Шпаги и шестеренки (сборник) Злотников Роман
– В письме лорд Джеймс упоминал о жемчужном ожерелье длиной в шесть ярдов и короне, усыпанной рубинами, изумрудами и розовыми бриллиантами Голконды. Да, вот еще. Он написал о некой золотой статуе, из-за которой у него чуть было не вышла ссора с местным жрецом-брамином. Увесистая статуя из чистейшего золота. Она чем-то приглянулась отцу. А поскольку махараджа в благодарность за помощь обещал ему любой дар из сокровищницы, коммодор выбрал статую. Он вообще любил всякие диковинные безделушки. Брамин заявил, что статую нельзя выносить из храма, но отец настаивал. Тогда брамин попросил у отца небольшой срок, дабы совершить какие-то свои обряды, чтобы на храм не пало проклятье. Отец согласился.
– Известно ли, что это за статуя?
– Я не знаю, кто-то спит на ложе из кобр. У меня есть фотокарточка этого изваяния, сделанная перед его отправкой.
Раджив низким поклоном выразил благодарность за ответы.
В дверь постучали. Леди Маргарет прислушалась. Два раза, затем еще два, один и три с длительными паузами.
– Слава богу, это не призрак, а наш дворецкий. Я каждый раз меняю ему код после того, как он заходит сюда.
– Ваш муж прибыл, мэм. Спрашивает, желаете ли вы его видеть сейчас, или он пока отдохнет во флигеле?
Сыщик удивленно поглядел на собеседницу.
– Я так понимаю, на вашего мужа отец тоже имел зуб?
Хозяйка замка пожала плечами:
– Затрудняюсь что-то сказать. Когда мы познакомились, я была еще девчонкой, а Генри – всего лишь талантливым инженером, совсем недавно закончившим Оксфорд и работавшим в Адмиралтействе. Отец дал ему денег, познакомил с мистером Купером и весьма помогал своим влиянием в определенных кругах Адмиралтейства. Можно сказать, они были друзьями. Сейчас верфь приносит немалые прибыли, однако папа никогда не напоминал Генри, что тот обязан ему возвышением. А теперь, – леди Маргарет горестно вздохнула, – этот подводный корабль…
– Что ж, – Шейли-Хоупс поглядел на молчаливого сикха, – поглядим, поглядим. А пока вы будете беседовать с мужем, будет ли мне позволено взглянуть на письмо и карточки?
– Да, пожалуйста, – леди Маргарет вытащила из ящика стола исписанный листок и снимки, будто только и ждала этого вопроса. – Если не возражаете, я бы пригласила Генри тоже принять участие в нашем, с позволения сказать, военном совете.
– Да, да, – согласился мистер Шейли-Хоупс, вытирая платком макушку и передавая содержание коммодорского пакета Радживу. – Подержи.
Сэр Генри Рокстед вошел в комнату энергичной походкой человека, высоко ценящего свое время, без особой охоты, но вежливо поздоровался с детективом, приобнял жену и вновь повернулся к гостю.
– Прошу извинить мою супругу. Мне кажется, что, начитавшись занимательных историй о Шерлоке Холмсе, она все же обратилась не по адресу.
– Да, адрес у меня другой, – набычился частный детектив.
– Вы понимаете, что я имею в виду. В любом случае, как мне стало известно, сэр, вы имели уже возможность убедиться, что призрак, увы, не выдумка и не мистификация. Более того, как ни странно, он начисто игнорирует общепринятые в Британии правила вежливости респектабельных привидений и прочих обитателей замков. Как ни огорчительно мне это признавать, его манера появляться в любое время суток просто возмутительна. Однако же, полагаю, сэр, при сложившихся обстоятельствах в ваших услугах нет нужды. Если пожелаете, переночуете здесь, а спозаранку Томас отвезет вас на утренний лондонский поезд. Можете не сомневаться, я оплачу все расходы.
– С благодарностью воспользуюсь вашим гостеприимством, – медленно, с трудом пряча недовольство, проговорил Стивен Шейли-Хоупс.
– Как угодно, – с легкой досадой бросил совладелец верфи. – Томас проводит вас и вашего человека во флигель. А кстати, – точно вспомнив нечто важное, обратился он к детективу, – быть может, когда стемнеет, вы пожелаете вместе с нами принять участие в столоверчении? Я привез из Дувра знаменитую заклинательницу духов Розамунду. Она обещала установить контакт с духом коммодора и подробно расспросить о причинах гибели.
– Весьма интересно, – кивнул сыщик. – А сейчас позвольте откланяться. Раджив, верни леди Маргарет пакет.
Двери флигеля закрылись на хорошо смазанных петлях без единого звука.
– Ты успел просмотреть бумаги? – убедившись, что в помещении больше никого нет, поинтересовался детектив.
– Да, мистер Стив.
– Есть какие-то зацепки?
– Есть. Постамент для статуи из сандалового дерева с декоративными золотыми головками гвоздей в виде лотосов. Лотос – цветок забвения. Он соединяет огонь и воду, символизирует перерождение…
– Предположим, но если отбросить символику?
– Отбрасывать символику в наших землях нельзя. Это язык богов.
– Что-то еще?
– Золотую статую Шивы, а именно она была на фотокарточке, действительно запрещено вывозить из храма – она благословляет княжество на процветание.
– Даже если в ответ наши корабли могут начать бомбардировку?
– Бомбардировка не может длиться вечно, а в Индии нет большой разницы между мигом и вечностью. Цепь перерождений надежно защищает от пушечного огня. Но здесь, на постаменте, не просто золотые головки в виде лотоса, они чересчур велики. Настолько велики, что бросаются в глаза. Старые мастера такого себе не позволяли. А статуя, несомненно, древняя.
– Что с того?
– Много золота ставят там, где нужно скрыть что-то маленькое и не привлекательное.
– И ты знаешь, что это?
– Догадываюсь. Вспомните тот клинок, которым бедный лорд Джеймс пытался атаковать вас во дворе замка. На нем был воск от свечей, но, быть может, вы заметили также еще два белых пятнышка у самого острия? Уверен, это змеиный яд. Незадолго до гибели коммодор, держа шпагу в руках, отбивался от змеи. Вероятнее всего – кобры.
– Полагаешь, брамин наложил на статую заклятье, порождающее змей?
– Вряд ли бы он наложил заклятье на статую Шивы, дающую благополучие его стране. Но он наверняка принял меры.
– Какие же?
– Давайте поговорим об этом после спиритического сеанса? И у меня есть к вам одна просьба: когда пойдете на сеанс, наденьте свой Крест Виктории и медали за индийскую кампанию.
– Полагаешь, коммодор не станет атаковать собрата по оружию?
– Кто знает? Мне кажется, он бы и рад выговориться, но уж точно не с братцем Тобиасом или кем-то иным из домочадцев.
– А как же сэр Генри?
– Сэр Генри много лучше и, возможно, за исключением нежно любимой дочери, это единственный человек в замке, с кем бы он стал говорить. Но как вы думаете, отчего это мистер Рокстед так поспешил вас отшить?
– Представления не имею, это ж ты у нас голова!
– Ну что вы, лейтенант, я лишь наилучшим образом использую то, что мне удается разузнать. – Раджив склонил голову. – Мистер Рокстед довольно молод, хотя уже и не юн. И когда он жал вам руку, я заметил у него на пальце железное кольцо Оксфордского студенческого братства.
– Это неудивительно. Мистер Рокстед получил хорошее образование.
– О, я далек от мысли в этом сомневаться. Просто такое же кольцо носит принц Даккар, известный вам по восстанию сипаев как Нана Саиб.
Стивен Шейли-Хоупс передернул плечами, явно не радуясь воспоминанию.
– Если бы в той схватке ты меня не вытащил…
– Но зато вы спасли полковое знамя. Однако я о другом. Не так давно в море появился чудовищный механический нарвал, который топит британские корабли. Среди моих земляков шепчутся, что это подводный корабль принца Даккара.
– Погоди-погоди, ты хочешь сказать, что Генри Рокстед продал свои изобретения Нана Саибу, и потому опасается расследования? Но это немыслимо! К тому же, насколько я мог понять, корабль Рокстеда не приспособлен для таранного боя.
– Леди Маргарет сказала, что, едва закончив Оксфорд, сэр Генри проявил себя талантливым инженером. Настолько заметным, что коммодор Улфхерст решил поддержать его, а затем даже отдал в жены обожаемую дочь. Думаю, что не ошибусь, если предположу, что Нана Саиб и Генри Рокстед, еще будучи членами студенческого братства, совместно разрабатывали идею подводного корабля, а уж потом их пути разошлись, и каждый действовал самостоятельно, – мягко проговорил сикх.
– Фух! Признаться, у меня отлегло от сердца – не хотелось бы подозревать в предательстве столь достойного человека.
– Конечно. Тем более что сам мистер Рокстед наверняка узнал в подводном нарвале детище своего университетского приятеля. И теперь у него есть основания опасаться, что их прежнее сотрудничество вскроется.
– Так ты думаешь, что именно этот нарвал протаранил фрегат в районе Кейптауна?
– Обломки могло принести и штормом, но я бы предположил именно это. Принц Даккар узнал от жреца о золоте, которое будет перевозиться в Британию, и решил перехватить его. Вероятно, и коммодор Улфхерст подозревал, кто в первую очередь будет охотиться за плавучей сокровищницей, а потому решил рискнуть и погрузить золото на «Помпилий», оставив фрегат в качестве приманки.
– Ну да, – бывший лейтенант снова протер бритую голову платком. – Вряд ли Нана Саиб станет искать второй подводный корабль.
– Во всяком случае, до той поры, пока не выяснит, что «Джон Чандос» – всего лишь отвлекающий маневр, – негромко предположил Раджив. – Выяснив, он должен был бы устремиться обратно, чтобы получить новые известия о планах лорда Улфхерста, или же рыскать в океане в поисках иного претендента на роль корабля, груженного похищенными драгоценностями. Но это было бы полным безрассудством. Так что принц, скорее всего, выбрал первый вариант. И когда он узнал от местных рыбаков, – те-то, вероятно, видели, как перегружается золото с фрегата, – о вражеской уловке, ему оставалось лишь высчитать маршрут движения «Помпилия». Сделать это, очевидно, было несложно. Вряд ли командир подводного корабля избирал какие-нибудь хитрые и замысловатые пути. Кроме того, у Нана Саиба было неограниченное время для поисков, поскольку на борту «Помпилия» скорее всего, уже все были мертвы.
– Хорошо, забыли о проклятии. Уж что-что, а расстрелять шлюпку «Джона Чандоса» ни один Шива не в состоянии. Но откуда бы на подводном корабле взяться кобрам?
