Девушка на неделю Мерфи Моника
Живой. Желанной. Любимой.
Он выдохнул мое имя мне в губы, и я поняла, что он уже близко. Как и я. Я немного наклоняюсь, прижимаюсь к нему, обрушиваюсь на него. Я кричу и словно распадаюсь на куски, мое тело содрогается. Он падает на меня. Вздрагивает. Он стонет. Так крепко обнимает меня, что я не могу дышать.
Мы лежим, вцепившись друг в друга, наше дыхание медленно выравнивается. Я не хочу отпускать его, и я знаю, что это смешно.
Но я ничего не могу поделать. Дрю Каллахан навсегда изменил меня, и это радует и пугает меня. Я еще так многого не знаю.
Еще столько всего нужно узнать. Есть то, что я боюсь узнать. Но по правде… Разве не говорят, что правда делает тебя свободным?
Я хочу освободить Дрю от тюрьмы, в которой его держит прошлое. И я могу это сделать, только если узнаю, что случилось.
И завтра я все выясню.
Я должна.
Глава четырнадцатая
День 7 (Отъезд), 09:00
Уильям Шекспир
- Чтоб гладким был путь истинной любви[6].
Я прижался к Фэйбл сзади, обхватив ладонями ее груди, зарывшись носом в ее душистые волосы, и мы так и заснули в обнимку, переплетясь телами. Утром я проснулся твердым как камень, в полной готовности взять ее снова.
Что я и сделал.
Со вчерашнего вечера мы занимались сексом четырежды, и каждый следующий раз был лучше предыдущего. Я так запал на эту девчонку, ужас просто. Супер.
Наконец она выгоняет меня из кровати – говорит, что пора выдвигаться. И правда, нам сегодня еще часа четыре ехать на машине, а дороги загружены, так что, может, и дольше.
К тому же я планирую улизнуть так, чтобы не пересечься с Адель. Или с отцом. Кошмар, правда? Я люблю папу, но сегодня… сегодня ему придется нелегко. И я не знаю, смогу ли с этим справиться. Честно говоря, мне стыдно, что я так счастлив в этот день, хотя это и не точная годовщина смерти Ванессы. Но я хочу побороть этот стыд.
Я устал от стыда, вины, опустошения и тревог. В кои-то веки я всю ночь занимался сексом с красивой женщиной, и мне хочется просто наслаждаться этим. Хочется быть с ней, касаться ее, говорить ей, как много она значит для меня, а не убегать и прятаться.
Фэйбл чертовски хороша. Ни за что не отпущу ее.
Мы идем в душ вместе, потому что я полон желания, и она тоже. Теплая вода льется на нас сверху; мои пальцы проскальзывают у Фэйбл между ног, и я нежно довожу ее до оргазма, не переставая целовать, проглатывая ее стоны. А потом она опускается на колени, плотно обхватывает губами головку члена и вбирает его в рот, лаская языком мою плоть, – и я кончаю, резко выдыхая.
Одно это уже – ключевой, поворотный момент. Из-за предыдущего опыта я раньше ненавидел минет. Всякий раз в такие моменты я чувствовал отвращение, а в голове всплывали воспоминания: стыд, ужас от того, как легко я поддавался уговорам той женщины и начинал верить, что мы с ней не делаем ничего плохого.
Она лгала. Я понимал, что наше занятие постыдно, но не мог контролировать себя, свои инстинкты, свою реакцию на нее. Она знала, как возбудить меня, и я все это ненавидел.
Ненавидел то, во что она превращала меня – в свою секс-игрушку, которую можно было брать в любой момент и трахать, использовать до измождения, пока меня не начинало тошнить. После того как она уходила, я не раз задумывался о самоубийстве. Но не мог решиться. Слишком боялся того, что могло произойти, если бы я все-таки выжил.
И тогда я спрятался в свою раковину. Превратился в робота, который только повторял определенный набор движений, делал то, что должен был, и спокойно шел вперед по жизни. Держался от всех на расстоянии, думал только о футболе и ни о чем другом.
Пока не появилась эта девушка. Она заинтриговала меня. Удивила. Одурманила.
Обнажила полностью.
– Ты ненасытен, – говорит она, когда мы закончили вытирать друг друга.
От ее слов я застываю. В тот вечер в загородном клубе Адель сказала почти то же самое. И тогда я впал в ярость. Мне стало стыдно.
Точно так же, как и сейчас.
Смотрю на Фэйбл, стараясь совладать с эмоциями, и вижу, как улыбка сходит с ее прекрасных губ. Я не хочу терять эту девушку. Только не сейчас. Не после того, как провел с ней лучшую ночь в своей жизни.
– Что-то не так? – спрашивает она.
Помотав головой, я выхожу из ванной и иду к себе в комнату, чтобы переодеться. Вещи уже собраны, почти все готово к отъезду, осталось совсем чуть-чуть. Надо выбираться отсюда, сваливать подальше от этого дома. От этой жизни, которая уже перестала быть частью меня, хотя я все еще чувствую, как ее колючие отростки извиваются в моем мозгу, пытаясь закрепиться там навечно.
Несколько минут спустя Фэйбл заходит ко мне в комнату. Одевалась она явно впопыхах: джинсы расстегнуты, блузка натянута кое-как. Фэйбл поправляет ее на худеньких плечах, соблазнительно обнажая их, и я тут же отвлекаюсь.
Но затем я понимаю, что ее испытующий взгляд направлен на меня, и от расспросов мне не уклониться.
– Скажи мне, что не так.
– Я просто… уже готов. Пошли.
Это нормальный ответ. Его должно быть достаточно.
– Что-то случилось здесь. И я хочу знать что.
Фэйбл скрещивает руки на груди. Давненько я этого не видел. Защитная реакция, похоже. Пытается изображать крутую; дает понять, что не отступится.
Что ж, я тоже не отступлюсь. Мы не будем обсуждать это здесь. И сейчас.
– Забудь об этом, Фэйбл. Серьезно.
– Нет, – сделав шаг вперед, она толкает меня в грудь двумя руками. – Я устала притворяться, что ничего не происходит. Устала от того, что ты вдруг взрываешься, психуешь – а потом заявляешь, что все нормально. Да, я понимаю, что ты все еще скорбишь о сестре и винишь себя в ее смерти. Но это ведь не всё. Здесь произошло еще что-то, и вот об этом ты говорить не хочешь. А мне очень нужно, чтобы ты открылся передо мной, Дрю.
Из легких словно разом исчезает воздух, и я медленно качаю головой.
– Я… я не могу.
– Ты должен. – Она тянется, чтобы толкнуть меня снова, и я перехватываю ее запястья. – Мне нужно выяснить правду. Иначе как я смогу помочь тебе справиться с этим?
– Поверь мне, лучше тебе ничего не знать.
Отпускаю ее и поворачиваюсь к своей сумке, лежащей на кровати, но Фэйбл сжимает мою руку и резко дергает, снова разворачивая лицом к себе.
– Не закрывайся от меня. Я здесь, с тобой. После всего, что мы пережили вместе. После того, что между нами было сегодня ночью, – она со вздохом закрывает глаза на секунду, будто пытаясь справиться с нахлынувшими чувствами. – Я обнажила перед тобой тело и душу, а ведь я никогда этого не делала раньше. Ни для кого. И теперь я прошу тебя, умоляю – расскажи, что здесь, черт возьми, стряслось!
Смотрю на нее – и сгораю от желания признаться. Но боюсь ее реакции. Открываю рот – но слова не идут. Такое чувство, словно земной шар весь разом придавил мне грудь, раскрошил сердце и теперь стирает его в пыль.
– Можно я угадаю? – шепчет она тихо-тихо, и я наклоняюсь, чтобы ее расслышать. – У меня… есть подозрения. Давай я буду задавать вопросы, а ты – отвечать «да» или «нет».
Она предлагает трусливый вариант. А учитывая, что сейчас я веду себя как самый настоящий трус, то для меня это единственный выход.
Так что я киваю.
Сделав глубокий вдох, она делает шаг назад и опирается спиной на шкаф.
– То, что с тобой случилось, произошло именно здесь, да? Не в гостевом домике, но здесь. Не в школе или где-нибудь еще.
Судорожно сглатываю и киваю.
– Так, – она поджимает губы, а в глазах у нее появляется что-то вроде тревоги. – И, думаю… это связано с Адель. Я права?
Молчу. Не шевелюсь. Хочу сказать «да». И сбежать. Она так близка к разгадке. Вдруг я понимаю, что она, скорее всего, уже догадалась, и от стыда меня чуть не выворачивает наизнанку.
– Да, – выдыхаю я, вытирая рот тыльной стороной руки. Честное слово, меня сейчас стошнит.
Фэйбл смотрит на меня со страхом, сочувствием и тревогой. А потом в глазах появляются слезы – нет, не хочу, чтобы она проливала их из-за меня.
– Она… домогалась тебя, да?
Я мотаю головой, удивленный таким выбором слов.
– Нет, не домогалась. Я прекрасно понимал, что мы с ней делаем.
Фэйбл открывает рот от изумления.
– Что?
– У нас был роман. Вот и все. Адель не домогалась меня, не трогала, когда я был маленьким. Просто заигрывала, соблазняла. Я запал на нее и крутил с ней роман несколько лет. – Когда я произношу последние слова, отвращение к себе застит мне глаза. – Вот, Фэйбл. Вот твой ответ. Ну что, довольна? Я омерзителен тебе, да? Зажимался с мачехой по углам, позволял ей пробираться ко мне в комнату ночью. Неистово трахал ее, снова и снова. Она всегда отлично знала, от чего я завожусь больше всего. А мне было невыносимо, что она так легко может контролировать меня.
Я весь дрожу, дыхание перехватывает в легких, зубы стучат. Поверить не могу, что я только что все это рассказал. Выложил Фэйбл все. Как на духу.
А она просто стоит и смотрит на меня широко открытыми глазами, все еще полными слез.
– Сколько… сколько лет тебе было, когда это началось? – наконец спрашивает она.
– Почти пятнадцать.
Я тогда заводился с полпинка. И Адель это знала. Она была красивой, загадочной. Льстила мне, заигрывала – вот и я не устоял. Мачеха ведь всего на одиннадцать лет старше меня. Помню, она сказала однажды, что у нас с ней больше общего, чем у нее с моим отцом. А потом той же ночью прокралась ко мне в комнату и стала ласкать, ублажать ртом, заставляя кончать так, что я чуть не терял сознание.
Я был молод, гормоны бушевали, и мне хотелось трахаться. Постоянно. И несмотря на стыд и презрение к себе и к ней, втайне я стремился добиться ее внимания – чтобы хоть на краткий миг почувствовать себя желанным, любимым.
Потом, когда она уходила, я лежал один в комнате и испытывал острый стыд. Отвращение. Ненавидел ее, самого себя. Отца, который ничего не замечал. Маму, которая умерла, когда я был маленьким, и не могла теперь защитить меня.
– Ты был всего лишь ребенком, Дрю. Она манипулировала тобой. Это вовсе не отношения между двумя взрослыми людьми по обоюдному согласию. Мачеха именно что приставала к тебе.
Голос Фэйбл дрожит, она вся дрожит, как и я. А потом она вдруг совершает безумный поступок.
Подбегает ко мне и обнимает так крепко, будто не хочет больше никогда отпускать. Плачет, всхлипывает, уткнувшись носом в мою футболку. Я медленно обхватываю ее и прижимаю к себе. Ни слез, ни грусти внутри, ничего. Никаких чувств. Наверно, это шок.
Я только что признался Фэйбл, открыл самую страшную и грязную тайну – а она не убежала. Не подняла меня на смех, не стала упрекать и издеваться.
Впервые в жизни я почувствовал, что наконец-то нашел того, кто меня понимает.
Я так и знала. Не хотела принимать этого, но чувствовала, что источник всех проблем – в Адель. С каждым днем зацепок появлялось все больше, и мои подозрения усиливались.
А теперь они подтвердились окончательно.
Меня переполняет такая ненависть, что от нее кружится голова. Ненавижу эту женщину за то, что она сделала с Дрю. И то, как она продолжает мучить его сейчас. Она отвратительна. Мерзкая педофилка, которая должна сидеть в тюрьме за растление пасынка.
Ненавижу ее всем своим существом.
– Надо уезжать отсюда, – бормочу я, уткнувшись ему в грудь.
Отстранившись, поднимаю глаза – и вижу, что лицо Дрю не выражает ничего. Он полностью закрылся от мира, и я не могу его за это осуждать, ведь это своего рода защитный механизм.
Как только вернемся в город, посоветую ему сходить к профессиональному психологу. Нужно, чтобы он выбросил из головы этот печальный опыт. Конечно, полностью избавиться от воспоминаний не получится, но он хотя бы сможет поговорить с кем-то, попросить о помощи. Так ему будет легче справиться со всем этим.
– Дрю. – Трясу его за руки, и он наконец-то фокусирует взгляд на мне. – Надо ехать. Срочно.
– Да, ты права. Уходим.
Убегаю к себе, набиваю баул вещами и застегиваю его. Хватаю сумочку и толстовку, оглядываю комнату, проверяя, все ли взяла.
Да если и забыла – плевать. Я так хочу убраться отсюда, что мне уже все равно.
Дожидаюсь Дрю в гостиной, наблюдая из окна за особняком. Похоже, они еще не уехали на поминки Ванессы: «Рендж Ровер» стоит на подъездной дорожке – видимо, был припаркован там заранее. Значит, машине Дрю выезд он не загораживает.
Слава богу.
– Хочешь попрощаться с отцом? – спрашиваю я, когда Дрю выходит в гостиную с сумкой через плечо. Выражение лица у него по-прежнему отрешенное.
Он медленно покачивает головой.
– Напишу ему сообщение. Они еще здесь?
– Да. – В моем голосе слышится неприкрытая паника, и я откашливаюсь, мысленно ругая себя. – Дрю, мне кажется, нам не стоит идти туда…
– Мне тоже, – обрывает он меня.
Я облегченно вздыхаю, и мы быстро шагаем к его автомобилю. Я отчаянно пытаюсь запихнуть сумку на узкое заднее сиденье. Наконец мы с Дрю забираемся в машину, одновременно захлопываем дверцы, и он вставляет ключ зажигания.
Вот-вот мы вырвемся отсюда, я уже чувствую запах свободы. Никогда ниоткуда так не хотела уехать, как сейчас.
– Эндрю!
Резко поворачиваю голову влево и не верю своим глазам: Адель подбегает к машине, останавливается со стороны водителя и колотит кулаком по стеклу, требуя опустить стекло. Глядя на нее, Дрю держит руку на рычаге переключения передач: собирается дать задний ход.
– Не делай этого, – шепчу я. – Не открывай окно. Она больше не заслуживает твоего внимания, Дрю.
– А вдруг она все расскажет папе? – Его голос звучит совсем тихо и как-то по-детски. Сердце невольно сжимается; я чувствую его боль как свою.
– Ну и что? В той ситуации виновата она. Не ты.
Наклонив голову, он протягивает руку и нажимает на кнопку: стекло медленно ползет вниз.
– Что тебе надо? – спрашивает он холодно.
– Просто… поехали с нами. Пожалуйста. Ты нужен мне там, Эндрю.
Адель бросает на меня тяжелый, ледяной взгляд, и я отвечаю ей точно таким же – ледяным, тяжелым.
Ненавижу. Хочется порвать ее на части.
– Я уже был у нее на могиле вчера. Почтил память сестры. Чего еще ты хочешь от меня? – произносит он, и в его голосе сквозит тот же холод, что и во взгляде.
Но она словно не замечает этого.
– Ты еще столько не знаешь, мне… так много тебе нужно рассказать. Наедине. Это очень важно, Эндрю. Пожалуйста.
– Прекратите называть его так, – я не выдерживаю. Надо заткнуть ее. Не выношу, как она выговаривает его полное имя.
– Это его имя, – отзывается она сухо. – И кто ты такая, чтобы указывать мне?
– Не смей так с ней говорить. – В голосе Дрю звучит угроза, но Адель как будто все равно.
– Она никчемная, Эндрю. Пустышка. Зачем ты тратишь на нее время? Она что, хороша в постели? Готова раздвинуть ноги перед тобой по первому зову? Поэтому ты держишь ее при себе, да?
Адель, похоже, совсем спятила, и я отказываюсь обращать какое бы то ни было внимание на ее слова.
Она поступила с Дрю так низко, что должна вечно гореть в аду.
– Зато я не педофилка, – бормочу я себе под нос.
Судя по тому, как резко выдохнула Адель, бормотала я недостаточно тихо.
– Что ты сказала, маленькая дрянь?
Черт, я все-таки влезла в разговор!
– Она знает, Адель, – резко обрывает ее Дрю. – Она все знает.
Между нами повисает тяжелая до боли тишина. Не могу видеть Адель. Смотрю на свои дрожащие колени, изо всех сил стараясь дышать размеренно, спокойно. Краем глаза замечаю, как у Дрю подергивается уголок рта, как его пальцы стискивают руль так сильно, что побелели костяшки.
– Вот как… – Голос Адель срывается, и она чуть откашливается. – Значит, ты ей рассказал обо всем? И она знает о нашей маленькой интрижке?
– Домогаться пятнадцатилетнего мальчика и завести интрижку – далеко не одно и тоже.
Сжимаю губы и закрываю глаза. Мама всегда говорила, что мой длинный язык до добра не доведет.
Похоже, она была права.
– Ладно. Раз уж ты хочешь, чтобы твоя болтливая шлюха знала обо всем, тогда я прямо при ней скажу то, чем хотела поделиться с тобой наедине.
Ее сладкий, вкрадчивый голос так действует на нервы, что я невольно поднимаю голову и смотрю на нее.
И то, что я вижу, мне совершенно не нравится: глаза убийственно сверкают, рот искривила безумная улыбка. Адель явно вот-вот сорвется.
– Нам пора, – шепчу я Дрю, и тот молча включает зажигание.
– Не хочешь узнать, что я собиралась тебе сказать? – спрашивает она своим жутким певучим голосом.
– Не особо. – Дрю не отрывает глаз от руля.
– Очень жаль, потому что это касается Ванессы.
Мы оба резко поворачиваемся к Адель.
– Что?
– Я пыталась сказать тебе об этом столько раз, но никак не могла выбрать подходящий момент. И все-таки ты должен знать. Я всегда чувствовала, что это правда… но не была уверена. А теперь знаю. Наверняка.
– Да говори уже, Адель.
От ожидания все скрутило внутри. Сжимаю колени потными ладонями, отчаянно боясь услышать то, что она сейчас произнесет.
– Ванесса не была твоей сестрой, Эндрю. – сделав паузу, Адель посылает мне убийственную улыбку. – Она была твоей дочерью.
Глава пятнадцатая
День 7 (Отъезд), 11:30
Где любовь – там и боль.
Испанская пословица
Прошло уже больше четырех часов, а я по-прежнему не знаю, что сказать.
Я все еще в шоке от сокрушительного признания Адель. Хотя, конечно, больше всего оно травмировало не меня. С ужасом думаю о том, как Дрю перенес все это. Внешне он абсолютно спокоен.
Холоден, как лед. Непроницаем. Отстранен. Отрешен от всего вокруг.
Я провела с ним шесть дней и ночей, видела его на пике наслаждения и в отчаянии, полного ярости и нежности. Но таким – ни разу. Не знаю, что сделать для него. А он со мной не разговаривает.
Это были самые долгие и тихие четыре с чем-то часа в моей жизни. Заторы на дороге, паршивая погода, скользкий асфальт и проливной дождь, из-за которого Дрю почти ничего не видел через ветровое стекло.
Едва мы тронулись, как он включил радио: явно намекая, что не настроен разговаривать. Я и не настаивала, хотя мне не терпелось. Ох, как не терпелось! Накопилось столько вопросов, ответов на которые я не знала.
Адель сказала правду? Ванесса действительно была дочерью Дрю? А муж Адель – отец Дрю – догадывался об этом? Он знал об их связи? И сколько она продолжалась?
По моим подсчетам, довольно долго. Минимум года четыре. Судя по тем обрывкам воспоминаний о смерти Ванессы, которыми поделился Дрю, в тот день Адель затащила его в дом и соблазнила. То есть пока они трахались, Ванесса утонула.
Жестоко, но правда. Я это чувствую. Вот почему он несет такой огромный груз вины.
Но я не злюсь на него, не ненавижу за то, что случилось. Что бы он там себе ни думал, на самом деле он не виноват. Это Адель втянула его в безумные, нездоровые отношения, а он просто не знал, как из них выпутаться. Он был еще ребенком, когда она затеяла свою извращенную игру.
Удивительно, как он вообще смог провести со мной прошлую ночь.
Последний час пути я провожу в беспокойном сне. Когда машина останавливается и Дрю выключает мотор, я резко дергаюсь, просыпаясь, поднимаю голову и выглядываю наружу. За окном виднеется стоянка возле моего дома.
Ура! Приехали.
– Мы на месте, – произносит Дрю убийственно тихим голосом. – Помочь донести сумку?
Я недоверчиво смотрю на него.
– И что, все вот так и закончится?
Он встречается со мной взглядом, и в его глазах я вижу столько боли, что так и тянет отвернуться. Но я держусь. Нет, ему не взять надо мной верх. Я не позволю просто так прогнать себя.
– Фэйбл, ты же слышала, что она сказала. Как я могу надеяться, что ты останешься со мной после такого.
– Значит, вот как ты обо мне думаешь, да? – Боже, как он меня бесит! Хочется стукнуть его и одновременно обнять. – Отлично.
Потянувшись назад, я хватаю свою сумку и пулей вылетаю из машины, чуть не падая.
– Фэйбл.
Услышав его, я замираю, держась за край дверцы, которую секунду назад собиралась захлопнуть.
– Что?
– Мне… надо подумать. Разобраться во всем. – В его глазах – мольба о понимании. – Мне нужно время.
Киваю. Подбородок предательски дрожит, но я сдерживаюсь. Не хочу плакать на глазах у Дрю.
– Сколько раз тебе повторять: не отталкивай меня.
Глубоко вздохнув, он отводит взгляд. Уголок его рта все еще подергивается, лицо очень напряжено. Боюсь, как бы он не сорвался.
– Я не умею разбираться с проблемами с чьей-то помощью. Привык справляться со всем в одиночку.
Мое сердце дает еще одну трещину. Не понимаю, как оно до сих пор не разбилось после всего, что нам пришлось пережить.
– Пойдем со мной. Я проведаю Оуэна, а потом… поговорим. Ладно?
– Оуэн. – Дрю смотрит мне в глаза и вздыхает, будто забыл обо всем, а я только что вернула его к реальности. – Иди к своему брату. Ты ему тоже нужна. Он сейчас важнее.
– Дрю…
Оуэн очень важен для меня, так было и будет всегда. Но состояние Дрю волнует меня сейчас куда больше. Боюсь, как бы он чего не сделал, если меня не будет рядом.
– Иди, Фэйбл. Я… тебе позвоню.
– Нет, не позвонишь.
Злость переполняет меня, и я с силой захлопываю дверцу, но чувствую, что облегчения это не приносит.
Бреду к дому, сутулясь, подставляя плечи дождику, который накрапывает с неба, словно потемневшего от гнева. Слышу, как Дрю заводит машину, как зовет меня из открытого окна. Но я не оборачиваюсь.
Не отзываюсь.
Делаю, как он сказал: иду к своему брату.
Захожу в квартиру и замираю на пороге. Мама сидит на диване: глаза покраснели, щеки распухли, словно от слез. Оуэн стоит позади нее. При виде меня беспомощное выражение на его лице сменяется облегчением.
– Что ты тут делаешь? – спрашиваю я у матери, закрывая дверь.
Она пристально смотрит на меня.
– Я тут живу. Где мне еще быть, по-твоему?
Не говоря больше ни слова, я подхожу к Оуэну и быстро обнимаю его.
– Ты как, нормально?
– Ага. – Он нервно озирается на мать. – Слушай, раз уж ты пришла, я заскочу к Уэйду ненадолго, ладно? К обеду вернусь, обещаю.
– Мы же вроде в кино собирались.
Мне так нужно отвлечься. Голова забита Дрю и бесконечной драмой, в которую превратилась его жизнь. Так что какой-нибудь ненапряжный фильм был бы сейчас очень кстати.
Хотя вряд ли это сработает, конечно. Как я смогу о нем забыть, даже на пару часов?
– По-моему, мама хочет с тобой поговорить.
Увиливает. Явно хочет улизнуть.
– Ладно, тогда сходим в кино в другой раз. – Взъерошиваю его темно-русые волосы, и он с улыбкой выныривает из-под моей руки. – Давай закажем пиццу на обед?
Его лицо сияет от восторга.
– Правда? Вот здорово!
Проследив за тем, как Оуэн вышел и закрыл за собой дверь, я поворачиваюсь к маме. Она настороженно смотрит на меня из-под челки. Волосы у нее светлые, точь-в-точь как у меня. Глаза сильно накрашены, губы сжаты. Мне вдруг приходит в голову, что лет через двадцать я буду выглядеть так же, и от одной этой мысли ноги подкашиваются.
Нет, я не собираюсь превращаться в свою мать, несмотря на то, что наши жизненные пути так похожи.
– Почему он спрашивает разрешение у тебя, а не у меня? – Взмахом руки она указывает на закрытую дверь. – Ведет себя так, будто ты его мать.
– Бывала бы дома почаще – тогда, может, он отпрашивался бы у тебя.
Отношу сумку к себе в комнату и бросаю на незастеленную кровать. Перед отъездом я устроила тут такой бардак. Повсюду валяется одежда, на старом туалетном столике – груда дешевой бижутерии, зеркалу давно нужна тряпка и моющее средство. Я в этой комнате только сплю. Больше ничего не успеваю – мотаюсь по работе или… по другим делам.
Представляю, что было бы, если бы я пригласила сюда Дрю. Наверняка закатил бы глаза, он же просто помешан на чистоте, а у нас в доме с этим напряженка.