Стив Джобс и я: подлинная история Apple Возняк Стив
Но я хотел больше слотов – восемь.
Мне казалось, что в будущем людям понадобится много чего, и ни за что нельзя их ограничивать.
Обычно со мной очень легко договориться, но тут я сказал: «Если хочешь именно этого, пойди и купи себе другой компьютер». Сократив число слотов с восьми до двух, я не сэкономил бы ни одного чипа, и я знал, что люди вроде меня обязательно придумают, что бы еще такого добавить в свой компьютер.
Тогда мое положение позволяло мне настаивать на этом. Правда, потом все изменилось. Через пару лет Apple начала работать над компьютером Apple III, который оказался катастрофой. И слотов в нем было меньше.
Но в 1976 году я выиграл спор: Apple II был спроектирован и вышел на рынок именно таким, каким я хотел его видеть.
Я помню, как однажды пришел в HP – я еще работал там – и показал другим инженерам Apple II. Я продемонстрировал, как он рисует цветные спирали. Коллеги говорили мне, что это лучший продукт из всех, которые они когда-либо видели. Но компания так и не могла понять, как выпустить такой продукт, как правильно реализовать такой проект.
Однажды мой шеф Пит Дикинсон сказал мне, что в моем калькуляторном отделе подготовлен новый проект, который получил одобрение сверху: создать небольшую настольную машину с микропроцессором, памятью DRAM, небольшим экраном и клавиатурой. Они даже выделили пять человек, чтобы написать «Бейсик» для этого компьютера.
И ведь все они знали, чего я добился с Apple I и тем более Apple II. Но они начали этот проект без меня! Почему? Не знаю. По-моему, они просто увидели, что я уже сделал все то, что хотели сделать они.
Но я все-таки поговорил с руководителем проекта, Кентом Стоквеллом. Хотя я уже разработал Apple I и Apple II, я так хотел заняться компьютером HP, что был готов на все. Я даже согласился бы стать скромным инженером, ответственным за интерфейс для принтера. На любое, самое маленькое задание.
Я сказал Кенту: «Мне интересны исключительно компьютеры. А не калькуляторы».
Через несколько дней мое предложение снова отклонили.
Я до сих пор думаю, что HP совершила огромную ошибку, отказавшись привлечь меня к компьютерному проекту. Я был ужасно лоялен HP. Я хотел работать там всю свою жизнь. Если ваш сотрудник говорит, что устал от калькуляторов, но очень продуктивен в создании компьютеров, вам стоит отправить его туда, где он принесет больше пользы. Туда, где он счастлив. Единственное мое предположение – начальники разного уровня, участвовавшие в этом проекте, почувствовали, что их позиции могут пошатнуться. Я ведь уже создал компьютер с нуля. Может быть, они игнорировали меня, потому что я сделал это в одиночку. Не знаю, что они там думали.
Но им следовало бы спросить себя: «Как нам подключить Стива Возняка? Да пусть займется какой-нибудь мелочью, хоть интерфейс для принтера разработает». Но им и в голову не пришло направить меня туда, где я был бы счастливейшим человеком на свете.
Как я уже говорил, нам нужны были деньги. И я это знал, и Стив это знал.
Так что летом 1976 года мы начали общаться с потенциальными инвесторами, показывая им цветной Apple II в гараже Стива.
Одним из первых его увидел Чак Педдл. Помните такого? Тот парень из MOS Technologies, что продал мне процессор 6502, на котором я построил Apple I.
К этому моменту Чак работал в Commodore. Эта компания производила бытовую электронику и, по слухам, искала модель персонального компьютера, которую могла бы продавать. Помню, меня поразила встреча с ним, ведь его чип MO 6502 сыграл такую огромную роль в моем Apple I. Мы открыли гараж Стива, и Чак прошагал туда в костюме и ковбойской шляпе. Я был ужасно взволнован и с нетерпением ждал, когда же покажу ему Apple II. Я считал его очень важным человеком.
Я ввел несколько программ на «Бейсике», продемонстрировал цветные спирали на экране, показал, сколько в компьютере чипов, как он работает и все остальное. Просто чтобы он понял, что мы делаем. Чак был в хорошем настроении, много смеялся и улыбался. Он сказал, что нам стоит устроить презентацию для больших шишек из его компании, и мы это сделали несколько недель спустя.
Никогда не забуду, как в том конференц-зале Стив Джобс выступил с заявлением, которое мне показалось совершенно возмутительным. Он сказал: «Вам наверняка захочется купить этот продукт – за несколько сотен тысяч долларов».
Мне было очень неловко. Вот стоят два совсем безденежных парня, и им еще только предстоит доказать хоть кому-то, что их проект способен принести прибыль. Стив же пошел дальше: «Несколько сот тысяч долларов, и вы должны дать нам работу в этом проекте».
И мы ушли. А через несколько дней услышали их решение: лучше разработать свою собственную машину, это будет дешевле. Им не нужна была поддержка цвета, звука и графики, все эти модные и классные штуки, что мы разработали. Чак Педдл сказал нам в гараже, что, по его мнению, они смогут разработать собственный компьютер за четыре месяца. Я не представлял себе, как это возможно, но, полагаю, после того как он увидел Apple II, это стало гораздо проще.
Я увидел Commodore PET – компьютер, который они создали так быстро, – на компьютерной выставке Западного побережья спустя несколько месяцев. И меня чуть не стошнило. Они пытались соорудить подобие того, что Чак увидел в гараже – с монитором, поддержкой программирования, клавиатурой, – но в итоге выпустили просто отстойный продукт, потому что поставили слишком короткие сроки. А они ведь могли заполучить Apple. Они могли заполучить все, если бы были дальновиднее.
Забавно вот что: Apple II оказался одним из самых успешных продуктов всех времен, но он не был защищен никаким авторским правом и никакими патентами. Никаких секретов. Мы просто показывали его всем подряд.
Когда Commodore отказалась от нас, мы отправились в гости к Элу Элкорну. Он был одним из основателей Atari вместе с Ноланом Бушнеллом, и это он двумя годами ранее нанял Стива в Atari – заниматься видеоиграми.
Я был в курсе, что Эл меня знает. Он знал, что я разработал Breakout – версию Pong для одного игрока. Помню, меня впечатлила обстановка в его доме: у Эла был один из первых цветных проекторов. Черт, это был 1976 год, и, наверное, он был одним из первых людей, купивших такой проектор. Это было классно.
Но он сказал нам, что Atari слишком сосредоточена на рынке видеоигр, чтобы заниматься компьютерными продуктами.
Через несколько дней начали появляться венчурные капиталисты, которых пригласил Стив. Одним из них был Дон Валентайн из Sequoia. Он был чересчур высокомерен.
«Каков рынок?» – спросил он.
«Примерно миллион», – ответил я.
«Откуда ты знаешь?»
Я объяснил, что на рынке любительского радио около миллиона пользователей, а наш рынок должен быть не меньше.
В общем, Дон не стал с нами работать, но помог выйти на парня по имени Майк Марккула. Ему, по словам Дона, было всего тридцать, но он уже уволился из Intel и был увлечен новыми устройствами. Возможно, Майк знал, что с нами делать.
Когда я впервые встретил Майка, я подумал, что это милейший человек. Правда-правда. Он был еще молод, и у него был красивый дом на холме неподалеку от Купертино; прекрасный вид, чудесная жена и все такое.
Но, главное, ему действительно понравился наш проект! При разговоре с ним не складывалось впечатления, будто он что-то скрывает или думает, как бы нас облапошить. Все по-честному, и это было очевидно сразу.
Как важно это было!
Он и вправду заинтересовался. Он спросил, кто мы такие, откуда, чего хотим добиться с Apple, куда этот проект может нас завести. И он захотел профинансировать нас. Он назвал сумму в 250 000 долларов или около того, чего хватило бы на производство 1000 компьютеров.
Майк говорил как нормальный, здравомыслящий человек о том, как может выглядеть будущее этой новой индустрии – домашних компьютеров. Я вообще-то всегда считал Apple компьютером для энтузиаста-любителя, которому хотелось выполнить какие-нибудь расчеты по работе или поиграть.
Но Майк говорил совсем о другом. Он размышлял о том, как предложить компьютеры обычным людям для повседневных дел вроде хранения коллекции любимых рецептов или правильного ведения бюджета. Он говорил, что это в будущем и понадобится. Он видел в Apple II настоящий домашний компьютер.
Мы, конечно, тоже понемногу задумывались об этом. Коробочное решение, готовое к использованию, – как раз об этом нас просил Пол Террелл из Byte Shop. И мы планировали сделать компьютер именно таким – причем в пластиковом корпусе. Мы даже думали нанять Рода Холта, друга Стива, чтобы встроить в компьютер импульсный источник питания. Такой блок питания был гораздо экономичнее предыдущих решений, он выделял меньше тепла. А это было необходимо, если мы хотели поместить плату и блок питания в пластиковый корпус.
Но когда Майк согласился с нами работать, он сказал: «Через два года мы войдем в список Fortune 500. Это начало новой индустрии. Такое случается раз в десятилетие».
И знаете, я поверил ему лишь из-за его репутации и положения. Он был из тех людей, которые говорят то, во что на самом деле верят. Впрочем, я подумал, что Fortune 500 – это уже слишком. Заработаем 5 миллионов долларов – и это будет грандиозный, невероятный успех.
Но если кто-то умеет высказывать твердые суждения лучше меня, я не пытаюсь применять собственную логику и соображения и спорить с ними. Я могу быть скептиком, но если кто-то реально знает, о чем говорит, лучше ему довериться.
И оказалось, что даже Майк недооценил наш будущий успех. Но я забегаю вперед.
И вот, после того как Майк согласился воплощать в жизнь наш бизнес-план – вернее, после того как он начал над ним работать, – он попросил о встрече со мной. И сказал: «Слушай, Стив. Ты знаешь, тебе нужно уйти из HP».
«Почему? – спросил я. Ведь я работал в HP все то время, пока создавал Apple I и Apple II. И все это время «халтурил», проектировал интерфейсы, внедрял цвет, графику, писал «Бейсик», ну и так далее. – Почему же я не могу и дальше заниматься этим на стороне, сохранив работу в HP – надежное место на всю жизнь?»
«Нет, ты должен уволиться из HP», – сказал он. И ничего не стал объяснять. Просто сказал, что нужно решить этот вопрос до вторника.
Я думал, думал и думал. Я понял, что обожаю разрабатывать компьютеры и демонстрировать их в нашем клубе. Я обожаю писать программы и использовать возможности компьютера на полную катушку. Я понял, что могу заниматься всем этим до конца жизни. И мне не нужна была для этого своя компания.
К тому же я чувствовал себя очень некомфортно в ситуации, когда нужно создавать компанию, все время дергать людей, управлять их работой и контролировать то, что они делают. Я не менеджер по природе. Я уже говорил вам: я давным-давно решил, что никогда не буду начальником.
Так что я решил: не буду работать в Apple, а останусь в HP на всю жизнь и буду разрабатывать компьютеры для собственного удовольствия.
В назначенный день я отправился в маленький коттедж Майка неподалеку от его дома и сказал Стиву с Майком свое решение: я все обдумал и пришел к выводу, что не стану увольняться из HP.
Помню, Майк очень спокойно отнесся к этому. Он просто пожал плечами и сказал: «Ладно». Он был лаконичен. Казалось, он думал: да ничего, найдем то, что нужно Apple, где-нибудь еще.
Но Стив был расстроен. Он был твердо уверен, что нужен именно Apple II.
Через пару дней мне принялись названивать. Дома и на работе, от отца и матери, от брата и друзей. Звонок за звонком. И все говорили мне, что я принял неверное решение. Что я должен работать в Apple, ведь, если подумать, 250 000 долларов – это куча денег.
Выяснилось, что это Стив уговорил их звонить мне. Очевидно, он решил, что мне требуется вмешательство извне.
Но ничего из этого не вышло. Я по-прежнему не собирался покидать HP.
Тогда позвонил Аллен Баум.
Он сказал: «Знаешь, Стив, тебе правда нужно сделать шаг вперед и пойти на это. Подумай. Ты можешь быть инженером, а потом стать менеджером и разбогатеть, а можешь оставаться инженером и все равно разбогатеть». Он сказал мне, что, по его мнению, я вполне мог бы открыть свою компанию и оставаться инженером. И никогда не заниматься менеджментом.
Именно это я хотел услышать. Хоть одного человека, который сказал бы мне, что я могу остаться внизу корпоративной лестницы, быть инженером и не превращаться в менеджера. Я тут же позвонил Стиву Джобсу и сообщил ему, что передумад. Тот был в восторге.
А на следующий день я пришел на работу пораньше, подошел к паре своих друзей в HP и сказал им: «Вот и все. Я ухожу из HP и открываю Apple».
Вдруг я сообразил: в первую очередь ведь надо предупредить босса. Так что я быстро отправился к нему, но его стол все пустовал. Я ждал, ждал. Было уже четыре часа дня, а его все не было. Я ждал там, а все подходили ко мне со словами: «Эй, слышал, ты уходишь». Я не хотел, чтобы шеф узнал об этом от кого-нибудь еще.
И вот к концу дня мой начальник все-таки появился на работе. Я сказал ему, что ухожу и открываю собственную компанию. Он спросил, когда я намерен уволиться. «Прямо сейчас», – ответил я. Тогда он отвел меня в отдел кадров, мне задали несколько вопросов, и неожиданно все закончилось. Все случилось очень быстро.
Но я никогда не жалел об этом решении. Ведь я сделал выбор. С этого момента Apple стала для меня главным в жизни.
Незадолго до встречи с Майком мы со Стивом запланировали переместить Apple из его дома и моей квартиры в настоящий офис. У нас на счетах накопилось около 10 000 долларов от продажи Apple I, так что мы могли себе это позволить. Офис находился на бульваре Стивенс-Крик в Купертино, всего в нескольких кварталах от того места на Бэндли-Драйв, где потом вырос огромный комплекс зданий Apple.
Затем, когда с нами уже был Майк, денег у нас стало еще больше. Мы переехали в свой маленький офис. Там было где-то пять или шесть рабочих мест и совсем мало места для лабораторных столов, за которыми можно было бы тестировать и отлаживать компьютеры. И в компании уже работали все основные сотрудники: Стив, я, Майк Марккула, Род Холт и еще один парень, Майк Скотт.
Мы наняли Майка Скотта на должность президента как раз перед тем, как договорились с Майком Марккулой. (Так что теперь у нас было два Стива и два Майка.) У Майка – мы звали его «Скотти» – был опыт управления делами. Он пришел к нам из National Semiconductor, где работал директором.
Думаю, многие уже забыли его сегодня, но Майк был президентом и лидером Apple четыре года, и это он организовал наш выход на биржу четыре года спустя.
У нас была мысль анонсировать и показать Apple II на компьютерной выставке Западного побережья, до которой оставалось еще четыре месяца. Выставка, которую организовал член «Клуба самодельных компьютеров» Джим Уоррен, должна была пройти в Сан-Франциско в январе 1977 года.
Так что у меня оставалось четыре месяца, чтобы доделать работу. Я заканчивал 8 килобайт кода для Synertek – компании, которую мы выбрали, чтобы производить память ROM для Apple II. В этой памяти нужно было запрограммировать «Бейсик» для Apple II.
Еще один проект касался пластмассового корпуса. Мы собирались выпустить первый в мире компьютер в пластиковом корпусе. И слава богу, мне не пришлось этим заниматься. Это был неприятный проект. За него взялись Стив Джобс, Майк Скотт и Род Холт. Они нашли в Пало-Альто парня, который должен был выпускать для нас пластиковые корпуса. Процесс отнимал массу времени и сил, и выяснилось, что наш подрядчик столкнулся с проблемой: за день он успевал производить гораздо меньше корпусов, чем нам требовалось.
Первые три пластмассовых корпуса мы получили лишь за три дня до выставки и, наконец, собрали готовый компьютер с платой внутри. Он выглядел примерно так, как и должен был выглядеть Apple II, и теперь мы могли показать его на выставке.
Наконец, незадолго до выставки Майк Марккула объяснил нам, как прилично одеться, как мы должны выглядеть и вести себя. Он расписал, как следует говорить с людьми и показывать им наш компьютер.
Конечно, я тут же начал думать о том, какой бы прикол устроить на выставке. Для начала я написал маленькую программу, выдающую шутки по поводу национальной принадлежности людей. А потом организовал колоссальный розыгрыш, требующий куда больше усилий. И я подумал, что сыграю эту шутку с компанией, с которой все для меня и началось. Это была фирма, выпустившая «Альтаир»: MITS Corporation.
Итак, у нас был список всех, кто планировал демонстрировать на выставке компьютеры и прочее оборудование, и мне показалось странным, что MITS там нет.
Я подумал: какая великолепная возможность разыграть их!
Меня вдохновила книжка «Документы Пентагона». В ней был фрагмент о политическом мошенничестве и о парне по имени Дик Так, который пользовался грязными трюками и ловкими психологическими приемами вроде выпуска фальшивых меморандумов и заявлений, чтобы завести людей; они были написаны в таком ключе, что их невозможно было опровергнуть. Я решил, что тоже составлю свой фальшивый меморандум – фальшивый рекламный буклет несуществующего продукта MITS. Когда я услышал от Майка Марккулы, что мы раздадим двадцать тысяч рекламных брошюр Apple II, я понял, что можно раздать и тысячи фальшивых рекламных объявлений.
Первым делом я позвонил Адаму Скулски. Когда мы с ним познакомились несколькими годами ранее, он был тринадцатилетним телефонным хулиганом. У него был позывной Джонни Бейгл. И вот я рассказал ему, что хочу устроить розыгрыш, но не намерен заниматься этим в районе Сан-Франциско, где все мы жили. У меня к тому времени было немало опыта в этом деле, и я знал, что нужно делать, чтобы не попасться: никому не сообщать, не разыгрывать никого поблизости от дома и хранить все в секрете. Я рассказал Адаму, что розыгрыш будет масштабный: я хотел отпечатать восемь тысяч буклетов на цветной бумаге. На это я собрал 400 долларов.
Мы придумали все вместе с Адамом. Изобретенный нами продукт назывался «Зальтаир» (Zaltair). В то время на рынок вышла новая компания Zilog, которая выпускала процессор, совместимый с Intel 8080. Он назывался Z-80, и в то время многие любительские компьютеры были построены именно на нем. Они все назывались Z-такой-то и Z-сякой-то, их названия непременно начинались с «Z». Так что я назвал машину, якобы основанную на Z-80, «Зальтаиром».
Я придумал массу идиотских словечек с буквой «З»: «Бейзик», «Индивидуальнозть» и так далее. А еще мне нужен был рекламный текст. Я решил найти худшую рекламу в мире – и нашел ее, заглянув в компьютерный журнал Byte. Рекламу дала компания под названием Sphere; в ней была написана полная ерунда, что-то типа: «Вообрази себе то. Вообрази себе это. Вообрази еще какую-нибудь фигню». И я написал рекламный текст со словами: «Вообразите гоночную машину с пятью колесами». Я придумал глупейшие вещи, над которыми бы хохотал любой тупица. Но, увидев их в красивом буклете с хорошими шрифтами, этот тупица решил бы, что все по-настоящему и так и должно быть. Вообразите себе нечто, движущееся быстрее скорости света. Вообразите банджо с шестью струнами. Я выдумывал совершенно идиотские идеи.
Также я поиздевался над так называемой шиной S-100, с помощью которой к «Альтаиру» подключались платы расширения. Ее эквивалент в «Зальтаире» назывался Z-150. Я написал: «У нас 150 слотов. Мы называем нашу систему Z-150». Я даже написал, что она совместима с S-100, только в ней еще 50 штырьков. Абсолютная чушь, но я знал, что многие увидят в этом фантастический прогресс, просто потому что наш буклет с виду был профессионально сделанным.
Затем я решил, что нужно устроить так, будто розыгрыш организовала Processor Technology. Ведь это они выпускали конкурирующую модель, SOL. Эта идея у меня появилась во времена учебы в Университете Колорадо, когда я заглушил телевизоры, работавшие в классе, и подстроил так, что все подумали на другого парня. Два розыгрыша по цене одного! И сделал я вот что: придумал совершенно «липовую» фразу, от которой глаза бы на лоб полезли. Читатели подумали бы: ого, что за бредятина? Я приписал эту фразу президенту MITS Эду Робертсу и поместил ее на самый верх, выделив курсивом.
Эта псевдоцитата была полным, абсолютным бредом: «Предсказуемая оптимизация компьютерного оборудования должна предполагать онлайновую надежность. Однако элитному любителю компьютеров необходима одна логическая безвариантная гарантия». И первые буквы слов в этих предложениях на английском складывались в название: Processor Technology!
А на оборотной стороне листа я поместил сравнительную таблицу. Так обычно журналы типа Byte сравнивали компьютеры: каково их быстродействие? Насколько они большие? Сколько у них памяти? Какой процессор? И в своей диаграмме я ввел совершенно идиотские категории. Например, у меня была категория «оборудование». По этой шкале компьютер получал от 1 до 10. Потом – программное обеспечение. Я оценивал компьютеры по критерию уникальности, индивидуальности, по самым бредовым, самым общим критериям, по которым никогда не сравнивают компьютерную технику. И в каждой категории «Зальтаир», естественно, получал первое место, а «Альтаир» – второе. А все компьютеры, которые на самом деле были лучше «Альтаира», шли после. Выглядело все так, будто в сравнении с «Альтаиром» они просто мусор, хотя любой на выставке понимал, что они гораздо лучше. Конечно, я включил туда и Apple II.
Я надеялся, что всем станет ясно: MITS в своей сравнительной таблице лжет.
Я понимал, что из этого мог выйти грандиозный скандал, и я ни за что не должен был проколоться. У меня были двое молодых друзей, Крис Эспиноза и Рэнди Уиггингтон, которые знали о моем розыгрыше. Тогда они были еще подростками. И каждому я сказал, что они не должны никому ничего говорить несмотря ни на что. Даже если их поймает полиция и скажет, что их сообщник все рассказал, – все равно они должны все отрицать. Мы будем как немы как рыбы и никогда ни в чем не признаемся.
Адам Скулски жил в Лос-Анджелесе, но приехал на выставку. И когда мы четверо собрались там с восемью тысячами листовок, то увидели огромные столы, куда все компании выкладывали свои брошюры и листовки. Сперва мы взяли две тысячи наших проспектов и выложили их на стол как ни в чем не бывало. А потом направились на выставку, похихикивая.
Через час ко мне подошел Адам и сообщил, что всю коробку уже разобрали. И саму коробку унесли. Все.
Мы вернулись в гостиницу и взяли еще одну коробку с двумя тысячами буклетов. Мы стояли и наблюдали, и вот какой-то парень подошел, разглядел листовки, потом взял коробку и унес ее куда-то. Так мы поняли, что на выставке все-таки был представитель MITS. И он бросился на перехват!
Тогда мы опять сходили в гостиницу и принесли еще пачку листовок. В этот раз мы не стали оставлять их в коробке. Мы несли их в руках, под пальто, в рюкзаках и раскладывали в таксофонах, на стендах, на столах и вообще повсюду. По всей выставке. Увидев пачку листовок другой компании, мы запихивали свои листовки под низ. Так что если бы кто-то вдруг столкнулся с нами, он бы и не подумал, что мы только что подсунули фальшивку. Раз, два – и нас никто не заметил.
Слава богу, Стив с Майком не узнали, что я учинил. Майк наверняка сказал бы: «Не надо розыгрышей! Никаких шуток! Они портят имидж компании». Да, так сказал бы любой профессионал. Но я же Стив Возняк. Я относился к работе серьезно – я спроектировал фантастический продукт, и все это знали, – и серьезно относился к открытию нашей компании и выводу продукта на рынок. Но для меня это неотделимо от веселья и приколов. Я был готов заниматься этим всю жизнь. И если вдуматься, то во многом сама сущность компьютера Apple была связана с развлечениями. И он появился на свет именно потому, что мне нравится получать удовольствие от жизни. Юмор придает жизни смысл.
На следующий день я уже был в Apple. Я захохотал, когда Стив показал мне сравнительную табличку и начал оптимистически рассуждать, что мы там выглядим не так уж и плохо. Конечно, мы получили отстойную оценку, как и все остальные, кроме моего вымышленного «Зальтаира». Но Стив сказал: «Слушай, у нас все не так уж и плохо, ведь мы оказались лучше некоторых других». Боже мой! Рэнди Уиггингтону пришлось выбежать из комнаты; мы просто корчились от смеха!
А следующим вечером, на регулярном собрании «Клуба самодельных компьютеров», я с нетерпением ждал выступлений на эту тему. И, естественно, кто-то начал размахивать моей листовкой и рассуждать о «Зальтаире». Этот человек сказал, что позвонил в компанию и что это подделка. Фальсификация.
Выяснилось, что около трети участников встречи, примерно пара сотен, получили мою рекламу. Так что она неплохо разошлась.
Примерно через неделю Гордон Френч, который организовал Клуб и к тому моменту уже уволился из Processor Technology, стал обивать пороги Apple в надежде, что для него найдется какая-нибудь консалтинговая работа. Я помню его как милого, приятного, легкого в общении парня.
Я воспользовался моментом и сказал ему: «Эй, а ты слышал об этом “Зальтаире”, что рекламировали на выставке?» Я еле сдерживал смех.
«О, да, – сказал он. – Та фальшивка. Я знаю, кто ее сделал».
Мы с Рэнди насторожились. «И кто же? Кто ее сделал?» – спросил я.
«Это Гэри Ингрэм из Processor Technology, – ответил Гордон. – Странное у него чувство юмора».
Именно на это я и рассчитывал! Вину возложили на другого – и аккурат на нашего конкурента, Processor Technology. Это был успех.
«Знаешь, я слышал, что в листовке зашифрован какой-то код», – сказал я. Потом я вытащил буклет и стал разглядывать буквы, как будто вижу их впервые в жизни: «P… R… O… C…».
Я уверен, что еще много лет все думали, будто розыгрыш устроила Processor Technology. Я никому не признавался в этом, пока много-много лет спустя не рассказал обо всем на вечеринке в честь дня рождения Стива Джобса.
Там я презентовал ему фальшивую рекламу в рамочке. Как только Стив увидел ее, он взорвался от смеха. Он даже не подозревал, что все это устроил я!
Глава 14
Крупнейшее IPO после Ford
Сразу после того, как мы официально стали Apple Computer Corporation (это было в начале 1977 года), Майк отправил нас в Беверли-Хиллз – поговорить с патентными юристами. Они сказали, что все чипы памяти ROM с записанным на них нашим кодом нуждаются в защите авторских прав. Мне пришлось написать на каждом: «Copyright 1977».
Я пообщался с одним из юристов, Эдом Тейлором, и мы прошлись по всем находкам моей разработки, которые никто прежде не воплощал в жизнь: например, вывод цвета или настройка интервалов памяти DRAM.
В итоге мы получили патент в пяти частях. Это был хороший, надежный документ, оказавшийся одним из самых ценных патентов в истории. Потом он лег в основу многих судебных процессов. Например, он был очень полезен, когда кто-то пытался копировать или клонировать Apple II и наши последующие продукты.
Тогда никто не представлял себе, как патентовать программное обеспечение. Это была совершенно новая идея. И знак авторского права оказался лучшим инструментом защиты; это был более простой, быстрый и дешевый по сравнению с патентами способ остановить тех, кто пытался полностью скопировать наш компьютер.
Вскоре после компьютерной выставки Западного побережья, где мы представили Apple II, появились и другие готовые к использованию персональные компьютеры. Один из них был Radio Shack TRS-80, другой – PET компании Commodore. Они стали нашими прямыми конкурентами.
Но именно Apple II дал старт революции персональных компьютеров. Многое впервые появилось именно в нем. Прежде всего цвет.
Я проектировал Apple II таким образом, чтобы он мог работать с уже имеющимся у покупателя цветным телевизором. К нему можно было подключить игровые контроллеры, у него был встроенный динамик. Это был первый компьютер, для которого стали разрабатывать игры в стиле игровых автоматов. У Apple II даже был режим высокого разрешения, с помощью которого программист мог очень быстро рисовать специальные маленькие фигуры. Он мог запрограммировать каждый пиксель на экране – включен он или нет, какого он цвета, – что прежде было недоступно на бюджетном компьютере.
Сперва этот режим не привлекал особого внимания, но в итоге оказалось, что это огромный шаг вперед – к тем компьютерным играм, которые популярны сегодня и требуют высокого разрешения, где изображение может быть абсолютно реалистичным.
И возможность Apple II работать с бытовым телевизором резко снижала общую стоимость компьютера по сравнению с продуктами конкурентов. У него была реальная клавиатура, нормальная клавиатура – это много значило. И сразу после включения он запускал «Бейсик» из постоянной памяти.
Commodore и Radio Shack в течение нескольких месяцев выпустили свои продукты, на которых тоже автоматически запускался «Бейсик». Но Apple II во многом их превосходил. У Radio Shack TRS-80 и Commodore PET тоже была динамическая память DRAM, но не более 4 килобайт. Apple II поддерживал до 48 килобайт на материнской плате, и дополнительную память можно было подключить через слоты расширения. Модели TRS-80 и PET могли содержать лишь 4 килобайта или 8 килобайт, и расширение было невозможно. У Apple II было восемь слотов для расширения, у конкурентов – ни одного. Наконец, PET и TRS-80 не поддерживали цвет. И у них были корявые клавиатуры с маленькими кнопками.
Apple II был нацелен на будущее и обеспечивал гибкость. Вот почему он стал лидером.
А еще Apple II был идеальным компьютером для всех, кто хотел разрабатывать видеоигры.
Мы поставляли документацию и все нужные инструменты, благодаря чему программисты легко могли создавать игры на «Бейсике» (с исполнением сотни команд в секунду), на языке машинных кодов (миллион команд в секунду) или и на том и на другом. Игры для компьютеров вроде PET и TRS-80 можно было писать только на «Бейсике», и только вводя текстовые символы. В отличие от Apple II эти машины не поддерживали настоящую графику. Невозможно было себе представить, чтобы кто-то создал увлекательную игру на одной из них.
В считанные месяцы на рынке появились десятки новых компаний, выпускающих игры для Apple II на кассетах. Все они были стартапами, но благодаря особенностям нашей разработки и готовой документации было легко выпускать программы для нашей платформы. Многие маленькие компании состояли лишь из одного человека, который, сидя дома, придумал, как написать классную игру, запрограммировал ее и скопировал на кассеты. Такие игры продавались через специализированные компьютерные магазины.
Тогда не было такого разгула компьютерного пиратства, как сейчас. Например, было немыслимо, чтобы магазин взял кассету, сделал пачку копий и продавал их, не платя ничего разработчику. Тогда в этом бизнесе не крутились большие деньги, а этика все еще много значила. И на воровстве нельзя было разбогатеть.
Так что все кассеты в магазинах были официальными. Магазины брали комиссию с их продажи. Всего за год вокруг Apple II выросла целая индустрия, многие десятки компаний.
А потом небольшие компании начали выпускать печатные платы, совместимые со слотами расширения Apple II. Их было легко проектировать, потому что мы давали полную информацию о том, как работают наши платы. К тому же у Apple II были небольшая операционная система, к которой имели доступ разработчики, и набор удобных инструментов для отладки программ, которые я написал сам.
Как спроектировать плату для принтера, чтобы подключить печатное устройство к Apple II? Как разработать плату для сканера или графопостроителя? Все было в документации, так что в течение года после июньского старта продаж Apple II внезапно на рынке появилась масса дополнительных продуктов.
Тем, кто хотел выпустить плату расширения, нужно было не только спроектировать ее, но и написать маленькую программу – драйвер, который передает информацию от компьютерной программы на оборудование. Заранее отведенные адреса для всех восьми слотов расширения передавались в чип памяти ROM или PROM на материнской плате, на котором хранилась программа. На одном чипе PROM программа могла занимать 256 байт, но у каждого слота были еще 2 килобайта адресного пространства, чтобы запускать дополнительный программный код. Нужно было знать, что на каждой плате есть эти дополнительные адреса памяти. Чтобы их использовать, нужны были микросхемы, обрабатывающие информацию о том, какая именно плата посылает сигнал.
В противном случае, когда эти 2 килобайта адресов подключались, процессор получал данные от нескольких плат сразу, и возникал конфликт. На каждой плате также были шестнадцать заранее отведенных адресов для управления оборудованием.
У разработчиков плат было столько возможностей, что вскоре на рынке появилась масса чрезвычайно любопытных решений. Лучшие добивались максимума самыми скромными средствами – именно так, как нравилось мне.
В компьютерных журналах рекламировалась куча продуктов для Apple II – и программ, и оборудования. Бренд Apple II вдруг распространился повсюду. Нам не нужно было платить за рекламу и что-то вообще делать самим, чтобы нас узнали. Наш бренд уже был везде благодаря этой индустрии программ и оборудования, быстро выросшей вокруг Apple II.
Мы стали открытием того времени, и все журналы (даже массовая пресса) начали писать о нас хвалебные статьи. Они были повсюду. Такой пиар невозможно было купить. Да нам и не приходилось этого делать.
Итак, данные в Apple II хранились на кассетах. Я ни разу в жизни не пользовался флоппи-диском. Но они существовали. Я слышал, что продаются дискеты для компьютеров в сборке типа «Альтаира», и, конечно, на них работали дорогие мини-компьютеры той эпохи. Все эти диски были большого формата, восемь дюймов[4], то есть сделаны на основе магнитных дисков такого диаметра. И на каждой такой дискете можно было хранить лишь 100 килобайт данных. По нынешним стандартам не шибко много. Это лишь около 100 000 печатных знаков.
Но на одном из совещаний Майк Марккула сказал мне, что Apple II непременно должен работать с дискетами. Его раздражало, что его маленькая бухгалтерская программа загружается с кассеты целую вечность. Флоппи-диск крутится гораздо быстрее, плотность записи на нем гораздо выше, и с него программа грузилась бы гораздо быстрее.
К примеру, с кассеты компьютер мог читать 1000 бит в секунду, а с дискеты – 100 000 бит в секунду.
Я помнил, что скоро в Лас-Вегасе пройдет выставка потребительской электроники CES. Это была первая CES, где планировалось демонстрировать компьютеры, и из Apple туда собирались только маркетологи.
Я спросил Майка: а если я закончу разработку дисковода вовремя, могу я тоже отправиться в Вегас на выставку? Он ответил утвердительно.
У меня оставалось лишь две недели, чтобы подготовить флоппи-дисковод для Apple II. Я ни разу в жизни не видел такое устройство в работе и никак его не использовал. Но теперь у меня была надуманная мотивация (надуманная – потому что, конечно, я и так мог бы съездить на CES, если бы захотел): снова изумить своих коллег по Apple.
Я работал днями и ночами, в Рождество и на Новый год. Рэнди Уиггингтон, тогда поступивший в Хоумстед – школу, которую закончили мы со Стивом, – много помогал мне с этим проектом.
Чтобы меня подстегнуть, Стив сообщил мне, что, по его информации, компания Shugart, главный производитель флоппи-дисководов на тот момент, собирается выйти на рынок с пятидюймовым форматом[5]. (Алан Шугарт изобрел флоппи-диски несколькими годами ранее, когда работал в IBM.) Стив всегда искал новые технологии, имеющие преимущества и способные стать трендом, и это был как раз тот случай.
Он заполучил один из новых пятидюймовых дисководов Shugart, чтобы я попробовал приладить его к Apple II. Мне нужно было сделать вот что: разработать плату контроллера, которая подключалась бы к Apple II и позволяла читать и записывать данные на дискету. Первым делом я изучил сам дисковод, его собственный контроллер и принципы его работы. Я проштудировал инструкцию. А затем проанализировал печатную схему дисковода и микросхему самого диска. Она содержала коннектор и протокол, определяющий, как обрабатывается сигнал на запись данных. В итоге я решил, что двадцать чипов из двадцати двух – или около того – не нужны. Чтобы флоппи-диск читался, нужны были уже имеющаяся микросхема на дисководе Shugart и схема, которую мне предстояло разработать. Я выдернул двадцать из их чипов, то есть в моем конечном продукте стало на двадцать процессоров меньше. Это мой обычный подход к работе. Теперь я мог отправлять данные с моего собственного контроллера дискет на головки чтения и записи и запускать свои собственные алгоритмы на компьютере. По правде сказать, с самим компьютером нужно было проделать меньше работы, чем ушло на генерацию смешного протокола, требовавшегося Shugart. Потом я посидел, подумал и придумал очень простую микросхему, записывающую данные на дискеты и читающую с них. Вот это оказалось серьезной проблемой.
В интерфейсе для кассет, который я разрабатывал, уровень сигнала постоянно менялся: от низкого к высокому и наоборот. Сигнал поступал постоянно, пока крутилась пленка. Так что микросхема, отвечающая за обмен данными с магнитофоном, просто не предусматривала поддержку постоянного уровня сигнала.
А на кассете нельзя было записать сигнал, сохраняющий один и тот же уровень достаточно долгое время. Так что микропроцессор менял уровень сигнала исходя из того, какие данные записывались: нули или единицы. Я установил скорость обмена данных с кассетой на уровне 1000–2000 герц. Это обычные для человеческого голоса частоты, для их записи и воспроизведения и предназначались кассеты. Это примерно одна миллисекунда (одна тысячная секунды) на переключение уровня сигнала.
Но при работе с дискетами переключение должно было происходить гораздо быстрее – за четыре-восемь микросекунд (миллионных долей секунды). Мой микропроцессор никак не мог генерировать такие сигналы напрямую из потока данных из нулей и единиц. Он не был рассчитан на такие скорости. Ведь микропроцессор 6502, на котором был основан Apple II, работал со скоростью приблизительно 1 мегагерц. Самые быстрые инструкции исполнялись за две микросекунды, а для генерации сигнала требовалось множество инструкций. Это была проблема.
К счастью, я нашел решение.
Apple II мог читать и записывать данные на карты, присоединенные к восьми слотам расширения, и выполнял эту задачу очень эффективно. Так что я придумал схему, позволяющую выводить 8 бит (1 байт) данных на контроллер флоппи-диска, а тот мог передавать эти биты раз в четыре микросекунды, по одному биту за раз. Восьмибитный код получался из 4 битов реальных компьютерных данных.
Но и этого было едва достаточно, чтобы моя идеальная программа могла угнаться за такой скоростью. Мне пришлось выяснять точное число тактов процессора, в микросекундах, для каждого шага. Таким образом, когда я отправлял на контроллер 8 битов кода каждые 32 микросекунды, скорость передачи совпадала с нужной скоростью записи. И не важно было, по какому пути идет моя программа, сколько в ней инструкций, сколько ответвлений, сколько циклов. Это всегда происходило ровно раз в 32 микросекунды, когда приходила очередь записать следующий пакет данных.
С таким точным расчетом в программировании может справиться только ум, настроенный на работу с аппаратной частью. У обычных программистов вовсе нет необходимости так точно рассчитывать время.
Программирование оборудования – весьма хитрая штука. Даже крохотные изменения в микропроцессоре могут свести всю проделанную работу на нет. Например, если бы вышла версия процессора 6502, выполняющая конкретные инструкции за три микросекунды, а не за четыре, все мои расчеты и настройки пошли бы к чертям.
Карта дисковода должна была принимать данные по 8 бит и лишь передавать их на флоппи-диск, на магнитную головку записи – примерно так же записывались данные на кассеты. Сохранить данные на дискете было просто. Восьмибитный регистр (регистры содержат данные) мог быть загружен из системной памяти и передать данные за требуемые четыре микросекунды.
А вот движение данных в обратном направлении – чтение с дискеты – было куда более сложной задачей. Я придумал вот что: создать крохотный микропроцессор и внедрить его в качестве так называемой машины состояний.
Я сделал ее из двух чипов, что было замечательным достижением. Один чип представлял собой регистр, а другой – PROM. Вроде бы я использовал 6-битный регистр. Некоторые его биты представляли собой нули и единицы, описывающие определенное состояние, в котором находилась машина. Они функционировали как адреса для памяти PROM.
Память PROM должна была принимать в качестве адресов для ввода биты из регистра, сообщающие о текущем состоянии, а также биты данных с дискеты. Каждую микросекунду чип PROM выдавал информацию о следующем состоянии (возможно, таком же, как и предыдущее) и еще пару битов для контроля 8-битного регистра сдвига. Таким образом, нули и единицы передавались бы в нужное время – когда наступает момент принятия решения. Очередной код состояния загружался в регистр, сохраняющий эти коды.
В сущности, эта маленькая машина анализировала все, что приходит с дискеты каждую микросекунду, и сохраняла это в главный 8-битный регистр на чипе. (Не путайте этот регистр с регистром, в котором хранятся номера состояний машины.)
Мне нужно было наполнить чип PROM состояний нулями и единицами, которые вызывали бы необходимую реакцию моей машины. Это было куда сложнее, чем написать программу на микропроцессоре, потому что на этом чипе каждый нуль и каждая единица имели специфическое и большое значение.
Я закончил работу над машиной состояний и был уверен в ее работоспособности. Она была элегантной – по большому счету, вся разработка была элегантной, и я гордился ею.
Итак, все эти данные (нули и единицы) поступали с дискеты, но мне нужна была возможность установить тот или иной нуль или ту или иную единицу в начало байта. (Помните, что байт состоит из восьми бит?) И затем, когда эти данные приходили с флоппи-диска на контроллер с интервалом в четыре и восемь микросекунд, надо было понять, с какого нуля или какой единицы начинается байт.
Неделю или около того я боялся, что не смогу решить эту проблему, даже когда закончу свой контроллер. В итоге придумал некоторые специфические последовательности, которые можно было записывать на флоппи-диск, но которые при этом не читались как данные.
Я записывал подряд примерно по шестнадцать таких последовательностей данных, и они, проходя через машину состояний, автоматически переключали ее, пока она не начинала работать в унисон с передачей байтов. Затем моя программа – на компьютере – постоянно искала пару стартовых байтов, «отметок», которые я вставлял, чтобы обозначить начало небольшого участка данных, называемого «сектором». Вместе с данными для каждого сектора дискеты я записывал его номер, так что компьютерная программа могла убедиться, что записывает в нужный сектор. (А если оказывалось, что данные некорректны, программа совершала новую попытку.)
Я спроектировал аппаратную часть флоппи-дисковода и запрограммировал машину состояний. Я также написал жестко привязанную к тактам чипа программу, чтобы считывать данные с дискет и записывать их на дискеты. Это был мой конек.
Рэнди Уиггингтон написал алгоритм более высокого уровня, предназначенный скорее для разработчиков приложений и программистов операционных систем.
Научившись считывать и записывать данные, я написал алгоритмы для перемещения головки дисковода по тридцати шести дорожкам флоппи-диска. Сначала она медленно передвигалась и устанавливалась над дорожкой 0, самой близкой к центру диска. Потом я отправлял последовательность импульсов на шаговый двигатель, чтобы переместить головку на дорожку 1, потом на дорожку 2 и так далее, пока она не окажется в том месте, где находятся нужные данные. И между перемещениями приходилось ждать определенное время, заданное спецификациями Shugart.
В какой-то момент мне пришло в голову, что перемещать головку записи и чтения – то же самое, что двигать тяжелый автомобиль. У нее есть инерция. Она медленно стартует, но как только разгонится, начинает разгоняться за счет инерции, и ее можно подталкивать, чтобы она двигалась все быстрее и быстрее. Я решил, что легко смогу ускорить движение головки, пока она перемещается через несколько дорожек, а потом вовремя притормозить ее, чтобы она не перескочила через нужную. Но даже если она и перескочит, то может прочесть ту дорожку, на которую попала, а потом вернуться на нужную.
Я поэкспериментировал и составил инструкцию, как нужно ускорять и тормозить головку при разных задачах. Все получалось. Теперь при движении головки дисковод вместо напоминавшего автоматную очередь щелканья издавал приятное посвистывание. И теперь у нас был самый быстрый флоппи-дисковод в отрасли.
Я понимаю, что все это звучит очень сложно. Но в этом аппарате было совсем немного деталей, а задача казалась практически неподъемной. Невыполнимой. Так что представьте, сколько мне пришлось попотеть в эти две недели.
Знаю, я слишком углубился в технические детали. Но это нужно было объяснить, потому что до сих пор инженеры подходят ко мне и рассказывают, каким великим достижением был тот дисковод. А это потребовало всего две недели. И теперь вы знаете, как я это сделал.
Наша система достигла того уровня, когда мы могли напечатать R Checkbook, чтобы запустить бухгалтерскую программу, или R Color Math для запуска математической программы. За две недели я не успел сделать операционную систему для флоппи-дисков, но на дискете была таблица, в которой записывалось, где размещены все программы. В обычной ситуации операционная система считывала с диска оглавление, и если вы запрашивали математическую программу, то она должна была найти в оглавлении дорожки и секторы, где записана программа. Это еще не было отлажено к моменту поездки в Лас-Вегас, но мы с Рэнди были уверены, что закончим работу за несколько часов на месте.
Так что мы сели на самолет в Сан-Хосе и полетели в Лас-Вегас.
Эту ночь мы с Рэнди никогда не забудем. Мы впервые увидели огни Лас-Вегаса. У нас просто челюсти отвисли. Лас-Вегас-Стрип был совсем другим и гораздо меньше, чем сегодня, а гостиницы – куда скромнее. Их было куда меньше, чем сейчас, и многие были старыми и крохотными. Но все равно это было впечатляюще. Мы никогда не видели столько света, это точно!
Наш мотель Villa Roma был самым дешевым в городе. Он находился неподалеку от знаменитого казино Circus Circus, и мы выяснили, как добраться оттуда в выставочный центр Лас-Вегаса. Мы с Рэнди той ночью много бродили. Рэнди было семнадцать. Я показал ему, как играть в крэпс, и он выиграл около 35 долларов. Поздно вечером в выставочном центре мы увидели, как готовят к работе стенды. Мы устроились на стенде Apple и работали до 6 утра, пока наконец все не заработало.
В тот момент я сделал одну очень «умную» вещь. Я ужасно устал и хотел поспать, но сообразил, что стоит сделать резервную копию нашего флоппи-диска со всеми данными.
У меня были коротенькие программы, позволяющие читать и записывать дорожки целиком. На дискете таких дорожек было 36. Я решил скопировать тот самый флоппи-диск, над которым мы так долго и усердно работали. Дискет у меня было всего две, так что мне надо было скопировать наш диск на чистый. Я вставил наш диск и ввел кое-какие данные, чтобы считать дорожку 0. Потом я вставил чистую дискету и переписал дорожку 0 на нее. И повторил это для оставшихся 35 дорожек. Резервное копирование – разумный подход, я всегда это говорил.
Но когда копирование закончилось, я посмотрел на две дискеты без опознавательных знаков, и у меня возникло страшное чувство: сделал-то я все как положено, но скопировал чистый диск на наш исходный и стер все данные. Быстрая проверка показала, что именно так все и было. Такие вещи случаются, когда вы дико устали. Так что моя разумная идея привела к идиотскому и неожиданному результату.
И это значило, что из-за нашей усталости мы не сможем подготовить флоппи-дисковод к началу выставки: оставалось всего несколько часов. Дело дрянь!
Мы вернулись в мотель Villa Roma и легли спать. Примерно в 10 утра я проснулся и занялся работой. Я хотел восстановить все сначала. Ведь я все-таки держал весь программный код в голове. У меня получилось заново записать правильную программу к полудню, и я отнес ее на наш стенд. Там мы подключили дисковод и стали его демонстрировать.
Вы не поверите, насколько успешным и заметным этот продукт оказался на выставке – особенно в сравнении с Commodore PET Radio Shack и TRS-80, которые тоже демонстрировались на CES.
С флоппи-диском компьютер стал быстрым, но мощным его сделала программа VisiCalc.
Двое парней из Бостона, Боб Фрэнкстон и Дэн Бриклин, тесно сотрудничали с Майком Марккулой при ее разработке. И уж поверьте, это оказался нужный продукт в нужное время! Это была чрезвычайно нужная программа для нужной машины.
VisiCalc предназначалась для бизнес-прогнозирования, она должна была прорабатывать возможные сценарии будущего. Если мы продадим продукт X общей стоимостью в 100 000 долларов, какова будет наша прибыль? Что, если мы продадим половину? Это была самая первая программа для электронных таблиц на персональном компьютере, и у обычных бизнесменов теперь появился высокотехнологичный инструмент.
VisiCalc была настолько серьезной программой, что запускать ее можно было только на Apple II. Только на нашем компьютере хватало памяти, Radio Shack TRS-80 и Commodore PET были слишком маломощными. У нас же были память, экранная графика и двумерный дисплей, и наш компьютер был полностью готовым и легким в пользовании. К тому же VisiCalc поставлялась не на кассетах, а на дискетах. Какое совпадение!
Наш бизнес взлетел до небес, когда вышла VisiCalc. И рынок Apple II вдруг изменился: прежде это были любители компьютеров и поклонники игр, которых не беспокоило, что нужно подождать несколько минут, пока программа загрузится с кассеты, а теперь это оказались бизнесмены, способные мгновенно запускать VisiCalc.
Через пару месяцев 90 % нашего рынка составляли именно бизнесмены. Мы совершенно упустили из виду эту аудиторию, мы и не думали о ней. Но теперь Apple двинулась в совсем другом направлении.
До этого мы продавали 1000 компьютеров в месяц, а теперь – по 10 000. Боже, это случилось так быстро! В 1978 и 1979 годах наша популярность росла как на дрожжах.
К 1980 году мы стали первой компанией, продавшей миллион компьютеров. Наше IPO было крупнейшим со времен Ford. И наша компания породила больше миллионеров за один день, чем любой другой бизнес.
Я думаю, все дело было в сочетании Apple II, VisiCalc и флоппи-диска.
Помните, я говорил, что Майк заставил нас защитить наши программы авторским правом? Каким удачным оказался этот шаг!
После CES мы узнали, что компания под названием Franklin выпускает новый компьютер. Он, кажется, очень во многом был похож на наш. Мы заполучили его, и он был так похож на Apple II, что я чрезвычайно заинтересовался этим.
Я подумал: вот здорово! Они скопировали мою разработку. Интересно, до какой степени? Я предполагал, что не один в один. Мне казалось, что инженеров учат изобретать и проектировать нечто новое. Не станет же инженер смотреть на разработку коллеги и копировать ее, правда? Нет, не для этого они учатся.
Я отправился в наш главный офис, чтобы осмотреть компьютер. И я был в шоке. Печатная плата внутри была ровно такого же размера, как наша. И все схемы и провода были точно такими же, как у нас. Казалось, они взяли нашу плату для Apple II и скопировали ее. И вставили туда те же самые чипы. Эта компания сделала то, на что не пошел бы ни один уважающий себя инженер в попытках создать свой компьютер.
Я не мог в это поверить.
На следующей компьютерной выставке я сразу направился к стенду Franklin и расстроенно заявил президенту компании: «Слушайте, ведь это же копия нашего компьютера».
«Это возмутительно, – сказал я. – Вы скопировали нашу плату. Просто взяли и скопировали. Это значит, что я ваш главный инженер, а вы ни словом об этом не обмолвились».
Президент компании посмотрел на меня и сказал: «Ладно. Вы наш главный инженер».
Я вышел оттуда, радостно потирая руки. Теперь я думаю, что надо было потребовать с него зарплату!
Потом мы с ними судились, и я выяснил, как они оправдывают свой поступок. Они утверждали, что есть юридические основания, позволяющие им скопировать Apple II. Они говорили, что поскольку существует такой огромный рынок программ для Apple II, нечестно запрещать им выход на него. Они утверждали, что вправе создать компьютер, поддерживающий все эти программы. Но мне этот аргумент казался бессмысленным.
Процесс продолжался пару лет. Они его проиграли, и мы получили компенсацию. Всего несколько сотен тысяч долларов, хотя мне казалось, что ущерб причинен на миллионы. Но этого хватило, чтобы остановить их.
И еще о флоппи-дискахФлоппи-диски были изобретены Аланом Шугартом в 1967 году, когда он работал в IBM. Первые из них имели 8 дюймов в диаметре. Они назывались «флоппи», потому что были выполнены из тонкого, гнущегося магнитного листа. Позднее стали выпускать дискеты меньшего формата, 5,25 дюйма.
Затем формат стал еще меньше – 3,5 дюйма[6], и диски стали выпускать в негнущемся пластмассовом корпусе. Тогда они и получили название «дискеты».
Глава 15
План Возняка
Незадолго до нашего IPO, которое прошло в конце 1980 года, один человек позвонил мне и спросил, не может ли он купить часть моих акций по 5 долларов за штуку. Он хотел приобрести 10 %.
Мне понравилась эта идея, потому что тогда я смог бы купить для нас с Элис дом. Мы все еще жили в комплексе Park Holiday в Сан-Хосе и платили за аренду 150 долларов в месяц.
Но я люблю все делать по-своему. Я ценил сотрудников Apple – к этому моменту их было уже больше сотни – как сообщество. Еще со времен моей первой работы, а может быть, и раньше, я придерживался философии, что компания – это сообщество единомышленников.
Поэтому я решил, что будет лучше продать часть акций сотрудникам, чтобы выгоду получили они, а не какой-нибудь внешний инвестор.
Многим людям к этому моменту было очевидно, что IPO Apple будет чрезвычайно успешным и что акции в любом случае будут стоить гораздо больше 5 долларов. А у основателей и топ-менеджеров Apple было много акций. Мы все должны были заработать миллионы. Но многие другие сотрудники – большинство сотрудников – были вне игры.
Я решил, что предложу свои акции по действительно низкой цене людям, которые это заслужили. Обычные сотрудники не получали опционов на акции, доступных топ-менеджерам. А это несправедливо. Поэтому я придумал «План Воза»: каждый инженер или маркетолог мог купить у меня 2000 акций по действительно низкой цене – 5 долларов.
Читать бесплатно другие книги:
