Великая и Малая Россия. Труды и дни фельдмаршала Румянцев-Задунайский Петр

Русско-турецкая война 1787–1791 гг.

22 августа 1787 г., село Парафеевка

Светлейший князь!

Милостивый государь!

По первому письму вашей светлости от 12-го числа, я приказал всем под моей командой состоящим полкам идти к Киеву и передовому отряду под господином генералом-поручиком и кавалером Нащокиным расположиться в околичностях Киева, первой линии под господином генералом и кавалером бароном Эльмптом – в Остерском, а второй линии под господином генералом и кавалером Каменским – в Козелецком уездах; резервному корпусу под господином генералом-поручиком и кавалером князем Волконским – в околичностях Нежина.

Но по второму, от 18-го числа, где ваша светлость требовать изволили сблизить их к границам, и я судил, что, может быть, часть их надобна будет на подкрепление в Екатеринославской губернии, приказал господину генералу барону Эльмпту в Остерском, Козелецком, Переяславском и Золотоношском, что на той стороне реки Супоя, а господину генералу Каменскому – в том же на сей стороне помянутой реки: Городиском, Хорольском и Голтвянском уездах взять кантонир-квартиры, и Киевскому наместническому правлению для сего поблизости приготовить переправные суда, против Переяславля, Домонтова и Городища, из коего положения они могут и скоро реку перейти, и обращены быть к их дальнейшему назначению.

Я вашей светлости прошу всепокорнейше мне дать знать: где и какому количеству каких войск, вы, по вам известным обстоятельствам и полагаемым намерениям турецким, судите быть нужным и могут ли они коснуться Польши без предварительного отзыва, и есть ли там, или в Екатеринославском наместничестве и где магазины, чтобы я по тому им поход расположить, или в заготовлении потребного успеть еще мог, что тем более кажется нужным, что по крайнему здесь в хлебе недостатку, как и вам в моем от 16-го числа имел честь донести, к их дальнейшему снабжению не предвидится возможности. Я прилагаю здесь расписание войскам[96] и с наивысшим уважением и истинным почтением имею честь быть вашей светлости всепокорнейший слуга

Граф Петр Румянцев

5 сентября 1787 г., село Парафеевка

Как обстоятельства требуют, чтобы часть войск ее императорского величества вступила в Польшу, и сей отряд, как ваше высокопревосходительство из прилагаемого здесь расписания бригад, их командиров, полков и их квартир обстоятельно увидеть изволите, под командой вашей состоять имеет, то я и препоручаю вашему высокопревосходительству и ваш поход распределить, и далее всем и на кантонир-квартиры поступать следующим образом, а именно:

1. Всем полкам, в ваш отряд командируемым, приказать по переходе их через Днепр соединиться в бригады, кому и как где способнее, и идти в их квартиры, и назначить им и день выступления и числа походов и растагов, так, чтобы они с возможною поспешностью и без крайнего однако же людей изнурения в одно время в свои квартиры выступили.

2. Провианта должны сии полки взять из наличного, что они имеют, или из заготовленного, по крайней мере на месяц, и тот, которого они по числу их упряжек поднять не могут, везти на обывательских подводах, платя в своих границах указные прогоны, а в Польше по двенадцати копеек на десять верст, как за польскую милю; но притом притвердить под строжайшим ответом полковым командирам, чтобы сверх потребного числа подвод никто брать не отважился.

3. В тяжких болезнях находящихся отдать к лечению в киевские лазареты и под присмотр тамошнего обер-коменданта господина генерал-поручика и кавалера Кохиуса, коему о том, а комиссариатской комиссии об их снабжении потребными вещями и деньгами, от меня особливое повеление дано.

4. Как нужно тотчас, в сем положении войск, заготовление сделано быть, по крайней мере на месяц провианта и фуража, то и надлежит вам поступить тут сходственно с моим предписанием от 17-го числа августа; а чтобы провиантская комиссия отправила одного из своих членов и с потребною суммою денег, от меня ей особливо приказано.

5. Для прикрытия сих для заготовления отправленных команд, имеете, ваше высокопревосходительство, тотчас отрядить Тверской карабинерный полк и приказать ему взять пост в Гранове, и при крайнем единении и наблюдении всех военных осторожностей иметь разъезды до Умани, Кублича, Брацлава и Браилова, что над Бугом, и всеми мерами и способами, как через них, так и посылаемых шпионов о неприятельских движениях и намерениях разведывать, потом, как вас, так в Архангельске пост держащего командира уведомлять, и в одной только крайней опасности со всеми командированными для заготовления подаваться к вам.

6. Пред прибытием на квартиры отряда, благоволите, ваше высокопревосходительство, назначить: 1-е передовые и обвещательные посты, 2-е сборные места по бригадам, 3-е на обеих ваших крылах, 4-е для всего отряда, в том рассуждении, чтобы ваше левое крыло, состоящее во 2-й бригаде пехоты и 4-й кавалерии, могло удобно в случае нужды правое крыло войск, под господином генералом-фельдмаршалом и кавалером князем Григорием Александровичем Потемкиным-Таврическим находящихся, подкреплять; а с 3-го и 4-го положения и диверсию с пользою сделать, и свои границы, параллельно с которыми и сей отряд должен лежать, надежно обеспечить; а Бердичев, в рассуждении его укрепления, должно занять и без надежного к его обороне соразмерного гарнизона ни в каком случае не оставлять.

Могут тамошние монахи или польские командиры всем делать вам некоторые затруднении; но вашему высокопревосходительству должно тут употребить и ласки и хитрость, и их приказать оттуда выжить.

7. Недостает соразмерно сему отряду артиллерии и части легких войск; но ожидать вам должно, что господин генерал-фельдмаршал и кавалер князь Григорий Александрович Потемкин-Таврический, как той, так и другими снабдить и тем более не умедлит, что ваш отряд тепеь входит в непосредственную связь с его операциями.

8. За сим моих мыслей сообщением остается мне препоручить вашему высокопревосходительству, чтобы о всем происходящем, коль скоро случай подастся, и без того еженедельно о состоянии вашего отряда меня и помянутого господина генерала-фельдмаршала и кавалера с нарочными курьерами уведомляли; а чтобы на сии и иные необходимо надобные издержки отпущено было вам пять тысяч рублей, ходящей монетой в Польше, и на записку их в приход и расход книга дана, – комиссариатской комиссии, в Киеве находящейся, от меня особо приказано; и весьма быть благонадежным [уверенным], что вы в прочем по известному мне вашему к службе ее императорского величества усердию и в военном ремесле только испытанному искусству ничего того не упустите, что только к пользе службы, к сбережению людей и к содержанию надлежащей дисциплины и вообще доброго порядка вам сделать будет можно и удобно; и чего всего подробно описывать и не можно, а для вашего высокопревосходительства и не нужно.

Граф Румянцев-Задунайский

5 сентября 1787 г., село Парафеевка

Светлейший князь!

Милостивый государь!

Пособствуя от всех сил пользе службы, следовательно, и требованиям вашей светлости, приказал я господину генералу-аншефу и кавалеру барону Эльмпту, сходственно вашему мнению, в письме от 3-го сего месяца сообщенному, вступить в Польшу. Я прилагаю здесь в копиях вашей светлости и мои ему данные ордеры, и расписание бригадам, полкам и их кантонир-квартирам. И весьма о том жалею, что я ни малейших сведений относительно генеральных распоряжений, о которых ваша светлость иногда в ваших письмах напоминаете, не имею.

И я смею вашей светлости повторить мою просьбу от 22-го числа прошедшего месяца относительно вам известных обстоятельств и полагаемых намерений турецких; также и есть ли в Польше или в Екатеринославском наместничестве и где именно магазины, чтобы я, по крайней мере, все предметно располагать мог, и что мне тем наипаче знать нужно, как в рассуждении сего отряда, вступающего в Польшу, так и господина генерала-аншефа и кавалера Каменского, которому я к вашему левому крылу прежде путь назначил, в том мнении, что могут обстоятельства требовать усиления ваших войск, в Тавриде находящихся; и что ваше правое крыло могло удобнее подкреплено быть войсками, расположенными по Днепру, но за неимением и поныне вашего на то благопризнания и как бы предвидеть требуемое движение, приказал вчера обратиться вправо к Кременчугу.

Я приказал и всем иным полкам, в походе находящимся, приблизиться к Днепру, дабы они могли по востребованию, перейдя оную реку, на усиление или в Польше уже находящихся, или в вашей команде состоящих войск обращены быть.

Я прошу всепокорнейше вашу светлость меня и в том наставить: как и каким образом сии, в Польшу вступающие войска, их содержание и иные необходимо потребные снабжения иметь и под запасный провиант надобные фуры и волы теперь или впредь к известному и какому точно времени доставлены быть должны.

Отряд господина генерала-аншефа и кавалера барона Эльмпта не имеет ни соразмерной части легких войск, ни артиллерии, о которой на мой запрос господин генерал-поручик и кавалер Бегичев меня уведомляет, что хотя в Киеве имеется 74 орудия во всем исправных и при них состоит надлежащее число артиллеристов, но нет ни фурлейтов[97], ни лошадей, ни назначенного к ней командира; и я уповаю, что ваша светлость тем и другим снабдить его не оставите, потому более, что он со своим отрядом входит теперь в непосредственную связь с вашими операциями.

Я не знаю тоже, могут ли пропущены быть и иметь хождение в Польше ассигнации и сумма от вашей светлости, в комиссию отправленная, в какой монете состоит, а потому прошу вашу светлость и в сей статье разрешить мне могущие произойти затруднения.

С наивысшим уважением и истинным почтением имею честь быть вашей светлости всепокорнейший слуга

граф Петр Румянцев

5 сентября 1787 г., село Парафеевка

Ваше высокопревосходительство тотчас усмотрите, что дистанция, занимаемая вашими войсками, несколько продолговата, но сие делается с тем, чтобы на первый случай, через оказалость [наличие] повсюду войск[98], навести на неприятеля от сей стороны некоторое внимание и тем удержать его от умножения войск к стороне Очакова, следовательно, и от покушения на границы Екатеринославской губернии, и что сей ваш отряд, по обстоятельствам, должен быть усилен из войск, кои приблизятся к Днепру.

Граф Румянцев-Задунайский

24 октября 1787 г.

Время, в которое мы к предстоящим военным действиям вооружаться должны, течет очевидно; а как известно, что от начальных распоряжений их дальнейшие успехи во многом, а сии едва ли не во всем, от Государственной военной коллегии непосредственно зависят, то я испрашиваю по моему долгу ее указаний и наставлений в следующем, а именно:

1. Рогатки и подвозные мосты иметь ли по примеру прошедшей войны и ныне при полках, и откуда первых ожидать или требовать, из какой суммы последние, и к тем и к другим надобные повозки делать, упряжь купить и их впредь содержать?

2. Гренадерским полкам иметь ли артиллерию, и в каком числе орудий, и каких калибров быть ей? И без коей, по уважению многих причин, сим отборным войскам, кажется, быть наименее пристойно, а в новом штате ее не определено и ничего о том не сказано.

3. От комиссариата и провиантской канцелярии зависимые должности и к личному отправлению службы Генерального штаба чины находятся теперь только те, кои из них при 2-й дивизии были, и, следовательно, для армии не по ее количеству войск, кои состоят почти те же, но по их иному употреблению и весьма недостаточном числе; и имеют ли инженеры, медики, лекари, подлекари и аптекари с их помощниками, по ее рассуждению и по предполагаемым действиям, при сей армии быть потребны и определены, или она должна будет довольствоваться только теми, кои при 2-й дивизии находились?

4. На разведывание о неприятеле и на всегдашнее его встревоживание, а иногда и на действительные поиски, должны непрестанно партии высланы быть, а к тому и к держанию отводных и передовых постов и к прикрытию границ и магазинов и из тех делаемых подвозов военным и съестным припасам почтовых станов и сообщения между границами и обоими армиями потребны вообще в немалом количестве и разных качеств войска, и к первому в прошедшую войну употребляемы были гусары, пикинеры и донские казаки, которых только четыре полка к сей армии определено, а к последнему – две ротные команды, и казаки малороссийские, коих, как известно, теперь нет, ибо они вовсе от военной службы уволены и окладом обложены и форпосты на границах по ее указу шестыми эскадронами десяти здешних вновь формированных полков содержатся, то кем их сменить и всю таковую и весьма нужную службу при армии исправлять?

Понеже донских казаков весьма мало, а карабинеры по их именованию, вооружению и свойству их лошадей принадлежат к тяжелой кавалерии и, следовательно, к легкой службе, то есть в высылку в партии и к держанию отводных и передовых караулов, или форпостов, и к сделанию на них разъездов отнюдь неспособны, а употребление их к прикрытию границ, магазинов, подвозов, почт и сообщений должно для казны и весьма чувствительно убыточно быть, – и не дозволится ли по уважению тех польз, для коих разные роды войск при армиях содержатся, в надлежащую соразмерность из одних в другие, то есть из карабинер в гусары, или в легкоконные, а из гренадер и егерей в фузилеры или мушкетеры обращать.

5. Не должно ли за запрещением отставки и поныне в одну тягость службе при полках находящихся, от болезней, увечья и старости сделавшихся к ней неспособными отставить в гарнизоны или инвалидные роты, а равномерно и малолетних, и к научению музыке и разных ремесел в полки взятых школьников, не лучше ли на все военное время, доколе они к действительной службе будут способны, из комплекта исключить, и полки к службе годными людьми укомплектовать, а их при их окладах для учения сих, тоже в полках надобных ремесел оставить в Киеве в числе гарнизонных батальонов, но под присмотром тех полков офицеров, где они в случае крайней нужды по их силе и некоторую службу отправлять могут.

6. Не узнается ли полезным и нужным указать, чтобы всякий полк, при его выступлении из границ, через членов комиссариата, во всех хозяйственных частях был смотрен, и чтобы таковые смотры и всегда перед выступлением в кампанию и поход в квартиры деланы, и чрез то надобные внимание и осторожность в них всегда возбуждены, а все непозволенные и к большому вреду службы и невозвратному убытку казны сделавшиеся уже явными и гласными непорядки вовсе отвращены были.

Граф Румянцев-Задунайский

26 октября 1787 г.

Хотя я в твердой надежде пребываю, что ваше превосходительство все то, что здесь ниже описано, всегда наилучшим образом учреждаете и распоряжаете, но понеже мои должность и долг особливо и непосредственно сего на мне взыскивают, то я и должен вашему превосходительству здесь следующие статьи к надлежащему исполнению особливо препоручить.

1. Чтобы под вашей командой состоящие войска в людях и лошадях, ружье, мундире и амуниции, и артиллерия, и обозы с их упряжью всегда в совершенной исправности и готовности находились и на полмесяца сухарей в запасе при себе имели.

2. Чтобы в экипажах господ генералов, штаб– и обер-офицеров возможная умеренность наблюдалась и никто ничего лишнего и движения армии отягощающего отнюдь не имели; и в походах как они, так все вообще, им предписанный порядок наиточнейше наблюдали.

3. Чтобы при всяком движении им всегда путь и дни похода и дневания точно по числам указаны, и время к выступлению и прибытию на их посты, или с иными к соединению точно определено было.

4. Чтобы в квартирах, кои в Польше и особливо в неприятельских землях впредь заниматься будут, был такой порядок: полки и батальоны сколько можно близко и не далее 25 верст от их бригадных сборных мест, а всякий эскадрон и рота всегда вместе и не далее 10 верст от их штабов располагались; и господа генералы и офицеры нужно надобными только квартирами довольствовались, и для себя, их штабов и услуги большого числа отнюдь не брали.

5. Чтобы сборные места полкам, бригадам и корпусам всегда тоже точно указаны и укрепленные или те, где госпитали и магазины заложены, или к сложению тягостей вообще назначены будут, войсками и артиллерией осаждены, а слабые и открытые рогатками, а за неимением тех возами прикрыты и караулами наинадежнейше обеспечены были.

6. Чтобы на беспрерывное сообщение между корпусами, бригадами и полками и их передовыми постами дороги по могущим быть нужным оборотам всегда тоже точно указаны, и на тех лежащие мосты, гати и перевозы в лучшем состоянии содержаны, а по обстоятельствам укреплены и постами прикрыты были.

7. Чтобы неприятеля всегда в беспокойстве держать и о его движениях, намерениях и числе заблаговременно знать и судить и вопреки тем и на уничтожение его замыслов наинадежнейше действовать было можно, должно беспрерывно партии высылать и в скрытых местах отводные и передовые посты держать, а на возвышенных маяки ставить приказать, чтобы через число [маяков] или урочище, где они запалены будут, тотчас и скорее иных уведомлений и количество, и намерение неприятеля известны были.

8. Чтобы при занятии квартир и постов, указании сборных мест и в определении числа людей и лошадей на высылаемые партии и караулы, и во времени их смен, всегда на местное положение, количество домов, укрепления, и на отдаленность тех и неприятеля, особливо уважаемо было.

9. Чтобы все командиры по их степеням, их команде вверенные войска, в нужных и дельных частях искусному употреблению ружья и надобным движениям, сколь только время дозволит, наиприлежнейше и наилучше обучали и до возможно высшей степени совершенства то доводили; и коль много таковое искусное употребление ружья и проворно и порядочно делаемые движения к поверхности над неприятелем и к успехам в бою пособствуют, при всяком случае их подчиненным всеми возможными и наивнятнейшим образом внушали, и их в том наилучше наставляли.

10. Чтобы за таковыми точными и надежнейшими распоряжениями, учреждениями, определениями и единообразным и от меня в прошедшую войну введенным, и вообще полезным признанным порядком службы отправлением, больные и слабые всею им надобною выгодою и помощью, а здоровые им потребным отдохновением и покоем пользовались, и от суровости непогод, и от напрасного бдения и трудов кои, как испытание нас учит, больше самотруднейших подвигов их изнуряют и их здоровью вредят, всеми удобными образы охранены, а от побегов и всякого рода своеволия, и особливо от озлобления обывателей той земли, где война ведена быть должна, и от обережения которой добро и польза службы, и успехи военных действий, и собственные выгоды войск весьма много зависят, под тяжчайшим ответом тех, кому за тем смотреть непосредственно подлежит, воздерживаны были.

26 октября 1787 г., село Парафеевка

Светлейший князь!

Милостивый государь!

По обстоятельствам и положению, в каковых обе армии в рассуждении их взаимного и к надежной защите собственных владений и границ относящегося внимания и связи, находиться должны, все мои расположения и распоряжения на ваших основываться, и я прошу вашу светлость всепокорнейше почтить меня уведомлением о распоряжениях, какие вы по происшедшему делу при Кинбурне в расположении войск и постов понад Бугом и Лиманом теперь временно и, может быть, предварительно для будущих зимних квартир сделали, или делать намереваетесь, чтобы я, с моей стороны, всему тому, а особливо в случае нужном, в лучше возможном совершенстве следовать и отвечать и вашу светлость взаимно и заблаговременно уведомлять мог.

В чаянии, что отряд под господином генерал-аншефом и кавалером Каменским мог уже прибыть на свой пост в околичности Умани, я приказал господину генерал-аншефу и кавалеру барону Эльмпту к Липовцам и Монастырищу пододвинуться, а господину генерал-аншефу и кавалеру графу Салтыкову с командуемыми им войсками, упреждая могущие произойти затруднения в переходе через Днепр, сию реку не мешкав переходить и в Польшу вступить, и его квартиру в Янове взять, а войска между Хмельника и Прилук расположить.

Я на сию перемену ему прежде назначенного положения поступил в том рассуждении, что он из сего Хотин равномерно беспокоит, а в случае нужды удобнее и скорее моим иным отрядам и Екатеринославской армии диверсией и деятельностью помогать и их подкреплять может.

С наивысшим уважением и истинным почтением имею честь быть вашей светлости всепокорнейший слуга

Граф Петр Румянцев

7 декабря 1787 г., село Парафеевка

Светлейший князь!

Милостивый государь!

Рогатки сделались одним снарядом между необходимыми на войне против турок. Я их в прошедшую войну в деле не имел, но не смел иеть лагеря без них, боясь того нарекания, кое обыкновенно падает на командующего в отставлении чего-либо и неважного, но обычаями и предубеждениями сделавшегося способом известно надежным.

Я представлял между иным и о том в Коллегию, полагая, что все военные приготовления от ее распоряжения зависят; но на сих днях имел от ее императорского величества всевысочайшее повеление о сем пункте, для единообразного в обеих армиях их имения, с вашей светлостью снестись, и ежели они потребными найдутся, делать их на счет экстраординарной суммы. Я сказал вашей светлости мою мысль выше, прошу всепокорно мне вашу сообщить и надежный способ к получению железных вещей указать, понеже по так их большому количеству разве на заводах они к сему времени сработаны быть могут.

С наивысшим уважением и почтением имею честь быть вашей светлости всепокорнейший слуга

Граф Петр Румянцев

26 декабря 1787 г.

Уведомляя ваше превосходительство о получении вашего рапорта от 23-го числа сего месяца под № 133 относительно повеления вам от его светлости господина генерала-фельдмаршала и кавалера князя Григория Александровича Потемкина-Таврического данного, чтобы вы приказали от войск команды вашей Богополь, если не можно пехотным полком, то одним батальоном занять, и представляемых от вас тут неудобств, и вступления корпусов генерала барона Эльмпта и вашего на правую сторону Буга. Я сокращаю мой ответ тем, что в ордерах моих вашему превосходительству от чисел 22 и 27 ноября и 5 декабря под № 432, 440 и 476 данных, сообщил я вам следующее.

В первом: «Чтобы ваше превосходительство в охранении собственных границ, как главном предмете на сие время наших вниманий по ордерам и наставлениям его светлости, поступали». Во-втором: «Что положение, что ваш отряд должен взять в околичностях Умани, входить в распоряжения, кои к защите наших собственных границ относятся; и потому от главнокомандующего там выше объявленного господина генерала-фельдмаршала большей частью зависеть должны и что отряд вашего превосходительства, разве с благопризнания его, перейдя через Буг параллельно рек Кодиме или в дирекции [направлении] Егорлыка вперед идти должен».

И, наконец, в последнем, чтобы ваше превосходительство в подобных обстоятельствах, где вы предвидите и надобность, и пользу в движениях вперед, о том и к его светлости представляли, дабы по означенным моим примечаниям не потерять вам из виду вышеуказанный предмет и не выйти вовсе из нужной связи или параллели с его войсками; и что часть земли по реке Кодиме у вас впереди лежит и вашему присмотру предоставлена, а генералу барону Эльмпту, коего отряд между вами и генералом графом Салтыковым лежит, наименее ею прикрывать удобно; следовательно, затем и не могу я иного ничего вашему превосходительству сказать, как только то, что повеления его светлости по сему распоряжению идущие, во всей их точности исполнять должно.

4 января 1788 г.

…Новость, что вы мне сообщили[99], выводит нас, а может быть и многих, из того сомнения, в каковом полагаемо было поведение союзника, и который кажется, теперь берется за дело по нашим видам, невзирая ни на какие следствия по своим собственным. Сие происшествие произведет уверительно большую перемену в предположениях турецких; разве бы они хотели, в одной стороне успевая, жертвовать другой по примеру той войны, что они вели между 1737 и 1739 годом, и что, кажется, одно и остается им делать; но, не зная будущего, трудно определять точно, а гадать и думать можно; но будет, как будет.

Надлежит, однако же, взять сие в примечание; а судя по сему и приказал всем малым войскам вперед двинуться и графу Салтыкову, который станет между Браилова и Деражны, – предложить принять Кобургу всю готовность на пособие и содействие, каковы по известному ему нашему положению только требовать и нам сделать можно. Генерал Эльмпт станет над Бугом, между Немировом и Ладыжином, а генерал Каменский – между Богопольем и Хвощеватой.

Я вам сообщаю здесь в копии мой последнему данный ордер. Из содержания того вы увидите, сколь разнствуют наши поведения в рассуждении ваших мероположений, и я дивиться и жалеть должен, что такие странности и вам может быть, помешательства [препятствия] производят. О рогатках повторяю мою просьбу.

Я боюсь, чтобы время не ушло и не обратилось оно мне в небрежение, коим меня и в баталию Кагульскую, при разогнании покойного Племянникова каре, порицали. Что до известий смешных, то их будет много, потому что в той стороне остается еще много и старого счету, и старого страху. Будьте вы, милостивый князь и благодетель, здоровы и благополучны во всяком роде и разуме. Сего я вам наиусерднейше желаю, сие заключаю тем, что я по последнее дыхание ваш верный и всепокорнейший слуга

Граф Румянцев-Задунайский

P. S. Что до меня, то я большую часть в постели лежу, и все те припадки, коими я уже несколько зим сряду мучусь, с большими, однако же, наставками [надбавками], – ощущаю, и кажется мне, что я на том же пути, которым пошел недавно тоже бодрый воин Карл Иванович Каульбарс.

5 января 1788 г.

Государыня всемилостивейшая!

Тотчас по получении известия от генерала-фельдмаршала и кавалера князь Потемкина-Таврического об объявлении войны между императором и Портой, приказал я мне вверенным войскам двинуться вперед; и какие ордеры по сему случаю от меня генералам-аншефам и кавалерам графу Салтыкову и барону Эльмпту даны, к всевысочайшему вашего императорского величества усмотрению, всенижайше представляю здесь в копиях[100].

Я жалеть весьма должен, что император и принц Кобург не предварили сего случая с лучшим отверстием [раскрытием] своих намерений, и что то бы могло теперь и весьма к большой пользе общественного дела обращено быть; но ваше императорское величество увидеть изволите: что при оказании принцу Кобургу всей готовности на пособия и содействия, из уважения многих причин и следствий, и особливо ежели бы турки по образу в 1739 году оконченной войны, оставив свои владения и крепости против императорских войск при малых прикрытиях и гарнизонах, обратили вопреки все их силы против армий вашего императорского величества, не посмел я выйти из прежнего предмета мирного положения и не мог далее вправо податься.

Вашего императорского величества верноподданнейший слуга

граф Румянцев-Задунайский

19 января 1788 г.

В сем моменте я получаю письмо от генерала принца Кобурга, где он, по последним ведомостям из Вены заключая, что ему может быть велено будет занять Хотин, желает ведать, может ли он надеяться на наше в том пособие хотя демонстрациями против Могилева и Сороки. И я спешу вашему сиятельству сию новость сообщить и, сославшись на мой ордер под № 21-м, отправленный вчера, препоручить, чтобы вы по его отзыву тотчас прежде веленное движение вперед сделали, а из сего положения и по его требованию два батальона гренадер и один егерей с четырьмя полковыми орудиями, и три эскадрона карабинер, и триста донских казаков под командой одного генерал-майора, которого выбор вашему сиятельству предоставляю, для сей демонстрации отрядии.

Таково же движение и отряд гренадер, и орудий, карабинер, и казаков сделать должен и господин генерал-аншеф и кавалер барон Эльмпт тотчас по вашему о том уведомлению к Сороке, к которому ваше сиятельство имеете один батальон егерей прикомандировать. Сей отряд должен действовать с надлежащим осмотрением и свои поиски и движения по вашему соглашению с принцем Кобургом и по успехам австрийских войск и обстоятельствам, в каких он найдет турок, делать; а потому должно вашему сиятельству сего командируемого генерала наиподробнейше в том наставить, дабы он пользовался всеми теми случаями, к чему только откроется ему удобность, даже и на овладение местами, на той стороне Днестра лежащими, особливо когда удастся австрийцам взять Хотин.

Сего ради весьма нужно вашему сиятельству в ваших условиях с принцем Кобургом всякий пункт весьма внятным и точным образом определить, и особливо в относящемся ко взаимному сношению так распорядиться, чтобы ваш отделенный отряд и господина генерала барона Эльмпта как наискорее и всегда в прямую пору о всем происходящем уведомляемы были. Ваше сиятельство должны несколько казаков употребить на встревожение неприятеля выше и ниже Могилева, дабы тем разделить их силы и внимание, и быть готовым и всем вашим корпусом, ежели бы нужда требовала, сии отряды подкреплять, а по завладении ими на той стороне Днестра местами и к нему приблизиться и сообщение их с вами, образом и способом по времени удобными, обнадежить.

А прежде отправления сего отряда или и тотчас за получением сего моего ордера воеводу русского[101], чтобы изведать его прямые намерения, спросить: будет ли он в случае, ежели бы мы поиск сделали от Могилева и на Сороку, нам способствовать – и в чем таково его пособие состоять будет.

А жителей молдавских через добронамеренных и вами употребляемых особо о сем движении и вступлении войск ее императорского величества в сию землю предварить и к содействию приуготовить, не именовав ни Могилева, ни Сороки, но во все другие места, как например Рашков и иные ниже лежащие, дабы там и в Бельцах находящихся турок удержать в том их положении, а места, на кои сей поиск делаться должен, привести в ослабление. Каков же дан от меня господину генералу и кавалеру барону Эльмпту ордер.

5 февраля 1788 г.

По ордерам, что я дал вашему сиятельству от 3-го и 19-го месяца прошедшего, ваше сиятельство увидите тотчас причины, кои меня подвигли, во-первых, предложить принцу Кобургу готовность на возможное пособие и содействие, а потом и на деятельное их выполнение, и что в предприятии, кое он предлагал на занятие Хотина, я был должен ему предоставить указать распоряжения, а вашему сиятельству на них основывать ваши, и по успехам, что будут иметь австрийские войска, распространять поиски; но и сии выражения не значили еще очень далеко подчиненность, а соглашение командующих весьма нужное.

Я отдаю, впрочем, всю справедливость силе причин, что вы приметили принцу Кобургу в вашем ответе на его письмо от 9-го, и особливо относительно Жванца и усыпления неприятеля, и кой вы приложили к вашему рапорту от 2-го числа сего месяца нашего стиля, и я чувствую всю неприятность, каковую вы открываете в их видах.

Но, воображая себе всегда лучшее, наипаче я о том жалеть должен, что все сие не делается с точностью в определении людей и времени и что одних кажется мало, а другое уверительно дурно, что вдруг полагают и занимать или, лучше сказать, брать Хотин, и боятся нападения на их границы, которые их натурой и войсками, что в Трансильвании, довольно прикрыты; и по всем возможным расчетам я должен полагать, что они надеются Хотин взять или нечаянно, или через измену; но в первом случае на что тяжелая артиллерия на противном берегу, а в другом ежели бы не удалось, она только неминуемой потере была бы подвержена.

Со всем тем, чтобы лучше объяснить все сии недоразумения, то я бы советовал вашему сиятельству никогда не уклоняться от содействий, но паче к тому всю готовность оказывать; и всегда о точном определении времени настоять и ему представить, что и артиллерия могла бы быть у вас, ежели бы в свою пору о том отозвались, и что батальоны, ежели он их употребление находит нужным и полезнейшим того, каково вы ему предлагали, готовы и что вы их тотчас отправите, куда он назначит.

Я препоручил господину генерал-поручику и кавалеру Бегичеву, чтобы он то число орудий приготовил, а ежели бы можно – и действительно отправил. Ваше сиятельство можете в вашем письме ему посоветовать, чтобы для ускорения времени попытался он попросить его по доброму соседству из Каменца.

Я не могу входить в подробность мер, понеже по многим обстоятельствам я должен судить, что все это разойдется на том, что было на письме; но предоставляю вашему сиятельству все тут сходственно с прямыми видами и известностью обстоятельств учреждать, как то вашему сиятельству и в моем ордере от 19-го числа прошедшего месяца препоручено.

6 февраля 1788 г.

Государыня всемилостивейшая!

Из моих всеподданнейших и от 5-го и 25-го чисел месяца прошедшего под № 1[102] и 5-м[103] отправленных донесений, ваше императорское величество видеть изволили, какие движения ваши войска и были должны делать на способствование принцем Кобургом предполагаемых предприятий на Хотин; а из здесь всенижайше представляемых в копиях его письма и ответа графа Салтыкова явствует, что первый, не говоря более о повелении, коего он по сему случаю ждал от императора, полагает выполнить сие свое предложение при удобном времени и требует не демонстрации, но точного содействия, не входя в подробное исследование, может быть принцу и графу Салтыкову лучше ведомых обстоятельств; но по многим убеждениям, и особливо по образу и числу на сие предприятие назначенных, и вообще в команде принца Кобурга находящихся войск, я судить должен, что сие в виде только одном делается, чтобы непроизводством [из-за невыполнения] нас впредь нареканием отяготить, и я тотчас приказал графу Салтыкову отнюдь не уклоняться от содействия; но паче всю лучшую готовность к тому оказывать и требуемые им войска приготовить, а генералу-поручику Бегичеву и артиллерию туда отправить, как то здесь в копиях всенижайше представляемых моих ордеров обстоятельнее видимо есть.

Многие обстоятельства, которые противоречат плану принца Кобурга, и неизвестность прямых намерений, что имеют они и войска польские, должны уверительно много мешать производству наших собственных. Они держат нас поныне вне всякого действия; и что становится тем более неприятно, чем ближе к тому пора удобная надходит. Я бы уже давно поехал к армии, ежели бы мои болезненные припадки и особливо несносная стужа мне только выходить позволяли из избы, но если бы обстоятельства сделались ясные и мое присутствие там нужно было, то не превозмогут никакие причины над ревностью, с какою я вашему императорскому величеству служу и на вашу службу спешить буду.

Вашего императорского величества верноподданнейший

граф Петр Румянцев-Задунайский

2 марта 1788 г.

Я не сомневаюсь нимало, чтобы ваше сиятельство по моим примечаниям в ваших постановлениях с принцем Кобургом, и от вас сделанном отряде, куда он по совершении своего отправления обращен быть должен, и каким средством вы ваше с ним сообщение через реку Днестр иметь будете, точно не назначили; но чтобы с сей стороны от еня ничего упущено не было, то я за нужно судил вашему сиятельству о том напомнить и при том еще повторить, чтобы все ваши движения и содействия на известных вам обстоятельствах о неприятеле и по успехам, что иметь будет принц Кобург, основывали и так распорядили, чтобы, по завладении Хотина, без промедления вы [смогли] Днестр и Прут перейти, и по предварительному, как выше сказано, с принцем Кобургом соглашению между Серетом и Прутом стать, и из сего положения, ежели ничто препятствовать не будет и неприятель вовсе удалится, и в близости в больших силах не будет, ваши поиски далее и до Ясс, и особливо на овладение неприятельских магазинов, делать, и там найденный запас, ежели бы удержаться войскам не можно, к себе прибрать могли, и, словом все тут употребить, что при первом потрясении неприятельских сил в свою пользу и им во вред сделать только можно.

В то же время господин генерал барон Эльмпт должен при Комарграде, а господин генерал Каменский – при Чечельнике стать, дабы из сего положения они Польшу, и собственные границы, и заложенные магазины, и сообщения армии с ними удобно прикрывать и через посты и разъезды на Днестре неприятеля в внимании и тревоге держать, а первый через отряды и вам содействовать могли; и для чего нужно вашему сиятельству с ними ваше сообщение через Днестр тоже утвердить, и что при Сороке кажется сделать наиудобнейше и по неимению еще при сей армии понтонов, и о коих я известия от господина генерал-поручика и кавалера Бегичева жду, их или и суда, к тому способные, от принца Кобурга иметь, и в чем, уверительно, он вам не откажет.

И остается мне еще только здесь разве то повторить, или притвердить, чтобы ваше сиятельство все ваше старание на то обратили, чтобы иметь надежные известия о неприятеле, где и в каких он силах находится, и при лучшем согласии с генералом союзным все ваши движения и действия с ним наиточнейше определяли – и где, как известно, один час иногда опоздавши, многими годами поправить уже не можно. Я, впрочем, весьма уверен, что ничто от проницания вашего сиятельства не укроется и что вы вашими собственными средствами и предусмотрениями далее моих предуспеете.

10 марта 1788 г.

В сем моменте полученное письмо г. Витта поспешаю к вам, батюшка, доставить; и как пишу при свече, то боюсь, что моего никак прочесть будет не можно. Вы в том увидите, что гнев турок простирается на всех семь королей в Европе; теперь надобно отгадывать, что они хотят с остальными делать; неужели они их в короли не ставят или их вовсе забыли? Я прилагаю здесь и диспозицию принца Кобурга, и письмо[104], что он писал к графу Ивану Петровичу [Салтыкову], от 10-го по новому стилю, следовательно, днем позже того, что он ко мне писал и кое я вам сообщил с вашим последним курьером.

Диспозиция, кажется, правильно сочинена, но несоразмерна в числе войск; и страшно, чтобы авангарды, кои много впереди, не получили толчка и на том бы все это и не приостановилось. Жаль, что он много опоздал и не произвел сего намерения тогда, когда турки и татары были большей частью в нижней части Днестра и когда Днестр был везде мостом; но теперь разлитие вод может пресечь легко все сообщение, и грязь одна сделать путь непроходным. Простите, батюшка, и будьте здоровы и довольны; сего я вам всегда желаю и с тем и с искренней преданностью от сердца и души всегда пребуду.

[Румянцев-Задунайский]

P. S. Скажите, батюшка, Аслан-Гирей, теперь что калга-султан, не тот ли самый зверь, что у нас над ногайцами командовал и в последнем бунте у вас под караулом сидел?

31 марта 1788 г.

Государыня всемилостивейшая!

…Большое расстояние между корпусом союзным и Екатеринославской армией, коей связь должна быть главным предметом всех моих вниманий, меня в известной мере заботит, в уважение которого не мог я без большой опасности далее и отряжать больших корпусов в часть внутреннюю Молдавии на подкрепление принца Кобурга, видя, с одной стороны, всю трудность на их присоединение, а с другой – что так сказанное занятие Хотина в свое и весьма удобное время не воспоследовало и взятие его в настоящее сделалось почти невозможным.

И на тот конец, чтобы неприятельское внимание лучше делить и принца Кобурга чрез легкие войска и отводы, а Екатеринославскую армию вещественно подкреплять, и все, что еще для армии нужно и в пути находится, к оной доставить, и к открытию кампании надобные распоряжения сделать было можно, – судил я на сей раз быть полезным главную квартиру в Немирове, а корпуса генерала графа Салтыкова между Межировом и Красным, барона Эльмпта – между Печорами и Ладыжином, а Каменского – между Тростянцом и Бершадою расположить, а моим долгом – к всевысочайшему вашего императорского величества усмотрению всех причин и обстоятельств здесь в копиях всеподданнейше представить: мои ордера генералам и мою переписку с принцем Кобургом, так как и мной сделанный план к устроению армии.

Полковник Корсаков, которого я, в том рассуждении, что со времени разрыва мира с императором все сообщение с Молдавией пресеклось, нарочно к принцу Кобургу отправил, чтобы иметь непосредственные известия о там происходящем, уведомляет меня, что поиск на Хотин, которой назначен 30-го прошедшего месяца, был отменен и, по его мнению, от нелучшего согласия генералов, и что один патруль, из офицера и двенадцати уланов состоявший, попался в руки туркам и весь изрублен.

При крайнем бессилии, но при лучшей готовности и ревности к службе вашего императорского величества, я намереваюсь, едучи к армии, заехать к князю Потемкину, чтобы с ним лучше согласиться о мерах на предстоящую кампанию, и что тем более нужно, что план действий союзной армии мне вовсе неизвестен.

Вашего императорского величества верноподданнейший

граф Петр Румянцев-Задунайский

1 апреля 1788 г.

Благодарю вас, батюшка князь, за апельсины и желаю, чтобы их много было; следовательно, чтобы вы, а не турки, на Черном море господствовали. По известиям, должен их флот быть не мал, но в рассуждении экипажа и маневра его все знатоки ни во что не ставят; а этим одним и остается только нашим над ним преимуществовать. Что до союзника, то подлинно странно, что они хотят, чтобы их везде звали и ворота отпирали, и, кажется, сердятся за то, что ворота навозом закидывают и стреляя бьют их и ранят[105].

Я думаю, что император говорит, то и думает; а принц Кобург для того и говорил, чтобы не делать. Я вам, батюшка, обо всем том в моем письме от 29-го сказал; тут же и вас просил мне дать знать о месте, где вы полагаете быть вашем пребыванием около 10-го сего месяца, чтобы я мог там по службе удовлетворить моему долгу, как моему собственному желанию вас видеть и вам изустно подтвердить те чувства усердия и почтения, коими я вам искренно привязан есть и навсегда буду.

Вашей светлости всепокорнейший слуга

Граф Румянцев-Задунайский

22 апреля 1788 г.

Барон Герберт приехал ко мне с предложением от принца Кобурга всех тех польз, каковы кажутся теперь через вступление мне вверенной армии в Молдавию и через соединение с их войсками для общего дела, – и тех худых следствий, что должны произойти от небрежения сего хорошего случая, видя, что тогда принцу не останется иного делать, как отступать не только от занятой ими теперь части, но и областей, что они, под именем Буковины, владеют в сей земле.

Но как за последним повелением, что я имею от двора, все действия сей армии в облегчение ваших и прикрытия осады Очакова, и вообще между Буга и Днестра, определяются, мне того сделать никак невозможно, то он едет к вам, в той надежде, что не найдутся еще к тому средства из соображений ваших операций и известий, что вы имеете о неприятеле. Он мне сказал, между иным, что корпус принца Кобурга слаб, и не больше пятнадцати тысяч.

Число кажется не так мало в сравнении тех, с какими мы нередко против больших турецких куч, и небезуспешно, ополчались. Я к вам, батюшка, посылаю сего нарочного, чтобы предварить его приезд. Наставьте вы меня в сем заботливом обстоятельстве – я вас всенижайше прошу; понеже, с одной стороны, нельзя оспорить, чтобы оно не было удобно и полезно, но, с другой, я должен полагать, что меры, взятые двором, уверительно на лучших соображениях всех обстоятельств военных вообще и, может быть, и на предвидении некоторых политических уважений основываются.

Я с нетерпением жду ответа на мое от 15-го и того счастья, чтобы вам изустно подтвердить те чувства искренности и преданности, с коими я пока жив буду.

Вашей светлости всепокорнейший слуга

Граф Румянцев-Задунайский

9 мая 1788 г.

Я вас благодарю, батюшка князь, за кибитку, лошадку и прекрасный и богатый чепрак, и как дорогим знакам вашей милости и дружбы не могу поставить цены. Взятие Сабаша может и должно много способствовать к покорению Белграда, но, судя по времени и той отчаянности, с какой турки против их защищаются, или, лучше сказать, как кидаются, я очень боюсь, чтобы визирь, или та толпа, что против их назначена, не ускорила своим прибытием, и чтобы то не имело подобного события, что произошло под Дубицей, и чтобы они, и забрав все крепости, наконец не ослабели и не потерпели от идущей против их громады.

Я полагаю все, что турки не сделают сначала и тотчас покушения на Крым, но будут уверительно тем стращать и между тем выглядывать, что вы будете делать, чтобы в свое время Очаков подкреплять или осаду его затруднять; и ежели наш флот не может взять над ними поверхности, то они вещественно нам мешать могут. Но не уйдет ничто из вашего вида и ничто не превозможет над тою лучшей готовностью и волею и жаром, с какими вы ваши дела обыкновенно ведете, и все пойдет по вашему хотению без малейшего сомнения и кончится с честью и славой.

Сего вам найискреннейше желает от всего сердца и души вам привязанный ваш всепокорнейший слуга

Граф Румянцев-Задунайский

P. S. Малые мои партии, что ходили за Днестр, пленили одного байрактара[106] и одного спага, бежавших из Хотина; не нашел на берегу нигде и следов неприятеля, который, я полагаю, удалился для сближения или соединения с большими кучами.

16 мая 1788 г.

Милостивый государь мой граф Александр Андреевич!

Из при сем следующей реляции вы увидите мои заботы в рассуждении неизвестности, и, сколько мне кажется, не лучшего соглашения дел с нашими союзниками. Чудно, что и они не лучше знают, как мы, где визирь или вообще турки поделись, исключая тех, кои свои хижины люто защищают. Принц Делинье[108] мне сказывал, что цесарь его о том спрашивает.

Я не понимаю, что делается тогда, когда бы, казалось, одним мигом все кончено быть; и мне кажется, что, одни воюя, мы больше делали и больше ведали. Мое положение тем еще больше неприятное, что я не имею непосредственного дела, а завишу от иных и многих, и остается мне только желать, чтобы все сие желаемый и лучший конец получило. Не покидайте меня вы в сем положении, не весьма приятном, и будьте уверены об искренности чувств, почтении и усердии.

Вашего сиятельства всепреданнейший и всепослушнейший слуга

Граф Румянцев-Задунайский

2 июня 1788 г., деревня Липовцы

Государыня всемилостивейшая!

В ожидании прибытия на Буг господина генерала-фельдмаршала и кавалера князя Григория Александровича Потемкина-Таврического, я пробыл здесь, работая в нужных распоряжениях, коих перемена планов моих непосредственных действий требовала и которые, как известно, по неравенству предметов встречают обыкновенно многие затруднения и препятствия; но, как уверительно, тоже крайние заботы помянутого господина генерала-фельдмаршала задержали в Елисаветграде, а 20-го прошедшего месяца капитан-паша с большим флотом к Очакову прибыл и он, отъезжая к месту собрания своих войск, требует моего скорого переходу через Днестр, считая то весьма нужным для разделения неприятельских сил, то я, не уважая на всю неизвестность, так в надежном доставлении пропитания войск, которое по недаче обывателями надобных подвод к подвозу провианта из дальних магазинов, и по неимению за Днестром того рода хлеба, становится главной статьей моих забот – как и о том, что у генерала-аншефа и кавалера графа Салтыкова происходит, касательно их с принцем Кобургом соединения и предприятий, и которые, с одной стороны, мне должны тоже главным правилом в моих движениях служить, приказал я генералам барону Эльмпту и Каменскому, чтобы под командой их обоих состоящие войска, по недостатку судов в Яруге и по лучшей, как мне кажется, удобности к переправе при Кишнице, Днестр переходили, и сначала 3-я, а за той и 4-я дивизия, с наблюдением всего того, что в моем ордере на сей случай предписано. 3-я дивизия – ее первой стан при Шуре, что на реке Кобальте, а 4-я – при Опошанах или при Радуленах, на дорогах, что идут вниз по Днестру и к Оргею и к Гече, взяли, и чтобы на сей конец к скорейшей еще переправе все перевозные суда от Яруги и иных выше Кишницы лежащих мест спущены и на наведение моста в потребном числе понтоны туда отправлены были; а 1-й дивизии или тому корпусу, которой я сам веду, идти к Могилеву и там наводить тоже мост, через которой без замедления и она переходить будет.

Я послал уже двух нарочных к генералу графу Салтыкову и жду от него с часу на час отповедей, которые мне иметь тем нужнее надобно, что при ошибке в суждении о недостатках жизненных припасов в Хотине то предприятие может продлиться, и тем еще раз все мои приемлемые меры касательно содействий с другой армией и на закрытие Польши расстроить, для чего я и просил господина генерал-фельдмаршала и кавалера князя Потемкина-Таврического о сообщении мне о его постах и разъездах, как далеко они чрез Тилигул простираться будут, и об усилении меня двумя или тремя донскими или иными казачьими полками…

13 июня 1788 г.

…Что до моих войск, то их большая часть уже на Днестре, и все ждали переходу графа Ивана Петровича [Салтыкова], который, по моему счету, теперь у Малиновец или же теперь только что приближается к оным. Жалуется он на горы, худые дороги и мосты, и я, уже не дожидаясь его перехода, приказал барону Эльмпту и Каменскому переходить при Сороке и потянуться на реку Кабальту и послать партии по дороге к Бендерам.

О неприятеле ничего нового не слышно, а только все о хане сказывают, что он с несколькими тысячами татар и небольшим числом турок держится около Рябой Могилы и на обеих сторонах Прута, промышляя по-татарски, разоряя землю и убивая жителей. Мой арнаутский полковник, будучи в Яссах, предлагал господину Фабри его атаковать с тысячью арнаутами и вооруженными болгарами, прося его подкрепления, но он отказался, жалуясь, что, не имея более 5 тысяч, того поиска сделать не может, и что все то тогда будет делать, как мы придем.

Ежели я не ошибаюсь, то не так страх, которой до крайности оказывается, как желание, чтобы распространиться во внутренней части Молдавии и Валахии, что наши союзники нас торопят на переход.

Соединение графа Ивана Петровича оправдает сию мою мысль тотчас; понеже, по сей цели, нет сомнения, чтобы принц ему не оставил всех забот около Хотина и не сыскал случая, по тем или иным видам, поспешать к Фабри и иным; в том случае я потеряю много, и все мои меры и еще раз до крайности расстроены будут, и я в большой трудности найдусь – и вам помогать, и пропитание отыскивать.

В предварение сего я вас и просил о казаках, полагая, по слухам, что у вас их много и что вы несколько тысяч из однодворцев в то звание обратили, и которые, по их новости, не так к прямому делу, как к подобным употреблениям казались мне способны, тем более что здешние обыватели, не видя казаков, или побуждения, – или медлят, или вовсе отказываются на подание нам помощи в перевозке провианта, который, натурально, по переменным движениям и действиям, весьма часто перевезти нужда велит.

Скажите мне, батюшка, что вы знаете о визире и союзных войсках и том, что в севере начинает оказываться и что во всех газетах прямо против нас определяется; и простите меня за сие любопытство, к которому мне ваша милость дает некоторое право; и будьте уверены, что ею я дорожу и что ничто не поколеблет ту привязанность, с коей я пока жив буду

вашей светлости всепокорнейший слуга

Граф Румянцев-Задунайский

P. S. Барон Эльмпт сегодня переходит Днестр, а мой корпус уже в Могилеве и наводит мост, и я туда еду.

15 июня 1788 г., польское местечко Красное

…Не имея подробного сведения об общественном плане с союзником вашего императорского величества и находя предприемлемые осады, как Очакова, так и Белграда, целыми армиями, при отверстии кампаний нечто необыкновенным, я могу легко ошибаться во всех моих гаданиях и буду непременно всегда держаться в моих непосредственных действиях, мне от другой армии вашего императорского величества и союзных войск подаваемых мер и правил.

И я не смею уверительно утверждать, но мою мысль, без предложения мер, вашему императорскому величеству донести должен, что сим движением, по сей или левой стороне Прута и до Дуная вообще, союзников успокоить и бендерский гарнизон во внимании держать можно; но те силы, кои уже к действиям с одной стороны по Черному морю, а с другой против императора определены, без особливых перемен в действиях последнего, отвлечь никакого способа не предвидится; тем более что во всем сем краю ничего завистного нет, а крепости в нем уверительно от всякого удара ручного достаточно обеспечены.

Из моих всеподданнейших и особливо от 2-го и 7-го сего текущего месяца зачисленных донесений ваше императорское величество всевысочайше уже видеть изволили, что я, не уважая на всю неизвестность, так в надежном пропитании войск, как и в том, что у генерала-аншефа и кавалера графа Салтыкова происходит, касательно его соединения с принцем Кобургом, приказал генералам барону Эльмпту и Каменскому с их дивизиями переходить Днестр при Кишнице, а первой, или тому корпусу, которой я сам веду, – идти к Могилеву; которые к им назначенным местам уже и прибыли и первые оба, по их рапортам, с 13-го числа по понтонному мосту переходить начнут.

А для последней оный тоже наведен уже быть должен и, следовательно, что я все делаю возможное к ускорению сим переходом и пособствованию успехам: так другой армии вашего императорского величества, как и корпусу союзному, и ежели я, к моему большому сожалению, в том не успеваю, то по тем одним затруднениям, что я в дальнейшем доставлении пропитания предвижу и что генерал-аншеф и кавалер граф Салтыков, который с его дивизией должен был первее всех иных перейти Днестр и решить меня много озабочивавшее и во всеподданнейшем донесении от 2-го то же подробно описанное обстоятельство, за разными препятствиями, и невзирая на все с моей стороны в облегчение подаваемые способы, того и поныне сделать не мог, и только 12-го в село Острочаны прибыл и имел там свидание с принцем Кобургом, как то все ваше императорское величество из при сем прилагаемых в копиях его двух рапортов и моего ордера всевысочайше усмотреть изволите.

Что до неприятеля, то по рапортам от посланных партий, его над Днестром за исключением Хотина и Бендер и их округов, нигде не видно, и генерал граф Салтыков по свиданье с принцем Кобургом о нем тоже ничего нового не упоминает; а по известиям, доходящим из Молдавии, единогласно утверждается, что хан татарский с его ордами и несколькими тысячами турок держится около Рябой Могилы, по обеим сторонам Прута, и промышляет по-татарски, разоряя селении и грабя и убивая там еще попадающихся христиан, и что визирь, отделив в Адрианополе знатную часть к Измаилу, сам пошел к Софии и к Белграду.

Вашего императорского величества верноподданнейший

граф Петр Румянцев-Задунайский

24 июня 1788 г.

Государыня всемилостивейшая!

По отправлении моего последнего всеподданнейшего и от 15-го зачисленного донесения[109], все мне всевысочайше вверенные войска перешли Днестр: 2-я генерала графа Салтыкова дивизия – 15-го при Малиновцах, 3-я генерала барона Эльмпта – 13-го, а 4-я генерала Каменского – 14-го при Кишнице, а 1-я, или корпус армии и генеральная квартира, – 21-го при Могилеве.

И как и по соединении генерала графа Салтыкова с принцем Кобургом ничего еще вещественно на Хотин, за исключением некоторых перепалок, предпринято не было, а оба других корпуса по желанию господина генерала-фельдмаршала и кавалера князя Григория Александровича Потемкина-Таврического их движение к Бендерам сделали и их первый стан на пути к оным взяли, то и должен корпус армии пробыть в своем теперешнем положении.

А между тем генерал-майор Фабри и за уверением принца Кобурга, что в Яссах все стало спокойно, и рапортом генерала графа Салтыкова, что хан с своими войсками потянулся от Ясс к Бессарабии и что неприятеля в Молдавии нет, оставил Яссы и отступил к Ботушанам, о чем и что якобы турки и татары в оные вошли и на обеих сторонах Прута расположились, я только через от меня посланного туда арнаутского полковника Гуржия и воплем и плачем наполненные от бояр и вдов боярских письма уведомлен; но, по последним известиям в письме бояр, кои в Ботушаны удалились, то противоречится и что турки и татары и поныне еще в четырех часах находятся, и будто ожидают или Мануила, или Муроза водой, с которым уже вступить в Яссы намереваются.

Сие нечаянное происшествие и молчание принца Кобурга и недействие под Хотином подтверждает, кажется, ошибки в счете и суждениях сего принца и мое всеподданнейшее в под № 20 от 24 мая[110] отправленном донесении мнение; и ежели сие событие, с одной стороны, и неприятные того следствия меня много озабочивают, то, с другой, одержанная преславная совершенная и решительная победа господином генералом-фельдмаршалом и кавалером Григорием Александровичем Потемкиным-Таврическим над турецким флотом[111] весьма обнадеживает, что все его действия через то облегчены, а мои прямо деятельными быть могут, и я жду с часу на час так о его успехах над Очаковом, которой, кажется, через ту победу всякой помощи лишен будучи, ему ворота отворить должен, как и дальнейших и до меня непосредственно касающихся мер и правил, а может быть, и усиления некоторою частью, по крайней мере, легких войск, в которых по крайнему недостатку я не нахожу себя почти в состоянии и открывать неприятеля, а тем менее обеспечивать мои заложения в Польше и подвоз провианта из оной, в чем при многих больших затруднениях воеводства Киевского комиссия, невзирая на все мои ей сделанные замечания, вовсе спомоществовать отказалась, как то из рапорта полковника Новицкого и приложенного от оной письма явствует.

Я приобщаю здесь к вашего императорского величества всевысочайшему усмотрению и все дошедшие до меня рапорты генералов, и письмо принца Кобурга, и мои к первым ордера, и к последнему ответ в копиях; и я не упустил посредством подполковника барона Герберта сему принцу мое удивление о отступлении генерала-майора Фабри от Ясс и за соединением с генералом графом Салтыковым и без всякого о том меня предварения внушить и ему теперь всю важность и надобность во взаимном сношении, соглашении и уведомлении пояснить, и особливо, что он делать полагает, когда бы неприятель все свои силы по той или другой стороне Прута обратил, уверив его, что я в том и другом не могу равнодушно и спокойно на то смотреть и буду все с моей стороны употреблять, что ему в облегчение и неприятелю во вред делаться только может.

И как мои действия вообще зависят от иных мер и правил, то и остается мне только желать того, чтобы они отвечали той ревности и усердию, которыми я при малом числе войск и при моей глубокой старости и крайнем бессилии всегда горю охотою к службе вашего императорского величества верноподданнейший

Граф Петр Румянцев-Задунайский

21 июля 1788 г., стан при деревне Плопи

Государыня всемилостивейшая!

Из моего всеподданнейшего и от 27 июня зачисленного донесения[112] ваше императорское величество всевысочайше видеть изволили те причины, кои меня понудили моим движением несколько от Днестра и дороги бендерской отдалиться, вследствие чего генералы – барон Эльмпт 27-го при Оту-албе, Каменский – 29 июня при Шуре, а корпус армии – 1-го сего текущего месяца при Плопи – их станы взяли; а неприятель, желая удостовериться о сих движениях войск вашего императорского величества, искал разными образами их открыть и, сперва показавшись в Бельцах, забрал там поставленную к Яссам молдавскую почту, а наконец, в четырех тысячах на разъезд, посланный от генерала барона Эльмпта, Мешкова казацкого полка, напав, принудил его и весь сей полк, который, невзирая на его большую превосходность в числе, храбрый отпор делал, с потерею пятнадцати убитых и раненых казаков, отступать; но тотчас по усмотрении под генералом-майором Салиньяком идущего подкрепления из лагеря генерала барона Эльмпта, оставив тридцать мертвых на месте, начал уходить и полковником Мешковым был гнан за Бельцы, что все ваше императорское величество из приложений наиподробнейше усмотреть изволите, а между тем и то, что я приказал его помянутым генералу барону Эльмпту и генералу Каменскому атаковать, хотя их в потребном случае сам подкреплять; но как неприятель по разогнании жителей в сей части удобно мог скрыть свои следы и по всем с сей стороны Прута от наших команд, а с другой от некоторых выходцев из Ясс, плененного сардаря Карпа и посредством австрийских командиров доходящим единогласным известиям, в самых тех днях, как им открыты стали движения войск вашего императорского величества, поспешно Прут перешел, и за Яссами турки на высотах Четоцуя и Галаты, а хан с татарами на долине Формозской лагерями расположились, – то я и был должен пробыть в сем моем положении до лучшего открытия прямых его промыслов и чтобы, гнавшись за ним тщетно, не выйти из тех, коими мои действия ограничены.

И судя по многим основательным причинам, что его прямая цель должна быть та, чтобы обложение Хотина снять принудить или его военными и съестными припасами вновь снабдить, я не оставил, как генералу графу Салтыкову, так и принцу Кобургу, всю важность и нужду в поспешном взятии Хотина внушить, а корпус генерала барона Эльмпта на сей конец и к Пруту в ободрение и подкрепление фельдмаршала-лейтенанта Сплени, который корпусом генерала Фабри командует, сблизить.

Я должен вашему императорскому величеству всенижайше донести, что принц Кобург, кажется, поведением многих своих генералов быть весьма недовольным: он не только их во многом не одобряет, но поступок господина Сплени – в запрещении обывателям той стороны Прута, чтобы не давать на войска вашего императорского величества жизненных припасов, и крайне хулит.

Недостаток в легких войсках, которыми едва только нужные посты держать можно, не позволяет мне и на открытия неприятеля, а тем менее на скорые над ним поиски; а по большей части безводная степь между Прутом и Днестром затрудняет много и все мои движения, тем более что я, подходя близко к одной из сих рек, отходить натурально должен далеко от другой; а тем самым выходить или из сообщения с Екатеринославской армией, или с корпусом генерала графа Салтыкова, или мои запасные магазины, кои я по обоюдным видам всегда иметь принужден, обнажить…

Взятие Хотина, которое, по уверению принца Кобурга, уже давно и теперь, по рапортам генерала графа Салтыкова, со дня на день казалось последовать, а по полагаемому недостатку жизненных припасов давно уже весь гарнизон вымереть должен, приостановило сие мое всенижайшее донесение, но я не смею далее с тем опоздать, и особливо по сегодняшнему рапорту помянутого генерала, который тоже, так как и мой ордер на то в копиях, вашему императорскому величеству здесь всеподданнейше представляю.

И как по сдаче Хотина обстоятельства во многом перемениться должны, а действия Украинской армии вашего императорского величества точно ограничены; и хотя по всем основательным воображениям полагать должно, что корпусу принца Кобурга спешить надлежит на соединение с господином Фабри или занять промежуток, что делит Молдавию с Валахией, но по многим доказательствам кажется, что сей принц располагает себя держать в Молдавии и под видом общего управления ею владеть и сим способом всегда нас подле себя держать; то я и должен всеподданнейше просить вашего императорского величества дальнейших наставлений, понеже по всем видимым обстоятельствам и неприятель, потеряв Хотин, а может быть и Очаков, инаково промышлять должен и в нижней части Молдавии долго держаться, и с упорностью ее оспаривать уверительно будет, и которое мне тем более нужно, что я без крайности на сие поступить и, следовательно, в таково смешанное управление войти не смею, невзирая, что молдаване, по незнанию, мне в некоторой род не лучшего о них попечения то приписывают и что я весьма терпеливо сносить хочу, ежели бы только то общественному делу поспешествовало.

Вашего императорского величества верноподданнейший

Граф Петр Румянцев-Задунайский

10 сентября 1788 г.

Государыня всемилостивейшая!

Хотин сдается и, как кажется, хотел быть отдан непосредственно войскам вашего императорского величества, но трата времени, в котором они пробыть должны и кое теперь дороже всего, и странное, примера не имеющее содержание договора, или так названного пояснения условия, озабочивает меня до крайности, и ежели нет там ничего от меня утаенного, то я имею причину подозревать и тут каковой-либо умысел неприятельский, и который, ежели есть, должен быть гораздо чернее прежних, коими ему удалось не один раз обманывать…

Я долен вашему императорскому величеству и то всеподданнейше донести, что граф Салтыков оправдает себя и в сем договоре неотступными просьбами и убеждениями принца Кобурга и что я при всем моем малом искусстве в ремесле ни малейшего понятия иметь не могу о их образе ведения войны вообще ини мало не дивлюсь тем накладам и потерям, что они терпят по их худо соображаемым мерам и частым в них переменам…

22 сентября 1788 г., лагерь при Цецоре

Милостивый государь мой граф Александр Андреевич!

Первая крепость, которая терпением взята, будет уверительно Хотин. Сей образ взятия и капитуляции есть беспримерный и тоже, кажется, неудобоподражательный; со всем тем есть дело по сие время одно из знатнейших сей кампании на земле. Вы имеете и свежее, и вернее известия о союзнике: его положение столько кажется печально, сколько поведение его генералов равнодушно; их не двигает ничто, их же, кажется, не ободряет и его присутствие.

Сам господин Ласси[113] не будет иметь причины хвалиться и утешаться своим планом, а многие от него постраждут. Теперь вы видите больше, нежели когда как мы ошибались или худо ценили нашего врага; он, кажется, похитил у нас искусство и промышляет теперь им в наш вред. Я Яссы вижу, но в них не еду, видя их тоже в ином и не весьма приятном положении, в рассуждении разности духов, что в них поселились, между которыми могут быть и весьма нечистые для нас[114]. От князя я не знаю и не слышу ничего больше месяца, и ни один из моих четырех курьеров не возвращается.

Может быть, там и все к лучшему, но не можно неизвестностью опровергать дурных слухов, кои как ни глухо, однако же слышатся. Будьте здоровы и благополучны и превозмогайте над волей казненной недоброхотствующих нам. Сердцем и душой сего я вам желаю и буду вашего сиятельства послушнейший слуга.

Граф Румянцев

22 сентября 1788 г., лагерь при Цецоре

Государыня всемилостивейшая!

Крепость и город Хотин, кои, как теперь уже видно, могли бы и с лучшей славой для союзных войск и без потери, по меньшей мере, десятидневного времени взяты быть, оставлены неприятелем в срок, и он пошел по договору ему указанным путем, а сии двумя батальонами обоюдных войск заняты; но как, кроме сего занятия и ведомости о артиллерии и военных припасах, мне предоставлено впредь представить о тех статьях, в коих я генерала графа Салтыкова уже неоднократно предварял, и вся сия сдача по настоянию принца Кобурга последовала, то я и не могу вашему императорскому величеству по моему всеподданнейшему долгу ни о чем подробно донести, не зная ниже и того, кто комендантом в сей крепости определен.

Желательно было бы, всемилостивейшая государыня, чтобы сей и иные союзные генералы ту же поверхность имели над неприятелем, каковую они ищут брать во всех с ними общественно производимых действиях над нашими, и иногда с отнятием у них их права и участия в содействиях, как то ваше императорское величество из при сем в копии следующего письма императора ко мне, в рассуждении поиска на Яссы, и рапорта генерала графа Салтыкова № 290 всевысочайше усмотреть изволите[115].

Что меня удивляет больше всего и заставляет размышлять и оглядываться в моих предприятиях на неприятеля, который на сей стороне Прута против Рябой Могилы еще стоит, так это равнодушие, каковое оказывают сии генералы; и в тех стесненных обстоятельствах, в каковых, по достоверным известиям, должен находиться император сам в Банате, и, меняя ежедневно их нам делаемые предложения, ищут за нашей спиной и в тех цинутах, кои целы и обеспечены от неприятеля, гнездиться тогда в Молдавии, когда их собственные провинции завоевываются от турок, и, что меня наконец принудило с принцем Кобургом добрым, однако же весьма внятным образом изъясниться, понеже без сих цинутов и в сем роде замешанного управления войска вашего императорского величества никак в Молдавии и некоторое время пробыть, а тем менее зимних квартир взять не могут.

Я приказал и генералу графу Салтыкову, невзирая на все темные уведомления от стороны Хотина, сделать движение к Бельцам, чтобы сим мое сообщение с Днестром и мои подвозы прикрывать, и некоторое беспокойство неприятелю в Бендерах сделать, и тем самым обеспечить и мое обратное движение, ежели бы австрийские войска не похотели нам уступить занимаемых ими цинутов в Молдавии, и лучше возможно способствовать скорейшему взятию Очакова, откуда я более месяца никаких известий не имею, и кои мне тем более нужны, что от них зависят все мои дальнейшие предприятия, а с теми и нужные приготовления к зимним квартирам – и чего я на мои от чисел 2 августа, 3-го и 9-го сего текущего отправленные требования жду с часу на час от господина генерал-фельдмаршала и кавалера князя Потемкина-Таврического с большим нетерпением…

Сентябрь 1788 г., Цецора

Ее императорского величества моей всеавгустейшей великой государыни и самодержицы всея России генерал-фельдмаршал и главный командир Украинской армии, сенатор Киевский, Черниговский и Новгородский-Северский государев наместник; полков – лейб-гвардии Конного подполковник, кирасирского Военного ордена полковник, Малороссийского гренадерского шеф, орденов российских императорских Святых апостола Андрея Первозванного, Александра Невского военного, Великомученика и Победоносца Георгия и равноапостольного князя Владимира первых степеней, королевского прусского Черного орла и голштинского Святой Анны кавалер.

Я, ниже сего подписавшийся, чиню ведомо и известно всем обывателям Молдавии и преосвященнейшим господам, митрополиту и епископам священно архимандритам, игуменам и всему честнейшему духовенству и благопочтенным членам Дивана, и всем великим и малым боярам, по их чину и достоинству особливо, что, со вступлением ее императорского величества победославных войск в сию землю, входят и они в то их прежнее счастливое состояние, в котором они под ее тишайшим скипетром, при спокойном отправлении их торгов и промыслов и владении их имений, несколько лет кряду пользовались и что вследствие всевысочайшей воли и мнения ее императорского величества тот же самый образ управления, как в духовных, так и в гражданских делах и ныне введен и наблюдаем быть должен, и правосудие и все иные к добру и пользе народной относящиеся учреждения и распоряжения по точному предписанию земских законов и узаконений отправляемы и деланы, и они в самовысшей степени их совершенства всеми наблюдаемы, и жители всякого рода и состояния при их правах содержаны и от всяких налогов и насилий всеми образами и средствами охранены, и все сборы в казну сего княжества надлежащие верно и в их определенные сроки собраны и в военную казну ее императорского величества взносимы, и провиант и фураж в магазины по нарядам доставляемы и всякого рода службы и работы с возможно лучшей ревностью, поспешностью и точностью исправляемы были.

Диван молдавский, как начальствующее правительство над всеми иными, имеет все сие в надлежащей порядок и все дела в их беспрерывное течение привести и того надзирать, чтобы всякая должность одна другой в зависимом от них, изо всех сил способствовала и чтобы все земские чины на них возложенный долг верно и радетельно отправляли, и чтобы сия ее императорского величества всевысочайшая воля, милость и ее о благе сей земли непрестанное попечение всем и каждому обывателю через прочтение в церквах и прибитие на торговых и для такого употребления определенных местах известны сделаны были, тем более, что многомощным покровительством и заступничеством ее императорского величства одержанные для сей земли выгоды и ограничения лютых гонений и притеснений вечно ненавиствующему врагу христиан казались несносны и были главною статьей нарушения свято утвержденного вечного мира.

1 октября 1788 г., лагерь при Цецоре

Государыня всемилостивейшая!

Между тем временем, что я счастье имел 27-го сего месяца вашего императорского величества всевысочайшее и от 15-го того же зачисленное повеление принять, и о стечении многих и неожидаемых происшествий, кои мне в нужных предварительных распоряжениях в Молдавии мешали и дивизию генерала Каменского к армии взять, и осторожнее быть принудили моими всеподданнейшими и от 4-го, 10-го, 15-го и 22-го отпущенными донесениями и всенижайше и наиподробнейше уведомить, имел я письма от принцев Делинья и Кобурга, с коих, так как и с моих к ним ответов здесь копии следуют, и из которых ваше императорское величество всевысочайше усмотреть изволите, что Хотин и с его раем без всякого о нас там и упоминания должен быть занят союзниками, и что затем армия вашего императорского величества должна идти к Бухаресту и вероподобно по плану, каковой принц Кобург своим обычайным образом представил императору, и хотя невозможность сама в рассуждении позднего годового времени и моего теперешнего положения с неприятелем, и того, где находится Бухарест и мои магазины, в невыполнении сего дальновидного и по времени вовсе бесполезного предложения меня достаточно оправдает.

Но как, с одной стороны, союзные войска не престают и деньги, и провиант, и подводы, и даже до сена, или где что только найдут, без всякого уважения на мои им к удержанию порядка предложенные меры и надобность, что иметь могут в них войска вашего императорского величества, забирают, а с другой – польские комиссии в даче подвод на подвоз из дальних магазинов в ближние провианта и фуража упорствуют и тем все мои принимаемые меры, так в поисках над неприятелем, как и в нужных распоряжениях для зимних квартир в Молдавии, вовсе уничтожают, и что все из при сем следующих приложений весьма внятно явствует, и мой всеподданнейший долг на мне непосредственно тех вниманий взыскивает, как я по вашим собственным пользам в сем роде обстоятельств вообще, а при сем позднем годовом времени во всех моих предприятиях, кои с большою осторожностью и лучшими соображениями из тех обыкновенно происходящих следствий делаться должны, особливо иметь обязан, – то я спешу вашему императорскому величеству мое всенижайшее донесение о том сделать и о тех наставлениях, кои бы мне впредь, так при неограниченном властолюбии союзных генералов, как в упорстве поляков, во всех случаях правилом служить могли, мое всеподданнейшее представление обновить.

Я не могу при сем случае пройти в молчании и о хотинской капитуляции, поскольку она теперь меня тяготит, видя, что оба осаждающих корпуса остаются еще позади, а отпущенный гарнизон уже к Рябой Могиле пришел, и их одна большая куча и с обеими пашами от непорядку ведущего забрела вовсе с дороги в лагерь генерала Каменского, через которого я принял смелость сделать их главному Осман-паше подарок горностаевой шубой, знаком того удовольствия, что он имел из нечаянно сделанного с ним знакомства.

Их препровождающей австрийский полковник Караджа, посылкой разных турок вперед и назад через мой лагерь и весь мой стан им открыли в том даже, чтобы я для скорейшего возвращения их конвоя и подвод к Ботушанам и мои передовые посты назад подвинуть настоял, но тщетно.

Что до неприятеля, то стоит он еще все против Рябой Могилы и по всем сказкам [показаниям] военнопленных и беглецов все в том намерении, чтобы идти на Яссы и их отобрать, для прикрытия которых и моих между Прутом и Жижей свезенных тягостей [тяжестей], и я должен и генерала барона Эльмпта с его дивизией и иные отряды на той стороне держать, и как по уважению многих причин полагать должно, что он при моем наступлении от боя будет уклоняться и, имев большою частью конницу, нас на обеих сторонах реки Прута беспокоить, то я и намереваюсь приказать генералу графу Салтыкову, или, ежели он не ускорит, – иному генералу, идти через Орхей к Кишиневу, чтобы сим движением отвлечь его на закрытие Бендер и Бессарабии, и по разделении его сил и лучшем открытии прямых его видов, тогда удобнее соединенными силами к делу или вовсе от сих мест удалиться принудить, и тогда Прут перейти и подать ему зависть на Валахию, а тем самым и желанию императора некоторым образом удовлетворить, и Молдавию обеспечить.

И чтобы все с хорошими успехами сделаться могло, ежели бы только подвозы с провиантом и фуражом не терпели остановок и всякий раз за армией следовать могли и генерал граф Салтыков был уже в движении; но, к моему большому сожалению, не все идет, всемилостивейшая государыня, по-прежнему и по моему желанию…

От Очакова я не имею тоже никаких известий – и с которыми я однако же весьма должен мои все меры в рассуждении предстоящих нужных распоряжений соображать, а слух, рассеявшийся о бунте в Константинополе и о перемене султана и ханов, не подтверждается и кажется быть затейным [умышленно пущенным].

Вашего императорского величества верноподданнейший

граф Петр Румянцев-Задунайский

12 октября 1788 г., Санкт-Петербург

На реляции ваши от 15 сентября отлагали мы вам ответствовать в ожидании действительного занятия города и крепости Хотина оружию нашему и союзника нашего покоренного. Получив известия об исполнении того, успех сей, к особливому удовольствию нашему без всякой почти потери одержанный, относим, прежде всего, к вашим усердным и благоразумным распоряжениям, а затем поручаем вам, генералу графу Салтыкову и всем в атаке помянутого города подвизавшимся, объявить наше монаршее к ним благоволение.

В то самое время, когда император через посредство принца Кобургского предложил вам желание свое о вступлении вашем с армией в Валахию, посол его, граф Кобенцль[116], учинил и здесь министерству нашему такое же представление. Сколь ни желали бы мы, с одной стороны, удовлетворить требованиям союзника нашего и отвлечением немалой части сил неприятельских, на армию его наступивших и оружие в земли его принесших, облегчить его действия в общую нашу пользу; с другой же – совершенным занятием Молдавии и Валахии и поражением войск турецких заставить неприятеля нашего помышлять и стараться о мире; но над всеми сими выгодами превозмогают те уважения, что, прежде всего, войска неприятельские, против Рябой Могилы стоящие, еще не разбиты и, может быть, уклонятся от боя с армией, вами предводимой, держась по левому берегу Прута и в Бессарабии.

Следовательно, при переходе вашем на правую сторону той реки и отдалении в Молдавию и Валахию легко могут обратиться или на помешательство осаде Очакова, или же, по крайней мере, делать разные набеги в Молдавию и отымать подвозы пропитания к армии Украинской, а иногда распространить поиски их и на пределы Польши или же и наши; второе – что время позднее скорее убеждает помышлять об успокоении войск на зимние квартиры, дабы на будущую кампанию стать не с изнуренными силами; и третье – что по дальности расстояния, прежде нежели вы Бухареста и других мест достигли бы, без сомнения, дело между армиями императорской и турецкой кончено быть долженствует.

Со всем тем, однако же, если поможет вам Бог поразить неприятеля, на левом берегу Прута держащегося, наипаче же по взятии Очакова, слагаем на попечение и распоряжение ваше перенести действия оружия нашего на правый берег означенной реки, главною ли частью или отрядами – по лучшему вашему усмотрению, и распространить оные хотя и в Валахии, коль далео положение ваше, связь с другой армией, время и удобность дозволят.

Мы приказали внушить наисильнейше графу Кобенцлю, поскольку нужно есть, чтобы генералы союзника нашего излишними их притязаниями не наносили затруднений, но усердно споспешествовали общей пользе, исполнением советов и требований ваших как полководца, которого знанию и искусству наилучшим служат доводом собственные его дела.

По взятии Очакова мы надеемся, что вы о дальнейших действиях с нашим генералом-фельдмаршалом князем Потемкиным-Таврическим условитесь и на мере положите.

Пребываем вам императорскою нашею милостью всегда благосклонны

Екатерина

22 октября 1788 г., лагерь при Цецоре

Государыня всемилостивейшая!

По предложениям так часто и скоро переменяемым, что мне делают союзные генералы, я не могу уже сомневаться, чтобы они не имели запасных и со временем и обстоятельствами сходствующих наставлений, и что доказывается моей перепиской с принцем Кобургом совершенно и из которой ваше императорское величество всевысочайше увидеть изволите все те заботы, в которые меня сей принц непрестанно вводит и часто заставляет медлить и моими всеподданнейшими донесениями.

Он стоит теперь в Романе со всеми своими войсками, за исключением тех, кои с генералом Зауэром пошли в Галицию, и принц Делинье, который из Ясс почти через день ко мне приезжает, хотел на несколько дней туда ехать для лучших пояснений наших недоразумений о Молдавии[117]. Но по известию, что принц Кобург сам сюда ехал, с половины дороги, как слышу, в Яссы возвратился; и с ним вчера в моем лагере были и мне двоякое предложение сделали, касательно зимних квартир.

Первое, и, как кажется, ими желаемое, состояло в том, чтобы вся часть за Серетом их войскам оставлена была, другое – чтобы при занятии войсками вашего императорского величества всей Молдавии их войскам идти зимовать в их границы в Буковину и Галицию; и как то и другое многого внимания требует, то я и не посмел собою их принять, а предоставил на доклад вашему императорскому величеству с просьбой, чтобы все то мне письменно сообщено было, что и обещано.

К сим и иным многим причинам, кои в моих всеподданнейших донесениях… описаны и мне так в поисках над неприятелем, как и в распоряжениях в Молдавии, мешали, я должен приложить еще и слух, который здесь сделался гласным, об удержании оружия между императором и великим визирем – и что первый находится уже в Тимишоаре, а другой, оставив в Мегадии сераскира, вывел все свои войска из Баната и по уверению вновь ко мне присланного от Осман-паши драгомана Османа идет на зимнюю квартиру в Шумлу.

И хотя оба помянутые принцы сии известия порочат, и я по многим убеждениям не должен давать веры им, но не меньше однако же и полагать быть чему-либо на то похожему, понеже они отступление великого визиря приписывают многим, но все однако же неизвестным причинам.

И первый, без того уверительно ни сам бы вдруг приостановиться, ни так скоро генерала Сплени, кой своим походом спешить был должен, в Трансильванию к себе поворотить не мог, и я по сему слуху, которой и означенным подосланным ко мне драгоманом Османом, так как всеми пленными турками и беглецами из турецкого лагеря единогласно быть справедливым утверждается, должен больше, нежели когда, внимать теперь на непосредственную пользу вашего императорского величества и того весьма остерегаться, чтобы неосмотрительным шагом не выйти из надлежащего положения и из всей связи и с другой армией вашего императорского величества, и с Польшей, из которой подвозы провианта становятся весьма тоже трудны, понеже от некоторого времени поляки не только на те, но и на почты подводы давать отказывают; а в рассуждении открывающихся волнений, по совету вашего императорского величества посла графа Штакельберга, мы и вовсе от сих требований отступать должны.

Генерал граф Салтыков идет все тихо и находится теперь при деревне Роспопени. Он жалуется на австрийские войска, что они забранием подвод его на месте долго задержали, к чему так, как и к иным неприятным происшествиям, однако же наша большая податливость единственно и едино повод дала.

Я не имею и от господина генерала-фельдмаршала князя Григория Александровича Потемкина-Таврического, за последне полученным, никакого известия; и я к нему все прописанное сообщил и его совета и наставления просил, и то сообщение к всевысочайшему вашего императорского величества усмотрению в копии здесь всенижайше представляю.

По случаю другой присылки ко мне вышеупомянутого драгомана Османа, посылал я к Осман-паше капитана Лена для осмотра турецкого лагеря, которого неприступное положение из прошедшей войны мне очень знакомо, и что сей офицер там мог видеть и слышать, явствует в здесь приобщаемой его записке. Я велел дать Осману при отправлении 50 червонцев, сведав, к моему большому удивлению, что капитан Лен принял в подарок 120 левов, оправдайсь тем, что он не посмел отказать паше и не знал, что в мешке положено было…

Вашего императорского величества верноподданнейший

граф Петр Румянцев-Задунайский

13 ноября 1788 г., лагерь при Цецоре

Государыня всемилостивейшая!