Последняя королева Гортнер Кристофер

Глава 11

1500 году мне исполнился двадцать один год – возраст, в котором женщины моего положения уже примерно знали, какая жизнь ждет их впереди. Я родила здоровых дочь и сына, прошла через ряд испытаний, какими неизбежно сопровождается любой брак, и теперь не могла дождаться, когда смогу посвятить все время воспитанию детей и исполнению своей роли в новообретенном королевстве.

Уделом высокопоставленных женщин была благотворительность и покровительство аббатствам и монастырям, бедным и падшим – примером чему могла служить судьба моих бесчисленных предшественниц. К этому меня готовили с детства. Меня и моих сестер учили, что наш пол ограничивает нашу власть, что мы должны не править, но заботиться о наших мужьях и их подданных, не особо вмешиваясь в их дела. Мы должны были сажать сады, а не возводить монументы, оставляя после себя лишь эхо, а не легенды.

Никто не ожидал от нас чего-либо иного.

Чудесный город Гент стал одним из моих любимых во Фландрии. Его дома с высокими крышами и разноцветными карнизами, арочные каменные мосты над каналом, шумные рынки и величественные готические шпили воплощали пылкий фламандский дух. Погода редко бывала суровой – умеренный климат Фландрии не мог даже сравниться с кастильской жарой, – а наш дворец казался филигранным украшением посреди обширного сада, где весенние цветы усеивали живые изгороди, а вокруг фонтанов росли тюльпаны.

Сидя в кресле под навесом, я наблюдала за моей золовкой Маргаритой: с маленьким Карлом на руках она прогуливалась по гравийным дорожкам. За ней семенила Элеонора с мадам де Гальвен. Моя двухлетняя дочь росла крепкой девочкой; оливковый оттенок кожи и янтарно-зеленые глаза, так похожие на мои, подчеркивали ее арагонскую кровь. Карл же, напротив, был настоящим Габсбургом, с необычно серьезным взглядом и столь белой кожей, что его нельзя было выносить на улицу без огромной шляпы.

– Chrie! – позвала Маргарита. – Мальчик – настоящий ангел! Такой терпеливый и спокойный!

Я улыбнулась, коснувшись изящной золотой броши, которую подарил мне Филипп в честь рождения Карла, с выложенным рубинами изображением замков и щитов Кастилии. Я была рада, что Маргарита вернулась домой, пусть и ненадолго. Она приехала из Савойи, заявив, что иначе умрет от скуки при дворе нового мужа, где ей целый день нечего делать, кроме как собирать новый гардероб. Сегодня она была одета в розовое платье с таким количеством побрякушек, что они звенели на ней, словно на епископе. Отдав Карла кормилице, она присела рядом со мной. Ее продолговатое лицо сияло здоровьем.

– Вам и впрямь обязательно возвращаться? – спросила я. – Может, останетесь с нами? Вы так хорошо обращаетесь с детьми, к тому же нам не хватает помощников.

– У вас же тут целый дворец слуг, моя дорогая! – рассмеялась она, погладив меня по руке. – Увы, остаться никак не могу. Мой муж – отвратительный старый козел, но он меня любит и довольно богат – что мне еще остается? Но я все-таки сказала отцу, что это в любом случае последний брак, на который я согласна ради его империи. – Она вздохнула. – Но я буду скучать по малышам. Дети – такая радость в жизни.

– Когда-нибудь и вы станете прекрасной матерью. Возможно, у вас с герцогом…

Она громко фыркнула, заставив вздрогнуть сидевших неподалеку фрейлин:

– Ma chrie, весьма мило с вашей стороны! Увы, мой бедный герцог едва в состоянии залезть на стульчак в уборной, не говоря уже обо мне.

Мы рассмеялись, после чего Маргарита продолжила:

– Не думала, что когда-либо увижу вас столь счастливой. – Она помолчала. – Значит, у вас все хорошо?

– Да, – тихо ответила я.

– Прекрасно, – кивнула она. – Так и должно быть. – Маргарита взглянула на Элеонору, тянувшую мадам де Гальвен к фонтану, и вскочила. – Ах ты, непослушное дитя! Хватит тащить мадам, словно мул!

Она направилась на помощь гувернантке и подхватила Элеонору на руки. Мадам заковыляла туда, где сидели остальные женщины.

– У этой девочки сил на троих, – тяжело дыша, проговорила она.

– Сядьте, мадам, – сухо заметила донья Ана, – пока вас удар не хватил.

Я едва удержалась от смеха. После рождения моих детей дуэнья и гувернантка сумели прийти к некоторому согласию, поскольку даже донья Ана вынуждена была признать, что многолетний опыт позволяет мадам стать идеальной воспитательницей для Элеоноры.

Я прикрыла глаза рукой от солнца. Похоже, день обещал быть не по сезону теплым, и я собиралась подремать в прохладе перед вечерним банкетом. Внезапно я увидела бегущего ко мне пажа в нашей черно-желтой ливрее.

Задыхаясь, он остановился передо мной и низко поклонился. С его кудрявых волос из-под шляпы стекал пот.

– Его высочество просит ваше высочество к нему присоединиться. Прибыло срочное письмо из Испании.

От его слов небо будто подернулось тучами. Я встала, не обращая внимания на взгляд доньи Аны, и крикнула Маргарите:

– Меня зовет Филипп! Присмотрите за детьми?

Я сразу ощутила напряженность атмосферы в покоях Филиппа. Внутри все сжалось при виде Безансона, который сидел за герцогским столо, уставившись на меня немигающим жабьим взглядом. Филипп отвернулся от окна; лицо его скрывала тень. Он направился ко мне, но его опередил архиепископ:

– Мы получили важное известие. Инфант Мигель умер. Ваше высочество, вы теперь новая наследница престола Кастилии.

Я судорожно вздохнула, пытаясь найти на лице Филиппа подтверждение тому, что мне не хотелось слышать.

– Мне очень жаль, любовь моя. Твоя мать прислала письмо, в котором просит нас как можно быстрее приехать в Испанию.

– Как? – прошептала я. – Как умер сын моей сестры?

– У него оказались слабые легкие. Бедная душа. – Небрежно преклонив колена, Безансон взял со стола пачку документов. – Нужно подписать эти бумаги и…

Меня охватила внезапная ярость.

– Моя семья понесла ужасную потерю. Никаких бумаг я сегодня подписывать не буду.

Он немного помолчал, приподняв тонкие светлые брови.

– Ваше высочество, боюсь, дело не терпит отлагательства.

– Ничего, подождет! – Я развернулась к нему, вложив в свой взгляд весь яд, что накопила против него. – Вы поражаете меня, мессир! Как это соотносится с вашим священным долгом, которому вы служите? Речь идет о смерти инфанта Испании!

Я почувствовала, как рука Филиппа легла на мое плечо, хотя не заметила, как он ко мне подошел.

– Мессир, – прошептал он, – оставьте.

– Но, ваше высочество, документ… Его нужно…

– Я сказал – оставьте. Я поговорю с ней. А теперь идите.

Безансон вышел, тряся жирными щеками и шурша одеждами по полу. Филипп вложил мне в руку кубок:

– Выпей, любовь моя. Ты белая как простыня.

Теплое красное вино обожгло мой желудок, словно расплавленный свинец. Навалилась жуткая слабость. Наверное, от жары, подумала я. От жары и страшной новости.

Трясущейся рукой я поставила кубок на стол.

– Что будем делать? – спросила я, словно речь шла о некой катастрофе, землетрясении или ужасном пожаре, перевернувшем весь мой мир.

Я стала наследницей испанского престола. Когда умрут мои родители, я стану королевой Испании. И виной тому была обрушившаяся на мою семью трагедия. Случилось то, чего я никогда даже не могла представить. Меня теперь ждала родина.

– Естественно, нужно подготовиться, – словно издалека услышала я голос Филиппа. – Но сперва мы пошлем Безансона, чтобы он лично встретился с твоими родителями.

– Нет. – Я с трудом взяла себя в руки. – Только не он.

– Почему? – Филипп сжал губы. – Он мой канцлер.

– Потому что я… я ему не доверяю.

– Хуана, сейчас не время для обид. Он сведущ в подобных делах и лучше всех знает, как решать такие вопросы. – Филипп поднял руку. – И не рассказывай мне про ту историю с твоими дамами. Нам нужен опытный советник, и я готов доверить ему свою жизнь. Мы – наследники Кастилии и Арагона и должны выглядеть соответственно.

Я отметила случившуюся с ним едва заметную перемену. Грудь его выпятилась, подбородок был высоко поднят, словно он уже носил корону принца-консорта. Титул, которого добивался для него Безансон от моих родителей, теперь принадлежал ему, и его, похоже, это устраивало в такой же степени, в какой не устраивало меня. Для него это было вполне естественно: он привык быть единственным наследником и центром внимания, но я с трудом могла поверить в случившееся. Неужели моя жизнь и впрямь могла столь быстро измениться?

Воздух в комнате казался мне все более спертым.

– И все же лучше послать кого-нибудь другого. Или, может быть, нам стоит отправиться самим. Мать просила приехать нас, а не Безансона.

Филипп топнул ногой.

– Хуана, – раздраженно бросил он, – ты не понимаешь! Подобное путешествие не спланируешь за одну ночь. Возможно, нам пришлось бы уехать на многие месяцы; а ведь нужно еще подумать о наших детях и об обращении к Генеральным штатам. Нет, пусть сперва едет Безансон. Он сможет передать наши соболезнования и подписать все официальные документы, а потом обсудить все с твоей матерью и ее советом. В конце концов, по положению он равен Сиснеросу Толедскому.

Конечно, он был прав. Мы не могли просто взять и уехать. У нас был новорожденный сын, дочь, наши слуги, весь наш двор. Я уже готова была неохотно согласиться, когда вдруг поняла, что у меня стучат зубы. Холод пробрал меня до костей. Я пошатнулась в кресле, и Филипп быстро шагнул вперед, чтобы меня подхватить.

– Мои женщины… – прошептала я. – Позови моих женщин.

А потом меня окутала тьма.

Несколько часов спустя я проснулась в своей постели. Все тело болело, будто я свалилась с лошади. Сидевшая рядом донья Ана сменила пропитанную отваром ромашки тряпку у меня на лбу. Беатрис и Сорайя тревожно смотрели на меня.

– Я заболела?

От одной лишь попытки заговорить меня едва не стошнило. Похоже, подхватила какую-то заразу. Проклятие, отнявшее у меня брата и сестру, готово было забрать и меня.

– Ничего из ряда вон выходящего, – ответила донья Ана. – Ты опять беременна.

– Не может быть! – Я уставилась на нее. – Я… я никогда еще не чувствовала себя так плохо.

– И тем не менее, – фыркнула она. – Все признаки налицо. Впрочем, чему удивляться, если женщина не отказывает себе в удовольствиях?

Я опустилась на подушки. Более неподходящего времени нельзя было и придумать.

– Лучше пока отдохни. – Донья Ана встала. – Когда дитя столь рано дает о себе знать, беременность бывает тяжкой.

– Порадовала, нечего сказать, – буркнула я, отворачиваясь и натягивая одеяло на голову.

Несколько мгновений спустя я уже снова спала.

Глава 12

Как и предсказывала донья Ана, моя третья беременность проходила хуже всего. Я никогда еще не чувствовала себя столь измученной и усталой. Я не присутствовала при помпезном отъезде в Испанию Безансона, с набитыми документами седельными сумками и свитой, превосходившей числом население небольшой деревни. Не встречала я и послов, которые прибывали со всей Европы, ища покровительства у новых испанских наследников. Я оставалась в своих покоях, зная, что, как только родится ребенок, меня ждет все вышеперечисленное, и не только.

Пятнадцатого июня 1501 года, после семи часов мучений, я родила еще одну дочь. И даже не подняла голову с пропитанных потом подушек, пока повитухи обмывали и пеленали девочку, боясь, что могу возненавидеть ее после всех страданий, которые она мне причинила. Но когда новорожденную положили мне на руки и я взглянула в ее прозрачные голубые глаза, вся моя злость тут же улетучилась. Глядя на золотистый пушок на ее мягкой головке – явный знак, что у нее будут волосы цвета кастильской пшеницы, как и у моей матери в молодости, – я поняла, что, несмотря ни на что, она все равно мое долгожданное дитя.

– Изабелла, – объявила я. – Я назову ее Изабеллой, в честь моих матери и сестры.

Когда пришла донья Ана, чтобы забрать у меня девочку и отдать крепкой крестьянке, выбранной на роль кормилицы, я покачала головой и, не обращая внимания на судорожный вздох дуэньи, расстегнула сорочку. Стоило губам Изабеллы обхватить мой ноющий сосок, как по всему телу разлилось блаженство. Я закрыла глаза, пропустив мимо ушей замечание доньи Аны:

– Виданное ли дело, чтобы женщина королевской крови давала сиську, словно корова в поле?

Когда я немного пришла в себя, ко мне явился Филипп и со смехом сообщил: как только до придворных дошли слухи, что я сама кормлю ребенка, случился настоящий скандал. Взяв Изабеллу на руки, он восхитился ее красотой, а затем рассказал, что получил письмо от Безансона: в Испании все идет по плану.

На этот раз я нашла в себе силы сесть.

– Что значит – по плану?

– Можешь ни о чем не беспокоиться. – Он поцеловал меня. – Отдохни. Тебе понадобятся силы. Мы ведь собираемся в Испанию, помнишь?

Через три недели после родов я так и не отдала Изабеллу мадам де Гальвен и батальону нетерпеливо дожидавшихся фрейлин. Распорядившись, чтобы рядом с моей кроватью поставили колыбель, я не отпускала девочку от себя ни днем ни ночью.

Филипп отправился на встречу со своими Генеральными штатами, оставив меня во дворце среди множества женщин и стариков. Раньше я бы по нему скучала, но не теперь. Как только силы вернулись ко мне, я села за стол и написала длинное письмо матери, где сообщала о рождении Изабеллы и спрашивала о новостях. Добавив щедрое пожертвование на молитвы за упокой сестры, я заверила мать, что намерена приехать так скоро, как только смогу.

Затем я велела прибраться в покоях и проветрить все платья. Элеоноре начали давать первые уроки, Карла отняли от груди кормилицы. Но прежде всего я заботилась об Изабелле, словно пытаясь защитить свое дитя от некой невидимой угрозы, хотя сама не знала, чего именно опасаюсь.

Я играла с дочерью, покачивая над ее колыбелью золоченую погремушку с маленьким колокольчиком, когда Беатрис принесла письмо.

– Только что прибыло с курьером из Брюсселя.

Испытующе взглянув на меня, она подхватила смеющуюся Изабеллу на руки и унесла в спальню.

Взяв конверт, я подошла к столу, сломала печать и развернула письмо. Я сразу же узнала грубый пергамент, которым пользовалась для писем мать, – настолько он отличался от шелковистой бумаги, на которой писала я.

На мгновение на меня вновь нахлынули детские страхи – будто великая Изабелла могла в любой момент войти в мои покои, чтобы узнать, готова ли я унаследовать ее трон. Я никогда не была ее любимой дочерью и избранной наследницей. Но, поднеся письмо к лицу, я ощутила едва заметный запах дыма от свечи и аромат лаванды, и к глазам моим внезапно подступили слезы. Я взглянула на исписанную наклонным почерком матери страницу.

Моя дорогая hija,

надеюсь, мое письмо застанет тебя в добром здравии. Я каждый день молилась, чтобы Господь поддержал тебя в самый тяжкий для любой женщины час, но знала и верила, что ты сильна телом, как и я когда-то. Роды никогда не были для меня таким испытанием, как для других. Известие, что ты родила дочь и окрестила ее в мою честь, целебным бальзамом пролилось на мою душу, ибо я только что отослала твою сестру Каталину к жениху в Англию, и мне очень ее не хватает, поскольку она мой последний ребенок и давала мне немалое утешение в дни скорби.

Пишу тебе, ибо сражаюсь с непреодолимым, подобно Ионе в чреве кита. Мессир архиепископ Безансон только что покинул нас, и, боюсь, он весьма недоволен. С его требованием признать твоего мужа инфантом не согласились ни наши кортесы, ни мы. Похоже, он не понимает, что мы не можем пожаловать ему титул принца-консорта наших королевств до того, как пожалуем его тебе, ибо теперь ты наша прямая наследница. Времена сейчас опасные, и потому прошу тебя – приезжай как можно скорее, если сумеешь, с мужем и детьми. Посылаю к тебе моего секретаря, сеньора Лопеса де Кончильоса, которому вверяю мой совет.

Будь здорова, дитя мое, и помни о великой цели, к которой призвал тебя Господь.

Твоя любящая madre,

королева Изабелла.

Я молча стояла, держа раскрытое письмо, словно молитвенник. В нем не чувствовалось хорошо мне знакомой непоколебимости, не было резких слов королевы, вынужденной передать права на престол дочери, с которой она никогда не была близка. Передо мной лежали строки, написанные усталой, почти смирившейся с поражением женщиной. Я ожидала суровых напоминаний о долге, о том, что все прочие соображения следует отложить в сторону, но тут же вспомнила, что она похоронила сына, дочь и внука меньше чем за два года. Сама я не в силах была даже представить, что могу потерять ребенка, а тем более двоих, и видела в ней теперь вовсе не победоносную королеву, но беззащитную женщину и мать, такую же, как и я.

И еще этот Безансон! Подобно змею в тонзуре, он требовал для Фландрии всего, что только мог, в то время как перед моими родителями была полная разбитых надежд могила, вечно недовольная знать и рассерженные кортесы. Но теперь преимущество было на моей стороне. Он не мог добиться для Филиппа того, что я со временем могла свободно дать, – короны короля-консорта. Время власти архиепископа быстро подходило к концу.

Перебирая пальцами обломки печати, я огляделась.

Казалось, будто я пробудилась после долгого сна. Лучи солнца проникали сквозь бархатные занавески и освещали сотканные в Брюсселе дорогие гобелены, изображавшие сатиров и румяных девиц среди деревьев. На комоде стоял украшенный драгоценными камнями испанский кубок, почти скрытый за отрядом фарфоровых пастушек – подарком королевы Анны Бретонской, супруги Луи Французского, в честь почти одновременного рождения моей Изабеллы и их дочери, Клод Французской.

Я едва скользнула взглядом по этим безделушкам, низводя их к сотням прочих произведений искусства, которыми были заставлены мои апартаменты. Я столь долго прожила среди изобилия картин, статуй, мебели и гардин, что практически перестала их замечать. Стоя посреди этого богатства, я вдруг почувствовала, что мне не хватает воздуха. Сладковатый запах трав, исходивший от ковров под ногами, казался удушливой вонью.

Перед моим мысленным взором возникла Испания, огромная и постоянно меняющаяся, с ее суровыми гранитными вершинами и засушливыми плато, извилистыми реками, густыми сосновыми и дубовыми лесами. По сравнению с ней Фландрия походила на украшенную финифтью шкатулку для драгоценностей. Я вспоминала дикую красоту своей родины, где в мозаичных двориках журчали фонтаны и меняли цвет холмы в лучах заходящего солнца, где по склонам высоких гор спускались белые города, увенчанные каменными замками, словно пустившими корни между небом и землей. Я тосковала по терпкому вкусу граната, по лимонам и апельсинам Севильи; мне хотелось услышать разносящийся по пустой равнине колокольный звон и вновь ощутить себя частью решительного и сильного народа, никогда не предававшего собственную гордость. Меня переполняло одиночество, подобное тому, что чувствует путешественник, уставший после многих лет странствий и ищущий дорогу домой.

Я ничего не боялась. Я могла научиться быть королевой. Это было у меня в крови – той же крови, что текла в жилах моей матери. Она не знала всего, когда взошла на трон, но, как и ее, меня призвала Испания, возложив на голову корону.

Открыв глаза, я позвала Беатрис, и та подошла к двери с Изабеллой на руках.

– Моя мать посылает к нам гостя. Нужно приготовиться.

– Ваше высочество, рад вас видеть. – Лопес де Кончильос поцеловал мне руку.

Средних лет, с благожелательным взглядом и редеющими волосами, он был одет в шерстяной камзол, от которого пахло соломой. Я знала его с детства – он преданно служил моей матери на посту главного секретаря, и ему она доверяла самую важную свою переписку.

– Рада видеть и вас, сеньор. – Улыбнувшись, я показала на кресло напротив. – Давно я не встречала соотечественников. Прошу вас, садитесь.

В окно стучал дождь. Я окинула взглядом пустые стены. В течение недели перед его приездом я велела освободить мои покои от всех излишеств, включая яркие гобелены, и точно так же позаботилась о собственной внешности, надев скромное черное платье с высоким воротником. Все мои украшения составляли обручальные кольца и маленькое распятие. Мне хотелось выглядеть, как подобает кастильской даме, и, судя по одобрительному взгляду Лопеса, это удалось.

Неслышно вошли Беатрис и Сорайя, неся блюда с фаршированными оливками, ржаным хлебом и сыром, а также графин красного вина. Глядя из-под ресниц, я заметила, как он снова одобрительно кивнул при виде простой еды.

Какое-то время я молча ждала, пока он поест, затем достала из кармана запечатанный конверт.

– Я написала ее величеству. Здесь она найдет мое торжественное обещание исполнить свой долг.

Наклонив голову, он взял у меня письмо.

– Вне всякого сомнения, ваши слова очень помогут ее величеству выздороветь.

– Выздороветь? Моя мать больна?

Лопес вздохнул:

– Доктора говорят, что ничего серьезного. Ее величеству велено отдыхать, но это не слишком ей по душе.

– Неудивительно. – Я едва заметно улыбнулась. – Мне хотелось бы узнать все возможное о визите Безансона и о том, чего требует от меня ее величество моя мать.

– В таком случае соберитесь с духом, принцесса. Ибо рассказ мой будет невеселым.

Я слушала его, сжав подлокотники кресла. Все было именно так, как я ожидала: Безансон вел себя в Испании со свойственным ему высокомерием, требуя от моих родителей уступок, на которые не имел никакого права, включая несколько епархий и бенефиций для себя. А потом он сказал нечто такое, от чего меня обдало холодом.

– Когда их величества высказали все, что о нем думают, архиепископ ответил, что может заставить их переменить свое мнение. Хоть он и не сказал, каким именно образом, можно почти не сомневаться, что он имел в виду. – Лопес помолчал, глядя на меня. – Вам известно, ваше высочество, что недавно он встречался с посланниками из Франции?

– Нет. Это каким-то образом касается меня?

– Возможно. Мы не знаем, почему он решил заигрывать с королем Луи именно сейчас, но все, что имеет отношение к Франции, не может идти на пользу Испании. Ее величество считает, что Безансон добивается у французов поддержки для вашего мужа, может, даже союза, который в конечном счете поставит Испанию в положение просителя.

– Филипп этого не допустит! – воскликнула я. – Он знает, что Испания не может доверять Франции!

– Вы в этом вполне уверены, принцесса?

– Так же как в самой себе. Моего мужа сейчас нет: ему нужно получить одобрение у Генеральных штатов на нашу поездку в Испанию. Но, уверяю вас, у нас с ним полное согласие. Мы никогда не заключили бы союз со страной, которая когда-то вторглась в королевство отца и оспаривает его права на Неаполь.

– Что ж, я очень рад, как, надеюсь, будет и ее величество. И все же считаю разумным быть начеку. Мы знаем, что Безансон встречался с французскими посланниками, но больше нам ничего выяснить не удалось. Но, может быть, он расскажет его высочеству, а его высочество в свою очередь расскажет вам?

Меня охватили сомнения. Безансон и прежде пытался меня одурачить, а на его отношения с Филиппом я повлиять никак не могла. Если он замышлял что-то с Луи Французским, я узнала бы об этом последней.

– Мне не хотелось бы быть нечестной с мужем, – осторожно сказала я. – У них с Безансоном давние отношения; архиепископ – его советник и наставник. Филипп ему доверяет.

– Ее величество все понимает и вовсе не хотела бы, чтобы между вами возник разлад. На самом деле больше всего ее заботит, чтобы вы и его высочество добрались до Испании. Она надеется, что вы возьмете с собой и вашего сына Карла, чтобы она сама могла его увидеть.

Я быстро кивнула.

– Посоветуюсь с Филиппом, когда он вернется. Не имею ничего против того, чтобы Карл поехал с нами, хоть он и очень мал. Что касается вопроса насчет французов… постараюсь выяснить что смогу, хорошо? Больше ничего не обещаю.

– Спасибо, принцесса. Ее величество настаивает, чтобы вы впредь вели себя осмотрительно, особенно с архиепископом. Ей известно, каким уважением он здесь пользуется, и она не желает, чтобы он стал вашим врагом. Как только вы с мужем прибудете в Испанию и получите полномочия от кортесов, его высочеству найдут более подходящего советника.

– Да, – горячо кивнула я. – Моему мужу не хватает беспристрастного советника. Он слишком долго полагался на Безансона.

– А вам, ваше высочество? Вам тоже не хватает советника?

Его вопрос застиг меня врасплох. На самом деле у меня никогда не было советников, кроме моих доверенных женщин, и я в них нисколько не нуждалась. Но принцы нуждались в советниках, а королевы на них полагались.

– Сейчас я, пожалуй, не отказалась бы. Ради моего блага и блага Испании.

– Принцесса, – улыбнулся Лопес, – доверьтесь мне, и все будет хорошо.

Несколько дней спустя ко двору вернулся Филипп. Вприпрыжку вбежав в мои покои и широко улыбаясь, он заключил меня в объятия и ткнулся носом в шею:

– Моя инфанта, я так по тебе скучал!

Нервно рассмеявшись, я отослала женщин и подошла к буфету налить ему кубок вина. Беря графин, я вдруг подумала, насколько наше супружество стало напоминать жизнь моих родителей. Даже этим символическим жестом, с которого начинались наши встречи после долгой разлуки, и мне стало не по себе при мысли, что я не могу пересказать ему наш разговор с Лопесом.

– Как я понимаю, все прошло удачно? – Улыбнувшись, я подала ему кубок. – Генеральные штаты удовлетворили все твои требования?

– Да. Они согласились управлять страной в наше отсутствие и одобрили наши расходы. Мы отправимся в Испанию, как подобает королям. – Отхлебнув вина, он окинул взглядом комнату. – Вижу, ты сменила обстановку. – Он замолчал, и мне вдруг показалось, что в комнате стало холоднее. – Насколько я понял, прибыл испанский посланник. Ты могла бы мне написать. Я приехал бы раньше, чтобы его встретить.

– В том не было никакой необходимости. – Я боялась, что мое лицо сразу же выдаст обман. Вернувшись в кресло, я взяла покрывало, которое шила для Изабеллы. – Он приехал, чтобы вместе с другими сопровождать нас в Испанию. В основном мы с ним говорили о семейных делах.

Я разгладила покрывало. Филипп молчал, пристально глядя на меня. Мне вдруг захотелось чем-то заполнить тишину, и я выпалила:

– А мессир Безансон? О нем что-нибудь слышно? Как я понимаю, он уже приехал?

Подняв взгляд, я увидела, как рука Филиппа сильнее сжимает украшенную драгоценными камнями ножку кубка.

– Приехал, – отрывисто ответил он. – Сообщил, что не вполне здоров с дороги, но надеется через несколько дней быть здесь. – Он подошел к буфету. – Значит, этот посланник не говорил ничего существенного?

– Только то, что мои родители ждут нашего приезда и хотели бы, чтобы мы взяли с собой Карла.

Сдавленно рассмеявшись, Филипп осушил кубок.

– Надеюсь, ты сказала ему, что ничего подобного не будет? Карл слишком мал для длительных путешествий. Он и девочки останутся здесь.

– Ты уже все решил? – Я резко повернулась к нему. – Мы с сестрами в детстве путешествовали по всей Испании, и никто от этого особо не страдал.

Филипп взял графин и сердито уставился на меня:

– Здесь не Испания. У нас впереди долгий путь, а поскольку нам придется ехать по суше через Францию, мы…

Он замолчал. На мгновение я столь растерялась, что даже не знала, как быть. В голове у меня промелькнули слова Лопеса насчет семейного разлада. Отложив покрывало, я встала:

– Через Францию? Ты серьезно?

– Вполне. Луи пригласил нас к своему двору, чтобы мы познакомились с ним, его королевой и их новорожденной дочерью. Думаю, нам стоит принять приглашение.

– А я так не думаю. Я скорее поплыву в Испанию, чем ступлю на эту дьявольскую землю.

– Матерь Божья! – Он со стуком поставил кубок на буфет. – Ты смеешь мне указывать, жена?

Сердце мое подпрыгнуло в груди. Попятившись, я наткнулась на кресло. Меня приковала к месту случившаяся с ним перемена: глаза его превратились в лед, лицо потемнело и исказилось.

– Я… я просто хотела сказать, что мы не можем принять его приглашение, – дрожащим голосом проговорила я. – Мы теперь наследники Испании, а Франция – наш враг.

– Именно поэтому.