Великая и Малая Россия. Труды и дни фельдмаршала Румянцев-Задунайский Петр
Она с криками и с чрезвычайной скоростью понеслась к оному, уже не пытаясь нападать на каре Племянникова. С пятого часа утра до восьмого россияне в непрерывном огне пролагали себе дорогу к стану турецкому, между тем как Гудович и Потемкин, занявшие ночью с вверенными им отрядами выгодные позиции на высотах, прикрывали от хана крымского обозы и препятствовали ему атаковать армию нашу с тыла. Все пушечные выстрелы со стороны неприятеля обращены были на каре, где находился Румянцев, и на каре Племянникова по левую сторону.
Визирь за одну ночь сделал укрепление с тройными рвами, заполненными янычарами. Румянцев постоянно был под тучей ядер, которые часто попадали в лошадей сопровождавших его чиновников. Уже турецкие батареи начинали умолкать, уже каре Племянникова намеревалось овладеть укреплением, как вдруг десять тысяч янычар, выскочив из лощины, ударили с саблями, кинжалами и с криком по правой стороне каре, ворвались в середину, смяли полки Муромский, 4-й гренадерский и Бутырский, заставили их бежать к каре Олица.
Увидев смятение в рядах своих, неустрашимый Румянцев сказал принцу Брауншвейгскому, находившемуся при нем: «Теперь дело дошло до нас». Он полетел к бегущим, смешавшимся под саблями турецкими, и крикнул: «Стой, ребята!» Голос героя в один миг отозвался в ушах и сердцах воинов; россияне остановились, выстроились.
Первый гренадерский полк под предводительством бригадира Озерова отразил янычар. Каре Племянникова сдвинуло ряды и, возгласив «Да здравствует Екатерина!», устремилось вперед. Через тройные рвы россияне влетели в укрепления. Визирь, устрашенный поражением янычар, составлявших первую его линию, обратился в бегство.
Спасаясь от русских штыков, турки гибли толпами в волнах Дуная. Наши воины приветствовали мужественного предводителя своего с победой, восклицали: «Ты прямой солдат!» Весь турецкий лагерь, сто сорок орудий, шестьдесят знамен, множество военных снарядов и две тысячи пленных достались победителям. Около сорока тысяч янычар погибли во время битвы и преследования. Урон наш ранеными и убитыми не превышал тысячи человек.
Императрица возвела Румянцева (2 августа) в достоинство генерал-фельдмаршала. Вслед за Кагульской битвой Репнин овладел Измаилом и Килией, Глебов – Браиловым. Бухарест и крепость Салча увеличили завоевания россиян; заняв левый берег Дуная, Румянцев обеспечил зимние квартиры свои в Молдавии и Валахии.
В 1771 г. гром орудий наших раздался за Дунаем: оба берега этой величественной реки, от крепости Журжа до Черного моря, были очищены россиянами. Начавшиеся переговоры о мире между воюющими державами (1772) не увенчались желаемым успехом. Вейсман, Потемкин и Суворов сразились в разных местах с турками (1773) с новой славой для нашего оружия. Фельд-маршал осадил Силистру (Силистрию), неоднократно разбивал малыми силами многочисленного неприятеля, рассеял стан его, расположенный на высотах, окопанный рвом и защищаемый пушками, но не смог овладеть крепостью, имея под ружьем только тринадцать тысяч человек, утомленных от трудов и непрерывных битв.
В 1774 г. вступил на престол султан Абдул-Гамид, по кончине брата своего, Мустафы; государь малодушный, предававшийся неге, только именовавшийся повелителем турок, ибо вся власть была в руках сестры его и верховного визиря Махмет-Мусун-заде. Театр войны переместился в Болгарию. Расположив лагерь свой в горах, визирь, избегавший генерального сражения, вывел против пятидесяти тысяч россиян двухсоттысячное войско.
Когда часть его армии выступила из укреплений, Румянцев с несколькими отрядами обошел турецкий стан, ворвался во фланг, овладел многими орудиями, всем обозом. В это время Каменский, по распоряжению главнокомандующего, отрезал визирю всякое сообщение с Адрианополем, запер его в собственном лагере. Страх обуял турок: они вышли из повиновения и рассеялись во множестве. Визирь заговорил о мире и согласился на все условия, предписанные ему победителем.
Кючук-Кайнарджийский договор от 10 июля давал крымским татарам независимость; России – Азов с его областью, Керчь и Еникале в Крыму, Кинбурн в устье Днепра и степь между этой рекой и Бугом, свободное плавание по Черному морю и через Дарданеллы до самого Константинополя, четыре миллиона пятьсот тысяч рублей за военные издержки.
Велики были заслуги Румянцева перед Отечеством, но и награды, полученные им от справедливой монархини, соответствовали оным. Екатерина, в день торжества 10июля, по случаю заключения мира 1775 г., пожаловала графу Петру Александровичу: 1) именование Задунайского, для прославления его опасного перехода через Дунай; 2) грамоту с прописанием побед его; 3) за разумное полководство – алмазами украшенный фельдмаршальский жезл; 4) за храбрые предприятия – шпагу, алмазами обложенную; 5) за победы – лавровый венок; 6) за заключение мира – масличную ветвь[142]; 7) в знак монаршего благоволения – крест и звезду ордена Св. апостола Андрея Первозванного, осыпанные алмазами; 8) в честь полководца и для поощрения примером его потомства – медаль с его изображением; 9) для увеселения его – деревню в пять тысяч душ в Белоруссии; 10) на построение дома – сто тысяч рублей из Кабинета; 11) для стола – серебряный сервиз; 12) на убранство дома – картины.
Мало того, Екатерина умела и наградам своим придавать оттенки для возвышения заслуг и самой благодарности. В списке удостоенных 10 июля монаршего благоволения первое место занимал по старшинству князь Александр Михайлович Голицын, второе – Румянцев, но государыня хотела отличить последнего перед первым и собственной рукой добавила к его титулу слово господин, между тем как Голицын именован был просто генерал-фельдмаршалом!
Она желала, чтобы Задунайский, по примеру римских полководцев, имел въезд в столицу через триумфальные ворота на колеснице. Скромный герой, привыкший к лагерной жизни, отказался от почестей и еще более явил себя великим в глазах соотечественников! Малороссия снова поступила под начальство его, оттуда Румянцев вызван был в С.-Петербург (1776) для сопровождения наследника престола в Берлин по случаю намечавшегося бракосочетания его с племянницей короля Прусского, принцессой Виртембергской[143].
«Приветствую победителя оттоманов, – сказал Фридрих Великий Румянцеву, когда фельдмаршал склонил перед ним победоносное чело свое. – Я нахожу великое сходство между вами и генералом моим, Винтерфельдом». – «Государь! – отвечал Румянцев. – Для меня весьма лестно было бы хоть немного походить на генерала, столь славно служившего Фридриху». – «Нет, – возразил король, – вы не этим должны гордиться, а победами вашими, которые передадут имя Румянцева позднейшему потомству».
Уважая достоинства российского полководца, король приказал военному штабу своему явиться к Румянцеву с почтением, с поздравлениями; наградил его орденом Черного орла; собрав весь гарнизон в Потсдаме, назвал примерным Кагульское сражение, которым сам предводительствовал[144].
В Берлинской академии наук славный Формей произнес речь, в коей, восхваляя добродетели наследника престола российского, коснулся и Румянцева: «Да будет великая и процветающая империя, предназначенная вашему высочеству, – сказал он, – всегда опираться на столбы столь же прочные, каковые и ныне поддерживают ее. Да первенствуют всегда в советах ваших министры, в армиях – полководцы, одинаково любимые Минервой и Марсом.
Да будет герой этот (здесь я невольным образом предаюсь восторгу, ощущаемому мною при виде великого Румянцева) еще долгое время ангелом-хранителем России! Распространив ужас своего победоносного оружия за Дунаем, он ныне украшает берега Шпрее доблестями не менее славными, вызывающими удивление. Но чтобы достойно возвеличить мужа, который с храбростью Ахиллеса соединяет добродетели Энея, надобно вызвать тени Гомера и Вергилия: голос мой для сего недостаточен». Здесь должно добавить, что в том собрании Румянцев сидел подле короля, тогда как два принца Брауншвейгские и три Виртембергские стояли[145].
Возвратясь в отечество, граф Петр Александрович вступил по-прежнему в управление Малороссией. В то время Потемкин, бывший в Турецкую вой-ну под начальством его, был первым лицом в государстве, могуществом своим превосходя всех своих предшественников. Благоволение императрицы к кагульскому победителю не изменилось: она соорудила в его честь обелиск в Царском Селе, наградила Румянцева орденом Св. Владимира 1-й степени в день учреждения оного (1782), пожаловала его в подполковники Конной гвардии (1784), наименовала главнокомандующим Украинской армией, выставленной против турок в 1787 г. Но вместе с тем Задунайский был уже второстепенным предводителем: Потемкин стал главным.
Когда Екатерина предприняла путешествие в Тавриду, Румянцев встретил императрицу на границе малороссийской и присоединился к особам, сопровождавшим ее. «На лице этого знаменитого воина, – пишет очевидец, граф Сегюр, – изображались отличительные черты его характера, смесь скромности и вместе с тем гордого благородства, которое всегда украшает истинное достоинство; внутренняя печаль и досада, чувствуемые им от предпочтения, оказываемого Потемкину, омрачали величественное чело его.
Он открыто изъявлял неудовольствие, в то время как другие царедворцы тайно старались вредить любимцу счастья, который, по званию президента Военной коллегии и первого министра, представлял к наградам только одних своих подчиненных, строил великолепные здания во вверенном ему наместничестве, новой красивой одеждой придавал блеск армии своей, тогда как воины Румянцева носили ветхие мундиры, офицеры не получали повышений, казенные работы приостановились в Украине».
Вражда эта в том же году, по-видимому, прекратилась. Потемкин, по открытии военных действий, написал Задунайскому письмо, называл себя учеником его, испрашивал советов или, лучше сказать, повелений своего наставника.
Когда Таврический осаждал Очаков (1788), Румянцев, оставаясь в Украине, быстро вводил войска в Молдавию, но, предвидя, что соперник его будет преграждать ему дорогу на ратном поле, сказался больным ногами, сдал армию Потемкину, который присоединил ее к своей.
Удалясь в 1789 г. близ Киева в мирное уединение, занимаясь сельским хозяйством, победитель турок ласково беседовал со своими поселянами, воспоминал в кругу отставных воинов о днях прошлой славы. Любя чтение, даже в шуме военных бурь он посвящал тогда оному большую часть дня. «Вот мои учителя», – говорил Румянцев, указывая на книги. Нередко, в простой одежде, сидя на пне, удил он рыбу. Однажды любопытные посетители, приехавшие взглянуть на героя кагульского, не могли отличить его от других.
«Вот он, – сказал им ласково Румянцев. – Наше дело города пленять, да и рыбку ловить». В доме его, богато убранном, были и дубовые стулья. «Если великолепные комнаты, – говорил он своим приближенным, – внушат мне мысль, что я выше кого-либо из вас, то пусть эти простые стулья напоминают, что я такой же человек, как и вы».
Так провел Румянцев несколько лет. На исходе 1791 г. дошло до него известие о смерти Потемкина; великодушный герой не мог удержаться от слез.
«Чему удивляетесь вы? – сказал он своим домашним. – Потемкин был моим соперником, но Россия лишилась в нем великого мужа, а Отечество потеряло усерднейшего сына». Через два года потом Екатерина торжествовала по поводу мира, заключенного с Турцией (1791), и не забыла Задунайского. Он получил тогда шпагу, украшенную алмазами, за занятие части Молдавии в начале войны, как бы в предзнаменование того, что рука его еще ополчится ради подвигов славы.
В 1794 г., 16 мая, вверено было Румянцеву главное начальство над вой-сками, расположенными от устья Днестра до пределов Минской губернии. Императрица собственноручно писала ему: «Я слышала о лучшем состоянии теперь здоровья вашего, обрадовалась и желаю, чтоб оно дало вам новые силы разделить со мною тягости мои, ибо вы сами знаете, сколь Отечество помнит вас, содержа незабвенно всегда заслуги ваши в сердце своем; знаете также и то, сколь много и все войско само любит вас и сколь оно порадуется, услышав только, что обожаемый Велизарий опять их приемлет как детей своих в свое попечение».
Оставаясь в Украине, он двигал вперед разные корпуса своей армии, снабдил Суворова словесным наставлением, сосредоточил полки под его знаменами и благоразумными распоряжениями содействовал подавлению мятежа в Польше. Награжден был (1795) похвальной грамотой, деревнями, домом с приличным убранством, а перед оным – памятником с надписью: «Победам графа Румянцева-Задунайского»[146].
Вскоре (6 ноября 1796 г.), императрица переселилась в вечность. Печальное известие это, полученное Румянцевым в Тамани (Ташани), чрезвычайно огорчило его. Сначала император Павел I обошелся с ним весьма милостиво, спрашивал советов его по военной части, нарочные беспрестанно летали из С.-Петербурга к кагульскому герою. Полководец Екатеринин, надеясь на свою силу и опытность, смело сообщал мысли свои, но не все они согласовывались с видами монарха.
Паралитический удар прервал (8 декабря) славную жизнь Румянцева. Необыкновенному вождю этому определено было родиться и умереть в две значительные эпохи для России. Император Павел I, в память о великих его перед Отечеством заслугах, повелел объявить военный траур на три дня.
Граф Петр Александрович Румянцев-Задунайский был высокого роста; стан имел стройный, величественный; лицо привлекательное, чуждое притворства, всегда спокойное. Важная походка придавала ему некоторую гордость. Он отличался превосходной памятью и крепким сложением тела. Не забывал никогда, что читал и видел, не знал болезней и на семидесятом году жизни своей мог проехать верхом в день пятьдесят верст.
Был набожен без суеверия, благоговел перед монархиней, умевшей возвеличить Россию, любил солдат, как детей своих, заботился о них в поле и на квартирах. Воодушевлял храбрых воинов своей уверенностью в победе, был любим ими, несмотря на строгость свою и частые маневры[147], но, взыскивая за малейшую неисправность, обыкновенно трунил над подчиненными, не делая их несчастными. Однажды Задунайский, обозревая на рассвете лагерь свой, приметил офицера, отдыхавшего в халате, ачал с ним разговаривать, взял его под руку, вывел из палатки, прошел мимо войск и потом ступил вместе в шатер фельдмаршальский, окруженный генералами и своим штабом.
С умом прозорливым, основательным, Румянцев соединял твердость, предприимчивость, был неустрашим, не знал препятствий при исполнении военных предначертаний, не унывал среди опасностей, наделенный редким присутствием духа. «Задунайского, – пишет Карамзин, – можно смело назвать Тюренном России. Он был мудрым полководцем, знал своих неприятелей и систему войны образовал по их свойству; мало верил слепому случаю и подчинял его прихотям рассудка.
Казался отважным, но был лишь проницателен; соединял решительность с тихим и ясным действием ума; не знал ни страха, ни запальчивости. Берег себя в сражениях единственно для победы. Обожал славу, но мог бы снести и поражение, чтобы в самом несчастье доказать свое искусство и величие. Обязанный гениальностью натуре своей, прибавил к ее дарам и силу науки. Чувствовал свою цену, но хвалил только других. Отдавал справедливость подчиненным, но огорчился бы в глубине сердца, если бы кто-нибудь из них мог сравняться с ним талантами: судьба избавила его от сего неудовольствия».
Если герой кагульский и имел какие-либо недостатки, то они должны померкнуть во множестве его отличных качеств и доблестных подвигов, которые не умрут в потомстве. Екатерина Великая, кроме двух памятников, сооруженных в честь Румянцева, украсила еще мраморным его бюстом Эрмитаж.
«Он – великий человек, – говорила императрица, – человек государственный, имеет и воинские достоинства, храбр умом, а не сердцем». Император Иосиф II всегда приказывал ставить на стол лишний прибор для любезного своего фельдмаршала. Суворов являлся к нему в полном мундире и забывал при нем шутки свои. Его покровительству обязана Россия славными министрами Безбородко и Завадовским.
Он имел от супруги своей, графини Екатерины Михайловны, урожденной княжны Голицыной, троих сыновей: государственного канцлера Николая Петровича, действительного тайного советника Сергея Петровича и обер-шенка графа Михаила Петровича. С кончиной второго из них (в 1838 г.) пресеклась фамилия Румянцевых.
Прах Задунайского покоится в Киево-Печерской лавре, у левого клироса соборной церкви Успения Св. Богородицы. Великолепный памятник, сооруженный старшим сыном его, не мог по огромности быть поставлен на том месте, а помещен при входе в церковь с южной стороны, где погребены два архимандрита.
Государственный канцлер с высочайшего утверждения пожертвовал в 1805 г. капитал, из процентов которого шесть особ военнослужащих получали каждый год по тысяче рублей, имея жительство в построенном для них доме. Они обязаны были во время панихид, отправляемых в память фельдмаршала, и церковного соборного служения окружать его могилу. Их избирает ныне Дума Военного ордена Св. Георгия.
М. И. Богданович. Походы Румянцева, Потемкина и Суворова в Турции
Причины возвышения и упадка Оттоманской Порты. – Понятие о турецких войсках. – Главные черты их образа действий. – Образ действий европейских народов против турок. – Упадок воинского духа в турецком народе. – Первые признаки упадка могущества Порты. – Войны русских против турок. – Походы Миниха. – Белградский мир. – Объявление войны турками в 1768 году
В числе переворотов, имевших решительное влияние на судьбу народов, не последнее место занимают быстрое возвышение и впоследствии столь же быстрый упадок Турции. Изумительно было зрелище бедных, безвестных племен, вызванных словом лжепророка к победам и славе. Подобно бурному потоку, разлились мусульманские полчища в трех сторонах света; аравитяне покорили Испанию; турки утвердились на развалинах дряхлой Восточной империи; поклонники Магомета, охватив Европу, грозили уничтожением самобытности государств и успехам просвещения.
В продолжение нескольких веков воевали с турками все европейские их соседи, но никто не мог положить предела завоеваниям мусульманских полчищ. Причинами тому были: многочисленность турецких вооруженных сил; религиозный фанатизм, воодушевлявший мусульман; воинские способности многих султанов; образ действий турок, сообразный с современными обстоятельствами; и, наконец, ошибки их неприятелей.
До преобразования, в новейшее время, турецкой военной системы, каждый из мусульман был воином. Самая религия обязывала их к беспрестанной войне с последователями других учений; к тому же, по роду жизни своей, турки были весьма способны к перенесению военных трудов и лишений. Пользуясь благоприятными обстоятельствами, султаны весьма часто выставляли армии в несколько сот тысяч человек.
Турецкие ополчения воодушевлены были верованием в предопределение (фатализмом) и надеждою блаженства в будущей жизни в случае гибели на поле брани: эти убеждения внушали в них отчаянную храбрость. Их повелители умели пользоваться способностями к военному делу своих подданных, вели беспрестанную вой-ну с соседями и действовали весьма искусно в политическом отношении, избегая одновременной войны с несколькими государствами, а стараясь побеждать их порознь.
Таким образом, Оттоманская Порта, после победы, одержанной генералом Монтекукколи над турками при Сенготтхарде, заключив в сентябре 1664 года перемирие с Австрией на 20 лет, воспользовалась им для отнятия у венецианцев Кандии в 1669 году; а потом вела последовательно войны с Польшей и Россией.
Турецкие войска, до преобразования их, не имели ни правильного строя, ни тактического образования. Пехота их сражалась в виде беспорядочной толпы и потому была мало способна к натиску, требующему преимущественно единства и порядка, но могла наносить большой вред меткой стрельбой; кавалерия, действовавшая врассыпную, имела большое преимущество над европейскими всадниками в одиночном бою, благодаря отличному оружию и превосходным лошадям.
Артиллерия не отличалась подвижностью, но действовала довольно метко. Еще во второй половине ХIV столетия были сформированы султаном Мурадом I из пленных христианских юношей отборные отряды пехоты (янычары) и конницы (спаги). Эти воины, воспитанные в правилах мусульманской религии и приученные с малолетства к суровой жизни и строгой подчиненности, в течение трех веков были ужасны неприятелям Порты.
Турецкие ополчения, действовавшие наступательно с необыкновенной стремительностью, были малоспособны к оборонительным действиям в открытом поле, требующим стойкости и хладнокровия. Поэтому турки обыкновенно располагались в укрепленных лагерях, откуда для нападения на неприятеля высылали значительные отряды, состоявшие преимущественно из кавалерии, либо выходили в совокупности.
Эти полчища, пользуясь своей многочисленностью и быстротой, окружали неприятельскую армию и нападали на нее одновременно со всех сторон. Если удавалось им расстроить ее, то ловкая турецкая кавалерия, настойчиво преследуя опрокинутого противника, довершала его поражение.
Основываясь на выгодах подобного образа действий турок, Монтекукколи ставит их в пример, как в политическом, так и в военном отношении. Быть может, победитель при Сенготтхарде преувеличивал с намерением достоинство военной системы турок, желая возвысить таким образом собственную свою славу; тем не менее беспристрастное исследование качеств, отличавших турецкие войска, убеждает в том, что они составляли превосходное орудие в руках искусных вождей, умевших ими пользоваться. Но главную причину успехов, одержанных турками, должно искать в ошибках их неприятелей.
Пользуясь ослаблением духа византийских греков и неустройством, господствовавшим во всех частях управления Восточной империи, мусульмане положили конец ее существованию и стали вести беспрестанные войны против всех своих европейских соседей, которые, вместо того, чтобы вооружиться дружно против общего врага, угрожавшего их политической самостоятельности, допускали поражать себя порознь.
Образ ведения войны европейских народов был столь же ошибочен,сколь и их государственная политика. Полководцы Западной Европы, стремясь обезопасить себя со всех сторон от стремительных атак турецкой конницы, строили всю свою пехоту в одном огромном каре, в средине которого помещали кавалерию и обозы, усиливали углы и фасы этого каре артиллерией; а для большего затруднения неприятелю доступа к каре ограждали его рогатками, которые в значительном количестве возились вслед за войсками.
Само собой разумеется, что при подобном боевом расположении все действия армии ограничивались пассивной обороной, а результаты победы – отражением турецких полчищ; если же перевес склонялся на сторону турок и они врывались в каре, то войска, его составлявшие, не успевали восстановить порядка в расстроенных рядах своих и подвергались гибели.
Пока султаны, во главе своих полчищ, указывали им путь к победе, пока состав и дух янычар оставались неизменными, турки, как грозный меч над головою Дамокла, тяготели над Европой.
Но все изменилось, когда повелители мусульман, уклоняясь от трудов и забот, сопряженных с военными подвигами и с государственным управлением, заключились в стенах гаремов своих и вверили визирям начальство над армиями; несмотря на мужество и способности некоторых из числа этих высших сановников Порты, воинский дух стал погасать в народе и прежняя уверенность в непобедимости мусульман уступила место убеждению в том, что они – рано или поздно – принуждены будут, оружием соседственной державы, возвратиться в Азию[148].
Вместе с упадком духа развивалось более и более неустройство внутреннего управления. Паши мало-помалу из правителей областей сделались самостоятельными владетелями, нередко ополчавшимися против своего повелителя. Корпус янычар сознал свою силу и заставил султанов помышлять об ослаблении духа и значения этого войска, напоминавшего собой преторианскую стражу. Для достижения сей цели разрешено было принимать в число янычар не только христианских детей, получивших военное воспитание, но и всех вообще турецких подданных.
Каждый турок мог записаться в янычары и приобрести права и преимущества, присвоенные этому сословию. Множество купцов и ремесленников поступило в янычары: торговля и промыслы сделались главным занятием сословия, занимавшегося дотоле исключительно военным делом. Прежний воинский дух исчез невозвратно; его заменили буйство и алчность к корысти. То, что в нашей истории представляют нам стрельцы, то самое находим в янычарах.
До обложения турками Вены в 1683 году никто не знал достоверно, до какой степени простирался упадок могущества Оттоманской Порты. Но когда вскоре после того турки не только принуждены были очистить Венгрию, но еще потеряли большую часть Сербии и Малую Валахию, когда Собеский, маркграф Баденский Людовик Вильгельм I и принц Евгений Савойский поражали мусульман при каждой встрече, тогда опасения Европы рассеялись. Но и в последующие времена турки, несмотря на собственное невежество, нередко пользовались ошибками противников своих и побеждали их.
Русским полководцам суждено было постигнуть недостатки обычного боевого построения европейских армий против турок и заменить его новым расположением войск, давшим постоянный перевес регулярным армиям над азиатскими полчищами.
Война, веденная русскими против турок, в царствование императрицы Анны Иоанновны, ознаменовалась победами Миниха, «русского принца Евгения» – как называл его Фридрих Великий. В 1736 году он отмстил за вековые набеги крымских татар на южные области России опустошением Крыма; этот успех стоил русской армии до 30 тысяч человек, погибших от непривычки к тамошнему климату и от недостатка в продовольствии, но эти потери не оказали ни малейшего действия на дух войск. «Мы готовы идти за нашим соколом на край света», – говорили солдаты, возвращаясь из трудного крымского похода.
Несравненно блистательнее был поход, совершенный Минихом в 1739 году. Переправившись с 65-тысячной армией, при которой было не менее 90 тысяч повозок, через Днестр, у Синьковиц, в 40 верстах выше Хотина, Миних, в половине августа, двинулся через преконские дефиле, незанятые турками по оплошности их начальников, и 16-го приблизился к неприятельской армии, в числе 90 тысяч, под начальством сераскира Вели-паши, расположенной у Ставучан, в шести верстах от Хотина, на весьма значительных высотах, за болотистою речкою Шулянцем.
Между тем Вели-паша выслал многочисленные отряды, которые, направившись в тыл Миниховой армии, отрезали совершенно подвозы съестных припасов. Русские не могли даже доставать воду, подвергаясь беспрестанным нападениям турок, которые не давали покоя нашим войскам ни днем, ни ночью. Этому способствовало решительное превосходство турецких всадников над тогдашней нашей легкой конницей.
Главнокомандующий, желая выйти из этого затруднительного положения, решился атаковать турок. С этою целью 17 августа русские войска в трех каре, построенных на одной линии с небольшими интервалами и прикрытых рогатками, двинулись против неприятеля. Чтобы вовлечь в заблуждение турок насчет пункта, избранного для нападения, Миних приказал Левендалю[149] с левофланговым каре сделать фальшивую атаку на правое крыло неприятельского лагеря, а сам с прочими каре атаковал лагерь с противоположного фланга.
Под прикрытием огня многочисленной артиллерии, русские войска устроили из досок и фашин 27 переправ через речку, и, перейдя на противоположный берег Шулянца, отбили яростные атаки янычар и спагов, пытавшихся остановить движение наших войск, и овладели лагерем. 48 орудий и множество припасов досталось победителям. Урон наших войск не превышал 70 человек, а потеря неприятелей, убитыми и ранеными, простиралась более 15 тысяч (а по другим сведениям, всего до 2 тысяч) человек[150]. Следствиями этой победы были сдача Хотина и занятие русскими войсками Ясс.
В сражении при Ставучанах огромные каре, в которые построена была наша армия, обставленные орудиями и рогатками, немного превосходили подвижностью прежние каре, составленные из целых армий; к тому же расположение, принятое Минихом, не доставляло нашим каре взаимной обороны.
И потому выгоды боевого порядка, им принятого, ограничивались: 1) тем, что расстройство одного какого-либо из трех каре, не имея влияния на прочие, не могло быть так гибельно, как расстройство каре, построенного из всей армии, и 2) что разделение войск на три отдельные массы способствовало вообще быстроте движений, в особенности обходному движению правого крыла русской армии и взятию неприятельского лагеря.
После Белградского мира, заключенного в 1739 году между Австрией и Турцией, Россия также присоединилась к нему, в октябре того же года. В течение тридцати лет между Россией и Портой господствовало согласие, возмущаемое, время от времени, только набегами на южные наши области крымских татар, состоявших под покровительством турок. Но в 1768 году султан Мустафа III, завидуя влиянию, приобретенному Россией на дела Польши, и побуждаемый происками Франции вооружился против императрицы Екатерины II.
Предлогом к войне послужило ему неумышленное сожжение Балты, местечка на Днестре, одним из русских отрядов[151], преследовавшим польских конфедератов до турецкой границы (1768 г.). Султан, узнавши о том, немедленно велел заключить русского посланника Обрескова в Семибашенный замок и потребовал от нашего правительства вывода войск из Польши, объявляя войну в случае отказа. Императрица Екатерина II, не признавая справедливым подобного требования, решилась вести войну.
В это время для обеспечения южных пределов России от набегов крымских татар войска наши занимали Украинскую линию, простиравшуюся через степи от Днепра до Дона; наша граница с Турцией прикрыта была справа Киевом, а слева крепостью Св. Димитрия на Дону; ниже Киева, по Днепру, простиралась Сечь запорожских казаков, подвластных нашему правительству.
Граница Турции, обращенная к России, прикрыта была реками Днестром и Дунаем, со многими на них крепостями, из которых важнейшими на Днестре были Хотин и Бендеры. Крепость Очаков и Кинбурнский форт прикрывали Днепровский лиман и обеспечивали связь между Днестром и Крымом; а крепостца Ор с Перекопской линией и крепость Арабат преграждали доступ в Крымский полуостров.
Движение русской армии к Нижнему Днестру представляло затруднения, по близости к пути действий сильной неприятельской крепости Очакова; а при движении в Крым надлежало проходить обширные степи, где продовольствование значительного числа войск было почти невозможно, и потому выгоднейшей операционной линией для русской армии была плодоносная Подолия.
Силы, расположение их и планы действий обеих сторон. – Состояние 1-й русской армии. – Цель действий князя Голицына. – Переправа через Днестр и движение к Хотину. – Взятие турецкого укрепленного лагеря. – Возвращение армии в Подолию. – Вторичная переправа на правую сторону Днестра. – Блокада Хотина. – Возвращение армии на левый берег Днестра и расположение против Хотина. – Поражение турецкой армии. – Уничтожение турецкого отряда. – Занятие Хотина. – Отряжение Эльмпта в Молдавию. – Назначение Румянцева главнокомандующим 1-й армией. – Занятие русскими войсками Молдавии и Валахии. – Зимние квартиры. – Результаты действий Берга и Медема
Действия начались в феврале вторжением крымских татар в Новороссийскую область. План действий турок заключался в том, чтобы, усилив главную свою армию до 300 тысяч, двинуться к Днестру, овладеть Каменцем-Подольским и заставить русские войска очистить Польшу.
С нашей стороны, вооруженные силы, назначенные для действий против турок, распределены были следующим образом: 1-я армия генерал-аншефа князя Александра Михайловича Голицына силой в 65 тысяч (в числе которых 9 тысяч казаков) назначена была для занятия оборонительной линии по Днестру и для прикрытия Подолии; 2-я армия генерал-аншефа графа Румянцева, состоявшая из 60 тысяч (в том числе 30 тысяч иррегулярных войск), должна была прикрывать южные наши границы от Днепра до Донца.
Отряду генерал-майора Медема назначено было двинуться к Кубани; наконец, небольшой отряд генерала Тотлебена отправился в Тифлис, для поддержки закавказских владетелей, изъявивших намерение восстать против Порты.
Князь Голицын, армия которого должна была удерживать главные силы турок, сын славного фельдмаршала, сподвижника Петра Великого, отличался личной храбростью и хладнокровием; но не довольно постигал хозяйственную часть управления армии и, действуя слишком осторожно, не умел пользоваться одержанными успехами.
Войска, бывшие в составе армии, имели в рядах едва половину комплектного числа чинов; а некоторые из полков вовсе не прибыли ко времени открытия военных действий, и потому вначале 1-я армия состояла всего-навсего из 24 тысяч человек, не считая казаков. Солдаты, по свидетельству очевидцев, были дурно одеты и обуты, конская сбруя истерта, лафеты непрочны. Движения войск, по недостатку офицеров, знакомых с механизмом их, производились медленно и неловко; подобным образом и аванпостная служба находилась в жалком состоянии.
В то время, когда 1-я русская армия собиралась в Подолии, главные силы турок находились еще на правой стороне Дуная, а в Бессарабии, кроме хотинского, бендерского и аккерманского гарнизонов, было не более 20 тысяч турецких ополчений, под начальством Карамана-паши, расположенных близ Хотина. Пользуясь этими благоприятными обстоятельствами, князь Голицын предпринял овладеть Хотином. С этой целью, устроив магазины в Бердичеве, он сосредоточил свою армию у Антоновки, близ местечка Минковцы, переправился 14 апреля через Днестр в 60 верстах ниже Хотина, у Калюса, и 18-го вечером расположился в пяти верстах от Хотина, на ясской дороге.
19 апреля, в день Светлого Христова Воскресения, пополудни, русские войска двинулись к неприятельскому лагерю, расположенному под Хотином; турки, находившиеся в шанцах, оказав незначительное сопротивление, бежали частью в крепость, частью по дороге в Бендеры; войска наши преследовали неприятелей до палисада прикрытого пути, но не успели ворваться в крепость. Три знамени и семь орудий были трофеями победителей.
В подробной реляции об этом деле князь Голицын с особенной похвалой отзывается о действии артиллерии, именуя в числе отличившихся полковника Мелиссино, начальника всей артиллерии под Хотином, и капитана Караулова, который «с первого выстрела неприятельскую батарею сбил и опрокинул».
Несмотря на этот успех, Голицын, не имея при себе осадной артиллерии и не обеспечив своей армии заблаговременно насчет доставки военных и съестных припасов, принужден был идти обратно за Днестр[152]. 25 апреля переправился он у Калюса и оставался в Подолии целые два месяца, до конца июня, в ожидании подвоза припасов.
Невыгоды продолжительного пребывания войск в палатках, где солдаты валялись на голой земле, по недостатку в соломе, и дурное качество воды были причинами необыкновенного увеличения числа больных, наполнявших госпитали в местечке Меджибоже и окрестных селениях. Эти больные оставались без всякого призрения; докторов почти вовсе не было, и потому обязанности их лежали на невеждах-цирюльниках.
Между тем турецкая армия, под начальством верховного визиря Магомеда-паши, собравшись еще в начале мая у Исакчи, переправилась 22-го через Дунай и двинулась к Рябой Могиле (на правом берегу Прута, в 60 верстах от Ясс и в 100 верстах от Бендер).
Несмотря на побеги, ослабившие турецкую армию, силы ее все еще простирались до 100 тысяч. Для противодействия ей 1-я армия получила приказание переправиться снова на правую сторону Днестра. В тоже время большая часть 2-й армии, численностью 40 тысяч, расположилась у Елисаветграда, для наблюдения к стороне Бендер и Очакова; а генерал Берг, с остальною частью сей армии, численностью 22 тысяч, направлен был от Бахмута к Сивашу, для прикрытия от татар Таганрога и вновь заселенного Азова.
Расположение визиря с турецкою армией у Рябой Могилы заставило князя Голицына избрать пункт для переправы через Днестр выше Хотина. Переправившись 25 июня близ местечка Устье, он расположился у деревни Замоши и, двинувшись весьма окольным путем в обход Буховинского леса, пришел в окрестности Хотина 1 июля. По сведениям, собранным от пленных, тамошний гарнизон усилился в это время беспрестанно приходившими подкреплениями до 70 тысяч.
2 июля князь Голицын повел свои войска, построенные в продолговатое каре, против неприятельских окопов, устроенных впереди Хотина. Турецкие полчища вышли навстречу нашей армии, но были разбиты и частью прогнаны обратно в крепость, частью рассеяны в различные стороны. Из донесения князя Голицына об этом деле видно, что наши гренадеры просили, чтобы им дозволено было отбросить рогатки; «Они мешают нам подойти к неприятелю», – говорили наши воины. Таким образом, здравый ум русского солдата предупредил тактические «улучшения» военачальников.
Не имея возможности вести правильную осаду Хотина, по недостатку осадной артиллерии, князь Голицын предпринял блокаду крепости, чтобы голодом принудить гарнизон ее к сдаче. С этою целью генерал Ренненкампф с частью армии оставлен был против Хотина, на левой стороне Днестра; главные силы расположены были на правой стороне реки, выше Хотина, а ниже крепости, с той стороны, с которой гарнизон преимущественно мог ожидать подкреплений, поставлен был небольшой отряд генерал-майора князя Прозоровского.
Несмотря, однако, на ошибочность расположения нашей армии, визирь не отважился идти сам к Хотину, а приказал крымскому хану, стоявшему с татарским ополчением у Бендер, двинуться в помощь осажденной крепости. 22 июля хан, с 25 тысячами человек, явился в виду блокадного корпуса и атаковал его одновременно с вылазкой гарнизона; но русские войска, отразив неприятеля на всех пунктах, заставили хана отступить к Липчанам на Пруте, где татары остановились, получив от визиря в подкрепление отряд сераскира Молдаванчи-паши.
Получив известие об усилении неприятеля у Липчан, князь Голицын стянул к главным силам все свои отряды и освободил от обложения крепость. Между тем полчища хана то приближались к крепости и производили частные нападения на русскую армию, то продолжали окапываться в укрепленном лагере своем у Липчан. Голицын, терпя большой недостаток в припасах, и особенно в фураже, и надеясь заманить неприятелей на левую сторону Днестра, где местность более способствовала наступательным действиям русских, решился снова отойти за Днестр.
С этою целью 2 августа войска наши переведены были по понтонному мосту, устроенному в нескольких верстах выше Хотина, на левую сторону реки, и расположились сперва в десяти, а потом в четырех верстах от крепости. По окончании переправы, понтоны отправлены были в Полонное, за 150 верст от места расположения армии.
Между тем султан, недовольный нерешительностью действий визиря Магомеда-паши, назначил на его место сераскира Молдаванчи-пашу; вместе с тем новый визирь получил повеление переправиться на левую сторону Днестра. После нескольких неудачных попыток проникнуть в Подолию, турки устроили мост на Днестре у Хотина; сам Молдаванчи-паша с 80 тысячами человек перешел частью по мосту, частью вброд на левый берег.
Голицын приблизился к крепости, но, желая заманить противника, не препятствовал переправе неприятельской армии и, в ожидании решительного сражения, приказал генерал-лейтенанту Брюсу с пятью пехотными полками занять весьма важный пост в Рачевском лесу, который обеспечивал от обхода левый фланг нашей армии. Войска эти усилены были вечером 28 августа 20-ю гренадерскими ротами и четырьмя кавалерийскими полками. 29-го, в 7 часов утра, турки атаковали нашу армию и возобновляли многократно свои нападения в течение целого дня, до семи часов вечера, но были каждый раз отбиваемы с уроном и, потеряв одними убитыми до 3 тысяч человек, переправились на правую сторону Днестра.
В ночь с 5 на 6 сентября турки снова переправили на левую сторону реки 9 тысяч (а по другим сведениям – 12 тысяч) человек. На следующее утро внезапная прибыль воды в реке от дождей уничтожила мост; переправа вброд сделалась невозможной; таким образом, турецкий отряд, находившийся на левом берегу Днестра, был отрезан от армии верховного визиря. Князь Голицын, пользуясь затруднительным положением турок, отрядил против них восемь гренадерских батальонов и двенадцать гренадерских рот, под командой полковников Вейсмана, Сухотина, барона Игельстрёма и Кашкина, которым приказано было напасть на неприятельский отряд в ночи с 6-го на 7-е, чтобы не подвергать наши войска огню крепости, под пушками коей расположены были турки.
Для поддержания же их, в случае надобности, назначены были три пехотных полка, под командою полковника Кречетникова. Войска наши, приблизившись с нескольких сторон к турецким окопам, бросились в атаку, по данному сигналу, с громкими криками «ура!» и «да здравствует Екатерина!». Неприятели сопротивлялись отчаянно, но частью были переколоты штыками, частью же потоплены в реке; весь лагерь, со множеством знамен и с двумя орудиями, достался в добычу победителям. С нашей стороны убито и ранено 600 человек.
Турецкие полчища, находившиеся у Хотина, поражены были таким ужасом, что, очистив город и лагерь, бежали в беспорядке к Дунаю. 9 сентября Голицын, получив о том сведение от легких войск, переправившихся на правую сторону Днестра, немедленно послал, на собранных по течению реки плотах и лодках, генерал-поручика Эльмпта с двумя полками для занятия Хотина. В городе и окопах найдено 228 орудий.
Таким образом, неожиданный случай вместе с оплошностью турецких военачальников доставил нашему полководцу возможность достигнуть предположенной им цели.
Три дня спустя князь Голицын, отрядив генерала Эльмпта с тремя карабинерными полками, гренадерскими ротами всех пехотных полков и с частью легких войск к Яссам, двинулся с остальными силами армии, для расположения их по квартирам, к Каменец-Подольску, и на пути к этому городу, по повелению императрицы, сдал начальство над войсками генералу Румянцеву, на место которого главнокомандующим 2-й армией назначен был граф Панин.
Эти распоряжения последовали в первой половине августа, в то время, когда действия князя Голицына не удовлетворяли ожиданий Екатерины. Но, отдавая справедливость прежним заслугам своего полководца, императрица удостоила его весьма милостивым рескриптом; за последние успешные действия свои он произведен был 20 октября в фельдмаршалы, а впоследствии, по случаю празднования в 1775 году мира с Турцией, пожалован шпагой, украшенной бриллиантами, с надписью: «За очищение Молдавии до самых Ясс».
По принятии начальства над 1-й армией, Румянцев, пользуясь успехами Эльмпта, занявшего Яссы 26 сентября, и отступлением турок за Дунай, усилил отряд, посланный в Молдавию, и, поручив его генералу Штофельну, предписал ему наблюдать за Бендерами и занять Валахию. Главная квартира этого отряда находилась всю зиму в Бухаресте. В феврале 1770 года Штофельн, получив сведения, что турки усиливались в Курже, овладел этой крепостью и разорил ее.
Главные же силы 1-й армии расположены были на зимних квартирах в Подолии. Граф Панин, по принятии начальства над 2-й армией, послал к Бендерам и к Очакову отряды Зорича и графа Витгенштейна (отца фельдмаршала), которые, встревожив турок, удержали их от набегов на наши пределы. Затем 2-я армия расположилась на зимние квартиры в Украине, от Умани до Полтавы.
Генерал Берг ограничивался наблюдением Крымского полуострова, а потом расположил свой отряд на зимние квартиры от Изюма до Бахмута.
Действия генерала Медема, между Черным и Каспийским морями, были весьма удачны: разбив кубанских татар, он побудил тем жителей Кабарды и части Абхазии отдаться под покровительство России.
Цель действий русских армий. – Румянцев. – Боур. – Русские войска. – Силы обеих сторон и распределение их. – Переправа 1-й армии через Днестр и движение вниз по Пруту. Движение хана вверх по Пруту; отступление его за Ларгу. – Сражение при Ларге. – Переправа 2-й армии через Днестр. – Переправа визиря на левый берег Нижнего Дуная. – Расположение сил обеих сторон. – Сражение при Кагуле. – Осада и взятие Бендер. – Занятие Браилова. – Расположение русских армий на зимних квартирах. – Результаты действий русского флота
Цель действий с нашей стороны в эту кампанию заключалась в том, чтобы довершить покорение страны, лежащей по левую сторону Дуная, взятием важной крепости Бендер. Осада Бендер поручена была 2-й армии, между тем как 1-я армия назначалась для прикрытия этой осады со стороны Дуная.
Румянцев, один из тех полководцев, которыми справедливо гордится Россия, был главнокомандующим войсками 1-й армии. До этого времени военная известность его ограничивалась подвигами, совершенными в Семилетнюю войну: при Иегернсдорфе [Гросс-Егерсдорфе] он вырвал из рук неприятеля победу; при Франкфурте, вместе с Лаудоном, содействовал Салтыкову в поражении великого короля-полководца[153]; под Кольбергом, получив дозволение фельдмаршала Бутурлина снять блокаду, он принял на свою ответственность успех действий.
Ни храбрость Гейдена, уже два раза отстоявшего крепость, ни усилия принца Виртембергского, ни труды и лишения русских войск в продолжение глубокой осени – ничто не могло поколебать твердости духа военачальника, уверенного в войсках своих. Кольберг покорился ему. Не менее важны были гражданские заслуги Румянцева: будучи назначенным в 1764 году генерал-губернатором Малороссии, он вполне оправдал выбор великой монархини, способствовал к слиянию сей обширной страны с прочими областями империи и водворил в ней порядок и владычество законов.
Румянцев соединял в себе необыкновенную быстроту ума с основательностью рассудка, хладнокровие – с отвагой и решительностью. Все его действия и распоряжения отличались невозмутимым спокойствием духа. Ясен в суждениях и взглядах на предметы, точен и определителен в отдаваемых им приказаниях, он никогда не колебался в сомнении.
Его деятельность не имела предела: начальствуя армией, он беспрестанно являлся на коне между солдатами, старался видеть все сам, и между тем занимался неусыпно кабинетными работами, писал собственноручно важнейшие предписания и надписывал точные, ясные резолюции на полученных бумагах, иногда посвящая целые ночи этим занятиям, после тяжких трудов на полях сражений и утомительных переходов.
Румянцев обращал особенное внимание на соблюдение строгой дисциплины в войсках, говоря, что «потворством можно испортить лучшую армию». Но строгость его всегда была неразлучна со справедливостью, и вот почему немногие из начальников были так любимы своими подчиненными офицерами и солдатами, как Румянцев. В домашней жизни и в обращении он отличался простотой, и в этом отношении Карамзин справедливо сравнивает его с Тюренном.
Успеху действий Румянцева в эту кампанию весьма много способствовал генерал-квартирмейстер 1-й армии, Боур. Этот генерал, образовавшийся под знаменами славного Фердинанда Брауншвейгского, был главным помощником, правою рукою нашего великого полководца. В то время, когда люди, специально приготовленные к военному делу, встречались весьма редко, Боур обладал вполне искусством соображать диспозиции маршей и сражений, строить мосты, вести осады; его военный глазомер заменял недостаток в хороших топографических картах; его верный взгляд обнимал все пространство полей сражения. Приступая к описанию походов Румянцева в Турции, считаю не излишним изложить вкратце современное состояние наших войск.
Русские армии делились на дивизии и авангардные корпуса, но ни те, ни другие не имели определенного состава. Пехотные дивизии и корпуса разделялись на бригады и, сверх того, к ним придавалась полковая и полевая артиллерия, а иногда и кавалерия. Пехотные бригады состояли из двух полков либо из нескольких гренадерских батальонов.
Пехотные полки, как гренадерские, так и мушкетерские, состояли каждый из двух батальонов; гренадерские батальоны – из четырех гренадерских рот, а мушкетерские – из одной гренадерской и трех мушкетерских рот. Число рядовых в батальоне полагалось от 650 до 700, но в сражении при Кагуле батальоны были силою всего от 350 до 500 человек. Иногда придавались дивизиям егерские батальоны, которые, кроме обмундирования, почти ничем не отличались от прочих. Пехота строилась в четыре шеренги, из которых при стрельбе первые две становились на колена. При построении каре фасы его составлялись из развернутого фронта. Колонны же употреблялись исключительно для походных движений.
Мушкетеры вооружены были ружьями со штыками и шпагами, а гренадеры, кроме того, носили, в особых сумах, по две гранаты. Егеря имели ружья несколько короче, с длинными плоскими штыками. Иногда часть пехоты вооружалась пиками, и для этого полагалось иметь в полку по 216 пикинерских копий. Сверх того, при каждом полку возилось по 3500 рогаточных копий, из которых составлялись рогатки, посредством петель и смычных крючьев. Несмотря на то что Румянцев в кампанию 1770 года отменил употребление рогаток, русские войска продолжали возить их за собой и не прежде оставили их совершенно, как в следующую войну с турками.
Кавалерия разделена была на бригады, включавшие в себе по два полка. Кирасирские и карабинерные полки состояли из восьми рот, или четырех эскадронов, кроме одного запасного, а гусарские – из шестнадцати рот, или восьми эскадронов, кроме двух запасных. Число людей в эскадронах в сражении при Кагуле не превосходило 60–80. Кавалерия строилась в три шеренги, а спешившись перестраивалась в две шеренги.
Кирасиры вооружены были палашами, имели по паре пистолетов и носили железные кирасы; вооружение карабинера состояло из палаша, карабина со штыком и пары пистолетов, а гусара – из сабли, карабина и пистолетов.
Артиллерия разделялась на полевую и полковую. Первая составляла роты, по 10 или 12 орудий в каждой; вторая придавалась пехотным полкам (по четыре трехфунтовых орудия каждому).
Для действий против турок составлялись каре из пехоты с артиллерией; полковые орудия становились по флангам батальонов, а полевые соединялись в батареи, на углах и на средине длинных фасов каре; небольшая часть пехоты помещалась внутри каре, в виде резерва, либо составляла особое небольшое каре, вблизи той части войск, которой должна была служить резервом. Пальба производилась шеренгами и плутонгами (взводами). Переноска рогаток (до отмены их) производилась при передвижениях войск в бою шестью человеками в каждом плутонге. Кавалерия располагалась в интервалах между каре. Еще в Северную войну Петр Великий требовал от кавалерии, чтобы она действовала исключительно холодным оружием. Румянцев употреблял ее также для атак, но сила привычки либо ложное убеждение в превосходстве турецких всадников нередко заставляли нашу кавалерию действовать стрельбой.
При расположении в лагере главные силы пехоты и большая часть артиллерии располагались в две линии, на расстоянии одна от другой ста или двухсот шагов, а по концам линий, в перпендикулярном к ним направлении, ставились по одному либо по два (преимущественно гренадерских) батальона. Таким образом, составлялось большое каре, в середине которого помещались легкие обозы. Отдельные (авангардные) корпуса и кавалерия располагались по флангам либо впереди главных сил; а часть артиллерии и тяжелые обозы составляли парк и вагенбург позади лагеря армии. Обозы были уменьшены против прежнего, однако все еще были весьма значительны.
В походе армия разделялась на несколько колонн, двигавшихся на одной высоте. Если движение производилось в соседстве неприятельской армии, то пехота каждого каре двигалась в двух колоннах, артиллерия между ними, а кавалерия в особых колоннах. Подобное разделение войск на многие колонны способствовало скорому переходу в боевой порядок.
Силы 1-й армии вообще простирались до 50 тысяч, а второй – до 30 тысяч регулярных и 17 тысяч иррегулярных войск. Отряды Берга и Медема по-прежнему назначались против крымских и кубанских татар. Сверх того, положено было послать флот из Кронштадта и Ревеля в Архипелаг[154] и, с содействием греков, восставших против турок, произвести сильную диверсию.
Со стороны турок 80 тысяч татарского ополчения собиралось у Кишинева; а главная турецкая армия должна была собраться, в числе 150 тысяч, на Нижнем Дунае, у Исакчи. Султан, недовольный действиями визиря, назначил на его место Халиль-пашу; а на место крымского хана Девлет-Гирея назначен был Каплан-Гирей: последний выбор имел вредные последствия для Порты, потому что татары не любили своего нового хана.
В конце апреля войска 1-й армии выступили с зимних квартир, взяв с собой двухмесячный запас продовольствия[155], сосредоточились 11 мая у Каменца-Подольского и на следующий день перешли к Хотину. 15-го 1-я армия переправилась через Днестр, по понтонному мосту у местечка Жванца и по мосту на козлах, устроенному в Хотине; часть этих войск (6 пехотных и 4 кавалерийские полка) оставлена была в крепости и для охранения мостов на Днестре.
Ненастная погода, совершенно испортившая дороги, заставила Румянцева простоять близ Хотина целых десять дней. Наконец, выступив 25 мая, 1-я армия следовала семью колоннами к Липчанам и далее вниз по левому берегу Прута. 2-я армия сосредоточилась у Елисаветграда, 12 мая. Граф Панин, отрядив Прозоровского с частью сил для наблюдения Очакова, двинулся к Бугу, переправился через сию реку 11 июня и прибыл к Днестру в конце этого месяца.
Между тем верховный визирь, прибыв в Исакчу, покушался построить мост на Дунае, но, по причине большего разлития реки, вынужден был отказаться от своего намерения и ограничился переправой на лодках 10 тысяч человек, посланных к Кишиневу в помощь хану. Получив это подкрепление, татары предприняли попытку переправиться на правую сторону Прута, и поскольку болотистая местность ниже Фальчи представляла большие затруднения, то хан двинулся вверх по реке, предполагая устроить переправу выше Фальчи, но был удержан отрядом Штофельна, вслед затем поступившим, по случаю смерти сего генерала, под начальство князя Репнина и присоединившимся к армии 11 июня.
В это время главные силы Румянцева состояли из двух передовых (авангардных) корпусов генерал-квартирмейстера Боура и генерал-поручика князя Репнина и трех дивизий, состоявших под командою генерал-аншефа Олица и генерал-поручиков графа Брюса и Племянникова. 15 июня авангардный корпус Боура опрокинул передовые войска ханской армии и заставил их отступить на главные силы татар, расположенные за ручьем Кальма, против Рябой Могилы. Румянцев имел намерение атаковать неприятеля поутру 17-го, но татары не отважились сразиться с нашими войсками, отступили поспешно, соединились с высланным к ним в помощь турецким отрядом сераскира молдавского Абда-паши и в числе 80 тысяч расположились в четырех укрепленных лагерях на высотах за речкою Ларгою.
Румянцев, присоединив к главным своим силам отряд Потемкина, незадолго перед тем отряженный на правую сторону Прута, и оставив небольшую часть войск в Фальче, для прикрытия находившихся там мостов и складов съестных припасов, двинулся к Ларге и 4 июля расположил свои войска, не доходя этой реки, в пяти верстах от ханского лагеря. Как в сей день, так и на следующий, неприятели нападали на передовые вой-ска русской армии, но каждый раз отражаемы были с уроном.
Несмотря на огромное превосходство неприятеля в числе войск, Румянцев решился атаковать его, чтобы предупредить соединение татар с войсками верховного визиря, все еще находившимися на правой стороне Нижнего Дуная. Пунктом для главной атаки избран был правый фланг расположения татарской армии, действуя на который можно было оттеснить ее к Пруту; для достижения сей цели назначались оба авангардных корпуса, Боура и князя Репнина, стоявшие на флангах армии, и все остальные войска армии, за исключением дивизии Племянникова, долженствовавшей атаковать левофланговый татарский лагерь, чтобы отвлечь внимание неприятеля от пункта главной атаки.
Желая поразить противника неожиданностью нападения, полководец наш назначил к тому ночь с 6 на 7 августа; приказано было отправить в вагенбург все повозки, но не снимать палаток. Румянцев, считая штык лучшей защитой своих войск, решился атаковать татар без пособия рогаток, и, чтобы еще более обмануть неприятелей, приказал с наступлением ночи развести и поддерживать большие огни. Дивизия Боура после пробития зори переведена была с правого крыла на левое и получила приказание устроить четыре моста на Ларге, выше неприятельского лагеря, перейти по ним на противоположный берег реки и, взойдя на высоты, прикрыть переправу главных сил, которые должны были выступить с места в первом часу пополуночи.
Корпус Боура, переправившись прежде всех прочих войск, построился в каре и, взойдя на высоту, наткнулся на передовую цепь татар, которая обратилась в бегство и встревожила неприятельскую армию. Затем корпус князя Репнина, построенный в двух каре, стал в линии с войсками Боура, несколько правее их. Все эти три каре пошли в атаку на правое крыло неприятельской армии; за ними следовали в резерве главные силы Румянцева, составлявшие одно большое каре; регулярная кавалерия двигалась позади резерва, а все находившиеся при армии арнауты и казаки посланы левее Боура, в тыл неприятелю.
Татары открыли сильную пальбу из орудий по наступавшим войскам; но действие этой артиллерии, второпях стрелявшей наудачу, было ничтожно и не могло остановить войска Боура и Репнина, которые, овладев двумя татарскими лагерями, атаковали третий. В это самое время неприятельская кавалерия, стоявшая за ретраншементом, устроенным позади окопов, сделала вылазку оттуда и кинулась в обход левого фаса большего каре (резерва), но была отражена картечью батареи, управляемой генерал-майором Мелиссино; вслед за тем левофланговой неприятельский лагерь был атакован двумя каре Племянникова.
Сражение, начавшееся на рассвете, кончилось в полдень взятием четырех передовых окопов. Неприятель, не отваживаясь обороняться в ретраншементе, обратился в бегство; множество турок было настигнуто и истреблено либо потоплено в Пруте; но войска наши, утомленные боем, не могли долго преследовать неприятеля. В отбитом лагере найдено 30 пушек, три мортиры, несколько знамен, несколько тысяч палаток и множество добычи.
Потеря татар в точности неизвестна; с нашей стороны убито и ранено (по донесению Румянцева) всего 91 человек. В числе наиболее отличившихся были: Племянников, Репнин, Боур, Вейсман, Потемкин, Гудович, Кутузов, Михельсон и Ферзен. Знаки ордена Св. Георгия 1-го класса были воздаянием подвига знаменитого полководца; он первый получил эту высшую военную награду.
В сражении при Ларге русская армия в числе около 30 тысяч расположена была в одном большом и пяти малых каре: это построение доставило нашей пехоте возможность двигаться с быстротой и обойти неприятельскую позицию частью сил. Русские войска атаковали татарскую армию, не укрываясь за рогатками, и убедились на опыте в их бесполезности. Без всякого сомнения, отмена рогаток была одной из главных причин постоянного перевеса, приобретенного нашими войсками над турецкими полчищами; но в то время никто не мог предвидеть всей важности этого нововведения, и даже в реляциях о сражениях при Ларге и Кагуле не было сказано о том ни слова.
Между тем 30 июня граф Панин с главными силами 2-й русской армии переправился через Днестр у Ягорлыка, двинулся к Бендерам и обложил эту крепость 15 июля (через восемь дней после сражения при Ларге).
Верховный визирь, получив известие о поражении хана при Ларге, в то самое время, когда турецкие войска переправлялись у Исакчи, не упал духом. Имея в виду отстоять Бендеры, он перевел на левую сторону Дуная всю свою армию, численностью 150 тысяч, двинулся по восточному берегу озера Кагула и открыл сообщение с татарскою армией, отступившей за речку Ялпух и усилившейся в несколько дней до 100 тысяч человек.
17 июля Румянцев, желая предупредить соединение хана с верховным визирем, перешел через речку Кагул и расположил небольшую свою армию у деревни Гречени. Для прикрытия магазинов и для обеспечения движения обоза с десятидневным запасом провианта, шедшего к войскам из Фальчи, отряжен был генерал Глебов с четырьмя гренадерскими батальонами и частью регулярной и иррегулярной кавалерии; а для прикрытия армии со стороны речки Ялпуха посланы туда отряды Гудовича и Потемкина.
Главные силы армии, ослабленные отделением этих отрядов, состояли из 17 тысяч пехоты и нескольких тысяч регулярной и иррегулярной кавалерии[156].
20 июля армия верховного визиря приблизилась к русской армии и расположилась в шести верстах от нее, по южную сторону Траянова вала, также на левом берегу речки Кагула. Цель действий визиря заключалась в том, чтобы, пользуясь чрезвычайным превосходством своим в численности армии, окружить и уничтожить русские войска: для достижения этой цели он намерен был атаковать Румянцева с фронта, между тем как Каплан-Гирей должен был направиться в тыл нашей армии.
Но Румянцев, для избежания опасности быть окруженным огромными силами неприятельских армий, решился предупредить визиря и атаковать его, прежде чем татары могли прибыть на место сражения. 21 июля, во втором часу пополуночи, русская армия выступила из своего лагеря и двинулась в нескольких колоннах к Траянову валу. Пехотные колонны, приблизившись к неприятельской позиции, должны были перестроиться в пять каре, различной величины, из которых самое большое, под начальством генерал-аншефа Олица, построенное в виде прямоугольника, должно было находиться в центре общего расположения армии; каре генерал-поручика Племянникова – правее его; каре генерал-квартирмейстера Боура – на правом фланге армии; каре генерал-поручика Брюса – левее Олицева; а генерал-поручика князя Репнина – на левом фланге общего расположения.
В каждом каре должен был находиться резерв. Кавалерию назначено было расположить между каре; артиллерию – по углам и фасам всех каре. Сам главнокомандующий предполагал находиться при дивизии Олица. На основании диспозиции генерал Боур получил приказание атаковать левое крыло турецкой армии, стоявшее близ Кагула; Племянников и Олиц – атаковать центр; генералу Брюсу поручена атака правого крыла; а князю Репнину приказано принять еще более влево и обойти неприятельский лагерь с правого фланга.
Войска наши на рассвете перестроились в пять каре, перешли Траянов вал и двинулись к турецкому лагерю. В этот самый момент многочисленная неприятельская кавалерия бросилась на каре Брюса и князя Репнина, которые, подобно острову, поглощенному наводнением, были со всех сторон окружены толпами спагов, кидавшихся с дикими воплями в атаку.
Но пушечная и ружейная стрельба наших каре отбила у них охоту сражаться против русской пехоты и заставила обратиться против кавалерии, стоявшей между каре, которая, в свою очередь, с содействием пехоты, отражала турок стрельбой до тех пор, пока прибыли к ней в помощь высланные из каре графа Брюса и князя Репнина генерал-майор Херасков, с гренадерским батальоном и четырьмя орудиями, и подполковник Толстой, также с гренадерским батальоном и двумя орудиями; удачный огонь их обратил в бегство турецких всадников.
Затем неприятельская кавалерия кинулась вдоль по лощине на большое каре, частью с фронта, частью же с тыла, дебушируя[157] из рва, лежащего вдоль Траяновой дороги. Но когда главнокомандующий приказал резерву большого каре открыть пушечную и ружейную пальбу вдоль рва и когда в то же время главное каре, подавшись влево, стало обстреливать лощину, то неприятель принужден был отступить.
Между тем в восемь часов утра войска наши приблизились на хороший пушечный выстрел к неприятельским окопам. С обеих сторон гремела сильнейшая канонада; концентрическое действие наших батарей доставило нам большой перевес над неприятелем, которого артиллерия между тем обстреливала преимущественно каре Племянникова и Олица.
Многие турецкие орудия были сбиты меткими выстрелами наших орудий; каре Племянникова и Олица, приблизившись к неприятельским окопам, уже готовились штурмовать их, но внезапно огромные полчища янычар, скрывавшихся в лощине, пролегавшей поперек окопов, выскочив оттуда, кинулись на каре Племянникова и ворвались в средину его; некоторые наши полки были опрокинуты и принуждены искать спасения в каре Олица. Турки, торжествуя победу, оглашали дикими воплями место побоища…
«Теперь наша очередь», – сказал хладнокровно Румянцев находившемуся при нем герцогу Брауншвейгскому и поскакал к расстроенному каре. Присутствие героя, обожаемого войсками, дало делу совершенно иной оборот. Каре Племянникова сомкнуло расстроенные ряды свои; 1-й гренадерский (ныне лейб-гвардии гренадерский) полк[158], под предводительством бригадира Озерова, отразил янычар; солдаты наши ударили в штыки и с громкими восклицаниями «Да здравствует Екатерина!» опрокинули густые турецкие полчища.
Напрасны были все последующие усилия турок остановить русскую армию; неприятельские войска, поражаемые картечью и настигнутые нашею конницей, под начальством генерал-поручика графа Салтыкова и генерал-майора князя Долгорукого, принуждены были укрыться в окопах. Главные наши силы атаковали неприятельский лагерь с фронта, между тем как Репнин, обойдя его в тыл, громил турок огнем своей артиллерии. Мусульманские полчища, пораженные ужасом, обратились в бегство, оставив победителям в добычу свой лагерь со всею артиллерией и множество запасов.
Сам верховный визирь ускакал в Измаил. Сражение кончилось в три часа пополудни. Преследование разбитой армии поручено было авангардному корпусу Боура, усиленному одним пехотным полком и двумя гренадерскими батальонами; эти войска преследовали неприятеля до самого Дуная и захватили множество пленных и значительные обозы. 140 орудий и 60 знамен были трофеями сей славной победы. Потери турок в войсках, по самым умеренным показаниям, вообще простирались до 20 тысяч человек; русские потеряли убитыми и ранеными до 1000 человек. В награду этого подвига, императрица возвела Румянцева в достоинство фельдмаршала (2 августа 1770 года).
В сражении при Кагуле разделение нашей пехоты на пять каре (из которых в главном было до 6 тысяч, а в прочих – до 3 тысяч человек в каждом) доставило нашим войскам возможность подкреплять одни части армии другими, поддерживать в течение семи часов беспрерывный бой против многочисленных турецких полчищ, сбить неприятельскую артиллерию концентрическим действием наших батарей и обойти турецкий лагерь с фланга.
Победа сия доставила Румянцеву неограниченное доверие русских войск и распространила славу его во всей Европе. «Он прямой солдат!» – говорили о Румянцеве наши воины, эти правдивые судьи боевой доблести; «Приветствую победителя оттоманов!» – сказал Фридрих Великий при свидании с кагульским героем.
Победы, одержанные Румянцевым, способствовали занятию территории между Днестром и Дунаем.
Граф Панин открыл траншеи под Бендерами, на обеих сторонах Днестра, в ночь с 19 на 20 июля. Осадными работами распоряжался инженер-генерал-майор Гербель; траншей-майором был майор Ферзен (впоследствии победитель Косцюшко). С 28 на 29-е заложена третья параллель. Успехи осады были весьма медленны, по причине частых вылазок гарнизона, равнявшегося числом осаждавшей армии.
В ночи с 4 на 5 августа начаты были нашими войсками минные работы, встретившие противодействие в контрминах осажденных; несколько раз минеры обеих сторон встречались между собой в подземных галереях, завязывали перестрелку и даже вступали в отчаянный рукопашный бой. Наши галереи были повреждены несколько раз взрывами турок. Но наконец, в начале сентября, заложен был усиленный горн (заряженный 200 пудами пороха). Несмотря на чрезвычайное ослабление армии, от потерь в делах и болезней, граф Панин решился штурмовать крепость. 14 сентября в 10 часов вечера был взорван горн; этот взрыв образовал огромную воронку и разрушил часть гребня гласиса и прикрытого пути[159].
Войска, назначенные для приступа, заняли прикрытый путь, быстро спустились в ров и, взобравшись по лестницам на вал, распространились по нем в обе стороны. Немедленно крепостные пушки, стоявшие на валу, обращены были против города; туда же со всех мортирных батарей бросаемы были зажигательные снаряды. Через некоторое время город загорелся во многих местах; но турки всю ночь продолжали обороняться; кавалерия, в числе 2 тысяч всадников, прорубилась сквозь наши войска; большая же часть гарнизона отступила в замок и на следующее утро сложила оружие, в числе 11 тысяч человек.
Потери турок, убитыми и погибшими в пламени, в точности неизвестны; по самым умеренным показаниям они простирались более 5 тысяч человек. С нашей стороны при штурме убито и ранено 2561 человек. В крепости найдено 350 орудий и множество различных запасов.
Для занятия же крепостей на Нижнем Дунае был послан от 1-й армии авангардный корпус Репнина, который 26 июля занял без сопротивления Измаил, а 21 августа – Килию. 25 сентября бригадир Игельстрём, отряженный с частью корпуса Репнина, к Аккерману, овладел этою крепостью после десятидневной правильной осады. Бессарабские татары, устрашенные победами русских войск и падением турецких твердынь, заключили с графом Паниным условие, по которому покорились России и получили позволение переселиться на левую сторону Днестра.
Победа при Кагуле имела непосредственным следствием рассеяние татарской армии. В начале августа главные силы 1-й армии перешли к озеру Ялпух и оставались там в лагере более двух месяцев; а 13 октября выступили оттуда к Фальче. Фельдмаршал намерен был довершить эту кампанию покорением турецких областей, лежащих по левую сторону Дуная, и с этою целью отправив, еще в конце сентября, отряд генерал-майора Глебова для овладения Браиловом, перешел 18 октября через Прут, у Фальчи, и расположил свою армию близ сего местечка, на правой стороне реки; через несколько дней отряд Глебова, после осады Браилова, продолжавшейся четыре недели, штурмовал эту крепость, в ночи с 23 на 24 октября, но был отражен с уроном, что заставило его снять осаду и отступить к Максимени, на реке Серете.
Румянцев, получив известие об этой неудаче, усилил значительно отряд Глебова и снова направил его к Браилову. Настойчивость нашего полководца произвела такое влияние на турок, что они, очистив крепость, переправились на правую сторону Дуная. 10 ноября русские заняли Браилов, где найдено было 75 орудий и множество военных припасов.
10-го же ноября 1-я армия выступила из лагеря на Пруте против Фальчи и следовала вверх по правой стороне реки, к Яссам. А по прибытии туда, 18-го, расположилась на зимние квартиры: главная квартира в Яссах; часть войск в Молдавии; другая часть, под начальством Олица, в Валахии; отряд генерала Вейсмана в Бессарабии, на Нижнем Дунае; резервы в Подолии.
2-я русская армия, по взятии Бендер, выступила также на зимние квартиры и расположилась по левую сторону Днепра; главная квартира ее находилась в Полтаве.
В сем же году русский флот под начальством графа Алексея Григорьевича Орлова сделал высадку в Морею [на Пелопоннес], в надежде на содействие тамошних жителей; но буйство и безначалие, господствовавшее в морейских ополчениях, не позволило русским одержать решительных успехов. Граф Орлов, совершенно потеряв доверие к грекам, обратился со вверенным ему флотом к острову Хиосу и совершенно уничтожил турецкий флот у берегов Малой Азии, в Чесменском заливе.
Цель действий русских армий. – Расположение 1-й армии. – Действия Потемкина, князя Репнина, Эссена, Милорадовича и Вейсмана: результаты их. – Движение 2-й армии вниз по Днепру. – Атака и взятие Перекопских линий. – Занятие Кафы. – Экспедиция Брауна. – Экспедиция князя Щербатова. – Довершение завоевания Крыма. – Зимние квартиры
В этом году главной целью действий русских войск было завоевание Крыма. Это предприятие поручено было генерал-аншефу князю Василию Михайловичу Долгорукому [Долгорукову] со 2-ю армией; а генерал-фельдмаршал граф Румянцев получил повеление охранять завоеванные области по левой стороне Дуная и беспокоить частными нападениями турок, чтобы отнять у них возможность подавать помощь Крыму.
С этою целью 1-я русская армия, численностью 60 тысяч (не считая гарнизонов), разделена была на несколько отрядов, расставленных по Дунаю: на правом фланге, в Малой Валахии, стоял Потемкин; впереди Бухареста – Олиц (по смерти его, сперва князь Репнин, а потом генерал Эссен); у сел. Дульцешти, к северу от Галаца, – сам фельдмаршал; в Измаиле – Вейсман; резервы, под начальством генерала Кречетникова, стояли по левую сторону Днестра.
В продолжение зимы произведено было войсками Олица и Вейсмана несколько поисков; результатами их было занятие Журжи и истребление неприятельских магазинов в Тульче и Исакче. Новый верховный визирь Мухаммед-паша расположил свою армию по Дунаю, от Тульчи до Видина, и, оставаясь в Бабадаге, ограничивался частными наступательными действиями.
Пользуясь движением отрядов Потемкина и князя Репнина к Турно, турки овладели Журжею, но были разбиты этими отрядами близ Бухареста. Генерал Эссен, по болезни Репнина принявший начальство над его войсками, разбил корпус сераскира Мусын-оглу, назначенный для овладения Бухарестом, и занял Журжу в конце октября 1771 года.
Поиски Милорадовича (отца героя Отечественной войны) и Вейсмана также были весьма удачны: первый разбил 7-тысячный турецкий отряд при Мачине; а генерал-майор Вейсман одержал еще блистательнейшие успехи. Выступив с небольшим отрядом[160] из крепости Измаила, он переправился через Дунай, выше Тульчи, и 20 октября овладел этою крепостцой и взорвал ее.
Затем, обратившись к Бабадагу, где стоял верховный визирь с 20 тысячами войск, Вейсман атаковал турок, заставил визиря оставить лагерь и всю артиллерию в добычу победителям, 21-го, и, отправив захваченные орудия в Измаил, под прикрытием одного батальона, направился к Исакче, овладел тамошним фортом, взорвал его и 27 октября возвратился в Измаил. Вообще в эту экспедицию отбито было им 170 орудий. Потери турок простирались до 800 человек убитыми и 150 пленными; с нашей стороны убито и ранено 110 человек.
Успехи малой войны, веденной войсками 1-й армии, заставили турок обратить внимание исключительно на оборону правого берега Дуная. Пользуясь тем, Румянцев расположил свою армию в ноябре на зимние квартиры в Молдавии, Валахии, Бессарабии и Польше. Главная квартира снова перенесена была в Яссы.
Обратимся к действиям 2-й армии.
В конце апреля князь Долгорукий сосредоточил главные силы своей армии у Царичанки, (на реке Орели, впадающей в Днепр ниже Кременчуга), между тем как корпус генерал-лейтенанта Берга собирался у Бахмута. 5 мая войска, собранные у Цариценки, двинулись по левой стороне Днепра, а генерал Берг, отрядив часть своего корпуса для вторжения в Крым через Генический пролив, следовал с остальными своими войсками к Нижнему Днепру и присоединился к армии 25 мая.
5 июня армия, достигнув пункта (в расстоянии 70 верст от Перекопа), на котором войска наши должны были отойти от берегов Днепра и продолжать дальнейшее движение через степи, остановилась для сооружения укрепления (Шагин-гирейского ретраншемента), и оставила там свой подвижной магазин. 9-го главные силы армии выступили к Перекопу и 12-го вечером расположились лагерем в четырех верстах от сего укрепленного пункта.
Перекопская линия была сооружена между Черным морем и Сивашем (Гнилым морем); она пересекала поперек перешеек, соединяющий полуостров Крым с материком, и простиралась на 7 версты. В пяти верстах от Черного моря и в двух от Сиваша находилась крепостца Ор. Князь Долгорукий решился штурмовать эту линию, несмотря на то что она была обороняема 70 тысячами татар.
Главным пунктом атаки избрана была западная часть линии, примыкающая к Черному морю; туда назначено было направить большую часть пехоты, в обход крепостцы Ор; для отвлечения внимания неприятелей послано было несколько батальонов против восточной части линии; а генерал-майор князь Прозоровский, с конницей и с частью пехоты, получил приказание идти через Сиваш, в обход. Часть пехоты, построенная в трех каре, оставлена была позади, для охранения наступавших войск с тыла и для прикрытия вагенбурга.
В ночи с 13 на 14 июня русские войска двинулись по указанным направлениям; батальоны, назначенные для ложной атаки, завязали с неприятелем живую перестрелку и заставили его стянуть силы к восточной части линии; вслед за тем войска, посланные для действительного штурма, спустились под неприятельскими выстрелами в ров, набросав в него фашин. Затем надлежало им взобраться на вал, в вышину от 30 до 40 футов; штурмовые лестницы оказались коротки, но русские воины, несмотря на то, взлезли на вал с помощью штыков. Неприятели, изумленные смелостью нападения, обратились в бегство.
В продолжение штурма Перекопских линий генерал Прозоровский, пользуясь отливом, который благодаря северному ветру был весьма значителен, повел войска свои по иловатому вязкому дну Сиваша. Солдаты наши, во мраке ночи, двинулись бодро по этому необыкновенному пути, и к рассвету 14-го построились в боевой порядок, фронтом к Орской крепости. Неприятель атаковал их густыми толпами пехоты и конницы, но был опрокинут и преследован на протяжении 30 верст. На следующий день, 15-го, гарнизон крепостцы Ор, численностью 800 человек, сдался на капитуляцию и по условию долженствовал быть препровожден на жительство в город Козлов (Евпатория).
После кратковременного отдыха армия направилась 17-го числа во внутрь полуострова, к Кафе (Феодосии), имея в авангарде кавалерию и часть пехоты, под командой генерала Прозоровского; в то же самое время генерал Браун с другим отрядом был послан к Козлову; на пути к сему городу он был окружен со всех сторон многочисленными татарскими полчищами и находился в весьма затруднительном положении, тем более что ему надлежало в однои то же время отражать неприятельские атаки и содержать в повиновении гарнизон Орской крепостцы, следовавший к Козлову под его наблюдением.
Генерал Браун, построив в каре свой отряд, численностью 2500 человек, поместил внутри его повозки и орских татар и в таком порядке сделал несколько переходов. Город Козлов найден был совершенно оставленным жителями, и потому Браун, заняв его без сопротивления 22 июня, двинулся на соединение с главными силами армии к Кафе и привел с собой татар Орского гарнизона.
Между тем князь Долгорукий, достигнув этого города, где сосредоточены были многочисленные татарские полчища, 29 июня разбил их и занял Кафу, многолюднейший из всех городов Крымского полуострова; в продолжение марша от Перекопа к Кафе устроено было по пути следования армии несколько почтовых станций, обнесенных валом и рвом, и сооружено довольно значительное укрепление на реке Салгире, для помещения магазинов.
В продолжение времени описанных нами действий, генерал князь Щербатов, посланный для вторжения в Крым через Арабатскую косу [Стрелку], действовал с большим успехом. Отряд его, состоявший из одного пехотного полка, двух гренадерских рот, ста егерей, 8 эскадронов регулярной кавалерии и 1500 казаков, выступив 27 мая от устья речки Токмака к реке Молочные Воды, следовал вниз по течению последней и далее к Геническому проливу, куда прибыл 12 июня, в тот самый день, в который главные силы князя Долгорукого подошли к Перекопским линиям.
Немедленно приступлено было к построению на сем проливе моста, длиною в 50 сажен, из лодок, доставленных с флота. 14-го войска князя Щербатова двинулись далее, по узкой Арабатской косе[161], и прошли по ней от Геничи до Арабата около 100 верст; в последний день этого марша отряд, совершив усиленный переход в 44 версты, приблизился к Арабатской крепости, под вечер 17-го; войска, несмотря на усталость, немедленно приготовились к приступу, пошли на штурм и овладели крепостью, в ночи с 17 на 18 июня.
Оттуда князь Щербатов следовал далее к проливу, соединяющему Черное море с Азовским, овладел, в начале июля, без сопротивления, крепостями Керчью и Еникале и, переправившись, при содействии Азовской флотилии, на остров Тамань, занял одноименный город. Но вскоре повальные горячки, свирепствовавшие в отряде, заставили Щербатова возвратиться к Кафе.
Главные же силы 2-й армии по взятии Кафы оставались в лагере близ сего города до начала сентября. Князь Долгорукий употребил это время для распространения успехов нашего оружия, посылая беспрестанно отряды в различные стороны и покоряя важнейшие пункты полуострова. Татары, убедившись на опыте в слабости защитников своих – турок, заключили с князем Долгоруким договор, по которому Крым объявлен был независимым от Порты и состоящим под покровительством России. Селим-Гирей, возведенный незадолго пред тем Портой в ханы, был низложен, и на его место назначен, при содействии русского правительства, Сахиб-Гирей.
Таково было начало водворения нашим правительством общественного порядка и владычества законов в благословенной стране, жители которой в течение веков грабили всех соседей своих. Под державою царей русских страна сия перестала быть убежищем хищников.
В начале сентября князь Долгорукий, оставив князя Щербатова с частью армии в Крыму, для занятия завоеванной страны, двинулся с главными своими силами в Украину и расположил их на зимние квартиры.
Наградами завоевателя Крыма были орден Св. Георгия 1-й степени и титул «Крымского».
В этом походе князь Долгорукий, по следам Миниха, совершил завоевание Крыма; но этот подвиг не стоил русским войскам таких огромных потерь, какие понесли они в Минихову экспедицию. Князь Долгорукий, по всей справедливости, заслуживает славу полководца, заботившегося о потребностях вверенной ему армии, действовавшего с осмотрительностью и наносившего неприятелю верно рассчитанные удары.
Не прежде двинулся он вниз по Днепру, как обеспечив снабжение своих войск съестными припасами; не прежде углубился в степи, лежащие к северу от Перекопа, как соорудив на Нижнем Днепре укрепленный пункт, служивший основанием при дальнейших его действиях. Подобным образом, при движении от Перекопа к Кафе, он имел несколько укрепленных этапов и довольно сильно укрепленный пункт на реке Салгире. Вникая в распоряжения нашего полководца, видим, что каждый шаг его был соображен на основании глубокой опытности в военном деле.
Причины, побудившие обе стороны к открытию переговоров. – Фокшанский конгресс. – Переговоры в Бухаресте
Предшествовавшие три похода показали на опыте несбыточность надежд турецкого Дивана, основанных на воспоминаниях прежнего могущества. Вместо исполнения горделивых замыслов – ограничить преобладание России на востоке Европы и положить предел влиянию на Польшу нашего Отечества – Порта принуждена была обратить исключительно все свои усилия на защиту себя от тяжких ударов русского оружия.
Побеждаемые при каждой встрече, на суше и на море, турки утратили Бессарабию, Молдавию, Валахию и Крым; многие крепости на Дунае были завоеваны нашими войсками; в довершение затруднительного положения Турции, в Морее, в Грузии, в Египте господствовало волнение либо не признаваема была власть султана.
Расстройство финансов и прежние потери в войсках затрудняли образование новых ополчений. Надежды на вмешательство соседей России – императора Иосифа II и Фридриха Великого – оказались тщетными; общее участие трех держав в разделе Польши и обещание, данное императрицей Екатериной – не домогаться уступки Молдавии и Валахии, согласили требования России с видами Австрии и Пруссии.
Тем не менее оба сии государства желали окончания турецкой войны. Князь Кауниц знал, что продолжение борьбы нашей с турками могло послужить к возвышению России, а король-полководец, узнавши на опыте силу русского оружия, был убежден в неспособности турок одержать какие-либо успехи, и к тому же, на основании договора между Россией и Пруссией[162], Фридрих обязан был платить нашему правительству довольно значительные субсидии во все продолжение войны.
Императрица Екатерина, несмотря на победы русских войск, служившие ручательством новых будущих успехов, также с нетерпением желала мира. В то время, когда гром победоносного русского оружия распространял во все пределы света славу великой монархини, нежное сердце Матери Отечества скорбело о бедствиях ее подданных. Жестокая моровая язва, занесенная из Молдавии в южные области империи, разлилась оттуда и свирепствовала с такой силой, что в одной Москве погибло более 130 тысяч человек. В то же самое время юный предприимчивый король Шведский Густав III, увлеченный происками Франции, обнаруживал недоброжелательство к России.
Таковы были причины, побудившие обе воевавшие стороны к прекращению военных действий и к открытию переговоров о мире в Фокшанах, в августе 1772 года. Кроме уполномоченного императрицей Екатериной князя Григория Григорьевича Орлова и турецкого посла рейс-эфенди Османа-паши, на этом конгрессе находились, без всякого непосредственного участия в переговорах, австрийский и прусский поверенные в делах, барон Тугут и майор Цегелин. Со стороны России основными условиями мира положены были независимость крымских татар и свободное плавание наших кораблей по Черному и Эгейскому морям.
Но Осман-эфенди не хотел и слышать о независимости Крыма, объявляя, что такая уступка со стороны Порты повела бы к основанию двух халифатов, противному правилам мусульманского учения. Князь Орлов, со своей стороны, настаивал на этом условии, говоря, что «покровительство, оказываемое Портою татарам, подавало повод к нападениям на русские области и всегда было причиною к несогласиям между Россией и Турцией». Успеху переговоров много препятствовали происки Тугута; наконец, с одной стороны, высокомерие и надутость Османа-эфенди[163], а с другой – нетерпение князя Орлова возвратиться в Петербург, прекратили занятия Фокшанского конгресса.
Несмотря однако же на безуспешный ход переговоров, обе стороны убеждены были в необходимости мира. В особенности же верховный визирь, имевший много случаев убедиться на опыте в упадке духа турецких войск, старался войти прямо в сношения с Румянцевым, который, зная волю императрицы, охотно согласился на возобновление переговоров. С этою целью съехались в Бухаресте турецкий посланник, бывший рейс-эфенди Абдер-резак, и бывший резидент наш в Константинополе Обресков (незадолго перед тем выпущенный из Семибашенного замка).
Сначала они оказывали готовность к обоюдным уступкам, но впоследствии признание независимости татар снова сделалось камнем преткновения, тем более что Россия домогалась уступки Керчи, Еникале и Кинбурна. Со своей стороны, Абдер-резак, не соглашаясь на то, предлагал взамен 25 миллионов пиастров (около 14,5 миллиона рублей серебром). Несмотря на незначительность этих трех фортов, они были важны для русских, потому что от обладания сими пунктами зависело плавание их кораблей по Черному морю; турки, опасаясь преобладания русского флота на Черном море, также высоко ценили важность этих пунктов, но никак не могли понять, почему русские предпочитали признание независимости Крыма 25 миллионам пиастров.
Сребролюбивый визирь, удивляясь безрассудству кафиров (неверных), сказал: «Двадцать пять миллионов – легко сказать да нелегко уплатить. Может ли признание независимости татар поставить нас в худшее положение, при настоящем перевесе России над Портой? Впоследствии можно возвратить потерянное, но теперь нам всего нужнее мир». Тем не менее визирь не отважился принять решение вопроса на свою ответственность и донес султану о результатах веденных им переговоров. Диван, которому поручено было рассмотрение этого дела, решил, по влиянию Османа-эфенди, что независимость татар несовместна с духом исламизма. Решено было отринуть предложенные условия. Переговоры прекратились в марте 1773 года.
Читать бесплатно другие книги:
