О судьбе и доблести Македонский Александр
(9) Тут Александр совершил жертвоприношение по обрядам отечественным, устроил бег с факелами и учредил празднество с гимнастическими состязаниями. Сатрапом Сузианы он оставил перса Абулита, фрурархом на акрополе в Сузах Мазара, одного из «друзей», а стратегом Архелая, Феодорова сына; сам же отправился на персов. К морю он отправил Менета, гиппарха Сирии, Финикии и Киликии.
(10) поручив ему доставить к морю около 3000 талантов серебром, чтобы он отослал из них Антипатру столько, сколько Антипатру потребуется для войны с лакедемонянами. В это время прибыл Аминта, сын Андромена, с войском, которое он привел из Македонии. (11) Всадников оттуда Александр назначил в конницу «друзей», а пехотинцев распределил между полками, по племенам. Каждую илу он разделил на два лоха – раньше конных лохов не было, а лохагами поставил тех «друзей», которые заслужили это предпочтение своей доблестью.
Снявшись из Суз и перейдя реку Паситигр, он вторгся в землю уксиев. Те из уксиев, которые жили на равнинах и были подчинены персидскому сатрапу, сразу же покорились Александру, но так называемые горные уксии, не подчиненные персам, прислали Александру сказать, что они пропустят его с войском в Персию, только если получат от него плату, какую они получали за проход и от персидского царя.
(2) Александр отослал их, велев идти к теснинам, господство над которыми позволяет им думать, что проход в Персию находится в их власти: там они от него получат установленную плату. Он взял царских телохранителей, щитоносцев и около 8000 остальных солдат и ночью пошел, но не по известной дороге: проводниками ему были люди из Суз. (3) Пройдя по каменистой тяжелой дороге, он на рассвете напал на деревни уксиев, взял большую добычу и перебил много людей, захватив их еще в постелях.
Другие бежали в горы. Сам он спешно пошел к теснинам, где уксии рассчитывали встретить его всем народом, чтобы получить установленную плату; (4) Кратера же еще раньше он отправил занять те высоты, куда, как он думал, отступят теснимые уксии. Сам он шел с великой поспешностью, занял проходы первым и с высот повел свое выстроенное войско на варваров.
(5) Перепуганные стремительным появлением Александра, лишенные позиций, на которые они больше всего полагались, уксии бежали раньше, чем дело дошло до рукопашной. Одни во время бегства пали от руки Александровых воинов; многие убились, срываясь с обрывистой дороги. Большинство же, убежав в горы, наткнулось на солдат Кратеpa и было перебито.
(6) Получив такие дары от Александра, они с трудом выпросили у него разрешения остаться на своей земле, платя ему за это ежегодную дань. Птолемей, сын Лага, говорит, что мать Дария упросила Александра позволить им жить в этой стране. Дань на них наложена была такая: ежегодно 100 лошадей, 500 вьючных животных и 30 000 овец; денег у уксиев нет, и земли они не обрабатывают; в большинстве своем это пастухи.
Отсюда он отправил обоз, фессалийскую конницу, союзников, наемников-чужеземцев и вообще все тяжеловооруженное войско под начальством Пармениона по широкой проезжей дороге на персов. (2) Сам он с македонской пехотой, конницей «друзей», всадниками– «бегунами», агрианами и лучниками спешно двинулся через горы.
Придя к Воротам Персии, он застал там Ариобарзана, персидского сатрапа, с войском, в котором было до 40 000 пехоты и до 700 всадников. Ариобарзан перегородил Ворота стеной и расположился перед ней лагерем, чтобы не пропустить через Ворота Александра.
(3) Александр тоже стал тут лагерем. На следующий день он выстроил войско и повел его к стене, но вернулся обратно в лагерь, увидев, что штурмом взять стену нельзя. Место было неприступным; к тому же многие солдаты были ранены, так как враг поражал их сверху из машин.
(4) Пленные, однако, рассказали ему, что есть другая дорога, по которой можно обойти Ворота и оказаться по ту сторону их, но что она трудна и узка. Александр оставил в лагере Кратера с его полком, полком Мелеагра, небольшим числом лучников и 500 всадников и велел ему штурмовать стену, (5) как только он узнает, что Александр уже обошел кругом и подходит к персидскому лагерю (узнать это будет нетрудно, так как сигнал подадут ему трубы).
Сам он выступил ночью и прошел стадиев 100; отсюда, следуя за пленными, он повернул к Воротам, взяв с собой щитоносцев, полк Пердикки, совсем легко вооруженных лучников, агриан, царскую илу «друзей» и еще одну конную тетрархию. (6) Аминте, Филоте и Кену он велел вести остальное войско на равнину и сделать мост через реку, которую надлежало перейти на пути в Персию. Сам он пошел по трудной, неровной дороге, причем большую часть ее вел войско бегом.
Первый сторожевой пост варваров он перебил, напав на него до рассвета; убита была и большая часть воинов на втором посту. (7) Большинство людей с третьего поста разбежалось, и побежали они не в лагерь к Ариобарзану, а с перепугу, как были, прямо в горы, так что на заре Александр напал на вражеский лагерь совершенно неожиданно. Одновременно с его переходом через ров трубы подали знак войску Кратера, и Кратер повел людей на штурм стены.
(8) Персы попали между двух линий противника и обратились в бегство, не вступив даже в бой. Отовсюду, однако, путь им был прегражден: с одной стороны нажимал Александр, с другой наседали солдаты Кратера, так что многие вынуждены были повернуть обратно за лагерные стены, но и лагерь был уже в руках македонцев.
(9) Александр, предвидя, как все произойдет, оставил здесь Птолемея с трехтысячным отрядом пехоты, так что большинство варваров попало прямо в руки македонцев и было перебито; другие погибли, срываясь в паническом бегстве с крутых обрывов. Сам Ариобарзан с немногими всадниками бежал в горы.
(10) Александр опять с такой же поспешностью повел войско к реке, застал уже готовый мост и легко перешел с войском на другую сторону. Оттуда он спешно двинулся на Персеполь, так что успел прийти туда раньше, чем охрана расхитила казну. Захватил он казну и в Пасаргадах; она находилась в хранилищах Кира Старшего. (11) Сатрапом Персии он поставил Фрасаорта, сына Реомифра.
Дворец персидских царей сжег, хотя Парменион и советовал ему сохранить его, между прочим, и потому, что нехорошо губить собственное имущество, а также потому, что население Азии примет его не как властителя Азии, твердо решившего удержать власть над нею, а только как человека, победоносно прошедшего по стране.
(12) Александр ответил, что он желает наказать персов за то, что, вторгшись в Элладу, они разрушили Афины и сожгли храмы; за всякое зло, причиненное эллинам, они и несут теперь ответ. По-моему, однако, Александр действовал безрассудно, и не было здесь никакого наказания древним персам.
Покончив с этим, Александр пошел дальше в Мидию, так как узнал, что Дарий находится там. У Дария был такой план: если Александр останется в Сузах и Вавилоне, то и он останется здесь, в Мидии, поджидая, не возникнет ли в окружении Александра какой-нибудь заговор против него. Если же Александр бросится за ним, то он пойдет дальше в глубь страны, к парфянам, в Гирканию, вплоть до Бактрии, уничтожая все кругом и делая таким образом дальнейшее продвижение для Александра невозможным.
(2) Женщин, всякое свое имущество и крытые повозки он отправил к так называемым Каспийским Воротам, а сам с войском, которое при данных обстоятельствах смогло стянуться к нему, оставался в Экбатанах. Услышав об этом, Александр и отправился в Мидию. Вторгшись в землю паретаков[74], он подчинил их и назначил их сатрапом Оксафра, сына Абулита, сатрапа Суз.
(3) Когда в пути ему сообщили, что Дарий решил идти ему навстречу и вновь сражаться и что к нему прибыли союзники – скифы и кадусии, он распорядился, чтобы вьючные животные, их охрана и остальной обоз шли сзади, а сам с остальным войском, которое находилось в полной боевой готовности, пошел на врага. На двенадцатый день он прибыл в Мидию. (4)
Там он узнал, что у Дария боеспособного войска нет, что ни кадусии, ни скифы не пришли к нему на помощь и что Дарий решил бежать. Тогда Александр пошел еще поспешнее. На расстоянии трех дней пути от Экбатан его встретил Бисфан, сын Оха, царствовавшего над персами перед Дарием. (5) Он сообщил Александру, что Дарий уже пятый день как бежал, захватив у мидян около 7000 талантов; конницы у него около 3000, а пехоты около 6000.
Придя в Экбатаны, Александр отослал обратно к морю фессалийскую конницу и остальных союзников. Он полностью выплатил им условленную плату и еще прибавил от себя 2000 талантов. (6) Он велел составить списки тех, кто на свой страх пожелал бы и дальше оставаться у него на службе; таких оказалось немало. Эпокилу, сыну Полиида, он велел с конной охраной сопровождать уходящих до самого моря; своих лошадей фессалийцы оставили Александру.
Менету он написал, чтобы, по прибытии их к морю, он озаботился их переправой на триерах в Эвбею. (7) Пармениону он поручил переправить деньги, вывезенные из Персеполя, в Экбатаны, положить их в кремль и передать Гарпалу. Гарпала он оставил казначеем, дав ему для охраны денег около 6000 македонцев и еще небольшое число всадников и легковооруженных.
Сам же Парменион с чужеземцами, фракийцами и прочей конницей (кроме конницы, составленной из «друзей») должен был спешить через землю кадусиев в Гирканию. (8) Клиту, начальнику царской илы, он послал приказ (Клит остался в Сузах по болезни), явившись в Экбатаны, взять македонцев, которые были там оставлены для охраны денег, и идти к парфиям, куда и он сам собирался направиться.
Александр, взяв конницу, составленную из «друзей», «бегунов», наемных всадников, которыми командовал Эригий, македонскую пехоту (кроме солдат, оставленных для охраны денег), лучников и агриан, устремился за Дарием. Он очень торопился; многие солдаты, измучившись, отставали; лошади падали. (2) Он все равно шел и на одиннадцатый день прибыл в Раги: место это отстоит от Каспийских Ворот на расстоянии одного дня пути, если нестись так, как Александр.
Дарий опередил его; он был уже за Каспийскими Воротами. Из тех, кто бежал вместе с Дарием, многие покинули его во время этого бегства и вернулись каждый к себе домой; немало было и таких, которые сдались Александру. (3) Александр, узнав, что ему до Дария рукой подать, пробыл тут пять дней и дал передохнуть войску; сатрапом Мидии он назначил перса Оксидата, которого Дарий взял и посадил в Сузах в тюрьму: это обстоятельство внушило Александру доверие к Оксидату.
Сам он пошел на парфян; (4) в первый день расположился лагерем у Каспийских Ворот; на второй прошел через Ворота и двигался вперед, пока страна была обитаемой. Он запасся здесь провиантом, услышав, что дальше лежит пустыня, и послал за фуражом Кена со всадниками и небольшим числом пехотинцев.
В это время прибыл к нему из Дариева лагеря Багистан, один из знатных вавилонян; и с ним Антибел, один из сыновей Мазея. Они сообщили ему, что Набарзан, хилиарх в коннице, бежавший с Дарием, Бесс, сатрап Бактрии, и Барсаент, сатрап арахотов и дранганов[75], арестовали Дария. (2) Услышав об этом, Александр заторопился еще больше; взял только «друзей» и всадников– «бегунов», отобрав в пехоте самых сильных и быстроногих людей, и двинулся, не ожидая возвращения из фуражировки Кенова отряда.
Над оставшимся войском он поставил Кратера и велел ему идти следом за собой, не делая больших переходов. (3) У людей в его отряде было с собой только оружие и на два дня продовольствия. Александр шел целую ночь и следующий день до полудня; дав небольшой отдых войску, он опять вел его целую ночь и на рассвете прибыл в лагерь, откуда к нему выезжал Багистан. (4) Врагов он не захватил, а про Дария узнал, что его везли, как арестованного, в крытой повозке.
Власть его перешла к Бессу, и Бесса провозгласили начальником бактрийская конница и прочие варвары, бежавшие вместе с Дарием, кроме Артабаза, Артабазовых сыновей и наемников-эллинов. Они остались верны Дарию, но были не в силах помешать происходившему; поэтому они свернули с большой дороги и ушли сами по себе в горы, не желая принимать участия в затее Бесса и его сторонников.
(5) У тех же, кто захватил Дария, наметился такой план: если они проведают, что Александр их преследует, они выдадут Александру Дария и будут за это щедро вознаграждены; если же они узнают, что он повернул обратно, то они соберут самое большое войско, какое только смогут, и сообща закрепят за собой власть. В данную минуту всем распоряжается Бесс, и как родственник Дария, и как сатрап страны, в которой сейчас все произошло.
(6) Услышав об этом, Александр решил продолжать погоню, не жалея сил. Люди и лошади уже истомились от непрерывного напряжения, но он все равно шел вперед. Пройдя значительную часть дороги за ночь и за первую половину следующего дня, он к полудню оказался в селении, где накануне останавливались везшие Дария.
(7) Узнав там, что у варваров было решено продолжать путь ночью, он стал расспрашивать местных жителей, не знают ли они более короткой дороги, по которой можно догнать беглецов. Они сказали, что знают, но что по этой дороге нет воды и потому она заброшена. Он велел вести его по ней.
Понимая, что пехотинцы не смогут следовать за ним, несущимся рысью, он спешил около 500 всадников и, отобрав самых лихих пехотинцев и предводителей пехоты, велел им сесть на лошадей, оставив при себе обычное пехотное вооружение. (8) Никанору, начальнику щитоносцев, и Атталу, предводителю агриан, он приказал вести оставшихся по той дороге, по которой прошел Бесс, причем снарядить их как можно легче; остальной же пехоте следовать за ними в строю. (9) Сам он выступил перед вечером и несся рысью.
Проделав за ночь около 400 стадиев, он на рассвете наткнулся на варваров. Они шли без оружия и в беспорядке, и только немногие из них кинулись обороняться; большинство бежало без боя при одном виде Александра, да и те, кто вздумал сражаться, когда несколько человек было убито, обратились в бегство.
(10) Бесс и его единомышленники старались увезти с собой в повозке Дария, но, когда Александр уже совсем настигал их, Сатибарзан и Барсаент, нанеся Дарию множество ран, бросили его и сами бежали с 600 всадников. Дарий немного спустя умер от ран раньше, чем его увидел Александр.
Александр отослал тело Дария в Персию, распорядившись похоронить его в царской усыпальнице, где были похоронены и другие персидские цари. Сатрапом парфиев и гирканов он назначил парфия Атминапа, одного из тех, кто вместе с Мазаком сдал ему Египет. Тлеполема, сына Пифофана, одного из «друзей», он поставил наблюдать за тем, что делается в Парфии и Гиркании.
(2) Таков был конец Дария, последовавший при афинском архонте Аристофонте в месяце гекатомбеоне. Не было человека, который бы вел себя на войне так трусливо и неразумно; вообще же жестокостей он не творил, может быть, просто потому, что творить не довелось: только вступил он на царство, как пришлось ему воевать с македонцами и эллинами.
Даже при желании нельзя было издеваться над своими подданными, находясь в опасности, еще большей для себя самого, чем для них. (3) При жизни на него обрушивалась одна беда за другой; с самого начала, как он пришел ко власти, не было у него передышки.
Сразу же его сатрапы были разбиты в конном сражении при Гранике; сразу же были отняты Иония, Эолида, обе Фригии, Лидия и Кария, кроме Галикарнасса, но вскоре был взят и Галикарнасс, (4) и вдобавок еще все побережье вплоть до Киликии. Затем его собственное поражение при Иссе, где его мать, жена и дети на его глазах были взяты в плен; потеря Финикии и всего Египта; позорное бегство – одним из первых – при Арбелах и гибель большого войска, состоявшего из одних варваров.
(5) С этого времени он как беглец скитался по своей державе и умер, преданный своими близкими в самый критический момент; царь и одновременно узник, ведомый с позором, он погиб от козней, которые замыслили самые близкие ему люди.
(6) Такова была судьба Дария при жизни; когда он умер, его погребли по-царски; дети его получили от Александра такое содержание и воспитание, какое они получили бы от самого Дария, останься он царем. Александр стал ему зятем. Когда Дарий скончался, ему было около 50 лет.
Александр дождался своих войсковых частей, отставших во время погони, и отправился в Гирканию. Страна эта лежит влево от дороги, ведущей в Бактрию. Ее закрывают высокие лесистые горы; равнина за ними простирается до самого Великого моря. Александр отправился в Гирканию, узнав, что чужеземцы, находившиеся на службе у Дария, бежали в горы, к тапурам; он хотел подчинить заодно и тапуров.
(2) Войско свое он разделил на три части; большую и наиболее легкую часть его он повел по самой короткой и очень трудной дороге; Кратера с его полком, полком Аминты, лучниками, какие были, и немногочисленной конницей он послал на тапуров; Эригию он приказал идти с чужеземцами и остальной конницей по самой длинной проезжей дороге, взяв с собой повозки, обоз и все прочее.
(3) Перевалив через первые горы и разбив там лагерь, он взял с собой щитоносцев, самых быстроходных пехотинцев-македонцев, лучников, какие у него были, и пошел с ними по трудной, почти непроходимой дороге. В тех местах, где казалось ему, есть какая-то опасность, он оставлял сторожевые посты, чтобы варвары, засевшие в горах, не смогли здесь напасть на тех, кто этим путем шел.
(4) Сам он вместе с лучниками, пройдя через ущелье, расположился лагерем у маленькой речки. Здесь к нему явились и сдались Набарзан, Дариев хилиарх, Фратаферн, сатрап Гиркании и Парфии, и другие знатнейшие персы из свиты Дария. (5) Александр пробыл в лагере четыре дня, дожидаясь отставших в дороге. Все прошли беспрепятственно, кроме агриан, составлявших сторожевой арьергард: на них напали варвары, сидевшие в горах; они, однако, вскоре скрылись, не устояв перед дротиками и стрелами.
(6) Снявшись оттуда, Александр пошел на Гирканию, направляясь в город гирканов Задракарты. Здесь с ними соединилось войско Кратера, которое чужеземных отрядов Дария не встретило, но землю, через которую шло, частью покорило, частью же население сдалось само. Явился тут и Эригий с обозом и повозками.
(7) Немного спустя к Александру прибыл Артабаз, сыновья его, Коф, Ариобарзан и Арсам, и с ними послы от чужеземных войск, бывших на службе у Дария, а также Автофрадат, сатрап тапуров. Автофрадату он отдал его сатрапию; Артабаза и его детей принял с почестями, принимая во внимание их знатность и верность Дарию.
(8) Послам же от эллинов-наемников, просившим у него мира для всего их войска, он ответил, что соглашения с ними он никакого не заключит, потому что, воюя вместе с варварами против Эллады, они нанесли ей великую обиду и нарушили постановления эллинов. Пусть они все явятся и сдадутся на волю Александра или ищут спастись как могут.
(9) Послы ответили, что они отдают себя и всех остальных на волю Александра; они просят дать их отряду командира, который беспрепятственно сопроводит их к Александру: в отряде их будет тысячи полторы. Александр отправил к ним Андроника, сына Агерра, и Артабаза.
Сам он пошел на мардов, имея при себе щитоносцев, лучников, агриан, полки Кена и Аминты, половину конницы «друзей» и всадников-дротометателей: у него был уже такой полк. (2) Он прошел значительную часть страны мардов; убегавшие были в большом числе перебиты, сопротивлявшиеся в большом числе взяты в плен.
С давних пор никто не вторгался войной в их землю, потому что проникнуть в нее трудно; марды – народ бедный и потому воинственный. Они не боялись, что Александр вторгнется к ним, даже и тогда, когда он подошел совсем близко; тем легче их захватили врасплох.
(3) Многие бежали в горы, – а горы у них в стране очень высокие и крутые, рассчитывая, что уж туда-то Александр не дойдет. Когда же он пришел туда, они послали к нему послов, сдались сами и сдали ему свою страну. Александр смиловался над ними, а сатрапом назначил им Автофрадата, того самого, что назначен был к тапурам.
(4) Вернувшись в лагерь, откуда он пошел походом на землю мардов, он застал там эллинов-наемников и лакедемонских послов, посланных к царю Дарию: Каллистратида, Павсиппа, Монима, Ономанта и афинянина Дропида. Он задержал их и посадил под стражу; посольство же из Синопа отпустил, потому что Синоп не участвовал в общеэллинском союзе и, находясь под властью персов, не совершил ничего неподобающего, послав посольство к своему царю.
(5) Отпустил он и тех эллинов, которые поступили на службу к персам до заключения мира и союза с Македонией; посла халкидонян Гераклида отпустил тоже. Остальным велел наняться на службу к нему; начальником над ними он поставил Андроника, который привел их и на деле показал свое благородство, спасая этих людей.
Покончив с этим, он пошел в Задракарты, самый большой город Гиркании, где находился и царский дворец. Проведя там 15 дней, принеся, как и положено, жертвы богам и установив празднество с гимнастическими состязаниями, он пошел к парфиям, а оттуда к границам Арии и в Сузию, город Арии, куда явился к нему Сатибарзан, сатрап ариев.
(2) Александр оставил ему сатрапию, но послал с ним Анаксиппа, одного из «друзей», которому дал около 40 всадников-дротометателей, чтобы поставить по селениям сторожевые посты – во избежание обид, которые могло причинить ариям войско, проходящее мимо.
(3) Тут к нему пришли какие-то персы, которые сообщили, что Бесс надел высокую тиару и персидскую столу, называет себя не Бессом, а Артаксерксом, и говорит, что он – царь Азии. К нему собрались персы, бежавшие в Бактрию, много бактрийцев, и он поджидает прихода скифов-союзников.
(4) Александр, имея при себе уже все свое войско, тут же пошел на Бактрию, куда из Мидии прибыл к нему Филипп, сын Менелая, с наемной конницей, которой он командовал, фессалийцами, пожелавшими остаться у Александра, и чужеземцами, наемниками Андромаха.
Никанор, сын Пармениона, начальник щитоносцев, скончался от болезни. (5) Александр собрался уже в Бактрию, когда получил известие о том, что Сатибарзан, сатрап ариев, убил Анаксиппа и его всадников-дротометателей, вооружил ариев и собрал их в городе Артакоане, где у ариев был царский дворец. Узнав о продвижении Александра, он решил идти со своим войском к Бессу, чтобы вместе с ним напасть, где придется, на македонцев.
(6) Получив такое известие, Александр не пошел в Бактрию, а с конницей «друзей», всадниками-дротометателями, лучниками, агрианами и полками Аминты и Кена спешно двинулся на Сатибарзана и ариев (прочее войско он оставил на месте под командой Кратера). Пройдя за два дня около 600 стадиев, он подошел к Артакоане.
(7) Сатибарзан узнал, что Александр близко; испугавшись его стремительного продвижения, он бежал с несколькими всадниками-ариями, но большинство воинов покинуло его во время этого бегства, так как им тоже стало известно, что подходит Александр. Александр, разузнав, кто принимал участие в этом восстании и теперь покинул свои селения, разослал за ними во все стороны стремительную погоню; одних он казнил, других обратил в рабство.
Сатрапом ариев он назначил Арсака-перса. (8) Сам он с войском, которое оставил с Кратером и которое теперь прибыло, пошел в землю зарангов и достиг того места, где находился дворец их царей. Барсаент, управлявший тогда этой страной, один из убийц Дария, узнав о появлении Александра, бежал к индам, живущим за рекой Индом. Инды поймали его и отослали к Александру, который казнил его за измену Дарию.
Тут Александр узнал о заговоре Филоты, сына Пармениона. Птолемей и Аристобул рассказывают, что об этом ему доносили и раньше, еще в Египте, но Александр ничему не поверил: старинная дружба, почет, оказываемый им Пармениону, отцу Филоты, доверие к самому Филоте – все делало донос не заслуживающим доверия. (2) Птолемей, сын Лага, рассказывает, что Филоту ввели в собрание македонцев; Александр горячо его обвинял, Филота защищался.
Выступили люди, раскрывшие этот заговор; они еще привели явные улики, изобличавшие Филоту и его единомышленников, но больше всего изобличило его собственное признание в том, что он знал о готовящемся против Александра заговоре и не сказал о нем ни слова, хотя по два раза на дню бывал у Александра в палатке.
(3) Филоту и других участников этого заговора македонцы поразили дротиками; что касается Пармениона, то Полидамант, один из «друзей», отправлен был с письмом от Александра к стратегам Мидии Клеандру, Ситалку и Мениду: к ним переходило начальство над войском, которым командовал Парменион.
(4) Они же и убили Пармениона, может быть, потому, что Александр считал невероятным, чтобы Парменион не принимал участия в замыслах сына, а может быть, потому, что если он в нем и не участвовал, то теперь, после гибели сына, страшно было бы оставлять его в живых: слишком высоко ценил его не только Александр, но и все войско, не только македонское, но и чужеземное; часто в очередь и без очереди командовал он ими по приказу Александра и к общему удовольствию.
Рассказывают, что тогда же привлечены были к суду Аминта, сын Андромена, Полемон, Аттал и Симмия, братья Аминты, как участники заговора против Александра: они были близкими друзьями Филоты. (2) Обвинение казалось толпе тем справедливее, что Полемон, один из братьев Аминты, после ареста Филоты перебежал к врагам. Аминта же с остальными братьями явился на суд, энергично защищался перед македонцами, и обвинение с него было снято.
Оправданный, он тут же обратился к собранию с просьбой разрешить ему отправиться за братом и привести его к Александру. (3) Македонцы позволили. Аминта ушел в тот же день и привел Полемона. Это сняло с него уже всякое подозрение. Вскоре, однако, осаждая какое-то селение, он был ранен стрелой и скончался от раны, так что оправдание не принесло ему ничего, кроме доброго имени.
(4) Александр поставил над «друзьями» двух гиппархов: Гефестиона, сына Аминтора, и Клита, сына Дропида, и разделил полк «друзей» на две части: он не хотел вручить командование такой большой конницей, – тем более что по своему значению и качествам она занимала в конном войске первое место, – одному человеку, хотя бы и самому близкому. Он пришел к народу, который в древности звался ариаспами[76], а потом был переименован в эвергетов[77], потому что они содействовали Киру, сыну Камбиза, в его походе на скифов.
(5) Александр с уважением отнесся к тем, чьи предки помогли Киру. Убедившись, что их общественная жизнь вовсе не похожа на жизнь других местных варваров, что и они блюдут справедливость наравне с лучшими людьми Эллады, он оставил им их независимость и прибавил им соседней земли, сколько они захотят, – хотели же они немного, да и попросили не сами. Здесь он принес жертву Аполлону; заподозрив Деметрия, одного из телохранителей, в причастии к заговору Филоты, он арестовал его и назначил телохранителем вместо Деметрия Птолемея, сына Лага.
Покончив с этим, он пошел в Бактрию на Бесса, подчинив себе по пути дрангов и гадросов. Подчинил он и арахотов; сатрапом же у них поставил Менона. Он дошел до земли индов, живущих по соседству с арахотами. Войско истомилось, проходя по этим землям: лежал глубокий снег и не хватало еды. (2) Узнав, что арии опять восстали, так как к ним явился Сатибарзан с конницей в 2000 человек, полученной от Бесса, он послал против них перса Артабаза, а из «друзей» – Эригия и Карана.
Фратаферну, сатрапу парфиев, он приказал вместе с ними ударить на ариев. (3) Произошла жестокая битва между отрядами Эригия и Карана и войском Сатибарзана; варвары отступили не раньше, чем пал вместе с Эригием Сатибарзан, пораженный в лицо копьем Эригия. Тут они кинулись бежать сломя голову.
(4) Александр подошел к горе Кавказ, где основал город и назвал его Александрией[78]. Принеся там жертву богам, каким у него было положено, он перевалил через гору Кавказ; сатрапом в этой стране он назначил Проекса-перса и оставил «надзирателем» Нилоксена, сына Сатира, одного из «друзей», с войском.
(5) Гора Кавказ, по словам Аристобула, выше всех гор в Азии; значительная часть ее, по крайней мере в этом месте, лишена растительности. Простирается эта гора на большое расстояние, так что Тавр, который отделяет Киликию от Памфилии, считается отрогами Кавказа, так же как и другие высокие горы, отходящие от Кавказа и носящие у разных народов разные названия.
(6) На этом Кавказе, по словам Аристобула, растут только теребинты и сильфий. Тем не менее людей здесь много; они держат множество овец и скота. Овцы очень любят сильфий: если овца издали зачует сильфий, она бежит к нему, откусывает цветок, вырывает корень и съедает его.
(7) Поэтому в Кирене отары отгоняют как можно дальше от мест, где у них растет сильфий. Некоторые даже огораживают такие места, чтобы овцы, если они даже и подойдут вплотную, не могли туда проникнуть: сильфий в Кирене очень ценится.
(8) При Бессе находились: персы, принимавшие участие в аресте Дария, около 7000 бактрийцев и дай, народ, живущий за Танаисом. Он опустошил земли у подножия Кавказа; пустыня, в которую он превратил область, лежавшую между ним и Александром, должна была, по его расчетам, удержать Александра от продвижения вперед.
(9) Александр, однако, продвигался, правда, с трудом, потому что лежал глубокий снег и не хватало самого необходимого, но тем не менее, он шел вперед. Бесс, когда ему сообщили, что Александр уже близко, переправился через реку Окс[79]; суда, на которых они переправились, сжег и ушел в согдийскую землю, в Навтаки.
(10) За ним последовали Спитамен, Оксиарт с согдийскими всадниками и даи с Танаиса. Бактрийские всадники, узнав, что Бесс решил бежать, разошлись в разные стороны к себе по домам.
Александр прибыл в Драпсак, дал войску отдохнуть и повел его на Аорн и Бактры: это самые большие города в бактрийской земле. Взял он их с ходу; в Аорне в кремле оставил гарнизон под начальством Архелая, Андроклова сына, одного из «друзей». Над остальными бактрийцами, которые сдались почти без сопротивления, он поставил сатрапом перса Артабаза.
(2) Сам он пошел к реке Оксу. Окс течет с горы Кавказ; это самая большая река в Азии из тех, до которых доходил Александр со своим войском, кроме индийских: в Индии реки вообще самые большие. Впадает Окс в большое море в Гиркании.
(3) Александр собирался приступить к переправе и увидел, что переправиться через эту реку нигде невозможно: шириной она была, по крайней мере, в 6 стадиев, а глубина ее не соответствовала ширине; она была гораздо глубже, с песчанистым дном, и таким сильным течением, что оно легко выворачивало колья, которые загоняли в дно, тем более что они некрепко сидели в песке.
(4) Положение особенно затруднял недостаток леса, а подвоз его издалека для сооружения моста потребовал бы очень долгого времени.
Александр велел собрать шкуры, из которых были сделаны палатки, набить их самой сухой травой, завязать и зашить так тщательно, чтобы вода не могла проникнуть внутрь. Эти набитые и зашитые меха оказались вполне пригодными для переправы, и за пять дней войско перебралось с ними на тот берег.
(5) Перед переправой через реку он отобрал среди македонцев людей пожилых и уже негодных к военной службе и отправил их домой вместе с фессалийцами, добровольно оставшимися у него на службе. Отправил он к ариям Стасанора, одного из «друзей», приказав ему арестовать Арсака, сатрапа ариев (ему казалось, что Арсак злоумышляет против него), и занять его место.
(6) Перейдя через Окс, Александр спешно направился туда, где, по его сведениям, находился Бесс с войском. В это время к нему пришли от Спитамена и Датаферна сказать, что если он пошлет им хотя бы небольшой отряд с его начальником, то они схватят Бесса и передадут его Александру. Он и сейчас у них под стражей, хотя они еще и не надели на него цепей.
(7) После такого известия Александр дал войску передохнуть и повел его медленнее, чем раньше, а Птолемею, сыну Лага, приказал спешить к Спитамену и Датаферну; он дал ему три гиппархии «друзей» и всех конных дротометателей, а из пехоты Филотов полк, хилиархию щитоносцев, всех агриан и половину всех лучников.
Птолемей двинулся, как ему было приказано, и, проделав за четыре дня расстояние, которое положено проходить за десять дней, прибыл в лагерь, где накануне ночевал Спитамен со своими варварами.
Тут Птолемей узнал, что у Спитамена и Датаферна отнюдь не было твердого решения выдать Бесса. Он приказал пехоте следовать за ним в строю, а сам с конницей поскакал в селение, где находился Бесс с небольшим числом воинов. (2) Спитамен со своим отрядом уже ушел оттуда; им было стыдно выдать Бесса собственными руками. Птолемей окружил селение своими всадниками (оно было обведено стеной с воротами) и объявил варварам, находившимся там, что они останутся целыми и невредимыми, если выдадут Бесса.
Они впустили отряд Птолемея к себе. (3) Птолемей, забрав Бесса, пошел обратно и отправил вперед гонца к Александру с вопросом, в каком виде следует представить Александру Бесса. Александр приказал вести его голым, в ошейнике и поставить справа от дороги, по которой Александр должен был пройти с войском. Птолемей так и сделал.
(4) Александр, увидев Бесса, остановил свою колесницу и спросил его, почему он Дария, своего царя и к тому же родственника и благодетеля, сначала арестовал и вез в цепях, а затем убил. Бесс ответил, что поступить так решила вся свита Дария – не он один, рассчитывая таким образом войти в милость у Александра. (5) После этих слов Александр велел бичевать его, а глашатаю разгласить те обвинения, которые он предъявил Бессу в своем допросе.
Бесса после этого бичевания отослали в Бактры на казнь. Так пишет о Бессе Птолемей. Аристобул же рассказывает, что Бесса привели к Птолемею Спитамен и Датаферн и что они передали его Александру голого и в ошейнике.
(6) Александр, пополнив конницу местными лошадьми (у него пало много лошадей при перевале через Кавказ и во время похода к Оксу и за Оксом), пошел в Мараканды[80] – это столица Согдианы. (7) Оттуда он двинулся к реке Танаису. Истоки этого Танаиса, который местные варвары называют еще, по словам Аристобула, Орксантом, находятся тоже на горе Кавказ; впадает и эта река в Гирканское море.
(8) Должен быть еще другой Танаис, о котором историк Геродот пишет, что это восьмая река у скифов: она вытекает из большого озера, а впадает в озеро еще большее; называется оно Меотийским. Некоторые говорят, что этот Танаис является границей между Европой и Азией; (9) по их мнению, Меотийское озеро выходит из глубины Эвксинского моря, и в это озеро и впадает Танаис, разделяющий Азию и Европу, подобно тому как море между Гадирами и ливийскими номадами, живущими напротив Гадир, отделяет Ливию от Европы; по их же мнению, Ливия отделена от остальной Азии рекой Нилом.
(10) Здесь некоторые македонцы, ушедшие за фуражом и рассеявшиеся, были убиты варварами, которые затем бежали на гору, недоступную и со всех сторон отвесную. Было их тысяч около 30. Александр пошел на них с самыми легкими на ходу воинами. (11) Македонцы неоднократно пытались взобраться на гору; сначала они под стрелами варваров отступили назад: много людей было ранено; у самого Александра насквозь было пробито бедро; стрела отколола часть кости.
Тем не менее гора была взята. Часть варваров македонцы перебили тут же на месте; многие погибли, бросаясь вниз со скал, так что из 30 000 уцелело не больше 8000 человек.
Книга четвертая
Несколько дней спустя к Александру пришло посольство от скифов, именуемых абиями (Гомер воспел их в своей поэме, назвав справедливейшими людьми; они живут в Азии, независимы – в значительной мере благодаря бедности и справедливости), и также от европейских скифов; это самое большое племя, живущее в Европе.
(2) С ними Александр отправил кое-кого из «друзей» под предлогом заключения дружбы; настоящая же цель этого посольства была в том, чтобы познакомиться с природой скифской земли и узнать, велико ли народонаселение, каковы его обычаи и с каким вооружением выходит оно на войну.
(3) Сам он решил основать на реке Танаисе город, назвав и его своим именем. Место это показалось ему подходящим для города, который станет расти, будет превосходно защищен от возможного нападения скифов и станет для страны оплотом против набегов живущих за рекой варваров. (4) Что город станет большим, за это ручалось и обилие поселенцев, которых он хотел собрать здесь, и блеск его имени.
И вот в это время варвары, живущие по соседству с рекой, захватили и перебили гарнизоны македонских солдат, стоявших по их городам, а города эти стали укреплять еще больше. (5) В этом восстании приняли участие и многие согдийцы, которых подняли те, кто захватили Бесса; они же привлекли на свою сторону и часть бактрийцев.
Может быть, они действительно боялись Александра, а может быть, только ссылались, как на причину восстания, на приказ Александра собраться всем начальникам этой страны в Зариаспах, самом большом городе; по их мысли, собрание это созывалось с целями недобрыми.
Получив эти известия, Александр приказал каждому пехотному лоху изготовить в числе, ему указанном, лестницы, а сам двинулся к ближайшему от лагеря городу, который назывался Газа. Говорили, что варвары сбежались из окрестностей в семь городов. (2) Кратера он послал под Кирополь[81], самый большой из них; там варваров собралось больше всего.
Ему было приказано разбить лагерь вблизи города, окопать его вокруг, обвести валом и сколотить потребное количество машин; пусть городское население будет поглощено мыслями о войне с Кратером и окажется не в состоянии подать помощь другим городам. (3) Сам он, подойдя к Газе, приказал с ходу брать город приступом, приставив повсюду кругом к его стенам, невысоким и сбитым из глины, заранее изготовленные лестницы.
В то время как пехота шла на приступ, пращники, стрелки из лука и дротометатели сбивали со стен бойцов; летели в них и стрелы с машин. Очень скоро град стрел согнал со стены ее защитников; македонцы быстро приставили лестницы и взошли на стену.
(4) Всех мужчин перебили – это был приказ Александра, женщин, детей и прочую добычу забрали себе солдаты. Отсюда он сразу же пошел на второй, соседний город, который и взял таким же образом и в тот же день; побежденных ждала та же участь. Александр пошел к третьему городу и взял его с первого же приступа на следующий день.
(5) В это же самое время, пока он занимался со своей пехотой этими городами, он отправил конницу к двум другим соседним городам, приказав никого оттуда не выпускать, чтобы никто не узнал о взятии соседних городов, а также о его скором прибытии, и чтобы, обратившись в бегство, жители от него не ускользнули. Все произошло так, как он и предполагал; конницу свою он послал с правильным расчетом.
(6) Когда варварское население двух еще не взятых городов увидело дым, поднимавшийся над соседними подожженными городами, и к ним прибежало несколько очевидцев штурма, спасшихся среди общего разгрома, – тогда все, как были, толпой кинулись бежать из этих городов, наткнулись на стройные ряды всадников и были в большинстве своем изрублены.
Взяв таким образом за два дня пять городов и поработив население, Александр пошел к самому большому их городу – городу Кира. Он, как и полагалось созданию Кира, был обведен стеной, более высокой, чем остальные; туда собралось большинство варваров, причем самых воинственных, и взять его македонцам с ходу было бы не так легко. Александр подвел к стене машины и думал, пробив в этом месте стену, через проломы, образующиеся один за другим, ворваться в город.
(2) Тут, однако, он обратил внимание на реку, которая протекала через город и от зимних дождей становилась полноводной, но теперь совершенно пересохла. Стены не перегораживали ее русла вплотную, так что солдаты могли по нему подлезть в город.
Александр взял с собой телохранителей, щитоносцев, лучников и агриан; варвары обратили все свое внимание на машины, оборонялись в том месте, где они стояли, и он, никем не замеченный, с малым числом людей по руслу этой реки вошел в город.
(3) Разбив изнутри ворота, находившиеся рядом с этим местом, они сразу же впустили и остальное войско. Варвары, видя, что город уже взят, все же обратились на Александра и его воинов. Завязалась жестокая схватка; Александр был тяжело поражен в голову и шею камнем, Кратер и многие военачальники ранены стрелами. Тем не менее варваров с площади оттеснили, (4) а в это время осаждавшие овладели стеной, на которой уже не было защитников.
Около 8000 врагов погибло при первом же захвате города; остальные (всего сошлось сюда около 15 000 воинов) бежали в кремль. Александр окружил их и продержал там в течение одного дня; они сдались, так как у них не было воды.
(5) Седьмой город он взял с ходу; по словам Птолемея, жители сдались сами; Аристобул же рассказывает, что и он был взят приступом и что перебили всех, кого там захватили. Птолемей же говорит, что Александр роздал людей своим солдатам и приказал им держать их в цепях до тех пор, пока он не уйдет из этой страны: пусть не останется никого из участников восстания.
(6) В это время на берега Танаиса прибыло войско азиатских скифов; многие прослышали о восстании варваров, живущих за рекой, и собирались и сами напасть на македонцев, если восстание окажется действительно серьезным. Пришло известие о том, что Спитамен осадил гарнизон, оставленный в кремле Мараканд.
(7) Александр отправил на Спитамена, Андромаха, Менедема и Карана, дав им около 60 всадников– «друзей» и 800 наемников, которыми командовал Каран; наемников же пехотинцев дал он около полутора тысяч. К ним прикомандировал он переводчика Фарнуха, родом ликийца; он хорошо знал язык местных варваров и вообще умел, по-видимому, с ними обращаться.
Александр занялся задуманным городом; за 20 дней он обвел его стеной и поселил там эллинских наемников, тех из соседей-варваров, которые пожелали там поселиться, и тех македонских солдат, которые уже не годились для военной службы. Принеся, как было у него в обычае, жертву богам, он установил празднество с гимнастическими и конными состязаниями.
Александр увидел, что скифы не уходят от реки (2) и даже пускают через нее стрелы (река была неширокой), причем, хвастаясь, по варварскому обычаю, дразнят его, крича, что со скифами он схватиться не посмеет, а то придется ему узнать, какая разница между скифами и азиатскими варварами. В раздражении он решил перейти реку и напасть на них и стал готовить меха для переправы.
(3) Когда, однако, намереваясь переправиться, он стал совершать жертвоприношения, то знамения оказались неблагоприятными. Его это очень раздосадовало, но все-таки от переправы он удержался. Скифы не оставляли его в покое. Александр опять принес жертву, собираясь перейти через реку, и Аристандр-прорицатель опять сказал, что ему грозит беда.
Александр ответил, что лучше ему пойти на смерть, чем, покорив почти всю Азию, стать посмешищем для скифов, как стал им когда-то Дарий, отец Ксеркса. Аристандр ответил, что знамения, посылаемые божеством, он не может толковать по-другому, только потому, что Александру хочется услышать другое.
(4) Меха для переправы были готовы; войско в полном вооружении стояло у реки, и машины по данному знаку стали метать стрелы в скифов, скакавших на лошадях по берегу. Некоторые были ранены; одному стрела пробила насквозь щит и панцирь, и он упал с лошади.
Скифы испугались стрел, летящих на такое большое расстояние, и того, что богатырь их убит, и отошли немного от берега. (5) Александр, видя их смятение, начал переправу под звуки труб; он шел впереди, войско за ним следовало. Он распорядился, чтобы первыми на берег вышли лучники и пращники: они должны были камнями и стрелами удерживать скифов и не давать им приблизиться к выходящим на берег пехотинцам до тех пор, пока не переправится вся конница.
(6) Когда все оказались на берегу, он пустил на скифов сначала одну гиппархию чужеземцев и четыре илы солдат, вооруженных сариссами. Скифы встретили их, окружили на своих лошадях, поразили – многие немногих – и скрылись беспрепятственно. Александр ввел между рядами всадников лучников, агриан и прочих легко вооруженных воинов, которыми командовал Балакр, и повел их на скифов.
(7) Когда они сблизились, он приказал трем гиппархиям «друзей» и всем конным дротометателям броситься на скифов. Сам он поспешно повел остальную конницу, построив ее глубокими рядами; теперь взять ее в окружение, как раньше, скифы уже не могли: одновременно с нападением конницы, легко вооруженные воины, перемешанные со всадниками, не давали скифам возможности увернуться и напасть снова.
И тут у скифов началось поголовное бегство. (8) Их пало около тысячи, в том числе один из их предводителей, Сатрак; в плен взято было человек полтораста. Врага преследовали стремительно, и воины замучились от сильной жары; все войско терпело жажду, и сам Александр на скаку пил воду, какая там была. (9) А была эта вода плохой, и у него началось сильное расстройство.
Поэтому и не удалось догнать всех скифов; я думаю, что если бы Александр не заболел, то их всех бы перебили во время их бегства. Он же в чрезвычайно тяжелом состоянии был отнесен обратно в лагерь. Так исполнилось предсказание Аристандра.
В скором времени к Александру явились послы от скифского царя с извинениями в том, что произошло: действовал ведь не скифский народ в целом, а шайки разбойников и грабителей; царь же готов исполнить все, что прикажет Александр. Александр ответил ему любезными словами: он доверяет ему, но ему кажется, что лучше не прекращать движения на врага и несвоевременно было бы его в данное время прекратить.
(2) Спитамен со своими воинами напал на маракандский кремль, охраняемый македонцами; они сделали вылазку, убили какое-то количество врагов, отогнали всех и без всякого ущерба для себя отступили в кремль. (3) Когда же Спитамену донесли, что уже приближается отряд, посланный Александром в Мараканды, он оставил осаду кремля и ушел на север Согдианы, Фарнух и его стратеги, торопившиеся изгнать его совсем из страны, следовали за ним до границ Согдианы и напали, вопреки здравому смыслу, на скифов-кочевников.
(4) Спитамен, набрав еще около 600 скифских всадников, ободренный союзом со скифами, решил сразиться с наступающими македонцами. Став на равнине около скифской пустыни, он не захотел, однако, ни ждать вражеского нападения, ни самому напасть на врагов; всадники его только скакали вокруг пехоты и пускали в нее стрелы. (5) Они без труда ускользали от наседавших Фарнуховых воинов, потому что лошади у них были быстрее и на ту пору свежее; у Андромаха конница, бывшая все время в пути и не имевшая достаточно фуража, была изнурена.
Скифы энергично нападали и на тех, кто удерживал позиции, и на тех, кто отступал. (6) Много людей было ранено стрелами, были и убитые, наконец, войско, выстроившись квадратом, отошло к реке Политимету, где находился лес, куда не могли проникнуть стрелы варваров и где от пехоты было больше пользы.
(7) Каран-гиппарх, ничего не сказав Андромаху, начал переходить реку, чтобы поместить конницу под ее прикрытием; пехота пошла за конницей, не получив на то никакого приказа; воины спускались в реку по обрывистым берегам, перепуганные и в полном беспорядке. (8) Варвары, заметив промах македонцев, стали вместе с лошадьми кидаться в реку с обеих сторон переправы.
Одни преследовали тех, кто уже переправился через реку и отошел от нее; другие же, выстроившись фронтом против переправляющихся, сбрасывали их обратно в воду, или пускали в них стрелы с флангов, или кидались сзади на входящих в реку. Македонцы, оказавшись в безвыходном положении, бросились к небольшому островку посреди реки. Скифы и воины Спитамена окружили их и всех перестреляли из луков; небольшое число, впрочем, взяли в плен, но и их всех убили.
Аристобул рассказывает, что значительная часть войска погибла, попав в засаду, устроенную скифами, которые спрятались в зарослях и напали из своего укрытия на македонцев как раз в разгар схватки. Варвары воспользовались смятением и беспорядком в войске и перебили всех: спаслось не больше 40 всадников и человек 300 пехотинцев.
Дело было в том, что Фарнух хотел передать командование македонцам, которые были с ним вместе отправлены, под тем предлогом, что он в военном деле человек несведущий и послан Александром больше для воздействия на варваров, чем для ведения войны; они же, македонцы и «друзья» царя.
(2) Андромах, Каран и Менедем, не приняли, однако, командования, боясь, как бы не показалось, что они нарушают приказы Александра и своевольничают, а кроме того, в эту страшную минуту они хотели, в случае поражения, отвечать каждый только за себя, а не нести в качестве плохих военачальников ответственность за все.
(3) Когда Александру донесли об этом поражении, горькая судьба воинов очень его опечалила, и он решил стремительно идти на Спитамена и его варваров. Взяв с собой половину конницы «друзей», всех щитоносцев, лучников, агриан и самых быстроходных пехотинцев, он пошел к Маракандам, куда, по его сведениям, Спитамен вернулся и вновь осаждает кремль.
(4) Александр прошел за три дня 1500 стадиев и на рассвете четвертого подошел к городу. Спитамен со своим войском при известии о приближении Александра не стал его ждать, а бежал из города. (5) Александр преследовал его по пятам.
Придя на то место, где происходила битва, он похоронил павших солдат так, как позволяли это обстоятельства, и гнался за убегавшими вплоть до самой пустыни. Повернув оттуда обратно, он опустошил страну, а варваров, скрывшихся в свои крепостцы, перебил, потому что, как ему сообщили, и они участвовали в нападении на македонцев.
Он прошел по всей стране, которую орошает река Политимет. (6) Там, где вода в реке исчезает, начинается пустыня. Исчезает же вода, несмотря на свое обилие, потому, что теряется в песках. Так же теряются там и другие; большие и непересыхающие реки, например, Эпард, протекающий через землю мардов, Арий, по имени которого названа земля ариев, и Этимандр, протекающий через землю «Благодетелей».
(7) А среди этих рек нет ни одной, которая была бы меньше Пенея, фессалийской реки, которая протекает через Темпейскую долину и впадает в море. Политимет же гораздо больше Пенея.
Покончив со здешними делами, Александр прибыл в Зариаспы. Здесь он оставался, пока зима не сломалась. За это время у него побывали Фратаферн, парфийский сатрап, и Стасанор, отправленный к ариям для поимки Арсака. Арсака привели в цепях, как и Бразана, которого Бесс поставил парфийским сатрапом; привели и некоторых других участников восстания Бесса.
(2) Тогда же вернулись Эпокилл, Меламнид и Птолемей, стратег фракийцев, которые сопровождали до моря деньги, отправленные с Менетом, и союзников. Вернулись тогда же Асандр и Неарх с войском из эллинских наемников. Бесс, сирийский сатрап, и Асклепиодор, гиппарх с побережья, и тоже с войском.
(3) Тут Александр собрал совет из присутствующих и велел ввести Бесса. Он обвинил его в измене Дарию, приказал обрубить нос и кончики ушей, отвести его в Экбатаны и там казнить перед толпой мидян и персов.
(4) Я не одобряю этого жестокого наказания и считаю варварским обычай увечить человеческое тело; я знаю, что Александр увлекся мидийской и персидской роскошью и жизнью варварских царей, совершенно отличной от жизни подданных, и я порицаю его за то, что он, Гераклид родом, сменил родную македонскую одежду на мидийскую. Порицаю и за то, что он не постыдился вместо головного убора, который он, победитель, носил издавна, надеть тюрбан побежденных персов.
(5) Великие дела Александра я привожу в свидетельство того, что ни физическая крепость, ни знатность рода, ни военное счастье, даже большее, чем у Александра, ни присоединение Ливии к Азии (Александр думал объехать их вокруг по морю и овладеть ими), ни обладание Европой, Азией и Ливией – ничто не дает человеку счастья, если этот человек, совершая великие, как кажется, дела, не обладает в то же время уменьем себя обуздывать.
Тут своевременно рассказать о насильственной смерти Клита, Дропидова сына (хотя она и случилась несколько позже), и о беде, постигшей в данном случае Александра. Наступил праздник в честь Диониса, который справляют македонцы; Александр ежегодно приносил на этом празднике жертву Дионису.
(2) Рассказывают, что в этот раз он презрел Диониса и принес жертву Диоскурам, определив с этого времени приносить жертву Диоскурам. Когда пирушка была в разгаре (у Александра уже вошло в привычку пировать по-новому, по-варварски), зашла речь о Диоскурах и о том, что родителем их считается Зевс, а Тиндару отказано в праве считаться их отцом.
(3) Некоторые из присутствующих, льстя Александру (такие люди были и всегда будут проклятьем для царей), заявили, что Полидевка с Кастором нельзя и сравнивать с Александром, а дела их – с его подвигами. Досталось от них на пирушке и Гераклу; зависть, по их словам, становится на пути живых и мешает современникам воздать им должный почет.
(4) Клит явно и уже давно огорчался и растущей склонностью Александра к варварским обычаям, и лестью, которую ему расточали. Тут, сам разгоряченный вином, он заявил, что не позволит ни кощунствовать, ни принижать дела древних героев и преувеличивать таким недостойным образом достоинство Александра.
(5) Да Александр и не совершил таких великих и дивных дел, которые содеяли они; то, что он сделал, – в значительной части дело македонцев. Александр обиделся на эти слова. И я не одобряю этой речи; по-моему, достаточно было среди общего опьянения самому сидеть молча и не подпевать лживым и льстивым речам.
(6) Когда же некоторые стали припоминать то, что сделал Филипп, и совершенно несправедливо называть дела его ничтожными и не заслуживающими удивления, таким образом угождая Александру, Клит, уже совершенно вне себя, стал превозносить Филиппа и принижать Александра и его дела. Был он уже совсем пьян, всячески поносил Александра и, между прочим, похвалялся, что он спас Александра в конном бою при Гранике.
(7) Дерзко протянув вперед свою правую руку, он воскликнул: «Вот эта самая рука, Александр, тогда спасла тебя!» Александр, уже не в силах переносить дальше пьяные дерзости Клита, в гневе вскочил, но его удержали собутыльники. Клит не унимался.
(8) Александр крикнул щитоносцев. Никто не явился на зов, и Александр заявил, что он находится в том же положении, в каком был Дарий, когда Бесс и его единомышленники схватили и вели его и он оставался царем только по имени. Теперь «друзья» не могли его удерживать; он вскочил и, по словам одних, выхватив копье у одного из телохранителей, ударил им и убил Клита; по словам других, он схватил сариссу у кого-то из стражей.
(9) Аристобул не говорит, с чего начались пьяные речи, но всю вину складывает на Клита; когда Александр в гневе вскочил, намереваясь убить его, то Птолемей, сын Лага, телохранитель, вытащил Клита через ворота за стены и ров кремля, где все происходило. Клит, однако, не смог усидеть там, вернулся и попался прямо на глаза Александру, который его звал. Он отозвался: «Вот я, Клит, явился, Александр». В эту же минуту, пораженный сариссой, он скончался.
Я сильно порицаю Клита за его дерзкое поведение с царем; Александра я жалею в этой беде; он обнаружил, что находится во власти двух пороков, а именно: гнева и пьянства – разумному человеку не подобает быть во власти даже одного из них. (2) И тут, однако, я хвалю Александра за то, что он сразу понял, какое страшное дело он совершил.
По словам одних, он упер сариссу в стену и хотел броситься на нее, считая, что недостоин жить после того, как в пьяном виде убил своего друга. (3) Большинство писателей рассказывает по-другому: Александр ушел к себе, рыдая, кинулся на кровать и, зовя по имени Клита и сестру Клита, Панику, дочь Дропида, свою мамку, твердил, что, став взрослым, хорошо отплатил ей за ее заботы: (4) она видела, как ее дети сражались за него и умирали, а ее брата он убил собственной рукой. Он все время повторял, что он убийца своих друзей; три дня ничего не ел и не пил и вообще забыл думать о себе.
(5) По этому поводу некоторые прорицатели объявили, что Дионис разгневался, так как Александр пренебрег жертвой ему. «Друзья» с трудом уговорили Александра притронуться к еде и кое-как привести себя в порядок. Дионису жертву он принес, потому что ему желательнее было приписать случившееся несчастье гневу божества, а не собственной порочности.
(6) Я очень хвалю, однако, Александра за то, что он не отнесся к своему преступлению, как к чему-то незначительному, не стал защищать себя (такой защитник хуже преступника), а сознался в падении, человеку свойственном.
(7) Некоторые рассказывают, что к Александру позвали софиста Анаксарха, чтобы он утешил его. Застав его лежащим и рыдающим, он засмеялся и сказал, что, по-видимому, Александр не знает, почему древние мудрецы сделали Справедливость сопрестольницей Зевса: причина в том, что все, что ни установил бы Зевс, творится по справедливости, и все, что идет от великого царя, должно почитаться справедливым, во-первых, самим царем, а затем и остальными людьми.
(8) Такими словами он утешил тогда Александра, но, выдав за мысль мудреца положение, которое не требует от царя, чтобы он действовал по справедливости, тщательно взвешивая свои дела, и признает справедливым любой царский поступок, он, утверждаю я, причинил ему великое зло, еще большее, чем то несчастье, от которого он тогда страдал.
(9) Известно ведь, что Александр, воображая себя в глубине души сыном Амона, а не Филиппа, потребовал, чтобы ему кланялись в землю; восхищаясь обычаями персов и мидян, он сменил одежду и переделал чин дворцового этикета. Тут не требовалось ни льстецов, толкавших его на этот путь, ни таких софистов, как Анаксарх или Агис, эпический поэт, аргивянин.
Каллисфен, олинфянин, ученик Аристотеля, человек простой и суровый, не одобрял всего этого. Тут я согласен с Каллисфеном, но никоим образом не считаю справедливыми его слова (если они действительно были написаны), что Александр и Александровы дела зависят от него, Каллисфена, и от его истории (2) и что он прибыл к Александру не за славой для себя, а чтобы прославить его, что Александр станет сопричастником богов не по лживым рассказам Олимпиады относительно его рождения, а по той истории Александра, которую Каллисфен напишет для мира.
(3) Некоторые сообщают еще следующее: Филота однажды спросил Каллисфена, как он думает, кого особенно чтят в Афинах, и тот ответил, что Гармодия и Аристогитона, потому что они убили одного из двух тиранов и уничтожили тиранию. (4) Тут Филота спросил, может ли тираноубийца найти убежище в любом эллинском государстве? Каллисфен ответил, что в Афинах, во всяком случае, беглец найдет убежище: афиняне ведь за детей Геракла подняли войну с Эврисфеем, тогдашним тираном Эллады.
(5) О том, как он противился тому, чтобы кланяться в землю Александру, рассказывают следующее. Александр сговорился с софистами… и знатнейшими персами и мидянами, окружавшими его, завести об этом разговор на пирушке.
(6) Анаксарх положил начало и стал говорить, что гораздо правильнее почитать богом Александра, а не Диониса и Геракла, и не только за множество его великих деяний, но и потому, что Дионис-фиванец и к македонцам не имеет отношения, а Геракл-аргивянин и с македонцами его связывает только происхождение Александра, Гераклида родом.
(7) Справедливее будет, если македонцы станут оказывать своему царю божеские почести. Нет ведь никакого сомнения в том, что, когда он уйдет из этого мира, они будут чтить его как бога; гораздо правильнее возвеличить его при жизни, чем чтить умершего, которому эти почести уже ни к чему.
Анаксарх вел подобные речи; соучастники составленного плана одобрили его слова и заявили, что они тут же желают земно поклониться Александру; большинство македонцев, раздосадованных слышанным, хранили молчание.
(2) Каллисфен прервал его: «Анаксарх, я считаю, что Александр достоин всяческой чести, которая подобает человеку; люди, однако, провели строгую границу между почестями, которые воздаются людям, и теми, которые воздают богам: им строят храмы, ставят статуи, выделяют для них священные участки, приносят жертвы и совершают возлияния, сочиняют в их честь гимны, а для людей пишут хвалебные песни.
Особо важен обряд преклонения. (3) Люди, здороваясь, целуют друг друга, но божество пребывает высоко над нами, и прикасаться к нему кощунство. Поэтому мы величаем его, склоняясь перед ним; в честь богов устраивают хоры, в честь богов поют пеаны. Нет ничего удивительного в том, что разных богов, клянусь Зевсом, и чтят по-разному; героям воздают ведь тоже почести иные, чем богам.
(4) Не подобает все это перемешать и привести в полный беспорядок, возводя людей на недосягаемую высоту и оказывая им преувеличенные почести, и в то же время низвергать и принижать, по крайней мере, насколько это от нас зависит, богов, почитая их наравне с людьми. Александр ведь не вынес бы, если бы частному человеку присвоены были поднятием рук или неправильным голосованием царские почести.
(5) Еще справедливее будут боги в своем гневе на тех людей, которые присваивают себе божеские почести или соглашаются на их присвоение. Для Александра более чем достаточно быть и считаться самым храбрым из храбрецов, самым царственным из царей, из военачальников самым достойным этого звания.
(6) И уж кому, как не тебе, Анаксарх, следовало бы сказать то, что говорю я, и помешать высказываниям противоположным: ты ведь живешь при Александре, чтобы приобщить его к образованию и мудрости. Не выступать с твоим словом подобало тебе, а вспомнить, что ты живешь советником не при Камбизе или Ксерксе, а при сыне Филиппа, ведущем род от Геракла и Эака; его предки пришли из Аргоса в Македонию и стали править ею не как насильники, а по закону.
(7) И самому Гераклу при жизни его эллины не воздавали божеских почестей и стали чтить его как бога не сразу после смерти, а только потом, по приказу дельфийского бога. Если же человеку, который рассуждает в варварской стране, приходится иметь и варварский образ мыслей, то, прошу тебя, Александр, вспомни об Элладе, ради которой предпринял ты весь этот поход, пожелав присоединить Азию к Элладе.
(8) Подумай: вернувшись туда, ты и эллинов, свободнейших людей, заставишь кланяться тебе в землю? или эллинов оставишь в покое и только на македонцев наложишь это бесчестие? или вообще почести тебе будут оказывать разные: эллины и македонцы будут чтить тебя, как человека, по эллинскому обычаю, и только варвары по-варварски?
(9) О Кире, сыне Камбиза, рассказывают, что он был первым человеком, которому стали кланяться в землю, и с того времени персы и мидяне продолжают унижаться подобным образом. Следовало бы подумать, что этого Кира образумили скифы, люди бедные и независимые; Дария опять-таки скифы; Ксеркса – афиняне и лакедемоняне; Артаксеркса – Клеарх и Ксенофонт со своими 10 000 воинов, а Дария, нашего современника, – Александр, которому земно не кланялись».
Такие слова Каллисфена чрезвычайно раздражили Александра, но македонцам пришлись по душе. Заметив это, Александр послал сказать, чтобы о земных поклонах не было больше и речи. (2) Когда, однако, после всех этих разговоров, наступило молчание, самые почтенные и старые персы встали и один за другим земно поклонились Александру. Леоннату, одному из «друзей», показалось, что кто-то из персов поклонился не по правилам, и он стал издеваться над его позой, как над чем-то унизительным. Александр тогда на него рассердился, но потом вернул ему свое расположение.
(3) Существует и такой рассказ. Александр, отпив из золотой чаши, пустил ее вкруговую, начав с тех, с кем он сговаривался относительно поклонов. Первый из получивших чашу отпил из нее, встал и земно поклонился Александру, который поцеловал его. Так чаша обошла подряд всех.
(4) Когда черед дошел до Каллисфена, он встал, отпил из чаши и, подойдя к Александру, хотел поцеловать его, не поклонившись ему земно. Тот в это время как раз разговаривал с Гефестионом и не обратил внимания, выполнил ли Каллисфен обряд поклона. (5) Деметрий же, сын Пифонакта, один из «друзей», сказал, когда Каллисфен подошел поцеловать Александра, что он подходит без земного поклона. Александр не позволил ему поцеловать себя, а Каллисфен заметил: «Я потерял только один поцелуй».
(6) Я никоим образом не одобряю этих слов, свидетельствующих о бестактности Каллисфена, обидевшего Александра как раз в такую минуту. По-моему, достаточно каждому вести себя подобающим образом и содействовать, насколько возможно, преуспеянию царя, находиться при котором ты не считаешь для себя унизительным.
(7) Я считаю вполне естественным, что Александр возненавидел Каллисфена за неуместное свободоречие и высокомерие, соединенное с неуменьем держать себя. Поэтому я вполне доверяю тем, кто обвиняет Каллисфена в том, что он участвовал в заговоре юношей против Александра; другие даже говорят, что он поднял их на этот заговор. А заговор этот возник таким образом.
Еще Филиппом было заведено, чтобы сыновья знатных македонцев, вошедшие в юношеский возраст, набирались для услуг царю; им поручали прислуживать царю и стоять на страже, когда он спит. Когда царь собирался выезжать, они приводили ему лошадь из конюшни, подсаживали его по персидскому обычаю, принимали участие в охотничьих состязаниях.
(2) В числе этих юношей находился и Гермолай, сын Сополида; он, по-видимому, занимался философией и поэтому с уважением относился к Каллисфену. Рассказывают, что, когда на охоте кабан несся прямо на Александра, Гермолай метнул в него копьем, раньше Александра. Кабан упал; Александр упустил момент, но рассердился на Гермолая; в гневе приказал он высечь его на глазах остальных юношей и отнял у него лошадь.
(3) Этот Гермолай, страдая от полученного оскорбления, сказал Сострату, сыну Аминты, своему сверстнику и другу, что он не сможет жить, если не отомстит Александру за оскорбление. Сострата он легко убедил помочь ему: тот любил его. (4) Они привлекли на свою сторону Антипатра, сына Асклепиодора, сирийского сатрапа, Эпимена, сына Арсея, Антиклея, сына Феокрита, и Филоту, сына фракийца Карсида. Сговорились в ту ночь, когда очередь держать ночную стражу дойдет до Антипатра, убить Александра, напав на сонного.
(5) По рассказу одних, само собой случилось так, что Александр пьянствовал до утра; Аристобул же пишет следующее: Александра сопровождала некая сириянка, которая бывала одержима божеством. Сначала Александр и его свита смеялись над ней. Когда же оказалось, что в состоянии одержимости она всегда вещает правду, то Александр стал относиться к ней с уважением, и сириянка получила доступ к царю ночью и днем; часто стояла она около него, когда он спал.
(6) Она встретила его, одержимая божеством, когда он шел с пирушки, попросила вернуться и провести всю ночь на пиру. Александр, считая, что это указание свыше, вернулся, продолжая пировать, и таким образом дело юношей провалилось.
(7) На следующий день Эпимен, сын Арсея, один из участников заговора, рассказал обо всем Хариклу, сыну Менандра, своему другу. Харикл рассказал Эврилоху, брату Эпимена. Эврилох пошел в палатку Александра и изложил все Птолемею, сыну Лага, телохранителю. Тот рассказал Александру. Александр велел схватить всех, чьи имена были названы Эврилохом. Их пытали, и они раскрыли весь свой заговор и назвали еще несколько человек.
Аристобул говорит, что они назвали Каллисфена, как человека, внушившего им этот дерзкий замысел. И Птолемей говорит то же. Большинство же рассказывает иначе: Александр сразу же поверил наветам на Каллисфена, потому что давно ненавидел его и потому что Гермолай был очень близок к Каллисфену.
(2) Некоторые же пишут следующее: Гермолай, когда его поставили перед собранием македонцев, заявил, что он действительно составил заговор – свободному человеку невозможно терпеть дерзостное самомнение Александра, – и он перечислил все: несправедливую казнь Филоты и уже совсем беззаконное уничтожение заодно с ним и его отца, Пармениона, и других людей; убийство Клита, совершенное в пьяном виде; мидийскую одежду; непрекращающееся обсуждение того, как ввести в обиход земные поклоны; попойки Александра, сменяющиеся сном. Он не в силах был переносить это и захотел освободить и остальных македонцев.
(3) Присутствующие побили камнями его и всех, кто был с ним захвачен. Каллисфена, по словам Аристобула, вели за войском в цепях; он заболел и скончался. По словам же Птолемея, сына Лага, его пытали и повесили. Так разноречивы сведения, идущие от людей, которые заслуживают наибольшего доверия, которые в то время были при Александре и пишут о событиях важных, чей ход от них скрыт не был.
(4) Другие рассказывают о них еще много другого, причем все по-разному; я считаю, что об этом хватит. Случилось все это несколько позднее несчастья с Клитом, но я пишу об этом заодно, считая, что тут много общего.
К Александру пришло опять посольство от европейских скифов; с ними были и послы, которых он сам отправил к скифам. Скифский царь как раз умер, когда их послал Александр, и теперь царствовал его брат. (2) Посольство должно было сообщить, что скифы готовы сделать все, что скажет им Александр; ему поднесли от скифского царя дары, которые у скифов почитаются самыми драгоценными; царь готов выдать за Александра свою дочь ради укрепления дружественного союза. (3) Если Александр не удостоит скифскую царевну своей руки, то царь готов выдать за самых верных друзей Александра дочерей скифских сатрапов и прочих могущественных людей скифской земли.
Царь и сам придет к Александру, если он ему это прикажет, чтобы от него самого услышать его распоряжения. (4) В это же время пришел к Александру и Фарасман, царь хорасмиев, с конницей в полторы тысячи человек. Фарасман рассказал, что он живет по соседству с племенем колхов и с амазонками, и вызвался, если Александр пожелает, ударив на колхов и амазонок, покорить заодно и племена, живущие у Эвксинского моря, быть ему проводником и заготовить все необходимое для войска.
(5) Скифским посланцам Александр ответил ласково и так, как ему на то время было выгодно, но от скифских невест отказался. Фарасмана он поблагодарил, заключил с ним дружественный союз, но сказал, что идти к Понту для него сейчас несвоевременно. Он поручил Фарасмана персу Артабазу, которого поставил управлять Бактрией, и другим соседним сатрапам и отослал его обратно на родину.
(6) Мысли его, говорил он, заняты теперь Индией; покорив ее, он овладеет всей Азией; овладев же Азией, вернется в Элладу и оттуда уже, через Геллеспонт и Пропонтиду, со всеми сухопутными и морскими силами ворвется на Понт. И он попросил Фарасмана отложить свою помощь, которую он предлагал сейчас.
(7) Сам он опять отправился к реке Оксу и решил идти обратно в Согдиану, получив донесение о том, что множество согдиан собрались по укреплениям и отказались повиноваться сатрапу, которого им поставил Александр. Когда он стоял лагерем возле Окса, то неподалеку от палатки самого Александра забил источник воды и рядом с ним другой источник, масляный.
(8) Об этом диве сообщили Птолемею, сыну Лага, телохранителю, а Птолемей рассказал Александру. Александр по поводу этого явления принес все жертвы, какие были указаны прорицателями. Аристандр сказал, что масляный источник предвещает труды, но предвещает также и победу после трудов.
Александр перешел с частью войска в Согдиану, а Полиперхонта, Аттала, Горгия и Мелеагра оставил в Бактрии, приказав им следить за страной, чтобы и тут варвары не возмутились; начавшиеся уже восстания велено было подавить.
(2) Бывшее при нем войско Александр разделил на пять частей: во главе одной он поставил Гефестиона, во главе другой Птолемея, сына Лага, телохранителя; командование третьей поручил Пердикке; четвертым отрядом предводительствовали Кен и Артабаз; с пятым отрядом он сам пошел через эту страну к Маракандам.
Читать бесплатно другие книги:
