Стив Джобс и я: подлинная история Apple Возняк Стив

Глава 9

Как Стив Джобс обманул меня

В те четыре года, что я проработал в HP, с двадцати двух до двадцати шести лет, дома я не переставал заниматься различными электротехническими проектами. Кроме «Позвони-и-прослушай-шутку», я сделал еще много чего. Некоторые проекты и правда впечатляли.

Оглядываясь на то время сейчас, вспоминая все те затеи и научные проекты, над которыми я работал еще ребенком, все то, чему меня научил отец, я понимаю, что весь этот опыт воплотился в дизайне и устройстве первого и второго компьютеров Apple.

После того как закончила свою работу моя служба «Позвони-и-прослушай-шутку», я по-прежнему встречался с Элис и жил в той же квартире в Купертино, куда возвращался каждый вечер, чтобы посмотреть «Звездный путь» по телевизору и поработать над моими проектами. У меня в разработке практически всегда был какой-то проект: в какой-то момент мои коллеги из HP стали обсуждать мои навыки проектирования со своими знакомыми, и те стали мне звонить. Например, как насчет того, чтобы прийти домой к какому-то парню и помочь ему разработать какое-то электронное устройство? Различные гаджеты и все такое прочее. Я никогда не брал за это денег. Я говорил что-то вроде: «Просто оплатите мне перелет до Лос-Анджелеса, я привезу чертежи, и мы заставим эту штуку работать». Я делал это безвозмездно, потому что разработка различных устройств была главным делом моей жизни и мне нравилось этим заниматься. Как я говорил раньше, я был этим полностью поглощен.

Мой босс, Стэн Минц, однажды подошел ко мне с идеей по поводу разработки домашней машины для игры в пинбол. Его друзья хотели собрать небольшой автомат, в котором должны были быть все эти качели и клапаны, точно такие же, как и в обычных игровых автоматах. Так что для них я спроектировал цифровую часть, которая отвечала за общее функционирование системы, отслеживала сигналы, отображала счет, издавала звуки и прочее. Там был один хитрый элемент, работу которого Стэн не мог понять. Помню, как он говорил мне: «Нет, это неверно. Так работать не будет». Но я показал ему, каким именно образом это должно было работать. И все заработало.

Я просто обожал, когда другие инженеры, и мой босс в особенности, удивлялись моим схемам. Я всегда этому радовался.

Таким образом совсем скоро я стал участвовать в самых невероятных разработках. Один человек попросил меня заняться созданием цифровой начинки одной из первых киносистем для отелей, в основе которой должен был быть один из первых кассетных видеомагнитофонов. Тогда ни у кого дома видеомагнитофонов не было. Тогда я думал: «Боже мой! Это будет просто потрясающе – я буду заниматься разработкой киносистемы для отелей». Я готов был прыгать до потолка.

Принцип их работы был таким. Они ставили в ряд около шести видеомагнитофонов. У них был особый метод, с помощью которого они посылали телесигнал в каждую комнату. В каждой комнате был фильтр, блокировавший этот сигнал. Но служащий из холла мог послать специальный сигнал, который разблокировал такой фильтр в какой-то отдельной комнате. Таким образом, гость мог смотреть именно тот фильм, который заказывал. Кому-то в видеокомнате по-прежнему приходилось запускать фильм, но это все равно была очень крутая система.

Я участвовал в другом проекте, который вела компания, занимавшаяся разработкой первых видеомагнитофонов для массового рынка. Да, это было еще до появления системы Betamax. Она называлась Cartrivision, и внутри этих видеомагнитофонов был такой необычный мотор, который крутился вместе со своей печатной платой. Другими словами, именно та электронная начинка, которая управляла вращением, вертелась вместе с мотором! Это было очень необычное решение.

Так вот, в HP прошел слух, что эта небольшая компания обанкротилась и распродавала около восьми тысяч цветных видеомагнитофонов по очень низкой цене. Не забывайте, что в то время черно-белые магнитофоны, которые использовались в школах, стоили почти 1000 долларов за штуку. А компания Cartrivision продавала свои по рекордно низкой цене. Мы с друзьями поехали в отдел копирования видеозаписей в Сан-Хосе. Мы шли по их зданию, с удивлением разглядывая сотни коробок с цветными видеомагнитофонами внутри. Эти видеомагнитофоны не имели привычных сегодня красивых корпусов, вся их начинка была как на ладони. Как бы то ни было, мы ходили туда с другими инженерами и покупали эти видеомагнитофоны по 60 долларов.

Я сразу же начал посвящать большую часть своего свободного времени этим видеомагнитофонам. Я изучал их внутреннее устройство, разбирался, как именно они функционировали, проштудировал все руководства к ним. Я пытался понять, каким образом они работали с цветами, как цветная дорожка записывалась на пленку и как работало питание. Вся эта информация мне здорово пригодилась, когда мы начали заниматься разработкой цветных компьютеров Apple. Еще я тогда покупал деревянные ящики, в которые помещал эти бескорпусные видеомагнитофоны. Представьте себе, в моей квартире в Купертино уже тогда был работающий цветной видеомагнитофон, а ведь в то время их не было ни у кого в мире.

Тогда для него было выпущено всего несколько фильмов. Первым я посмотрел фильм «Продюсеры». Я смог посмотреть его прямо дома на своем видеомагнитофоне Cartrivision. Я снял крышку на телевизоре и сверился со схемой, чтобы определить, где проходил видеосигнал, и понял, каким образом его можно было модифицировать под сигнал с видеомагнитофона Cartrivision. Таким образом я мог также записывать телепередачи. Например, я записал транслировавшуюся по телевизору речь президента Никсона, в которой он складывал с себя президентские полномочия. Таким образом я был, наверное, единственным человеком в мире, у кого была личная запись этого события – ведь если вы помните 1974 год, то понимаете, что на рынке не существовало ни одной модели видеомагнитофона, предназначенной для рядового потребителя.

А теперь я хотел бы рассказать вам про Pong. Кто из вас помнит Pong? Это была первая популярная видеоигра (сначала она появилась в залах игровых автоматов, а потом уже вышла ее домашняя версия), и она была выпущена компанией Atari. Я помню, что тогда мы вместе с Элис, которая уже была моей невестой, пошли играть в боулинг в клуб Homestead Lanes в Саннивейл. И там я впервые увидел Pong. Он меня буквально заворожил.

Pong был не похож ни на что другое – ведь это была полноценная игра, которая появилась прямо там, в боулинг-клубе. В то время в боулинг-клубах повсюду стояли машины для пинбола, но никаких электронных автоматов тогда не существовало. Поэтому Pong был действительно в новинку. На этом игровом автомате был маленький черно-белый экран, и из него раздавались цифровые звуки – понг, понг, понг. Нужно было крутить ручки, чтобы двигать дощечку вверх и вниз и отбивать маленький белый мяч на сторону противника. Это была очень простая игра, но очень веселая.

Я стоял и в изумлении смотрел на нее. Я обратил внимание, что игра в пинбол стоила десять центов и в нее мог играть только один игрок, а эта игра стоила четвертак и в нее могли играть двое.

В самом игровом принципе не было ничего удивительного – он был очень похож на принцип игры в пинг-понг, теннис или что-то другое в этом роде. А вот по-настоящему невероятным было то, что кто-то придумал управлять черными и белыми точками (пикселями) на экране и превратить это действо в видеоигру! Потрясающе!

Эта игра к тому же заметно отличалась от пинбола, но была по-своему увлекательной. На самом деле по сравнению со всеми этими мигающими автоматами для игры в пинбол из-за своей новизны мне она показалась даже более увлекательной. У меня в кармане было несколько четвертаков, и мы с Элис сыграли несколько раз. А потом я просто стоял там какое-то время, уставившись на эту машину. Элис спросила: «Что с тобой? О чем ты задумался?».

«Что со мной? А вот что, – сказал я. – Я могу сам собрать такую же».

И как только я начал об этом думать, я понял, что могу собрать такую игру сам, потому что владею основами цифровой логики, с помощью которой можно было генерировать сигналы в нужное время. И я знал, как согласно этому принципу мог работать телевизор. Все это я узнал во время обучения в средней школе, когда я работал в компании Sylvania, когда разрабатывал систему показа фильмов в комнатах гостиницы, когда возился с видеомагнитофоном Cartrivision и так далее.

Так вот, прямо в этом боулинг-клубе у меня родилась эта новая, крутая идея. Я собирался пойти домой и начать думать над моей новой разработкой, в которой впервые будет использоваться вывод на телеэкран. Я помню, как давным-давно в школе я задавался вопросом: если я однажды соберу свой собственный компьютер, то смогу ли я сделать так, чтобы он выводил данные на экран. Тогда это было просто немыслимо. Но теперь я понимал, что ситуация изменилась.

Я понял, что начинается новая эпоха.

Я сразу же решил, что займусь созданием своей собственной игры Pong, которую я собирался поставить дома. Это означало, что я должен был ее сначала спроектировать.

Для того чтобы понять, как я это делал, вы должны узнать немного о принципе работы обычного телевизора. Луч в телевизоре крошечными точками рисует на экране картинку по заданной сетке. Слева направо: сначала верхняя линяя точек, затем снова, слева направо, следующая линяя, и так далее. Когда он так отрисовывает все 575 линий, он начинает все заново. Отрисовка каждой линии занимает строго заданное время. Все это и многое другое лежит в основе стандарта Национального комитета по телевизионным стандартам (NTSC), который является стандартом телевещания в США.

Я отлично представлял себе, какие временные параметры нужно соблюсти. Я определил, каким именно образом я мог сделать так, чтобы микросхемы подавали сигнал с такой задержкой, чтобы луч, прорисовывающий линию на экране, поставил на нем точку в нужный момент. Я сделал так, чтобы данные об оставленных на экране точках записывались.

На экране телевизора стандарта NTSC в сумме возможны 300 тысяч различных положений для одной точки, каждое из которых соответствует месту на определенной линии. Также необходимо понимать, что луч попадает на каждую из этих точек в то время, когда телевизор линия за линией, слева направо, сверху вниз, с большой скоростью прорисовывает картинку. Это происходит 60 раз за секунду. Я понял, что смогу разработать схему, которая будет точно вовремя генерировать телесигнал таким образом, чтобы рисовать точки на экране в нужных мне местах.

Я хорошо умел экономить количество используемых микросхем в своих изобретениях. Эта традиция пошла еще с «Крем-соды». Так что я придумал, каким образом я мог бы использовать в моей схеме поменьше микросхем и включить в нее кварцевую микросхему (такую же, как и в моей «синей коробке», по такому же принципу работают ваши наручные часы), которая должна была отвечать за соблюдение временных параметров и вести отсчет.

Телевизоры в то время не имели никаких разъемов. Тогда не было привычных для всех сегодня видеовходов. А мне был необходим видеовход, ведь я собирался создать видеоигру, которая должна была отображаться на телеэкране. Как же я мог выяснить, где в телевизоре сигнал от антенны преобразовывался в картинку?

Тогда все телевизоры продавались вместе со схемой. И если вы понимали электрические схемы и разбирались в электротехнике, то могли изучить все транзисторы, фильтры, катушки и номиналы напряжения, из которых состоял телевизор. По схеме можно было отследить и выяснить, где именно в телевизоре возникал видеосигнал.

Так я нашел тот участок, где сигнал поступал непосредственно в ту часть телевизора, которая отвечала за экран: в этом сигнале, согласно стандарту NTSC, содержались данные о картинке. Я прощупал это место с помощью осциллографа и с помощью нескольких резисторов и тестовых деталей с точностью смог найти тот участок, где формировался видеосигнал. Тогда я просто подвел в это место свой видеосигнал, и отныне я мог выводить на экран все, что мне было нужно.

Я также пропускал телесигнал через такую специальную штуку – модулятор – и затем подавал его на экран. Таким же образом видеомагнитофон, например, запускает видеосигнал на третий канал. Но в тот момент мой метод был для меня более эффективным – он был лучше и проще.

Версия видеоигры Pong, с которой я возился, конечно, не была коммерческой. Я делал ее для себя, у себя дома. Она не имела никакого отношения к компании Atari, и делал ее я где-то за год до того, когда Atari выпустила пользовательскую версию этой игры, которую можно было подключать к телевизору.

Как бы то ни было, в своей версии игры Pong я задействовал двадцать восемь чипов. Фантастика по тем временам – ведь тогда микропроцессоры еще не существовали. Каждый элемент игры должен был быть воплощен в проводах и маленьких логических вентилях – другими словами, в железе. Это была не игровая программа, то есть не компьютерная программа, которую можно было загрузить. Все работало исключительно на железе.

Так вот, я хотел сделать свою версию игры особенной, поэтому помимо вывода счета на экран я запрограммировал эти маленькие микросхемы (они назывались PROM, или ПЗУ «однократного» программирования) на то, чтобы каждый раз, когда кто-то пропускал гол, они выводили на экран слово из четырех букв. Ну, знаете. Вроде ЧЕРТ или БЛИН. Не эти слова, но ведь книгу могут читать дети. Как бы то ни было, я мог легко включать или выключать показ слова из четырех букв специальным переключателем.

Как-то раз, когда я навещал Стива Джобса, который тогда работал в Atari, я показал свою игру нескольким инженерам, и она им очень понравилась. После этого я продемонстрировал ее Элу Элкорну, большой шишке в Atari (он был там вторым после Нолана Бушнелла), и он впечатлился! Они сказали, что эта затея со словом из четырех букв им очень понравилась.

Они сразу же предложили мне перейти к ним на работу, но я резко отказал. Я объяснил им, что не могу уйти из Hewlett-Packard. Это было невозможно. Я планировал остаться в HP до конца жизни. Для инженера вроде меня это была лучшая компания.

Несколько месяцев спустя – естественно, я по-прежнему работал в Hewlett-Packard – мне позвонил мой друг Стив Джобс. Его очень заинтересовал какой-то проект, над которым он работал в Atari. Atari тогда была у всех на виду из-за того, что она своей игрой Pong фактически начала революцию в индустрии игр. Начальником Стива тогда был Бушнелл, и он был просто фантастическим человеком. Стив говорил, что работать с ним просто здорово.

Как бы то ни было, Стив работал тогда в Atari. После того как сотрудники этой компании разрабатывали игры в филиале компании в Грас-Вэлли, они отправляли их Стиву в Лос-Гатос. Он анализировал эти игры и вносил в них, что называется, последние изменения. Все, что могло бы сделать их хотя бы капельку лучше. Или же он выискивал в них баги.

Стив как-то позвонил мне на работу и сказал, что Нолан хочет создать другую игру вроде Pong. Он хотел, чтобы этим занялся я, – ведь он знал, каких успехов я достиг в разработке устройств, в которых использовался минимум микросхем. Нолан сетовал на то, что при разработке игр для Atari использовалось все больше и больше чипов, и в некоторых случаях их количество в одной игре доходило до двухсот. Он хотел, чтобы устройство этих игр было проще. И он знал, что в этом я преуспел.

Стив сказал, что Нолан хотел сделать версию Pong для одного игрока, но с кирпичами, от которых шарик должен был отскакивать назад на дощечку.

«Вот тут-то ты им и понадобишься, – сказал он. – Все верно. Ты идеальная кандидатура».

Я сразу же заинтересовался этим, так как сразу подумал, что если в эту игру можно будет играть в одиночку, а не с кем-то другим, она станет намного веселее. Потому что если шарик, отскакивая, пробивает стенку из кирпичей – помните эту игру? – тогда он сможет заскочить за нее и начать пробивать ее с другой стороны, отскакивая от границы экрана, и так можно будет разрушить еще больше кирпичиков. Игра стала бы чуть сложнее, и для нее не нужен был бы второй человек.

Поэтому, даже не раздумывая, я ответил: «Конечно!»

Затем Стив сказал: «Так вот, есть одна загвоздка. Нужно все это сделать за четыре дня». Ух ты задачка! Тогда игру за четыре дня создать было невозможно. К тому же она должна вся быть построена на «железе». Важен был каждый проводок, и каждое соединение определяло, где именно сигнал будет находиться на экране. Кроме того, между чипами устанавливались тысячи соединений, каждое из них было очень важным. Я понял, что такой график мне ни за что не выдержать. Чтобы сделать эту штуку, обычному инженеру нужно было работать в нормальном графике несколько месяцев.

Я подумал, что я мог бы попробовать управиться с этим быстрее, чем кто-либо другой, но я по-прежнему считал, что создание игры на железе за четыре дня было безумной идеей.

Я принял вызов.

Я разработал эту игру, которую назвал Breakout.

Для начала я стал рисовать схему так, чтобы телевизор заполнил весь экран светом – линия за линией. Работая над этим проектом, я не спал четыре дня подряд. Днем я чертил схемы на бумаге, прорисовывая их с достаточной тщательностью для того, чтобы любой инженер мог по ним без проблем начать сборку. Ночью Стив соединял чипы проводками особым методом, который называется монтаж накруткой. При монтаже накруткой микросхемы соединяются друг с другом проводами без пайки. Я лично предпочитаю пайку, потому что схема получается чище, компактнее и плотнее. Но к монтажу накруткой по-прежнему прибегают многие специалисты. Не спрашивайте почему.

При монтаже схемы накруткой слышен жужжащий звук маленького электромоторчика, который наматывает проводок на крошечный контакт. В течение примерно одной секунды специальный пистолет наматывает проводок вокруг контакта примерно в десять витков. Затем то же самое с другим контактом. И со следующим. И так далее. На самом деле результат получается достаточно неряшливым, и проводки с контактов торчат отовсюду. Но, как я уже сказал, именно этот способ по-прежнему используют многие специалисты. Я не знаю почему, но это так.

Так вот, затем Стив изготавливал макет печатной платы – то есть располагал все компоненты, провода, чипы и все остальное на плате-прототипе – и монтировал это все с помощью накрутки.

Забавно, что когда ты не спишь подолгу, твой мозг может выдавать самые неожиданные творческие решения – такие, на которые он способен только тогда, когда сознание находится между сном и бодрствованием.

Так, например, я помню, как однажды ночью Стив говорил что-то насчет того, что Atari в скором времени планировали начать использовать микропроцессоры в своих играх.

Я тогда еще не был в курсе, что именно собой представлял микропроцессор, но знал достаточно, чтобы понять, что таким образом они собирались засунуть внутрь практически миниатюрный компьютер. И я подумал: ух ты, крошечный компьютер будет находиться внутри каждой игры. Значит, либо этот компьютер должен принимать все решения в этой игре, либо игра станет использовать всю мощь микропроцессора.

Я представлял себе, что будет, если однажды игры будут управляться с помощью микропроцессоров. Меня словно в кресле подбросило – мысленно. Открывалось так много возможностей.

На следующую ночь наши знакомые заклеили телеэкран цветным целлофаном, и наша игра выглядела так, будто она была цветной. Когда действие переходило на другую сторону экрана, цвета на нем как будто менялись. И я подумал: «Боже мой, цветные компьютерные игры – это было бы так здорово, это было бы просто невероятно!»

Я часто подсаживался слева за монтажный стол, когда мы занимались макетированием. И я тогда думал, что вроде бы знаю, как волны на осциллографе могли бы выглядеть в цвете. Я мог себе это представить. Так, например, одна волна могла бы отвечать за «сдвиг по фазе». Цветной телевизор работает таким образом, что у него есть одна волна строго заданной частоты с определенным количеством колебаний в секунду – примерно 3,7593 циклов в секунду. Отлично.

Согласно теории фазового сдвига, телевизор, сделанный в США, в этом случае должен был показать этот сигнал в цвете. И с помощью сложных математических вычислений и схем можно было задавать нужные сдвиги по фазе, которые сделали бы доступным любой цвет. (К тому же сам сигнал, поступающий в телевизор, мог быть повышенного или пониженного напряжения. Высокое напряжение отвечало бы за светлые – в сторону белого – цвета, а низкое – за темные – в сторону черного.)

Так вот, каким-то странным образом у меня в голове родилась идея: если взять обыкновенную цифровую микросхему, которая работает с нулями и единицами, а не с сигналами и если бы можно было пустить на нее сигнал из четырех битов – скажем, 1, 0, 1, 0 (чередуя повышенное и пониженное напряжение), – то на выходе получались бы четыре нуля. Они означали бы просто черный экран. Допустим, мы подаем на вход четыре единицы. Тогда экран становится белым. Теперь подадим 1, 0, 1, 0, и он станет серым. Таким образом можно было подавать регистры в строго заданной частоте, и именно так в США формировались телевизионные частоты, которые давали цветную картинку на большинстве телевизоров. К этому можно было бы еще добавить небольшой фильтр, который сглаживал бы переходы, – так же устроены и обычные волновые телевизоры. Согласно идее, которую я обдумывал, можно было сдвигать этот регистр в одну сторону и получать на экране фиолетовый цвет, в другую – красный.

Представьте себе, одна крошечная микросхема, понимавшая только нули и единицы, могла бы делать то, что делали целые аналоговые цветные телевизоры! Устройство телевизоров значительно упростилось бы, и повысилась бы их точность.

Это было потрясающе: ведь тогда цветные телевизоры работали с электронными контурами, которые были намного сложнее, чем устройство любого компьютера. Забавно было то, что эта идея пришла мне в голову в самый разгар работы той ночью в офисе Atari. Я тогда не стал ее проверять, но спрятал в своем сознании в надежное место. И в конце концов именно так стали работать цветные мониторы персональных компьютеров во всем мире. Благодаря одной шальной мысли, которая закралась мне в голову той ночью.

Когда ждал, пока Стив закончит макетирование, я не только думал, а еще и много играл в игру, которую тогда считал лучшей в мире: Gran Trak 10.

За те две ночи я достиг в ней таких успехов, что когда много лет спустя я обнаружил такую же в одной пиццерии, я смог там каждый раз набирать столько очков, сколько нужно было, чтобы получить пиццу бесплатно. После того как я там дважды бесплатно отобедал, они были вынуждены от этой игры избавиться.

Возможно, вам покажется странным, что вместо того, чтобы вздремнуть пару часиков, я тратил время на Gran Trak 10 – игру с гоночными машинами, которую я обожал. Это потому, что Стив в любой момент мог позвать меня и сказать: «Ладно, с макетом покончено. Давай приступим к тестированию». Я должен был быть рядом с ним – ведь именно я знал каждую особенность электронной схемы, которую спроектировал.

В итоге я действительно каким-то образом умудрился закончить этот проект за четыре дня, и все работало как надо.

Мы со Стивом в результате оба заработали мононуклеоз. Вся схема была построена на сорока четырех микросхемах, Стив отдал мне половину из семисот баксов, которые они ему за все это заплатили. (Размер оплаты определялся количеством чипов, которые я использовал: чем меньше их было, тем больше платили.) Позже я узнал, что ему заплатили за это немного больше – несколько тысяч долларов, а не семьсот, как он тогда мне сказал. Но мы были просто мальчишками. Ему заплатили одну сумму, мне он назвал другую. Он меня обманул, и меня это задело. Но я не стал из этого раздувать скандал.

Моральная сторона вопроса всегда имела для меня большое значение, и я по-прежнему не могу понять, как он мог получить одну сумму денег, а мне сказать, что получил другую. Но, вы знаете, все люди разные. И я ни в коем случае не жалею о том, что я тогда решил заняться этим проектом для Atari со Стивом Джобсом. Он был моим лучшим другом, и я по-прежнему с ним связан крепкими узами. Я всегда желал ему только добра. И тот проект был просто замечательным, я занимался им с большим удовольствием. Как бы то ни было, в дальнейшем по поводу всего, что касалось денег, мы со Стивом отлично поладили, когда приступили к созданию Apple. В любом случае, никакого осадка от того эпизода не осталось.

Стив и я были лучшими друзьями очень-очень долго. У нас в жизни были одинаковые цели. Они самым замечательным образом привели к основанию компании Apple. Но как люди мы с ним всегда были разными, с самого начала нашего знакомства.

Знаете, странно, но как раз тогда, когда я начал работать над тем, что потом станет известно как печатная плата компьютера Apple I, у меня в голове появилась мысль о двух друзьях, которые умрут в один день. Один из них был очень успешным, все время руководил компаниями, управлял ими, старался делать так, чтобы они приносили прибыль, и ставил продажи во главу угла. А другой просто оттягивался, у него было немного денег, он любил шутки, следил за появлением новых устройств, рождением новых технологий и вообще всем тем, что было ему интересно, – просто жил играючи.

В моем представлении тот парень, который жил легко, должен был быть счастливее. Я так по-прежнему считаю. Я думаю, что счастье – самое важное в жизни, те самые положительные ощущения. Тот, кто особенно не заморачивается, всегда счастлив. Я именно такой человек, и я хотел бы оставаться таким и всегда хотел прожить жизнь именно так.

Вот почему я никогда не переживал по поводу неурядиц, как та, связанная с разработкой игры Breakout. Вы, конечно, можете с этим не согласиться – можно, конечно же, было рассориться. Но все равно не стоит держать друг на друга зла. Мы были просто разными людьми. Именно так нужно жить, и так можно оставаться счастливым.

Я для себя это решил еще до того, как мы со Стивом основали компанию Apple.

Глава 10

Моя великая идея

Я помню день, когда началась компьютерная революция, изменившая жизнь людей во всем мире.

Это случилось в марте 1975 года, на первом собрании странной группы чудиков, называвшей себя «Клуб самодельных компьютеров». В клубе состояли люди, увлеченные новыми технологиями и возможностями, которые открывались благодаря им. Большинство участников были молоды, хотя некоторые уже достигли довольно преклонного возраста. Все мы казались типичными инженерами, приличных на вид людей среди нас не было. Ха-ха. Так мы и были инженерами! Мы собирались в гараже безработного инженера по имени Гордон Френч.

Сразу после первого собрания я начал проектировать компьютер, который потом стал известен как Apple I. Вот как этот клуб на меня повлиял!

Практически с самого начала целью клуба было внедрение технологий в жизнь обычных людей. Мы хотели добиться, чтобы компьютеры были доступны простым людям – и в смысле цены, и в смысле удобства пользования. Ту же цель преследовал и я, причем уже несколько лет. Так что клуб стал для меня вторым домом.

Постепенно цели нашего «Клуба кустарей» расширялись. Прошло немного времени, и мы уже заговорили о новом мире, в котором компьютер мог быть у каждого, где им мог пользоваться каждый вне зависимости от профессии и достатка. Мы хотели, чтобы компьютеры были доступны и меняли жизнь людей.

В «Клубе самодельных компьютеров» все считали компьютеры благом для человечества, инструментом социальной справедливости. Мы были уверены, что недорогие компьютеры дадут людям возможность заниматься тем, чем они не могли заняться прежде. В то время компьютер могли себе позволить лишь крупные компании, им было доступно все то, чего не было и у более мелких компаний, и у обычных людей. Мы же собирались изменить ситуацию.

Мы были революционерами. Большие компании вроде IBM и Digital Machines не услышали наш манифест и не сообразили, насколько могущественной может оказаться концепция маленького компьютера. Они видели маленькие компьютеры для энтузиастов, которые мы разрабатывали, и считали, что это лишь игрушки, что большой бизнес на них не построишь. Они даже не представляли, во что они могут превратиться.

Мы много говорили о своей роли в революции. Мы собирались изменить образ жизни и взаимодействия людей – навсегда, сильнее, чем можно было себе вообразить.

Конечно, мы обсуждали и конкретные компоненты, благодаря которым компьютеры станут работать быстрее, и технические решения, и примочки. Мы говорили об утилитарных возможностях применения компьютеров. Мы считали, что компьютеры будут задействованы для таких странных целей, как управление освещением в доме. Тогда это было невозможно. Но все чувствовали, что грядут серьезные перемены. Мы не всегда могли облечь свои идеи в нужные слова, но мы верили в них.

Итак, почти все крупные компьютерные компании официально заявляли, что то, чем мы занимаемся, – несерьезно. Они ошибались, а мы были правы – причем с самого начала. Но тогда даже мы не представляли себе, насколько окажемся правы и каким колоссальным феноменом станут домашние компьютеры.

Мое участие в «Клубе кустарей» началось с забавной истории. Помните Аллена Баума, который снова и снова возникал в моей жизни в самые важные ее моменты? Это мой друг, который работал со мной в Sylvania; это с подачи его отца я разработал глушилку для ТВ; это он устроил тот прикол в школе Хоумстед вместе со мной и Стивом Джобсом; и это он помог мне попасть на работу мечты в Hewlett-Packard.

В то время я еще работал в HP. Однажды мне в офис позвонил Аллен. Тот его звонок изменил всю мою жизнь – ведь именно благодаря ему я познакомился с «Клубом самодельных компьютеров».

Аллен сказал что-то вроде: «Слушай, я тут нашел в HP листовку, приглашают на собрание людей, которые собирают ТВ-терминалы, видеотерминалы и прочие штуки».

О ТВ-терминалах я кое-что знал. К тому моменту – а это было в 1975 году – я выполнил кучу разных проектов на стороне и многое узнал о том, как выводить данные с компьютеров на телевизоры. Я не только разработал свою версию игры Pong и Breakout, игру для Atari, но и собрал терминал с доступом к ARPANET – правительственной сети компьютеров, которая была предшественницей Интернета. Мой терминал мог выводить на экран буквы со скоростью до 60 символов в минуту. Да, сейчас кажется, что это медленно, но это было в шесть раз быстрее большинства тогдашних телетайпов и гораздо дешевле. Системы телетайпа стоили тысячи долларов – для простого инженера это было слишком. Я же создал свою систему на основе телевизора Sears и дешевой клавиатуры от печатной машинки за 60 долларов.

Я подключил видеокабель к контрольному выводу домашнего телевизора – так же, как и в моей версии Pong, и в видеомагнитофоне Cartrivision. Сам разъем я нашел в принципиальной схеме телевизора.

Кстати, если бы Аллен сказал мне, что в клубе увлекаются микропроцессорами, наверное, я не стал бы туда ходить. Уверен, что не пошел бы. Я был робким парнем, и мне казалось, что я совсем мало знаю о свежих компьютерных разработках. О компьютерах я к тому времени вовсе не думал, с головой уйдя в работу над своими прекрасными калькуляторами. Я даже не следил за тем, что происходит в компьютерном мире. Представьте себе, я даже не понимал, что это за штука такая – микропроцессор.

В общем, я был уверен, что обсуждать будут терминалы для ТВ, и подумал: «Да, можно сходить и что-нибудь рассказать».

Преодолев робость, я все-таки отправился туда. Это решение изменило все. Тот вечер оказался одним из самых важных в моей жизни.

И снова о «Клубе»

В этом самом «Клубе самодельных компьютеров», в котором я состоял с марта 1975 года, зародилась не только Apple, но и другие компьютерные компании. Это была просто кузница революционеров. В числе других участников, основавших свои компьютерные компании, – Боб Марш и Ли Фельзенштейн (Processor Technology), Адам Осборн (Osborne Computers). И, разумеется, мы со Стивом Джобсом (который присоединился позже, когда я его позвал). Когда-то я написал статью о роли Клуба в компьютерной революции. Вы можете найти ее по адресу:

http://www.atariarchives.org/deli/homebrew_and_how_the_apple.php.

На первое собрание в гараже в Менло-парк пришло около тридцати человек. На улице было холодно, накрапывал дождик, но двери были распахнуты настежь. Внутри стояли ряды стульев. Я нашел себе место и начал с интересом слушать эту грандиозную дискуссию.

На собрании обсуждали какой-то недавно поступивший в продажу микропроцессорный комплект для компьютера. И все были очень этим взбудоражены. У кого-то я заметил журнал Popular Electronics, на обложке которого и красовался компьютер. Назывался он «Альтаир», а выпускала его компания из Нью-Мексико под названием MITS. Детали можно было купить по отдельности и собрать из них собственную машину.

Оказалось, что все эти люди – фанаты «Альтаира», а вовсе не ТВ-терминалов. Они бросались словами и терминами, каких мне в жизни не доводилось слышать. Они говорили о процессорных чипах вроде Intel 8080, Intel 8008, 4004, а я даже не понимал, что это такое. Ведь я три года разрабатывал калькуляторы.

Я чувствовал себя не в своей тарелке! Думал, что мне здесь не место, и проклинал Аллена Баума. Когда пришлось представляться, я заявил: «Я Стив Возняк, я занимаюсь калькуляторами в HP, а еще разработал видеотерминал». Не помню, сказал ли я что-либо еще, потому что необходимость выступить на публике выбила у меня почву из-под ног. После этого мы все записали на листке бумаги свои имена, обозначили свои интересы и свои таланты. (Теперь тот листок стал знаменитым, его можно найти в Интернете.) Я написал: «У меня очень мало свободного времени».

Забавно, правда? Сейчас я ужасно занят, люди постоянно просят у меня автографы и все такое. Но тогда я был загружен не меньше: я все время работал над разными продуктами, проектировал на работе, проектировал дома. Мне кажется, я не слишком изменился с тех пор.

Короче говоря, я был напуган и не чувствовал себя своим среди этих людей. Но затем все очень удачно повернулось. Какой-то парень стал раздавать собравшимся листочки с техническими спецификациями микропроцессора 8008, разработанного компанией из Канады. (Это была почти точная копия, клон микропроцессора Intel 8008.) Я взял эту бумажку домой, решив: ну что же, хоть в чем-нибудь да разберусь.

Той ночью я изучил характеристики микропроцессора и увидел, что к нему есть инструкция, как добавить данные из памяти в регистр А. Минуточку! А с помощью другой инструкции можно было вычесть содержимое памяти из регистра А. Вот как! Наверное, для вас это все темный лес, но я точно понимал, что означают эти инструкции, и это было поразительное открытие. Ведь мне тут же пришло в голову, что с помощью точно таких же инструкций проектировал на бумаге все свои мини-компьютеры в школе и колледже. И все они очень напоминали этот процессор.

Только теперь все части центрального процессора находились на одном чипе, а не на нескольких. Это и был микропроцессор. А еще к его разъемам можно было подключать разные другие компоненты, например чипы памяти.

Тогда я сообразил, что это за «Альтаир», которым все на собрании так восхищались. Он был в точности таким же, как компьютер «Крем-сода», который я разработал пятью годами ранее! Ну почти таким же. Разница заключалась в том, что у «Альтаира» был микропроцессор – центральный процессор на одном чипе, – а в моем компьютере он состоял из нескольких чипов. Кроме того, «Альтаир» можно было купить в магазине – кажется, за 379 долларов. Других отличий не было. А ведь я спроектировал свой компьютер за пять лет до того, как «Альтаир» попался мне на глаза.

Казалось, я всю жизнь шел именно к этому моменту. Я перестраивал свой мини-компьютер, выводил данные на экран в Pong и Breakout, разработал ТВ-терминал. Занимаясь «Крем-содой» и другими компьютерами, я научился подключать память и собирать работоспособную систему. Я понял: мне нужны только этот канадский процессор или его аналог, и еще несколько чипов памяти. И тогда у меня будет компьютер, о котором я всегда мечтал!

Черт возьми! Я могу сам собрать компьютер и запрограммировать его делать любые клевые штуки. Веселья хватит до конца жизни.

Мне не было нужды тратить 400 долларов на «Альтаир» – эту разрекламированную кучку чипов в металлическом корпусе с лампочками. А ведь примерно столько я зарабатывал после уплаты налогов. Но при этом, чтобы сделать на «Альтаире» хоть что-нибудь интересное, нужно было потратить гораздо больше – сотни, а может быть, и тысячи долларов. Кроме того, я уже прошел этот этап, работая над компьютером «Крем-сода», и уже тогда мне это наскучило. Зачем возвращаться назад, если можно идти вперед? Теперь «Крем-сода» стал для меня стартовой площадкой, не более того.

Тогда я решил: у меня есть возможность собрать полноценный компьютер, какой мне всегда хотелось. Достаточно было обзавестись микропроцессором, чтобы собрать совсем маленький компьютер и писать для него программы – игры и симуляции, которые мне нужны были по работе. Возможностям не было предела. И не надо было покупать «Альтаир»! Я бы разработал его сам с нуля.

Той ночью после собрания у меня в голове что-то щелкнуло, и я ясно увидел всю эту концепцию персонального компьютера. Сразу и целиком.

И той самой ночью я начал делать наброски компьютера, потом ставшего известным как Apple I. Сейчас кажется, что это был быстрый проект. Чтобы спроектировать компьютер на бумаге, понадобилось лишь несколько часов, но лишь через несколько месяцев я смог заполучить все нужные детали и изучить их спецификации.

У меня была масса причин заняться этим проектом. Прежде всего это был шанс показать людям из «Клуба», что вполне возможно самому собрать доступный компьютер – настоящий компьютер, на котором можно программировать, – по цене «Альтаира» и всего из нескольких чипов. И это был прекрасный способ продемонстрировать свои реальные таланты, умение изобретать хитроумные, экономичные и доступные схемы из минимального количества деталей.

А еще я разрабатывал Apple I потому, что хотел подарить его людям. На следующем собрании я раздал чертежи своего компьютера.

Для меня это был способ установить контакт и заслужить признание. Мне нужно было что-то создать, чтобы показать это другим. И я хотел, чтобы инженеры из нашего клуба собирали компьютеры для себя, а не покупали раскрученные процессорные комплекты типа «Альтаира». Я хотел, чтобы они поняли: они могут не зависеть от производителей «Альтаира», от его сложной системы лампочек и переключателей. К тому моменту все компьютеры были похожи на кабину самолета. «Крем-сода» не был исключением: куча тумблеров, которыми нужно было управлять, и сигналов, которые надо было научиться понимать.

А они могли собрать компьютер, работающий с телевизором и имеющий клавиатуру, как печатная машинка. Компьютер, который я так четко себе представлял.

Я уже спроектировал терминал, на котором можно было печатать обычные слова и предложения и передавать их на удаленный компьютер, а тот мог отправлять эти слова на телеэкран. Я решил, что надо лишь добавить компьютер – микропроцессор и память – в тот же корпус, в котором работал мой терминал.

Почему бы вместо удаленного компьютера не запустить маленький микропроцессор?

Я подумал: если у нас уже есть клавиатура, то зачем нам отдельная панель управления? Можно было печатать слова и сразу видеть их на экране.

Сейчас говорят, что идея объединить мой терминал с микропроцессором была совершенно оторвана от жизни. Наверное, многим бы тогда так и показалось. Но для меня это был просто следующий логический шаг.

Тот первый компьютер Apple – хотя он еще так не назывался и вообще был безымянным, – как раз тот случай, когда все встает на свои места. И вот что я еще вам скажу. До Apple I у всех компьютеров были сложные панели управления и никаких экранов и клавиатур. После Apple I все стало с точностью до наоборот.

Позвольте немного рассказать вам о первом компьютере и о том, как я разработал его.

Сперва я набросал механизм его работы на бумаге. Точно так же я проектировал мини-компьютеры в школе и колледже, только до их физического воплощения так дело и не дошло. Затем нужно было решить, какой центральный процессор я задействую. Процессор «Альтаира» – Intel 8080 – стоил больше, чем я платил в месяц за квартиру. К тому же простые люди не могли купить один или несколько таких процессоров – они продавались партиями и только компаниям.

Но, к счастью, я рассказал о «Клубе самодельных компьютеров» и о своих планах соседям по офису в HP. Тогда у Майрона Таттла возникла идея. (Помните его? Это его самолет чуть не потерпел катастрофу, когда я был на борту.) Он сообщил мне, что сотрудники HP могут покупать продукцию Motorola на особых условиях. Примерно за 40 долларов я мог купить микропроцессор Motorola 6800 и еще пару чипов. Черт, как дешево! Так что с процессором я определился очень быстро.

Довольно быстро я осознал и то, что калькуляторы HP – это тоже компьютеры. Ровно в той же степени, как «Альтаир», «Крем-сода» и так далее. У калькулятора были свои процессор и память. Но он имел одну особенность, отличавшую его от компьютеров того времени. После включения калькулятор был уже готов к работе: сразу, автоматически запускалась встроенная программа, и можно было вводить числа. Скажем, вы нажимаете «5». Процессор видит, что нажата клавиша, и спрашивает себя: это 1? Нет. 2? Нет. 3, 4… Это 5. И он выводит 5. Программа для этих операций была записана на трех маленьких чипах постоянной памяти (ROM), которые сохраняют данные даже при выключении питания.

Я пришел к выводу, что мне нужно найти чип ROM и написать такую же программу, выполняющуюся сразу после включения и позволяющую компьютеру загружаться автоматически. (При работе на «Альтаире» или на моем компьютере «Крем-сода» нужно было сначала установить выключатели в нужное положение, а потом полчаса вводить программу.) В Apple I я хотел упростить введение программы в память. Она должна была объяснить компьютеру, как считывать данные с клавиатуры, позволить вам вводить данные в память, видеть, что записано там, и запускать другие программы.

Если на «Альтаире» для загрузки программы требовалось около получаса, на Apple I с его клавиатурой это занимало меньше минуты.

Что такое ROM?

ROM – постоянная память – может быть запрограммирована только один раз и будет хранить информацию даже после выключения компьютера. На чипе ROM обычно записываются программы, которые компьютеру необходимо помнить всегда: что делать, когда он включается, что выводить на экран, как распознавать подключенные устройства вроде клавиатуры, принтера и монитора. Разрабатывая Apple I, я позаимствовал идею создания такой программы в ROM из калькуляторов HP.

Чтобы понять, что загружено в память «Альтаира», порой надо было полчаса разглядывать его лампочки. В Apple I хватало и секунды – одного взгляда на экран телевизора.

Я назвал свою маленькую программу «монитором», потому что в основном она занималась отслеживанием ввода с клавиатуры. Это ключевой момент – ведь конечной целью моего компьютера было написание программ. Если конкретнее, то я хотел запускать на нем «Фортран» – популярный в то время язык программирования.

Таким образом, идея состояла в том, чтобы заменить большую панель управления – похожую на кабину самолета, со всеми ее лампочками и переключателями – одной маленькой программой. Данные можно было вводить с настоящей клавиатуры и видеть результаты на настоящем экране.

С тех пор у каждого компьютера есть клавиатура и экран. Вот как кардинально все изменила моя идея.

У меня был свой стиль проектирования: прежде чем приступить к работе, я тратил массу времени на подготовку. Теперь, когда я почувствовал уверенность, что сделать компьютер реально, я начал искать информацию обо всех компонентах и чипах, которые могли бы пригодиться при его сборке.

Я ехал на работу утром – иногда даже в 6.30 утра – и там, сидя в одиночестве, быстро прочитывал инженерные журналы и инструкции к чипам. Я изучал спецификации и чертежи интересующих меня чипов, вроде того процессора Motorola за 40 долларов, о котором рассказал Майрон. Все это время я мысленно прорабатывал проект.

У Motorola 6800 было 40 коннекторов, и мне нужно было знать точно, как работает каждый из них. Поскольку я занимался этим только в свободное время, процесс затянулся надолго. Прошло несколько недель, а до конструирования так и не дошло. Наконец как-то ночью я начертил схему на бумаге. Наброски я делал и прежде, теперь же тщательно зарисовал все на своей чертежной доске в Hewlett-Packard.

Теперь до сборки компьютера оставался всего один шаг. Не хватало лишь комплектующих.

Мне стали попадаться статьи, в которых говорилось, что вскоре на выставке WESCON в Сан-Франциско будет представлен новый, гораздо более совершенный процессор. Они привлекали мое внимание еще и потому, что этот новый микропроцессор – 6502 производства компании MOS Technologies из Пенсильвании – был совместим с процессором Motorola 6800, положенным мной в основу компьютера, и повторял его электрическую схему. То есть я мог воткнуть его, не переделывая свою конструкцию.

А затем я услышал, что он будет продаваться с прилавка MOS Technologies на выставке. Вот как этот микропроцессор попал в Apple I: его было очень легко заполучить.

Более того, его цена была вдвое меньше той суммы, в которую обошелся бы мне процессор Motorola, даже если бы я покупал его на особых условиях для HP.

Выставка WESCON проходила 16–18 июня 1975 года в знаменитом выставочном центре Cow Palace в Сан-Франциско. Я с приятелями поехал туда и выстоял очередь перед столом MOS Technologies. Парень по имени Чак Педл торговал чипами с лотка.

Я тут же купил несколько штук по 20 долларов и руководство к ним за 5 долларов.

Теперь у меня было все необходимое для сборки компьютера.

Пару дней спустя на собрании «Клуба самодельных компьютеров» еще несколько человек радостно продемонстрировали свои процессоры 6502. Я не представлял, что они собираются с ними делать, но знал, чем займусь я сам.

Чтобы собрать компьютер, я разложил все детали на столе. Сборкой я занимался в своей кабинке в HP. Обычно после работы я ехал домой, разогревал готовый ужин в микроволновке или готовил спагетти, а потом снова ехал в офис (дорога занимала минут пять), проходил пост охраны и сидел там допоздна. Наверное, мне нравилось работать над проектом именно в HP, потому что там царил дух инженерии. И когда приходило время тестировать сборку или паять, можно было воспользоваться местным оборудованием.

Сначала я изучил свою схему на бумаге и точно определил, где и как размещу чипы на плате, чтобы перемычки между ними были короче и аккуратнее выглядели. Я собрал и разложил детали так, как они должны были размещаться на плате.

Большинство чипов были из видеотерминала, который я собрал для работы с ARPANET. Кроме того, у меня были микропроцессор, гнездо для еще одной платы с чипами памяти RAM и два периферийных адаптера для подключения процессора 6502 к терминалу.

Для всех чипов я задействовал гнезда, потому что был просто помешан на них – еще со времен работы в Electroglas, где припаянные чипы было не так-то просто извлечь и поменять. Я же хотел, чтобы это было легко.

Также у меня была пара гнезд для чипов памяти PROM. В этих чипах можно было хранить данные в виде маленькой программы, которая не стиралась при выключении компьютера.

У меня в лаборатории было два чипа PROM, на которых могло храниться 256 байт данных. Их было достаточно для крохотной программы. (Сегодня-то программы весят в миллионы раз больше.) Это настолько малый объем памяти, что в текстовом редакторе его хватит лишь на одно предложение.

Я решил записать на эти чипы свою программу-монитор, позволяющую использовать клавиатуру вместо панели управления.

Что такое ARPANET?

Это сокращение от Advanced Research Projects Agency Network – «Сеть агентства передовых исследовательских проектов». ARPANET разрабатывалась Министерством обороны США и стала первой рабочей сетью на основе пакетной коммутации, способной связывать компьютеры по всему миру. Затем она превратилась в то, что сегодня известно под названием Интернет.

ARPANET и Интернет основаны на передаче данных по принципу «пакетной коммутации». Компьютер разбивает фрагмент данных на пакеты, которые можно отправлять по разным линиям связи и затем собирать воедино на другом конце. До этого основным методом была коммутация каналов. Это было похоже на старые телефонные системы начала XX столетия. Каждому звонку соответствовал отдельный канал, и весь сигнал шел только по нему.

Использование пакетной коммутации – феноменальный прорыв, благодаря которому и стал возможен Интернет.

Чтобы подключить чипы в компьютере – спаять все вместе, – мне потребовалась одна ночь. Еще несколько вечеров я писал 256-байтную программу – причем в буквальном смысле, ручкой на бумаге. У меня здорово получались компактные программы, но здесь была непростая задача даже для меня.

Это была моя первая программа для микропроцессора 6502. Тогда нормальные люди писали программы так: они платили за компьютерное время, за использование терминала и печатали программу. Терминал был подключен к дорогущему здоровенному компьютеру, стоявшему где-то еще. И вот этот компьютер распечатывал вашу программу в виде нулей и единиц, которые микропроцессор мог распознать.