Таинственный спаситель Хойт Элизабет
— Расскажи.
Уинтер вытянул руки перед собой и посмотрел на ладони, словно пытаясь прочесть прошлое или будущее.
— Они были на чердаке дома, разделенном на множество комнатушек. Пятнадцать девочек были втиснуты в одну такую каморку без окон, без вентиляции и с потолком на уровне моего плеча, не выше. Никто не засиял от счастья или хотя бы облегчения, когда я отпер и вызволил их. Думаю, они уже перестали надеяться.
Она прикрыла глаза, горюя из-за тех детей, которых держали взаперти и использовали. Горюя из-за боли Уинтера.
— Но ты ведь нашел их. Они снова научатся улыбаться.
— Научатся ли? — спросил он, и, открыв глаза, она увидела, что он качает головой. — Не знаю.
— Где они сейчас?
— Я отвел их в приют. Постучал в дверь и постоял в темноте в сторонке, пока дверь не открылась и их не впустили. Они не шевелились, не пытались убежать, пока ждали.
Лакей вернулся еще с двумя слугами, которые несли блюда с холодным мясом, сыром, хлебом и фруктами.
— Поставьте здесь, — сказала Изабель, махнув на стол. — Мы сами обслужим себя.
Она снова дождалась, когда слуги выйдут из столовой, после чего наполнила тарелку Уинтера всем, что было на столе.
— Вот, поешь.
Он уставился на еду так, словно это было что-то, никогда прежде не виданное.
— В первой комнате были взрослые, когда я туда пришел, но большинство убежали. Одного я все-таки поймал, но он показался каким-то больным на голову. Не мог сказать, кто хозяин мастерской. Кто тот аристократ, который делает деньги, эксплуатируя маленьких детей. Возможно, он никогда и не видел д’Арка.
Ее рука, подливавшая ему в чашку свежего чая, замерла.
— Лорда д’Арка?
— Да. — Он нетерпеливо провел рукой по волосам. — Я же рассказывал, что нашел клочок бумаги с его печатью в руке одного малыша, которого спас от этих людей.
Она выгнула бровь.
— Ты говорил, что нашел клочок бумаги в руке маленького мальчика в Сент-Джайлсе, но не говорил, что он был связан с людьми из мастерской, которую ищешь.
— Разве? — Он нахмурился, страшно усталый. — Ну так и есть. Обитатели Сент-Джайлса называют их похитителями девчонок, ибо они явно предпочитают для своей работы девочек. У маленьких девочек пальчики тоньше и проворнее.
Она сдвинула брови.
— Но я не представляю, чтобы виконт д’Арк мог быть замешан в это.
Уинтер бросил на нее косой взгляд.
— Я узнал в кучере д’Арка одного из похитителей.
Она на минуту впала в задумчивость.
— А ты разговаривал с кучером?
— Да. — Уинтер поморщился. — Он сказал, что это не д’Арк.
— Ну, тогда…
— А потом дал деру, прежде чем я успел вытрясти из него что-нибудь еще. Откуда мне знать: может, он просто покрывает своего хозяина.
— Или, может, говорит правду, — возразила Изабель. — Я знаю, ты не любишь виконта, и признаю, что он может быть довольно противным, но это не делает его преступником. Это не значит, что он такой человек, который позволил бы ради денет причинять страдания маленьким девочкам.
Уинтер покачал головой.
— Думаю, ты пристрастна.
Изабель вспомнила выражение его лица, когда лорд д’Арк заигрывал с ней на балу у герцогини Арлингтон.
— А я думаю, что и ты пристрастен.
Он молча угрюмо пожал плечами.
Она воспользовалась возможностью и положила себе сыра и фруктов.
— А почему ты не показал лорду д’Арку тот клочок бумаги? Не спросил, кому он это писал?
Он бросил на нее ироничный взгляд, но промолчал.
Изабель налила себе чаю, добавила молока и сахара.
— А что они делали в той мастерской? Ты так и не сказал.
— Чулки, — с горечью ответил он. — Ты можешь представить? Они заставляли полуголодных маленьких девочек работать дни напролет: делать кружевные чулки с затейливыми вышивками во французском стиле для глупых дамочек.
В груди Изабель все вдруг сжалось от страха. Она поставила чашку.
— Ты видел эти чулки?
— До сегодняшней ночи нет, — ответил он. — Они оставили коробку вышитых узоров, чтобы позже пришить их к чулкам.
В комнате для завтраков они были одни. Изабель поднялась и, обогнув стол, подошла к Уинтеру. Он вопросительно смотрел на нее, пока она не поставила ногу на соседний стул и не подняла юбки.
— Вышивки выглядели вот так? — тихо спросила она.
Он оцепенел, глядя на изящную золотисто-розово-голубую вышивку на лодыжке. Она была пришита к чулку белого кружева от подошвы до колена. Тонкое, ужасно дорогое кружево, проданное за гораздо меньшую цену, чем обычно. Какой же дурой она была.
Он поднял на нее глаза.
— Где ты это взяла?
Она дала юбкам упасть и опустила ногу на пол.
— Их добыла моя камеристка Пинкни. Не знаю точно где, но знаю, что она была в восторге от цены.
Он угрюмо сжал губы.
— Ты не могла бы позвать ее сюда?
— Конечно, — ответила она, сохраняя спокойствие, прошла к двери и дала указание стоящему снаружи лакею.
Уинтер был ужасно зол, она видела. «Глупые дамочки». Причисляет ли он и ее к этим глупым дамочкам, о которых говорил? Которым нет дела до того, кто изготовил их чулки, если те сделаны по последней моде? Ну что ж, она и есть одна из этих дамочек, не так ли?
Она опустилась на стул, дожидаясь горничной. Уинтер больше ничего не говорил, устремив хмурый взгляд на стол.
Дверь в комнату для завтраков открылась, и вошла Пинкни.
— Вы хотели видеть меня, миледи?
— Да. — Изабель сложила руки на коленях. — Я хочу знать о кружевных чулках, которые ты покупала для меня.
Пинкни наморщила свой хорошенький лоб.
— О чулках, миледи?
— Где ты брала их? — спросил Уинтер сурово.
Голубые глаза камеристки широко раскрылись, в них читалась смесь замешательства и страха. Уинтер в эту минуту выглядел довольно устрашающе.
— Я… я… в общем, на Бейкер-стрит есть маленький магазинчик, миледи. Владелец магазина торгует кружевными чулками из-под прилавка. Достаточно только спросить, а для этого надо знать.
— А ты как узнала? — задала вопрос Изабель.
Пинкни неопределенно пожала плечами.
— Слухи о таких вещах разносятся в свете, миледи. Где найти лайковые перчатки последнего фасона, какой башмачник делает самые изящные бальные туфельки и у кого есть кружевные чулки по французской моде за полцены. Это моя работа, миледи.
Пинкни посмотрела на них со своего рода гордостью, ибо была совершенно права: это ее работа, и она выполняет ее хорошо.
— Спасибо, Пинкни, можешь быть свободна, — тихо сказала Изабель.
Камеристка сделала книксен.
— Да, миледи. — Она повернулась, чтобы идти.
— Постой. — Изабель снова быстро подняла юбки, стащила оба чулка вниз и сняла их. Потом протянула скомканное шелковое кружево служанке. — Сожги их вместе с остальными, пожалуйста.
Пинкни разинула рот, когда хозяйка подняла юбки перед Уинтером. И поспешно захлопнула его.
— Конечно, миледи.
Она взяла чулки и унеслась.
— Зачем ты отпустила ее? — резко спросил Уинтер. — Возможно, она вспомнила бы что-то еще, если бы мы расспросили.
— Сомневаюсь. — Изабель покачала головой. — Она превосходная дамская горничная, но ее голову целиком и полностью занимают все мелочи ее положения — все то, что она только что перечислила. — Изабель, извиняясь, пожала плечами. — Ее не интересует ничего, кроме моды.
Уинтер оттолкнулся от стола.
— Тогда я пойду, навещу этот магазин на Бейкер-стрит. Возможно, его владелец сможет рассказать мне больше.
— А как же Кристофер? — спросила Изабель. — Разве у вас с ним нет сегодня уроков?
Уинтер повернулся и от двери взглянул на нее.
— Действительно есть, но у его матери, похоже, другие планы. Мне сказали, что она забрала его для чего-то сегодня рано утром.
— Что?.. — начала Изабель, но он уже ушел.
Это было странно. Луиза навещает Кристофера лишь раз в месяц, если не реже, и только днем. Она редко просыпается раньше полудня, не говоря уж о том, чтобы встать с постели.
Вздохнув, Изабель продолжила ленч. Стоит ли ей пересмотреть всю одежду, которую Пинкни приносила ей? Убедиться, что вся она была сшита в легальных мастерских? Или просто надо отказаться от затейливых кружевных чулок, туфелек из золотой парчи на каблуках, платьев, на вышивку которых уходят месяцы?
Она могла бы одеваться как монашка, изгнать из своей жизни все цвета… и тихо сойти с ума через неделю. Она любит роскошные платья, красивое тонкое белье, вышитые чулки и всю остальную мишуру, на которую Уинтер, без сомнения, смотрит крайне неодобрительно. Она не может перестать носить их, точно так же как павлин не может сбросить свои перья.
Что ж, стало быть, вот еще одна причина, почему они не могут пожениться. Даже если Уинтер и вправду любит ее, то не может не питать отвращения к ее любви к нарядам и украшениям. Это еще один гвоздь в гроб их отношений. Они просто не подходят друг другу ни в чем.
Изабель сморщила нос и раздавила вилкой остатки сыра на тарелке. Ей следовало бы радоваться, что она нашла еще одну причину, почему они не должны, не могут пожениться, и все же ощущала лишь нарастающий ком отчаяния в груди. Умом она это понимала, но сердце восставало.
Дверь отворилась, и Изабель обернулась, радуясь возможности отвлечься от своих мрачных размышлений.
Впорхнула Луиза: на щеках нежный румянец, глаза искрятся, золото белокурых полос подчеркнуто розочкой из розовой ленты, и если Изабель не ошибается, на ней новое платье.
— Ах, Изабель, случилось нечто чудесное! Я нашла покровителя, и он снял для меня дом. К концу недели я смогу забрать Кристофера к себе.
Изабель открыла рот, но слова не шли. Луиза продолжала щебетать о новом покровителе, который готов ее содержать, но она слышала все как будто сквозь пелену.
Изабель весьма неохотно приняла ответственность за Кристофера, и то лишь потому, что больше некому было о нем позаботиться. Мальчик был обузой, невольным напоминанием о неверности Эдмунда и ее бесплодии. Ей следовало бы радоваться, что Луиза наконец нашла способ заботиться о нем сама. Ребенку нужна мать, а Луиза, какой бы ни была, все же мать ему.
И если она и испытывала небольшое разочарование из-за того, что Кристофер уезжает, то этого следовало ожидать. Она… прониклась к мальчику нежными чувствами.
— Я приеду за ним завтра, хорошо? — сказала Луиза.
Изабель заморгала.
— Да. Да, конечно, хорошо.
И это действительно хорошо, не так ли?
Поздним вечером Уинтер толкнул дверь в свою комнату в доме Изабель, уставший телом и душой, однако представшее ему зрелище заставило его встрепенуться: Изабель лежала в его постели, и, судя по тому, что он увидел, на ней ничего не было.
Уинтер закрыл за собой дверь. Комната, которую она предоставила ему, была гораздо симпатичнее его комнатушки в приюте. На том же этаже, что и ее спальня, это была, как он заподозрил, скорее гостевая комната, чем та, что обычно отводят слуге. Кровать была большой и удобной, а мебели ровно столько, чтобы сделать комнату уютной: кресло перед камином, комод и туалетный столик с тазиком и кувшином для умывания. Он был уверен, что она позаботилась отвести ему комнату, которую он нашел бы уютной, но без нарочитой роскоши.
— Что ты здесь делаешь? — спросил он.
Ресницы ее опустились, и в уголках сочных губ заиграла улыбка.
— Ну и ну, мистер Мейкпис. Я знаю, наши уроки были короткими, но, мне думается, этого вполне достаточно, чтобы вы могли понять, зачем я здесь.
Тон ее был таким колючим, что он немедленно забеспокоился.
— Что случилось?
Она надулась.
— А что, обязательно должно было что-то случиться, чтобы я пришла сюда?
— В данных обстоятельствах — да. — Он подошел к кровати. Посмотрел на нее. — Рассказывай, Изабель.
Она отвернулась, ничего не говоря, но ее прелестные губы дрожали.
Этого Уинтер вынести не мог. Он забрался на кровать, полностью одетый, и привлек ее к себе, убрав назад мягкий локон.
— Изабель.
Она судорожно вздохнула.
— Ты помнишь, когда в первый раз пришел сюда и встретил Кристофера?
— Да, — пробормотал он ей в волосы, недоумевая, к чему она клонит.
— Я была довольно холодна с ним, — продолжала она.
— Изабель, — запротестовал он.
Она вытерла лицо.
— Да, была. Он всего лишь маленький мальчик, и это не его вина, но он напоминал мне обо всем, чего у меня нет — чего никогда не будет, — и мне просто невыносимо было его видеть. Он пробуждал во мне слишком много чувств. Я тогда горячо желала, чтобы Луиза забрала его. Нашла какой-нибудь другой дом, где он будет жить. — Она помолчала, перевела дыхание. — Ты будешь смеяться, но мое желание исполнилось.
Он закрыл глаза, переполненный грустью и сожалением. Она только начала открывать мальчику сердце. То, что Кристофера забирают именно сейчас, — жестокий удар.
— Мне очень жаль, — отозвался Уинтер. — Куда она планирует с ним отправиться?
Изабель нервно сплетала и расплетала пальцы.
— Она нашла себе покровителя, богатого импортера товаров. И утром брала Кристофера, дабы снабдить себя и сына новой одеждой за счет этого человека. Он души в ней не чает, говорит Луиза, и арендовал для нее прекрасный дом.
Уинтер нахмурился, глядя поверх ее головы.
— Нельзя сказать, что это подходящее место, где жить и расти мальчику.
Она застыла.
— Я подумала то же самое, но, боюсь, моя привязанность к Кристоферу мешает рассуждать здраво. Я желаю ему счастья. Наверняка с родной матерью ему будет лучше всего?
В голосе ее была надежда и страх, когда она задавала этот вопрос?
Он вздохнул.
— Вот уж не знаю. Знаю только, что здесь он кажется вполне счастливым. Ты, похоже, весьма довольна, что он живет с тобой.
— Да, но что я чувствую и думаю, не важно, — честно сказала она. — Я должна думать только о Кристофере и его интересах. Должна поступить правильно.
Он положил голову на нее, вдыхая ставший родным запах, радуясь уже просто тому, что обнимает ее.
— Иногда правильный поступок не жертва.
Изабель лежала, прильнув к шерстяному пальто Уинтера, укрытая до плеч одеялом, и слушала его дыхание.
— Это не все. — Голос его пророкотал у нее на щеке. — Дело не только в Кристофере, верно?
Она поглубже зарылась в его тепло. Ей не хотелось говорить об этом, не хотелось думать об этом. Неужели он не может просто заняться с ней любовью и заставить ее забыть?
Но он нежно погладил ее по голове. Никто никогда прежде так не делал, и Изабель подумалось, что ей будет так недоставать его рук у нее в волосах, когда он уйдет.
— Расскажи, — попросил Уинтер.
Она крепко-крепко зажмурилась, как маленькая, как будто, если не видеть его, рассказывать будет легче.
— Я виделась сегодня с… подругой, дорогой подругой, и она призналась мне, что ждет ребенка.
Рука его на мгновение замерла на ее волосах.
— Мне очень жаль, — тихо прошептал он. — Знаю, как тебе, должно быть, тяжело это слышать.
— А не должно бы. — Она стиснула руками лацканы его пальто и потянула. — Услышав радостную новость, я должна была порадоваться вместе с ней. Я не должна быть такой ограниченной, такой сосредоточенной только на своих проблемах. Мне следовало бы быть лучше.
Грудь его пошевелилась под ее щекой, когда он пожал плечами.
— Как и всем нам.
— Тебе незачем, — прошептала она. — Ты идеален, какой есть.
— Я далеко не идеален, — пробормотал он. — Мне казалось, теперь ты уже должна это знать.
Нет. Чем лучше она узнает его, тем идеальнее он становится: самоотверженный, сильный, добрый, заботливый… список можно продолжать до бесконечности. По сравнению с ним она чувствовала себя ничтожной, мелочной и не заслуживающей любви.
— Ты не знаешь худшего, — сказала она.
— Так расскажи.
Изабель глубоко вздохнула, готовясь к признанию.
— Моя подруга не замужем. Ребенок, которого она носит, был зачат вне брака. Естественно, она в смятении. Просто не знает, что делать. Она в отчаянии, она плакала, рассказывая мне о своем состоянии, а я только и могла думать о том, что…
Это так ужасно, что она не в силах была произнести слова вслух.
Но он все равно понял.
— Ты жалела, что ребенок не твой.
— Почему? — Она вырвалась из его объятий, но продолжала сжимать лацканы. — Почему? Почему она должна носить ребенка, который сломает ей жизнь, тогда как я… я не могу… — Продолжать было невозможно. Горло сдавили все те слезы, что она сдерживала годами.
Уинтер обхватил ее руками, и поначалу она сопротивлялась. Ее страхи, ее мелкая зависть, эти слезы — все это так ужасно. Так безобразно. Он должен ненавидеть ее или по меньшей мере жалеть, а жалость — последнее, что ей нужно от него.
Как же это несправедливо, что именно он должен быть тем, кто видит ее насквозь. Видит то, что она прячет под маской. Но в конце концов она уступила, потому что он же Уинтер, а в последние несколько дней Изабель поняла, что не может перед ним устоять. Каким-то образом он стал больше, чем любовником, больше, чем другом. Кто он для нее, она не могла объяснить словами, но очень боялась, что это неизменно и навсегда, как если б он оставил на ней свое тавро.
И молилась, чтобы он никогда не узнал этого.
Она подняла голову и поцеловала его, как неопытная девчонка, губы мягкие и сомкнутые, лицо мокро от слез. Она поцеловала его с закрытыми глазами и почувствовала, как руки его оцепенели.
Он отстранился.
— Изабель, нам не следует, когда ты в таком состоянии.
Он все-таки жалеет ее, она видела это по выражению его лица. Он собирается оставить ее, потому что больше не может смотреть на нее.
Она отшвырнула одеяло и кинулась на него, повалила на кровать и забралась сверху.
— Не надо, Изабель, — сказал он, но голос уже сделался низким, осипшим, и она поняла, что скоро одержит верх. Она ощущала ткань его бриджей и пальто на своей обнаженной коже.
Она поймала его лицо в ладони и поцеловала пылко, жадно, ибо он нужен ей больше, чем может представить. Уинтер глухо застонал и повернул голову, чтобы углубить поцелуй. У него был вкус вина, мужчины и желания. И еще всего того, о чем она, кажется, даже и не мечтала, но все равно искала.
У него был вкус Уинтера.
— Изабель, — прошептал он, пальцами погладив ее по щеке. — Изабель, нет.
— Почему нет? — Она покусывала его губы, гладила скулу, подбородок. — Ты нужен мне сейчас. Мне надо забыть.
Глаза его были печальны.
— Возможно, но не таким способом. Я не собираюсь быть шлюхой мужского пола, и ты, моя дорогая Изабель, не такая.
Ее голова непроизвольно дернулась назад, как будто он ударил ее.
— Откуда ты знаешь? — зло прошипела она, отодвигаясь от него. — Может, ты для меня не больше чем шлюха мужского пола. Может, я именно такая.
Он поднялся и навис над ней так стремительно, что она даже охнуть не успела. Обхватил ее, прижав руки к бокам, и крепко держал, и когда она взглянула ему в лицо, то ожидала увидеть гнев.
Но увидела сострадание.
Это было уже слишком. Она вздохнула, и дыхание обожгло грудь, разрывая сердце, выплескивая наружу всю ярость, весь страх и разочарование. Рыдания сдавили грудь, слезы ослепили, рот открылся в беззвучном вое.
Он привлек ее к себе, прижал лицо к своему и укачивал в руках, как младенца.
Но его нежность лишь подлила масла в огонь ее отчаяния. Она извивалась, выворачивалась, колотя его по плечам кулачками, сотрясаясь в своем горе. Он лишь обнял ее крепче, бормоча что-то успокаивающее, пока она оплакивала свой брак, который не оправдал ее надежд, и детей, которых у нее никогда не будет. Горе выплескивалось из нее, как кипяток, горячее и безобразное, слишком долго подавляемое, слишком долго не признаваемое.
Она всхлипывала, пока голова не взмокла от пота, пока не опухли глаза, пока плач не стих и она не услышала, что говорил Уинтер, укачивая ее.
— Такая храбрая, — бормотал он ей в волосы, гладя по голове. — Такая прекрасная и храбрая.
— Я не прекрасная, — прохрипела она. — Тебе не стоит видеть меня такой.
Она, должно быть, похожа на ведьму, и ужас от ее истерики и открытой уязвимости заставил спрятать лицо у него на плече.
Но он нежно приподнял ее голову за подбородок.
— Мне выпала большая честь видеть тебя такой, — сказал он, пристально глядя ей в глаза. — Носи свою светскую маску на балах и вечеринках, во время визитов к друзьям, но когда мы одни, когда мы только вдвоем, обещай, что будешь показывать мне только свое настоящее лицо, каким бы ужасным оно тебе ни казалось. Это наша истинная близость не плотские радости, но способность быть собой, когда мы вместе.
Потрясенно глядя на него, Изабель прижала ладонь к его щеке, колючей от отросшей за день щетины.
— Как ты можешь быть таким мудрым?
Уинтер покачал головой.
— Не я. Это ты начала. Ты показала мне путь.
Он чересчур верит в нее, но сейчас она слишком устала, чтобы спорить.
Он перевернулся на спину и пристроил ее у себя под боком.
— Спи.
Изабель закрыла глаза и подчинилась, но, погружаясь в сон, внезапно и ясно осознала: она любит этого мужчину отныне и навсегда.
Глава 18
«Теперь арлекин был связан Любовью, но все еще смотрел невидящими белыми глазами. Истинная Любовь арлекина аккуратно вынула пробку из стеклянного флакончика со слезами и, привстав на цыпочки, наклонила пузырек над его глазами. От первой капли арлекин взревел, замотал головой из стороны в сторону, но Истинная Любовь упорно продолжала, промывая его глаза своими слезами печали. Когда склянка опустела, она отступила назад и увидела, что глаза у него вновь карие и зрячие…»
Из легенды об арлекине, Призраке Сент-Джайлса
Уинтер проснулся перед рассветом. Изабель лежала рядом, глубоко дышала во сне и пахла так уютно, так сладко. Он подумал о том, что сказал ей ночью: «Иногда правильный поступок не жертва». Возможно, ему давно пора прислушаться к собственным словам. Если он намерен жениться на Изабель, то должен перестать быть Призраком Сент-Джайлса. Эта мысль уже некоторое время зрела у него в голове: он не может одновременно обладать Изабель и быть Призраком. В конце концов, причина, по которой он столько лет вел жизнь монаха, заключалась в том, что работа Призрака отнимала слишком много сил и времени. Женатый мужчина, с другой стороны, должен ставить на первое место семью, и Изабель заслуживает только такого отношения.
Но прежде чем исчезнет, Призрак должен закончить охоту на похитителей девчонок и стоящего за ними аристократа. Ему надо встретиться с д’Арком и либо выяснить, что он тот самый аристократ, либо исключить его из подозреваемых.
И есть еще кое-что, что он должен сделать.
Уинтер тихо поднялся, оделся и положил несколько предметов себе в сумку. Посмотрел на Изабель. Она спала крепко, подсунув руку под щеку, как маленький ребенок. Им овладело желание поцеловать ее перед уходом, но он все же воздержался — не хотел разбудить.
Лондон только-только начинал просыпаться. Сонная служанка соседнего с домом Изабель особняка стояла на коленях на пороге и полировала дверь и даже не взглянула на него, когда он проходил мимо. Молочница бойко окликнула его, и он кивнул в ответ.
К тому времени как Уинтер добрался до Сент-Джайлса, солнце уже совсем встало, но небо было так затянуто тучами, что казалось, будто сейчас вечер. Он поплотнее запахнул плащ, радуясь, что решил его сегодня надеть. Если он не ошибается, то к полудню пойдет дождь.
Дверь открыла госпожа Медина, ее обычно аккуратный чепчик сидел криво. При виде его она вскинула брови.
Читать бесплатно другие книги:
