Русский след Коко Шанель Оболенский Игорь
– Это мой ушин, мадмашель! – бурчал он себе в бороду: его испанский акцент превращал французские слова в какую-то кашу.
– Не надо больше ничего заказывать, месье, я не стану это есть.
– Вы не станете это есть, но я шакашу три сабайона с мараскином, мадмашель».
Эта поездка станет едва ли не последним путешествием супругов Сертов. Вскоре в жизни Хосе Марии и Миси появится Русудан Мдивани.
Связь прославленного и состоятельного испанца (только за роспись гостиницы Уолдорф-Астория в Нью-Йорке Серт получил гигантский для двадцатых годов прошлого века гонорар в 150 тысяч долларов) с молодой грузинкой вызвала всеобщий интерес к семейству Мдивани.
И уже очень скоро из газет стало известно, что новая фаворитка Серта – дочь бывшего коменданта Батумского края Захария Мдивани, у которого, кроме нее, было еще четверо детей. Матерью девушки была Елизавета Викторовна Соболевская, в 1914–1916 годах одна из приближенных к Григорию Распутину дам.
Семье пришлось бежать из Грузии после того, как в 1921 году туда вошла Красная Армия. Официально считалось, что основным капиталом Мдивани был пакет акций компании по добыче кавказской нефти, который генерал сумел вывезти из Батуми.
На самом же деле самым действенным оружием грузинского семейства был находчивый характер братьев и сестер Мдивани, сумевших через женитьбы и замужества войти в самые высшие круги Европы и Америки.
За этот талант братьев называли «женящиеся Мдивани» – «marrying Mdivanis».
Один из братьев Мдивани – Алексей – поступил учиться в Кембридж, по окончании которого начал работать в парижском отделении Сити-банка. Для того, чтобы стать своим среди аристократического окружения Нового Света, Алекс отправился к находившемуся в эмиграции в Париже президенту независимой Грузии Ною Жордания и попросил выдать справку о том, что Мдивани является князем.
Жордания отказался пойти на такой подлог, но молодому человеку неожиданно согласился помочь князь Евгений Гегечкори, бывший министр иностранных дел в правительстве независимой Грузии. И в скором времени весь Париж и Нью-Йорк уже обсуждали главное событие года – бракосочетание Алекса Мдивани с самой богатой женщиной мира Барбарой Вулворт Хаттон. На тот момент состояние 21-летней Барбары составляло 200 миллионов долларов. Стоит заметить, что до этого эмигрант из Грузии успел побывать мужем еще одной состоятельной дамы – наследницы меховой империи Луизы Астор Ван Ален.
Накануне венчания американка приняла православие. Храм Александра Невского на парижской
рю Дарю специально к торжеству был перекрашен. А свадебные приемы состоялись сразу в двух самых дорогих отелях города – в ресторане гостиницы «Ритц» и в банкетном зале отеля «Морис».
Среди приглашенных на свадьбу было лишь несколько представителей грузинской эмиграции. Одной из них была княгиня Тамара Эристави. Свидетелем со стороны жениха был Князь Императорской крови Федор Романов, сын великого князя Александра Михайловича.
Эмигрантская газета «Последние новости» писала 22 июня 1933 года: «Шумливая, веселая парижская толпа запрудила вчера рю Дарю. Один из трех братьев Мдивани венчался с американской миллионершей Барбарой Хаттон.
Первый из Мдивани, как известно, был женат на Поле Негри, затем развелся с ней, женился на миллионерше Мак Кормик и снова разводится… Второй брат разводится сейчас с холливудской «стар» Мей Мюррей. Третий венчался вчера на наследнице вульвортовских миллионов.
По случаю торжества храм Александра Невского на рю Дарю преобразился. Над двором был устроен громадный шатер, превращенный внутри в оранжерею. Внутри вся церковь была убрана белыми розами, азалиями и лилиями. Швейцары в белых чулках встречали у входа приглашенных и тщательно контролировали билеты.
Никогда еще рю Дарю не видела таких ослепительных туалетов, такого количества цилиндров и визиток. Русских в церкви почти не было. В 4 часа на внушительном «роллс-ройсе» прибыл жених, вскоре за ним приехала невеста, – молодая, очаровательная женщина. Батарея фотографов и кино-операторов преградила им путь. Мдивани охотно позировал.
Толпа в эту минуту прорвала полицейские заграждения, измяв несколько дамских туалетов…
Венчал о. Иаков Смирнов в сослужении с о. Георгием Спасским, о. Николаем Сахаровым и грузинским священником. Исключительно пел увеличенный до 30 исполнителей митрополичий хор Н.П. Афонского. С необычайным блеском хор исполнил «Воспойте, людие» Бортнянского, «Гряди, голубица» Алиманова, «Слава тебе, Боже» Чеснокова, «Сугубую ектению» Гречанинова, «Отче наш» Дубенского, «Исайя, ликуй» московское, «Многолетие» Бортнянского и Васильева и «Богохранимую Державу Российскую» Гречанинова… По окончании богослужения молодые принимали поздравления в шатре. Среди поздравителей обращали на себя внимание г. Ной Жордания, бывший грузинский министр иностранных дел Е. П. Гегечкори и бывший посланник в Париже Чхенкели.
В результате этой свадьбы миллионеров церковь обогатилась новым ковром и люстрами в алтаре».
Правда, далеко не все жившие на тот момент в Париже грузины радовались за своего земляка. Так, князь Нико Дадиани пытался объяснить французам, что жених – никакой не князь, а самозванец. В переводе с грузинского «мдивани» означает просто «секретарь». И что в свое время предки Алекса служили секретарями у грузинского царя Ираклия, а потому бумаги, в которых по соседству написаны слова «Мдивани» и «царь Ираклий» вовсе не свидетельствуют о высоком родстве семейства из Аджарии.
Но его никто не слушал. По восхищенным замечаниям светских хроникеров, торжество обошлось семейству Хаттон в один миллион долларов.
На этом расходы не закончились – Алекс организовал благотворительный фонд, который помогал вынужденным покинуть свою родину грузинам и людям, страдающим от туберкулеза. Алекс именно эту болезнь считал самой страшной. Время покажет, что он оказался трагически провидчив.
Молодая жена с восторгом признавалась журналистам: «Мне нравится образ жизни моего мужа. Американцы сразу после свадьбы вновь с головой уходят в бизнес. А Алекс не такой. Знаете, это забавно – быть принцессой».
С не меньшим восторгом говорили и о свадьбе другого брата Мдивани – Давида. В 1926-м году он женился на первой звезде только что созданной компании «Метро-Голден-Мейер» Мае Мюррей, бывшей на 20 лет старше своего грузинского избранника.
В конце жизни женщина будет обвинять бывшего мужа, что за пять лет их совестной жизни он сумел растратить все ее состояние в три миллиона долларов. При этом Давид заставил Мюррей отказаться от услуг «MGM» и отправиться в самостоятельное плавание, став при этом ее продюсером. Через несколько лет актрисы Мае Мюррей не существовало, она была окончательно разорена.
До последнего дня бывшая кинозвезда пыталась вернуть успех своего фильма «Веселая вдова». А когда поняла, что это невозможно, сошла с ума.
Незадолго перед смертью ее обнаружат заблудившейся на улицах Канзас-сити, где она напевала вальс из «Веселой вдовы» и танцевала сама с собой. Когда к ней попытаются обратиться по имени, актриса резко одернет незнакомцев: «Вы разговариваете с принцессой Мдивани!».
Но все это случится потом. А пока, разочарованная в своем грузинском принце, Мюррей подаст на него в суд за жестокое обращение и нежелание платить алименты на воспитание их сына Корана. Прессе о рождении мальчика стало известно лишь спустя два года – супруги скрывали эту новость, так как она, по их мнению, могла помешать карьере актрисы.
Давида упреки бывшей жены не будут смущать – вскоре после развода с Мюррей он закрутит роман с легендарной французской актрисой Арлетт. Их встреча произошла в Венеции. Вскоре Арлетт обнаружила, что беременна. Однако узнав о том, как складывалась семейная жизнь Давида с Мюррей, от ребенка избавилась. Что, тем не менее, не помешало ее дальнейшему близкому общению с Мдивани. Точку в их отношениях поставил он сам, женившись спустя несколько лет на дочери владельца крупнейшей нефтяной компании Вирджинии Синклер.
Обе жены Мдивани сами подали на развод, обвиняя мужа в необоснованной ревности, избиениях и растрате их состояний. Впрочем, взамен они получили то, к чему так страстно стремились – титул принцессы Мдивани.
Тщеславие сыграет злую шутку и с другой легендой того времени – звездой немого кино Полой Негри. Барбара Аполония Халупец (именно так на самом деле звали актрису) взяла себе псевдоним Негри в честь итальянской поэтессы Ады Негри, а имя Пола – в честь своей родины Польши.
Актриса была свидетельницей на свадьбе Мюррей и Мдивани. То, что ее коллега получила, пусть и постоянно оспариваемое в газетах, право именоваться «принцессой», так задело Полу, что она тоже решила выйти замуж за представителя дворянского рода. Тем более, что искать подходящую кандидатуру долго не пришлось.
Прямо на свадьбе Пола познакомилась с братом Давида Мдивани Сергеем, за которого через год и вышла замуж. Тем более, что ее жениха, знаменитого актера Рудольфа Валентино, уже не было в живых.
Негри отправила на похороны Рудольфа выложенное из четырехсот роз свое имя и занялась организацией свадьбы с Сержем Мдивани. Негри на тот момент являлась самой богатой актрисой мира. Ее дом в Лос-Анджелесе был точной копией президентского Белого Дома. А потому Пола вполне подходила Мдивани в качестве жены.
Однако после того, как в кинематограф пришел звук, сильный польский акцент сделал дальнейшую карьеру актрисы в Голливуде невозможной, Сергей Мдивани с нею расстался. Да и финансовые дела Негри из-за кризиса 1929 года оставляли желать лучшего.
Сергей начал встречаться с другой, более успешной и, соответственно, состоятельной кинодивой – Глорией Свенсон…
Русудан Мдивани внимательно следила за сердечными и финансовыми делами братьев. А на их свадьбах была почетной гостьей. Правда, сопровождал ее не Хосе Мария Серт, а отец, генерал Захарий Мдивани. Бывший комендант Батуми шутил, что он единственный в мире человек, получивший княжеский титул по наследству от своих детей.
Для самой Русудан княжеский титул, кажется, особой роли не сыграл. Хотя впервые переступив порог мастерской Серта, она все же представилась, как грузинская княжна. Но на испанского художника все равно впечатление произвело не это, а яркая красота Русудан.
Не знаю, почему женщины требуют всего того, что есть у мужчин. Ведь у женщин, среди прочего, есть мужчины.
Коко Шанель
Знакомство Руси и Серта было поначалу деловым – грузинка попросила художника стать ее учителем. Но очень скоро, как грустно замечала Мися Серт, «уроки искусства перешли в уроки любви».
По версии писателя Алекса Мэдсена, биографа Коко Шанель, целью визита Русудан Мдивани в дом Сертов был поиск студии. Мастерская самого Серта находилась на Монпарнасе неподалеку от «Отеля де Версаль», где жила Руся с отцом. Русудан восхищенно осмотрела рабочее пространство Хосе Мария и прошептала: «Как же это возможно – иметь так много места».
Серт тут же предложил Русудан часть своей мастерской. Девушка не стала отказываться от столь щедрого предложения. Каждый день она приходила на виллу «Сегюр», где работал испанец. И вскоре тот влюбился. Так, как «может влюбиться 50-летний мужчина в 20-летнюю девушку».
Уже после двух визитов Русудан в его мастерскую, Серт решил познакомить грузинку со своей женой, знаменитой Мисей. Мися сразу почувствовала, что муж увлекся Русудан не только как начинающей скульпторшей и моделью. Но ей самой юношеское очарование Мдивани показалось таким привлекательным, что она предложила княжне отправиться вместе с нею и Хосе Мария на отдых в Биарриц.
Там-то Мися и узнала истинную природу отношений мужа к Русе. Перебирая его вещи, Мися обнаружила письмо к Мдивани, в котором Серт объяснялся ей в любви. Мися не придумала ничего лучше, чем карандашом написать прямо на любовном послании супруга: «Это ошибка, ты любишь только меня!».
Между тем отношения Руси и Серта стремительно развивались. Видя, что Хосе Мария не торопится делать выбор между ней и Мисей, Русудан решает уехать в Нью-Йорк, куда ее пригласил брат Алекс. Но в разлуке с Сертом она смогла выдержать только год.
В Париж Мдивани вернулась уже серьезно больной. Заботы о ее выздоровлении взяла на себя Мися Серт, которая ночи напролет проводила у постели возлюбленной своего мужа и внимательно следила, чтобы засыпающая Русудан не прожгла тлеющей в ее руке сигаретой простынь.
Во время этих ночных разговоров две соперницы стали ближайшими подругами. Руся даже призналась Мисе (созвучие их имен, по замечанию Серта, выглядело, словно благословление свыше), что в Нью-Йорке за ней ухаживал один миллионер, но она не смогла ответить отказом на мольбу Серта вернуться в Париж. Зато Русудан ответила отказом на признания в любви Сальвадора Дали, который был к ней неравнодушен.
Услышав это, Мися смирилась с положением дел. «Она была почти ребенок, а у нас с Сертом не было детей», – напишет она в своих мемуарах. Вряд ли Мися, для которой Хосе Мария был третьим мужем, не понимала, что Русудан положение приемного ребенка не удовлетворит.
Видя, что состояние здоровья Мдивани не улучшается, Мися договорилась с Коко Шанель, что та скажется больной и попросит Русудан сопровождать ее в швейцарский санаторий. Иначе ехать на лечение грузинка отказывалась.
Обман удался, и Коко с Русей укатили в Швейцарию. После, казалось, наступившего выздоровления Русудан Серты взяли ее с собой в Италию.
Эта поездка стала для Миси последней в качестве супруги Хосе Мария. За время итальянских каникул сестра Русудан Нина, вышедшая замуж за известного адвоката Генри Хьюберика, подготовила необходимые бумаги для развода Хосе Мария и Миси.
Гражданский развод состоялся в Гааге. Но Мися оставалась церковной женой Серта, и в глубине души надеялась, что муж обязательно к ней вернется. А потому, словно нарочно, расхваливала Русю и даже помогала Хосе Мария выбирать обручальное кольцо и колье из рубинов в качестве свадебного подарка.
После того, как развод был официально оформлен, это событие было решено отметить в ресторане. За столиком собралась странная компания: пары Руси с Хосе Мария и ее сестры Нины с мужем, и одинокая Мися, которая признавалась, что чувствует себя на этом празднике то ли тещей, то ли свекровью.
Когда под конец ужина у Миси сдали нервы, и она скрылась в дамской комнате, утешать ее отправилась Русудан. Поцеловав рыдающую Мисю, она пообещала: «Мы всегда будем вместе и будем оба любить тебя. Ведь наше счастье оказалось возможным только благодаря тебе!». Первую ночь после развода Мися и Русудан провели в одной спальне.
По жизни они действительно шли втроем – Руся с Хосе Мария и Мися. Что дало повод парижским сплетникам говорить о «тройственном союзе». В одном из театров в те годы даже шла пьеса «Мария», в героях которой без труда узнавались Мися, Хосе Мария и Русудан. В пьесе была сцена, где все они, по воле драматурга, оказывались в одной постели.
Но странная компания не обращала на разговоры и слухи внимания. Они путешествовали и проводили почти все время вместе. Когда Шанель пыталась указать Мисе на ненормальность ситуации, та лишь отмахивалась: «Руся так любит моего Хосе Мария, что я тоже полюбила ее». Тем более, что согласно церковному браку Мися продолжала оставаться женой Серта.
Кажущуюся гармонию нарушило послание из церкви. Ничего не подозревающая Мися отправилась к архиепископу и узнала, что Хосе Мария подал прошение о развенчании. В своем письме художник сообщал, что женился на Мисе исключительно для того, чтобы иметь детей, а когда понял, что это невозможно, захотел развода.
Чувствуя себя преданной, Мися, тем не менее, подписала все необходимые бумаги. И даже помогла Русудан договориться с Шанель о свадебном платье. Не пошла она только на саму церемонию венчания, проходившую в испанской церкви Парижа.
Она решила ехать в Нью-Йорк к знаменитому врачу, чтобы с помощью гипноза избавиться от любви к Хосе Мария и Русудан. Но в последний момент от этой идеи отказалась. «Без них моя жизнь станет совсем пустой», – объяснила она свой отказ Шанель.
Теперь уже настала очередь Русудан перехватывать любовные письма Миси Серт к мужу. Однажды она даже вызвала Мисю на серьезный разговор. «Ты слишком сильно его любишь, он этого не заслуживает!», – попыталсь она объяснить недопустимость подобных поступков Мисе…
Это действительно были более, чем удивительные отношения. Порою они были наполнены ревностью. А иногда такой радостью друг за друга, какая редко встречается даже у кровных родственников.
Когда, оставшись в одиночестве, Мися решит дать концерт игры на фортепиано в парижском зале «Континенталь», там соберется весь Париж с восседающей в первом ряду Коко Шанель. Лучшие места были отведены Хосе Мария. А Русудан, когда концерт окончился триумфом, радовалась едва ли не больше самой исполнительницы.
Сама молодая супруга Хосе Мария Серта стала знаменитым в Париже скульптором. В ее мастерской побывал, кажется, весь бомонд. Сохранилась фотография, на которой облаченная в рабочий комбинезон Русудан позирует вместе с Сержем Лифарем на фоне только что завершенной скульптуры последнего.
В квартире на Риволи, где за хозяйку теперь была Русудан, устраивались роскошные приемы. Однажды Русудан специально организовала обед, чтобы познакомить княжну Натали Палей с актером Пьером Бачевым, который вызывал у внучки российского императора большой интерес. За столом рядом с Натали гордо восседал счастливый Серж Лифарь.
Частой гостьей на Риволи бывала и Гариэль Шанель, умевшая поддерживать дружеские отношения сразу с тремя членами этой странной семьи – Хосе Мария, Русудан и Мисей.
В 1935 году фамилия Мдивани вновь попадает на страницы мировой прессы. На сей раз в связи с
громким разводом Алекса Мдивани с Барбарой Хаттон. Американка не смогла понять страсть мужа к благотворительности. Да и нападки журналистов, все чаще и чаще называющих Алекса авантюристом, переполнили чашу ее терпения.
После развода с Алексом миллионерша еще шесть раз выйдет замуж. Ее третьим избраником будет голливудская звезда Кери Грант, за что их пару в шутку называли Cash and Carry. А мужем под номером четыре станет русский князь Игорь Трубецкой. Судя по всему, громкие титулы так и не давали Барбаре покоя.
Чтобы восстановить душевное равновесие после развода, Алекс едет к сестре в Испанию, во дворец под Барселоной, который Хосе Мария построил для Русудан. В это же время там гостил Сальвадор Дали, смирившийся с замужеством Руси и, тем не менее, не способный вычеркнуть ее из своего сердца. Художник говорил, что Русудан Мдивани напоминает ему девушку с жемчужной сережкой, с одноименного полотна Вермеера.
Испанские каникулы действительно пошли молодому человеку на пользу – он снова влюбился. Его новой любовью стала представительница богатейшей и знатнейшей испанской фамилии Тиссен-Борнемизов. Но вскоре все было кончено.
Во время одной из автомобильных прогулок Алекс разбился, попав в аварию на том самом «роллс-ройсе», который получил в подарок на свадьбу с Барбарой Хаттон. Реакция бывшей жены на гибель Мдивани не заставила себя ждать: «Ужасно! Но я всегда чувствовала, что подобное случится. Он как сумасшедший гонял на машине».
Обезглавленное тело Мдивани доставили на виллу Серт. После похорон Алекса Русудан там больше не появлялась.
На память о любимом брате она дала только что приобретенной Хосе Мария яхте имя «Святой Алексей». Одно из морских путешествий Русудан с Хосе Мария и Мисей, куда же без нее, совершили в Италию. Там их ждала Коко Шанель. Компанию ей составлял молодой человек, которого звали Лукино Висконти.
Морскому круизу звездной компании на яхте Мдивани в августе 1938 года журнал Vogue посвятил целый разворот. На палубе «Святого Алексея» сфотографировали Коко Шанель; княгиню Донскую, леди Детердинг; Русудан и Хосе Мария.
Это путешествие в Италию сумело немного отвлечь Русудан от печальных мыслей. Шанель, Серты и Висконти легко находили общий язык и весело проводили время на Капри.
Подруга Шанель Клод Делэ в своем бестселлере «Одинокая Шанель» пишет, как «однажды вечером, в Анакапри, Шанель, Мися, Лукино Висконти и Руся, весело смеясь, верхом на осликах поднимались к чудесному дому Моны Уильяме, утопавшему в зелени и аромате жасмина».
Вдруг ослик, на котором сидела Шанель, споткнулся и упал. Руся заметила Коко, что ее белые брюки запачкались. «Она знала, что я от этого запаникую, – рассказывала Шанель Клод Делэ. – Я рассмеялась…»
Потом Русудан не раз виделась с будущим классиком мирового кино. Шанель ввела молодого итальянца в их общую с Сертами компанию, куда входили Серж Лифарь, Жан Кокто, Сальвадор Дали и Гала, Марлен Дитрих и Хорст.
В 1936 году Шанель познакомила Висконти с режиссером Ренуаром, сыном великого французского художника. Ренуар взял Висконти третьим ассистентом на свою новую картину и судьба будущего великого режиссера-неореалиста была решена.
А между тем в жизни Русудан Мдивани начиналась череда трагедий. Через семь месяцев после смерти Алекса в Америке погиб ее другой брат – Сергей. От этих потерь Русудан оправиться так и не смогла. Она заболела туберкулезом.
Французский писатель Поль Клодель в своем дневнике сделает запись: «Жена Серта, когда-то такая хорошенькая, сейчас вызывает ужас».
Вновь, как и прежде, все ночи и дни возле ее постели дежурила Мися. Главной темой разговоров двух женщин была смерть. Мися рассказывала, как на ее глазах в Венеции скончался Сергей Дягилев.
Тогда в Италии Серт оказалась в какой-то степени благодаря Русудан. В 1929 году в Париже у грузинской княжны и испанского скульптора вовсю развивались отношения, и в путешествии Мися пыталась отвлечься от грустных мыслей.
Компанию ей, как обычно, составляла верная Коко. На яхте герцога Вестминстерского, с которым у Шанель в тот момент был страстный роман, друзья совершали путешествие. В один из августовских дней решили навестить отдыхавшего, как они полагали, в Венеции Дягилева. Оказалось, тот был смертельно болен и умирал в своем гостиничном номере на Лидо.
За несколько мгновений до того, как навсегда закрыть глаза, Дягилев успел увидеть Мисю, и дать ей свой последний совет: «Всегда носи только белое!». Она выполнила это пожелание: на похоронах Дягилева она единственная была в ослепительно белом платье. Все расходы за последний земной день своего русского друга взяла на себя Габриэль Шанель.
Обо всем этом Мися поведала Русудан. А та, в свою очередь, вспоминала, как стала свидетельницей кончины матери. Несчастная женщина, добравшись, наконец, с детьми в Париж, решила отметить это событие домашним застольем. Во время которого, судя по всему, отравилась, и под утро ее не стало. «Тогда ангел смерти и начал свое приближение ко мне», – говорила Русудан Мисе.
На помощь вновь попыталась прийти Коко Шанель. Она вывезла Мдивани в Швейцарию. Но все уже было бесполезно.
Последнюю попытку спасти Русудан предпримет Мися Серт – она отправится в монастырь в Лурд. «Не помню, как я собралась, как я доехала: я была в полном отчаянии. В Лурде я купила огромную свечу, такую тяжелую, что ее несли в Грот два человека».
Когда Мися вернулась из Лурда, на столе лежала телеграмма: Русудан Мдивани скончалась.
Смерть Русудан стала для Миси большим ударом. Она начала терять зрение. Похоронив в 1947 году и Хосе Мария, с которым теперь ее связывали исключительно дружеские отношения, Мися перебралась в оставленную ей квартиру в доме 225 на улице Риволи.
Умерла Мися три года спустя в спальне, которую некогда делила с Хосе Мария, и хозяйкой которой потом стала Русудан. Когда Коко Шанель, занимавшаяся похоронами Миси, открыла медальон в форме сердца, с которым не расставалась Серт, то обнаружила в нем фотографию Русудан. Она сохранит эту карточку…
Шло время, многое и многие оставались в прошлом. О ком Шанель неизменно вспоминала с теплотой, был великий князь Дмитрий Павлович. Она умела быть благодарной: кузен последнего российского императора познакомил Мадемуазель с человеком, сыгравшим едва ли не решающую роль в ее судьбе, по крайней мере, если говорить о финансовом благополучии. Речь идет о создателе легендарного аромата «Шанель № 5», ставшего со временем главным источником дохода для Габриэль Шанель.
Шанель не выходит из моды. Стиль существует, пока он соответствует своей эпохе. Когда возникает противоречие между модой и духом времени, всегда проигрывает мода.
Коко Шанель
Эрнест Бо
Подробные воспоминания о нем оставил его коллега и ученик Константин Веригин, в 1926 году начавший сотрудничество с Домом Шанель. Эрнесту Бо его рекомендовал князь Кутузов, тот самый Сергей Александрович, тоже попавший к Шанель с легкой руки великого князя. На страницах книги «Благоуханность. Воспоминания парфюмера» он писал: «Молодая секретарша попросила меня подождать в небольшой приемной, более похожей на гостиную XVIII века, чем на бюро. Мне запомнился запах болгарской розы. Не успел я сесть, как отворилась дверь, и я услышал приветливый голос хозяина, говорившего на чистейшем русском языке, что меня очень поразило. Вслед за голосом появился его обладатель, среднего роста, плотный, с энергичным, властным и открытым лицом. В те годы я охотно занимался хиромантией и поэтому сразу же подумал: «Вот соединение Марса с Юпитером, дерзновенного действия с умением закрепить победу». В дальнейшем я убедился, что мнение мое было верным. Эрнест Бо, соединявший в себе достоинства француза с широкой русской хлебосольностью, заслужил в Первую мировую войну Военный крест и орден Почетного легиона, русский орден Святого Владимира с мечами и бантом и английский Военный крест. И в его лице я впервые встретил истинного парфюмера, то есть творца нового и прекрасного в искусстве аромата. Созданные им для этого Дома «Шанель № 5» уже сделали его имя знаменитым во всей парфюмерии. Он первый сумел соединить в духах блистательную дерзновенность, переходящую в тонкий, безукоризненный пир чувств…»
Эрнест Бо с удовольствием рассказывал о себе Веригину: что парфюмерией начал заниматься по примеру отца, в компанию Ралле – главный парфюмерный дом Российской империи – попал благодаря брату, занимавшему там пост администратора. Вынужденно оставив Россию, в 1920 году Бо устроился уже на французское подразделение Ралле под Каннами, где и были созданы духи «Шанель № 5».
На публичной лекции, состоявшейся 27 февраля 1946 года, сам Эрнест Бо говорил: «Меня спрашивают, как мне удалось создать "Шанель № 5"? Во-первых, я создал эти духи в 1920 году, когда вернулся с войны. Часть моей военной кампании прошла в северных странах Европы, за Полярным кругом, во время полуночного солнцестояния, когда озера и реки излучают особую свежесть. Этот характерный запах я сохранил в своей памяти, и после больших усилий и трудов мне удалось воссоздать его, хотя первые альдегиды были неустойчивы. Во-вторых, почему такое название? Мадемуазель Шанель, имевшая очень модный кутюрный Дом, просила меня создать для нее духи. Я показал ей серии от 1-го до 5-го и от 20-го до 24-го номера. Она выбрала несколько, и среди них № 5. "Как назвать эти духи?" – спросил я ее. Мадемуазель Шанель ответила: "Я представляю коллекцию платьев пятого числа пятого месяца, то есть в мае. Значит, и оставим духам номер, который они носят. Этот 5-й номер принесет им успех". Сознаюсь, она не ошиблась. Эта новая нота духов еще пользуется большим успехом; мало у каких духов было так много подражателей, мало какие духи так старательно подделывали, как "Шанель № 5"».
Что же касается необычного флакона, то и его появлением Шанель была обязана великому князю. Как-то Дмитрий Павлович принес с собой штоф русской водки – эта форма и легла в основу флакона. Впоследствии Эрнест Бо создаст для Шанель и другие ароматы, среди которых можно выделить парфюм CuirdeRussie («Русская кожа»). По словам Мадемуазель, именно так пахли сапоги великого князя.
Лето 1930 года Коко Шанель проводила свой отпуск на средиземноморской вилле, то и дело нанося визиты в Монако. Там ее ждал великий князь Дмитрий Павлович. Их роман остался в прошлом: в 1926 году великий князь успел жениться на американке Одри Эмери, спустя два года родился сын Павел.
Родная сестра Дмитрия Павловича великая княгиня Мария Павловна посвятила описанию свадебных хлопот немало страниц в своих мемуарах. Среди прочего, она писала: «После непродолжительного ухаживания Дмитрий со всем юношеским пылом был готов сделать предложение, но все еще не был уверен в ответе. Не забуду того вечера, когда он наконец решился услышать отказ. Я была дома, в одиночестве поужинала и рассчитывала дождаться его возвращения. Он задерживался, пора было укладываться спать. И только я легла, во двор въехал автомобиль. Звякнули ворота, под знакомыми шагами проскрипел гравий. Внизу отворилась и закрылась дверь. Я уже была на ногах, накинула на плечи халат и встала в дверях. Дмитрий поднимался по лестнице. Сначала я увидела его макушку, потом и все лицо. Оно сияло детским восторгом. Пока он подходил ко мне, я заметила, что он чуть смущается, и это растрогало меня сильнее всяких слов. Мы вернулись ко мне, я забралась в постель, Дмитрий свернулся у меня в ногах. Не было нужды говорить, что его предложение приняли, но мне хотелось подробностей, и он снова и снова пересказывал их – и что он сказал, и что она ответила, и где они стояли, и где потом сели. Уже рассветало, когда мы расстались. Он ушел, я осталась одна, и сон не сморил меня…
За любовь приходится платить в рассрочку, и большей частью, увы, когда любовь уже кончилась.
Коко Шанель
Вскоре Одри с семьей уехала в Биарриц; потом к ним отправился Дмитрий. Свадьбу назначили там же осенью. В два оставшихся месяца надо было переделать массу дел, я не знала минуты отдыха – ведь на мне была еще моя работа. Несколько раз я ездила в Биарриц на выходные. Я ближе узнала будущую невестку, и уже тогда нас крепко связала дружба, доселе нерасторжимая.
Чтобы ближе быть к Дмитрию и русским, Одри решила принять православие. Нужно было соответствующим образом подготовить ее к этому, и я взялась хлопотать о том, чтобы наставить ее в новой вере. Я даже не представляла, насколько это окажется трудным делом. Наши батюшки не знали английского языка, только некоторые кое-как говорили по-французски, и Одри не могла их понять. Наконец отыскался юный выученик Парижской православной семинарии, который, сказали мне, немного знал по-английски. Времени оставалось совсем мало, и я поручила ему наставлять Одри, даже не повидав его и не переговорив. Разумеется, я тоже должна была присутствовать на уроках, которые имели место у меня в конторе. Никогда не забуду первое занятие.
Юный семинарист пришел в сопровождении священника. Оба сели рядышком против Одри, а она заняла мое место за столом. И оба заговорили одновременно – священник на плохоньком французском, а семинарист не очень внятно по-английски. Настроение было самое истовое. Посерьезневшая Одри озадаченно переводила взгляд с одного на другого, пытаясь понять смысл сказанного. Понять что либо было трудно даже мне, а уж она, конечно, не поняла ни слова. Поверх их голов я порою ловила ее растерянный взгляд. Я недолго терпела эту пытку. Давясь от смеха, я поспешила уйти, пока она не успела этого заметить.
Близился день свадьбы. Ее назначили на 21 ноября, отъезду в Биарриц предшествовал гражданский обряд бракосочетания в Париже, точнее, в муниципалитете Булонь-сюр-Сен, где мы были зарегистрированы. Одри с семейством, княгиня Палей, мои сводные сестры, свидетели (в их числе посол Херрик) и несколько приглашенных гостей – все собрались у меня и отправились в крохотную мэрию, вероятно, впервые подвергшуюся такому нашествию.
…В тот же вечер мы уехали в Биарриц. Мы с Дмитрием остановились в отеле. На следующий день приехавшие из Парижа епископ и священники крестили Одри в православную веру. Восприемниками были я и наш кузен герцог Лейхтенбергский. Это долгий и утомительный обряд, и я очень сочувствовала Одри, не понимавшей ни единого слова.
Утром 21 ноября, в день венчания, я поднялась с чувством, которое мне трудно передать. До этого я была в делах и не задумывалась о себе, теперь так уже не получится. В полдень пошли к обедне, на ней пел знаменитый хор Русского кафедрального собора в Париже. Послушать пение пришли некоторые наши друзья по Биаррицу и приехавшие на свадьбу парижские гости. Церковь смотрелась празднично. Ее уже убрали к венчанию, которое пройдет позже.
…Оставив гостей обедать в отеле, я отправилась к матери Одри. Одри просила помочь ей управиться с фатой, в которой венчались и я, и моя матушка. Это прекрасное старое кружево среди немногого я уберегла и вывезла из России. Перед побегом я увязала фату и еще какие– то кружева в подушку, на которой потом спала в дороге. От волнения мы с Одри едва могли говорить, у меня перехватывало горло. Я понимала, какие чувства переживает Одри, но не могла посочувствовать ей, чтобы самой не сорваться.
Когда я вернулась в отель, было уже время переодеваться. Дмитрий был у себя в комнате; все утро мы избегали оставаться наедине, почти не говорили друг с другом. По обычаю, перед тем как идти к венчанию, я должна была благословить его, заместив наших родителей, и вот этой минуты мы оба страшились. Но сколько мы ни откладывали ее, эта минута пришла. Собравшись, я вышла в гостиную, разделявшую наши комнаты, и стала его ждать… В черном костюме, с белым цветком в петлице вошел Дмитрий, и мы неуверенно улыбнулись друг другу. Я вернулась в спальню и вынесла икону. Дмитрий стал на колени, и я иконой перекрестила его склоненную голову. Он поднялся, мы обнялись. Я судорожно прижалась к нему. Горло перехватило так, что я не могла дышать…»
Красивая история любви великого князя и американской красавицы продолжалась немногим более трех лет. Вскоре после появления на свет сына Павла супруги разъехались.
У самой Шанель после расставания с великим князем была довольно бурная личная жизнь, а потому никаких счетов и претензий друг к другу у бывших любовников не было. Наоборот, они всячески поддерживали отношения и регулярно виделись.
В этот раз великий князь представил Мадемуазель еще одного своего знакомца – приехавшего из Америки Самуила Голдфиша, создателя кинокомпаний «MGM» и «Paramount». В мире кино его знали, как Сэма Голдвина.
Как-то за обедом Сэм предложил Коко Шанель выгодный контракт – два раза в год, весной и осенью, приезжать в Америку и одевать первых звезд Голливуда. Гонорар Шанель за два визита составлял один миллион долларов.
Шанель не торопилась соглашаться. Ее убедил великий князь Дмитрий – мир едва начал приходить в себя после финансового кризиса, а здесь вполне достойные деньги за необременительную работу. В итоге в апреле 1931 года Коко в окружении своих ведущих манекенщиц взошла на борт парахода «Европа». Компанию Шанель составляла ее верная Мися Серт.
Подруги остановились в нью-йоркском отеле «Уолдорф». А через несколько дней на специальном поезде, выкрашенном в честь Шанель в белый цвет, компания отправилась в Лос-Анджелес. На вокзале великую Мадемуазель встречала Грета Гарбо, что позволило журналистам написать: «Встреча двух королев».
Но длительного сотрудничества с Голливудом у Шанель не вышло. И, пожалуй, единственной звездой, которую успела одеть Коко, стала Глория Свенсон, блиставшая в ее нарядах в фильме «Сегодня вечером или никогда». Негласным титулом Свенсон в то время было звание «принцессы Мдивани».
В первый же свободный день в Калифорнии Шанель и Серт нанесли визит в Беверели-Хилз, чтобы посмотреть на дом одного из братьев Мдивани.
Вскоре Шанель и Мися поспешили вернуться в Париж.
Французам нравились широкие манеры оказавшихся в эмиграции аристократов из бывшей Российской империи. Однажды в роскошном отеле Crillon леди Детердинг решила устроить коктейль в честь приехавшего в Париж Чарли Чаплина.
Приглашена была вся знать – русские и французские князья, братья Мдивани, Мери Шарвашидзе с мужем, Тамара и Римма Эристави. Гостей развлекал скрипач Гулеско, как и многие гости, проделавший путь в Париж из Тифлиса через Константинополь.
Описание того, что произошло во время коктейля, оставил в своих мемуарах Александр Вертинский, который тоже был в числе приглашенных.
Шампанское подали в старинных бокалах времен Наполеона, украшенных вензелями императора Франции, являвшихся гордостью отеля.
После первого тоста Чаплин осушил бокал до дна и разбил его о пол. Второй бокал постигла та же участь. Наконец, метрдотель не выдержал и обратился к Вертинскому с просьбой поговорить с Чаплиным, ведь леди Детердинг уже выставили счет в несколько тысяч франков.
Александр Николаевич подошел к актеру и спросил, почему он бьет драгоценную посуду. Чаплин удивился: «Разве это не в традициях русских бить бокалы после тоста? Я хотел сделать вам приятное».
О том, как проводят время аристократы, оставшиеся без Родины, потом не раз писала европейская пресса.
Увы, не все сумели найти свое место в новой жизни. Тем ярче судьбы тех, кому это удалось. Через два года после отъезда Шанель из Голливуда на экраны Америки выйдет фильм режиссера из Тифлиса Рубена Мамуляна «Песнь песней» с Марлен Дитрих в главной роли.
При желании, в сюжете этой картины можно увидеть намеки на любовную историю Хосе Мария Серта и Русудан Мдивани. Героиня Дитрих приезжает в большой город и соглашается стать моделью маститого скульптора. Стоит ли говорить, что в процессе создания статуи, символизирующей божественную красоту юности, скульптор влюбляется в свою модель. На пути их чувств будет немало преград, но настоящая любовь сумеет победить все.
Фильм Мамуляна пользовался большим успехом. Именно в этой ленте Марлен Дитрих исполнила свою знаменитую песню «Джонни».
Это была первая работа актрисы в Голливуде без режиссера Джозефа Штернберга, в чьем «Голубом ангеле» и взошла ее актерская звезда. Собственно, именно благодаря Штернбергу Рубен Мамулян был приглашен на киностудию Paramount.
Поначалу все складывалось более чем непросто. Когда Дитрих неожиданно отказалась выходить на съемочную площадку, студия попыталась отсудить у нее 180 тысяч долларов. Актрисе запретили покидать пределы Соединенных Штатов до того, как съемки будут завершены. В итоге фильм все-таки вышел на экраны.
Почти одновременно с завершением съемок этой картины Мамулян закончил работу над фильмом «Королева Кристина», главную роль в котором сыграла Грета Гарбо. Голливудские сплетники поговаривали, что между режиссером и молодой актрисой во время съемок сложились более, чем дружеские отношения. Находились и такие, кто называл эмигранта из Тифлиса «мистером Гарбо».
Дмитрий Джорджадзе
Пройдет несколько лет и на голливудском бульваре Сансет появится еще один выходец из Грузии – князь Дмитрий Джорджадзе. Покинуть родину ему пришлось, как и тысячам его соотечественников, в 1921 году.
Первое время князь жил в Риме. В Италии его дядя, князь Георгий Мачабели, возглавлял грузинское посольство. После того, как Грузия потеряла независимость и посольство было закрыто, князь Мачабели уехал в Америку, где создал знаменитую парфюмерную компанию «Принц Мачабели».
Племянник остался в Европе и начал зарабатывать на жизнь участием в автомобильных гонках. В 1931 году он стал чемпионом в одном из заездов.
«После очередных гонок Дмитрий зашел в кафе, чтобы немного передохнуть, – поведала автору этих строк племянница князя Ивлита Джорджадзе. – Это было в 1934 году в Пиринеях. Из окна кафе дядя увидел красивую девушку, сидящую верхом на породистом скакуне. А надо заметить, что женщины и лошади были двумя его главными увлечениями. Дядя Мито просто не мог остаться равнодушным к картине, которую только что увидел.
Он обратился к хозяину заведения с вопросом: кто та молодая женщина за окном. И услышал в ответ, что это Одри Эмери, дочь американского миллионера».
Одри на тот момент официально оставалась женой великого князя Дмитрия Павловича. Для того, чтобы стать супругой русского великого князя, Одри приняла православие и при крещении была наречена именем Анна. Указом великого князя Кирилла Владимировича Эмери был дарован титул княгини Ильинской.
Под этой фамилий и был записан рожденный в 1928 году Павел – сын великого князя и Одри. Вскоре после появления на свет наследника супруги предпочли идти по жизни каждый своей дорогой. Отношения Эмери и Дмитрия Павловича исчерпали себя гораздо раньше, чем наступил официальный разрыв. Великий князь все чаще и чаще бывал замкнутым и предпочитал оставаться наедине со своими мыслями. А в жизни Одри, тем временем, появился новый мужчина.
Следующая встреча Дмитрия Джорджадзе с Одри Эмери, княгиней Ильинской, состоялась в 1936 году. Дмитрий с друзьями собирался на ланч. Одна из его знакомых предупредила, что вместе с ней будет ее подруга Одри.
– Какая Одри? – не понял Джорджадзе.
– Как, ты не слышал о жене великого князя Дмитрия Павловича?
Так начались эти отношения.
Незадолго до своей смерти в 1985 году Дмитрий Джорджадзе успел завершить работу над книгой мемуаров. На ее страницах он подробно описывает роман с Одри.
Однажды Джорджадзе предложил любимой на время расстаться. Ведь на бумаге она оставалась женой великого князя и матерью его сына. В ответ Одри заплакала: «Я не могу больше быть с ним, ведь я люблю тебя. А великий князь… Он красив, но уже исчерпал себя».
Тем не менее, влюбленные расстались: Одри уехала в Англию, Дмитрий остался в Париже. Но долго пробыть в разлуке они не смогли. И уже вскоре Одри звонила Дмитрию.
– Я не могу дождаться нашей встречи, – сказала она по телефону. – Пожалуйста, встреть меня.
– Я всегда буду встречать тебя на полпути, – ответил Джорджадзе.
По мнению автора литературной записи мемуров князя Гаэла Элтона Майо, в этих словах заключался весь смысл их будущих отношений, это был их девиз: всегда понимать друг друга с полуслова.
В тот раз Дмитрий действительно встретил Одри в Марселе и в Париж они приехали вместе. Какое-то время Одри еще оставалась женой великого князя. Но спутником ее жизни уже стал Дмитрий Джорджадзе. В том, что новый избранник был тезкой ее мужа, сама американка видела знак судьбы.
В один из дней они решили отправиться в Австрию. Предпочитая сам водить машину, а не пользоваться услугами шофера Одри, Джорджадзе арендовал «мерседес».
Расположившись на террасе отеля, куда они только что прибыли, Дмитрий услышал, как перед входом в гостиницу кто-то с силой хлопнул дверьми его машины. Он тут же отправился посмотреть, что происходит. И обнаружил у отеля точно такой же «мерседес».
Почти вся компания неулыбчивых молодых людей уже вышла из машины, в салоне оставался лишь один пассажир. Наконец, появился и он. В невысоком человечке Дмитрий узнал Гитлера. Тот взглянул князю прямо в глаза. «Это был взгляд дрессировщика», – вспоминал Джорджадзе.
Известие о том, что Одри хочет с ним развестись, великий князь Дмитрий Павлович воспринял совершенно спокойно. Ему было, казалось, уже все равно.
Свадьба Одри Эмери и Дмитрия Джорджадзе состоялась в 1937 году. Незадолго до венчания, которое прошло в православной церкви Брюсселя, Дмитрий получил приглашение на встречу с Джеком, родным братом Одри. Тот предложил грузинскому князю подписать бумагу, согласно которой он обязуется не заводить совместных детей с Одри. Таким образом, семья хотела предотвратить появление возможного наследника.
«Дядя Мито рассказывал, что в тот момент в нем проснулся кавказец, – говорит внучатая племянница князя Нино А. Джорджадзе. – Будь у него кинжал, он, не раздумывая, поразил бы им брата своей невесты. Но он так любил Одри, что подписал все, что от него требовали».
Несколько лет супруги Джорджадзе – Одри взяла фамилию нового мужа – прожили во Франции. «У них были непростые отношения, – вспоминает Ивлита Джорджадзе. – Одри все время было скучно. Дмитрий пытался увлечь ее театрами, музыкой, книгами. Но Одри ото всего отмахивалась и говорила, что умирает со скуки».
Когда началась Вторая мировая война, Дмитрий и Одри решили переехать в Америку. Перед отъездом Джорджадзе купил у кузина герцога Вестминстерского 175-футовую яхту, которую назвал в честь жены «Марианной» – это было второе имя Одри. Та была счастлива, ведь наконец у нее появилось занятие: яхту надо было обставлять и декорировать.
В дальнейшем именно это станет излюбленным занятием Одри. Главным критерием при выборе дома будут его размеры. Чем больше комнат, тем позднее из ее уст раздастся очередная жалоба на то, как скучно жить.
Семья поселилась в Вирджинии. Дмитрий серьезно занимался воспитанием своего пасынка Павла Ильинского. Причем делал это в духе грузинских традиций: мальчик много занимался спортом, умел ездить верхом
На жизнь Джорджадзе зарабатывал участием в скачках и разведением лошадей. О нем то и дело писали газеты, что вызывало неизменную ревность Одри.
Тогда-то Дмитрий и оказался в Голливуде. Однажды в легендарном отеле «Бель Эйр» он встретился с актером Кларком Гейблом. Знакомство быстро переросло в дружбу.
И вот уже Дмитрий Джорджадзе прогуливается с Гейблом по Сансет бульвару. Когда они видят пока еще не столь популярного актера Рональда Рейгана, то в шутку кивают ему: «Привет, фермер». Голливудские звезды становятся клиентами Джорджадзе. Лошадей у него покупает тот же Гейбл, Джордж Брент, Фред Астер.
Князю настолько нравится Калифорния, что он предлагает жене переехать сюда из Вирджинии. Но Одри отмахивается: «Голливуд? Это слишком вульгарно».
Наши дома – это наши темницы. Попробуем обрести там свободу, украшая их.
Коко Шанель
Неожиданно Джек Эмери просит Дмитрия срочно приехать в Нью-Йорк. «Когда Мито вошел в гостиницу «Ритц», он увидел, что его ожидают брат Одри и адвокат семьи Эмери. Без лишних слов Джек предложил дяде подписать бумагу о разводе. Услышав это, Дмитрий на мгновение потерял рассудок от обиды и возмущения. А потом взял себя в руки, быстро поставил подпись и вышел из отеля».
Брак с Одри Эмери – в конце концов, княгиня Ильинская вернула свою девичью фамилию – был расторгнут. Жизнь приходилось начинать заново. Джорджадзе пробует себя в гостиничном бизнесе, пытается заниматься продажей нефти, живет то в Аргентине, то в Доминикане, то в Индии. «Он был удачен во всем, кроме личной жизни».
Его второй женой стала Сильвия Эшли, которая до этого успела побывать замужем за голливудскими звездами Дугласом Фербэнксом (ради Сильвии Фербэнкс оставил Мери Пикфорд) и Кларком Гейблом. Но семейная жизни Дмитрия с Сильвией продлилась всего несколько месяцев. Потом он признается, что женился только из-за того, что черты лица Сильвии чем-то напомнили ему внешность Одри. При этом сама Сильвия до конца дней будет носить фамилию Джорджадзе, под ней ее и похоронят.
Утешение князь Джорджадзе находил в общении с друзьями. Одной из хороших знакомых Дмитрия была Консуэло Бальсан. Урожденная Вандербильд, в первом браке Консуэло носила титул герцогини Мальборо. Но замужество за кузеном Уинстона Черчилля было несчастливым.
Консуэло вышла замуж второй раз. Ее мужем стал Жак Бальсан. Оказалось, что супруг Консуэло был знаком с отцом Дмитрия Джорджадзе по Петербургу.
Семья Бальсанов занималась текстильным бизнесом и поставкой униформы для французской армии еще со времен Наполеона. Кстати, родной брат Жака – Этьен Бальсан – был первой любовью Коко Шанель. Именно благодаря Этьену Коко сумела открыть свой первый бутик в Довиле.
Забавное совпадение, но Дмитрий Джорджадзе оказался связан со всеми тремя главными мужчинами в жизни Шанель – Бальсаном, великим князем Дмитрием Павловичем и герцогом Вестминстерским.
В доме Консуэло Бальсан Джорджадзе познакомился и с Черчиллем. Тот сохранил с бывшей женой своего брата самые добрые отношения. Дмитрий вспоминал, что поначалу Черчилль окинул его придирчивым взглядом, каким оценивают лошадей – сверху вниз. А потом вдруг сердечно улыбнулся, пожал руку и сказал: «Добро пожаловать на мой горизонт».
В 1963 году Джорджадзе перебрался жить в Монте-Карло. Одной из его ближайших подруг была принцесса Грейс Келли. Именно она вдохновила князя на создание мемуаров, обещая устроить красивую презентацию.
Книга была написана. Но премьеру устраивали уже другие люди – Грейс Келли погибла в автомобильной катастрофе. В письме племяннице в Тбилиси Дмитрий напишет, что после смерти Келли Монте-Карло для него окончательно опустело.
Князь любил вспомнать, каким было Монте-Карло во времена его молодости. «Голубой экспресс» – тот самый, в честь которого и был назван балет с задником кисти Александра Шарвашидзе и костюмами Шанель – доставлял на Ривьеру парижан, в казино неизменно сидели Матильда Кшесинская и ее муж, великий князь Андрей.
Все было другим. В 1971 году Джорджадзе позвонила Одри: «Я умираю, приезжай». Он тут же взял билет и отправился за океан. Но в последний раз увидеть бывшую жену не успел. Они лишь смогли поговорить по телефону. «Я все еще твоя девочка», – сказала Дмитрию Одри.
Отныне смыслом жизни Дмитрия были встречи с Павлом Ильинским, которого он считал своим сыном. Тот навещал Джорджадзе в Монте-Карло, привозил показать своих детей.
В письмах племяннице в Тбилиси Джорджадзе подробно описывает, как Павел купил аэроплан, чтобы вести фотосъемку с воздуха, какие у него дети, и как он занимается политикой – Павел три раза избирался мэром американского города Палм-Бич.
Арчил Чкония
Уверенно себя чувствавал на американских просторах и еще один друг Дмитрия – Арчил Чкония.
Кроме общей родины, Джорджадзе и Чкония объединяла любовь к Голливуду. Правда, если сам Дмитрий просто дружил со знаменитостями, то Арчила с ними нередко связывали более нежные отношения. То, что Чкония увлечен голливудской звездой тех лет Джанет Макдональд, ни для кого не было секретом.
При этом Арчил оставался официальным мужем Елены Рубинштейн, создательницы мировой косметической империи. Выйдя замуж за Чкония, называвшего себя князем Гуриели, Рубинштейн взяла его фамилию и стала именоваться Рубинштейн-Гуриели.
Когда при встрече Елена услышала поздравления от Коко Шанель, то не удержалась от вопроса, почему сама Габриель ответила отказом на предложение руки и сердца от герцога Вестминстерского. Шанель объяснила, что «герцогинь Вестминстерских много, а мадемуазель Шанель одна».
Елена Рубинштейн лишь пожала плечами. Для нее титул княгини значил очень много.
Встреча Чкония и Рубинштейн состоялась в 1938 году в парижском доме графини де Полиньяк. Графиня, дочь великой Жанны Ланван, основательницы знаменитого модного дома, каждую неделю устраивала у себя вечера, на которых играли в бридж.
Среди гостей в этот раз была владелица набирающей обороты косметической империи Елена Рубинштейн, подруга Ланван. И приятель графини Ар-чил Чкония, эмигрант из Грузии, называвший себя князем Гуриели-Чкония.
Арчилу на тот момент было 43 года. Он уже давно жил в Париже, куда приехал из Тифлиса в 1919 году. Особых занятий у него не было. Первые годы во Франции Арчил жил за счет родной сестры Мариам, которая перебралась во Францию вместе с ним.
Мариам работала в доме Коко Шанель, где делала шляпки. Чкония не нуждались и имели возможность пригласить в Париж племянника, сына своей сестры Кетуси, которая с родителями осталась в Грузии.
На момент знакомства с Рубинштейн Арчил переживал не самые лучшие времена. Ему даже пришлось отправить обратно в Грузию племянника, отучившегося в Сорбонне. О том, что юноша возвращается в Советский Союз не в самый подходящий момент – стоял 1938 год – Чкония, конечно же, не понимал.
Вместе с сестрой они собрали племяннику несколько чемоданов с костюмами ручной работы и гостинцами для грузинских родственников, и с чистой совестью посадили его в поезд. О том, что это была большая ошибка, Арчил поймет, только когда узнает, что племянник четыре года провел в сталинских лагерях как французский шпион.
В 1938 году Арчилу было очевидно другое: надеяться только на везение при игре в бридж больше нельзя. И в скором времени у него появились влиятельные знакомства, преимущественно с состоятельными женщинами, которые с удовольствием помогали молодому грузину. При этом Чкония не оставил игру, и нередко суммы выигрыша были весьма и весьма значительными.
Елена Рубинштейн тоже любила бридж. Правда, события последних лет никак не располагали к тому, чтобы пребывать в хорошем настроении, принимать приглашения и ходить на вечеринки. Рубинштейн переживала личную драму: расставание с мужем, Эдвардом Титусом, променявшим ее на женщину, которая была намного моложе.
Несколько лет все мысли Елены были заняты только работой. И в Париж она тоже приехала по делам. И вот – неожиданная встреча в доме Ланван.
Рубинштейн увлеклась грузинским князем в тот же вечер. Во-первых, ей льстил титул. Во-вторых, Чкония был на 25 лет моложе ее. Чем не достойный ответ Титусу, проводящему время с молоденькой писательницей. Ну, а в-третьих – и это было самым главным – с Арчилом было легко.
Как потом говорила сама Рубинштейн: «Встретив Арчила, я впервые за несколько лет рассмеялась. Мне пришлись по нраву откровенность, теплота и веселый нрав Чкония».
Елена и Арчил с каждым днем обнаруживали, как много у них общего. Они родились в небогатых семьях. И оба в юности не побоялись полностью изменить свою жизнь: 24-летний Чкония уехал с сестрой во Францию, а 18-летняя Рубинштейн – в Австралию, где жила семья ее кузины.
Читать бесплатно другие книги:
