. Потому наша встреча проходит в условиях такой секретности. Вся, я подчеркиваю, вся мировая политическая и финансовая система находится под угрозой, и не будет преувеличением сказать, что наша ситуация донельзя опасно близка к катастрофе.

— Простите, что прерываю, — вкрадчиво и явно сдерживая тон, заговорил человек с противоположной стороны стола, — но не кажется ли вам, что катастрофа уже наступила? После того, что произошло и что происходит, трудно представить, что ситуация может быть исправлена.

— Именно поэтому нам необходимо действовать, как во времена Крымской и Первой мировой. Действовать всем вместе, иначе то, что происходит с Третьим рейхом, постигнет и нас.

— Неужели можно говорить о военной угрозе? Пока что данные наших разведок не позволяют полагать, что в ближайшее время Сталин начнет военную кампанию против нас. Тем более что он не закончил с Рейхом.

— Мы не должны дать ему закончить с Германией. Если помните, первоначальный план предполагал, что эта война высосет все соки из Советов и из Германии. Но, судя по всему, мы просчитались. Если Сталин победит сейчас и с нынешним уровнем потерь, то в результате войны он станет только сильнее. Значительно сильнее. И у нас возникнет практически неразрешимая проблема, поскольку мощь Советов будет только расти. И эта мощь не будет нам подконтрольна.

— Я еще добавлю, — заговорил еще один из сидящих в комнате. — При таких размерах и такой экономической мощи наш противник может начать даже не военную, а экономическую и идеологическую экспансию, против которой будет почти невозможно устоять. Экономики отдельных стран не смогут выдержать такой конкуренции. И без войны нам грозит очередной масштабный экономический кризис, чреватый социальными волнениями. И выходом в любом случае будет война. Самим своим существованием и благополучием это государство грозит гибелью нам.

Вновь настало молчание. Наконец раздался вопрос, который долго никто не решался задать:

— И что вы предлагаете?

— Именно это и нужно обсудить. Если вы полагаете, что у меня есть волшебное заклинание, которое разом все исправит, то знайте, что это не так. Но нам надо, я определенно могу сказать, следующее: нам нужно объединить усилия. Всем. В том числе и Германии. Только вместе мы сможем добиться каких-нибудь результатов. Забыть временные конфликты и объединиться в противостоянии общему врагу.

В комнате стало несколько шумно — послышались многочисленные вопросы и реплики:

— Проблематично…

— Любой другой путь приведет нас к катастрофе.

— Как мы объясним это людям?

— Спасением от азиатского варварства. Еще разок точно прокатит.

— Но, возможно, есть какие-то конкретные предложения?

— Да, какие, хотя бы в общих чертах, меры нам необходимо предпринять?

— У меня есть некоторые предложения. Соединив усилия наших держав, мы должны выступить единым фронтом. Нужно сделать так, чтобы они оказались в изоляции.

Кроме того, главная слабость России — в многонациональности, в разобщенности, в сепаратистских настроениях, которые лишь временно потухли в обстановке непрерывных побед на фронтах. Нам нужно разжечь взаимную ненависть среди советских народов, подогревать национализм украинцев, кавказцев, прибалтов… да всех подряд — вот что надо делать.

Военные акции будем проводить под лозунгом освобождения порабощенных народов и принесения в Россию демократии. В сочетании с разжиганием межнациональных противоречий у нас есть шанс на победу. Лишь так возможно вернуть ситуацию к мировой стабильности и балансу сил, обеспечив нашим странам процветание и сохранение достойного места в мире.

Вновь наступило молчание, означавшее всеобщее согласие.

— Но как, как нам добиться военных побед? Если Сталин фактически в одиночку побеждает Гитлера?

— У нас огромное преимущество в тяжелых бомбардировщиках. Упирая на это превосходство, мы уничтожим основные промышленные центры большевиков.

— Довольно спорное заявление. Но давайте все же обсудим ситуацию более детально.

Собрание оживилось. Зашуршали папки, откуда-то появились блокноты, ручки и бумаги, и вскоре негромкий гул голосов, спорящих, предлагающих и обсуждающих, наполнил помещение до краев.

Так, глубоко под землей, зарождался план Третьей мировой войны…

— Запад постоянно попрекает нас словом «демократия». Но что это за зверь? Ведь решения всегда принимаются конкретными, — Сталин голосом выделил это слово, — людьми, а не какими-то абстрактными понятиями. То есть демократия в отношении системы всей государственной власти — нечто иное, как просто декорация, за которой находятся те, кто управляет ходом происходящего. И каждый день простой человек наблюдает меняющихся каждые несколько лет марионеток вместо действительно народных избранников. Марионеток, не несущих никакой ответственности за свои решения, — в зале раздался одобрительный гул, — потому как это не их решения.

А реальные правители, серые кардиналы, на протяжении многих поколений владеющие средствами производства, банками, те, которым принадлежат средства массовой информации, простому человеку не видны. И становится совершенно неважно, кто пришел к власти на следующие четыре года: республиканцы, демократы или кто-нибудь еще, потому как это в любом случае просто-напросто купленные и оплаченные артисты, куклы, за веревочки которых дергают настоящие, — снова повысил голос вождь, — кукловоды. И тот, кто нарушает заданный сценарий и попробует принимать самостоятельные решения, будет беспощадно убит. Достаточно вспомнить хоть того же Линкольна, которого можно уважать за отмену позорного рабства в «демократической» стране. И этим кукловодам наплевать на простой народ, их волнуют только лишь собственные благосостояние и власть! — В зале вновь раздались хлопки, постепенно переросшие в овацию.

Подождав, пока зал утихнет, Сталин продолжил:

— Да и что за «свобода» дается западной «демократией»? Это свобода поболтать языком, и ничего больше. Хочешь сказать? Давай, говори. Сказал? Молодец, можешь идти. Эта болтовня совершенно бесплатна и ни на что не влияет. В отличие от реальных денег, которыми обладают эти люди за ширмой. А попробуйте, сославшись на равенство, попросить у них кусочек власти и денег… Вот здесь вы и узнаете, какова цена всем этим разговорам про настоящую свободу, равенство и демократию. Не бывает и не может быть при капитализме действительных свобод для эксплуатируемых хотя бы потому, что помещения, типографии, склады бумаги и прочее, необходимое для использования свобод, является привилегией эксплуататоров.

Отсутствие ответственности за сказанное и сделанное — вот она, отличительная черта подобного строя. И они хотят, чтобы подобное развернулось у нас? — Тихий зал ответил недовольным рокотом. — Мы с вами наблюдали, что делала эта так называемая демократия у нас в стране во время правления Керенского. Болтала языком! Мы также видели, как экономический кризис продемонстрировал всю грабительскую сущность капитализма, все его наплевательское отношение к пролетариату. Американские фермеры жгли зерно, когда рабочие в городах умирали от голода! Капиталисты, эти богачи и разжиревшие на народе кровососы, заявляли, что «надо затянуть пояса». Но сами они что-то худеть отказались! — И снова ответом вождю был согласный шум.

— Демократия при капитализме есть демократия капиталистическая, демократия эксплуататорского меньшинства, покоящаяся на ограничении прав эксплуатируемого большинства и направленная против этого большинства. И, видя растущее недовольство простого народа, эти люди стали искать решение, избавляющее их от необходимости что-то серьезно менять. Взрастив Гитлера и натравив его на наше государство, демонстрирующее социальную справедливость и возможность построения бесклассового общества, они надеялись нажиться на войне, сделать ее выходом из своих собственных проблем. Выходом, построенным из костей и крови советского народа. Но они просчитались. Не бывать этому! — В зале разразилась настоящая буря. Среди грома аплодисментов слышались выкрики «Слава товарищу Сталину», «Да здравствует Советский Союз» и подобные этим.

Иосиф Виссарионович, усмехаясь в усы, наблюдал за происходящим, раздумывая тем временем над словами Ледникова. Тот сразу после объявления об исключении СССР из программы ленд-лиза заявил, что союзники вполне могут перейти на сторону Гитлера. Конечно, пока в Англии у власти Черчилль, а в Германии — Гитлер, этого не произойдет. Но уберите одну переменную из уравнения, и оно мгновенно решится. Вопрос лишь в том, когда это произойдет. И кто все-таки станет «убранной частью».

Годовщину начала войны советские войска отметили разгромом еще одной группировки немецких войск — постаралась Особая армия в полном составе (то бишь и с бригадами из далекого будущего). Разрезав немецкий фронт в районе Братиславы, Особая армия позволила советским войскам окружить полтора десятка дивизий вермахта и вторгнуться в Австрию. Наступление на юге тоже было удачным, хотя и не настолько. Но вторжение в Югославию состоялось. Именно после этого на стол Сталина легло донесение разведки.

План «Немыслимое», появившийся на три года раньше.

Под тем же самым рестораном, в той же самой комнате, те же самые люди, что и пару недель назад, собрались для решения все той же самой проблемы.

Уничтожение Советского Союза после очередных успехов Красной Армии и детального анализа имеющейся информации о ее состоянии более не выглядело простой задачей. Собравшиеся это прекрасно понимали.

— Господа! — Раздавшийся в тихой комнате голос заставил вздрогнуть нескольких присутствующих. — Друзья, как мы с вами осознали сегодня, немедленное военное противостояние против СССР невозможно. Наше преимущество в авиации не настолько велико, а имеющееся количество тяжелых бомбардировщиков совершенно недостаточно.

— Отдавать Германию русским нельзя! — С другой стороны стола вскочил невысокий человек и яростно грохнул кулаком по столу.

— У нас нет другого выхода. Нам нужно успеть занять Францию и Италию. На данный момент — это лучшее, на что мы можем рассчитывать в Европе без угрозы военной конфронтации с Советами.

— Я еще раз повторяю: если мы отдадим русским Германию — нам конец!! — Невысокий спорщик сорвался на крик. — Если мы вступим в войну против Советов прямо сейчас, у нас есть хорошие шансы на победу. Если нет — Сталин станет настолько сильным, что даже вместе мы не сможем нанести ему поражение!

— И как вы планируете с ними воевать? Бомбардировщиков слишком мало!

— Мы уже это обсуждали! После поражения Германии и Японии мы используем Францию и Италию как плацдармы. А также Турцию. А затем, создав к тому моменту многотысячные воздушные армады, мы разнесем этот чертов Союз на куски! Даже после получения Германии они будут слабее, чем Америка и Британская империя! Тем более что США согласны отложить вопрос развала колониальной системы на несколько лет.

— Это не вариант! Если русские победят Гитлера, то за эти несколько лет они успеют создать достаточно сильную противовоздушную оборону. И что тогда, а? Что тогда?

— Они не успеют. Крайний срок — это сорок пятый год.

— Немцы падут максимум в конце сорок третьего. У русских будет больше года. Не находите это несколько… большим промежутком времени? — Высокий тощий господин в смокинге и галстуке присоединился к спорщикам, небрежным щелчком отправив в пепельницу угасающую сигару.

— А у нас есть еще больше времени?

— А Япония? Вы уверены, что мы разгромим ее к сорок пятому?

— Не имеет значения. В сорок пятом она не будет уже в состоянии повлиять на обстановку в Европе. Еще раз повторяю — все уже обсуждалось, зачем нам еще раз приводить те же самые аргументы? Тем более что нам еще необходимо обсудить способы давления на Турцию, провести учет сил и средств, рассмотреть экономические вопросы.

— Ладно. Я согласен. — Покачав головой, невысокий спорщик сел.

— Аналогично, — кивнул высокий господин.

Послышались одобрительные реплики. Смена Второй мировой войны Третьей стала неизбежна.

С трудом добравшись до конца дистанции, майор Васильев остановился через несколько метров после финишной черты и, постояв минуту и немного отдышавшись, рухнул на траву. Раненная в памятном лесном бою нога снова отвратительно заныла. Бежавшему вместе с ним Охлопкову было заметно легче — якут умудрялся понимать хриплые команды своего комбата, громко передавая их остальной части колонны.

Желания вставать майор не испытывал. Длиннющий забег, включавший в себя штурм укрепленной позиции, форсирование небольшой речки и прочие занимательные развлечения вытянул из участников все силы. Волевым усилием заставив себя подняться, Леонид отправился в сторону Антонова, только что закончившего инструктаж очередной группы офицеров и теперь вольготно развалившегося на скамейке в тени раскидистого дуба.

— Ну, как мы на этот раз, а, майор? — спросил Васильев, подходя к Антонову и одновременно приветственно протягивая руку.

— На разборе полетов узнаешь, Леня. Но по секрету могу сказать — гораздо лучше. — Хитро улыбающийся Антонов сделал приглашающий жест.

Присевший Леонид на секунду закрыл глаза. Откуда-то издалека доносились звуки продолжающихся тренировок.

— Как тебе боевая учеба Особой армии, а, Лень? — Владимир с усмешкой наблюдал блаженное выражение на лице нового друга.

— Тяжко, Вова. Я в пехтуре уже много лет, а с училищем считать — так и вообще, но таких нагрузок, как за последний месяц, у меня, пожалуй, и не было никогда. Не, в «зимнюю» бывало и похуже, да и в нынешнюю тоже, но там война все же, а не абы что.

Все еще улыбающийся Антонов внимательно слушал обычно не слишком разговорчивого майора.

Васильев с некоторым энтузиазмом жаловался, вспоминая, как начиналось переобучение.

В первый же день перед выстроенными на плацу личным составом выступил генерал-лейтенант мрачноватого вида, представленный как начальник специального учебно-тренировочного центра Веткач. Неторопливо вещающий генерал толкнул речь про нужность на фронте солдат нового типа, про верность Родине и Отчизне, в заключение пообещав, что тому, чему их всех здесь научат, их не научат более нигде и что практически любой вражеский солдат против них шансов иметь не будет. В ответ на это обещание послышались реплики о том, что и сейчас они любому немцу сто очков вперед дадут.

Слова генерала о трудностях учебы были большинством личного состава благополучно пропущены мимо ушей. Что, учитывая фронтовой опыт означенных товарищей, вполне можно было понять.

Но ожиданиям относительно «отдыха в тылу с некоторыми затруднениями», как высказался Шимазин по получении приказа, сбыться было не суждено. Солдаты, сержанты и офицеры выматывались на тренировках так, что сил на походы на танцы не оставалось никаких, даже в специально выделенные для оных мероприятий дни. Подавляющее большинство предпочитало отоспаться.

Спать вообще хотелось частенько — ночные тренировки, стрельбы и марафоны редкостью не были — за месяц таковых было более десятка.

— И я вроде ж как вижу, что все не просто так, а чтобы лучше стать, да не просто на чуть-чуть, а вот как ты, например. — Леонид ткнул Владимира в плечо.

— Хех, да до него тебе, как раком до Луны, — заметил проходящий мимо Шимазин, возвращающийся с теоретических занятий по тактике и потому выглядящий на порядок лучше своего измотанного тренировкой однополчанина.

Антонов, занимающий в центре должность старшего инструктора по действиям разведывательно-диверсионных групп, был объектом зависти довольно большого количества солдат и офицеров. А как же — те же самые марши с той же самой нагрузкой у него получались на порядок легче, плюс Звезда Героя, плюс отличная девчонка, влюбленная, судя по всему, в него по уши. И как бонус — слава известного поэта-фронтовика.

С другой стороны, зависть, очевидно, была белой — переобучающиеся хотели стать такими же, а потому на тренировки не жаловались и старались только лучше. Так что товарищ Сталин вновь оказался прав — если показать человеку эталон, которого он вполне может достигнуть, то для работы над собой появляется более чем отличный стимул.

Разговор друзей прервало появление Анастасии — она как раз закончила смену и теперь устало шагала в сторону скамейки с весело перешучивающимися офицерами.

— Привет, мальчики. — Девушка первой поприветствовала поднявшихся мужчин.

— С какими это тут мальчиками вы разговариваете, товарищ Лазина, а? Здесь таких нет, тут только мужчины. — Шимазин, как всегда, не смог удержаться от подколки.

— Ну, мне только про одного из присутствующих сие достоверно известно, товарищи офицеры. — И показала залившемуся краской майору язык.

— И откуда это такие познания? — все же поинтересовался Терентий.

— Отставить пошлости, товарищ майор. — Улыбающийся Антонов притянул Настю к себе на колени и, поцеловав ее в макушку, подмигнул комбату.

— Ну вот, чуть что, так сразу Шимазин виноват, — усмехнулся комбат. — А ведь это она первой начала. Ах, женщины, что вы делаете с нами, мужчинами. — И, сокрушенно покачав головой, Терентий отправился дальше. Пройдя пару метров, он приостановился и, полуобернувшись, позвал Васильева за собой:

— Лень, пошли поедим, что ли. Дадим нашим голубкам немного уединения. — И вскрикнул от попадания брошенного меткой рукой желудя.

— Ну вот, опять я виноват. А ведь хотел-то как лучше и…

— Ладно, ладно, иду, — прервал готового начать жаловаться друга Леонид. — Бывай, майор, увидимся еще. Товарищ Лазина! — И, откланявшись, Васильев отправился вслед удаляющемуся Шимазину.

«Учеба учебой, а обед по расписанию», — мелькнувшая в голове Антонова мысль заставила его улыбнуться…

— Поэтому, господин президент, подобный подход представляется нам необходимым. — В завершение этих слов одетый в генеральскую форму человек ткнул в одну из лежащих перед Рузвельтом бумаг.

— Генерал, мне представляется несколько сомнительным подобный «подход». — Глава США выделил голосом последнее слово. — Сталин слишком силен, а у нас действительно серьезные проблемы с японцами, и вы предлагаете мне буквально толкнуть русских в объятия империи? — Президент недовольно покачал головой.

— Нас поддержит Британия, а затем и Германия.

— То есть вопрос мирного сосуществования наших систем вами даже не рассматривался, Джордж?

— Я, комитет начальников штабов, а также множество сенаторов согласны с выводами аналитиков — в случае, если мы не сдержим Союз военными мерами, его экономика станет более чем достаточной для превосходства. И мы проиграем войну даже до ее начала. Сейчас мы можем победить, хотя это и будет стоить нам очень дорого. Через десять лет победа будет практически невозможна.

— Боюсь, я не могу с вами согласиться, генерал. Как вы предлагаете объяснять избирателям, что наш вчерашний друг резко превратился во врага?

— Это неважно. Важно то, что если мы не выступим против Советов, то наши дни сочтены, — ответил Маршалл, глядя в глаза командующего.

— Еще как важно. Но давайте все же о другом. Сейчас мы, очевидно, неспособны противостоять еще и русским. Наша экономика пока к этому не готова. И я даже боюсь представить суммы, которые потребуются для ведения подобной войны.

— Деньги у нас будут, господин президент. Я уверен, что нация нас не подведет. И у нас нет выбора.

— Выбор всегда есть, Джордж. Всегда. Напомню вам, кстати, что еще недавно в Россию ехали на заработки наши собственные сограждане. Так что даже вопрос о превосходстве нашей системы при грамотном противодействии не столь очевиден нашим избирателям. А вы хотите им сказать, что те, кого еще вчера мы называли нашими союзниками и друзьями, оказывается, враги? Американцы — это пока еще не нация идиотов, генерал.

— Именно поэтому-то они и поймут все правильно, господин президент.

— Я считаю нашу с вами дискуссию бессмысленной. Мы вернемся к ней через пару лет.

— По крайней мере, разрешите нам начать готовить планы по вторжению, господин президент. — В голосе Маршалла прозвенела сталь.

— Ну, это я могу одобрить. Только не тратьте на этот вопрос много ресурсов, Джордж. У нас есть гораздо более важные задачи.

— До свидания. — Отдав честь, генерал отправился на выход, столкнувшись в дверях Овального кабинета с адмиралом Нимицем, также спешившим на доклад к главе государства. Дела на Тихом океане обстояли отвратно…

— И когда закончат монтаж?

— К концу августа в лучшем случае, раньше ни-как.

— Вы понимаете, что этот проект жизненно важен для всего Советского государства? — недовольно спросил человек в пенсне.

— Естественно, понимаю. Но у нас целая куча проблем, требующих разрешения. И относительно некоторых из них у нас нет никаких подсказок.

— Вы, товарищ Курчатов, в этом, безусловно, правы. Но согласитесь, что вам оказывается просто огромнейшая помощь в расчетах. Одна эта помощь должна ускорять ход проекта в несколько раз!

— Лаврентий Павлович, проект «Энормоз» — это не только и не столько расчеты. Мы же строим целую отрасль промышленности!

— Именно. В условиях военного времени, когда все эти чудовищные ресурсы могли бы пойти на фронт. Вы осознаете важность разрешения этой задачи?

— В полной мере. Но огромные проблемы, стоящие на нашем пути, не позволяют решать поставленную задачу быстрее, чем это происходит сейчас. Приведу пример. Уже на самом начальном этапе разработки бомбы нам стало очевидно, что исследование процессов, протекающих в заряде, должно пойти по расчетно-экспериментальному пути, позволяющему корректировать теоретический анализ по результатам экспериментов опытных данных о газодинамических характеристиках ядерных зарядов. В общем аспекте газодинамическая отработка ядерного заряда включает в себя целый ряд исследований, касающихся постановки экспериментов и регистрации быстропротекающих процессов, включая распространение детонационных и ударных волн в гетерогенных средах. — Оседлавший любимого конька ученый начал сыпать терминами, словно на лекции. Тем не менее Берия внимательно его слушал, не перебивая и не делая попыток остановить словесный поток.

Исследования свойств веществ на газодинамической стадии работы ядерных зарядов, когда диапазон давлений достигает величин до сотен миллионов атмосфер, потребовали разработки принципиально новых методов исследований, кинетика которых требовала высокой точности — до сотых долей микросекунды! — Курчатов потряс рукой, словно пытаясь подкрепить эти слова всем своим авторитетом. — А такие требования логично повлекли за собой необходимость разработки новых методов регистрации высокоскоростных процессов. Фактически нам пришлось создавать новую методологию в науке — высокоскоростную фотохронографию со сверхвысокими скоростями развертки и съемки. Знаете, какая нам нужна скорость последней? — И, несмотря на то что Берия закивал, ученый все равно сказал: — Около миллиона кадров в секунду. Миллиона. Кадров. В секунду. Да мы только на разработку сверхскоростного регистратора потратили огромное количество времени!

— Ладно, товарищ Курчатов, партия понимает сложность стоящей задачи. Но ее решение — необходимо. Вам нужно больше людей? Будут. Больше вычислительных мощностей? Этот вопрос тоже решаем. Но медлить нельзя, — и я очень надеюсь, что вы все же ускорите работы. Составьте список недостающих ресурсов. Завтра я улетаю в Москву — тогда мне его и отдадите. А пока не буду более отрывать вас от важных дел. Всего хорошего, товарищ Курчатов.

— До свидания, товарищ Берия.

Смотревший вслед уходящему маршалу ученый передернул плечами и, пробурчав себе под нос что-то вроде «ускорить, ага, все всё бросили и побежали ускорять» и уважительно покачав головой, отправился в свой кабинет…

Уставший за долгий день вождь прилег на диван в своем кабинете и попытался заснуть. Лезущие в голову мысли никак не давали этого сделать.

Сталину не давал покоя вопрос дальнейшего развития Советского государства. Расстрел Хрущева еще не являлся гарантией сохранения выбранного курса. Да и является ли этот курс верным, раз привел в свое время к агонии и смерти СССР? Да, было совершено множество ошибок, но все же непонятно, правильная ли дорога построения коммунизма была выбрана?

Конечно, есть еще война. Но Германия уже проиграла — даже если пока не готова это признать. Однако максимум через год она падет, и что потом? Война с союзничками?

Глава СССР усмехнулся. Те еще не знают, насколько это будет ошибочным решением. И отдельные голоса разума, вроде того же Рузвельта, теряются в хоре идиотов, боящихся за свои карманы… Было бы исключительно хорошо оттянуть войну с ними на несколько лет — года эдак до сорок седьмого. А еще лучше — до пятидесятых. Тогда шансов у капиталистов уже не останется. Вообще.

Но как же сложно это будет сделать. Вот с Гитлером не получилось — и если бы не неожиданная, мягко говоря, помощь из будущего, то победа была бы пирровой. Эта война и сейчас не легкая прогулка, совсем не легкая, но без потомков все было бы намного хуже.

Единственная реальная угроза со стороны США — атомная бомба. Но они серьезно тормозят с ее разработкой, а СССР нет. У Страны Советов уже есть некоторый отрыв даже. И этот отрыв растет.

Преимущество англосаксов в тяжелых бомбардировщиках — ничто. Огромные расстояния до промышленных центров СССР, напичканные ПВО и истребителями, сводят полезность всех этих воздушных армад к весьма незначительной величине.

А на земле сильнее Красной Армии нет никого. И через несколько лет это превосходство станет лишь сильнее. Даже сейчас в мире нет танков, способных противостоять многочисленным «Сталиным» и «тридцатьчетверкам». А скоро их сменит следующее поколение… К тому же сила армии ведь не только в технике, но и в обученности солдат и командиров, в их опыте, в тактике и стратегии… И здесь разрыв будет увеличиваться еще быстрее.

Оставив попытки заснуть, вождь поднялся с дивана и подошел к окну. На темном июльском небе горели яркие огоньки звезд. Раскурив трубку, Сталин удобно устроился в мягком кресле, продолжая думать над многочисленными проблемами, стоящими на пути молодого еще пока государства.

Вот военачальников взять к примеру. Рокоссовский — прав был Ледников — блестящий полководец. Лучший из лучших. Как он провернул операцию в Австрии — загляденье! А вот что с Жуковым делать — непонятно. Военачальник он хороший. Более чем. Однако в том варианте истории после войны вел себя, прямо скажем, не слишком. Да и Берия с ним после того, как мемуары почитал, совсем не в ладах. Хотя и скрывает это мастерски. М-да.

С некоторым усилием поднявшись, Сталин позвонил, вызвав дежурного. Коротко бросил:

— Чаю, с лимоном. — После чего вернулся в кресло.

А страну на кого оставить? Маленков? Берия? Микоян? Или вытащить неизвестную личность и воспитать преемника? Стащить, так сказать, концепцию из будущего? Опять-таки не самый простой вопрос, начинать решать который надо уже сейчас.

Маленков будет отличным премьером, но на роль лидера восходящей в зенит сверхдержавы не подходит.

Берия умен, великолепный исполнитель и организатор. Но относительно него есть некоторые подозрения — не поучаствовал ли он в том варианте истории в смерти товарища Сталина? Тот еще вопрос. Так что тоже не пойдет — будет тем, кто есть сейчас, и не больше.

Анастас Микоян. Вот, пожалуй, тот, кто вызывает определенные мысли на свой счет — причем хорошие и положительные мысли. Да и проживет он еще долго. Но потянет ли роль главы великого СССР?

Есть, конечно, еще и варианты с другими лицами. С кем-нибудь необычным. Может, Рокоссовский? Да, Константин Константинович — не политик. Но это дело поправимое. А так — чем не лидер державы? Его обожают в армии, да и простой народ тоже уважает, его знают во всем мире как блестящего полководца. К тому же после той войны он себя в Польше отлично проявил…

Мысль Сталина прервало появление дежурного с подносом. Подождав, пока тот расставит все на столике и кивком отправив обратно, вождь с наслаждением вдохнул аромат из дымящейся чашки. Сделав маленький глоток, он вернулся к своим размышлениям.

Рокоссовский. А почему нет? Ведь было и еще кое-что, чуть ли не самое важное — он не предал. Даже через девять лет после смерти товарища Сталина. Лишился при этом должности…

На лице вождя появилась ухмылка. Интересно, кто-нибудь из соратников вообще рассматривает Рокоссовского как вариант? Пока что — наверняка нет. Даже те, кто все знает — Берия, Ворошилов, Молотов и Микоян, даже они, наверное, не думают о варианте с маршалом…

Лидер СССР вновь встал и подошел к окну. Положив потухшую трубку на столик, он некоторое время постоял, просто глядя на ночное небо. Потом, допив чай, вернулся к дивану и прилег. Сон все не шел. Мысль о прославленном маршале как преемнике не давала покоя, становясь все более и более продуманной.

Как ввести его в большую политику? Чему стоит подучить? Как проконтролировать переход власти?

Вопросов было множество. Неразрешимых, правда, среди них вроде как и не было.

Рассматривая свою идею со всех сторон, Сталин не заметил, как заснул.

— Мать моя женщина, это какой уже? — Немолодой уже человек в сержантской форме украдкой перекрестился.

— Михал Карпыч, чего такое? — на удивленный возглас повернулся молоденький солдатик.

— Ты, Леня, сам посмотри. — Седой сержант ткнул рукой в сторону немецких позиций. По освещаемой ракетами нейтральной полосе украдкой крался человек с белой тряпкой, намотанной на руку.

— Опять, что ль, перебежчик, да? Надо, наверное, это, товарищу лейтенанту сказать…

— И чего они все у нас перебегают? Негде больше, что ли? А нам потом со всякими особистами разговаривать. — Михаил Карпович недовольно махнул рукой. Потом, вскинув винтовку, с тоской добавил: — Мож, пристрелить его? А то счас лейтенанта разбудим, а он нам втык даст…

— Да как ж так, Михал Карпыч? А вдруг он чего важное знает?

— Ну да, конечно, знаить он чего. Еще скажи, что это офицер из ихнего штаба — счас прийдет и все расскажет — где, кто, когда… Вот и на Империалистической — я б даже и тогда в такое не поверил, хотя молодой совсем был. А счас… обычный солдат это.

Недовольно посмотрев на разглаживающего пробивающиеся усы солдатика, сержант все же опустил винтовку.

— Ладно. Топай.

— Куды?

— Куды-куды? К командиру, будить. А ты чего думал?

— Да я ниче, я просто. Я это, в общем… есть, товарищ старший сержант!

— Не есть, а командира будить, давай уже.

Посмотрев в спину удаляющемуся парнишке, сержант удрученно помотал головой. И вот таких у него во взводе — каждый второй. Пацаны еще совсем, мозгов нет, ни ума, ни опыта… Тока детство в одном месте играет. Счас, конечно, поумнее стали, а то как вспомнишь, какими еще пару месяцев назад были, — диву даешься, как не поубивались еще… Хотя, если вспомнить, сколько таких вот ребятишек все-таки погибло — ведь немало совсем.

Вспомнив свои первые дни в окопах Империалистической войны, сержант вздохнул и почесал старый шрам на ноге — оставшийся с тех давних времен след немецкого осколка.

Дождавшись, когда немец подберется поближе, Михаил Карпович тщательно в него прицелился и громко крикнул:

— Хенде хох!

Немец тут же замер, подняв над головой руки. Учитывая, что пробирался он в полусогнутом положении, поза выглядела забавной.

— Не стреляйт! Я ест офицерь! Я сдаваться!

Подошедший именно в этот момент злой лейтенант с парой солдат, включая отправленного за ним Леню, коротко бросил:

— Ком цу мир! — И затем тихо добавил, наклонившись к сержанту:

— Михал Карпыч, хрень какую выкинет — пристрелишь. А то, скоты эдакие, совсем задолбали, поспать уже нельзя.

Осторожно приблизившийся к русским окопам немец явно чувствовал себя неуютно. Тем не менее он довольно уверенно спрыгнул к советским солдатам.

Опередив собирающегося что-то спросить лейтенанта, немец уверенно произнес:

— Я есть майор Иоахим Кун. У меня есть сообщение для вашего командования.

В главном кабинете страны сидело пять человек. Точнее, сидело четверо — один из них по известной привычке прохаживался по кабинету.

Сталин, Шапошников, Берия, Молотов и Ледников ожидали прихода еще нескольких человек — Микояна, Ворошилова и Тимошенко. Полученная не так давно информация заслуживала, самое меньшее, пристального внимания.

Наконец, ожидаемые лица прибыли — сначала Микоян с Ворошиловым, а еще минут через десять в кабинете появился еще и Тимошенко.

Коротко поздоровавшись, нарком обороны быстрым шагом прошествовал к своему месту за столом. Коротко кивнув, Сталин негромко заговорил:

— Товарищи, еще раз добрый день. Вопрос, который мы должны с вами обсудить, — это вопрос феноменальной важности. — После этих слов говорящий без всякого акцента вождь замолчал. И через несколько секунд обрушил на присутствующих небо: — Мы будем обсуждать капитуляцию Германии.

ГКО был, мягко говоря, ошарашен. Молчание затягивалось, когда не выдержал Молотов:

— Товарищ Сталин, а не кажется ли вам это… несколько преждевременным? Ведь наши войска только-только вошли на территорию Рейха?