– Простите, сэр, – Раджив указал на приоткрытое окно, – к нам направляется Томас. Должно быть, чтобы пригласить на спиритический сеанс. Еще раз прошу вас, наденьте свои боевые награды.
Перевернутое блюдечко лежало на расчерченном столе, исписанном буквами. Взявшиеся за руки люди сидели вокруг него, точно намеревались водить хоровод прямо так, не вставая с массивных стульев.
– Дух Джеймса Рейджинальда Улфхерста, – заунывно воззвала известная заклинательница, поднимая к потолку насурьмленные глаза, – призываю тебя, приди в свой дом!
Прямо из воздуха сгустилась голова с седеющими бакенбардами, переходящими в усы. В зубах голова держала длинную трубку, из которой поднималось нечто более прозрачное, нежели табачный дым.
– Чё надо? – процедила голова, не разжимая зубов.
– Ответь нам, что произошло…
– Дура, – процедила голова, – если я разожму зубы, трубка выпадет.
Госпожа Розамунда вынуждена была согласиться с доводом призрака.
– Тогда напиши-и-и, – начала она нараспев.
В воздухе опять появилась известная уже обитателям замка правая рука со шпагой.
– Сейчас пойдет крушить, – страдальчески констатировала дама со странным воротником на шее. – Лучше спрятаться под стол.
Однако смертоубийства не последовало. Рука подлетела к Стивену Шейли-Хоупсу, протянула ему оружие рукоятью вперед, и замогильный голос приказал:
– Подержи. – Затем освободившиеся пальцы сложились в кукиш, и потусторонний голос продолжил с воодушевлением: – А вот тебе, камбала болотная!
Заклинательница духов открыла рот, чтобы выразить негодование, и тут же взвизгнула, поскольку кисть руки зажала ее нос меж двумя пальцами.
– Нет, нет! – чуть не плача закричала леди Маргарет. – Это не отец! Он же не курил, тем более, трубку! А уж так обращаться с дамой!..
Сеанс был сорван окончательно и бесповоротно.
– Отдай! – послышалось в воздухе. Наградная шпага перекочевала обратно к хозяину и тут же исчезла из виду.
Медиум Розамунда в истерике отбыла из Фатлмоунта, не дожидаясь утреннего поезда, потребовав от Томаса отвезти ее в ближайшую гостиницу. Леди в странном воротнике категорически отказалась вылезать из-под стола до прихода священника. Всем остальным хозяйка замка учтиво пожелала спокойной ночи. Но Стивен Шейли-Хоупс и Раджив вовсе не собирались спать.
– А если не появится? – ходя из угла в угол, спросил бывший лейтенант.
– Появится, – уверенно пообещал Раджив. – Просто так он бы не передал вам свою шпагу.
– Но это лишь твое предположение.
Голова с хлопком возникла из воздуха, точно прорвав невидимую пелену. На этот раз трубки не было.
– В каком полку служил? – рявкнула голова.
– Девятнадцатый Девонширский, сэр. Лейтенант Шейли-Хоупс.
– Хоупс, Хоупс… Как же, помню – Крест Виктории за спасение знамени.
– Так точно, господин коммодор, – браво отрапортовал мистер Стивен, вытягиваясь во фрунт. – Счастлив знакомством!
– Ты славный парень, лейтенант! Что тебя понесло в сыщики? Эти вынюхивающие крысы… – Шейли-Хоупс бросил поспешный взгляд на Раджива, но коммодор перебил самого себя: – А впрочем, к черту! Не в том дело. Ты мне сейчас можешь пригодиться.
– Слушаю вас, сэр.
– Я дьявольски хочу понять, откуда на лодке появились змеи. Разузнай – и проси у меня любой награды! Все было отлично, мы шли без каких-либо происшествий и уже подходили к Суэцу, когда вдруг выползли эти гады. Казалось, они появились сразу и отовсюду – огромные, в три ярда длиной, кобры. Мы отбивались, как могли.
– Яд на клинке, – словно в пространство промолвил Раджив.
– А ты кто такой? – повернулся к индусу морской волк.
– Раджив Шариф-Сикх, сэр. Сержант второй роты Девятнадцатого Девонширского.
– Верность – похвальная черта, парень. Да, ты угадал, я отбивался шпагой от злющей кобры, пока она не цапнула меня и я не сорвался в чертову машину. Но откуда на корабле взялись проклятые шестерни и колеса, я знаю и без вас. Змеи, откуда взялись змеи?!
– Сандаловый постамент, украшенный золотыми гвоздями с головками в виде цветка лотоса.
– Да, отличный сандаловый постамент, – чуть заметно кивнула голова. – Но ты же не хочешь сказать, что эта стоглавая кобра, на которой спал ваш ложный бог, решила покарать меня?!
– Сама она никак не могла этого сделать. За нее об этом позаботились брамины. Весь постамент был набит кобрами.
– Чушь, сержант! Даже если бы они там сидели, то не смогли бы выбраться без посторонней помощи. Я сам осматривал эту штуковину.
На губах Раджива впервые появилась чуть заметная усмешка, полная то ли сожаления, то ли превосходства.
– Весь секрет в гвоздях, сэр. Постамент был аккуратно собран, и статуя поддерживалась изнутри на лагах, удерживаемых переплетенными веревками. Под каждым гвоздем был расположен пузырь, полный кислоты. Когда подводный корабль опустился на глубину, давление в нем увеличилось, и гвоздики, войдя в специально сделанное отверстие, прокололи эти пузыри. Кислота начала разъедать веревки. Неспешно, час за часом, все больше и больше. Покуда верхняя часть постамента, опустившись, не порвала их окончательно своим весом и не стала проваливаться, точно пресс, раздвигая боковые стенки постамента.
– И вот тогда-то эти взбешенные кобры и полезли, – мрачнея на глазах, продолжил коммодор. – Проклятье! И это сделал человек, которому я помог спастись от каторги, помог удержаться на престоле!
– О нет. Хотя, вероятно, он попустительствовал действиям верховного хранителя священного храма Шивы. Я не удивлюсь, если через некоторое время возле «Помпилия» окажется железный нарвал принца Даккара, а вслед за тем золотая статуя Шивы чудесным образом снова окажется в храме. Не уверен, что там снова появится все остальное золото, но обретенная чудесным образом святыня поможет быстро возместить убытки.
– Проклятье! – заскрежетал зубами коммодор.
– Как видите, милорд, ваша загадка решена, – дождавшись, когда сикх закончит свою речь, гордо произнес Шейли-Хоупс. – Давайте поговорим о награде. В благодарность за исполнение вашего желания мы бы нижайше просили вас не пугать больше обитателей замка.
– Что, совсем? – разочарованно выдохнул Джеймс Рейджинальд Улфхерст.
– Было бы очень желательно.
– Это Маргарет вас попросила? Черт побери, а было так весело! Признаюсь вам, приятели, впервые, сколько себя помню, я смог отдохнуть от души, – призрак на миг задумался, – вернее, нет, отдохнуть от тела. Никто больше не смеет требовать, чтобы я придерживался всех этих правил хорошего тона и сдержанно кивал, когда хочется пнуть с размаха. Или вот эта трубка – моя супруга терпеть не могла запаха табака, да еще твердила, что курение вредит моему здоровью. Но теперь-то оно ему не вредит! Я могу повисеть этак с трубкой в своей обожаемой библиотеке, полистать страницы, похохотать, если смешно, или спросить мнение о прочитанном какого-нибудь гостя…
– Быть может, вы все же согласитесь ограничиться полуночными часами и Днем Всех Святых?
Коммодор досадливо скривился:
– И тут никакой жизни! Ладно, передайте Мардж, что в День Всех Святых я, как в прежние годы, приду взъерошить ей волосы. А пока вернусь на «Помпилий» и устрою там достойную встречу принцу Даккару!
Паротон с новым, еще не запыленным окном, ждал у крыльца.
– Вы, вы!.. – сияющая Маргарет утерла слезу радости. – Я и подумать не могла, что вы так быстро распутаете это дело. Это невероятно, просто невероятно! Признайтесь, ведь вы все-таки в действительности Шерлок Холмс?!
– Думайте, как посчитаете нужным, мэм. – Стивен оперся на трость, кланяясь даме и пожимая руку ее мужу. – Раджив, возьми саквояж.
Антон Тудаков
Ex Lumen
Фараоны тормознули Бобби Монтега аккурат, когда он пытался прошмыгнуть незамеченным по Дюрвард-стрит.
– Э, гражданин, ну-ка стоять! – выплюнутая решеткой звукоусилителя, дребезжащая фраза полицейского догнала Бобби как брошенная в пьяной драке бутылка.
Бобби повернулся. В любой другой день на Дюрвард-стрит сам черт ногу бы сломал – те газовые фонари, что здесь уцелели, горели едва ли вполсилы. Но, как назло, именно сегодня смог от труб оружейных заводов в Лаймхаусе рассеялся и свет полной луны залил пустынные улицы. В ее мертвецких лучах оба фараона выглядели порождениями ночных кошмаров – покрытая потеками бочкообразная броня, надраенные круглые шлемы со свиными рылами дыхательных масок и злобно поблескивающими глазными линзами, шлейфы черного дыма из заплечных труб. На поясах булькали баллоны с полицейской иероплазмой. Один фараон нетерпеливо постукивал каучуковой дубинкой со свинцовыми вставками по латной перчатке. Звук получался мерзковатый – как будто бухие соседи парой этажей ниже лупили по трубе парового отопления. Второй небрежно перебросил через локоть пистолет-пулемет «Стерлинг». Бобби невольно припомнил, что последним указом Совета Круглого стола на ночное патрулирование лондонским фараонам выдавали боевое оружие. И если скрыться в лабиринтах Уайтчепела от полицейских еще можно было попытаться – они были быстрыми, но неповоротливыми в своих консервных банках, да еще пока котел раскочегарится на разгон… То вот от витриолевой пули тридцать восьмого калибра убежать сложновато.
Сопровождаемые надсадным свистом поршней и шипением пара, фараоны неспешно направились к Бобби. Тот застыл у перекошенного гидранта, изо всех сил стараясь придать лицу придурковатое выражение. В руках он нервно мял картуз.
– Офицер Дуглас, – проскрипел первый фараон, тот что с дубинкой. – Как звать, гражданин?
– Бобби Монтег, сэр.
– Ну и чего шляемся, гражданин Монтег? Комендантский час нарушаем?
Дуглас запалил плечевой прожектор и направил его прямо в лицо Бобби. Как будто на улице лунного света мало было.
Бобби скрипнул зубами в бессильной ярости, но тупого выражения с лица не согнал.
– Так это, господин полицейский, – заискивающе пробормотал он. – Со смены я иду, в вечернюю на наладке фрезы задержался…
– Слышь, Битти, со смены он идет, – хмыкнул фараон, обращаясь к напарнику, и обдал Бобби едким выхлопом из труб. – Ты этой суке веришь, а? Где работаешь, гражданин?
– Машиностроительный завод Фостера, Гарфордская оружейная линия, – Бобби едва сдерживался, чтобы не плюнуть в латунную харю полицейского.
Останавливало его три причины. Первая – все равно не долетит, на фараонском забрале останется. Вторая – зато самого Бобби отмудохают так, что мало не покажется. Третья причина, о которой в присутствии легашей и думать не хотелось, жгла ему спину за пазухой, и испариной он от нее покрылся куда быстрей, чем от кипящего полицейского фонаря.
– Сейчас проверим, что ты у нас за наладчик Бобби Монтег, – второй фараон, который Битти, перевесил пушку за спину и достал из поясной сумки кровобор.
– Ошейник, гражданин! – потребовал он.
Бобби размотал шарф, оголяя впившееся в шею металлическое кольцо. Битти приставил кровобор к ошейнику. Взвизгнув, наконечник навернулся на патрубок. Фараон потянул за поршень, наполнив стеклянную камеру кровью, отсоединил кровобор (видно было, что ему это не впервой) и вытряхнул капсулу на ладонь.
Шею у Бобби свело судорогой, но он, опять же, и вида не подал.
– Ну чего, Бобби Монтег, пошли, – Дуглас вырубил фонарь и подтолкнул Бобби кулаком.
Специально или нет, но тычок вышел такой, что ребра едва не затрещали. Бобби коротко охнул, и заковылял за фараонами.
Добравшись до полицейской будки, стоявшей на соседнем перекрестке, Битти сунул капсулу в контейнер пневмопочты. Пшикнув, та сгинула в лабиринте пролегающих под уличной брусчаткой труб.
Откинув забрало, Битти явил свою красную распаренную рожу. Из доспеха несло немытым телом и гнилыми зубами. Не обращая внимания на задержанного, фараон достал трубку и закурил.
Бобби переминался с ноги на ногу рядом с будкой. Фараоны проверяли его не первый раз, и он знал, что ответ из Скотланд-Ярда придет не раньше чем минут через десять. На встречу же он теперь точно опоздает. Главное, чтобы шмонать не начали… Рука Бобби дернулась было потрогать спрятанное за пазухой, но вовремя сменила курс и ограничилась почесыванием яиц. Пришлось делать вид, что он и в самом деле никуда не торопится…
Наконец звонок известил об ответе. Битти выбил из трубки табачные угольки прямо на мостовую. Открыв лоток, он вытащил капсулу, вложил ее в кровобор и ввел полученную иероплазму себе. В отличие от простенького гражданского ошейника Бобби, у фараона был массивный, с патрубками для подключения сразу нескольких видов иероплазмы. На мгновение глаза Битти затуманились, но затем вновь сфокусировались на Бобби.
– Свободен, гражданин, – буркнул он.
– Эй, Битти, да неужто с ним все в порядке? – Дуглас раздраженно хлопнул дубинкой по раскрытой ладони.
– Отвали, – огрызнулся Битти. – Он действительно наладчик у Фостера в гарфордских цехах и у него есть разрешение на перемещение в комендантский час.
– Повезло тебе в этот раз, гражданин Монтег, – судя по звуку, Дуглас харкнул прямо в забрало маски. – Попадешься еще раз – сперва хлебало раскрошу, а уж потом буду оправдания выслушивать!
– Да, сэр, конечно, сэр, – пробормотал Бобби, пятясь от будки, ни капли не сомневаясь, что в следующий раз ему действительно не поздоровится. Теперь придется крюк делать, чтобы обходить участок этой парочки.
Допятившись до угла дома, Бобби развернулся и со всех ног кинулся в ближайшую подворотню.
Дальнейший маршрут он пробежал бы и вслепую, случись такая необходимость. Нырнуть в дыру за мусорными баками, проползти под трубами высокого давления, подающими пар в госпиталь, потом идти задним двором жилой девятиэтажки, расчерченной на квадраты узлами плазмапровода, по содрогающимся каучуковым змеям которого в дома лондонцев текли вечерние грезы и забытье. Стараясь не касаться выползающих из земли шлангов, Бобби миновал двор и выскочил на запруженную грузовыми паромобилями Уайтчепел-роуд. Фараонов, к счастью, здесь не наблюдалось.
Бобби перевел дыхание и, стараясь выглядеть спокойным, прошествовал к спускающейся в подвал дома рядом с часовней Сиона лестнице. Покрытые сажей ступеньки привели его к поржавленной стальной двери с глазком. Бобби постучал условным стуком.
– Кого там черти принесли в такое время? – прохрипела забитая уличным мусором переговорная труба.
«А то тебе, старому козлу, не видно», – мысленно огрызнулся Бобби.
Дверь бесшумно отворилась, и Бобби шагнул в царящую за ней темноту. Невидимые руки тут же ощупали его, после чего дверь захлопнулась.
– Иди, все уже собрались, – пробурчал стоящий на стреме одноногий инвалид Глендейл.
– Фараоны на Дюрвард-стрит прикопались, – принялся оправдываться Бобби.
Глендейл его не слушал. Скрипя поршнями пневматического протеза, он проковылял к табуретке у амбюшура. Там же находилась смотровая труба, зеркальца в которой были так хитро сориентированы, что показывали входную дверь с нескольких ракурсов.
Бобби пробрался по темному коридору и нащупал ручку следующей двери. Он оказался в заставленном стеллажами зале, освещенном газовыми рожками. Народу внутри было полно, большинство сидели на полу или опирались на стеллажи. В основном присутствовали рабочие в разноцветных робах, означавших принадлежность к фабрике. Но Бобби заметил нескольких человек в униформе мелких чиновников и даже пару неброско одетых барышень, по которым видно было, что рабочие робы они в жизни не носили.
В центре зала на дубовом кресле восседал сам Ланселот, раскуривавший вересковую трубку. Он уставился на Бобби колючим пронзительным взглядом, но вот в глазах мелькнуло узнавание, и взгляд опального рыцаря потеплел.
– А вот и наш брат Бобби Монтег, – Ланселот улыбнулся и аристократическим жестом поправил свою седую гриву. – А мы уж думали начинать без тебя… Что ты принес нам, брат Бобби?
– Я, это, ну я… – Бобби стушевался и полез за пазуху. – Выменял у одного пьянчуги с Картер-стрит. Вроде как ему от отца досталась…
Бобби достал завернутую в тряпье книгу и продемонстрировал ее окружающим. Обложка почти развалилась, страницы держались на честном слове, но это была настоящая книга, «Одиссея» в переводе Чапмена.
– Передай ее брату библиотекарю, – Ланселот кивнул в сторону Фрэнка Пенроуза. – И присоединяйся к нам. Хоть ты, брат Бобби, и далеко шагнул по пути просвещения, я думаю, тебе будет полезно послушать это еще раз.
Бобби кивнул и послушно уселся на пол.
– О чем он сегодня говорит? – шепотом спросил он у соседа, рыжего Майка Бейтмана с Пелхем.
Майк недавно вошел в ряды Просвещенных, и только-только выучил алфавит, но брат библиотекарь Пенроуз считал, что у парня хороший потенциал – Майк был молод и его кровь еще не пропитала отрава иероплазмы.
– Сегодня привели троих новичков, – шепнул Майк. – Видишь двух чувих? Они и еще один хмырь с Собачьего острова. Ланселот снова завел песню про Артура, Бэббиджа и Грааль.
– Итак, братья… – Ланселот бросил быстрый взгляд на девушек. – И сестры. Многие из вас уже знают, что Чарльз Бэббидж в тысяча восемьсот пятьдесят первом году от рождества Христова построил свою богомерзкую аналитическую машину, увы, не без помощи вашего покорного слуги, в то время еще носившего имя Джозефа Клемента. Если бы тогда я знал, к чему это приведет, я бы сделал все, чтобы разрушить этот адский аппарат. Однако же прошлого не воротишь, и тогда я этого не сделал…
Бобби пристроился поудобней и закрыл глаза. При всем уважении к Ланселоту, он слышал эту историю не в первый раз.
– Тогда я попал под влияние одного из величайших алхимиков того времени, Артура Айкина, – Ланселот откинулся на спинку кресла. – Айкину машина Бэббиджа была необходима для герметических расчетов по созданию новых эликсиров. Он исследовал кровь людей всех профессий и с помощью все более мощных аналитических машин рассчитывал составы эликсиров, способных дать человеку знания и навыки, которых у него раньше не было, или заставить его видеть картины несуществующего и переживать их как спектакль на сцене театра. Так появилась иероплазма. Айкин и Бэббидж решили, что с помощью иероплазмы они изменят мир – построят новую экономику и придадут Британской империи безграничную мощь, ведь теперь для подготовки любого специалиста достаточно было правильно подобрать состав иероплазмы. Не нужно ни дорогостоящее обучение, ни даже обыкновенная грамотность, которая, зачастую, приводила к тому, что человек начинал слишком много думать и сомневаться в необходимости вкалывать на хозяина до полусмерти. Жаль, что последнее я понял не сразу, будучи захвачен видениями будущей безграничной мощи своей страны. И, чего уж греха таить, я ни за что тогда не отказался бы от эликсира бессмертия, которым Айкин снабжал своих сторонников.
Ланселот прикрыл глаза тонкой кистью, покрытой сетью морщин.
– Бэббидж, Айкин и я построили машину под названием Грааль, тот самый Грааль, из чрева которого по стране растекаются потоки иероплазмы. Мы запустили его, и все шло хорошо, пока мы не решили, что королевская семья не готова идти в ногу со временем, а точнее нашими идеями. И в тысяча девятьсот первом году мы произвели переворот, свергли королеву и назначили Айкина регентом. Страну возглавил Совет Круглого стола, Айкин, естественно, остался Артуром, я стал Ланселотом, а Бэббидж – Гавейном. Мы установили в Британии новый порядок, завязанный на Граале.
Взор Ланселота устремился вдаль. Бобби приоткрыл глаза и тихо хмыкнул. На этом месте Ланселот всегда оказывался погружен в события почти столетней давности. Или делал вид, что погружен. На Бобби в первый раз произвело впечатление, вряд ли с нынешними новичками будет иначе. Но он-то теперь знал, что сила Ланселота отнюдь не в его недюжинном актерском искусстве.
– Как мы все помним, – заговорил рыцарь после паузы, – у иероплазмы есть один существенный недостаток. Человек способен использовать закодированные ей навыки, только пока эликсир поступает в кровь. Но вскоре после переворота выяснилось, что с точки зрения Артура это отнюдь не недостаток. В стране были закрыты школы, библиотеки, перестали выходить газеты. Кое-кто из ваших дедов, возможно, еще помнит, как на Трафальгарской площади отряды регентских паладинов жгли книги… Лондон, а потом и всю страну, оплела тянущаяся от подземных цистерн под башней Грааля паутина труб, доставляющая в каждый дом создаваемые Морганой грезы. Страна погрузилась в пучину невежества. Людям стало ни к чему уметь читать и писать, достаточно было лишь знать немного цифры, чтобы рассчитываться в кабаках. На работе же ими заправляла иероплазма, но стоило отсоединить баллон, как они снова становились никем. И именно этот мнимый недостаток иероплазмы превратил Британскую империю в то, что мы видим сейчас – это страна рабов Грааля, над которыми властвует бессмертный Совет Круглого стола и горстка обученных грамоте герметистов-фабрикантов.
Разыгрываемый Ланселотом монолог подошел к кульминации.
– Признаюсь – я прозрел не за один день, и даже не за год. Но теперь я здесь, с вами. Сейчас мы пестуем зерна революции – учим читать и писать, собираем сохранившиеся книги, ибо только те, кто сами владеют грамотой и отдают отчет своим действиям, могут изменить судьбу страны. Здесь, в этих стенах, я вижу рождение будущего, в котором нет места тирании Артура и его чудовищного детища, Грааля, в котором вернется исконный порядок вещей и каждый будет волен сам выбирать свое будущее!
Ответом, вполне ожидаемым, на проповедь Ланселота стали восторженные выкрики и свист публики.
- Совокупились в них добро и зло,
- Враждебные друг другу: их союз
- Безумный порождает сыновей,
- Чудовищных и телом и душой,
- Подобных тем гигантам-силачам,
- Издревле славным, ибо в оны дни
- Лишь грубой силе воздадут почет,
- Ее геройской доблестью сочтут
- И мужеством. Одолевать в боях,
- Народы покорять и племена,
- С добычей возвращаться, громоздя
- Как можно больше трупов, – вот венец
- Грядущей славы. Каждого, кто смог
- Достичь триумфа, станут величать
- Героем-победителем, отцом
- Людского рода, отпрыском богов
- И даже богом, но они верней
- Заслуживают званья кровопийц
- И язвы человечества; но так
- Известность обретётся на Земле…[21]
Пламя на огарке свечи дернулось, и по сырым кирпичам заметались суматошные тени. За спиной у Бобби захрипело, по стояку прокатился спазм. Блюдечко ржавой воды в очке между ног покрылось рябью и заволновалось.
Бобби захлопнул книгу и принялся заворачивать ее в непромокаемую бумагу. Глаза слезились и болели, и даже золоченые буквы на обложке расплывались в нечеткие кляксы.
Впервые Бобби попал в тайную библиотеку, когда ему было девятнадцать и он работал крановщиком на лаймхаусском пирсе. К Просвещенным его привело осознание беспомощности, наступавшее после отключения баллонов с иероплазмой. Несколько минут назад он гонял огромный паровой кран по запутанному лабиринту портовых рельс и расставлял контейнеры согласно выданным бригадиром схемам, а теперь стоял и пялился на возвышающегося над ним многорукого гиганта, не в силах вспомнить даже, как подать флогистон в топливопровод. Отца у Бобби, чтобы задать ему эти вопросы, не было – он погиб много лет назад, управляя шагоходом где-то во Франции, а матери и вовсе дела ни до чего не было, кроме как вечером после смены присосаться к эликсиру искусственных грез Морганы. Так что неудивительно, что вскоре Бобби Монтег оказался на собрании одной из Ист-Эндских ячеек братства Просвещенных.
Бобби сунул сверток с книгой за бачок, в углубление от вынутого кирпича.
С того дня, как он впервые вошел в убежище Просвещенных в Уайтчепеле, минуло шесть лет. Речи опального Ланселота раскрыли Бобби глаза на происходящее в стране. Библиотека оказалась лишь первой ступенью на пирамиде, ведущей к знаниям. И хотя Бобби был еще далек от вершины, он уже твердо уяснил, почему Совет и герметисты со Стрэнда живут под стеклянными куполами Сити, а такие, как он, – в пропитанном смогом Ист-Энде. Бобби понял, что, как и другие, он является лишь расходным материалом, топливом для работающей на мировую войну индустриальной машины империи. Сегодня он крановщик, завтра, возникни у Фостеров нужда в новых фрезеровщиках, он станет фрезеровщиком. А может – заготовщиком гомункулов на консервном заводе – достаточно будет лишь поменять состав эликсира…
Натянув штаны, Бобби спустил воду и вышел из толчка. В узком коридоре было темно хоть глаз выколи, немного света пробивалось лишь из комнаты. Впрочем, смотреть-то особо было не на что – обшарпанный деревянный пол с торчащими шляпками гвоздей, стены в бумажных обоях, цвет которых надежно скрывал многолетний слой грязи. Через открытую форточку на кухне в квартиру врывался заунывный вой фабричных сирен.
Бобби заглянул в комнату, освещенную ядовитым хлорным пламенем газового рожка. На диване развалилась его мать, Беатрис Монтаг, в дырявом домашнем халате – вылитый мертвец, кабы не подрагивающие обвисшие складки на шее и непрерывно пережевывающая табачную жвачку челюсть с тянущейся вниз ниткой слюны. Подсоединенный к ошейнику, в такт движениям челюсти бился шланг иероплазмы. Как и миллионы других обитателей Британской империи, мамаша Монтаг погрузилась в ежевечерние химические грезы, поставляемые из бездонных цистерн Морганы. Достаточно было выбрать подходящий конгломерат эликсира, а дальше особые соединения возбуждали нужные участки мозга, и каждый получал грезы на свой вкус, именно то, что желал увидеть…
Бобби в сердцах сплюнул и поплелся на кухню. Не зажигая свет, он водрузил чайник на плиту и зажег газ.
За окном, освещенный прожекторами, возвышался огромный адамантовый Артур, установленный в Гайд-парке. Далекий скрежет поворотных механизмов напоминал горожанам, что регент бдит за каждым из них. За сутки колосс совершал полный оборот вокруг своей оси, успевая заглянуть своим немигающим взором во все окна…
От первого удара в квартирную дверь сердце у Бобби едва не выскочило из груди. За ним последовали второй, третий, четвертый… Затем пауза, и в дверь забарабанили по новой, на этот раз без перерывов.
– Бобби, открой, это я, Хортон Конвей!
При этих словах Бобби вскочил и кинулся открывать дверь. Конвей входил в заводскую ячейку Просвещенных и вряд ли он забежал в такое время стрельнуть денег на пиво.
Из щели между косяком и полотном содрогающейся от истеричного стука двери извергались облачка пыли. Бобби рывком распахнул дверь и оказался нос к носу с братом Конвеем. Тот уставился на Бобби вылезающими из орбит глазами, попытался что-то сказать, но поперхнулся и часто-часто задышал, опираясь на косяк. Красную рожу Хортона покрывали крупные бисерины пота, грудь под фуфайкой ходила ходуном.
– Святый боже, Хортон, да что с тобой?! – Бобби отступил на шаг, намереваясь пропустить кореша в квартиру.
– Фараоны! – выпалил Конвей, как только к нему вернулась способность говорить.
Внизу, на первом этаже, хлобыстнула входная дверь, загрохотали стальные сапоги, вверх по лестничным пролетам заметались лучи фонарей.
Глаза Конвея забегали по сторонам.
– Вот, держи! – Конвей сунул в руки опешившему Бобби сложенную в несколько раз бумажку. – Спрячь и передай Ланселоту!
С этими словами он толкнул Бобби в грудь, отчего тот ввалился в квартиру и плюхнулся на зад. Конвей схватился за ручку и захлопнул дверь.
Удаляющиеся быстрые шаги подсказали, что Конвей бежит наверх, на крышу. Вот только жилая высотка, в которой обитал Бобби, стояла на отшибе, и не входила в лабиринт пристроенных друг к другу многоэтажных хибар Уайтчепела. Сбежать верхом было невозможно.
Бобби уставился на бумажку в своих руках. За дверью раздался топот и лязг, гулкие окрики и тяжелое, усиленное матюгальниками, дыхание фараонов.
Бобби поднялся с пола и как зомби поплелся на кухню.
На плите засвистел чайник, но Бобби не обратил на него внимания. Он сел на табурет и разложил на столе скомканный лист плотной бумаги с вензелями.
За окном промелькнула тень, мгновение спустя раздался глухой удар.
Вздрогнув, Бобби вжал голову в плечи. Чайник по-прежнему надрывался, его пронзительный свист проник, наконец, даже в одурманенные эликсиром мозги мамаши Монтаг, заставив ту беспокойно заворочаться.
Вскочив, Бобби ухватился за ручку чайника и, естественно, обжегся. Он запрыгал на месте, тряся обожженной рукой, потом набросил на чайник полотенце и переставил его.
В подергивающихся отсветах конфорки теперь ясно различались стройные ряды знаков – глифов и цифр, покрывающих листок. Даже среди Просвещенных далеко не каждый мог понять, за что погиб Конвей. Но Бобби уже видел эти обозначения – их рисовал Ланселот, когда рассказывал о таблицах алхимических кодов для Грааля.
Бобби затянул гайку на шатуне и отшвырнул ключ. Недовольно звякнув, тот врезался в стенку поршня. Руки от напряжения чудовищно болели, в горле пересохло, а сердце колотилось словно в грудь вставили копер. А всего-то и делов было заменить вкладыш-подшипник… Мелочь, казалось бы, ан нет – целая конвейерная линия встала. А на ней, ни много ни мало, собираются пневматические узлы для боевых шагоходов «Марк XII», воюющих где-то в далекой Индии. На пропагандистских пятиминутках, когда на завод притаскивали кинопроекторы, Бобби не раз видел съемки с боевых дирижаблей, демонстрирующих сорокафутовых человекоподобных гигантов, изрыгающих угольный дым и пламя, которые преследовали разбегающихся в ужасе сикхов в руинах Лахора или русских казаков на заснеженных полях Смоленщины.
Отсидевшись, Бобби подобрал ключ и сунул его в патронташ на поясе. Выбравшись из поршня, он запер технический люк. Пат Браун, стоявший дежурным на пульте, вопросительно уставился на Бобби. Тот махнул рукой – мол, все, пускай.
Читать бесплатно другие книги:
